Всякий Джек

 

Последние несколько месяцев Сайлас был чем‑то очень занят. Он начал покидать кладбище сразу на много дней, а иногда и недель. К Рождеству мисс Люпеску приехала заменять его на целых три недели, и они с Ником каждый день обедали вместе в её съёмной квартирке в Старом городе. Она даже сходила с ним на футбольный матч, как Сайлас и обещал. Но теперь она уехала назад в «древнюю страну», как она называла свой дом, потрепав Ника за щёки и ласково обозвав его «нимини» – как она повадилась к нему обращаться.

Теперь Ник остался и без Сайласа, и без мисс Люпеску. Мистер и миссис Иничей сидели в могиле Джосайи Вортингтона, беседуя с самим Джосайей Вортингтоном. Все трое были расстроены.

Джосайя Вортингтон спросил:

– Значит, он никому из вас не говорил, куда отправляется и как следует заботиться о мальчике в его отсутствие?

Иничеи покачали головами.

– Где же его носит?

Иничеи не знали. Мистер Иничей сказал:

– Он раньше никогда не покидал кладбище так надолго. И, когда речь шла о том, чтобы оставить ребёнка у нас, он говорил, что всегда будет рядом, либо пришлёт себе замену. Таково было его обещание.

– Боюсь, что с ним что‑нибудь могло случиться, – произнесла миссис Иничей, казалось, сейчас она заплачет, но она вдруг разозлилась: – Как он мог так поступить?! Неужели нет способа найти его, попросить его вернуться?

– Я не знаю таких способов, – сказал Джосайя Вортингтон. – Но, по‑моему, он оставил в склепе деньги, чтобы покупать мальчику пищу.

– Деньги! – воскликнула миссис Иничей. – Да какой прок от денег?

– Они понадобятся Нику, чтобы покупать еду, – начал объяснять мистер Иничей, но миссис Иничей тут же накинулась и на него.

– Все вы тут хороши! – сказала она.

Она вышла из могилы Вортингтона и отправилась на поиски сына, который, как она и предполагала, сидел на вершине холма, глядя на город.

– Меняю пенни на твои мысли, – сказала миссис Иничей.

– У тебя нету пенни, – сказал Ник. Ему уже было четырнадцать, и он был теперь выше своей матери.

– Есть парочка, в гробу лежат, – улыбнулась миссис Иничей. – Правда, они позеленели от времени, но, тем не менее, они у меня есть.

– Я тут думал о всяком, – сказал ей Ник. – Скажи, откуда нам знать, что человек, убивший мою семью, всё ещё жив? Что он меня ищет?

– Так считает Сайлас.

– Сайлас никак это не объясняет.

– Он всё делает в твоих интересах. Сам знаешь.

– Вот спасибо, – буркнул Ник. – И где он, спрашивается?

Миссис Иничей не знала, что ответить.

Ник сказал:

– Ты же видела убийцу моей семьи, да? В день, когда усыновила меня.

Миссис Иничей кивнула.

– Как он выглядел?

– Да я всё больше на тебя смотрела, а не на него, – ответила миссис Иничей. – Но дай‑ка вспомнить. У него были тёмные волосы, почти чёрные. Заострённое лицо. Он был какой‑то… как будто голодный и злой. Сайлас его отсюда выпроводил.

– Почему же Сайлас его не убил? – злился Ник. – Надо было просто убить его там же, и всё.

Миссис Иничей погладила руку сына своими холодными пальцами, затем сказала:

– Он не чудовище, Ник.

– Если бы Сайлас его тогда убил, я был бы сейчас в безопасности. Я мог бы ходить, куда захочу.

– Сайлас разбирается во этом лучше тебя. Лучше всех нас. И Сайлас знает всё о жизни и смерти, – сказала миссис Иничей. – Всё не так просто, как ты думаешь.

– Как его имя? Этого убийцы.

– Он не представился. В тот раз.

Ник наклонил голову и посмотрел на неё серыми, как гроза, глазами.

– И всё‑таки ты знаешь, как его зовут, да?

Миссис Иничей ответила лишь:

– Ты ничего не сможешь сделать, Ник.

– Смогу. Я могу учиться. Я могу научиться всему, что нужно. Я же научился ходить сквозь упырь‑врата. И сноходить. Мисс Люпеску научила меня ориентироваться по звёздам. Сайлас научил меня молчанию. Я могу творить Непокой. Я могу растворяться. Я знаю это кладбище, как свои пять пальцев.

Миссис Иничей погладила сына по плечу.

– Когда‑нибудь… – начала она и вдруг осеклась. Когда‑нибудь она не сможет больше прикоснуться к нему. Когда‑нибудь он их покинет. Когда‑нибудь. Затем она сказала: – Сайлас говорил мне, что убийцу твоей семьи зовут Джек.

Ник помолчал, затем кивнул.

– Мама?

– Что, сынок?

– Когда Сайлас вернётся?

С севера подул полночный ветер.

Миссис Иничей больше не сердилася. На смену гневу пришёл страх за жизнь сына. Она сказала:

– Если бы я знала, мой мальчик. Если бы я только знала.

Скарлетт Эмбер Перкинс исполнилось пятнадцать. Она сидела на втором этаже старого двухэтажного автобуса. Она представляла собой съёжившийся сгусток злобы и ненависти. Она ненавидела родителей за то, что те развелись. Она ненавидела мать за то, что они уехали из Шотландии. Она ненавидела отца за то, что тот не пытался её вернуть. Она ненавидела этот город за то, что в нём всё было не то – он совсем не был похож на Глазго, в котором она выросла. Она ненавидела его также за то, что стоило повернуть за угол – и на глаза обязательно попадалось что‑нибудь до боли и ужаса знакомое.

Тем утром она сорвалась в присутствии матери.

– В Глазго у меня были друзья! – Скарлетт не столько кричала, сколько плакала. – И я их никогда больше не увижу!

Мать не нашлась, что сказать, кроме:

– Ну, всё‑таки это не вполне чужой город. Мы ведь жили здесь, когда ты была маленькой.

– Я ничего не помню, – ответила Скарлетт. – И потом, здесь же не осталось никаких знакомых. Ты что, хочешь, чтобы я нашла тех, с кем дружила в пять лет? Ты это серьёзно?

Её мать ответила:

– А что тебе мешает?

Скарлетт злилась весь день в школе, и злилась до сих пор. Она ненавидела школу, она ненавидела весь мир, а в настоящий момент она особенно ненавидела муниципальный транспорт.

Каждый день, по окончании уроков, автобус номер 97 с конечной в центре города вёз её от школьных ворот до конца улицы, где её мать сняла небольшую квартирку. В тот ветреный апрельский день она ждала на остановке целых полчаса, а 97‑й всё не ехал. Поэтому, когда появился 121‑й, у которого на табличке также было написано «Центр», она на него села. Однако там, где её автобус всегда поворачивал направо, этот свернул налево, в Старый город, и поехал мимо городского парка и Старой площади, мимо памятника баронету Джосайе Вортингтону, и затем пополз по извилистой дороге вверх по холму, усеянному высокими домами. Скарлетт вконец расстроилась. Злость уступила место отчаянью.

Она спустилась на нижний этаж автобуса, взглянула на табличку, запрещающую разговаривать с водителем во время движения, и сказала:

– Простите? Я хотела попасть на Экейша‑авеню.

Водитель, оказавшийся огромной женщиной с кожей смуглее, чем у Скарлетт, ответила:

– Вам надо было садиться на 97‑й.

– У вас на табличке сказано, что автобус идёт в центр.

– Всё правильно. Но оттуда вам придётся возвращаться обратно, – вздохнула женщина. – Вам сейчас лучше всего сойти, спуститься по холму и подождать на автобусной остановке у здания городского совета. Сядете на 4‑й или 58‑й – они оба довезут вас почти до самой Экейша‑авеню. Сойдёте на остановке у спорткомплекса, и оттуда пешком. Запомнили?

– Значит, 4‑й или 58‑й.

– Давайте я вас здесь выпущу.

Остановка по требованию случилась на холме, чуть выше стены с тяжёлыми железными воротами. Они были открыты, но ощущение от них было гнетущее, так что заходить туда не хотелось. Скарлетт стояла на ступеньке автобуса, пока женщина‑водитель её не окликнула:

– Ну, выходите?

Тогда она вышла на дорогу. Автобус выпустил клуб чёрного дыма и урча укатил прочь.

За стеной ветер шуршал в кронах деревьев.

Скарлетт побрела вниз по холму. «Вот поэтому мне нужен мобильник, – подумала она. Её мать устраивала истерику каждый раз, как Скарлетт задерживалась хотя бы на пять минут, но всё равно отказывалась покупать ей мобильный телефон. – Ну и ладно. Придётся пережить ещё один скандал. Не первый и не последний».

