ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Жизнь принца, которого звали Володей, склады­валась успешно; он завершал обучение в МГИМО, твердо зная, что ему уготована аспирантура и свя­занные с ней блага. Ему подфартило с родителями. Они жили не в столице, но его отец занимал долж­ность заместителя председателя облисполкома, а мать заведовала одной из кафедр в местном универ­ситете.

В старших классах Володя проявил себя стара­тельным и умным ребенком. До сих пор учителя-старожилы вспоминают о его победах на школьных олимпиадах и прекрасную исполнительскую дис­циплину. Наставники не могли нарадоваться на Во­вочку, непрерывно ставя того в пример разгильдяям, за что «гордость школы» расплачивалась синя­ками и шишками. Не проходило и дня, чтобы он не вытаскивал из «мягкого места» кнопки и гвозди­ки. Но это не смущало Владимира, тем более, что родители объяснили ему, что таким образом он за­каляет характер и тренирует волю.

Еще Володя занимался музыкой, ходил в лег­коатлетическую секцию и коллекционировал мар­ки. Родители справедливо полагали, что им повез­ло с сыном.

— Такой хороший мальчик, — говорили о нем знакомые. — Умный, смелый, начитанный. На ро­яле играет, бегает быстро...

— Главное — не женись, — говорил Володе отец. — Испортишь карьеру. Жену надо выбирать с умом: по вкусу всегда можно найти, а вот ту, которая по­могла бы с карьерой, — днем с огнем не сыщешь.

— Есть у нас мадам с охраной. Ее отец — по­мощник постоянного представителя СССР в ООН. Но она — страшна, как атомная война.

— Ну-ну, — заинтересовался председатель обл­исполкома. — расскажи-ка подробнее.

— Да нет, — махнул рукой студент. — Это все ерунда. У нее уже есть жених. Учится вместе с нами

— Умный, небось, хлопец, — вздохнул отец. — Тебе бы такую невесту — и помирать не страшно.

Слова отца глубоко запали в душу Володи и он стал думать, как отбить невесту у сокурсника.

Обычные приемы (ночь, темный подъезд, хули­ганы — спаситель Володя...) здесь, конечно, не го­дились, но Володя предпринял нетривиальный на­скок на субъект вожделения.

Он как бы случайно подсел на лекции по диа­лектическому материализму к дочке представите­ля и тайком порезал себе лезвием палец. С травмированного органа быстро-быстро закапала кровь...

— Ой, Вовочка, — тихо защебетала Наталья (так звали дочь представителя), — что это с тобой? Ты порезался?

— Ерунда, — мужественно произнес Володя. — С кем не бывает?

И Володя принялся рассказывать Наталье о боевых подвигах своего деда в годы второй мировой войны. Рассказчиком и актером он был хоро­шим, и вскоре Наталья смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых проглядывалось желание познакомиться ближе.

— И тогда дед, — закатывая глаза, хрипел Вла­димир, — зажал в зубах ППШ. А тут три «Тигра» справа...

Когда лекция подошла к концу, Володя был уве­рен, что пленил дочь представителя, и дело остает­ся за малым. Однако он жестоко ошибался. Ее же­нихом был сын первого секретаря одного из креп­ких сибирских обкомов. Он никогда не сдал бы позиций, если бы Вовочка не договорился с некоей падшей женщиной, которая соблазнила этого сына в новогоднюю ночь.

Сын первого секретаря овладел падшей женщи­ной в самой развратной и разнузданной форме. С помощью специальной техники Вовочкой были сделаны несколько фотографий, которые были немед­ленно предъявлены жениху Натальи. И тот снял свою кандидатуру.

А на вопросы расстроенного родителя отвечал:

— Я разлюбил ее, папа.

Блестяще разработанная операция завершилась полным успехом.

Будущий тесть согласился довольно быстро — после первого телефонного разговора с дочерью.

— Он не еврей? — только спросил папаша. — Не диссидент?

— Нет, папочка, все в порядке. Он — русский, — поспешила успокоить папашу счастливая дочь. — Не волнуйся. Я ведь не дура. Ты ж меня знаешь... Все проверено-перепроверено.

Молодые получили прекрасную трехкомнатную квартиру в центре Москвы. Разумеется, с утварью и мебелью, а еще — несколько ящиков с японской аппаратурой.

В какой-то момент Володя сумел убедить себя в том, что он счастлив. В конце концов, что еще надо? Жена, конечно, не красавица. Но и он — не Ален Делон.

