Игюгарюк, эскимосский заклинатель духов

(Расмуссен,“Большое путешествие на санях”, 1946)

Церемония — что это такое? Мы должны перестать связывать с этим застывший ритуал, бессмысленное пустое повторение формул и развиваю­щихся по шаблону отношений. Все это может относиться к церемониям, предусмотренным в больших религиях, но не к родовым культурам. Тут ри­туал имеет совершенно иное содержание. Он означает усиление всех смыс­лов через музыку, пение, танец, движение. Мы концентрируем наше раз­нонаправленное сознание на одном пункте, мы называем его «игольным уш­ком* сознания и через него протискиваемся, пробираемся барабанным боем и пением в то психическое измерение, в котором пространство и время, основ­ные категории нашего представления о мире, обладают иным качеством — в этом состоит задача такой церемонии. В измененном состоянии сознания мир предстает полным смысла, иной гармонии; пространство и время в нем трансцендентны, прошедшее и настоящее сливаются в одном измерении, история, доисторическое, будущее тесно примыкают друг к другу; время, как все более и более раскручивающееся полотно событий, предстает в ка­честве замкнутого в себе смыслового единства; многообразно расщеплен­ное пространство становится гомогенным, его формы уже не выступают обособленно, они образуют целое. Восприятие такого рода характеризует­ся как архетипическое, архаичное, что означает, что вещи теряют свое свой­ство неповторимости, становятся вещами в себе, прототипами бытия. А архетипическое восприятие, как выясняется, несет в себе залог целебнос­ти, это первый терапевтический агент. Вторым терапевтическим агентом является освобождение сознания от постоянного процесса «обработки» бесконечных возбудителей: церемония означает именно эту «разгрузку» и погружение в создающую новое единство форму восприятия. Шаман к тому же великолепный артист: в его спектакле соединяются миф, история, акту­альные события и путешествия в потусторонний мир. По сравнению с ним воздействие на зрителей современного актера весьма скромно. На руинах древнего ритуала, в котором участвовали духи, развилась отстраненная современная драма, в которой актеры не меняют состояния своего созна­ния и в которой зрители не играют никакой серьезной роли. Современный театр строится вокруг отдельной личности, шаманский театр — транспер­сонален. Шаманский спектакль — это трансперсональное искусство. Це­ремония целения или заклинания — это не на показ выставленное развле­чение, не заученное повторение пройденного, это драма жизни, это сама жизнь. Психологическую основу церемонии составляет установка на ожив­ление, обновление, на терапию смыслом. Обновляются сами элементы ро­довой космологии, укореняются в ходе ритуала в бессознательном, но не за, счет устойчивых повторений и религиозных заучиваний — пациент оказы­вается втянутым в спиритуалистическую атмосферу, его сознание приоб­ретает черты, близкие трансовому состоянию, и именно на этой транспер­сональной бытийной основе, освобожденной от состояния привязанности к собственному «Я», наилучшим образом формируется архаический космос. Шаманское обучение — и когда при нашем культе разума будет это поня­то? — это восприятие информации в измененном состоянии сознания. В сравнении с этим наш современный театр — это форма ступенью ниже, не способная достичь духовной и социальной идентичности. Драматическая, драматургическая структура любой церемонии — это не самоцель, но лишь средство для достижения цели, средство для вызова измененного состоя­ния сознания у целителя, у пациента и у зрителей. Архаическая драма оз­начает «выворачивание наизнанку» опыта действительности, радикальное изменение восприятия пространства и времени, взгляд, обращенный к архетипическому и трансперсональному, охватывающий все бытие. Изменен­ное состояние сознания — это вершина драматически-ритуального, инициационно-визионерского процесса.

