Лекция III

Формула, выражающая ход уравнения сословий. — Место сословного государства в ряду преемственно сменявшихся общественных со­юзов. — Влияние сословного деления на политический порядок. — Ис­торические процессы, открывающиеся в истории сословий. — Памят­ники права как единственно надежные источники истории сословий.

Формула, выражающая ход уравнения сословий.Положение, сейчас высказанное мною об отношении сословного неравенства к дробности сословного деления, следует сопоставить с другим об­щим фактом, который мы заметили, обратившись к изучению со­словного строения общества. Этот факт состоит в том, что сослов­ное разъединение не было устойчивым состоянием общества, что им отличались вообще первые периоды политического общежития; но, достигнув известного напряжения, оно сменялось стремлени­ем к сближению и уравнению сословий. Понятно, что это стремле­ние обнаруживалось раньше и идет быстрее там, где сословия с самого своего возникновения стояли ближе друг к другу и где, вме­сте с тем, сословное деление было дробнее. То есть степень вза­имного отчуждения сословий и их дробности обусловливается их происхождением. Отсюда следует, что то или другое их происхож­дение оказывало действие не только на характер, но и на продол­жительность сословного склада общества. Известно, с каким упор­ством в государствах, образовавшихся путем завоевания, сословные различия держались не только против уравнительных идей, но и против открытых нападений низших классов на преимущества выс­ших. Из сопоставления обоих указанных положений можно вывес­ти следующее третье: уравнение сословий идет тем труднее, чем проще сословное деление и чем резче сословное неравен­ство. Иначе говоря: скорость сословного уравнения находится в прямом отношении к сложности сословного деления и в обратном отношении к степени сословного неравенства.

Этими тремя положениями и обозначается ход сословного стро­ения обществ. Политическое общежитие, повторяю, обыкновен­но начиналось установлением сословного неравенства и продолжалось уравнением сословий, ауспех этого уравнения зависел от большей или меньшей дробности сословного деления и от степе­ни сословного неравенства. Теперь рассмотрим внутренние усло­вия сословного строения, чтобы видеть, какие силы управляли его ходом. Это поможет нам определить влияние сословного склада на государственный порядок.

Место сословного государства в ряду преемственно сменяв­шихся общественных союзов.Чтобы заметить эти условия и силы, надобно припомнить, какое место занимает сословное государ­ство в ряду преемственно сменявшихся общественных союзов. Политическому общежитию, основанному на целях общего бла­га, как известно, предшествовали естественные союзы, завязан­ные кровным родством. В этих союзах не было равенства, но не было исословий. Их место занимало разделение по возрасту: старшие составляли правящий класс, младшие — управляемое общество. В современном государстве тоже нет равенства итоже нет сословий; их место занимают изменчивые экономические состояния. Наиболее налогоспособные, т.е. наиболее состоятель­ные, прямо или косвенно руководят делами государства, анаиме­нее состоятельные волей-неволей подчиняются этому руководству. Может быть, икапитал утратит политический вес, уступив свое место другой силе — например, науке, знанию. По крайней мере, овозможности управлять обществом средствами этой силы давно мечтали многие, мечтают итеперь. В государственном механиз­ме, который будет приводиться в движение этой силой, также не будет ни равенства, ни сословий; их место займут ученые степе­ни, и в законодательных собраниях депутаты с цензом очистят ска­мьи для делегатов ученых обществ.

Каждый из этих трех политических порядков построен по типу мелкого частного союза, который, очевидно, имел или получит вобщежитии господствующее значение в момент построения соот­ветствующего ему порядка. Отношения классов в кровном союзе, т.е. по возрастным критериям, сняты, очевидно, с отношений по­колений всемье, т.е. отца, сына и внуков. Прототипом современ­ного государства ценза, очевидно, служит акционерная компания: здесь политический вес лиц зависит от количества голосов, ако­личество голосов, как вакционерной компании, определяется количеством акций. Будущее государство власти знаний и науки устроится по образцу школы с разделением на учеников и учите­лей и с подразделением последних на старших и младших.

В каждом союзе порядок наводится особой силой. В первом слу­чае такой силой служит власть родителей или старших, во втором — сила капитала, в третьем — авторитет знания. По какому типу по­строено сословное государство и какая сила руководит в нем отно­шениями? В нем легко заметить две особенности: во-первых, на­следственность сословных прав и, во-вторых, различие занятий, обусловливаемое различием наследственных прав. Наследствен­ность прав есть юридический принцип, выработанный в кровном союзе согласно с общим началом этого союза, по которому все от­ношения определяются происхождением, т.е. становятся наслед­ственными; и права, однажды приобретенные, переходят к потом­ству приобретателя. Эта идея особенно ясно сказывается в преимуществах линии старшего сына, какие замечаем в кельтских кланах. Значит, сословное государство — ближайший преемник родственного союза. Вот его исторический возраст, место в про­цессе развития людского общежития. Различие сословий по за­нятиям указывает на момент экономического развития, с которым совпадало возникновение сословного государства. Кровные есте­ственные союзы, соединяясь, складывались в искусственные госу­дарственные общества в то время, когда начиналось разделение тру­да, когда кровные союзы переставали делать сами все им нужное и начиналась специализация занятий. Легко понять, что возникшая отсюда необходимость хозяйственного обмена между кровными союзами и была причиной искусственного соединения этих союзов вгосударство. Итак, наследственность сословных прав указывает на генетическую связь сословного государства с родовым союзом, а сословное разделение занятой есть то новое начало, которое было причиной соединения родовых союзов в государство.

Влияние сословного деления на политический порядок.Со­гласно с этим началом, люди в государстве должны были привы­кать к связям, которых не знали прежде. В кровных союзах сооте­чественниками считались родственники. Принадлежность к союзу рассматривалась как неизменное определение судьбы, и переход вдругие союзы был немыслим как физическая невозможность,

как перемена пола. С образованием государства родственный круг разбивался по месту жительства, по занятиям, по общественным состояниям, забывая своего общего предка. Этим начинался но­вый подбор людей. Своих и чужих стали различать не по генеало­гическим воспоминаниям, а по сходству занятий и состояний, а так­же прав и обязанностей по отношению не к общему предку, а к общему государю. Сходство целей, понятий, нравов, прав и обя­занностей, разнообразных житейских отношений рождало новую могущественную связь между людьми — сословный интерес, за­нявший место чувства кровного родства.

Эта новая кристаллизация общества сильно действовала на за­конодательство. Задача закона — примирять частные интересы с общими, на которых держится государственный союз. Мелкие част­ные интересы, обобщаясь путем сделок или разъединяясь взаим­ной борьбой, соединяли отдельных лиц в крупные группы или раз­бивали уже образовавшиеся общественные соединения на мелкие части. Сообразуясь с ходом этого подбора, законодательство или создавало из однородных мелких классов крупные сословия, или крупные сословия делило на мелкие классы, обобщая или дробя распределяемые между ними права и обязанности.