Ну, не любит он ее, как Ромео Джульетту! Так, может, оно и к лучшему. Кому нужна любовь с оха­ми, вздохами, разлуками, встречами и поцелуями в час заката?

— Ночи под луной в молодости — это обязатель­ный ревматизм в старости! — сказал он как-то ма­тери. — Была охота мерзнуть...

Мать с уважением посмотрела на сына, но ниче­го не ответила.

Наталье тоже казалось, что она счастлива. Ко­нечно, муж у нее из явных плебеев, но зато с голо­вой. Наталья с умилением наблюдала за тем, как ее муж учит английский язык и значительно опе­режает ее по всем показателям.

Наталья понимала, что Владимир женился на ней из-за ее отца, но ей казалось, что именно это делает его ближе к ней, привязывая на веки вечные.

Через два года у молодых родилась дочь.

Радости отца Натальи не было предела. Ему нра­вился зять — умный, обстоятельный, уважитель­ный.

— Думаю, Наташенька сделала правильный вы­бор, — говорил он жене. — Во всяком случае, он лучше, чем этот придурок из Сибири.

— Мог бы и получше кого-нибудь найти для до­чери. Сам понимаешь — провинция. Вилку как сле­дует держать не умеет. Это «г»...

— Это ты зря. А жениха из нашего круга я, без­условно, найти мог бы, но не захотел.

— Почему?

— Потому что дети нашего круга — сплошь изба­лованные идиоты. Стоит уйти нашему поколению — и где они окажутся?

— В каком смысле?

— В прямом.

— Где?

— Где им и положено быть — в глубокой яме. А наш зятек не пропадет. На первом этапе я ему по­могу, а уж потом — увидишь — уже он нам помо­гать будет...

Дочь назвали Натальей. Она росла умной, смыш­леной, а в пятилетнем возрасте у нее обнаружили феноменальные способности к шахматам. Ооновский дедушка вспомнил, что давным-давно получил тре­тий разряд по древней игре и тренер упрашивал его поступать в физкультурный институт, чтобы про­должить карьеру шахматиста. Но желание «выбить­ся в люди» (а его родители работали учителями в сельской школе) цыкнуло зубом на талант, и жизнь сложилась так, как сложилась.

— Вся в деда, — гордо вещал он коллегам. — Будет великой шахматисткой. Нону Гаприндашвили за пояс заткнет. Я ведь тоже когда-то, знаете, надежды подавал!

Шло время, и Наташа-младшая делала головок­ружительные успехи. Ее называли наследницей Кар­пова и прочили скорый успех на спортивных аре­нах.

Наташа-старшая чувствовала себя глубоко обма­нутой. Она понимала, что Владимир взял ее в жены потому, что собирался делать карьеру с помощью ее отца.

Но она отдавала себе отчет в том, что на месте Владимира мог оказаться кто угодно — и красивее, и умнее, но нынешний муж почему-то казался ей самым порядочным, и надеялась, что Володя со вре­менем оценит ее душу и полюбит ее хотя бы как друга, доверяя ей самое сокровенное и не считая только лишь ступенькой лестницы к высоким по­стам и должностям.

Она понимала, что ждать любви Владимира глу­по, но... все-таки... чем черт не шутит. «Стерпится — слюбится», — говорила ей лучшая подруга Вера.

Верка, Верка... Еще ты утверждала, что с рож­дением дочери муж сразу изменит свое отношение к ней и станет абсолютно другим человеком. Ее бы устами...

Он не ругался матом, не пил водку и ни разу не тронул ее пальцем. Больше того, Наташа не помнила случая, чтобы он не подарил ей цветы на день рожде­ния. Их ставили в пример. «Идеальная пара, — гово­рили друзья, — они так любят друг друга».

И тем не менее, Наташа чувствовала себя совер­шенно несчастным человеком. Ей казалось, что она осталась на этом свете совершенно одна, что она подобна одинокой комете в абсолютном холоде бес­конечности — и ее полет кончится только когда она на полной скорости врежется в твердь планеты и рассыпется в мелкую пыль...

Она украдкой плакала по ночам, несколько раз порывалась уйти к родителям, но каждый раз что-то — скорее всего, просто отсутствие повода — удер­живало ее дома.

Между тем Владимир, вопреки надеждам, ни­как не мог сделать решительный шаг вперед к ши­рокой партийно-иерархической лестнице и подолгу застревал на одном месте. Вроде и энергия име­лась, и голова на плечах, и связи в верхних эше­лонах. Ан — нет... Все без толку! Тесть звонил из Нью-Йорка по инстанциям, друзья семьи обещали содействие, а только жизнь бежала мимо — как бы в телевизоре — за стеклянной стеной.

