рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

РАЙСКИЙ САД

РАЙСКИЙ САД - раздел Образование, В.К. Эндрюс СЕМЕНА ПРОШЛОГО   Бедная Моя Синди, Думала Я, Как-То Ей Будет Там В Голливуде? ...

 

Бедная моя Синди, думала я, как-то ей будет там в Голливуде? Я вздохнула и пошла посмотреть, где дети. Они тихо играли в песочнице, хотя было уже начало сентября и достаточно холодно. Почему-то они не строили песчаных замков и не насыпали песок в формочки. Просто сидели.

— Мы слушаем ветер, — объяснила мне Дайдр.

— Мы не любим ветер, — сказал Дэррен. Я увидела, что к нам приближается Крис.

— Только что позвонила Синди из Голливуда. Сказала, что уже завела множество друзей. Не знаю, верить этому или нет. Но у нее много денег. Я позвонила одному из друзей, чтобы он помогал ей там.

— Ну что ж, тем лучше, — со вздохом проговорил Крис. — Кажется, она никогда здесь не приживется. Она не ладила с Бартом, а теперь и с Джоэлом та же история. Она думает, Джоэл хуже Барта?

— А он и есть хуже. Разве ты только сейчас это понял?

Но Крис снова пришел в раздражение, хотя я думала, что недавно убедила его.

— Ты предубеждена против него, потому что он — сын Малькольма. Вот и все. Вы с Синди было убедили меня, но потом я одумался. Ведь Джоэл не делает ничего, чтобы как-то подавить Барта. И Барт, насколько это видно из слухов, вполне наслаждается своей молодостью, нисколь­ко не страдая и не ограничивая себя. Джоэлу недолго жить, Рак пожирает организм ежедневно, хотя он пока и поддерживает хорошую форму. Возможно, он протянет не более чем еще месяц-два.

Я не была расстроена, не чувствовала себя виновной или устыдившейся своего торжества: Джоэл получал именно то, что заслуживал, подумалось мне.

— Откуда тебе это известно? — спросила я.

— Он сказал мне, что именно поэтому приехал сюда, на родину. Он хочет быть похороненным на фамильном кладбище.

— Крис, но он действительно, как отметила Синди, выглядит сейчас лучше, чем тогда, когда приехал.

— Это оттого, что здесь хорошее питание и уход. В своем монастыре он жил нищенски. Ты видишь в нем одно; я — другое. Иногда он откровенничает со мной, Кэтрин, и признается мне, что всегда пытался наладить с тобой хорошие отношения, но это крайне трудно. Иногда при этом слезы появляются на его глазах. Он часто говорит, что ты — совсем как твоя мать, его сестра.

Но я ни одной минуты более, после того, каким увидела его на проповеди из-за колонны, не верила этому злобно­му человеку. И я рассказала Крису о том, что услышала и увидела на проповеди, но и тогда он остался другого мнения. И тогда, как последний козырь, я сказала, чему учат в этой «церкви» детей.

— Ты действительно слышала это? Слышала, как сами дети повторяли, что они — «дьявольское отродье»? — В его голубых глазах застыло неверие.

— Тебе это ничего не напоминает? Разве ты не видишь при этом, как Кори и Кэрри стоят на коленях возле своих кроваток, моля Бога простить им, что они рождены от «дурного семени»? Они же даже не знали, что это значит. Кому, как не нам с тобой, знать, какой вред наносят детским душам эти идеи? Крис, надо уезжать скорее! Не после смерти Джоэла, а как можно скорее!

Он сказал мне в ответ именно то, о чем думала я сама.

— Мы должны подумать о Джори, о его комфорте. Нам понадобится лифт, широкие двери. Нужно будет расширять коридор. И еще надо принять во внимание, что Джори с Тони могут пожениться. Он спрашивал меня, что я по этому поводу думаю: сможет ли она быть счастливой с ним. Я сказал: конечно. Я вижу, как они любят друг друга. Мне нравится в ней то, что она как бы и не замечает его физического недостатка, его инвалидного кресла. Она видит в нем не то, чего он не может, а лишь то, что он может. А ведь между Тони и Бартом была не любовь, Кэти. Это было притяжение тел — или назови это как хочешь. Но не любовь. Не наша с тобой вечная любовь.

— Да... — выдохнула я. — Не та любовь, что длится вечно...

Двумя днями позже Крис позвонил из Шарноттсвилля, сообщив, что нашел дом.

— Сколько в нем комнат?

— Одиннадцать. Мне кажется он маленьким после Фоксворт Холла. Но комнаты светлые, большие. Там пять спален, четыре ванные, гостевая комната и еще одна большая комната на втором этаже, которую можно преоб­разить в студию для Джори. Из одной спальни сделаем мой кабинет. Тебе понравится.

Я засомневалась: уж больно быстро он его нашел, хотя я как раз об этом и просила. Но голос Криса был такой счастливый, что я стала надеяться.