От этой законодательной растасовки зависело и положение государственной власти. Если общество распадалось на мелкие части, которые никак не могли сложиться в крупные, плотные сословия, власть насильственно соединяла их для совокупной деятельности во имя общих интересов. Если в обществе сильно со­знание этих интересов, его части поневоле повинуются объединя­ющей их власти, потому что не могут ни соединиться все дружно против нее по причине взаимного антагонизма, ни подчиниться од­ной из частей из-за слабости каждой из них. Таким образом, рознь и дробность общественных групп ведут к усилению государствен­ной власти, к развитию политической централизации.

Иной род отношений устанавливался, когда общество делилось на крупные классы. Государственная власть или пользовалась со­действием всех их, если они действовали согласно, или опиралась на один из них, чтобы подчинить себе другие, если они были во враж­де друг с другом. В обоих случаях государственная власть принуж­дена была делиться своими полномочиями с сословиями, но госу­дарственный порядок строился неодинаково: в первом случае, при единодушии сословий, сословные интересы становились общими интересами государства, во втором — интересы одного сословия торжествовали над общими интересами государства и делали го­сударственную власть своим орудием. В средневековой Европе три сословия, призывавшиеся к участию в государственном управле­нии, — духовенство, дворянство и буржуазия — представляли осо­бые государства, между которыми с причудливой чересполосицей поделены были государственная территория и работавшее на ней низшее население. Так что средневековое западноевропейское го­сударство можно назвать федерацией трех сословных государств, соединенных в лице короля только династической связью. Это от­ношение сословного деления к политическому порядку можно вы­разить в таком положении: верховная власть в сословном госу­дарстве тем более подчиняется сословиям, чем их менее и чем резче они разъединены. Иначе говоря: сила давления сословных интересов на общие находится в обратном отношении к дробности сословного деления.

Исторические процессы, открывающиеся в истории. Отсюда можно видеть, что дает нам, т.е. какие исторические процессы вскрывает история сословий. Из истории образования сословий мы узнаем, как борются между собой частные интересы, как в этой борьбе из частных интересов вырабатывается путем обобщения и примирения сознание общих интересов, или как последние терпят крушение, разлагаясь на частные. Другой процесс вскрывается в истории разрушения сословий. Чем плотнее и замкнутее сословие, тем сильнее сжимает оно отдельных лиц своими требованиями, понятиями и нравами, сковывая личную свободу. Чем крупнее со­словные группы и чем неравномернее распределены между ними права и обязанности, тем труднее переход из одного сословия в дру­гое, тем более стеснено лицо в выборе житейских путей, тем более оно поглощено сословными интересами и тем труднее дается ему осознание интересов общих. Поэтому уравнение сословий есть од­новременное торжество и общего государственного интереса, и личной свободы. Значит, история сословий вскрывает нам два наи­более скрытых и тесно связанных друг с другом исторических про­цесса: развитие осознания общих интересов и высвобождение лич­ности из-под сословного гнета во имя общих интересов.

Памятники права как единственно надежные источники ис­тории сословий. Итолько в памятниках сословного законодатель­ства можно уловить оба этих великих и глубоко скрытых истори­ческих процесса. Напрасно будем искать их верное отражение впроизведениях литературы и искусства. Такие произведения — плоды индивидуального сознания, а в индивидуальном сознании явления общественной жизни, отражаясь, преломляются под из­вестным углом, и историческая критика доселе не нашла надеж­ного способа точно измерять этот угол преломления. Факты об­щественной жизни в сознании наблюдателя становятся идеями, т.е. перестают быть фактами и возвращаются в ряд последних, когда облекаются в законодательные постановления. Общество, как живое и мыслящее существо, говорит своим особым языком, не похожим на тот, каким выражается индивидуальный ум. По­следний выражает свои идеи логическими понятиями или худо­жественными образами, а первое говорит юридическими норма­ми. Поэтому вы не удивитесь методологическому правилу, которым я закончу предварительные замечания свои о цели и при­емах исторического изучения сословий и которое вместе стем объяснит вам, почему я в истории сословий вРоссии буду опи­раться только на ограниченный запас источников. Общество со­словное или бессословное надобно изучать не в кабинете лите­ратора и не в мастерской художника, а в законодательномховете и судебной камере. Я знаю только одно место, где встречаются и объе­диняются оба этих процесса, из которых, собственно, и слагается вся история, — и работа индивидуального ума, и движение обще­ственного сознания. Это место — университетская аудитория.

Изложив эти общие соображения, которые послужат нам ру­ководством при изучении истории сословий в России, перейдем ксамому предмету изучения.

Лекция IV

Скудость литературы по истории сословий в России. — Постановка изучения нашей истории в тридцатых и сороковых годах как одна из причин этой скудости. — Перечень важнейших сочинений по исто­рии русских сословий. — Пробуждение интереса к истории русского общества в пятидесятых годах и связь его с реформами минувшего царствования. — Научный интерес к историческому изучению рус­ских сословий. — Общая характеристика сословного процесса в Рос­сии сравнительно с западноевропейским. — Изменчивость и разно­образие оснований сословного деления русского общества. — Периоды истории русских сословий.

Скудость литературы по истории сословий в России.Изуче­ние истории сословий вРоссии я должен начать коротким очер­ком того состояния, в каком находится в нашей литературе изуче­ние этого вопроса. Литература по истории сословий в России является едва ли не самым юным отделом в составе молодой рус­ской исторической литературы. Главной причиной этой запозда­лости истории русского общества надобно считать постановку дела изучения отечественной истории. [6] После Карамзина в нашей ис­торической литературе образовались два направления, которые, как серьезно и напрасно думали сторонники того и другого, су­щественно отличались друг от друга, даже исключали одно дру­гое. Одно из этих направлений обращало преимущественное вни­мание на историю государства, другое — на историю общества. Исследователи этого второго направления, впрочем, изучали не столько процесс сословного расчленения русского общества, сколько жизнь народа вообще. Народ — вот что составляло, пред­ает исторических изысканий целого ряда умных и даровитых исследователей и что они считали единственным предметом, достойным исторического изучения.

Постановка изучения нашей истории в тридцатых и сороко­вых годах как одна из причин этой скудости.Термин «народ» покрывал собою общество, апод «народом» разумели преиму­щественно или исключительно простонародье. В литературе тридцатых и сороковых годов образовалась даже целая историческая теория, которая довольно складно построила всю историю России не столько на ее действительных процессах, сколько на диалекти­ческом развитии понятия о народе, т.е. того значения, какое прида­валось этому понятию. Люди, державшиеся этой теории, конечно, не могли не знать, что и в нашей исторической жизни действовали общественные стихии, которые никак нельзя было бы подвести под такое понятие о народе; что и у нас из так называемой массы выде­лялись и действовали на ее поверхности высшие классы. Из затруд­нения, в какое ставились исследователи этим противоречием, они старались выпутаться двояким путем. Они или утверждали, что высшие классы выделялись из народа политически и экономиче­ски, как это было в древней Руси, не отрывались от него нрав­ственно, жили одной с ним жизнью, проникались одинаковым ду­хом; или же исследователи уверяли, что высшие сословия, отрываясь от народа, как это пошло со времени Петра, станови­лись против народа, являлись отщепенцами, которые изменяли народным началам, и как изменники переставали принадлежать народу, становились чуждым фактом для его истории.