— Ты неудачник, Вовка, — говорила жена. — Зря я за тебя пошла.

— Так разводись, — сердился Володя. — Никто тебя силком держать не станет.

— Не могу, — вздыхала Наталья. — Привыкла. Хотела бы, да и папа говорил... Но не могу. Люблю...

Володя был директором небольшого НИИ в Под­московье, имел персональную машину, дачу, влия­тельных приятелей...

А бывший жених Натальи давно приносил пользу родине на должности посла в одной из азиатских стран и говорили, что его вот-вот назначат замести­телем министра иностранных дел.

— Небось, жалеешь, что замуж за него не выш­ла? — спрашивал жену Владимир. — Смотри, ка­ким орлом он вымахал! Смотрит на нас с небес...

— Дурак ты, Вовка, — говорила жена. — Ниче­го я не жалею. Это я говорю, чтобы тебя подзадо­рить... Я ж тебя люблю. Смотри, какая у нас дочь.

Когда дочь заканчивала среднюю школу и соби­ралась поступать в институт, в стране начало тво­риться совершенно невообразимое. По телевизору без зазрения совести показывали вчерашних клас­совых врагов.

Институт, которым руководил Владимир, мирно доживал последние дни. Один за другим сотрудники приносили заявления об уходе, виновато глядя мимо директора.

— А как же родина? — вопрошал Владимир, постепенно теряя уверенность в своей правоте. — Как же партия? Если не мы, то кто же?

— Нам, Владимир Владимирович, семьи кормить надо. Если бы не семьи, мы бы за корочку хлеба работали... Но вы ж знаете...

— Хорошо. Идите. Звоните, если надумаете на­зад.

— Конечно, Владимир Владимирович, — радост­но соглашались уволенные сотрудники, но возвра­щаться не спешили.

Иногда Наталья-старшая делилась переживани­ями с подругой.

— Эти годы я не жила, — говорила она, — и даже не существовала. Мне казалось, что я — ме­дуза, подрагивающая от малейшего колебания воды и скрывающая свои аморфные телеса от окружаю­щих. Людям, входящим в воду, нет дела до меду­зы, а ей — до людей.

— Может, тебе любовника завести? — спраши­вала подруга. — Он тебя будет любить, ты — его.

— Кому я нужна?

Наталье казалось, что она живет совершенно ав­томатически, без всякого интереса к чему бы то ни было. Пьет, ест, спит, ходит на работу, готовит обе­ды — чисто механически...

«Кому я нужна, — думала Наталья, — для кого живу? Дочь выросла и не нуждается в моей опеке. Для нее я — возможная обуза в будущем. У нее своя жизнь, о которой я не имею представления. Муж?.. Ему я не нужна тем более. Удивительно, что он до сих пор со мной живет и не бросает, как бросил бы любой другой на его месте. Наверно, при­вык... Появись у него женщина, он оставит меня без сомнений и колебаний. Влияние отца кончи­лось, и Володя свободен, как ветер. Ведь он равно­душен ко мне и не замечает, как будто я предмет мебели. Удобной, комфортабельной... Точно! Навер­но, у него в подсознании сидит мыслишка, что ког­да-то я очень дорого стоила... А у кого поднимется рука выбросить старую, но некогда очень дорогую мебель?! Давно есть мебель получше, подешевле, по­удобней. Но для того чтобы выбросить дорогое ста­рье, нужно иметь изрядное мужество, которого у Володи никогда не было».

— Ты сходи к психотерапевту, — посоветовала Верка. — Сейчас это очень модно.

— Зачем?

— На себя посмотри... Ты же превращаешься в старуху. А ведь недавно была молодой женщиной!

— Мне тут до пенсии осталось...

Тем не менее Наталья нашла по объявлению в газете некоего частнопрактикующего психотерапев­та с плохо запоминающейся, но звучной фамилией.

Через два дня она была у него на приеме. Убо­гий, обклеенный дешевыми обоями кабинет произ­водил удручающее впечатление, но Наталье было все равно. Ей вдруг показалось, что сейчас все ее беды кончатся, и она выйдет от психотерапевта со­вершенно другим человеком.

Доктор долго и тщательно записывал ее анкет­ные данные, а потом вдруг спросил, не подверга­лась ли Наталья в детстве насилию со стороны отца и старшего брата.

— У меня нет старшего брата, — растерянно от­ветила Наталья.

— Странно... Ладно, продолжим.

