СУБЪЕКТИВНАЯ ШКОЛА

Субъективная школа является, по выражению Геккера, специфически русским направлением в социологии, наибо­лее отчетливо выразившим общественно-исторические особенно­сти российской действительности. Она известна в литературе как субъективное направление, субъективный метод или субъ­ективная социология. Эти названия широко используются как синонимы. В истории отечественной науки субъективная школа явилась не просто значительным событием общественной жиз­ни или одним из течений, притом самым широким и влиятель­ным. Она составила целую эпоху и была представлена такими яркими именами, как П. Л. Лавров, Н. К. Михайловский, С. Н. Южаков, С. Н. Кривенко и др. Кроме того, в силу привлека­тельности ее идей, к ней тяготели многие обществоведы — ис­торики и социологи, которые по своим взглядам не могут быть целиком отнесены к этому направлению (среди них Кареев).Унаследовав основные принципы позитивизма, его учение об эволюции и прогрессе, теоретики субъективного направления поставили перед собой задачу путем обращения к фактам исто­рии, общим теориям исторического процесса, к научной лите­ратуре по проблемам эволюции органической природы, а также к реалиям социально-исторического и культурного развития России найти ответы на главные вопросы времени: 1) каковы природа, содержание и движущие силы общественного прогрес­са? 2) в чем состоит сущность исторического процесса и какую роль играют в нем отдельные личности?

В трудах основателей субъективной школы, прежде всего в произведениях программного содержания — «Исторических письмах» Лаврова, «Что такое прогресс?» Михайловского, дает­ся разъяснение ее названия: главный предмет исследования об­щества и человека составляет привносимый в социальную жизнь субъективный элемент. Объективные же процессы — материальные условия жизни людей, исторические традиции и т. д. — также учитываются, но лишь как факторы инертные,выполняющие в теории роль материала, используемого крити­чески мыслящим субъектом в его творческой деятельности.

По теоретическим установкам и методологическим принци­пам субъективная школа представляет собой русский вариант позитивизма. Составляющий ее основу субъективный метод, при всей его самобытности, восходит к классическим позитивист­ским канонам, так же как и установка на беспартийность. Од­нако эти идеи не принимались целиком и безоговорочно, что с особой наглядностью прослеживается на примере центральной; категории субъективной социологии — понятия личности. Во­площая в себе все специфические черты отличия этого направ­ления от любого другого, оно по своему содержанию оказыва­ется шире границ, регламентируемых философскими установка­ми классического позитивизма. Человек стал снова центром мира, подчеркивали сторонники субъективного метода, но не для мира, не сам по себе, а для такого мира, который понят человеком, покорен его мыслью и руководствуется его целью.

С другой стороны, субъективная социология, будучи явле­нием неординарным, не могла вместиться в рамки одного лишь позитивизма. В ряде положений она сближается с другими те­чениями. Так, вопрос о необходимости различать науки по ха­рактеру объекта (науки о природе и науки о культуре) она решает в духе неокантианства и в соответствии с этим выдви­гает требование адекватности методов исследования изучаемым объектам.

С появлением первых трудов теоретиков субъективной шко­лы со всей определенностью проявилось их критическое отно­шение к органической школе Г. Спенсера и социал-дарвинист­ской концепции Л. Гумпловича. Всеми узами она была связана с историей и культурой России, чем и была привлекательна для западных исследователей. Круг изучавшихся ею проблем целиком подсказан реальным ходом российской общественно­сти. Тема личности, неразрывно связанные с ней темы социаль­ного прогресса, путей и способов изменения общественного строя, тема интеллигенции, ее места и роли в обществе, взаимо­отношения личностей и масс, героев и толпы очерчивают об­ласть идейных и теоретических поисков, тесно связанных со сферой повседневной практики. Это делает понятным, почему одним из ключевых понятий субъективной социологии было по­нятие нравственного идеала. В основу его разработки положен взгляд на общество как на особый продукт человеческой дея­тельности по выполнению индивидами своих духовно-нравствен­ных установок. Отсюда вытекает трактовка социальнойролиинтеллигенции как носителя и «генератора» нравственного идеа­ла. Находившиеся в центре внимания социологов идеи прогрес­са, критически мыслящей личности, нравственного идеала слу­жили отправными моментами во всестороннем исследовании об­щества и человека, в выявлении таких свойств и возможностей личности, которые могли бы способствовать совершенствованию общественного устройства и человеческих отношений.