— Он очень хорош, Кэти. Как раз такой, о котором ты всегда мечтала. Не слишком большой и не слишком маленький, уютный для всех. Большой участок с цветочными клумбами.

Было решено, что мы переезжаем.

Как только наши вещи и мебель, нажитая за годы, проведенные в Фоксворт Холле, будет упакована, мы выедем в Шарноттсвилль.

Бродя по комнатам, которые я преобразила по своему вкусу, я ощущала грусть. Барт не однажды жаловался по поводу моих преобразований и протестовал, говоря, что в этом доме ничто не должно изменяться. Но даже он, видя окончательный вариант моих фантазий, воплощение которых сделало, наконец, из дома дом, а не музей, согласился и позволил мне преобразовывать дальше.

В пятницу Крис, приехав, посмотрел на меня лучистым взглядом и сказал.

— Так что, красавица моя, продержись еще несколько дней, и дело будет сделано. Мне лишь надо еще раз съездить в Шарноттсвилль и осмотреть дом более тщательно, прежде чем мы подпишем контракт. Я также нашел квартиру, в которой можно будет жить, пока дом не будет отделан и переделан. И кое-что осталось недоделанным в лаборатории, так что дай мне несколько дней на все, и я вас переселю Как я уже говорил, я предполагаю работы по дому на две недели — и потом все будет готово, чтобы въезжать: трэки, лифт и тому подобное.

Он не говорил мне о том, что знала я сама и что делало его счастливым, он сам жил вместе с Бартом все эти годы, как на пороховой бочке, каждый день ожидая взрыва. Ни разу, ни одного слова упрека мне за этого трудного, жестокого, неблагодарного сына, который никогда так и не оценил всей любви, которую ему отдавал Крис.

Как много он пережил из-за Барта, и никогда, ни разу он не обвинил меня в том, что я украла у нашей матери ее второго мужа. Я подумала об этом — и у меня началась страшная головная боль.

Мой Кристофер уехал рано утром, оставив меня провести в Фоксворт Холле тревожный день. За годы совмес­тной жизни я стала очень зависимой от него, и это было мне наказанием за гордость моей юности, что я могу жить одна, независимой, в то время как мужчины нуждались во мне Как эгоистична я была прежде! Тогда я думала только о своих нуждах. Сейчас пришло время думать о других.

Я без устали бродила по двору, оглядывая с жалостью все, что я здесь любила, когда утром Барт приехал домой, я желала наброситься на него с обвинениями, но смолча­ла, потому что жалость к нему была больше негодования.

Вот он сидит за своим рабочим столом, красивый, молодой, хитрый делец. Ни чувства вины, ни стыда, манипулирует капиталом, переговаривается с финансистами, делает деньги, деньги, деньги... и все это просто сидя у телефона или за компьютером. Он взглянул на меня — и улыбнулся. Яркая, доброжелательная улыбка.

— Когда я узнал, что Синди уезжает, я радовался этому весь день, и рад до сих пор. Поэтому я в хорошем настроении.

Но было что-то странное в его глазах, будто он соби­рается заплакать? Отчего он так глядит на меня?

— Барт, если ты хочешь мне что-нибудь рассказать...

— Мне нечего тебе рассказать, мама.

Его голос был мягким, будто он разговаривал с челове­ком, который уже далек от него.

— Ты можешь не признавать этого, Барт, но человек, которого ты так ненавидишь, твой дядя и мой брат, был тебе наилучшим отцом, хотя он не родной отец тебе...

Он покачал головой, отрицая:

— Чтобы быть наилучшим для меня, он должен был бы оставить тебя и прекратить вашу преступную связь, но он не сделал этого. Я бы любил его, если бы он оставался моим дядей. Не трудись обманывать меня. Была бы ты мудрее, ты бы не стала обманывать. Ведь ты знаешь, как подрастающие дети начинают задавать вопросы, и как они запоминают сцены, которые взрослые не хотели бы, чтобы те помнили. Но память у детей хорошая. Эти воспомина­ния похоронены в тайниках памяти, но когда дети начинают понимать жизнь, эти воспоминания всплывают. Все, что я знаю о вас, подтверждает, что ваша связь неразрывна. Ее разрушит лишь смерть.

Мое сердце забилось. Да, именно здесь, под крышей Фоксворт Холла, мы с Крисом поклялись когда-то верности друг другу до гроба. Как глупые сердца умеют сами себе ставить ловушки...

Слезы, которые и без того были близко, начали душить меня:

— Барт, как бы я могла прожить без него?

Ах, мама, смогла бы! Ты сама знаешь, что смогла бы. Позволь ему уйти, мама. Дай мне, наконец, ту мать, о которой я мечтаю: достойную, богобоязненную женщину.

А если я не смогу сказать Крису «прощай» — что тогда, Барт?

Его темноволосая голова опустилась.

— Помоги тебе Бог, мама. И мне — да поможет Бог. Тогда я должен буду подумать о своей вечной душе.

Я ушла.

