Он умирает и возвращается, имея двойной мозг

Упав с лестницы, маляр Петер Хуркос (1970) пережил тяжелую мозго­вую травму в области гипоталамуса, шишковидной железы и основания черепа, результатом чего стало шизофреническое состояние с потерей ори­ентации: он утратил способность концентрироваться и принимать решения, его интеллектуальный уровень соответствовал десятилетнему возрасту. Однако различными тестами выявлялись у него новые способности. Он мог осознанно и вполне контролируемо передавать мысли телепатическим спо­собом, узнавать о событиях в жизни других людей; говорить о людях и пред­метах независимо от того, как далеко они находились.

Как и Эдгар Кейси (Edgar Cayce), известный американский целитель, Хуркос был в юности интровертом, замкнутым, витающим в фантазиях ре­бенком. Во время своего падения Хуркос ударился головой, Кейс получил удар по голове баскетбольным мячом. Оба потом в состоянии транса могли говорить на иностранных языках. Как и Кейса, родившегося с молоком в груди, Хуркоса при рождении сопровождали необычные явления: он родил­ся с «caul» на голове, родом вуали, которая должна была быть раскрыта и удалена, чтобы новорожденный мог дышать. В Голландии, родине Хуркоса, говорят в этом случае о «шлеме», «Fliess». «Шлем» имел в медицинском фоль­клоре много значений. Он символизировал тайну: принято полагать, что рожденный со «шлемом» в голландских народных преданиях обладал спо­собностью смотреть в будущее.

Новорожденный чуть было не умер по причине этих родовых осложне­ний, но выжил, хотя и был слепым первые шесть месяцев своей жизни, а в первые годы предпочитал тенистые места и темноту. Хотя его необычные способности стали заметными только после несчастного случая, его роди­тели и друзья говорят о нем как о своеобразном ребенке, который всегда был один и видел вещи, остававшиеся невидимыми для других.

Вуаль вокруг головы младенца врачи смогли удалить спустя несколько часов после рождения, операция на глазах оказалась успешной лишь через 6 месяцев, однако у Хуркоса всю жизнь были проблемы со зрением.

После падения с лестницы Хуркос без сознания находился в больнице и не помнил многие вещи. Забылись имена, даты и лица, членов своей семьи он узнавал лишь по голосам. И сегодня он не запоминает никаких имен и телефонных номеров, в том числе и свои собственные. Случай, с ним про­исшедший, он описывает следующим образом:

«За то мгновенье, пока я летел вниз, у меня перед глазами за несколько секунд прошла вся моя жизнь — и внезапно все потемнело. Позднее мне опять захотелось туда, откуда я пришел и где было так прекрасно. Там были замечательные цветы и музыка, и все было совсем по-другому. Даже тюль­пан выглядел иначе, гораздо прекраснее, чем обычный тюльпан. Да, я ви­дел цветы и горы, фантастические горы» (218).

Его предсмертное переживание обнаруживает характерный ретроспек­тивный взгляд на прожитую жизнь: ощущение внезапной темноты, в кото­рой обнаруживается движение по туннелю, и затем вид сияющего ландшаф­та, описание которого мы так часто находим.

Хуркос услышал странные звуки, ему казалось, что он лишился соб­ственного сознания, он увидел картины и услышал голоса, от которых стре­мился всеми силами освободиться:

«Когда я прикоснулся к кувшину с водой у моей постели, я услышал звуки. Когда я схватился за стену, я одновременно услышал звуки и увидел различные вещи. Иногда я прикрывался подушкой, чтобы ничего больше не видеть и не слышать, но звуки и картины вновь проникали ко мне. Даже когда я спал, мое сознание отправлялось к тем местам, которых я до того никогда не видел...» (46).

