НЕОКАНТИАНСТВО

Появление неокантианства связано с интенсивным развитием науки, трудностями философского истолкования но­вейших открытий. Обратив внимание на творческую сторону познавательного процесса, неокантианцы перефразировали кан-товский вопрос в соответствии с новой проблемой: как возмож­на наука не о законах, а об индивидуальном? Ответ на него был сформулирован в виде главного методологического принципа: индивидуальное может стать доступным пониманию только че­рез его отношение к ценностям.

В России неокантианство начиналось с разработки общих проблем логики и методологии познания в трудах А. А. Вве­денского, Г. И. Челпанова и др. Отдельную его ветвь составили социологические теории, разрабатывавшиеся специалистами в области права — Б. А. Кистяковским, П. И. Новгородцевым, В. М. Хвостовым и др.

Возрождение интереса к Канту в европейской мысли отме­чалось уже в 60—70-е годы XIX в. Под лозунгом «назад к Канту» происходило объединение некоторых групп интеллигенции, представителей либеральных политических партий и правых социал-демократов. Привлекательность идей Канта состояла в том, что он спекулятивной социальной философии Просвещения противопоставил новое видение цели — совершенствование об­щества мыслится им не как повышение интеллектуального уровня, а как преобразование его системы. Социология, таким образом, по мнению неокантианцев, может стать наукой о со­циальной реальности, т. е. выполнять теоретическое обеспечение совершаемых преобразований.

Отмечаемое в 70—80-е годы влияние идей неокантианства на русскую мысль завершилось к 90-м годам оформлением само­стоятельного течения, получившего название «академическое неокантианство». Возникшие в русле этого течения теории отра­зили социально-политические изменения, происшедшие к этому времени в России (усиление российского «национального капи­тализма» и вызванные им явления в самых разных сферах жизни), вместе с тем и ту ожесточенную идейную борьбу, ко­торой они сопровождались. Это было время открытого противо­стояния марксизма и его идеологических противников в лице либерального народничества, «легального марксизма», эконо­мизма, бернштейнианства. Враждебные марксизму течения и в их числе неокантианство, различного рода спиритуалистические, мистические течения выступили с проповедью идеалистического мировоззрения.

Наиболее активно в эту работу включаются журнал «Фило­софский трехмесячник» (начал выходить в 80-е годы), сборник «Вопросы философии и психологии», Московское психологичес­кое общество (осн. в 1855 г.). Идеалистическая философия к концу века становится предметом университетского образова­ния. Распространению неокантианства в России способствовало издание трудов немецких представителей этого течения. Русская образованная публика знакомилась с идеями европейских школ неокантианства. В середине 90-х годов к идеям неокантианства обратились «легальные марксисты» (П. Б. Струве, С. Н. Булга­ков, М. И. Туган-Барановский, Н. А. Бердяев), которые испы­тывали острую потребность в усилении аргументации критики марксизма.

Главную особенность неокантианства составляли отказ от элементов материализма в учении Канта и полное игнорирова­ние сформулированных им диалектических идей. Характерно, что ту же направленность имела и начавшаяся в 90-е годы ре­визия марксизма деятелями II Интернационала, проводившаяся под лозунгами «углубления», «исправления», «дополнения» тео­рии, а по сути дела, добивавшаяся ниспровержения ее основ.

Философско-мировоззренческие основания нового течения в России были сформулированы в трудах представителей баденской школы — Г. Риккерта и В. Виндельбанда. Генрих Риккерт один из основателей этой школы, автор программноготруда «Предмет познания» (1892), подверг критике учение Кан­та за тезис о закономерности как принципе трактовки философ­ских категорий. Риккерта не устраивало то, что, согласно тео­рии Канта, человеческое поведение, подведенное под понятие закономерности, приобретало статус всеобщности и станови­лось, таким образом, объектом научного анализа. Тем самым подготавливалась почва для нового подхода к объектам науч­ного ^познания, основанного на признании принципиальных раз­личий в природе естественнонаучного и социально-гуманитарно­го знания. У человеческого поведения, согласно Риккерту, име­ется своя специфика, не позволяющая сводить знания о нем к стандартам научных дисциплин, изучающих явления природы. Эти же идеи Риккерт развил и в другом своем произведении — «Введение в трансцендентальную философию». Человеческим поведением как явлением индивидуального порядка, считает он, должна заниматься та область познания, которая не интере­суется законами, а изучает индивидуальные причинные ряды, исходя из того основного положения, что действительность всег­да индивидуальна и неповторима. Поэтому все категории, под­черкивает Риккерт, должны быть применимы к любым единич­ным актам, в чем и состоит их коренное отличие от методоло­гических средств, используемых в сфере естественнонаучного познания.

В работах Риккерта получили трансцендентально-философ­ское обоснование специфические признаки двух разных типов знания: индивидуализирующего (куда были отнесены историче­ские науки, или науки о культуре) и генерализующего (объеди­нившего весь цикл естественных наук). Человек в истории — объект индивидуализирующего типа знания. В связи с необхо­димостью обоснования этой идеи Риккерт предлагает новое определение философии как науки о ценностях, составляющих содержание особого мира по ту сторону субъекта и объекта. (Понятие бытия наделялось также специфическим содержани­ем: под ним имелись в виду лишь явления сознания.) Что каса­ется действительности, то, по Риккерту, она абсолютно ирра­циональна и познана быть не может. Эту иррациональную ре­альность можно превратить в рационально постижимый пред­мет лишь благодаря процедуре, основу которой составляет глу­бинный процесс «трансцендентального долженствования»: инди­вид вынужден выносить суждения в силу этической необходи­мости.

Другой представитель баденской школы Вильгельм Виндель- банд по-своему развивал идею принципиальной несовместимо­сти целей и средств разных типов научного знания. Исходя из определения философии как науки о ценностях, он детально разработал вопрос о специфике философского и опытно-науч­ного знания, соотнеся их как учение нормативное, основанное на оценочных суждениях и познании должного (философия), икак знание, основанное на теоретических суждениях и эмпирических данных о сущем. Ценности, считает Виндельбанд, по природе своей априорны, трансцендентальны и общезначимы. Они образуют некоторую иерархию в соответствии с отнесенно­стью к той или иной сфере сознания: логические, этические, эстетические, религиозные.

Основываясь на сформулированном им представлении о ценностях, Виндельбанд определяет конечную цель исторической го процесса как самоопределение челевечества на основе эти­ческого идеала. Тем самым социальная проблематика оказывается сведенной к этическому началу. К высшему уровню ценно­стей оказываются принадлежащими ценности эстетические, поскольку они, по его мнению, существуют независимо от интересов и воли людей.

Ценность как центральная категория в концепции неокантианства выражает смысл того, что не относится к бытию, а находится над ним, по ту сторону субъекта и объекта. То есть ценность в неокантианской трактовке — категория трансцендентальная, и потому выражаемые ею явления эмпирически непостижимы. Дуализм действительного мира (сущего) и мира ценностей (должного), согласно Виндельбанду, есть «священная тайна», что свидетельствует об ограниченности познавательных возможностей человека и объясняет его стремление к миру ре­лигиозных ценностей. В результате подобных методологических изысканий Виндельбанд пришел к выводу о необходимости разделения всех наук на две категории: науки о природе (номотетические) и науки о культуре (идиографические). Содержание первых — исследование законосообразности объектов природы, вторых — отнесение явлений человеческой культуры к ценностям. Эти выводы Виндельбанда оказали огромное воздействие на мировую философию, социологию и историографию.

Риккерт и Виндельбанд абсолютизировали момент неповторимости, уникальности исторических явлений и сформулировали свое понимание исторической реальности и исторической причинности. Историческая реальность при таком подходе оказывается; плодом творческой деятельности историка по преобразованию фактов. А историческая причинность объясняется как явление сугубо индивидуальное, в силу чего она не фиксирует каких бы то ни было закономерностей.

Представителей русского неокантианства отличала своя позиция: они не отказывали истории в наличии закономерности, однако сущность последней получала у них идеалистическую; трактовку как чисто психологическая. Для русских неокантиан­цев, оставивших заметный след в истории социологии, характер­ны оригинальность взглядов, специфическая проблематика, об­щее для всей русской социологии стремление способствовать прогрессу общества, улучшению условий жизни народа. Идеи, лежащие в основе широкого общеевропейского течения, ониразвивали с учетом своеобразия условий и традиций социаль­ной и культурной жизни России.

В творчестве В. М. Хвостова получили освещение наиболее важные аспекты неокантианской трактовки предмета социоло­гии: процесс общения между людьми, механизмы духовного развития личности (в этой связи — природа психической при­чинности), духовное общение и его виды, социальная структура общества, теория классов и групп. Предложенный В. М. Хво­стовым метод социальной типологии интересен как попытка преодолеть противоположность номотетического и идиографического подходов к разным объектам научного познания.

Б. А. Кистяковский, один из наиболее ярких представителей школы классической русской либеральной философии естествен­ного права, свою идею абсолютной ценности человеческой лич­ности развивал путем обоснования тезиса о сущности права как средства обеспечения свободы человека. Его отличало широкое привлечение данных истории культуры, экономики и политики при рассмотрении социальной реальности. Отдавая должное тем представителям русской социологии, которые положили на­чало разработке этических проблем науки, в ряде случаев он сближается с теоретиками субъективной школы (прежде всего это касается изучения идей и поступков людей с учетом субъ­ективных мотиваций и нравственных оценок) [57, 393]. Главной идеей основополагающего труда Б. А. Кистяковского является автономность проявлений человеческого духа. Естественное пра­во — свойство, прирожденное человеку. С точки зрения естест­венного права (которая тождественна принципу абсолютной справедливости) необходимо подвергать критике метафизику.

Критика метафизического подхода к действующему законо­дательству, обоснование плюрализма методов изучения прояв­лений человеческого духа содержатся в работах другого круп­ного представителя этого течения П. Н. Новгородцева. Его главным ставшим программным трудом явилась книга «Соци­альные науки и право» (1916). П. Н. Новгородцев опирался на тезис, сформулированный Кантом и Гегелем в их концепции права и государства: социальному прогрессу всегда предшест­вует поворот к идеализму. Эта идея была положена им в осно­ву его «системы нравственного идеализма». Одно из основных требований доктрины — разрыв с позитивизмом (что и должно было означать поворот к идеализму). Обоснование этого требо­вания Новгородцев дал в своей докторской диссертации, защи­та которой состоялась в мае 1902 г. в Петербургском универси­тете. Главная идея диссертации — самостоятельность нравст­венного начала. В праве заключено идеальное нравственное на­чало, нуждающееся в специальном философском анализе. Ис­тория и социология, отвергая абсолютные ценности, забыли о существующих границах и превысили свои компетенции. Поэто­му необходимо обратиться к нравственной проблеме, понять ееи обосновать как самостоятельную и независимую от любых исторических и социологических предпосылок.

Вопрос о долженствовании для Новгородцева составляет coдержание главной нравственной проблемы и является первостепенным для правоведения, отрицающего позитивный метод Решение нравственной проблемы недоступно позитивизму, ибо в решении вопроса об этическом делженствовании нельзя обойтись без априорных указаний нравственного сознания. Новгородцев выступал против засилья в социологии исторического подхода, который, по его мнению, ведет к исчезновению личности, а объектом исследования становятся среда, деятельность масс. Социально ориентированных мыслителей он критиковал за необоснованное соединение этического и социального, т. е за признание объективного характера изучаемого материала; Он считал необходимым наряду с социологией развивать инди­видуально-психологическое, нормативно-этическое изучение естественного права. Этой точке зрения противостояло мнение Ко­валевского и Муромцева, выражавших позицию строгого объективизма в изучении права, отстаивавших позитивно-социологическое его изучение. Ковалевский не принимал тезиса неокантианцев о наличии особых автономных сфер общественной жиз­ни и невозможности единого метода, ибо общество едино, метод его исследования универсален, исторический и социологический подход нельзя применять к каким-либо отдельным частям об­щества. Ковалевский усматривал в идеях неокантианства «шо­ры германской метафизической мысли». Таким образом, классическая позитивистская социология вступала в открытую борь­бу с метафизическими принципами школы естественного права.

С другой стороны, идейными противниками неокантианства были представители марксистского течения, активные критиче­ские выступления которых требовали выдвижения соответствующих контраргументов. Марксизм, утверждали неокантианцы, не имеет философского обоснования. Соединив в себе социо­логическую теорию, политэкономию «Капитала» и некоторую сумму социалистических идей и социально-политических требований, он нуждается в дополнении этическими положениям Канта, чем и удастся устранить пробел в философском обосновании социологии марксизма. Влияние неокантианства распространялось на ряд историков, экономистов, представителей либерального крыла народнического движения, о чем свидетельствует много фактов. Так, П. Л. Лавров, например, в своем отрицании законов общественного развития опирался на идеи Канта.

Необходимость осмысления новейших открытий в естествознании, обнаружившая себя на рубеже XIX и XX столетий, поставила перед неокантианцами ряд непроходимых препятствий. К сожалению, в литературе при рассмотрении этого течения ocновное внимание уделяется не всесторонней оценке его как влиятельного явления в философии и социологии, а главным образом анализу работы В. И. Ленина «Материализм и эмпирио­критицизм», содержащей полемику с философами-идеалистами (в том числе и неокантианцами) по вопросу о кризисе и физике и попытках ревизии марксизма его противниками.

Течение неокантианства в России было явлением относи­тельно кратким, но весьма значительным, если учесть круг про­блем, выдвинутых и получивших разработку в трудах его пред­ставителей. Кроме непосредственного вклада в развитие общественной мысли и философско-методологических основ научно­го познания следует учитывать симптоматичность возникнове­ния данного течения в эпоху начавшегося кризиса европейской культуры и науки. Без этого трудно понять ту бурную реакцию, которая последовала за выступлениями сторонников Канта с новым прочтением его теории среди представителей классичес­кой социологии. Останется не до конца понятым и процесс сме­ны ориентаций отдельными приверженцами позитивизма, пере­хода их на позиции откровенного идеализма. Неокантианство в социологии стало одним из проявлений кризисного состояния науки об обществе в целом. Наивысшего своего предела остро­та этого кризиса достигла в конце XIX — начале XX в. Пред­ставители разных направлений общественной мысли оказались на полярных позициях в ситуации, когда принцип материализ­ма в общественных науках пришел в непримиримое столкнове­ние с субъективистскими трактовками исторического процесса, основанными на отказе от идеи закономерности в истории.