Всю ночь мне снился адский огонь, и некуда было от него деться, и я в ужасе просыпалась. Но было еще что-то, что я старалась запихнуть в уголки своего сознания, но не могла. Что? Что? Не в силах осознать, не в силах объяснить ужас, который инстинктивно ощущала, я вновь заснула, и мне приснился кошмар, в котором дети Джори были «теми» близнецами, Кори и Кэрри, и их пожирал огонь. Я вновь заставила себя проснуться. Голова разла­мывалась, но я заставила себя встать.

Я ощущала себя будто пьяной все утро. Близнецы ходили за мной по пятам, задавая мне тысячи вопросов, особенно Дайдр. Она так напоминала мне Кэрри с ее вечными «почему?», «где?» и «чье это?». Дэррен залезал во все шкафы, открывал все двери, исследовал и рвал все конверты, «прочитывал» до полного уничтожения все журналы, и мне приходилось говорить:

— Кори, положи это на место! Этот журнал — для твоего дедушки. Он любит читать буковки так же, как ты любишь картинки. Кэрри, не помолчишь ли ты пять минут? Всего пять минут?

Это, конечно, вызывало новый водопад вопросов: кто такой Кори? Кто такая Кэрри? И почему я всегда называю их такими смешными именами?

Наконец, Тони пришла освободить меня от двух ма­леньких инквизиторов.

— Простите, что я задержалась, Кэти. Джори попросил меня попозировать ему в саду, пока не умерли розы...

Пока не умерли розы?.. Я с изумлением воззрилась на нее, но затем потрясла головой, думая, что уж слишком фантазирую по поводу обыкновенной фразы. Нет, розы будут жить, пока не наступят морозы, а до зимы еще далеко.

 

Около двух часов дня у меня зазвонил телефон. Я только что легла отдохнуть. Это был Крис.

— Милая моя, твое волнение передалось мне, и я все время думаю о том, не случилось ли чего с вами. Имей терпение. Я приеду через час. У тебя все в порядке?

— А почему у меня не должно быть все в порядке?

— Просто спрашиваю. У меня дурные предчувствия. Были.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

Близнецы были сегодня беспокойны, не желали играть, не желали делать предложенное мною.

— Не хотю-ю-ю, — ныла Дайдр. Она не желала пра­вильно произносить слова. У нее было поистине упрямст­во Кэрри. К тому же, Дэррен во всем следовал за ней.

Я укачала их. Но перед этим они капризничали, пока не вошла Тони и не прочитала ту самую сказку, которую я им только что читала три раза подряд! Однако и капризам приходит конец, и вскоре они заснули. Как милы они были в своих кроватках, повернувшись во сне личиками друг к другу, совсем как Кори и Кэрри.

Я проверила, как там Джори, который был увлечен чтением руководства по тренировке мускулатуры, и от­правилась к себе, чтобы привести в порядок рукопись. Но вскоре я устала от полной тишины и пошла будить детей.

Их не было в кроватках!

Джори с Тони были на террасе; лежали, обнявшись и слившись в страстном поцелуе, на мате.

— Простите меня, — сказала я, устыдившись, но не остановившись, — но где дети?

— Мы думали, что они с тобой, — подмигнув мне, ответил Джори. — Беги найди их, мама... Я занят уроком, ты видишь.

Я быстро пошла в часовню. По дороге я бросила тревожный взгляд на зловещие тени, наползавшие на землю. В воздухе висел странный запах. Я вспомнила: то был запах ладана. Я побежала, и, достигнув дверей часовни, едва могла сдержать сердцебиение. Как можно тише я пробралась внутрь.

С тех пор, как я здесь была в последний раз, Барт с Джоэлом установили орган. Джоэл сидел за инструментом и играл. Играл прекрасно, доказывая тем самым, что он действительно когда-то был профессиональным музыкан­том с истинным талантом. Барт пел, стоя. Я увидела на передней скамье близнецов, слушавших Барта, как зача­рованные, и моментально все мои страхи покинули меня. Душа исполнилась мира и благодарности.

Гимн закончился. Дети автоматически встали на коле­ни и сложили руки ладошками под подбородком. Они казались херувимами или же ягнятами на заклание.

Но отчего такая мысль пришла мне в голову? Зачем эти кровавые сравнения? Ведь это святое место.

— И мы, идущие дорогой смертною, долиной смертной тени, не убоимся зла... — говорил Барт, стоя на коленях. — Повторяйте за мною, Дэррен, Дайдр.

— И мы, идущие долиной смертной тени, не убоимся зла... — послушно выводила заунывным детским голоском Дайдр, подавая пример Дэррену.

—...Ибо Ты со мною...

— Ибо Ты со мною...

—...Твой жезл и Твой посох успокаивают меня.

— Твой жезл и Твой посох успокаивают меня. Я не выдержала:

— Барт, зачем ты опять это делаешь? Ведь сегодня — не воскресенье, и у нас никто не умер...

Он поднял голову. Его взгляд встретился с моим; он был так печален.