При таком взгляде на общественное расчленение, высшие классы являлись наростом на народном теле, вредным в практи­ческом отношении и бесполезным в научном. Таким образом, ис­тория общественных классов превращалась в назидательную или обличительную повесть об отношениях общественных верхов к общественным низам, о спасительном единодушии обеих обще­ственных половин или о гибельном их антагонизме, причем честь единодушия всецело падала на народ, а ответственность за анта­гонизм возлагалась на высшие классы. Соответственно такому взгляду главными источниками изучения истории общества вы­бирались не памятники права, а либо предания о массовых, гур­товых движениях народа, либо жалобы древнерусских публицис­тов на неправды высших сословий по отношению к народу. В таком взгляде, если выкинуть из него излишнее обилие общих мест и положений, останется много погрешностей и, прежде всего по­грешность физиологическая. Нарост хотя и нарост, но остается органической частью живого существа, которая принимает учас­тие в жизни организма и даже иногда более активное, чем нор­мальная часть организма. Он вытягивает соки из организма и, смотря по состоянию последнего, либо истощает его, либо осво­бождает от вредных соков. Притом в этом взгляде было много не­сообразностей. Высшие классы представлялись как изменники на­родным началам, враги народа. На их отчуждении от родного народа строили даже целый, небывалый период нашей истории, начинавшийся деятельностью Петра, и весь смысл этого периода полагали в нравственном отчуждении высших классов от народ­ной массы. Добрые люди, державшиеся этого направления, сами того не замечая, вносили даже анархическую тенденцию в свои исследования. Они, подобно царю Ивану Васильевичу Грозному, беспричинно клали опалу на все высшие классы, а о простом на­роде говорили, что на него гнева и опалы нет. Эта, если можно так выразиться, демомания, или аристофобия, доходила даже до на­рушения-лояльности, - до нанесения политической обиды высшим классам. Ведь последние не тайком прокрадывались в наше об­щество, а существовали сведома и разрешения законной верхов­ной власти, и их законные права и положение вгосударстве чрез­вычайно точно определены в IX томе Свода Законов.

Перечень важнейших сочинений по истории русских сосло­вий.Серьезный интерес к историческому изучению русских со­словий был пробужден не ранее или немного ранее пятидесятых годов текущего столетия и всего более возбужден был этот инте­рес покойным Соловьевым. Его старшие ученики работали в ука­занном им направлении и развивали его мысли в целом ряде дель­ных и трудолюбивых исследований. [7] Отзвук этого нового пробудившегося интереса слышен как в пространной истории Со­ловьева, так и вего отдельных статьях. В «Истории России» Со­ловьев или исследует обстоятельно, или лишь общими чертами отмечает ход сословного расчленения русского общества всюду, где этот ход становится уловим. И, что еще важнее, этот процесс у него поставлен в связь сусловиями, действовавшими не только в политической, но по временам и в экономической жизни народа. Живость, скакой пробужден был этот интерес, вы почувствуете, читая, например, «Исторические письма» — одно из наиболее свежих произведений Соловьева, появившееся в1858 г. В свое время эти письма читались сбольшим интересом и не утратили своего значения доселе.

Такое недолгое прошлое имеет за собою научная обработка ис­тории русского общества. Вот почему нельзя удивляться скудос­ти литературы по этому предмету. Этой литературой, по крайней мере, всем, что в ней заслуживает чтения, можно овладеть до­вольно в короткое время. В пятидесятых годах и позднее появля­ются вслед за порядочным для своего времени сочинением Пло-шинского «Городское или среднее состояние русского народа», напечатанным в 1852 г., статьи г. Чичерина, особенно его иссле­дование «Холопы и крестьяне в России в XVI в.», потом цельная монография Беляева «Крестьяне на Руси», представляющая опыт полной истории этого сословия и особенно ценная по обилию впер­вые изданных материалов, в ней напечатанных, далее ряд очерков г. Победоносцева по истории крепостного права в России со вре­мени Уложения. В конце шестидесятых годов было напечатано сочинение Пригары «О городских состояниях в России при Пет­ре Великом», представляющее опыт истории городских состоя­ний не только в это царствование, но идо него. Наконец, в 1875 г. вышел I том сочинения г. Дитятина «Устройство и управление городов в России», представляющий очень хорошо составленный очерк истории городов в России до XVIII в. и историю их устрой­ства до жалованной городовой грамоты 1785 г. включительно. Любопытно, что доселе не встречаем дельной, полной истории двух высших сословий России — дворянства и духовенства. Есть, прав­да, два общих сочинения по истории дворянства в России, из ко­торых одно принадлежит Яблочкову, а другое Порай-Кршицу, [8] но эти сочинения заслуживают мало внимания. Серьезно и трудо­любиво составленное сочинение, но специальное, излагающее историю дворянства со времени Петра, принадлежит Романови­чу-Слав атинскому («Дворянство в России»). По истории ду­ховного сословия есть обширная и дельная монография г. Знамен­ского «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра». К сожалению, эта монография очень мало касается по­ложения этого класса в древней России. Такой пробел в нашей исторической литературе надобно объяснять особенной трудно­стью и сложностью истории этих двух высших классов. Наконец, совсем не было сделано попытки представить связное изложение истории сословий в России в их взаимодействии. Я знаю один монографический опыт такого рода в «Истории местного управ-

ления в России» (1868) г. Градовского. Описывая устройство провинций в Московском государстве XVI и XVII вв., автор хо­тел представить положение и взаимоотношения трех основных классов русского общества: служилого, городского и земледель­ческого. К сожалению, этот опыт остановился на первом томе. [9] Вот почти все, что есть в нашей литературе крупного и ценного по истории общественных классов в России, если не упоминать оразных мелких статьях. Своим курсом я хотел бы несколько восполнить этот пробел, представив короткий и сжатый, более конспективный, очерк истории сословий в России и их взаимо­отношений до той эпохи, когда они получили свой окончатель­ный склад.