Она поравнялась с открытыми воротами и заглянула внутрь. И вдруг…

– Странно, – сказала она вслух.

Есть такая вещь – дежавю. Это когда тебе кажется, будто ты здесь уже был – может, во сне или в мыслях, и теперь узнаёшь это место. Скарлетт хорошо знала это чувство – ей как‑то уже казалось, что учительница второй раз теми же словами рассказывает про свой отпуск, или что кто‑то точь‑в‑точь как раньше уронил одну и ту же ложку. Но это было другое. Сейчас ей не казалось, что она здесь была когда‑то раньше. Она знала, что действительно здесь была.

Скарлетт прошла через открытые ворота и очутилась на кладбище.

Своим появлением она спугнула сороку. Птица взмахнула чёрно‑белыми с зеленоватым отливом крыльями – и уселась неподалёку, в кроне тисового дерева, откуда уставилась на Скарлетт. «Тут за углом должна быть церковь, а перед ней такая скамейка», – она повернула за угол и действительно увидела церковь, которая, правда, оказалась гораздо меньше, чем в её воспоминаниях. А рядом была зловещего вида каменная готическая постройка со шпилем. Перед ней стояла деревянная скамейка. Скарлетт подошла, села на неё и поболтала ногами, как в детстве.

– Ээ… Извините, – раздался голос из‑за спины. – Мне очень неловко вас беспокоить, но не могли бы вы мне помочь? Необходимо подержать тут кое‑что, если вас не затруднит, а то мне рук не хватает.

Скарлетт оглянулась и увидела мужчину в бежевом дождевике, сидевшего на корточках перед могильным камнем. Под порывами ветра он с трудом удерживал в руках большой лист бумаги. Она поспешила к нему.

– Подержите, пожалуйста, – сказал мужчина. – Одной рукой тут, другой вот здесь, вот так. Неловкая ситуация, я понимаю. Я безумно вам благодарен.

Рядом с ним стояла жестянка из‑под печенья, из которой он достал восковой мелок, похожий на маленькую свечку. Он начал тереть им вверх‑вниз по камню лёгкими, привычными движениями.

– Вот и всё, – сказал он и улыбнулся. – Ну‑ка, что у нас получилось? Так… какая‑то закорючка снизу – видимо, изображение плюща. В викторианскую эпоху повсюду рисовали плющ, потому что это такой глубокий символ и всё такое… Вот. Можно отпустить.

Он встал и провёл пальцами по серым волосам.

– Ох, – произнёс он. – Как хорошо стоять‑то. Ноги страшно затекли, как будто в них газировка. Ну, что скажете?

Сам камень был покрыт зеленовато‑жёлтым лишайником, и надпись было почти невозможно разглядеть. Зато на листе бумаги всё было чётко:

– "Прихожанка Маджелла Годспид, 1791–1870. Осталась только память", – прочла Скарлетт.

– А теперь и памяти не осталось, – сказал мужчина, несмело улыбнувшись. У него были залысины, и он моргал, глядя на неё сквозь маленькие круглые очки, которые делали его похожим на дружелюбного филина.

На бумагу упала крупная капля дождя. Мужчина быстро свернул лист и взял жестянку с карандашами. Капли зачастили. Скарлетт передала мужчине лежавший у надгробия портфель, на который тот кивнул, и следом за ним зашла на маленькое крыльцо церкви, чтобы укрыться от дождя.

– Огромное вам спасибо, – сказал мужчина. – Дождь, я думаю, скоро закончится. Сегодня в прогнозе погоды писали, что вечером будет солнце.

Как будто в ответ на это, подул холодный ветер, и начался настоящий ливень.

– Я знаю, о чём вы думаете, – сказал мужчина.

– Да ладно, – отозвалась Скарлетт, которая думала: "Мама меня убьёт."

– Вы думаете: интересно, это церковь или часовня? Насколько мне известно, ответ таков: изначально здесь действительно была церквушка, а то, что вокруг, начиналось как приходское кладбище. Это было в восьмом или девятом веке. Нашей эры, разумеется. Потом тут всё несколько раз перестраивали и расширяли. Но в 1820‑м или около того здесь случился пожар, да и церковь уже не справлялась с большим приходом. В общем, люди повадились ходить в храм Св. Дунстана, что в посёлке на площади, а когда здесь дело дошло до ремонта, то церковь перестроили в кладбищенскую часовню. От старой церкви много чего осталось – даже витражи на дальней стене, насколько мне говорили, оригинальные.

– Вообще‑то, – сказала Скарлетт, – я думала о том, что моя мама меня убьёт. Я села не на тот автобус и теперь опаздываю домой.

– Боже мой, вот бедняжка, – сказал мужчина. – Послушайте, я тут живу неподалёку. Подождите здесь, – с этими словами он всучил ей свой портфель и свёрнутую копию гравировки – и помчался к воротам, втянув голову в плечи от дождя. Буквально пару минут спустя Скарлетт увидела фары и услышала гудок.

Скарлетт побежала к воротам, где стояла машина – старенькая зелёная «мини». Мужчина сидел за рулём. Он опустил стекло и повернулся к ней.

– Садитесь, – сказал он. – Куда вас нужно отвезти?

Скарлетт стояла, как вкопанная. По её шее стекала вода.

– Я не сажусь в машины к незнакомцам, – сказала она.

– Это вы правильно делаете, – ответил он. – Но я хочу вас отблагодарить и всё такое. Бросьте всё на заднее сидение, а то сейчас совсем промокнет.

Он открыл дверь у пассажирского сидения, Скарлетт потянулась и постаралась уложить его добро назад.

– Слушайте, – сказал мужчина. – Так вы просто позвоните маме. Можно с моего мобильника. Скажите ей номер моей машины. Только сядьте внутрь, вы же там простудитесь.

Скарлетт ещё медлила. Её волосы начали липнуть к лицу от дождя. Холодало.

Мужчина протянул ей свой мобильник. Скарлетт посмотрела на него и поняла, что звонить матери боится ещё больше, чем садиться в машину к незнакомцу. Тогда она сказала:

– Если что, можно и в полицию тоже позвонить, да?

– Разумеется. А ещё можно пойти домой пешком. А ещё можно позвонить матери и попросить, чтобы она за вами заехала.

Скарлетт села на пассажирское сидение, закрыла дверь и взяла протянутый ей телефон.

– Так где вы живёте? – спросил мужчина.

– Не надо, правда. Меня можно просто подбросить до автобусной остановки.

– Я отвезу вас домой. Какой адрес?

– Экейша‑авеню, дом 102 «а». Это сбоку от главной дороги, недалеко от спорткомплекса.

– Далековато вас занесло, да? Ладно, пора домой, – он снял машину с ручника, развернулся и поехал вниз.

– Давно здесь живёте? – спросил он.

– Вообще‑то нет. Мы переехали после Рождества. Но моя семья жила здесь, когда мне было пять лет.

– У вас небольшой акцент, или мне кажется?

– Мы десять лет жили в Шотландии. Там я говорила как все, а потом оказалась здесь – и стала, блин, выделяться, – ей хотелось, чтобы это прозвучало весело, но на самом деле её это расстраивало, и это было заметно. Вместо шутки получилась досада.

Мужчина привёз её на Экейша‑авеню, остановился возле её дома и настоял на том, чтобы проводить её до порога. Когда дверь открылась, он произнёс:

– Простите, ради бога. Я взял на себя смелость подвезти вашу дочь до дома. Со всей очевидностью, вы отлично её воспитали: она отказывалась садиться в машину к незнакомцу. Но шёл жуткий дождь, а она ошиблась автобусом и оказалась на другом конце города. Надеюсь, что вы умеете великодушно прощать. Простите её. И, ээ… меня.

Скарлетт ожидала, что мать сейчас наорёт на обоих, но с удивлением и облегчением обнаружила, что та сказала лишь, что, разумеется, в наши дни нужно перестраховываться, и не работает ли господин Ээ учителем, и не желает ли господин Ээ чаю?

Мистер Ээ сказал, что его фамилия Фрост, но можно звать его Джеем, а миссис Перкинс улыбнулась и сказала, что можно звать её Нуной, и что сейчас она поставит чайник.

За чаем Скарлетт рассказала матери историю с автобусом, и как она зашла на кладбище, и как встретила там мистера Фроста у часовни…

Миссис Перкинс уронила чашку на стол.

Они сидели за кухонным столом, так что чашка не разбилась, но чай разлился. Миссис Перкинс неловко извинилась и пошла за губкой, чтобы вытереть лужу.