— Мама, пожалуйста, выйди.

Я подбежала к детям, которые охотно вскочили мне навстречу.

— Нам плохо здесь, — прошептала мне девочка. — Нам не нравится.

Джоэл поднялся. Он стоял, тонкий и высокий, и на его лицо падали разноцветные блики витража. Он не произнес ни слова, только смотрел на меня уничтожающим взглядом.

— Мама, я прошу тебя — иди в свою комнату.

— У вас нет права вбивать в голову детям страх перед Богом. Когда хотят научить религии, Барт, то следует говорить о любви Бога к сынам человеческим, а не о страхе и карах.

— У них нет страха перед Богом, мама. В тебе говорит твой собственный страх.

Я начала медленно отступать к двери, взяв детей за руки.

— Когда-нибудь любовь посетит тебя, Барт, и ты все поймешь. Ты поймешь, что любовь приходит не к тому, кто хочет ее и нуждается в ней; она приходит лишь к тому, кто заслуживает ее своими деяниями. Она приходит в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь; просто встает на пороге, тихо закрывает за собой двери — и остается навсегда. И ты не должен планировать любовь, или соблазнять кого-то полюбить тебя; не должен и торопить ее приход. Ты должен заслужить любовь, иначе с тобой никто не пройдет по этой жизни до конца.

Он стоял молча, видимо, потрясенный. Затем двинулся ко мне.

— Мы уезжаем из твоего дома, Барт. Это должно обрадовать тебя. Ни один из нас больше не станет тебя беспокоить. Джори с Тони едут с нами. Ты, наконец-то, полностью вступишь в права наследства. Будешь хозяи­ном всего. Каждая комната в этом огромном одиноком доме в горах станет твоей. Если ты пожелаешь, Крис передаст попечительство до твоего тридцатипятилетия Джоэлу.

На мгновение в лице Барта появился страх. А в водя­нистых глазах Джоэла, конечно, торжество.

— Скажи Крису, чтобы передал попечительство над моим наследством моему нотариусу, — быстро проговорил Барт, будто опасаясь чего-то.

— Хорошо, если ты так хочешь, — и я улыбнулась Джоэлу, на чьем лице была написана вся гамма чувств. Он кинул на Барта мгновенный негодующий взгляд, подтверждая мои подозрения. Да, Джоэл ненавидел Барта за то, что тому досталось то, что могло быть его.

— Утром мы выезжаем, — прошептала я, подавляя подступившие слезы.

— Да, мама. Счастливо — и удачи вам.

Я пристально смотрела на Барта. Где я уже слышала слова, сказанные им только что? Ах... вспомнила, но это было так давно. Тот высокий кондуктор, который стоял на подножке поезда, привезшего нас сюда детьми. Поезд весь спал, вагоны были темны. Кондуктор сказал нам эти слова на прощание, и поезд дал скорбный свисток расставания.

Барт будто ждал от меня еще каких-то слов. Завтра я уже ничего не смогу сказать ему: скорее всего, разрыда­юсь.

Он заговорил первым.

— Мне кажется, что все матери покидают своих сыно­вей на страдания. Почему ты оставляешь меня?

Надрывный тон его голоса скрутил мое сердце страда­нием.

— Потому что это ты оставил меня много лет назад. — Я не могла не сказать этого, наконец. — Я люблю и всегда любила тебя, Барт. Ты не желал верить этому. Крис тоже любит тебя. Но ты не желаешь его любви. Ты каждый день внушаешь себе то, что твой родной отец был бы лучшим отцом. Но ты ведь даже не знаешь, что за человек он был. Он не был верен жене, моей матери, и я была не первым его увлечением. Нет, я не желаю говорить неуважительно о человеке, которого когда-то так любила, но он был далеко не тем семьянином, каким является Крис. И он не способен был так себя отдавать другим.

Солнце упало сквозь стекло на лицо Барта и осветило его зловещим красным светом. Он вновь мучился. Ладони его сжались в кулаки.

— Не смей! — закричал он. — Ни слова больше! Я всегда нуждался в отце, я всегда хотел только своего отца, своего! Крис дал мне лишь чувство стыда и муки. Убирайся! Я рад, что вы уезжаете. Заберите с собой свою грязь и свой грех — и забудьте обо мне!

Прошло несколько часов, а Крис все не приезжал. Я позвонила в университет. Его секретарь сказала, что он выехал три часа назад.

— Он уже должен был бы доехать, миссис Шеффилд. Мне в голову полезли мысли о моем отце. Несчастье на дороге. Неужели мы повторим судьбу наших родителей, только по пути не в Фоксворт Холл, а наоборот — из него? Слышался мерный ход часов. Мое сердце билось, но не мерно, а срываясь.

— Мама, прекрати шагать взад-вперед, — приказал Джори. — Это действует мне на нервы. И отчего эта спешка, зачем вы так сорвались с места? Объясни мне.