Церемонии основаны на символике; это может казаться нам прими­тивным, но эти символы делают понятными бытийные полярности, силы и связи. Символы остаются для людей, как и прежде, самым действенным способом изображения абстрактных сил природы. Внутреннее освобож­дение от неуравновешенности, от противодействующих сил, приводит к восстановлению здоровья и ощущению радости жизни. Приобщение к это­му социальных, экологических или космологических сил неизбежно. Та­кое определение здоровья чуждо западному человеку. Мы знаем симпто­мы болезни и ставим в связи с этим диагноз. Наш духовный горизонт об­рывается там, где начинаются собственно причины заболевания. Наша терапия симптомов является оплотом дискриминации шаманского искус­ства целения. Нашим недостатком является суженное этиологическое понимание, принижение болезни до уровня непосредственного очага за­болевания, овеществление и укоренение в формах материального психи­ческого выражения, что является проявлением нашего материалистичес­кого восприятия мира.

Внутреннее очищение происходит благодаря потению, курению фимиа­ма, длительному танцу и пению, одиночеству, во время которого из человека выходит непокой окружающего мира, наслоения культуры. Стать шаманом — значит обрести способность к внутреннему очищению; чем чище внутреннее состояние, тем яснее восприятие внешнего мира, тем значительнее чародей и сила его чар. Очищение, ясность, волшебство — это узловые понятия ша­манства, духовного мира вообще. К внутреннему очищению относится одно­временно и утрата речи, отмирание понятийно-обусловленного мира. Безъязычие и есть святой язык шамана. Если мы станем безумными, если понятийная стройность выродится в словесный салат, потеряет свой смысл, тогда мы очистимся от внешних наслоений, обусловленных отдельной куль­турой и жизнью в целом. Мы увидим, что психотерапия будущего — это очи­щающая терапия «примитивов». Сознание является центром такой терапии. Сознание — это axis mundi («земная ось») внутреннего и внешнего мира. Вершинный принцип бытия есть смена накопления и опорожнения, накопле­ния и очищения. Эта архаическая пара понятий «пространство» и «пустота» является ключом к пониманию всего в шаманстве. Чем ощутимее пустота, тем значительнее шаман и его целение. Наша культура, в основном, базиру­ется на накоплении, обогащении, другие же культуры считают момент опо­рожнения своей главой целью. Если мы учимся преумножать, то другие пре­уменьшать. Здесь напрашивается параллель с субатомарной первоосновой: новые физические исследования показали, как энергия или материя возни­кают совершенно спонтанно из «ничего» и как затем развивается материаль­ный мир. Может быть, шаман как раз ищет эту пустоту, чтобы создать из нее новые энергии и обрести новое знание?

Исследования о шаманстве и целении упускают постоянно важнейшее: существует шаманская психотерапия, существуют выдающиеся примеры целения. Кроме анекдотов и заметок на полях, до сих пор не представлено никаких этно-медицинских выборочных проверок по результатам исцеле­ний. Почему же? «Шаманская терапия — это псевдотерапия или, выража­ясь благороднее, целение верой! Кто верит в целение, тот и будет вылечен!» — вот удивительный пример рационализма, который, однако, никому не может объяснить, как биологически или физиологически возможно такое целение. Слух о целении верой, этот лозунг бессильных, не становится по­пыткой подобрать ключ к шаманству, но лишь еще одним способом обесценить его. Социальное и психосоматическое целение — и эти поня­тия также ничего не объясняют, они лишь «убаюкивают», а представление о целении верой скрывает не некое непредставимое ранее этнологическое знание, но непредставимую беспомощность исследователя. Никто до сих пор не постарался изучить шаманский способ целения, все остались в подп­олье науки, при академических спекуляциях.

Способы целения шамана многообразны; их можно представить как:

1. Социально-психологические, терапевтические и психо-гигиенические;

2. Суггестивные, психоаналитические, психокатарсические;

3. Как транс­персональные, как трансцендирующие Эго;

4. Как паранормальные, спири­туалистические, трансматериальные.