Затем она переспросила:

– Кладбище на холме, которое возле Старого города?

– Я там живу неподалёку, – сказал мистер Фрост. – Занимаюсь надгробиями. Вы, кстати, знали, что там природный заповедник?

– Знали, – ответила мисс Перкинс, поджав губы. Затем сказала: – Спасибо вам большое, что подвезли Скарлетт до дома, мистер Фрост, – при этом от каждого её слова веяло холодом. Она закончила: – Я думаю, вам пора идти.

– Ну зачем вы так, право, – примиряюще произнёс Фрост. – Ни в коем случае не хотел вас обидеть. Что я такого сказал? Что до надгробий – я копирую с них надписи для одного исторического исследования. Я не гробокопатель какой‑нибудь.

Скарлетт показалось, что мать сейчас возьмьёт и врежет мистеру Фросту, который выглядел обескураженным. Но миссис Перкинс покачала головой и сказала:

– Простите. Вы не виноваты. Просто была одна семейная история, – затем, с видимым усилием сменив тон на жизнерадостный, она продолжила: – Знаете, в детстве Скарлетт играла на этом кладбище. Десять лет назад. У неё там был воображаемый друг. Его звали Никто.

Мистер Фрост улыбнулся уголком рта.

– Призрак?

– Да нет, вроде бы. Он просто там жил. Хотя Скарлетт даже показывала нам гробницу, в которой у него был дом. Так что, наверное, всё‑таки призрак. Золотце, а ты сама не помнишь?

Скарлетт покачала головой.

– Наверное, я в детстве была чудачкой.

– Я уверен, что вы не были никакой ээ… – проговорил мистер Фрост. – Нуна, вы вырастили прекрасную дочь. Спасибо за чай. Всегда отрадно подружиться с хорошими людьми. Я побегу – мне надо состряпать себе обед, а затем у меня встреча в местном историческом собрании.

– Вы сами себе готовите обед? – переспросила миссис Перкинс.

– Готовлю – это, конечно, громко сказано. Скорее, размораживаю. Иногда варю еду в пакетиках. На одного не сложно готовить. Я ведь один живу. Холостяцкий быт и всё такое. В газетах нынче пишут, что раз холостяк – так сразу гей. Я не гей, просто так и не встретил ту самую женщину, – на этих словах он как‑то погрустнел.

Миссис Перкинс, которая терпеть не могла готовку, тут же сообщила, что по выходным вечно готовит слишком много еды, и, когда она провожала гостя в прихожую, Скарлетт слышала, как он с пребольшим удовольствием соглашается поужинать с ними в субботу вечером.

Когда миссис Перкинс вернулась из прихожей, она сказала:

– Надеюсь, ты уже сделала уроки?

 

В ту ночь Скарлетт слушала, как за окном проезжают машины, и думала о событиях прошедшего дня. Значит, она была на этом кладбище в детстве. Вот почему оно показалось таким знакомым.

Она погрузилась в воспоминания и сама не заметила, как заснула. Во сне она бродила по тропинкам кладбища. Там было темно, но Скарлетт видела всё ясно, как днём. Она стояла на склоне холма, а к ней спиной стоял мальчик, по виду её ровесник. Он смотрел вниз, на огни Старого города.

Скарлетт позвала его:

– Мальчик! Что ты здесь делаешь?

Он обернулся и сощурился, как будто её было плохо видно.

– Кто это сказал? – спросил он. – А, я вроде тебя вижу. Ты в снохождении?

– Кажется, мне снится сон, – кивнула она.

– Я не совсем это имел в виду, – сказал мальчик. – Но привет. Я Ник.

– А я Скарлетт.

Он снова посмотрел на неё, как будто только что по‑настоящему увидел.

– Ну конечно! – воскликнул он. – То‑то мне показалось, что я тебя видел. Ты сегодня была на кладбище с этим человеком, который носится с бумагой.

– Его зовут мистер Фрост, – сказала Скарлетт. – Хороший дядька. Подвёз меня до дома. Значит, ты нас видел?

– Ага. Я вообще слежу за тем, что происходит на кладбище.

– А почему тебя так зовут? – спросила Скарлетт.

– Моё полное имя – Никто.

– Точно! – воскликнула Скарлетт. – Вот, почему ты мне снишься. Ты мой воображаемый друг из детства. Только теперь ты повзрослел.

Ник кивнул.

Он был выше неё ростом и одет во что‑то серое – Скарлетт толком не разглядела его наряд. Его волосы были довольно длинными – она подумала, что он, должно быть, давно не наведывался к парикмахеру.

Ник сказал:

– Я помню, ты была очень смелая. Мы спускались вглубь холма и видели там Синего человека. И встретили Гибель.

И тогда в её голове что‑то случилось. Какое‑то бурное мелькание образов.

– Я вспомнила, – сказала Скарлетт. Но она сказала это в темноту пустой спальни, и в ответ ей раздался только грохот проезжавшего за окном грузовика.

 

У Ника были запасы еды, которая подолгу не портилась. Часть хранилась в склепе, другая – в могилах и мавзолеях похолоднее. Сайлас позаботился, чтобы запасов могло хватить на пару месяцев на случай, если вдруг ни его, ни мисс Люпеску не будет рядом – чтобы Нику не пришлось уходить с кладбища.

Он скучал по миру за пределами кладбища, но знал, что там небезопасно. Во всяком случае, сейчас. Кладбище было его миром и его домом, которым он дорожил. Он любил его, как только четырнадцатилетний мальчик умеет что‑либо любить.

Но всё же…

На кладбище никто никогда не менялся. Дети, с которыми Ник играл, будучи маленьким, остались детьми. Фортинбрас Бартелби, который был его лучшим другом, теперь стал на четыре или пять лет его младше, и с каждой новой встречей у них находилось всё меньше общих тем. Теккерей Порринджер был ростом и возрастом с Ника и теперь стал к нему значительно дружелюбнее. Иногда они вместе гуляли вечерами, и Теккерей рассказывал Нику жуткие истории, приключавшиеся с его друзьями. Обычно в конце этих историй кого‑нибудь вешали, в основном по ошибке, хотя ещё иногда кого‑нибудь отправляли в американскую колонию, тогда их не вешали, если они не возвращались назад.

Лиза Хемпсток, с которой Ник дружил последние шесть лет, изменилась, но не в лучшую сторону: теперь она редко выходила к Нику, если он навещал её у зарослей крапивы, а если выходила, то была, как правило, вспыльчива, всё время спорила, а зачастую просто грубила.

Ник пытался поговорить об этом с мистером Иничеем. Тот подумал и сказал:

– Женщины, они такие. Ты ей нравился, когда был мальчишкой, а теперь ты стал юношей – она, видать, не знает, как к тебе относиться. Вот я как‑то в детстве играл с одной девочкой у речки. Мы там играли каждый день, а потом ей исполнилось столько же, сколько тебе сейчас, и она вдруг запустила мне в голову яблоком, а потом не разговаривала со мной, пока мне не исполнилось семнадцать.

Миссис Иничей фыркнула:

– Это было не яблоко, а персик. И вообще‑то я с тобой заговорила вскоре после того случая, потому что была свадьба твоего кузена Неда, и мы там плясали весь вечер, а это было через два дня после твоего шестнадцатилетия.

Мистер Иничей сказал:

– Ты права как всегда, дорогая, – и подмигнул Нику, давая ему понять, что она вовсе не права. Затем он одними губами произнёс: «Семнадцать».

Ник не позволял себе заводить друзей среди живых. За то недолгое время, что он провёл в школе, он успел понять, что это чревато в основном одними неприятностями. Однако про Скарлетт он помнил все эти годы. Он сильно скучал после того, как она уехала, и долго привыкал к мысли, что больше её не увидит. А теперь оказалось, что она недавно была на кладбище – и он её даже не узнал…

Он забрёл в заросли плюща, из‑за которых северо‑западная часть кладбища считалась опасной. Повсюду таблички предупреждали посетителей, что здесь ходить не надо, но вообще‑то это было понятно и без табличек. Это было угрюмое, неприветливое место, начиная прямо с колтунов плюща, что опутывали конец Египетской аллеи и чёрные двери в псевдоегипетской стене, за которыми были чьи‑то места упокоения. Здесь сама природа сотни лет всячески препятствовала вторжению человека – надгробия, находившиеся в этой части кладбища, все покосились, а большинство могил было давно заброшено или потеряно под плющом и полувековым слоем опавших листьев. Тропинки были непригодны для ходьбы, а чаще и вовсе не видны.