Пробуждение интереса к истории русского общества в пяти­десятых годах и связь его с реформами минувшего царствова­ния.Понятно, чем пробужден был интерес к истории наших со­словий с пятидесятых годов. Толчком, который обратил внимание любознательных людей на этот предмет, служили сословные ре­формы минувшего царствования. [10]Эти реформы, особенно одна из них, крестьянская, так глубоко изменившая положение и взаи­моотношения классов русского общества, впервые заставили ис­кать указания на средства их успешного осуществления в изуче­нии того, как строилось общество, затронутое этими реформами. Историческое изучение обыкновенно цепляется за сильное дви­жение, обнаруживающееся в обществе, истремится иллюстри­ровать то, что становится насущным интересом минуты, дать от­вет на вопрос, составляющий злобу текущего дня. Реформы минувшего царствования, особенно крестьянская реформа 19 фев­раля 1861 г., вскрыли целый ряд неожиданных явлений, которые прежде не подозревались и которые указывали на сложные про­цессы, пережитые нашим обществом. Люди, занимавшиеся ис­торией западноевропейских обществ, издавна привыкли не­сколько свысока относиться к истории русского общества. Это русское общество представлялось им слишком простым по свое­му составу, с наивными формами и недостаточно определенными отношениями, обещавшими мало научно-поучительных данных. [11]Таково было господствующее мнение. При поверхностном взгляде на развитие русского общества можно было найти некоторое оправдание этой привычке. В самом деле, что можно представить проще того склада, какой усвоило себе русское об­щество, например, в ту минуту, когда закрывал глаза великий преобразователь Петр I? Наверху этого общества стояла могу­щественная верховная власть, сосредоточенная в одном лице, а перед ней лежала огромная масса черного народа, руководимого по поручению верховной власти землевладельческим классом; и между этими двумя сословными стихиями робко жмутся незна­чительные переходные слои — духовенство, чиновничество, го­рожане, — жмутся, как будто ожидая, не придет ли кто оправдать их стесненное и игнорируемое существование. [12] Реформа 19 фев­раля вскрыла крепкие установления, чрезвычайно сложные и за­путанные отношения между разными классами; вывела на свет такие формы общежития, каких до этого времени самое сильное воображение не могло бы ни предположить, ни построить a priori. Все это заставило думать, что и наше общество пережило страш­но напряженную работу, которая только выразилась наружно в простых и немудреных формах.

Научный интерес к историческому изучению русских сосло­вий. Итак, научный интерес к истории нашего общества был воз­бужден его недавней перестройкой. Вот почему мы еще так мало знаем эту историю. Между тем, исторический склад нашего об-щества^ может быть, и сообщает всего более общенаучного инте­реса нашей истории. Этот склад очень своеобразен, и наблюде­ния над его ходом могут пригодиться при изучении какой угодно части исторической науки. Изучая эти сословия, встречаем отно­шения и формы, которые дают много материала для приложения сравнительного исторического изучения. Истинное назначение этого метода состоит не в том, чтобы искать сходство в различных явлениях, а в том, чтобы находить различие в сходных явлениях.

Общая характеристика сословного процесса в России срав­нительно с западноевропейским. При сходстве многих явлений нашего и западноевропейского обществ легко, однако, заметить еще больше особенностей, которыми отличается первое от по­следних и которые все можно свести к одной следующей: сравни­тельно более резкие сословные очертания и более сложные общественные формации на Западе достигались более быстрым и простым путем, тогда как более простые общественные форма­ции в России создавались процессом более продолжительным и сложным. У нас общественный процесс всегда сложнее, но об­щественные формы проще и сословные очертания менее резкие. Такая особенность нашего общественного развития невольно вы­зывает одно сравнение. Наше общество, кажется, шло путем, на­поминающим наши проселочные дороги: чтобы ими пройти не­значительное расстояние между двумя пунктами, надобно, благодаря извилинам пути, сделать столько шагов, сколько при более прямой дороге потребовалось бы, чтобы пройти расстоя­ние вдвое большее.

Изменчивость и разнообразие оснований сословного де­ления русского общества. Эта особенность, заметная в разви­тии разных сторон общественной жизни России, сказалась все­го резче в истории русских сословий. Сословное деление в России отличается необычайной подвижностью и изменчиво­стью. Общество несколько раз делилось и переделялось, нео­днократно меняло свою юридическую физиономию и свой состав. Следя за этими изменениями, историю русских сословий можно разделить на четыре периода, из которых в каждом было свое основание сословного деления, непохожее на то, на котором строилось сословное деление предшествующего или последую­щего периода. Первая формация русского общества, какая нам известна, обнаруживается в памятниках права XI и XII вв. По этим памятникам мы видим, что общество делилось на две резко разграниченные и неравные части, и первоначальным основа­нием для деления служило завоевание или вооруженное давле­ние. На этом основании строилось и держалось общество с IX до конца XII в. Рассматривая состав общества в удельные века (XIII, XIV и XV), встречаем другое основание, которым служил хозяйственный договор свободного лица с удельным князем. В период, когда созидалось Московское государство (в XVI и XVII вв.), основанием сословного деления служило различие го­сударственного тягла, разверстанного между классами общества по их хозяйственным положениям. Наконец, в XVIII в. сослов­ное деление перешло на новое основание, которым служило различие прав, распределенных между сословиями по их полити­ческому значению.

Периоды истории русских сословий.Таковы четыре периода в истории наших сословий и таковы основания, на которых в каж­дом из них строилось сословное деление. В первом периоде этим основанием было завоевание или вооруженное деление, во вто­ром — хозяйственный договор с князем, в третьем — разли­чие государственных повинностей, [13] в четвертом — разли­чие государственных и гражданских прав.

 

Лекция V

Хронологические пределы первого периода в истории русских сосло­вий. — Завоевание как первоначальное основание политического деления общества в этот период. — Военно-промышленное проис­хождение Киевского княжества. — Этнографический и экономиче­ский состав общества, объединенного киевскими князьями в IX и Х веках. — Следы сословного деления общества в Х и ХI веках.

Хронологические пределы первого периода в истории рус­ских сословий.Я обозначил границами первого периода в исто­рии русских сословий конец IX и конец XIIвеков. Политическое расчленение общества в этот период держалось на завоевании. Но я высказываю это положение с оговоркой. Завоевание легло в основу сословного деления общества, но в продолжение периода это первоначальное основание так осложнилось новыми влияни­ями, что к концу XII века стало трудно распознать его в глубине общественного строя русской земли. Чтобы видеть, как положено, было это основание и какие влияния изменили потом строив­шиеся на нем сословные отношения, необходимо бросить беглый взгляд на происхождение той политической формы, под которой впервые соединились разнородные части русской земли в одно политическое целое. Этой формой было Киевское княжество, воз­никшее в конце IX века.

Я так представляю себе происхождение этой формы. В VIIи VIIIвв. от R X.западная половина восточной русской равнины заселена была восточными славянами. Хозяйственный быт насе­ления в этой полосе направлялся большим речным потоком — Днепром. По этой речной дороге шло давнее и живое торговое движение, вызванное и поддержанное еще до Р. X. многочислен­ными греческими колониями по северному берегу Черного моря. В это торговое движение втянулись и славянские поселенцы в Днепровье. Одно внешнее обстоятельство помогло их торговым успехам. В VIII веке Днепровье с южнорусскими степями завое­вано было хазарами. Хазарское иго оказало благотворное действие на промышленные успехи днепровских славян. Хазары, утвердив­шиеся в степях между Волгой и Днепром, скоро перешли к мирным промыслам и открыли своим днепровским данникам свобод­ный проход по многочисленным степным и речным дорогам. Та­ким образом, завязались тесные торговые связи Днепровья с чер­номорскими и каспийскими рынками. Это торговое движение вызвало среди славянских поселенцев Днепровья усиленную раз­работку богатств русского леса, преимущественно добычу пуш­ного зверя. Торговые успехи развили русское мореходство, и рус­ские моряки уже впервой половине X века господствовали наЧерном море. Арабский географ Масуди, писавший вэто время, говорит о Руси, что она плавала по Черному морю, и никто кроме нее по нему не плавал. Следствием этих торговых успехов было появление древнейших торговых городов на Руси по главным реч­ным путям западной полосы. Около каждого из таких городов — Новгорода, Полоцка, Смоленска, Чернигова, Киева — из про­мышленных поселений образовался торговый округ, для которого город служил центральным складочным местом.