Эта книга касается в основном двух последних аспектов. Они вершина познания и деятельности на жизненном пути шамана, его основные методы терапии, то, что и делает его шаманом. И все-таки шаманский способ целения остается нам чужд, мы измеряем его современными понятиями. Шаманы, согласно этому, индивидуалисты и совсем не академические медики. Они «лепят» свои знания и свой метод целения из трансформативного опыта, который крайне исключителен и са­мобытен, потому многие шаманы способны целить лишь определенные бо­лезни. Мануэль Томас из индейского племени уита говорит: «Целитель имеет силу лишь для одной болезни. Сама сила может быть использована и для лечения другой, но он тогда лишится силы. Во время посещения Авикмаре, которого целитель выводит во время сна, он приобретает всеобщее знание и силу целителя..».

«Если кто-то болен, то пытается заполучить лучшего целителя в окрестности. Если найденный не может исполнить необходимого, то посылает к другому целителю, который работает с больным, пока тот не излечивается, лучается, что больной умирает. Но уита не сердятся, если кто-то из целителей не имеет успеха, они лишь бывают разочарованы, что его силы недостаточны и обращаются к другому. Если пациент умирает, они не наказывает целителя, но уверены, что в этом случае речь идет о колдовстве» (Forde, 931, 183). Интенсивность целительной силы, происхождение и степень воздействия которой нам до сих пор неизвестны, связана с личностью целителя. Целитель использует переданные ему методы лечения, бытующие в его культуре, иначе, нежели наши современные медики. Они люди особой природы, сконцентрированные всецело на себе, творящие из собствен­ного опыта, одиночки. Мануэль Томас рассказывает о себе так: «Первые сновидения появились у меня, когда я был еще совсем юным, лет в 12, но я не начал заниматься целением до того, как стал старым человеком. Я вспо­минаю свои сновидения достаточно отчетливо и ничего из них не забыл. Если я слышу о больном, то что-то сразу говорит мне, могу я его вылечить или нет. Это происходит даже тогда, когда я не вижу никакого сновидения и не обладаю особой силой для исцеления этой болезни. Если я себя хоро­шо чувствую, я ощущаю внутри себя силу и легкость, и всякий другой док­тор, который попытается вылечить этого больного, не будет иметь успеха. Когда меня зовут к больному, у меня всегда возникает такое чувство, будто я нахожусь опять в горах. Во мне находится жидкость, которую я вытянул из воздуха, и я не боюсь преодолевать большие расстояния. Я тогда не знаю, как далеко оказался. Когда я работаю с пациентом, это меня вообще не утом­ляет, это делает меня счастливым. В таких случаях я исцеляю достаточно быстро, иногда за несколько часов или за пару дней... Но я не всегда знаю заранее, как пойдет целение. Часто я долго плохо себя чувствую, пока не начну целить, в другой раз могу потерять много сил еще в начале работы, и тогда целение протекает нехорошо» (Forde, 1931, 184).

Наиболее известной и широко распространенной формой целения яв­ляется высасывание вредных зародышей болезни из тела пациента. Этот способ лечения сопровождается массажем, обдуванием и обмазыванием тела. Во время такого лечения из тела выходит много различных объектов, вызвавших болезнь. У австралийских арухта, например, при этом выходят кристаллы кварца, камни, осколки костей, гвозди или битые стекла. Ша­ман Халаквулупи с Огненной Земли вытягивает из тела кровь, при этом он сосредотачивается на боли — он выдувает ее, мнет пальцами, давит на нее ладонью и затем высасывает в этом месте. Свои действия он сопровождает тихим бормотанием. Тибетские дбанг-пхиуг-медиумы исцеляют высасыва­нием. Барабан при этом держат над больным местом, и вредная субстанция выходит сначала через кожу, а затем проходит сквозь барабан, так что все зрители видят это. Затем эта субстанция выплевывается в миску; обычно это коричневые или серые скользкие комки неопределенного рода (Befglie. 1978, 25). Эскимосы нумвак делают вид, что вырезают больное место пе­ром, но затем высасывают болезнь и сплевывают ее, отдают собакам или бросают в огонь. Иногда болезнь столь сильна, что присутствующие долж­ны крепко держать шамана, так сильно он начинает дрожать. При лечении других болезней шаман держит руку над больным местом или массирует это место толчкообразными движениями (Lantis, 1946, 202).