Ник шёл, внимательно глядя под ноги. Это место было ему хорошо знакомо, и он знал, что здесь надо ходить осторожно.

Как‑то раз, когда Нику было девять, и он ещё только исследовал эту часть кладбища, земля вдруг провалилась под его ногами, и он упал в глубокую яму. Это была могила футов двадцать в глубину, для нескольких гробов, над которой не было надгробия, а на дне лежал только один гроб, в котором покоился один восторженный медик по фамилии Карстерс. Он жутко обрадовался появлению Ника и тут же загорелся желанием осмотреть его запястье (которое Ник вывихнул, пытаясь схватиться за торчавшие из земли корни во время падения), так что пришлось его долго уговаривать подняться наверх и позвать на помощь.

Сейчас Ник пробирался по северо‑западной части туда, где лисы устраивали себе норы в опавших листьях и плюще, а падшие ангелы смотрели в небо невидящими глазами. Он хотел поговорить с поэтом.

Поэта звали Неемия Трот, а на его надгробии было написано:

 

 

Здесь покоятся бренные останки

НЕЕМИИ ТРОТА,

ПОЭТА

1741–1774

ЛЕБЕДИ ПОЮТ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ

 

 

Ник позвал:

– Мистер Трот? Можно с вами посоветоваться?

– Ну конечно, мой смелый мальчик! – просияв, воскликнул Неемия Трот. – Совет поэта – вежливость короля! Каким елеем – нет, «елеем» не годится, пусть будет «бальзамом» – каким бальзамом мне полить твои раны?

– Я не сказать чтоб ранен, – ответил Ник. – Просто… В общем, объявилась одна девушка, которую я когда‑то знал, и я теперь не могу решить – найти её и поговорить с ней или лучше выбросить это из головы.

Тогда Неемия Трот поднялся в свой полный рост – он был пониже Ника, – взволнованно всплеснул руками и сказал:

– О, ну разумеется ты должен найти её и поговорить! Назови её своей Терпсихорой, своей Эхо, своей Клитемнестрой. Посвяти ей стихи, великие оды, а я помогу их написать. Ибо тогда, и только тогда, ты завладеешь сердцем своей возлюбленной.

– Я не хочу завладевать её сердцем. Она не моя возлюбленная, – сказал Ник. – Я просто хочу поговорить с ней.

На это Неемия Трот сказал:

– Язык – наиудивительнейший из всех человечьих органов. Именно им мы пробуем вино и яд, им произносим слова любви и ненависти – всё одним и тем же языком! Иди же! Говори с ней!

– Да нет, пожалуй, всё же не стоит.

– Стоит, сэр! Ещё как стоит! А я напишу об этом, когда всё будет позади.

– Если я выйду из Растворения для одного человека, другим тоже станет легко меня увидеть.

Неемия Трот сказал:

– Послушай меня, юный Леандр, юный герой, юный Александр. Если тобой овладела трусость, то жизнь твоя – ничто, и ничто будет твоей наградой.

– Разумно, – сказал Ник. Он был рад, что додумался поговорить с Неемией. В конце концов, кто ещё может дать хороший совет, если не поэт? И тут он вспомнил…

– Мистер Трот, – попросил он, – расскажите мне про месть.

– Это блюдо лучше подавать холодным, – сказал Неемия Трот. – Не следует мстить, когда ты весь пылаешь от жажды мести. Следует дождаться подходящего часа. Был такой ирландец, О'Лири, у которого хватило надменной наглости накропать заметку о моём первом сборнике стихов, который назывался "Букет красот для джентльменов чести", и в заметке говорилось, что это ничтожнейшая писанина без формы и содержания, и что, якобы, бумага, на которой она была написана, нашла бы себе лучшее применение в… У меня даже язык не поворачивается это повторить. Просто поверь мне на слово: это было наиомерзительнейшее сравнение.

– И вы ему отомстили? – спросил Ник.

– Ему и всему бесстыжему племени! О, как я отомстил им, мистер Иничей, о, месть моя была ужасна! Я написал во многих экземплярах заметку, которую прибил к дверям всех трактиров Лондона, где околачивался всякий писательский сброд. Я написал там, прибегая к моему тонкому литературному гению, что более не буду сочинять для них, а буду писать лишь для себя и для потомков, а для них за всю мою жизнь не издам более ни стиха! И в завещании своём я написал, чтобы все мои стихи похоронили вместе со мной неизданными, и лишь когда потомки спохватятся, что сотни моих произведений – пропали, пропали! – лишь тогда следует вскрыть мой гроб и взять мои стихотворенья из моих мёртвых рук, чтобы, наконец, опубликовать их ко всеобщему ликованию. Всё‑таки так ужасно – опережать собственное время…

– То есть, после вашей смерти вашу могилу вскрыли, а стихи опубликовали?

– Пока что нет. Но впереди ещё полно времени! Потомство бесконечно.

– Так это и была ваша месть?

– Воистину. Возмездия коварнее и действенне было не придумать!

– Нда‑а, – протянул Ник, не слишком вдохновлённый этим примером.

– Это блюдо лучше подавать холодным, – важно повторил Неемия Трот.

Ник возвращался с северо‑западной части кладбища по Египетской аллее. Он шёл туда, где все пути были прямыми и понятными. А когда солнцу пришло время закатиться, он направился в старую часовню. Он не надеялся, что Сайлас уже вернулся. Просто он привык всегда приходить в часовню на закате, и ему нравилось, что его жизнь имеет свой распорядок. К тому же, он проголодался.

Ник приоткрыл дверь и скользнул в склеп. Он отодвинул картонный ящик, забитый отсыревшими приходскими бумагами, и достал пакет апельсинового сока, яблоко, коробку хлебных палочек и упаковку сыра. Он ел и думал, как и где ему разыскивать Скарлетт. Возможно, придётся сноходить, раз она навестила его именно таким образом…

Он направился к выходу, собираясь присесть на серую деревянную скамейку, как вдруг увидел нечто, заставившее его остановиться. На скамейке уже кто‑то сидел. Это была девушка. Она читала журнал.

Ник ещё сильнее растворился, слившись с кладбищем, став не заметнее тени или контура ветки.

Но она подняла голову и взглянула на него. И произнесла:

– Ник? Это ты?

Он помолчал, затем спросил:

– Почему ты меня видишь?

– Почти не вижу. Сперва подумала, что это тень какая‑то. Но в моём сне ты выглядел точно так же. Как будто постепенно вошёл в фокус.

Ник подошёл к скамейке.

– Ты что, можешь читать при таком освещении? Здесь разве не слишком темно?

Скарлетт закрыла журнал.

– Странно, – сказала она, – вообще‑то действительно темно. Но я читала без проблем.

– Ты… – он замялся, не зная, о чём бы её спросить. – Ты здесь одна?

Она кивнула:

– Пришла после школы, чтобы помочь мистеру Фросту копировать эпитафии. А потом сказала ему, что хочу здесь посидеть немного, подумать о жизни. Обещала потом зайти к нему, мы попьём чаю, и он меня отвезёт домой. Он не стал задавать вопросов. Сказал, что тоже любит посидеть один на кладбище, потому что в мире нет мест спокойнее, – она помолчала, затем вдруг спросила: – Можно тебя обнять?

– Зачем? – спросил Ник.

– Мне хочется.

– Ладно, – он немного подумал и добавил: – Я не против.

– А мои руки сквозь тебя не проскользнут? Ты настоящий?

– Не проскользнут, – пообещал он, и тогда она бросилась ему на шею и крепко сжала его в объятиях, так, что он едва мог дышать.

– Осторожно, – выдохнул он.

Скарлетт отпустила его.

– Прости.

– Нет‑нет. Было здорово. Просто ты меня сжала крепче, чем я ожидал.

– Я просто хотела убедиться, что ты настоящий. Мне долго казалось, что я тебя выдумала. А потом я какое‑то время не помнила про тебя… Но, выходит, я ничего не выдумывала, ты живёшь по‑настоящему, а не только в моей голове. Вот мы снова и встретились.

Ник улыбнулся.

– Ты раньше ходила в такой оранжевой курточке. Я с тех пор, как видел оранжевый цвет, всегда о тебе вспоминал. Правда, вряд ли та курточка у тебя сохранилась.

– Вряд ли, – согласилась Скарлетт. – Она мне теперь маловата.

– Ну да, – сказал Ник. – Точно.

– Мне пора домой, – сказала Скарлетт. – Может, я ещё зайду в выходные.

Затем, увидев выражение лица Ника, она добавила:

– Сегодня уже среда.

– Будет здорово.

Она повернулась, чтобы уйти, затем вспомнила и спросила:

– Слушай, а как мне тебя искать в следующий раз?

