ДО ТРЕХ ЛЕТ

В первые год-два многие родители не замечают никаких отклонений или не расценивают как отклонение то, что замечают. Во всяком случае, уже позже, обратившись к врачу, они часто не могут рассказать о каких-то вызвавших у них настороженность вещах.

Остается неясным: отклонений на самом деле нет или из-за отсутствия родительского опыта (неконтактные дети, как уже говорилось, часто первые в семье) они остаются незамеченными. Нередко родители вспоминают о том, что их удивляли и сердили подозрения родственников о неблагополучии "абсолютно нормального ребенка". Некоторые матери при появлении второго, обычно развивающегося ребенка начинают "задним числом" переоценивать свое восприятие первенца. Иногда мать чувствует, что малыш "не такой", но не может уловить — чем именно вызывается это чувство и приписывает его своей излишней мнительности. Но, как правило, при подробном расспросе удается получить сведения о ряде важных первых проявлений неконтактности.

Уже в первые месяцы часто проявляются нарушения ритма сна-бодрствования и аппетита, часто расцениваемые врачами как симптомы невропатии. Младенец плохо сосет, срыгивает, у него могут быть нарушения пищеварения. Бодрствование обычно сопровождается плачем к криком, ребенка трудно успокоить. Родители нередко пробуют укачивать младенца или катать его в коляске, но стоит остановиться — и крик возобновляется, заставляя родителей до утра сменять друг друга, лишь бы успокоить дитя. Попытки положить ребенка на живот, перепеленать, вымыть — все может вызывать трудно утихающее беспокойство.

Другие дети, напротив, необычайно спокойны. Они остаются спокойными и лежа в мокрых пеленках, и при наступления времени кормления, и при попытках взрослых "расшевелить" их, как если бы они не чувствовали ни голода, ни физических неудобств. Поначалу это может даже радовать родителей: "Он у нас такой спокойный — никаких хлопот!". "Сфинксик наш!", говорит мать, но проходит месяц-другой и пассивная безучастность ребенка начинает тревожить.

У некоторых детей в год-полтора эти типы поведения могут сменять друг друга. Они в целом достаточно неспецифичны, так что было бы ошибкой, столкнувшись с ними, думать сразу о неконтактности.

Первая улыбка появляется у большинства детей около 2 месяцев — тогда же, когда и у здоровых сверстников. Родители видят в ней то, что хотят увидеть — они полагают, что дитя узнает их и улыбается именно им. Это не так и у здоровых детей, которые в 2-3 мес. реагируют улыбкой на нарисованное человеческое лицо точно так же, как на лица родителей. Но дети, которые станут позже неконтактными, улыбаются, как правило, при приятных для них манипуляциях — подбрасывании, почесывании, щекотании и почти никогда — в ответ на появление человеческого лица. Со временем это становится все более отчетливым — улыбка существует сама по себе, не адресуется человеку. "Мне казалось, — сказала одна из матерей, — что он улыбается чему-то надо мной, когда я к нему нагибалась. Как будто он смотрел сквозь меня на Луну и улыбался ей, а не мне". Ребенок поглощен, заворожен игрой световых пятен на стене, узором на обоях, собственными пальцами, но люди остаются "за скобками" его внимания.

Развитие на первом году обычно не выглядит замедленным. Вели замедление обнаруживается, приходится искать его причину. Но вне зависимости от темпов развитие чаще всего неравномерно. Надолго могут "застревать" те формы повод сияя, которые свойственны раннему возрасту и должны были бы уже исчезнуть. Родители многих наблюдавшихся мною детей рассказывали о верчении кистей рук перед лицом после 3-4 мес - это обычное занятие детей и даже обезьяньих детенышей в возрасте 2-3 мес., у неконтактных детей может сохраняться до 2-3 лет, а иногда и дольше. Могут быть и другие проявления неравномерности: первые зубы прорезаются уже после начала речи или ребенок начинает вставать, еще не умея без поддержки сидеть.

В 5-6 мес., когда здоровые дети уже начинают обращать внимание на окружающие предметы и даже пытаются возбужденным гулением привлечь к ним внимание матери, неконтактный ребенок остается пассивным. Он может ненадолго заинтересоваться световым пятном или ярким предметом, но чаще остается безучастным к происходящему вокруг, монотонно раскачиваясь или постукивая головкой о край кровати или бортик коляски.

И у вполне здорового ребенка впервые услышанный звук работающего пылесоса или кофемолки может вызывать страх. Для привыкания к нему обычно нужно две-три "пробы"—лучше, если младенец при этом на руках у матери и она ему что-то ласково приговаривает. У неконтактного ребенка страх перед звуком работающих домашних приборов с каждым разом все сильнее, и крик не утихает, пока прибор не будет выключен. Иногда страх связан лишь с каким-то одним звуком.