Последней шаманкой калифорнийских индейцев винту является Жен­щина Цветок Востока, Флора Джонс. Последнее поколение шаманов посвятило ее в шаманство еще в юности; она сегодня единственная шаманка, которая проводит сеансы и церемонии целения и раздает травы. Флора Джонс посещала в Сан-Франциско школу, но в конце концов странные сно­видения заставили ее вернуться домой. Эти сновидения напугали ее, яви­лись потрясением ее личности. В 17 лет она впервые впала в транс. Она играла в карты с друзьями, когда без всякой причины в ушах внезапно заз­венело и вслед за этим она почувствовала жгучую боль. «Было так, словно сквозь мое ухо прошла пуля. Боль пронзила моё существо, и я четыре дня была без сознания». Это была ее первая встреча с духом-звездой. Когда она проснулась, много старших шаманов сидело вокруг нее. Они пели, давали ей лекарство, а позднее повели ее к святым местам. Ее дух-защитник сооб­щил ей целительные песнопения и приобщил к искусству целения. Лишь годы спустя она начала заниматься настоящей практикой как целительница. Расщепленность бытия в ее молодые годы — с одной стороны, она была индианкой, с другой — жила в мире белых людей — сгладилась, что позво­лило обрести внутреннее равновесие. Так как Флора Джонс часто после сеанса не помнит того, что говорила, то, в отсутствии переводчика, ей ну­жен магнитофон, который она затем слушает и объясняет присутствующим диалог с духами. Поначалу духи жаловались на такой метод, но вскоре ус­покоились. Флора диагностирует болезни в состоянии транса с помощью рук. Она скользит рукой по телу больного и ощущает при этом все наруше­ния. «Я чувствую боли, раны, воспаления. Если я держу свои руки над те­лом, то чувствую малейший мускул и каждую тонкую вену. Я ощущаю вос­паление. Мне больно. Если у них нарушена сердечная деятельность, то мое сердце бьется чаще. Где болит у них, там же начинает болеть и у меня. Я становлюсь частью их тела». Лишь при тяжелых болезнях, когда пациент близок к смерти или когда он без сознания, Флора Джонс исполняет танец душ, чтобы вернуть назад блуждающую душу больного. При этом она танцу­ет под ритмичный бой барабана и вращает маленькой корзинкой, в которую должна быть поймана душа. Если это удается, душа возвращается к сердцу, к своему первоначальному месту.

Флора лечит и белых, ее дух-защитник посоветовал ей это, если она хочет стать настоящим врачом. Для этого она использует простой способ лечения, а именно короткий транс, во время которого она просвечивает внутренние органы пациента. Многие болезни белого человека она не ле­чит, — это все то, что мы характеризуем как болезни цивилизации или как эпидемические болезни, так как до появления «ядовитых людей», как назы­вают нас винту, они не знали этих болезней.

О тех, кто не хочет понимать целения трансом, Флора Джонс говорит, что они «духовно спят» или что живут с «облаками перед глазами» (Knudtson, 1975).

Целением для африканских кунг, племени бушменов юго-западной Африки, является физическая, социальная, духовная и космическая ин­теграция. Центральным событием в ритуале целения кунг является ноч­ной трансовый танец, который происходит несколько раз в месяц. Око­ло полуночи танец достигает своего высшего накала. Многие к этому времени находятся в состоянии транса. Во второй раз высшего накала танец достигает перед восходом солнца. Часто такие танцы длятся бо­лее 36 часов (Lee, 1966, 39). При этом женщины сидят у огня и хлопают, в то время как мужчины танцуют. Но и женщины тоже могут впасть в транс, особенно во время женского танца, чаще всего уже тогда, когда наступает пора климакса, так как считается, что до этого транс может повредить ребенку. Треть всех женщин достигает киа, просветления (Katz, 1973).