Ник ответил:

– Не беспокойся. Я сам тебя найду. Просто приходи одна, и я появлюсь.

Она кивнула и ушла.

Ник пошёл вверх по холму, к мавзолею Фробишеров. Он не стал заходить внутрь, а начал взбираться по стене мавзолея, держась за толстый плющ, и, наконец, подтянулся на каменную крышу, где сел и задумался, глядя на мир, шевелившийся далеко внизу. Он вспомнил, как Скарлетт его обняла, и как спокойно ему было в её объятьях, хоть это и длилось всего мгновенье. Затем подумал, что, должно быть, здорово бродить вместе, ничего не боясь, где‑то за кладбищем, и как, вероятно, хорошо быть хозяином собственного маленького мира.

 

Скарлетт сказала, что чая не хочет, спасибо большое. Нет‑нет, шоколадного печенья тоже. Мистер Фрост нахмурился.

– Дорогая, – сказал он, – ты выглядишь так, будто увидела привидение. Не то, чтобы это было удивительно на кладбище, всё‑таки там это не такая уж неожиданность. У меня, ээ, была тётушка, которая утверждала, что в её попугая вселился чей‑то дух. Это был ярко‑красный ара. А тётушка моя была архитектором. Правда, подробностей я не знаю.

– Со мной всё в порядке, – сказала Скарлетт. – Просто устала немного за день.

– Давай я тебя подвезу домой. Не знаешь, что здесь написано? Последние полчаса бьюсь над ней, – он показал ей кальку с надгробия, лежавшую на столике. По краям её придавливали банки с вареньем. – Похоже на фамилию «Гладстон», как думаешь? Тогда это мог бы быть родственник премьер‑министра. А больше вообще ничего не разобрать.

– Похоже на то, – сказала Скарлетт. – Я в субботу ещё раз посмотрю.

– Вероятно, твоя матушка тоже заглянет?

– Она сказала, что подвезёт меня сюда утром. Потом ей нужно в магазин, купить всё к ужину. Хочет приготовить жареного цыплёнка.

– Как ты полагаешь, – с надеждой спросил мистер Фрост, – а жареная картошка тоже будет?

– Определённо, да.

Мистер Фрост был в восторге. Затем сказал:

– Я надеюсь, что это удобно, и я её не обременяю…

– Да ей нравится, – честно сказала Скарлетт. – Спасибо вам, что подвозите меня домой.

– Я безмерно рад, что могу помочь, – сказал мистер Фрост. Они вместе спустились по лестнице высокого и узкого дома мистера Фроста в маленький вестибюль.

 

В Кракове, на холме Вавель, находится Пещера дракона. Это система пещер, названная так в честь дракона, который умер давным‑давно. Эти пещеры очень любят туристы. Но под ними находятся другие пещеры, о которых туристы даже не подозревают. Они уходят глубоко под землю, и они обитаемы.

Сайлас шёл первым. За ним следовала серая громада мисс Люпеску, беззвучно переступая лапами. Вслед за ними шёл завёрнутый в бинты Кандар – ассирийская мумия с мощными орлиными крыльями и рубиновыми глазами. Он нёс поросёнка.

Сначала их было четверо, но они потеряли Гаруна в далёкой пещере. Как и все ифриты, он оказался слишком самонадеянным. Он вступил в пространство, охраняемое тремя отполированными бронзовыми зеркалами, и был поглощён вспышкой бронзового света. В один миг от него осталось лишь отражение, и он пропал из действительности. В зеркалах его огненные глаза были широко распахнуты, а губы двигались, как будто он кричал, чтобы все скорее уходили. Затем он исчез навсегда.

Сайлас, у которого не было проблем с зеркалами, прикрыл одно из них своим плащом, и обезвредил ловушку.

– Итак, – произнёс Сайлас, – мы остались втроём.

– Плюс поросёнок, – добавил Кандар.

– Зачем? – спросила мисс Люпеску, свесив волчий язык из волчьей пасти. – Зачем нам поросёнок?

– Он приносит удачу, – ответил Кандар.

Мисс Люпеску этот ответ не убедил, и она зарычала.

– Вот у Гаруна же не было поросёнка, – совершенно искренне сказал Кандар.

– Тихо, – прервал их Сайлас. – Они идут. Судя по звуку, их там много.

– Пусть идут, – прошептал Кандар.

Шерсть мисс Люпеску поднялась дыбом. Она ничего не сказала, но она была готова к схватке и лишь усилием воли удержалась, чтобы не откинуть голову и не завыть.

 

– Как здесь красиво, – сказала Скарлетт.

– Очень, – согласился Ник.

– Значит, всю твою семью убили? – сказала Скарлетт. – А известно, кто это сделал?

– Нет. По крайней мере, мне. Мой наставник говорит, что убийца всё ещё жив, а остальное обещал рассказать когда‑нибудь потом.

– Когда?

– Когда я буду готов.

– Почему он не скажет сейчас? Боится, что ты прицепишь на пояс ствол и поскачешь мстить убийце своей семьи?

Ник серьёзно посмотрел на неё.

– Именно так, – сказал он. – Не ствол, конечно, но что‑то в этом роде.

– Смеёшься, что ли?

Сначала Ник ничего не ответил. Его губы были плотно сжаты. Он покачал головой и сказал:

– Мне не смешно.

Стояло яркое и солнечное субботнее утро. Они ушли недалеко от входа на Египетскую аллею, где можно было скрыться от солнца под тенью сосен и разросшейся араукарии.

– Слушай, а этот твой наставник… Он тоже мёртвый?

– Я не буду о нём говорить, – сказал Ник.

Скарлетт обиделась.

– Даже со мной?

– Даже с тобой.

– Ладно, – сказала она. – Ну и пожалуйста.

– Послушай, извини, я не хотел… – начал Ник, но Скарлетт сказала:

– Я обещала мистеру Фросту надолго не уходить. Мне пора обратно.

– Ясно, – сказал Ник. Он был расстроен, что обидел её, но не знал, какими словами можно спасти положение.

Он смотрел вслед Скарлетт, уходившей по извилистой дорожке в сторону часовни. Знакомый женский голос насмешливо произнёс:

– Только посмотрите на неё! Мисс Высокомерие собственной персоной! – но никого не было видно.

Ник пошёл обратно по Египетской аллее. Он чувствовал себя неуклюжим. Мисс Лиллибет и мисс Вайолет разрешили ему хранить в их склепе картонную коробку, набитую старыми книгами в мягких обложках, и сейчас он хотел что‑нибудь почитать.

 

Скарлетт помогала мистеру Фросту копировать гравировки с надгробий. В полдень они прервали работу, чтобы перекусить. Он предложил в качестве благодарности угостить её фиш‑н‑чипс, и они спустились вниз по улице к лавке, а потом возвращались, поедая из бумажных пакетов горячий фиш‑н‑чипс, приправленный уксусом и поблескивающий крупинками соли.

Неожиданно Скарлетт спросила:

– Если бы вы хотели найти информацию о некоем убийстве, где бы вы искали? В интернете я уже пробовала.

– Э‑э. Зависит от обстоятельств. О какого рода убийстве идёт речь?

– Вроде бы, оно произошло где‑то здесь. Лет тринадцать‑четырнадцать назад. Убили целую семью.

– Да что ты говоришь! – воскликнул мистер Фрост. – В самом деле?

– Ну, да. Ой, вам нехорошо?

– Н‑не очень… Признаться, я немного тряпка. Про такие вещи, как убийство, и думать не хочется. А уж чтобы в этих краях… Не ожидал, что девушка твоего возраста может интересоваться такими вещами.

– Да это не для меня, – призналась Скарлетт. – Это для друга.

Мистер Фрост доел последний кусок жареной трески и сказал:

– Полагаю, нужно искать в библиотеке. Если чего‑то нет в интернете, должно найтись в газетах. Однако, что тебя побудило заняться таким делом?

– Ну, – Скарлетт хотелось как можно меньше лгать. – Один знакомый мальчик интересовался.

– Определённо, в библиотеке, – сказал мистер Фрост. – Убийство. Брр! У меня мурашки по коже.

– И у меня, – сказала Скарлетт. – Немножко.

Она с надеждой добавила:

– А вы меня туда не подбросите?

Мистер Фрост разломил большую картофелину на две половины, засунул одну в рот и разочарованно посмотрел на другую.

– Картошка так быстро остывает! Всего минуту назад обжигала рот, а теперь только диву даёшься: когда успела остыть?..

– Вы простите меня, – сказала Скарлетт. – Что‑то я всё время пристаю к вам с просьбами куда‑нибудь меня подвезти.