Психотерапевт расспрашивал пациентку о том, подвергалась ли она насилию со стороны незнако­мых лиц, коллег по работе, друзей мужа и прочих лиц мужского пола. Получив отрицательный ответ, он надолго задумался и предложил зайти через не­делю.

Наталья решила больше не тратить время на пси­хоанализ.

Более того, она не стала следовать советам под­руги и проигнорировала ее требование пойти к га­далке, колдуну или, в крайнем случае, экстрасен­су, о чем впоследствии совершенно не жалела.

Владимир лениво и без интереса смотрел теле­визор. Он давно понял, что ожидает Россию. Его мысли были сосредоточены на дочери. Несколько минут назад она звонила из Стокгольма и сообщи­ла о победе еще на одном турнире.

— Как вы там? — скороговоркой произнесла она. — Надеюсь, все здоровы? Кстати, главный приз мне вручал шведский король.

— Хорошо, Наташенька, здоровы, — ответил Владимир. — Небо коптим. Ты-то как?

— Прекрасно. Извини, папочка. Долго разгова­ривать не могу. Скоро приеду и все расскажу. Ко­роль похож на Василия Тимофеевича из отдела про­паганды — твоего приятеля по преферансу. Позна­комилась тут со Стивеном Спилбергом...

— Это кто такой? Скрипач?

— Сам ты, папочка, скрипач. Стивен Спилберг — режиссер из Америки. Ладно, пока. Времени нет, бегу на презентацию...

— Когда приедешь? — спросил отец, но в ответ услышал короткие гудки.

— Что она сказала? — спросила Владимира жена. — Как у нее дела?

— Все в порядке. Премию получила. Со Спил­бергом познакомилась. Сказала, скоро приедет.

Тесть вышел на пенсию и председательствовал в некоем фонде помощи неизвестно кому и на какие деньги. Иногда почитывал лекции в западных уни­верситетах, от нужды не страдал и иногда подки­дывал на бедность дочери и зятю.

Порой он забегал к ним в гости, выпивал пару рюмок с детьми, по инерции учил жизни зятя и что-то обещал, обещаний, как правило, не выпол­нял и старел не по дням, а по часам.

За рюмкой водки говорил, что вот-вот Россия вздрогнет, проснется и скинет ненавистного тира­на. И не будет тогда пощады никому, никогда и ни за какие деньги!

— Старик-то твой сдал, — говорил Владимир жене. — Особенно в последнее время...

— Да уж... — качала головой жена. — Годы, что ты хочешь. Орел-стервятник с возрастом пре­вращается в петуха. Крыльями машет, орет, да ни­кто его не пугается...

В начале января, когда пушистый снег таял на лобовом стекле Володиных «Жигулей», тесть умер. Теща — тихая и неприметная женщина — попла­кала у могилки и через две недели переехала к до­чери с зятем, что не вызвало у последнего никакого восторга.

Дочь Владимира и Натальи продолжала восхож­дение на спортивный Олимп, неожиданно превра­тившись в кормилицу, заставив родителей бросить работу и разъезжать с ней по зарубежным странам.

Мать потихоньку освоила нелегкую специаль­ность менеджера, отец утешал дочь в трудные ми­нуты ласковым словом. Денег становилось все боль­ше. Дошло до того, что Наталья-старшая, по насто­янию дочери, сделала себе пластическую операцию в одной из лучших французских косметологических клиник, и, когда, выйдя из клиники, уселась в машину рядом с мужем, тот чуть не сошел с ума.

Молодая, красивая, чуть полноватая женщина, напоминающая Элизабет Тейлор в омоложенном и улучшенном варианте. Едва очутившись в гостини­це, Владимир — чего не было несколько лет — на­бросился на жену и не отпускал ее до утра. Он по­нял, что впервые в жизни влюбился: он не мог не думать о Наталье. Все, без исключения, мысли были только о ней.

Вечером он планировал утренние шутки, мыс­ленно прокручивая возможные варианты развития разговора. Владимир судорожно вспоминал все хиханьки и анекдоты последних десятилетий, и дер­жал их наготове, чтобы сразить собственную жену искрящимся остроумием.

«Господи, — в редкие минуты просветления ду­мал Владимир, — что происходит? Мне — больше полтинника. Жизнь практически прожита. Цели, к которым я стремился вчера, сегодня кажутся смешными и глупыми... Но я — отец выдающегося человека, что само по себе немало — вырастил дочь, которая превратилась в одну из самых великих шах­матисток современности. И — здрасьте, влюбился... В собственную жену...»