Каждый может стать целителем. Чем больше будет целителей, тем луч­ше это для благополучия общины, так как танец способствует установле­нию социальных связей, устраняет враждебность и защищает деревню от несчастий. Ночные танцы, как говорят кунг, делают «сердце счастливым», они оживляют, будоражат, подбадривают. С нарастанием усердия в танце усиливается таинственная жизненная энергия Нум. Целители называют себя соответственно этому Нум к'аузи, то есть мастерами Нум. Нум нахо­дится в недрах желудка или у основания позвоночника. Во время танца Нум разогревается, превращается в пар, поднимается по позвоночнику и, достигнув верхней части черепа, создает состояние киа. В этом состоя­нии целитель распознает болезнь другого и начинает лечить ее, вливая Нум в тело больного. Он может видеть сквозь большие расстояния и обла­дает рентгеновским зрением. Он не чувствителен по отношению к огню и совершает духовные путешествия к селениям богов. В состоянии киа че­ловек обретает самого себя. Мастер Нум выражает это так: «Когда Нум поднимается по мне, она затем взрывается и выбрасывает меня в воздух, и я падаю вниз» (Katz, 1982, 7). В состоянии киа человека охватывает желание раскрыться, словно спелый стручок, как говорят кунг. Кау, или Дау, слепой целитель, каждый месяц проходил через превращение во вре­мя танца. Бог вынул глаза из его головы, положил их в сумку и отправил­ся на небо; когда он теперь танцует и приходит в состояние киа, бог спус­кается на это время вниз и кладет глаза снова в глазницы — тогда тот начинает целить и видеть вновь. Целители разговаривают с духами болезней, борются с ними и пытаются их убедить не похищать больного {Katz, 1982). Трясущий руками целитель вытягивает болезнь и одновременно вкладывает ее в свое тело.

Энергия целителя невидима для обычных людей, ее воспринимает лишь целитель в состоянии киа, когда она поднимается, а сердце «просыпается». Если Нум закипает слишком быстро, это вызывает боли, и тогда целителю нельзя увидеть болезнь; болезнь можно распознать, только если спокойны внутренние глаза.

Если целители вытягивают болезнь из тела и позволяют ей двигаться внутри себя, то она проникает сперва в их руки, затем в затылок и, нако­нец, в голову. Она вызывает боль и жжет. Принятую в себя болезнь, цели­тели вытряхивают в буквальном смысле слова наружу, они трясутся сами, трясут головой, ногами и руками. С наступлением трансового состояния они кричат: «Гаува меня убивает!» Атмосферу во время этого целительно­го танца можно было бы представить себе следующим образом: в то вре­мя, когда все в кругу танцуют вокруг огня, женщины поют и хлопают, тог­да то один, то другой целитель вырывается из круга, кидается в огонь, рас­сеивает пламя и кладет голову на угли, так что его волосы загораются. Другие хладнокровно за этим наблюдают и вытаскивают из пламени впав­ших в экстаз или, громко крича, разгоняют духов болезни. При всеобщем возбуждении некоторые женщины подпрыгивают и начинают танцевать так же, как и мужчины, в то время как другие с жаром продолжают петь и хлопать. Пережив высший накал трансового танца, целители падают на землю и некоторых охватывает каталептическая мышечная ригидность. Часть застывает в этом состоянии всего на несколько минут, другие выхо­дят из него спустя несколько часов. Похоже ведут себя и в соседнем пле­мени хаинном. Если танцоры племени вдохнули достаточно дыма и хотят ввести себя в транс различным хлопаньем, то тогда антилопа доставляет их к большому дереву, которое соединяет небо и землю. По нему они ка­рабкаются, пока не находят на вершине ремень, спущенный Гамабом, твор­цом, который доставляет их в свое царство. Конечно, карабкаются вверх не их тела, а их внутренние сущности. С Гамабом шаман ведет перегово­ры о судьбе больного (Wagner-Robertz, 1976). В прежние времена многие шаманы всех племен были способны на такое, сегодня же — лишь немно­гие. Так как во время этой фазы «смерти наполовину», как называют ее кунг, дух целителя избегает опасности быть пойманным Гаува-зи (духами мертвых), другие целители зовут его возвратиться. Они кричат: «Где ты? Возвращайся!» Над головой целителя они стучат его трещоткой, чтобы привлечь внимание его духа. Они вытирают пот со своих тел и натирают им тело целителя. Пот — это пар кипящей энергии. Пот, которым натира­ют заболевшие части тела, действует целительно. Так же, как пот являет­ся метафорой внутреннего жара, то есть психической силы, точно так же горящие угли, которыми натирают свое тело кунг, воспринимаются ими Как воплощение жара, энергии. Во время трансового состояния у многих возникает чувство, что в желудке у них что-то варится и что в них прони­кает вибрирующая энергия.