Это все факты, пережитые восточным славянством до IX века. С начала этого столетия Днепровье испытало ряд новых перево­ротов, источником которых был упадок хазарского владычества вДнепровье. Причиной этого упадка было появление вюжнорус­ских степях новой орды, печенегов, которые еще в первой полови­не IX века прорвались из-за Волги сквозь хазарские жилища кДнепру. Печенеги стали грозить великой опасностью русской тор­говле. Хазары не могли более защищать русских купцов на восто­ке. Торговые города Руси сами должны были взять на себя охрану своих торговых путей и торговых оборотов. К тому времени отно­сятся укрепления торговых городов и их военно-политическое устройство, с каким они являются впоследствии в X и XI веках. Новая опасность пробудила в городах потребность в вооружен­ной силе. Эта сила постепенно стянута была вгородах и состави­лась из различных элементов — как туземных, так и пришлых. Пришлым элементом вошли всостав этой силы заморские варя­ги, преимущественно скандинавы.

Завоевание как первоначальное основание политического деления общества в первый период.Появление этого вооружен­ного класса в торговых городах сопровождалось тем, что послед­ние подчиняли себе свои торговые округа. Это подчинение окрестного населения, для которого город служил торговым средоточи­ем, достигалось неодинаковым способом. В иных местах безза­щитные окрестные обыватели добровольно подчинялись большо­му городу, как укрепленному убежищу в минуту опасности. В других сами города, пользуясь своей вооруженной силой, на­сильно подчиняли окрестное население, для которого прежде слу­жили торговыми центрами.

Военно-промышленное происхождение Киевского княже­ства.Так около половины IX века на Руси обозначается ряд торгово-политических союзов, городовых областей, т.е. промыш­ленных округов, политически подчиненных главным торговым го­родам. Из всех этих городов сих округами особенное значение для всей полосы равнины, втянутой в торговый оборот, имел го­род Киев. Он возник со своим торговым округом на самом рубе­же степи. Таким образом, он служил главными воротами русской торговли, направлявшейся с севера и северо-запада на юг и юго-восток. Торговый оборот на Руси прерывался и останавливался, как скоро степные кочевники захватывали Киев в свои руки. От­сюда вышел общий экономический интерес, который привязы­вал все торговые города Руси к Киеву. Этот общий интерес со­стоял в том, чтобы Киев был всегда открыт для русского торгового движения, чтобы мимо него шел свободный путь по степным ре­кам к каспийским и черноморским рынкам, — [14] следовательно, чтобы в нем находилась сила, способная защищать этот по­граничный пункт от внешних врагов. Этот общий интерес и вызвал усиленное сосредоточие в Киеве вооруженного люда, дотоле рас­сеянного по русским городам. [15] Oколо киевского князя, вождя торговооборонительной вооруженной дружины, сосредоточива­лось более всего боевых сил, скоплявшихся в стране. С помо­щью этих сил киевский князь и подчинил себе остальные города иплемена восточных славян. Действие общего интереса, создан­ного экономическим движением, ясно открывается в ходе подчи­нения русской земли киевскими князьями, совершившегося в IX иX веках.

Племена неодинаково легко принимали на себя киевское иго: одни подчинялись добровольно, другие надобно было завоевывать упорной борьбой. Рассматривая причины этой разницы, находим,

что племена или города, охотно признавшие над собой киевскую власть, —кривичи, северяне, поляне, — жили вдоль главной реч­ной торговой дороги, шедшей по Днепру сего северным водным продолжением — бассейном Ильменя. Напротив, племена, упор­но боровшиеся сКиевом, жили вдали от этой речной дороги. Зна­чит, киевскую власть охотно признавали нуждавшиеся в ней пле­мена, которые наиболее участвовали вторговом обороте. Напротив, населения, жившие вдали от этого речного пути и не разделявшие этого общего материального интереса, — племена древлян, радимичей и вятичей, — не чувствовали охоты призна­вать власть киевского князя и упорно сней боролись. Таким об­разом, Киевское княжество имело двойное — военно-промыш­ленное — происхождение. Оно возникло при содействии общего интереса, созданного торговым оборотом, но этот интерес разде­лялся далеко не всеми частями русской земли. Эти не разделяв­шие его части нужно было подчинять силой оружия, завоевывать.

Этнографический и экономический состав общества, объ­единенного киевскими князьями в IX и X веках.Общество, объ­единенное властью киевских князей, довольно механически со­ставлено было из очень пестрых этнографических иэкономических элементов. Единственный общий интерес, действовавший дале­ко не в одинаковой мере во всех этих элементах, был материаль­ный, состоявший в охране торговых путей иоборотов. Единствен­ной силой, поддерживавшей союз даже там, где слабо чувствовался этот общий интерес, был вооруженный класс, который образо­вался под рукой князя киевского из разнородного бродячего воен­но-торгового люда, скопившегося в торговых городах Руси. Этот люд был частью туземный, частью пришлый, варяжский. В свою очередь туземное население, городское и сельское, распадалось на несколько племен славянского и финского происхождения. Но сконца X века, когда почти все племена западной полосы стали уже данниками киевского князя, племенной антагонизм заметно стихает. Варяжские толпы, не переставая приливать на Русь из-за моря, мирно уживались с туземцами. Славянские племена, ра­зорванные между городовыми областями, по-видимому, начина­ли забывать свое племенное происхождение. Племенные различия и интересы уступали место провинциальным, областным.

Столь же неопределенны и экономические очертания обще­ства. Торговый капитал продолжал господствовать исключитель­но, не встречая до XI века соперника со стороны землевладения. «Руссы» — так называет арабский писатель первой половины X века Ибн-Даст верхние слои русско-славянского общества. Эти руссы, по его словам, не имели недвижимого имущества — ни деревень, ни пашен. Единственный их промысел состоял в тор­говле мехами. Военный класс, скиевским князем во главе, руко­водил торговым движением страны и принимал в нем живейшее участие, ежегодно посылая лодки с товарами в Царьград и на дру­гие черноморские и каспийские рынки. Зато и торговые города сохраняли военное устройство, какое усвоили они с начала IX века. Они образовали тысячи или городовые полки и участвовали в княжеских походах под командой выборных из городового купече­ства военно-городских старшин — тысяцких и сотских.

Следы сословного деления общества в X и XI веках.Но среди этого беспорядочного этнографического и экономического броже­ния в X и XI веках все заметнее начинает выступать наружу поли­тическое разделение общества. Завоевательные походы из Киева на непокорные туземные племена и оборонительная борьба со степ­ными врагами все более размножала вооруженный класс, предво­димый киевским князем, а служба по управлению завоеванными племенами все более обособляла его от управляемого общества, как властителя от данников. Класс этот все резче выделялся из во­оруженного купечества торговых городов, с которым он смешивал­ся до тех пор. Еще при князе Владимире Святом старцы градские, выборные военные управители торговых городов, заседали в Думе киевского князя рядом с его дружинниками-боярами. При Яросла­ве они уже не появляются в боярском совете, даже исчезают и из городской администрации: их выборные военно-административные должности замещались княжими боярами по княжему назначению. Так витязь, морской наездник, все более отчуждался от гостя, вооруженного купца, скоторым он прежде шел об руку.