Вошли Джоэл с Бартом. Барт сказал:

— Ты не обедала сегодня, мама. Я прикажу повару приготовить тебе отдельно. — Он взглянул на Тони. — Ты можешь остаться.

— Благодарю тебя, Барт, но я уезжаю. Джори сделал мне предложение, и я его приняла. — Она гордо подняла голову. — Он любит меня так, как ты был неспособен любить.

Барт посмотрел в глаза Джори. Боль отразилась в его взгляде.

— Ты не можешь жениться, Джори. Какой из тебя теперь муж?

— Такой, о котором я мечтала! — крикнула Тони, кладя руку на плечо Джори.

— Если ты жаждешь денег, то знай, что у него нет и процента того, что есть у меня.

- Я бы вышла за него, даже если бы не было ничего, — гордо отвечала Тони, прямо встретив темный бешеный взгляд Барта. — Я люблю его так, как не любила ни разу в жизни.

— Ты просто жалеешь его, — догадался Барт. Джори скривился страдальчески, но промолчал. Он понял, что Тони с Бартом должны разобраться одни.

— Да, когда-то я действительно жалела его, — призналась Тони. — Мне казалось, что это так ужасно, такой красивый мужчина, такой талантливый — и приговорен к инвалидному креслу. Но потом я поняла, Барт, что каждый из нас в каком-то смысле ущербен — и каждый приговорен. Просто Джори — в прямом смысле, а ты, например, скрыто: ты болен, Барт. Ты настолько болен, что теперь мне жаль ТЕБЯ.

Барт смешался: на его лице была отражена буря эмо­ций. Я взглянула на Джоэла и увидела, что он взглядом приказывает Барту молчать.

Не зная, что сказать, Барт грубо сказал мне:

— Какого черта вы все собрались здесь? И почему не ложитесь спать? Уже поздно!

— Мы ждем приезда Криса.

— На шоссе случилась авария, — заговорил Джоэл. — Я слышал сообщение по радио. Один человек погиб.

Казалось, ему доставило удовольствие сообщить мне эту новость.

Сердце мое упало. Фоксворты всегда погибали при несчастных случаях. Еще один?..

Только не Крис, только не мой Кристофер Долл. Нет, нет...

Я услышала, как открылась и закрылась дверь кухни. Может быть, отъезжающий повар — или Крис? Я с надеждой посмотрела в сторону кухни. Нет... не было сияющих голубых глаз Криса, не было протянутых ко мне рук... Он не приехал.

Проходили минуты, потом часы. Мы все смотрели друг на друга. Всем было нелегко. Хватит ждать. Он давным-давно должен был доехать.

Джоэл смотрел на меня с ехидством. Казалось, он знал что-то, но молчал. Я опустилась на ковер рядом с креслом Джори, и он обнял меня.

— Я боюсь, Джори, — плакала я. — Он должен был приехать. Столько часов... даже зимой по обледенелым дорогам он не ездил так долго.

Никто ничего не ответил. Ни Джори, ни Тони, ни Барт, ни даже Джоэл. То, что все собрались и сидели молча, и затянувшееся ожидание лишний раз напомнило мне тридцать шестой юбилей моего отца, когда к накрытому столу пожаловали два полисмена и сообщили, что отец погиб в катастрофе.

Когда я увидела, как на нашу дорогу сворачивает белая машина с красной мигалкой, я готова была закричать от ужаса.

Время повернуло вспять. НЕТ! НЕТ. НЕТ.

Они вежливо и сочувственно рассказали, как врач, ехавший в момент столкновения на своей машине, остановился, выпрыгнул, чтобы помочь раненым, и, пока он пересекал шоссе, был сбит идущим на большой скорости автомобилем.

Я слушала все эти факты, и они поворачивались перед моими глазами, как во сне. Мой мозг отказывался принять

это.

Они осторожно и уважительно выложили на стол вещи Криса, как когда-то — вещи отца.

Я смотрела на эти вещи, желая одного, чтобы это был кошмар, от которого вскоре очнешься.

Нет! Вот фотография в его бумажнике — моя собствен­ная... Вот его наручные часы... Вот сапфировое кольцо, которое я ему подарила на Рождество... Нет, только не он! Только не мой Кристофер Долл...

Предметы стали расплываться у меня перед глазами. Все было, как в тумане. Сумрак затмил все мое существо Я была вне времени и пространства. Полисмены умень­шились в размерах. Джори с Бартом были где-то далеко-далеко. Тони показалась мне огромных размеров, потому что подошла ко мне помочь.

— Кэти, я вам соболезную... это так ужасно…Наверное, она говорила еще что-то. Но я вскочила, вырвалась из ее рук — и побежала. Побежала изо всех сил от всех кошмаров, преследовавших меня в жизни. Зови несчастье — и оно придет.

Я бежала и бежала, сама не сознавая куда, пока не прибежала к часовне. Там я рухнула перед кафедрой и начала молиться — так, как не молилась никогда в жизни.

— Боже, этого не может быть... Ты не можешь этого допустить! Это несправедливо... нет чище и лучше челове­ка, чем Крис... Ты же знаешь это... И я разрыдалась.