После вступления в брак между 20 и 25 годами жизни многие всерьез задумываются о карьере целителя. Они ищут себе учителя и тренируются в исполнении трансового танца. Во время первых попыток впасть в состоя­ние транса люди бывают совершенно разбушевавшимися, ведут себя анти­социально. Они рассыпают угли, бросаются в огонь, поджигают одежду поющим женщинам, ударяют и толкают других танцоров и пытаются при­чинить вред самим себе. Новичка успокаивают, в него вливают целитель­ную силу, натирают его тело потом. Первым признаком трансового состоя­ния является то, что танцоров нельзя больше отвлечь посторонними звуками, в их телах наблюдаются вибрации, они спотыкаются и потеют и, наконец, их тела как бы совершенно одеревеневают. Внезапным проявле­нием трансового состояния становятся дикие прыжки, другие мужчины при­ходят тогда на помощь, забирают танцора в середину, пока тот не падает без сил; тогда его укладывают за чертой танцевального поля и массируют. Старейшие, опытные целители не проходят эту фазу «полумертвого состо­яния», так как они уже научились контролировать себя. Некоторые моло­дые люди забывают о необходимости развивать свой трансовый опыт; они бродят от лагеря к лагерю и участвуют во всех танцах, учась владеть своим измененным состоянием сознания и шлифовать технику транса. Если у молодого человека возникают трудности в достижении киа, то редко, но прибегают к наркотику. Наркотик должен помочь преодолеть страх и дос­тичь состояния киа. Уже в детском возрасте обнаруживается стремление познать транс. Целые группы ребят играют, подражая взрослым, в исцеле­ние состоянием киа. Они танцуют и изображают переживание состояния киа. Необходимым условием для того, чтобы стать целителем, является выполнение требования выпить Нум. Нужно танцевать, чтобы сердце открылось для Нум. Нужно петь, чтобы собственный голос достиг неба. Кто впервые ощущает в себе Нум, тот кричит, что Нум жжет ему грудь, как огонь. Страх перед состоянием киа очень велик, боятся не суметь вернуться из него обратно, боятся умереть. Если новичок учится не бояться смотреть смерти в лицо, он преодолевает свой страх — это означает прорыв к киа. Как только киа начинает подниматься, страх нарастает; целители тогда спо­койно отдыхают, чтобы «охладить» себя, пьют понемногу воду и тем самым усмиряют кипучую энергию. Есть два различных вида целителей. Кунг го­ворят: «Иногда растут вместе с Нум, иногда дают Нум вырасти в себе». Имеется, с одной стороны, врожденная, с другой, приобретенная способ­ность к киа. Истинными шаманами кунг являются лишь те, кто с колыбели обладает психической энергией. Это их души зачастую могут покидать тело, это они обладают классическими способностями шаманов.

Еще один последний пример. С восхода до заката работают индейцы навахо над своими полотнами из песка. На гладко разглаженную землю целители насыпают руками песок, цветочную пыльцу, маисовую муку, рас­тертые корни или кору. Пациента ставят в центр песочного полотна среди фигур и знаковых изображений из мира навахо и эту картину в ходе цере­монии он символически принимает в себя. Сопровождаемый священными песнопениями, он сливается в едином целом со всем знанием своего племе­ни, с мифом своей культуры, с универсальными принципами бытия; его соб­ственные конфликты оказываются тогда соразмерными ему самому, все обретает свое место, возвращаются исконные связи, устраняется состоя­ние внутренней анархии. В заключение церемонии целители рассеивают песок в направлении всех шести сторон света, туда, откуда он пришел (Villasenor, 1974).