Политическое отчуждение начинало отражаться и на хозяй­ственном быту этих обоих родственных по происхождению клас­сов. При завоевании непокорных племен целые массы пленников становились рабами и делились между завоевателями. Ибн-Даст

в немногих словах живо описывает это явление. Руссы, говорит он, производят набеги на славян (т.е. на славян восточных); подъезжая к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен и продают. [16] Это наблюдение, очевидно, схвачено с завоеватель­ных походов первых киевских князей на славянские племена Днепровья — древлян, северян, радимичей и др. Слова Ибн-Даста подтверждает и наша Начальная летопись в рассказе о захвате Искоростеня Ольгой в 906 году. Ольга велела одних пленных го­рожан перебить, других «работе предасть, мужам своим», т.е. раз­дала в рабство своей дружине, а остальных оставила на месте пла­тить дань.

Таким образом, хозяйство военно-правительственного класса все более становилось рабовладельческим. Наполнив холопами свои городские дворы и сбывая излишек на заморских рынках, служилые люди с конца X или начала XI века нашли новое хозяй­ственное приложение холопскому труду: они начали селить своих холопов на приобретаемых земельных участках, эксплуатируя по­следние холопьими руками. Так возникло русское частное земле­владение, первые неясные следы которого в памятниках являют­ся в самом начале XI века. Землевладение еще резче обособило служилый класс от высшего городского купечества. Все это питало в военно-правительственном классе чувство политического превос­ходства над остальным обществом. Этим чувством и ассимилиро­вались разноплеменные элементы, из которых складывался этот военно-правительственный класс.

По мере усиления внешней борьбы, которую должны были вести киевские князья, в состав этого класса вытягивались бое­вые силы из разных племен, им подвластных. Владимир, после принятия христианства, начавши окружать Киев цепью укреплен­ных городков со стороны степи, вербовал в их гарнизоны лучших людей из новгородцев, кривичей, чуди, вятичей и других. Спло­ченный этим чувством политического превосходства, военно-правительственный класс усвоил себе сословное название Руси. Русь в X веке — термин не этнографический и не географиче­ский, а социальный, обозначавший господствующее сословие. До сих пор не объяснено этимологическое происхождение этого сло­ва. Под таким именем знают господствующий класс на Руси ви­зантийские и арабские писатели X века; этим именем называет его и наша древняя «Повесть Временных Лет», составляющая введение в Начальную летопись. Рассказав о том, как Олег утвер­дился в Киеве в 882 г., «Повесть» так характеризует состав его дружины: «беша у него Варязи и Словени и прочи, прозвашася Русью». Итак, Русью стали зваться по преданию Повести воору­женные разноплеменные соратники Олега, вместе с ним заняв­шие Киев.

Таковы признаки политического расчленения русского обще­ства в X и XI веках. Вы видите, что этим расчленением двигало завоевание. Но, служа рычагом общественного деления, завое­вание не было его первоначальным источником. Завоевательная роль военно-правительственного класса была подготовлена его экономическим значением, раньше создавшимся. Прежде чем стать с оружием в руках над покоренным населением страны, этот класс стянул в своих руках нити его хозяйственного оборота. Из этого сложного экономического и политического процесса и вышло довольно резкое сословное деление, какое открывается в памят­никах XII века, преимущественно в Русской Правде, окончатель­ную редакцию которой я отношу к этому столетию. Согласно с двойным происхождением Киевского княжества, военно-промыш­ленным, [17] и это сословное деление имело двойное основание.

 

Лекция VI

Сословия по Русской Правде: княжие мужи, люди, холопы. — Источ­ники холопства. — Политическое основание сословного деления Рус­ской Правды. — След более раннего деления, имевшего иное основа­ние. Значение огнищан. — Экономические подразделения основных политических классов: бояре, закупы, смерды и боярские тиуны. — Связь экономических различий с юридическим неравенством как ос­нование этих подразделений. — Три момента в ходе сословного об­разования русского общества в первый период.

Сословия по Русской Правде. В Русской Правде очень яв­ственно обозначены три класса, на которые распадалось русское общество ее времени: это княжие мужи, люди и холопы. Эти классы отличались неодинаковой оценкой их значения перед за­коном, выражавшейся в неодинаковой заботливости, с какою за­кон охранял личную безопасность людей этих классов. [18] Так, убийство княжего мужа наказывалось двойной уголовной пеней (вирой); убийство людина — простой, а за убийство холопа не назначалось вовсе уголовной пени, но взыскивался только граж­данский штраф (продажа) с вознаграждением господина за вред, причиненный чужому имуществу. Закон различно ценил эти клас­сы по свойству отношений, в каких они стояли к князю, т.е. к вер­ховной власти.

Княжие мужи несли личную службу князю, люди платили ему дань, наконец, холопы не несли никаких государственных по­винностей, служа частным лицам и не имея прямого отношения к князю. Впрочем, кроме этой оценки жизни, Правда, не обозначает никаких других сословных прав — ни гражданских, ни полити­ческих, которыми различались два свободных класса — княжих мужей и людей. От этого, при ясном разграничении основных со­словий, остаются, неясны юридические особенности некоторых мелких классов, обозначающихся в их составе. Так, не все сво­бодные слуги князя считались княжими мужами: к последним причислялись только высшие военно-правительственные санов­ники, а рядовые ратные люди князя и низшие дворцовые слуги, конюхи, повара, сельские приказчики по тарифу жизни уравни­вались с простыми людьми, сходясь с княжими мужами только в личной службе князю. Они объединялись с этими мужами общим сословным названием дружины, но отличались особыми звания­ми молодшей дружины, отроков или детских.

Люди. Напротив, люди — податное простонародье — отли­чались от низшей дружины своим отношением к князю: как пла­тельщики податей, они относились к князю не одинокими лица­ми, подобно служилым людям, а целыми мирами, городскими или сельскими обществами, связанными круговой порукой в уплате податей и мирской ответственностью за полицейский порядок (ди­кая вира Русской Правды).

Холопы. Холопство является в Русской Правде суровым ин­ститутом с резко очерченными границами. Холоп, ударивший сво­бодного человека, еще при Ярославе мог быть за то убит безнака­занно потерпевшим. Правда не различает видов холопства: она знает одно холопство — обельное (облое — круглое), т.е. пол­ное, вечное, потомственное и наследственное. Как зависимость холопа переходила от него на его потомство, так и право на холопа передавалось господином своим наследникам. Рабовладение успело выработать довольно разнообразные источники холопства.