Мой отец был замечательным человеком — и он погиб. Смерть не ищет ненужных, нелюбимых, одиноких и дурных людей. Смерть безжалостной рукой выхватывает самых достойных — точно и навсегда.

 

Они похоронили моего Кристофера не на семейном кладбище Фоксвортов, а там, где лежал Пол, моя мать, отец Барта и Джулиан. Неподалеку находится и маленькая могилка Кэрри.

Я уже распорядилась, чтобы моего отца перезахорони­ли там же, с нами. Чтобы он не лежал в холодной земле Пенсильвании один. Я была уверена: он бы одобрил.

Я осталась одна из четырех... лишь я. И я хотела уйти туда, к ним.

Светило яркое солнце. Был чудесный день. Можно было купаться, играть в теннис и развлекаться, а мы хоронили Кристофера.

Я старалась не глядеть на его мертвое Лицо, на его закрытые теперь голубые глаза. Я смотрела на Барта, который произносил надгробную речь со слезами на глазах. Голос его доносился до меня откуда-то издалека. Он говорил прекрасно — все те слова, невысказанные Крису при его жизни; слова любви, благодарности и уважения.

— В Библии сказано, — начал Барт проникновенным голосом, которым умел говорить, когда хотел, — что никогда не поздно просить о прощении. Я надеюсь и молю, чтобы мое слово о прощении было услышано. Я молю, чтобы душа его сегодня взглянула на нас с высоты — и простила меня за то, что я не был благодарным и любящим сыном, которого он заслуживал. Отец, которого я отказывал­ся признавать отцом при жизни, несколько раз спасал меня... и вот я стою сейчас здесь, и все мое существо пронизано болью и чувством вины и стыда за то, что так много времени ушло... так много лет, когда я мог сделать его счастливее.

Его темноволосая голова поникла; слезы блеснули на солнце.

— Я люблю тебя, Кристофер Шеффилд Фоксворт. Надеюсь, ты слышишь меня. Я надеюсь, ты простишь меня за то, что я был слеп и не видел, каким замечательным человеком ты был.

Слезы заструились по его щекам. Голос охрип. Люди вокруг тоже заплакали.

Только я стояла с сухими глазами. И сердце мое было высушено.

— Доктор Кристофер Шеффилд отказался носить фамилию Фоксворт, — продолжил он, обретя голос. — Теперь я понимаю, отчего он это сделал. Он был врач, и жизнь его до последнего момента была посвящена людям. Он посвятил жизнь тому, чтобы избавлять людей от страдания; а я, его сын, отказывал ему в праве быть моим отцом. И теперь униженно, покорно и скорбно я склоняю голову перед ним...

Он говорил еще, но я отупела от горя и не слышала.

 

— Разве он тебя не поразил, мама, своей речью? — спросил меня Джори одним пасмурным днем. — Я плакал и ничего не мог с собой поделать. Он склонился перед ним в раскаянии — он склонился перед лицом огромной толпы! С ним такого еще не бывало. Мы должны отдать ему должное — и верить.

Он умолял меня взглядом поверить Барту.

— Мама, ты должна поплакать. Нехорошо, что ты вечно сидишь и смотришь в пространство. Прошло уже целых две недели. Ты не в одиночестве, помни это. У тебя остались мы. И Джоэл уехал умирать в свой монастырь — вместе с раком, который он себе выдумал. Больше он нам не помешает. Он написал, что не хочет быть похоронен­ным на земле Фоксвортов. У тебя есть я, есть Барт, Тони, твои внуки. Мы все любим тебя, и ты нам нужна. Близне­цы давно спрашивают, отчего ты больше с ними не играешь. Не исключай нас из твоей жизни. Ты всегда выходила из каждой трагедии. Вернись к нам и сейчас.


Вернись ко всем нам — но, главным образом, для блага Барта. Если ты сама себя сведешь в могилу, ты погубишь и его.

Для блага Барта... для его блага я осталась в Фоксворт Холле, чтобы жить в мире, который больше не был моим.

 

Прошло девять одиноких месяцев. В голубом небе мне виделась лишь голубизна ярких глаз Криса. В золоте деревьев я видела цвет его волос. Я останавливалась на улице, как вкопанная, заметив мальчишку, похожего на Криса в его мальчишеские годы. Я оборачивалась на каждого седоволосого, высокого мужчину, надеясь, что вот и он обернется — и окажется, что это мой Крис. Иногда они, действительно, оборачивались, но я опускала глаза: это опять был не он.

Я бродила по лесам и горам, ощущая, что он рядом со мной, но только я не могу его достичь.

Пока я бродила в одиночестве, я поняла, что в нашей жизни не было ничего случайного. Было предначертание — оно сбылось.

Барт изо всех сил старался вернуть меня к действитель­ности, и я старалась улыбаться, даже смеяться, и чувство­вала, что он рад моему пониманию — ему всегда этого недоставало.