– Ничего страшного, – возразил мистер Фрост. – Просто думаю, как лучше спланировать вечер и любит ли твоя матушка конфеты. Вино или конфеты? Не могу решить. Может быть, и то, и другое?

– Из библиотеки я сама доберусь, – сказала Скарлетт. – А конфеты она любит. Да и я тоже.

– Решено – принесу конфеты, – с облегчением произнёс мистер Фрост. Они уже дошли до середины ряда высоких домов, напоминавших ступеньки на склоне холма. На обочине была припаркована маленькая зелёная «мини».

– Забирайся. Подкину тебя до библиотеки.

 

Библиотека оказалась квадратным зданием из кирпича и камня, выстроенным в начале прошлого века. Скарлетт огляделась и подошла к стойке.

– Слушаю, – сказала библиотекарша.

Скарлетт сказала:

– Мне нужны подшивки старых газет.

– Для школьного задания? – спросила женщина.

– По краеведению, – кивнула Скарлетт, гордясь, что фактически не солгала.

– У нас есть местная газета на микроплёнке, – сказала женщина. Она была полной, в её ушах болтались большие серебряные кольца. Сердце в груди Скарлетт бешено колотилось. Ей казалось, что она выглядит виновато и подозрительно. Но библиотекарша без всяких вопросов отвела её в комнату с ящиками, похожими на компьютерные мониторы, и показала, как ими пользоваться, чтобы проектировать на экран газетные страницы.

– Когда‑нибудь мы всё оцифруем, – вздохнула женщина. – Итак, какие даты вас интересуют?

– Я ищу новость примерно тринадцати‑четырнадцатилетней давности, – ответила Скарлетт. – Точнее не могу сказать. Но я пойму, когда увижу.

Женщина дала Скарлетт коробочку с микроплёнками газет за пять лет.

– Ну, ищи ветра в поле, – сказала она.

 

Скарлетт думала, что убийство целой семьи – новость для первой полосы, но когда нужная заметка, наконец, нашлась, она оказалась аж на пятой странице. Дело было в октябре, тринадцать лет назад. Заметка была абсолютно формальная, без подробностей, лишь сухое перечисление фактов: архитектор Рональд Дориан, 36 лет, его жена Карлотта, 34 лет, издатель, а также их дочь Мисти, 7 лет, были найдены мёртвыми в доме номер 33 по Дунстан‑роуд. Предполагается, что это было преднамеренное убийство. Представитель полиции сообщил, что рано давать комментарии, но есть улики, и расследование продолжается.

Ни слова о том, как именно погибла семья. Ни слова о пропавшем младенце. В выпусках за последующие несколько недель не было ничего, никаких комментариев полиции. По крайней мере, Скарлетт ничего не нашла.

Но кое‑что она выяснила. Дом 33 по Дунстан‑роуд. Она знала этот дом. Она там была.

Скарлетт вернула коробку с микроплёнкой на стойку, поблагодарила библиотекаршу и отправилась домой. Светило яркое апрельское солнце. Её мать что‑то готовила на кухне – с переменным успехом, судя по запаху гари, заполнившему всю квартиру. Скарлетт закрылась в своей комнате и распахнула окна, чтобы запах хоть немного выветрился. Затем она села на кровать, взяла телефон и набрала номер.

– Алло? Мистер Фрост?

– Скарлетт! На вечер всё в силе? Как там твоя матушка?

– О, всё под контролем, – сказала Скарлетт, потому что именно так ответила ей мать, когда она задала ей этот вопрос. – Мистер Фрост, послушайте… а вы давно живёте в вашем доме?

– Давно ли? Ну, месяца четыре.

– А как вы его нашли?

– Через агентство. Он был заброшен и оказался мне по карману. Ну, более или менее. В общем, я искал дом в шаговой доступности от кладбища, и этот идеально подошёл.

– Мистер Фрост, – Скарлетт не знала, как сказать ему, но наконец решилась. – Примерно тринадцать лет назад в вашем доме убили трёх человек. Семью Дорианов.

В трубке было тихо.

– Мистер Фрост? Вы слушаете?

– Э‑э. Да‑да, я слушаю. Прости, Скарлетт. Довольно неожиданная новость. То есть, конечно, это старый дом, и наверняка здесь всякое бывало. Но… так, а что всё‑таки произошло?

Скарлетт не знала, насколько можно ему доверять. Она сказала:

– Нашлась только маленькая заметка в одной старой газете. Кроме адреса там ничего и не было. Я даже не знаю, как они умерли и вообще.

– Н‑да… Боже мой! – Скарлетт не ожидала, что мистер Фрост примет сообщение так близко к сердцу. – Что ж, юная Скарлетт, остальное за краеведением. Оставь это мне. Я всё разузнаю и потом тебе расскажу.

– Вот спасибо, – с облегчением сказала Скарлетт.

– Э‑э. Полагаю, ты также звонишь сказать, что если Нуна узнает об убийствах в моём доме, пусть даже и тринадцатилетней давности, она запретит нам общаться и больше не отпустит тебя на кладбище. Так что, э‑э, я не стану упоминать эту тему в разговоре, если ты не начнёшь первой.

– Спасибо, мистер Фрост!

– Увидимся в семь. Я приду с конфетами.

Ужин был исключительно приятным. Запах горелого успел выветриться с кухни. Цыплёнок был хорош, салат был ещё лучше, жареная картошка получилась чересчур хрустящей, но восхищённый мистер Фрост заявил, что любит именно такую, и попросил добавки.

Цветы были прекрасны, конфеты на десерт были то, что надо. Мистер Фрост сидел, рассказывал истории, затем до десяти смотрел с ними телевизор. Затем он, наконец, сказал, что ему пора домой.

– Время, прилив и исторические исследования никого не ждут, – сказал он. Он со значением пожал руку Нуны, заговорщически подмигнул Скарлетт – и был таков.

Той ночью Скарлетт надеялась встретить во сне Ника. Она думала о нём, засыпая – представляла, как идёт по кладбищу, глядя на него. Однако, заснув, оказалась в Глазго со старыми школьными друзьями. Они вместе искали некую улицу, но почему‑то всё время заходили в тупики.

 

Глубоко под краковским холмом, в самом глубоком подземелье под Пещерой дракона, мисс Люпеску оступилась и упала.

Сайлас присел рядом с ней и взял её голову в свои руки. На её лице была кровь, и часть крови была её собственной.

– Брось меня здесь, – говорила она. – Спасай мальчика.

Сейчас она была полуженщиной, полуволком, но её лицо было целиком человеческим.

– Нет, – сказал Сайлас. – Я тебя не оставлю.

Позади него Кандар баюкал своего поросёнка, словно ребёнок куклу. Его левое крыло было раздроблено – мумии больше не суждено было летать. Однако бородатое лицо Кандара было спокойным и безжалостным.

– Сайлас, они вернутся, – прошептала мисс Люпеску. – Слишком скоро, солнце взойдёт.

– Значит, – сказал Сайлас, – мы должны покончить с ними прежде, чем они будут готовы напасть. Можешь встать?

– Da. Я – Гончая Бога, – сказала мисс Люпеску. – Я встану.

Она опустила лицо в тень и сжала пальцы. Когда она вновь подняла голову, она была уже волчья. Упершись передними лапами в камень, она с трудом привела себя в стоячее положение. Теперь это была огромная серая волчица, больше медведя размером. Её морда и шкура были в крови.

Она откинула голову и завыла яростно, вызывающе. Затем оскалилась и вновь опустила голову.

– Сейчас, – прорычала мисс Люпеску, – мы покончим с этим.

 

Вечером в воскресенье зазвонил телефон. Скарлетт сидела внизу, старательно срисовывая лица из японского комикса, который только что читала. Трубку сняла её мать.

– Забавно, мы как раз говорили о вас, – сказала её мать, хотя это было неправдой. – Чудесно, – продолжила она. – Мне так понравилось! Честное слово, никакого беспокойства. Конфеты? Они были превосходными. Просто превосходными. Я просила Скарлетт передать вам, чтобы вы дали мне знать, когда в следующий раз захотите вкусно поужинать. Скарлетт? Да, она здесь. Я её позову. Скарлетт?

– Мам, я здесь, – сказала Скарлетт. – Можешь не кричать. – Она взяла трубку. – Мистер Фрост?

– Скарлетт? – в его голосе слышалось волнение. – Я насчёт… Э‑э… помнишь, мы обсуждали? Насчёт того, что случилось в моём доме. Передай своему другу, что я тут обнаружил… э‑э… послушай, а когда ты сказала "мой друг", это было образное выражение в значении "я сама"? Или речь шла о реальном человеке? Надеюсь, это не слишком личный вопрос…

– У меня действительно есть друг, который хочет знать, – ответила Скарлетт, умиляясь его формулировке.