Для навахо целение означает гармонизацию психики. Космологические картины из песка вызывают балансировку сил пациента с универсальными силами. Религия, искусство и психотерапия объединяются и на вершине всех наблюдений за природой, землей, небом и человеком рождается здо­ровье, благо. Маскирующиеся танцоры, молитвы, песчаная живопись, мифы, драматическое искусство, пение и лечение травами дают новые экзистен­циальные связи. Миф становится реальностью, связывает больного с исто­ками, наполняет его жизнь смыслом. Пациент познает единство собствен­ной личности с космосом, мифом и обществом. Условием для целения является равновесие, отказ от одностороннего, ориентированного на соб­ственное «Я», мышления. Вновь включенный в коллектив здоровых людей, пациент возвращает себе чувство самоценности. К этому добавляется то, что во время ритуала, продолжающегося сутками, во время непрерывных песнопений пациент впадает в измененное состояние сознания, которое само по себе является катарсическим и создает условия для будущего из­менения восприятия. Этому же способствует атмосфера единения, присут­ствие множества людей, родных и знакомых. Настроенность на святое от­ношение к истории племени, на единение с прошлым, с самим собой, со своим родом и всем космосом обостряют восприимчивость, что облегчает переход в состояние транса.

Наша западная терапия не воспринимает человека как часть природы, как часть космоса. Во время ритуала навахо индивидуум превращается, благодаря идентификации с абстрактными силами бытия, в святую абст­рактную личность, в человека как такового. Этот переход к трансперсональ­ному существованию действует катарсически, открывает новый горизонт собственного бытия, так как является живым микрокосмическим слепком Макрокосмической драмы природы. Ориентированность лишь на собствен­ное «Я» ослабляет творческие силы, а постижение трансперсонального в себе самом ведет к внутреннему освобождению и способности предвидеть. Перед современным же человеком, искусственно защищенном медицинскими страховками или технологиями, не открывается никаких широких сфер. От этого его непокой, тенденция к саморазрушению; у него отсут­ствует планетарное космологическое мировосприятие.

Терапия навахо включает групповую терапию, терапию гипнозом, ис­пользование измененных состояний сознания и предположительно также парапсихическое влияние через целителя. Тот, над кем раздается пение, занимает по ритуалу совершенно особое место в своей семье: ведь он яв­лялся долгое время воплощением природной сущности, вобрал в себя силы богов. Именно этого недостает нашему западному искусству целения — способности к ощущению единения с силами природы. Ведь что такое ма­гия? Да нет никакой магии, есть лишь высшая степень идентификации, сбли­жения со всей окружающей нас жизнью! Ступени на пути к обретению это­го ощущения единения могут быть многочисленны, но цель остается одной и той же: истинная терапия — это поиск трансперсональных связей между собственным «Я», миром и богом. Их единство является основой архаичес­кого мировосприятия и сегодня мы спрашиваем себя, не надо ли нам к нему вернуться? Научные факты подтверждают, что хаотически, механистичес­ки расщепленное мировосприятие повинно в деструктивности духа западного мира. Мы вступаем в ту стадию науки, в которой подвергаем анализу сам анализ. Анализ, рождающийся в свете трансперсонального синтеза — вот наше реальное будущее. После того, как Галилей призвал нас препарировать природу и в нашей культуре утвердилось убеждение, что ритуалы и соблюдение традиций веры имеют в своей основе порочный круг суеверия, новая физика учит нас видеть новые взаимосвязи там, где прежде были лишь части, противопоставленные друг другу частички. Сегодня, когда физика и другие науки открывают картину растущей когерентности, мне хотелось бы обратиться к духовному ритуалу в родовых обществах.