____________________________________

^[1] В книге американского исследователя истории русской социологии Ю. Геккера [160] анализу субъективной школы отведено несравненно боль­ше места, чем всем другим направлениям и школам, а известный современ­ный исследователь русской истории и русской культуры Джеймс Биллингтон одну из своих монографий посвятил крупнейшему представителю субъ­ективного метода Н. К. Михайловскому[156].

Наиболее сильной стороной субъективной социологии были ее укорененность в российской действительности, органическая связь с историей народа и событиями, происходящими сегодня, опора на отечественные традиции в изучении личности, идущие от А. Н. Радищева и получившие дальнейшее развитие в про­изведениях В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Доб­ролюбова, Д. И. Писарева. Теоретики субъективного направле­ния рассматривали личность и как носителя критической мыс­ли, и как исходный момент истории. Численный рост критиче­ски мыслящих личностей составляет в субъективной социологии условие прогресса человечества, поскольку лишь благодаря уси­лиям этой части общества становится возможным формирова­ние нравственного идеала; воплощение его в действительность, осуществляемое также критически мыслящими личностями, придает ходу истории желаемую направленность. Таким обра­зом, процесс нарастания «массы» критической мысли выступает в качестве действенного фактора исторического прогресса. Трактовкой личности как субъекта оценки социальных фактов обусловливается характер этического элемента субъективной социологии: социолог определяет свое отношение к исследуемым фактам в соответствии с содержанием общественного идеала и собственной нравственной позицией.

Богатые традиции русской культуры в изучении темы лич­ности и духовных начал социальной жизни развивались и пред­ставителями других направлений русской социологии (неокан­тианством, религиозным идеализмом и др.). При несхожести мировоззренческих установок эти направления так или иначе восприняли общую гуманистическую направленность субъектив­ной школы, но реализовали ее в присущих им формах. Этот процесс, к сожалению, был приостановлен в условиях России из-за резких изменений в идеологической ситуации и духовной атмосфере. С вытеснением плюралистического подхода в изуче­нии общества, с отказом от темы личности, индивидуальности, от анализа души и духовности эта проблематика на долгие го­ды утратила господствующее положение в обществоведении. Возродить эти лучшие традиции русской науки — важнейшая задача отечественной социологии.

Вся разнообразная проблематика субъективной социологии формировалась вокруг единого стержня — субъективного ме­тода. Вопрос о приоритете его введения в научный обиход ос­тался открытым [69, 264]. Основу субъективного метода сос­тавляет позитивистское деление человеческой истории на трипериода: 1) объективно-антропоцентрический (первобытный); 2) эксцентрический (период разорванности жизни, разделения труда, подавленности окружающей действительностью) 3) субъ­ективно-антропоцентрический (когда начинает торжествовать основной принцип субъективного метода: человек — центр зем­ной жизни, все для человека). Сущность третьего периода Ми­хайловский выразил следующим образом: «Я — не цель при­роды, природа не имеет других целей, но у меня есть цели и я их достигну». Этим пониманием субъективного метода обуслов­лена его структура: 1) пламенное отношение к человеку как он ость, к страдающему человечеству; 2) законосообразность.

На всех этапах развития народнического движения субъек­тивный метод использовался его идеологами в качестве главно­го оружия в борьбе против исторического материализма и марк­систской методологии социального познания. Однако ни в тру­дах основоположников субъективной школы, ни в работах их последователей мы не найдем достаточно ясного его определе­ния. Самый общий смысл этого понятия в том, что познающий субъект (наблюдатель) в ходе познания ставит себя на место наблюдаемого, т. е. субъективный метод есть такой способ по­знания, при котором объект социологии — «человек — тожде­ствен с субъектом; может быть, вследствие этой тождественно­сти мыслящий субъект только в таком случае может дойти до истины когда вполне сольется с мыслимым объектом и ни на минуту не разлучится с ним, т. е. войдет в его интересы, пере­живет его жизнь, перемыслит его мысль, перечувствует его чув­ство, перестрадает его страдание, переплачет его слезами» [65, 1. 56].

Попытки выразить сущность субъективного метода как принципиально нового и многообещающего средства познания предпринимались неоднократно. Так, Лавров связывал с ним надежды на выведение социологических законов. Процедура его применения, считал он, состоит в том, что социолог ставит себя «на место страждущих и наслаждающихся членов общест­ва, а не на место бесстрастного постороннего наблюдателя об­щественного механизма» [76, 1, 417—418]. Михайловский, трак­товавший этот метод как «такой способ удовлетворения позна­вательных потребностей, когда наблюдатель ставит себя мыс­ленно в положение наблюдаемого» [92, 3, 402], видел в нем, кроме того, еще и особый способ регулирования деятельности, тот «путь, которым мы сознательно идем к определенной цели» [91, 402].

Основоположники субъективного направления обладали мо­гучим интеллектуальным зарядом. В соединении с сознанием высокого гражданского долга он дал мощный импульс к раз­витию социологической мысли на многие годы и десятилетия вперед. Об этом свидетельствуют и широкое использование идей субъективной школы в практике русского революционного дви­жения, и постоянно возникающая потребность обращения к теориям Лаврова, Михайловского на более поздних этапах народнического движения, и огромное внимание к деятельности субъективной школы со стороны других направлений. Тем не менее, несмотря на ценность сделанных открытий, по сей день во многом остаются неизвестными потомкам отмеченные в свое время исследователями заслуги субъективной социологии перед мировой наукой. Так, специалистами единодушно признано, что Лавров и Михайловский задолго до Виндельбанда и Риккерта,Зиммеля и Джеймса обнаружили своеобразие социального факта и убедились в насущной необходимости использовать в социологии оценочные критерии (поскольку социолог имеет дело не только с психологией, но и с различными фактами этической, религиозной, правовой и другими сторонами жизни людей) [54, 139].

Имеются и другие стороны, в которые эта школа внесла свой весомый вклад. Н. И. Кареев, один из лучших знатоков истории социологии, подчеркивал, что русская наука в своим открытиях не раз опережала западную, и указывал на наличие у зарубежных социологов «повторов» того, что до них уже было известно русским ученым. Особенно часто он замечал это в работах Л. Уорда и Ф. Гиддингса. Примечательно, что ту же мысль высказал впоследствии Ю. Геккер, заметивший, что «антропотелеологический метод» Уорда есть всего лишь повторение метода субъективной социологии [100]. Оценки вклада субъективной социологии в мировую науку свидетельствуют о] творческой мощи этого течения, о глубине разработки темы интеллигенции и роли активного творческого начала в деятельности индивидов (что расценивается как главная заслуга). Обращает на себя внимание блистательная полемика Михайловского со сторонниками органицизма и социал-дарвинизма в социологии. Будучи в целом приверженцами идей Конта и Спенсера, теоретики субъективной школы подвергли серьезной аргументированной критике ряд положений, выражающих крайности органической школы и дарвинизма в подходе к социальным явнлениям³, органицистскую позицию Дюркгейма в вопросах об­щественного разделения труда.

____________________________________

³ Н. И. Кареев, приводя критические оценки, даваемые этим направле­ниям Михайловским, подчеркнул необходимость различения терминов «дар­винизм» и «дарвиннцизм», относя последний к случаям одностороннего по­нимания роли теории Дарвина в социологии, которые и были объектом критики Михайловского [54, 144]. Обращает на себя внимание использование аналогичных форм в другое время и в другой связи: ср. различение К. Поппером терминов «историзм» и «историцизм».