Её мать с любопытством взглянула на неё.

– Тогда передай ему, что я кое‑что накопал… Не в буквальном смысле, конечно, – скорее, на кое‑что наткнулся, хорошенько поискав. Похоже, это довольно важная информация, которую, по всей видимости, скрывали от лишних глаз. Так что не думаю, что нам следует особенно распространяться… В общем, э‑э… Я кое‑что нашёл.

– Что именно?

– Понимаешь… только не подумай, что я сумасшедший. Насколько я понял, из той семьи были убиты трое. Один их них – полагаю, это был младенец, – остался жив. В семье было не трое, а четверо человек. Убили только троих. Скажи своему другу, чтобы зашёл ко мне, я ему всё расскажу.

– Я передам, – сказала Скарлетт и повесила трубку. Её сердце бешено колотилось.

 

Впервые за последние шесть лет Ник спускался по узким каменным ступенькам. Его шаги эхом отдавались в усыпальнице, находившейся внутри холма.

Он дошёл до самого низа и стал ждать, пока Гибель что‑нибудь скажет. Он ждал и ждал, но ничего не происходило, ничего не шипело и не двигалось.

Он огляделся в темноте, которая не была для него темнотой, поскольку он мог видеть как мёртвые. Затем он подошёл к каменному алтарю, на котором лежали кубок, брошь и каменный нож.

Он наклонился и дотронулся до кончика ножа. Он был гораздо острее, чем могло показаться, и Ник порезался.

– ЭТО СОКРОВИЩЕ ГИБЕЛИ, – прошипел тройной голос, но в этот раз он был тише, чем раньше, и звучал будто слегка нерешительно.

– Из всех существ, – сказал Ник, – ты здесь самая древняя. Я пришёл поговорить с тобой. Мне нужен совет.

После небольшой паузы он услышал ответ:

– НИЧТО НЕ ПРИХОДИТ К ГИБЕЛИ ЗА СОВЕТОМ. ГИБЕЛЬ – СТРАЖ. ГИБЕЛЬ ЖДЁТ.

– Я знаю. Но Сайлас ушёл, а я не знаю, с кем ещё можно поговорить об этом.

В ответ он не получил ни слова. Ничего кроме пыльной одинокой тишины.

– Не понимаю, что мне делать, – признался Ник. – Кажется, я наконец могу узнать, кто убийца моей семьи. И кто хочет убить меня. Но для этого придётся покинуть кладбище.

Гибель ничего не ответила. Завитки дыма медленно заплетались по стенам комнаты.

– Я не боюсь смерти, – сказал Ник. – Но столько дорогих мне людей тратит время и силы, чтобы охранять меня, учить и защищать…

И снова лишь тишина.

Тогда он сказал:

– Я должен сделать это сам.

– ДА.

– Что ж. Это всё. Извини, что побеспокоил.

В голове Ника раздался вкрадчивый и хитрый шёпот:

– ГИБЕЛЬ ОСТАВИЛИ ЗДЕСЬ НА СТРАЖЕ СОКРОВИЩ, ПОКА НЕ ВЕРНЁТСЯ ХОЗЯИН. ТЫ НАШ ХОЗЯИН?

– Нет, – ответил Ник.

Теперь в шипении послышалась надежда:

– БУДЬ НАШИМ ХОЗЯИНОМ.

– Боюсь, что нет.

– СТАНЬ НАШИМ ХОЗЯИНОМ, И МЫ НАВЕКИ ОКРУЖИМ ТЕБЯ СВОИМИ КОЛЬЦАМИ. СТАНЬ НАШИМ ХОЗЯИНОМ, И МЫ БУДЕМ ЗАЩИЩАТЬ И БЕРЕЧЬ ТЕБЯ ДО КОНЦА ВРЕМЁН. СТАНЬ НАШИМ ХОЗЯИНОМ, И ТЫ НЕ ПОДВЕРГНЕШЬСЯ ОПАСНОСТЯМ ЭТОГО МИРА.

– Я не ваш хозяин.

– НЕТ.

Ник чувствовал, как Гибель извивается у него в голове. Он услышал:

– ТОГДА НАЙДИ СВОЁ ИМЯ.

Затем в усыпальнице и в голове Ника стало пусто. Ник остался один.

Ник осторожно, но быстро поднимался по лестнице. Он принял решение, и теперь ему нужно было действовать, пока он не перегорел.

На скамейке у часовни его ждала Скарлетт.

– Ну что? – спросила она.

– Я готов. Пойдём, – сказал он, и они вместе направились к воротам кладбища.

 

Дом номер 33 был высоким и тонким, как веретено, в ступенчатом ряду домов. Это был ничем не примечательный дом из красного кирпича. Ник с сомнением посмотрел на него, удивляясь, что тот не вызывает у него воспоминаний, не кажется знакомым или особенным. Это был просто обычный дом. Перед ним была бетонная площадка вместо сада, на обочине была припаркована зелёная «мини». Входная дверь когда‑то была ярко‑голубой, но выцвела от времени и солнца.

– Давай, – сказала Скарлетт.

Ник постучал. Изнутри послышались шаги, и дверь открылась. Внутри виднелись холл и лестница. В дверном проёме стоял человек в очках, с поредевшими серыми волосами. Он посмотрел на них, моргнул и сказал:

– Значит, вы и есть тот самый таинственный друг мисс Перкинс? Рад познакомиться, – он взволнованно улыбнулся и протянул гостю руку.

– Его зовут Ник, – сказала Скарлетт.

– Мик?

– Ник. Через «н», – поправила она. – Ник, знакомься, это мистер Фрост.

Ник и Фрост обменялись рукопожатием.

– У меня там чайник кипит, – сказал мистер Фрост. – Обменяемся информацией за чашечкой чая, как вы на это смотрите?

Они поднялись за ним на кухню, где он налил три чашки чая, а затем провёл их в маленькую гостинную.

– Дом тянется вверх, – сказал он. – Туалет на следующем этаже, затем мой кабинет, выше идут спальни. Постоянная беготня вверх‑вниз. Зато помогает оставаться в форме.

Они сели на большой ярко‑фиолетовый диван ("Когда я сюда вселился, он уже здесь стоял"), и стали пить чай.

Скарлетт переживала, что мистер Фрост будет задавать Нику слишком много вопросов, но он ничего не спрашивал. Он выглядел взволнованным, как будто отыскал потерянное надгробие какого‑то известного человека и отчаянно хотел поделиться находкой с миром. Он нетерпеливо ёрзал на стуле, как будто собирался с духом сообщить им нечто грандиозное, и невозможность тут же выпалить всё, что он знал, причиняла ему физические страдания.

– Так что же вы узнали? – спросила Скарлетт.

– Ну, ты была права, – сказал мистер Фрост. – То есть, в этом доме действительно убили троих человек. И, это… похоже, что преступление попытались… ну, не то, чтобы замолчать, но… власти как будто закрыли на него глаза.

– Не понимаю, – сказала Скарлетт. – Убийство нельзя замести под ковёр.

– Но это замели, – сказал Фрост. Он сделал глоток чая. – Тут замешаны какие‑то влиятельные особы. Это единственное объяснение. Что же касается младшего ребёнка…

– Что с ним? – спросил Ник.

– Он выжил, – сказал Фрост. – Я в этом уверен. Но его даже не пытались искать. Обычно пропавших младенцев объявляют в национальный розыск. Но они, э‑э… должно быть, они как‑то замяли эту тему.

– Кто они? – спросил Ник.

– Те же люди, которые замешаны в убийстве семьи.

– Вам известно что‑нибудь ещё?

– Да. То есть, совсем немного… – Фрост осёкся. – Прошу прощения, но… Понимаете, то, что я нашёл… Слишком невероятно.

Скарлетт начала раздражаться.

– Но что это? Что вы нашли?

Фрост смутился.

– Ты права. Прости. Хранить всё в тайне было бы неправильно. Историки ничего не закапывают. Мы всё только откапываем. И затем показываем людям. Да.

Он помедлил ещё мгновение, а потом сказал:

– Я нашёл наверху письмо. Оно было спрятано под расшатавшейся половицей, – он повернулся к Нику. – Молодой человек, я правильно понимаю, что ваш интерес к этой ужасной истории – личного характера?

Ник кивнул.

– Ни слова больше! – воскликнул мистер Фрост, вставая. – Пойдёмте, – обратился он к Нику. – А ты подожди, – сказал он Скарлетт, – пока что мы сами. Сначала я покажу ему. Если он мне позволит, тогда покажу и тебе. Договорились?