Мы говорили уже о своеобразном поведении ребенка при попытке взять его на руки. Обычно дети принимают позу готовности, тянутся навстречу взрослому, льнут :к нему и выглядят заинтересованными и удовлетворенными. Всего этого мы не найдем в поведении неконтактного ребенка—он так пассивен, что возникает впечатление его большей тяжести, а на руках остается так же отрешенно-безразличным, как и в кроватке. Он не прильнет ко взрослому, не заглянет в лицо, а то и будет недоволен. Некоторые не любят, когда их берут на руки, и сопротивляются этому, напрягаясь, сохраняя жесткую осанку, а то и ударяя взявшего головой иди пытаясь укусить его.

Приходит время вводить прикорм — и возникают новые проблемы. Оказывается, что младенец не приемлет эту кашку или любую белую пищу, или твердую, предпочитая какой-то вид пищи. Накормить такого ребенка — сущая пытка. Родители идут на тысячу ухищрений, но ребенок мгновенно "раскусывает" их маленькие хитрости. Дети, например, категорически отказываются от твердой пища. Это может казаться еще одним проявлением непонятной для взрослых избирательности, но позже выясняется, что ребенок просто не умеет жевать, и обучение этому нехитрому делу может затягиваться на годы.

Приходит время первых слов, а потом и предложений. У многих детей это происходит позже обычного, но запаздывание совсем не обязательно, другие дети начинают говорить вовремя или даже опережая здоровых сверстников. Дело не столько во времени начала и темпах развития речи, сколько в ее своеобразии. Часто уже первые слова поражают своей необычностью ("углерод, паровоз, мебель") и отсутствием такого привычного "ма, ма, ма-ма". Один из моих пациентов хранил молчание до 2,5 лет, после чего произнес длинную фразу из сказки, которую рассказывала ему в 8 мес. приезжавшая бабушка; другой повторил фразу из часто звучавшей по радио песенки. В период формирования фразовой речи, дети выглядят чрезмерно разговорчивыми, болтливыми, но речь эта не включена в общение, в обмен словами с кем-то — она звучит сама по себе, обращенная в пространство и не ожидающая ответа. Я не припомню ни одного своего пациента с неконтактностью, который бы к 3 годам начал называть себя "Я", как это бывает у обычных детей.

Пока ребенок еще очень мал, такие разрозненные особенности воспринимаются как временные или незначительные — "все пройдет, образуется". Но на 2-м, чаще на 3-м году постепенно, через цепочку смутных догадок или внезапно, вдруг родители "открывают" тревожащую необычность ребенка. Чаще всего это случается, когда казавшиеся разрозненными и случайные особенности поведения сплетаются в клубок, а возраст уже не оставляет возможности надеяться на "завтра". Многих родителей вынуждает обратиться к врачу лишь отсутствие речи у ребенка, когда она уже бесспорно должна быть.

Здесь я хочу остановиться и предостеречь читателя от чересчур усердного поиска симптомов неконтактности у ребенка — тех, о которых уже сказано или еще будет сказано. Сходные проявления могут быть и у совершенно здоровых детей в виде отдельных вкраплений в поведение или эпизодов. В этом возрасте реакции организма еще очень неспецифичны; трудно отличить мелкие шероховатости обычного развития от нарушений, требуется время для наблюдения и оценки. Сверхбдительность родителей может поставить их в ситуацию героя Джерома К. Джерома, обнаруживающего у себя по мере чтения энциклопедии едва не все описанные в ней болезни. И здоровый ребенок не всегда стремится на руки ко взрослому, а то и "боднет" его или откажется от еды... да мало ли? Фиксируясь на этом, мы рискуем закрепить нежелательное поведение — наши яркие эмоциональные реакции младенец может воспринимать как поощрение и стремиться заработать его вновь и вновь.

Неконтактность проявляет себя достаточно определенным развитием: проявление к проявлению — складываются узнаваемые и обретающие черты предсказуемости комплексы. То, что у обычного ребенка возможно в виде вкраплений, у неконтактного образует самую суть поведения, он все время таков. Отгороженный невидимой стеной от внешнего мира, не ищущий ласки и почти не реагирующий на нее, не тянущийся к людям, занятый странными и непонятными играми, не управляющийся с простыми бытовыми вещами и требующий постоянного ухода, он часто походит на робота, действующего по заложенной в него программе вне зависимости от ситуации. Это бывает трудно описать и, тем более, назвать. Родители часто говорят: "Не такой" или "Не чувствую в нем человека".

Заметим, что неконтактность не "возникает" в 2—4 года, а становится к этому времени определенно заметной, складываясь из разворачивающейся череды особенностей поведения и становясь для родителей осознаваемым фактором.