Большой заслугой Михайловского считается разработка им идеи индивидуальности и связанная с этим трактовка понятия истины, объединяющего Правду-Истину и Правду-Справедли­вость. Тема борьбы за индивидуальность как часть общей борьбы за человеческое достоинство и справедливость составляет главное содержание субъективного метода, его гуманистическуюсущность. Американский ученый Геккер и вслед за ним Биллингтон отдают должное оригинальности, национальной само­бытности, которые отличают разработку теоретиками субъек­тивной социологии фундаментальной общечеловеческой пробле­матики на конкретном материале России в эпоху расцвета по­зитивистской социологии.

Серьезной заслугой субъективной школы была пропаганда в России достижений западной социологии. Благодаря заботам Лаврова, Михайловского, других представителей этой школы русская общественность получила возможность ознакомиться с трудами О. Конта, Г. Спенсера, К. Маркса, других европейских мыслителей. Тем самым были достигнуты заметные сдвиги в сторону радикализации общественного сознания, сделаны но­вые шаги по пути к приобщению общественной мысли России к достижениям мирового научного сообщества.

К сожалению, говоря о большом вкладе субъективной шко­лы в историю русской и мировой науки, мы сегодня пока еще слишком медленно обращаемся к богатому наследию науки прошлого, оставляя без должного внимания творческие поиски людей, в деятельности которых столь счастливо и весьма по­учительно для сегодняшних их наследников высокий обществен­ный и гражданский пафос сочетался с блестящей эрудицией и богатейшей культурой. Между тем не только многочисленные признания бесспорных заслуг субъективной школы перед ми­ровой наукой, но даже и критический разбор ее принципов да­ют представление о масштабности этого уникального явления. Критика субъективной социологии, весьма интенсивная, сама по себе имеет немалый интерес. Она велась с разных сторон представителями всех направлений. Общим местом в критиче­ских замечаниях, от кого бы они ни исходили, была крайняя неудовлетворенность расплывчатой трактовкой субъективного метода.

Не разделяли взглядов субъективной социологии большинст­во представителей русской исторической школы. Критиковали субъективный метод представители марксистской социологии в России, начиная с ранней ее волны в лице Н. И. Зибера и И. Ф. Фесенко. Зибер высказывал свое принципиальное несогласие с ее идеями, Фесенко считал химерой и безумством представле­ние Лаврова, что якобы возможно с помощью субъективного метода поднять нравственный уровень крестьян. Подвергал кри­тике субъективную школу со своей стороны П. Ткачев — с ра­ционалистических позиций специфически понимаемого «эконо­мического материализма», хотя его собственная трактовка соци­альных явлений была вполне субъективистской. Представители «легального марксизма» — Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский — тоже выражали не­согласие с народническими принципами революционной борьбы. Субъективный метод как теоретическая основа народнического движения расценивался ими как несостоятельный с точки зрения будущего России: связывая его с неизбежным вступлени­ем страны на путь капиталистического развития, группа «ле­гальных марксистов» в этом вопросе полностью совпадала с «ортодоксальными» марксистами. Н. А. Бердяев, назвавший субъективный метод плодом русского утопизма, подчеркивал наивность и некритичность взглядов Михайловского, который при всем своем таланте, создав свой оригинальный метод, не смог дать сколько-нибудь строгого его определения (как и не разъяснил своего понимания субъективного и объективного). В этом критик усматривал гносеологическую путаницу. П. Б. Струве считал неприемлемым грубое смешение в концепции субъективной школы сознания индивидуального и всеобщего (трансцендентального).

Одним из наиболее глубоких критиков субъективной социо­логии был П. Сорокин. Он исходил из того, что в условиях рос­сийской действительности начала XX в. в центр внимания об­ществоведов выдвигаются проблемы должного. Тому, кто бе­рется за изучение общественных явлений, трудно уйти от поли­тики, и поэтому, вольно или невольно, научное познание стано­вится средством оправдания определенных социально-политиче­ских идеалов. А это приводило к норматизированию науки, к подмене сущего должным. Известный своей последовательно­стью в отстаивании антинормативистского принципа в научном исследовании, П. Сорокин пытался найти объяснение тому, по­чему лучшие социологи России, располагавшие громадным тео­ретическим потенциалом, использовали его как средство обос­нования социально-политических выводов для ответа на вопрос: «Как мне жить, чтобы святу быть?» В этом Сорокин как раз и усматривал не что иное, как «прикрытие нормативно-оценоч­ных желаний и стремлений авторитетом науки» [130, 275—276].