И все же — кто я теперь и зачем? Барт нашел себя. Я часто сидела одна в большом холле и размышляла.

Я перебирала в мыслях все трагедии, горечь и ярость, патетику и случайности нашей жизни — и, наконец, поняла. Отчего это не пришло в голову всем психиатрам Барта: он просто примеривался к той или иной роли в жизни. Он прошел через несчастливое детство, через ветреную, яростную свою юность, чтобы отбросить все уродство души своей, которое он верил, что существует; и его вера спасла его. Вера в то, что добро должно побеждать зло. Эта вера царила над всей его жизнью. В его глазах, мы с Крисом и были злом.

Окончательно Барт нашел себя в служении Богу и людям. По воскресеньям я включала по утрам телевизор и видела моего сына: он молился за нас, он пел, он стал, наконец, знаменитым евангелистом. Его отточенные сло­ва убеждения вонзались в сознание. Свои деньги и сборы с программ он использовал на нужды проповедничества.

Однажды утром меня ждал сюрприз: на подиум подня­лась и встала рядом с Бартом Синди. Она продела свою руку в его руку. Барт горделиво улыбнулся и объявил:

— Моя сестра и я посвящаем эту песню нашей матери. Мама, если ты сейчас видишь нас, ты поймешь, как много значит эта песня не только для нас двоих, но и для тебя.

Вместе, взявшись за руки, они спели мой самый любимый гимн. А я давным-давно махнула рукой на религию, думая, что это не для меня. Ведь среди верующих было столь много ограниченных, жестоких и фанатичных.

И все же, слезы потекли по моим щекам. Я плакала. Впервые после смерти Криса я плакала благодарными слезами — и душа моя отошла от страшной опустошенности.

 

Барт будто бы искоренил в себе худшую часть натуры Малькольма и оставил только хорошее. Это для того, чтобы был рожден Барт, цвели бумажные цветы на чердаке.

Чтобы был рожден Барт, горели дома, умерла мать, отец... чтобы был рожден проповедник, который уведет человечество с пути разрушения.

Когда программа Барта заканчивалась, я выключала телевизор. Я смотрела только ее.

Строился мемориал в честь моего Кристофера. Он должен был быть назван МЕМОРИАЛЬНЫЙ РАКОВЫЙ ЦЕНТР ИМЕНИ КРИСТОФЕРА ШЕФФИЛДА.

В Южной Каролине Барт учредил грант для молодых юристов, названный ГРАНТ БАРТОЛОМЬЮ УИНСЛОУ.

Я знала, что все хорошее, что совершает Барт, он делает в искупление своей вины перед человеком, который был ему лучшим из отцов. И зная это, я постоянно заверяла Барта, что Крис был бы очень им доволен.

Тони вышла замуж за Джори. Дети обожали ее. Синди стала быстро восходящей кинозвездой и полу­чила голливудский контракт.

Мне же было странно и одиноко жить на этом свете. Я всю жизнь себя отдавала: сначала «моим» близнецам, детям матери, затем — моим мужьям, затем — детям, внукам, и вот впервые я была никому не нужна. Теперь я была лишней на этом свете, как однажды сказал про себя Джори.

— Мама, — однажды поделился новостью Джори, — Тони беременна! Ты даже не представляешь, что это для меня значит. Если родится мальчик, мы назовем его Кристофером. Если девочка — Кэтрин. И не возражай: мы все равно сделаем это.

Я молила Бога, чтобы это был мальчик, похожий или на моего Кристофера, или на моего Джори; и еще более я молила, чтобы когда-нибудь Барт встретил бы женщину, с которой был счастлив. И только тогда я поняла, что Тони, в сущности, была права: он искал женщину, похо­жую на меня, но только без моих способностей, наделен­ную, однако, моей силой. Но он не найдет такую, в особенности, пока я жива, и он ориентируется на живую модель.

— И еще, мама: я выиграл первый приз на выставке акварелей, — продолжал Джори, — так что я на пути ко второй своей карьере...

— Так это предсказывал твой отец, — отвечала я.

И все это я вспоминала, и счастье наполняло мое сердце, пока я поднималась по винтовой лестнице, веду­щей вверх.

Ночью я услышала в звуках ветра свое имя, и поняла, что Господь дает мне знак: настал мой час. Ветер дул с гор. Я проснулась, четко зная, что мне делать.

И вот я снова была в этой сумрачной холодной комнате, без мебели, без ковров на полу, кукольный домик, кото­рый, правда, был не так хорош, как тот, давнишний. Я открыла потайную узкую дверь и начала свой подъем: все выше, выше, выше, по узкой пыльной лестнице... Я начала свой путь на чердак.

Путь, на котором я нашла своего Кристофера... Снова наверх...


– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

В.К. Эндрюс СЕМЕНА ПРОШЛОГО

СЕМЕНА ПРОШЛОГО... Часть первая Дом Фоксфортов...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: РАЙСКИЙ САД

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

ДЖОЭЛ ФОКСВОРТ
  Крис поспешил как-то объяснить наше замешательство, так как оно явно отразилось на наших лицах. — Моя жена потрясена, извините, — вежливо проговорил он. — Ведь ее девичья ф

Воспоминания
  На середине лестницы я остановилась, чтобы осмотеть все еще раз сверху — не ускользнуло ли что от моего внимания? Когда Джоэл рассказывал о себе и угощал нас сэндвичами, я все разгл

МОЙ МЛАДШИЙ СЫН
  Вскоре после своего приезда Барт стал в деталях разрабатывать план празднества по поводу своего дня рождения. К моему удивлению и радости, он, по-видимо­му, приобрел много друзей в

Мой старший сын
  За шесть дней до праздника Джори и Мелоди прилетели в местный аэропорт. Мы с Крисом встречали их там с такой радостью, будто давно не виделись, хотя расстались всего десять дней том

ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРАЗДНИКУ
  По мере приближения двадцатипятилетия Барта, Фоксворт Холл все больше и больше охватывало какое-то лихорадочное безумие. Разные декораторы и художники приходили измерять наши газоны

САМСОН И ДАЛИЛА
  Повсюду в ночи зажглись золотые шары, и в безоблачном, звездном небе показалась луна. На лужайке были расставлены столы, образующие вместе огромную букву U. Столы были сервированы с

КОГДА КОНЧИЛСЯ ПРАЗДНИК
  Я втиснулась в машину скорой помощи рядом с Джори, а вскоре со мной рядом оказался и Крис. Мы оба припали к неподвижной фигуре Джори, притянутой ремнем к носилкам. Он был без сознан

ЖЕСТОКАЯ СУДЬБА
  Солнце было по-летнему высоко, а Джори еще не открывал глаз. Крис решил, что нам обоим неплохо бы перекусить, а госпитальная еда была всегда безвкусной и по консистенции похожа на п

ВОЗВРАЩЕНИЕ
  Наконец-то отделка комнат Джори была закончена. Все здесь было спланировано так, чтобы ему было удобно, комфортно, а также приспособлено для занятий. Мелоди стояла рядом со мной, на

БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ
  Большая часть мучительно жаркого августа прошла у Джори в госпитале; и вот уже пришел сентябрь с его холодными ночами, начав раскрашивать природу в цвета осени. Мы с Крисом сгребали

ПРЕДАТЕЛЬСТВО МЕЛОДИ
  Я мягко постучала в дверь Мелоди. Через толстую дверь я слышала музыку «Лебединого озера». Наверное, гром­кость была очень велика, иначе бы я не услышала музыки вообще. Я вновь пост

ПРАЗДНИЧНЫЕ СУВЕНИРЫ
  Наступил День Благодарения, и рано утром приехал Крис. Юноша, нанятый для ухода за Джори, за праздничным обедом не сводил влюбленных глаз с Синди: он уже попался на ее удочку. Но он

РОЖДЕСТВО
  Как всегда в свой канун, Рождество с его очарованием и душевным спокойствием воцарилось-таки в наших встревоженных сердцах, и даже Фоксворт Холл был на Рождество по-своему красив. С

ТРАДИЦИОННЫЙ БАЛ В ФОКСВОРТ ХОЛЛЕ
  В день на Рождество обед был подан около пяти, чтобы семья могла подготовиться к вечеру, который был назна­чен на половину десятого. Барт сиял от счастья. Он погладил мою руку своей

СЕ НАМ РОЖДЕН
  Рождество минуло. Я свернулась калачиком возле Криса, который всегда быстро погружался в сон; я же вертелась, думала, изнывала от бессонницы и не могла найти покоя. Позади меня блес

ТЕНИ ИСЧЕЗАЮТ
  Зимние дни, короткие и обыденные, истаивали один за другим. Каждый из них был заполнен мириадами незапоминающихся деталей. Мы съездили на вечер в канун Нового Года, взяв с собой Джо

ЛЕТО СИНДИ
Внезапно поведение Барта коренным образом переменилось: он стал часто улетать в деловые поездки, появляясь так же неожиданно, как и исчезая; и никогда не задерживался в своих путешествиях более чем

НОВЫЕ ЛЮБОВНИКИ
  Они встречались в полумраке. Они целовались в длинных холлах дома Фоксвортов. Они бродили в солнечном цветущем саду, в лунном свете обнимались под тенью деревьев. Они вместе плавали

ПРИХОДИТ СУМРАЧНЫЙ РАССВЕТ
  Как-то утром яркий солнечный свет затмили грозные тучи, и я поспешила срезать свежие еще от росы цветы. Срезая розы, я увидела Тони, которая ставила в вазу молочного стекла свежие м

НЕБЕСА НЕ МОГУТ ЖДАТЬ
  Несколькими днями позже Джори слег с тяжелой простудой. Холод, дождь и ветер сделали свое дело. Он лежал на постели в жару, поворачивая в бреду голову то направо, то налево; на лбу

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги