ГОНЕНИЯ НА БОЯР

Низложение митрополита Диони­сия и удаление из Боярской думы князей Шуйских не сломили оппози­цию режиму Бориса Годунова. Напро­тив, репрессии положили начало ново­му кризису, носившему многосторон­ний характер.

В итоге «великого разорения» 70— 80-х годов значительная часть куль­турных земель оказалась заброшен­ной. Старопахотные земли зарастали лесом. Спустя пять лет после оконча­ния Ливонской войны лишь неболь­шая часть пустовавшей пашни была возрождена к жизни. Наметившийся процесс экономической стабилизации был приостановлен неурожаем и голо­дом, поразившим страну в 1587— 1588 гг. Неурожай нанес наибольший ущерб крестьянству, но его последст­вия испытало на себе и многочислен­ное мелкое дворянство. Недовольство «скудеющих» служилых людей стало одним из факторов политического кризиса.

В связи с голодом в ряде городов сложилось напряженное положение. Английский посол Д. Флетчер, нахо­дившийся в Москве в 1588—1589 гг.. был поражен «несчетным числом» бродяг и нищих, наводнивших столи­цу. Голод и крайняя нужда, замечает Флетчер, изнуряли жителей до пре­дела, в городах участились грабежи и убийства. В городе Ливны произошло выступление посадских людей. Встре­воженный правитель Борис Годунов 24 мая 1588 г. отрядил в Ливны вид­ного дворянина К. О. Безобразова «для сыску про смятение градцких людей» ¹.

С наступлением весны 1589 г. воз­никла реальная опасность возмущения в Москве, вследствие чего власти от­дали приказ о размещении на улицах столицы усиленных военных нарядов. Согласно записям Разрядного прика-

55

Глава 5. Гонения на бояр

за, 18 апреля 1589 г. «велел государь быть на Москве в объезде в головах по росписи, огня и корчмы выимать: в Кремле — князю Василью Турени­ну, в Китае — князю Дмитрию При­имкову». На улицах горожане жадно внимали речам юродивого, резко на­падавшего на правителя. Флетчер, видевший его своими глазами, писал: «В настоящее время есть один в Моск­ве, который ходит голый по улицам и восстанавливает всех против прави­тельства, особенно же Годуновых, ко­торых считают притеснителями всего государства» ².

В течение 1588—1589 гг. Москву будоражили слухи о больших раздо­рах в семье царя Федора. Эти толки, крайне неблагоприятные для Бориса Годунова, были подхвачены и разду­ты за рубежом. В конце 1588 г. вати­канский посол в Кракове направил в Рим две сенсационные депеши. Пер­вая гласила, что «москаль» в ссоре замахнулся на шурина посохом, но Борис выхватил нож и нанес царю две раны, отчего тот опасно занемог. Вторая депеша содержала вовсе недос­товерный слух, будто царь Федор убит своими придворными (Годуно­выми) ³.

Московские новости получили от­ражение в официальной переписке литовского канцлера Л. Сапеги. Ис­точником информации для него по­служил рассказ шляхтича, который нес пограничную службу и беседовал через границу с русской стражей. Московиты сообщили знакомому лит­вину следующее: «Княгиня москов­ская родила дочку. Но Годуновы, будучи недовольны, тайком взяли но­ворожденного сына у жены стрельца и положили на место дочери царицы. Один со стороны Годуновых, знав-

ший об этом, выдал их в том как младшему князю Дмитрию, брату нынешнего московского государя, так и другим боярам. Потом об этом сооб­щили самому государю. За эти про­винности государь приказал постричь свою жену в монахини. Боясь, что и с ними поступят так же, Годуновы, по словам [русской] стражи, кажется, ранили самого государя» ⁴.

Прошло два месяца, и литовский подканцлер А. Бараковский направил польскому послу в Риме письмо с но­выми захватывающими подробностя­ми насчет московского скандала. По слухам, когда царь Федор уехал из Москвы на богомолье в монастырь, царица от кого-то забеременела, за что Федор хотел ее постричь в мона­хини. Брат царицы Борис Годунов из-за сестры поспорил с Федором. В гневе царь ударил шурина посохом, а тот несколько раз пырнул Федора ножом. Здоровье царя плохое. Вели­кая княгиня, опасаясь, что ее постри­гут в черницы, будто бы хотела отра­вить мужа⁵. Литовская информация не отличалась достоверностью. Она слишком напоминала обычную клеве­ту, с помощью которой московские бояре чернили правителя.

Противники Годунова порочили его с определенным расчетом. Снача­ла они безуспешно пытались развести Федора с Ириной Годуновой, а теперь задумали скомпрометировать всю цар­скую семью и разом покончить с Го­дуновым.

Несмотря на удаление из Москвы Шуйских, положение Годунова оста­валось непрочным, что вынуждены были признать даже доброжелатели правителя. Один из них, австрийский посол Н. Варкоч, посетивший Москву в 1589 г., писал, что власть Годунова

Глава 5. Гонения на бояр

недостаточно прочна и может рухнуть мгновенно, едва лишь умрет царь Фе­дор. «Я узнал,— гласил отчет пос­ла,— что кое-где в стране при дворе есть еще тайные враги Бориса, но из-за его власти они опасаются дей­ствовать открыто. Случись что с ве­ликим князем, против Бориса снова поднимут голову его противники и в стране возникнут заговоры. Борис все это хорошо понимает и видит. Если это не пресечь, все так и будет, а если он и тогда захочет строить из себя господина, то это ему вряд ли удастся» ⁶.

В борьбе с боярской оппозицией Борис Годунов неизменно опирался на поддержку главного дьяка Андрея Щелкалова. Однако в 1587—1588 гг. их отношения заметно ухудшились. Располагая информацией о москов­ском дуумвирате, английская короле­ва 6 февраля 1587 г. обратилась с по­сланием к Годунову и Щелкалову⁷, чем вызвала резкое «неудовольствие» Бориса. Он немедленно уведомил сво­его эмиссара в Лондоне Джерома Горсея, что не даст ответа Елизавете, поскольку она написала ему «грамоты весьма непригожие и весьма непри­личные», ибо «смешивать» его с дья­ком— значит наносить «немалую по­руху его княжескому (!) достоинству и чести...» ⁸. Андрей Щелкалов сохра­нял известную популярность в зем­щине и не желал признавать превос­ходство Годунова. В беседе с англий­ским послом Флетчером в 1588 г. он заявил, что Борису «всякие дела государственные, о которых делех государство держитца, по... царскому приказу все приказаны»⁹. Щелкалов недвусмысленно намекал на то, что Борис был таким же приказным чело­веком, как и он сам.

В течение 20 лет Щелкалов воз­главлял Посольский приказ. Право Бориса на самостоятельные сношения с иностранными державами он, веро­ятнее всего, рассматривал как попыт­ку вмешательства в дела дипломати­ческого ведомства. Трения между соправителями в конце концов вышли наружу и стали предметом обсужде­ния в дипломатических кругах. По возвращении из Москвы в 1589 г. австрийский посол Н. Варкоч конста­тировал, что Борис Федорович совсем не благоволит к Андрею Щелкалову: канцлер больше не в чести, за ним следят и не очень ему доверяют¹⁰. Сведения Варкоча можно было бы счесть домыслом, если бы они не име­ли подтверждения в более авторитет­ных источниках, и в частности в ста­тейном списке посольства Флетчера в Москву. Английский купец А. Мерш, будучи ограблен дьяком, помалкивал до поры до времени, но потом, «ви­дечи, что он (Щелкалов.— Р. С), де, в опале», подал царю челобитную и добился того, что «ему (канцлеру.— Р. С.) тогда велел государь отчет от­давати». Из английских документов следует, что Щелкалов попал в неми­лость в начале 1588 г., но уже к июню вышел из опалы 11.

Распря между соправителями ос­лабила правительство изнутри. Борис Годунов подвергся нападкам с двух сторон: против него выступили и бывшие опричники Нагие, и знать, близкая к Шуйским. Оказавшись в состоянии изоляции, Годунов при­бегнул к репрессиям, которые свиде­тельствовали о слабости его позиции. По меткому замечанию В. О. Ключев­ского, современные летописцы верно понимали затруднительное положение Бориса и его сторонников при царе