Серьезными и постоянными оппонентами субъективной шко­лы были теоретики марксизма. Ф. Энгельс, оценивая теорию Лаврова, отмечал стремление взять все, что есть лучшего, из самых разных теорий. Это соединение разнородных элементов многими рассматривалось как признак эклектизма. Это же от­мечали Маркс, Плеханов и др. Ленин признавал бесспорность заслуг Лаврова как большого, всеми уважаемого мыслителя, ветерана революционной теории, вдумчивого исследователя са­мых животрепещущих вопросов теории и практической жизни. Но в целом научную значимость позиции субъективной школы он отрицал, находя субъективный метод не позволяющим «смот­реть на развитие общества как на естественноисторический про­цесс», не допускающим мысли о развитии как о чем-то реаль­ном, как о процессе действительном, а не желаемом [78, 1, 34].

Г. В. Плеханов был первым социологом-марксистом, давшим аргументированную критику этого течения. Два его выступле­ния (1883 и 1885) [107, 1, 189] нанесли серьезный удар по тео­риям субъективной школы, о чем с горечью писал Лавров, от­вечая на первую работу Плеханова: выступления с критикойнародничества только мешают действиям «революционной ар­мии». После второй плехановской работы Лавров уже не смог ничего противопоставить критике своей системы взглядов и по­литической программы.

Одним из основных тезисов Плеханова по поводу теорий субъективной школы было опровержение главной идеи народ­ничества о якобы готовности России к социализму. В ходе кри­тики он обосновал положение об объективной закономерности и необходимости исторического процесса, тем самым подвел необходимый теоретический фундамент под выработку критери­ев разграничения сфер желательного и возможного в действиях людей. Плеханов следовал марксистской методологической ус­тановке: не подгонять действительность под идеи, а выявлять- реально существующие в обществе тенденции и строить про­грамму практической деятельности в соответствии с полученны­ми данными. Благодаря такому взгляду на теорию как на фак­тор, призванный играть активную организующую роль в целе­направленной деятельности общества, Плеханову удалось- вскрыть диалектику развития и функционирования самой марк­систской теории. Обратившись к этой важной методологической проблеме обществознания, он раньше и лучше других русских теоретиков смог убедиться в наличии у марксизма двух важней­ших качеств: революционности и преемственности.

Социалистическое движение, говорил Плеханов, направлено» не против личности. Наоборот, оно стремится оградить ее пра­ва, постоянно нарушаемые зависимым положением огромного» большинства, «личности в современном обществе, т. е. пролета­риата». Плеханов утверждал, что «современный индивидуализм вовсе не может рассматриваться как движение в пользу правличности вообще. Он есть движение прав личности, принадле­жащей к известному классу. И он прекрасно сознает, хотя бы в лице того же Фридриха Ницше, что интересы такой личности могут быть ограждены путем угнетения «личности», принадле­жащей к другому и несравненно более многочисленному клас­су, т. е. к тому же пролетариату» [105, 3, 447].

К концу XIX — началу XX в. критика народнической идео­логии со стороны других течений русской общественной мысли, особенно со стороны представителей марксизма, становится осо­бенно острой. Противоборство между марксистами и народни­ками достигает высокой степени накала. В истории социологии этот период развития народнической мысли изучен слабо. Одна­ко обществоведы сходятся в своих оценках неонароднических концепций В. М. Чернова, Л. Э. Шишко и других, отличавших­ся крайним эклектизмом, стремлением соединить традиционные принципы народнического движения с элементами марксизма, эмпириокритицизма и неокантианства. Социально-экономичес­кие и политические процессы в стране вынуждали сторонников сохранения народнической идеи к обновлению теории за счет заимствований из новейших теорий. Однако это, как показалажизнь, не могло реанимировать народническую идеологию, субъективизм, сохранившийся в этих «обновленных» теориях, н практике реализовался в серии террористических актов.