Источники холопства. Их было два ряда: холопами делались или по закону, или по договору. Принудительное холопство по за­кону создавалось четырьмя случаями: 1) пленом, 2) преступле­ниями, за которые закон навсегда лишал преступника свободы — например, разбоем, поджогом, конокрадством, 3) несостоятель­ностью купца-должника по его вине, если кредиторы не соглаша­лись ждать уплаты долга, и 4) происхождением от холопа. Добро­вольное холопство по договору создавалось тремя способами: 1) продажей в холопство, 2) женитьбой на холопке без уговора с ее господином, ограждающего свободу жениха, и 3) вступлением в частную дворовую службу приказчиком или ключником без та­кого же уговора слуги с хозяином. Холопство в Русской Правде является с такими резкими чертами неволи, которые лишали хо­лопа значения лица в юридическом смысле слова, приближая его

к вещи, к домашнему скоту. Но так как закон определял положение холопов, их отношение к господам, источники и границы холопства, то, очевидно, он рассматривал это состояние как особый класс в составе русского общества, отличавшийся от других классов тем, что он не имел прямого отношения к государственной власти, а свя­зан был с нею через посредство господ, которым служили холопы.

Политическое основание сословного деления Русской Прав­ды. Так гражданское общество по Русской Правде делилось на людей свободных, лично служивших князю, на свободных, пла­тивших ему дань миром, и на несвободных, служивших частным лицам. Отношение первых к князю было личное, вторых — кол­лективное, третьих — посредственное.

След более раннего деления, имевшего иное основание. В Русской Правде уцелел неясный след, указывающий приблизи­тельно на время, когда устанавливалось такое общественное де­ление. Узнаем, что оно было не особенно давнего происхождения. В одном списке Правды сохранился ряд статей, в которых изло­жены постановления, принятые на съезде старших сыновей Яро­слава. Эти статьи составлены, вероятно, в конце XI или в начале XII века и в измененном виде вошли в окончательную редакцию Правды, составленную в конце XII века, перемешавшись в ней со статьями разновременного происхождения. Отсюда узнаем, что еще во второй половине XI века, при сыновьях Ярослава, не был окончательно определен состав привилегированного класса княжих мужей. Русская Правда причисляет к лицам, убийство коих опла­чивалось двойной уголовной пеней, и тиуна конюшего, т.е. глав­ного приказчика княжеских табунов. Одна из статей, излагающих постановления съезда, гласит, что двойную пеню за убийство ко­нюха старого у стада установил впервые старший сын Яросла­ва Изяслав судебным приговором по делу о своем конюхе, убитом жителями Дорогобужа. «Конюх старый у стада» — это, очевидно, тиун или староста конюший, о котором говорит как о привилегиро­ванном княжем муже окончательная редакция Русской Правды.

Статьи, излагающие постановления съезда, сберегли намек и на общественное деление, предшествовавшее тому, которое обо­значено в окончательной редакции Русской Правды. Эти статьи еще не знают класса княжих мужей: там, где окончательная ре­дакция упоминает об этом классе, они говорят об огнищанах. Только в одной статье, заимствованной из постановлений съезда, окончательная редакция повторила этот термин, не заменив его званием княжа мужа¹. Очевидно, во второй половине XII века, когда составлялась окончательная редакция Правды, слово ог­нищанин было обветшалым термином, повторявшимся по при­вычке, но уже вытеснявшимся из ходячего юридического языка. Объяснение этого термина затруднялось неизвестностью древ­него значения термина огнище. Один памятник объясняет это значение. В XI веке на Руси было списано с болгарской рукописи несколько слов Григория Богослова, переведенных для болгар. Но в русском списке встречаются вставки и переделки, произведен­ные, очевидно, русской рукой. В одном из этих слов термином «ог­нище» переведено греческое άυδράπoδα (единств, ч. άυδράπoδoυ) — рабы, челядь. Значит, огнищанин — рабовладелец.

Значение огнищан. Если Русская Правда дает огнищанину привилегированное положение, какое в ее время занимали кня­жие мужи, то в этом надобно видеть ее воспоминание о том вре­мени, когда такое положение создавалось условием экономиче­ским, а не политическим, не службой князю, а рабовладением. Точнее говоря, когда рабовладение служило самой характерной особенностью господствующего класса. Таким временем были IX и X века, когда киевский князь со своею дружиной завоевывал не­покорные племена Руси, обращая пленных в рабство; когда, по приведенному выше замечанию Ибн-Даста, арабского писателя первой половины X века, Русь делала набеги на славян, подъез­жая к ним на кораблях, забирала их в плен и продавала. Тогда огнищанами преимущественно были те же княжие мужи, обла­датели военной добычи; но их ставила во главе общества еще не служба князю, а обладание этой добычей, — т.е. не право, а сила. Тогда привилегированным считался не правитель, а завоеватель. Так в древнейшем туземном памятнике права вскрывается перво­начальное основание общественного деления, и этим основанием является завоевание. Из того же сопоставления окончательной

¹ Русская Правда, изд. Калачева, 1,32; II 72.

редакции Правды со статьями съезда Ярославичей оказывается, что XI век был временем, когда русское общество, делившееся первоначально на завоевателей и побежденных, превратилось в союз управителей и управляемых.

Экономические подразделения основных политических классов.Нои этот преобразившийся общественный состав недол­го сохранял свою первоначальную простоту. В Русской Правде, особенно в ее поздних статьях, сохранились следы дальнейшего общественного деления. В составе основных сословий стали обо­значаться новые классы, и признаки, их обособлявшие, не похо­жи на те, которыми различались основные сословия. Так, среди княжих мужей появляются бояре.

Бояре. Русская Правда едва знает это состояние и обозначает его такими бледными чертами, по которым с трудом можно рас­познать его юридический и экономический облик. Она говорит о боярских холопах, о боярском сельском или земледельческом при­казчике и наемном работнике¹. Очевидно, Русская Правда придает боярину значение крупного привилегированного рабовладельца и землевладельца; такое значение сохранял этот термин и в русском гражданском праве позднейших веков. Далее, в сословии людей выделяются два особых класса — закупов и смердов. Появление тех и других, по-видимому, было связано с выделением класса бояр. По некоторым указаниям можно думать, что первоначальным ра­бочим населением боярских вотчин была челядь, руками которой землевладельцы эксплуатировали свои земли. Но чем более раз­вивалось боярское землевладение, тем больше привлекали бояре на свои земли хлебопашцев из свободного населения. Эти хлебо­пашцы получали от землевладельцев ссуду на обзаведение и зе­мельные участки в пользование, которые обрабатывали барским скотом и барскими орудиями, за что работали на землевладельца.

Закупы. Смерды. Такие работники-арендаторы и носят в Рус­ской Правде название ролейных (пахотных) закупов или наймитов. [19] Состояние закупов помогает объяснить значение класса

¹ Русская Правда, изд. Калачева, II, 42 и 11.

 

смердов, очень неясно обозначенного в Правде. Этому термину Правда, по-видимому, придает двоякое значение: свободного про­столюдина вообще и свободного крестьянина в частности. Правда указывает на ближайшее отношение смерда к князю: князь наследо­вал имущество смерда, не оставившего после себя сыновей. Позднее в новгородской и псковской областях XIII и XIV веков смердом назы­вался вольный хлебопашец, пользовавшийся казенной землей, т.е. государственный крестьянин. По-видимому, такое же значение имел этот термин и во времена Русской Правды: так назывался вольный хлебопашец, живший на княжеской земле. Когда княжеская власть укрепилась, в состояние смердов попали все свободные сельские обыватели, жившие на землях, не принадлежавших частным владель­цам, потому что все такие земли были признаны княжескими, госу­дарственными. Этим и отличались смерды от закупов.