– Договорились, – ответила Скарлетт.

– Мы ненадолго, – сказал мистер Фрост. – Идёмте, юноша.

Ник встал и посмотрел на Скарлетт с беспокойством.

– Всё будет хорошо, – сказала она и улыбнулась, изо всех сил стараясь его подбодрить. – Я буду ждать тебя здесь.

Она наблюдала за их тенями, когда они выходили из комнаты и начали подниматься по лестнице. В ней боролись тревога и предвкушение чего‑то важного. Ей было интересно, что же узнает Ник, и она радовалась, что он узнает это первым. Это была его история. Он имел на это право.

Мистер Фрост вёл Ника вверх по лестнице.

Пока они поднимались на последний этаж, Ник всё время оглядывался, но ничто вокруг не казалось знакомым, и его это удивляло.

– Нам на самый верх, – сказал мистер Фрост. Они прошли очередной лестничный пролёт. Он добавил: – В общем, можете не отвечать, если не хотите, но… э‑э, вы тот самый мальчик, правильно?

Ник ничего не ответил.

– Нам сюда, – сказал мистер Фрост. Он повернул ключ в замке, толкнул дверь, и они вошли в комнату.

Это была крошечная комнатка на чердаке со скошенным потолком. Тринадцать лет назад в ней помещалась только детская кроватка. Мужчина и мальчик помещались здесь с трудом.

– На самом деле, мне просто повезло, – сказал мистер Фрост. – Прямо под носом нашёл.

Он наклонился и сдвинул вытертый ковёр.

– Так вы знаете, за что убили мою семью? – спросил Ник.

– Сейчас всё будет, – сказал мистер Фрост. Он потянулся и стал давить на половицу, пока та не откинулась. – Это была спальня младенца, – сказал он. – Я сейчас покажу… В общем, единственное, что остаётся неизвестным, – это кто именно совершил убийство. Совсем никакой информации. Ни малейшей зацепки.

– Известно, что у него чёрные волосы, – сказал Ник, стоя в комнате, которая когда‑то была его детской. – И ещё мы знаем, что его зовут Джек.

Мистер Фрост опустил руку в пространство, открывшееся под половицей.

– Прошло почти тринадцать лет, – сказал он. – За это время волосы поредели и поседели. Но ты прав. Имя, действительно, Джек.

Он выпрямился. Рука, которую он вынул из отверстия в полу, теперь держала большой острый нож.

– Пора, – сказал некто Джек. – Пора, мальчик. Самое время покончить с этим.

Ник изумлённо уставился на него. Казалось, что мистер Фрост был плащом или шляпой, в которые этот человек был одет, а теперь он их сбросил. От дружелюбной наружности не осталось и следа.

На его очках и на лезвии ножа вспыхивали блики.

Снизу послышался голос Скарлетт:

– Мистер Фрост? Кто‑то стучит в дверь. Открыть им?

Некто Джек отвёл взгляд лишь на мгновение, но Ник знал, что другого шанса у него не будет. В тот же момент он растворился так тщательно, как только умел. Некто Джек повернулся туда, где только что стоял Ник, затем обвёл глазами комнатку. На его лице ярость боролась с удивлением. Он шагнул в середину комнаты и завертел головой из стороны в сторону, словно старый тигр на охоте.

– Ты где‑то здесь, – прорычал некто Джек. – Я тебя нюхом чую!

За его спиной хлопнула дверь мансарды. Он метнулся к ней, но ключ уже повернулся в замке.

Некто Джек повысил голос:

– Мы только тянем время, всё равно ты от меня не уйдёшь! – кричал он через запертую дверь. Затем добавил: – У нас с тобой ещё осталось неоконченное дело.

 

Ник бросился вниз по лестнице, врезаясь в стены, летя чуть не кубарем, стараясь быстрее добраться до Скарлетт.

– Скарлетт! – крикнул он, как только увидел её. – Это он! Бежим!

– Кто он? Ты про что?

– Он! Фрост – это Джек. Он пытался убить меня!

С чердака послышался громкий удар, некто Джек пытался выбить дверь.

– Но, – Скарлетт не могла осознать то, что только что услышала. – Но он же хороший.

– Нет, – сказал Ник, хватая её за руку и таща за собой вниз по лестнице. – Совсем не хороший.

Скарлетт распахнула входную дверь.

– Добрый вечер, юная леди, – сказал мужчина, стоявший на пороге. – Мы ищем мистера Фроста. Я полагаю, это и есть его логово.

У него были серебристо‑белые волосы, и он благоухал одеколоном.

– Вы его друзья? – спросила она.

– О, да, – ответил низенький мужчина, который стоял позади. У него были чёрные усики, и он, единственный из всех, был в шляпе.

– Разумеется, – сказал третий, самый молодой из них, высокий блондин нордического вида.

– Каждый Джек его друг, – произнёс последний. Он был широкоплечим, с крупной головой и смуглым лицом, и смахивал на быка.

– Он… мистер Фрост вышел, – сказала она.

– Но его машина здесь, – возразил мужчина с белыми волосами, а блондин спросил:

– Кстати, а вы кто?

– Он друг моей мамы, – сказала Скарлетт.

Ник, который уже прошёл мимо джеков, отчаянно махал, чтобы она скорее уходила оттуда.

Скарлетт произнесла как можно беззаботнее:

– Он просто выскочил на минутку. На угол, за газетой. Там, на углу, магазин.

Она закрыла за собой дверь, обошла мужчин и пошла по улице.

– Куда же вы? – спросил усатый.

– Мне нужно на автобус, – сказала она и, не оглядываясь, стала подниматься по холму, в сторону автобусной остановки и кладбища.

Ник шёл рядом с ней. В густеющих сумерках он даже Скарлетт казался призрачным – как будто он был расплавленным летним воздухом, чем‑то нереальным, точно краем глаза она видела мальчика, а стоило присмотреться – там были только гонимые ветром листья.

– Иди быстрее, – прошептал Ник. – Они смотрят на тебя. Но не беги.

– Кто они? – тихо спросила Скарлетт.

– Не знаю, – ответил Ник. – У меня от них странное чувство. Будто они и не люди вовсе. Я хочу вернуться и послушать, что они будут говорить.

– Конечно, люди, кто же ещё! – сказала Скарлетт, ускоряя шаг, насколько это было возможно, чтобы не сорваться в бег. У неё больше не было уверенности, что Ник идёт рядом с ней.

Четверо мужчин стояли у двери дома номер 33.

– Не нравится мне всё это, – сказал мужчина с бычьей шеей.

– Вам что‑то не нравится, мистер Тар? – спросил седовласый. – Да никому из нас не нравится. Всё неправильно. Всё идёт не так.

– В Кракове проблемы. Они не отвечают. А после Мельбурна и Ванкувера… – сказал человек с усиками. – Судя по всему, остались только мы четверо.

– Мистер Кетч, помолчите, прошу вас, – сказал седовласый. – Я думаю.

– Простите, сэр, – ответил мистер Кетч и разгладил свои усы одним пальцем, не снимая перчатки. Он смотрел то на вершину, то на подножье холма и что‑то насвистывал сквозь зубы.

– По‑моему… стоит её догнать, – сказал мистер Тар, мужчина с бычьей шеей.

– А по‑моему, господа, вам нужно слушать, что я говорю, – сказал седовласый. – Я просил тишины. Это значит, что должно быть тихо.

– Простите, мистер Данди, – сказал блондин.

Все замолчали.

В тишине они услышали стук, раздававшийся из глубины дома, откуда‑то сверху.

– Я пойду внутрь, – сказал мистер Данди. – Мистер Тар, вы пойдёте со мной. Нимбл и Кетч возьмут девчонку. Верните её сюда.

– Живой или мёртвой? – спросил мистер Кетч, самодовольно улыбаясь.

– Живой, идиот ты этакий, – сказал мистер Данди. – Я хочу знать, что ей известно.

– Может, она из этих, – сказал мистер Тар. – Которые сделали нас в Ванкувере и в Мельбурне, и…

– Поймайте её, – перебил мистер Данди. – Прямо сейчас.

Блондин и шляпа‑с‑усами поспешили на холм.

 

Мистер Данди и мистер Тар стояли у двери дома номер 33.

– Высади дверь, – приказал мистер Данди.

Мистер Тар прислонился плечом к двери и навалился на неё всей своей массой.

– Она усилена, – сказал он. – Защищена.

– Любой Джек может справиться с тем, что сделал другой Джек, – произнёс мистер Данди. – Он снял перчатку, приложил руку к двери и что‑то пробормотал на языке, более древнем, чем английский. – Попробуй ещё раз, – сказал о