Сам того не желая, он видел будущее людей, что приводило его в особое беспокойство. Свою тогдашнюю жизнь он описывает как кошмарный сон, а себя самого после несчастного случая описывает как некоего субъекта, имеющего два мозга, свой собственный и чужой. Окружавшим его также бросилась в глаза эта перемена личности:

«Я вспоминаю, что, когда падал, я не хотел умереть. Затем внезапно все стало черным. Когда я пробудился, я лишился собственного сознания. Так я приобрел свой новый дар. Внезапно я почувствовал, что обладаю созна­нием другой личности. Мои отец и мать полагали: «Он уже не прежний Петер», и говорили: «Он умер и вернулся, обладая двойным сознанием» (13).

После возвращения из больницы его странный дар гонит его из дома, он целыми днями бродит по улицам, желая убежать от самого себя. По совету внутреннего голоса в это же время он начинает рисовать:

«Я не могу рисовать то, что я вижу... Я рисую только то, что я видел, будучи без сознания. Я могу рисовать здесь, прямо на полу. Сам удивляясь тому, что я вижу, я берусь за краски. Я ни разу не размышлял над тем, ка­кие краски я должен взять. Я рисую картины также на голове — это совер­шенно безразлично. Я сажусь на пол и рисую также в темноте, но я тем не менее вижу...» (218).

Таким же образом он выучился игре на пианино. Но когда он впервые увидел орган, внутренний голос прошептал ему, что он не должен садиться и играть на нем. Он вспоминал о замечательных мелодиях, которые слышал во время своего падения:

“Я еще ни разу в своей жизни не играл на пианино. Я никогда не брал уроков. Но я почувствовал, что это очень просто и сыграл «Ave Maria» Шуберта и «Варшавский концерт»... Поймите меня, я ничего не пони­маю в музыке, лишь внутренний голос внушает мне звучание. Так же, как я рисую, как я чувствую и смешиваю краски... То, что я вижу своим внутренним глазом, что видится мне в моем сознании, тому и следуют мои руки...” (219).

Некий внутренний голос является первопричиной его паранормальных способностей. «Я не люблю об этом говорить, люди полагают, что я сумасшедший... Это низкий голос (он имитирует голос)..., голос старого челове­ка, кто-то внутри меня» (219). Но, вопреки своим новым взглядам, он не понимает сам себя, о чем свидетельствуют его слова:

«То, к чему я пришел, следующее: мое ли это сознание, что путешеству­ет ночью по тем местам, которых не знаю? Почему я вдруг просыпаюсь но­чью и рисую картины тех мест, которые посетило мое сознание? Это мой дух несет меня вперед, в то время когда я сам сплю...» (219).

Его сознание покидает тело и отправляется в незнакомые места совсем так же, как это происходит у шаманов. Отличие, однако, существует. В начале своей карьеры, как сенситивный человек, Хуркос был совершенно беззащитен перед этими феноменами. Только благодаря контакту с парапсихологами, он полу­чил разъяснение своим необычным способностям. История жизни и страда­ний Хуркоса — характерный пример посвящения в шаманы. Обстоятельства его рождения, которые обнаруживают «его отмеченность», его детство, когда в нем замечают особенного ребенка, и, наконец, случай, который открывает весь спектр экстрасенсорных феноменов — все это соответствует классическому течению шаманского психогенеза. Затем он проходит фазу самоориентации и самостановления в мире, полном загадок, пока сам не признает своего преоб­ражения и нового рождения. Переживания, возникшие в результате несчастного случая, ставшие одновременно предсмертными переживаниями, откры­ли ему до того не известное измерение бытия, которое он представляет в своей живописи. Хуркос объединяет в себе целый спектр шаманского знания: ясно­видение, телепатию, путешествие в потусторонний мир и, конечно, контакт с внутренним голосом — голосом духа-защитника. Как и следует ожидать, Хур­кос не становится священником. Он остается в нашем обществе одиночкой. Свою психическую способность он передает в распоряжение криминальной полиции и в качестве тестируемого совершает длительное путешествие по па-рапсихологическим лабораториям, которые предоставляют ему поддержку и сообщают систему ориентации для его кажущихся абсурдными способностей.