Боярские тиуны. Наконец, всоставе холопства Русская Правда различает разряд высших холопов, отличавшихся от про­стых чернорабочих невольников тем, что им господа поручали дол­жности по управлению своими имениями. Этот класс носит в Правде название боярских тиунов (приказчиков).

Связь экономических различий с юридическим неравен­ством как основание этих подразделений.Перечисленные клас­сы по происхождению своему не были новыми сословиями, от­личными от тех, на какие делилось общество по свойству отношений лиц к князю. Это были различные экономические по­ложения, в которые становились лица тех же сословий. Бояре были те же княжие мужи или члены дружины, только приобретавшие земельную собственность. Смерды были свободные «люди», от­личавшиеся от других лиц этого сословия, свободных тяглых го­рожан, тем, что они занимались хлебопашеством, обрабатывая участки государственной земли своим инвентарем. Закупы были те же смерды, только работавшие на землях частных владельцев и не имевшие своего инвентаря или земледельческого капитала, которыми ссужали их землевладельцы. Боярские тиуны отличались от рядовых холопов тем, что управляли привилегированными боярскими хозяйствами и за то пользовались некоторыми имущественными льготами, каких не имели чернорабочие холопы.

Но эти хозяйственные состояния в Русской Правде были уже разделены юридическим неравенством — различием прав. Бояре пользовались преимуществом, в силу которого могли завещать свое движимое и недвижимое имущество дочерям, если не оставляли после себя сыновей. Напротив, имущество смерда, умиравшего бессыновным, его участок, двор и движимость, переходило к князю; только незамужние дочери, остававшиеся после смерда, получали часть его движимости. Это ставило смерда ниже других «людей » — свободных тяглых горожан, которые по Русской Правде, наравне со служилыми людьми, могли завещать свое имущество детям, а при их отсутствии родственникам, как хотели. Еще ниже смердов стояли закупы. Смерды, несмотря на ограничение права завеща­ния, оставались лично свободными людьми. Ссуда делала закупов должниками владельцев и ставила их в личную зависимость от по­следних, сообщая им характер полусвободных людей. Такой харак­тер этого состояния обнаруживался в том, что, во-первых, хозяин пользовался правом подвергать своего закупа телесному наказа­нию за вину; во-вторых, закуп мог быть свидетелем на суде только в незначительных тяжбах и при отсутствии свидетелей из свобод­ных лиц; в-третьих, закуп не отвечал сам за некоторые свои пре­ступления, например, за кражу: пеню за него в таком случае пла­тил хозяин, который за то превращал его в полного своего холопа. [19] Из этих ограничений свободы закупа видно, что, несмотря на долговое обязательство и обусловленную им обязательную ра­боту закупа на господина, первый не считался холопом последне­го" [20]. Закуп по Русской Правде мог всегда прекратить свою зави­симость от господина, заплатив ему долг, и закон ставил известные пределы судебной власти господина, как и его праву на труд заку­па. Но те же ограничения свободы последнего указывают на уси­лия владельцев сравнять закупов со своими сельскими холопами. Наконец, боярские тиуны, оставаясь холопами, пользовались не­которыми правами свободных лиц и тем приближались к состоя­нию закупов: суд принимал их свидетельские показания «по нуж­де», когда не было свободных свидетелей; за убийство тиуна, как и свободного простолюдина, закон назначал сорокагривенную уголовную пеню, а не двенадцатигривенный штраф, как за убийство простого холопа. Итак, закон придавал неодинаковое юридическое значение лицам, различавшимся хозяйственным положением.

Таким образом, новое экономическое деление общества, обо­значившееся в пределах прежнего юридического, в свою очередь стало превращаться также в юридическое. Но это новое деление не вполне совпадало с прежним, было дробнее его. Оно разбива­ло общество не на три сословия, как прежнее, а на шесть состоя­ний: это были бояре, свободные тяглые горожане, смерды — сво­бодные государственные крестьяне, закупы — полусвободные владельческие крестьяне, боярские тиуны — привилегированные холопы и, наконец, рядовые холопы. Самое основание этого ново­го деления был не то, на каком держалось прежнее. Три прежних класса различались политическими признаками — неодинаковым отношением лиц к князю и неодинаковым отношением княжеско­го закона к лицам. Неодинаковое отношение лиц к князю выра­жалось в различии государственных повинностей, падавших на людей служилых, тяглых и холопов. Неодинаковое отношение за­кона к лицам выражалось в различной пене, какую давал закон лицам разных классов по свойству их отношений к князю, неоди­наково наказывая за их убийство. Но мы видели, что с этой оцен­кой Правда не соединяла никаких других прав, которыми разли­чались бы свободные классы княжих мужей и людей. Новые, более дробные классы различались двумя другими признаками — эко­номическим и юридическим: различием имущественных состоя­ний и соединенным с ним неравенством гражданских прав. Таким образом, различие прав вырабатывалось не из отношений обще­ства к верховной власти, а из экономических отношений лиц меж­ду собою, из имущественного неравенства людей. Очевидно, это была новая, более сложная формация общества, выработавшая­ся путем дальнейшего дробления из того общественного склада, какой установился в XI веке. Отношение этой новой формации к прежнему складу можно обозначить так: русское общество, в XI веке делившееся по государственным обязанностям на три класса, в XII веке стало делиться еще по гражданским правам на шесть классов.

Три момента в ходе сословного образования русского общества в первый период. Итак, в продолжение первого периода преемственно обозначились три формации русского общества, из которых каждая следующая была осложнением предыдущей. Первоначально общество распалось на два класса — на завоевате­лей и побежденных. Потом общество разделилось на три части — на военно-правительственный класс, свободное простонародье и крепостную челядь. Наконец, эти три класса подразделились на привилегированных землевладельцев, свободных горожан, государ­ственных крестьян, владельческих крестьян и на холопов — приви­легированных и рядовых. Первая формация строилась вооруженной силой, завоеванием; вторая — законодательной властью, которая была создана этой силой; третья — работой капитала, т.е. народ­но-хозяйственным оборотом, который установлен был завоеванием, и общественные последствия которого должна была признать законодательная власть. Таким образом, завоевание послужило исходным пунктом сословного процесса, совершавшегося в пер­вый период, и направляло его во всех моментах, последовательно им пройденных.

Но несколько позднее этого процесса, вышедшего из завоева­ния, начался другой, источником которого служил другой факт и который внес глубокие перемены в общественный склад, создав­шийся под влиянием завоевания. Этим фактом было распростра­нение христианства на Руси с конца X века.

 

Лекция VII

Положение церкви в русском обществе в первые века христианства на Руси. — Состав церковного общества. — Сходство церковного общества с государственным по составу. — Отличие церковного общества от государственного по устройству. — Отношение цер­ковного деления общества к политическому. — Воздействие церкви на состав государственного общества. — Перемены, внесенные цер­ковью в русское рабовладельчес