Владимир ненавидел собственную любовь, счи­тая, что в его возрасте волноваться вредно и опас­но для здоровья... Да даже если и влюбился — чего ради волноваться? Влюбился-то он в собствен­ную жену... «Со временем пройдет, — думал Вла­димир. — С кем ни бывает?»

Между тем жена превращалась в светскую льви­цу, красивую, одетую лучшими мировыми кутюрье, вальяжную. Ее манеры, — откуда что взялось?! — позволяли ей чувствовать и вести себя на равных с самыми модными знаменитостями.

В последнее время Владимир стал замечать, что вокруг жены постоянно вьется несколько подозри­тельных мужчин, среди которых ростом и громовым голосом выделялся некий испанский гроссмей­стер.

— Знаешь, кто это? — спросила у Владимира жена перед сном. — Это знаменитый маэстро — друг Тартаковера. Ты должен его знать...

— А он меня знает?

— Нет. Но ты не гроссмейстер и даже не мастер ФИДЕ.

— А он не секретарь ЦК и даже не инструктор райкома партии...

Наталья тяжело вздохнула и провалилась в сон.

Она давно поняла, что превратилась в красивую женщину, и вела себя соответственно. Единствен­ной проблемой было незнание иностранных языков, ибо заграничные слова давались ей с большим тру­дом. О том, чтобы выстроить английскую фразу, не могло быть и речи.

Но в этом направлении были предприняты зна­чительные усилия. Из России выписали препода­вателя английского языка — стройного голубогла­зого шатена с насмешливым взглядом — сына их приятелей по партийной работе, которые после рас­пада СССР и КПСС жили бедно и питались киль­кой, яблоками из собственного сада и обезжирен­ным творогом.

— Таким образом, — назидательно сказал Вла­димир жене, когда молодой человек взял на себя обязательство выучить Наталью языку, — мы по­можем нашим друзьям в трудную минуту. Это — по-Божески...

Владимир никогда не думал, что жена будет ему изменять. Конечно, он иногда нервничал, глядя на навязчивые ухаживания испанского гроссмейстера или венгерского арбитра. Но он убеждал себя, что измена невозможна, ибо его супружеский стаж дав­но перевалил за два десятка лет.

Тем не менее, Владимир, как это часто случает­ся, застукал жену в собственной кровати с учителем английского языка в самые интересные минуты ин­тимной близости. Это было противно, ибо учитель был на пятнадцать лет моложе жены и производил впечатление полного кретина.

Когда Владимир увидел две пары глаз, одна из которых принадлежала жене, а другая — учителю английского языка, ему показалось, что он умирает. Последние несколько лет он боготворил жену, а потому происшедшее произвело на него убийствен­ное впечатление. Если бы это случилось давно, когда Наталья была уродливой, но преданной же­ной, он бы махнул на все рукой и забыл через де­сять минут: спи с кем хочешь. Но теперь, когда он по уши влюбился в нее!..

В глазах учителя застыл животный ужас, жены — легкое презрение.

— Владимир Владимирович, извините, прости­те, это совсем не то, что вы подумали...

«Интересно, что я подумал? — попытался вспом­нить выпускник МГИМО. — Кажется, ничего... Мо­жет, он решил, что я не вынесу оскорбления и нач­ну палить в него из револьвера?»

— Как честный человек, юноша, — проговорил Владимир, — вы просто обязаны на ней жениться. Немедленно!

— Я? Жениться? Но я же... Нет. Не могу.

— Почему? Первая брачная ночь у вас позади. Что вам мешает? Или, может быть, вами двигала не любовь, а низкое животное чувство?

— Зря ты ерничаешь, — вмешалась в разговор Наталья. — Сам во всем виноват...

— В чем же?

— В том, что я не люблю тебя.

— Но ты же говорила, что любишь.

— Это было очень давно. Кстати, тогда я говори­ла правду. Но я всегда знала, что ты женился на мне для карьеры, и я просто-напросто заставила себя к тебе привыкнуть и полюбить тебя.

— Где же эта привычка? Чем она плоха? Жена ничего не ответила, встала с кровати и стала деловито натягивать нижнее белье.

 

Через две недели после этого события супруги вер­нулись на родину и подали документы на развод.

Дочь восприняла это спокойно, поинтересовав­шись, хорошо ли подумали родители, прежде чем решиться на столь неординарный шаг.

Те ответили утвердительно, заверив ее, что даль­ше так жить нельзя.

Поставив в паспорте печать, отец перестал разъез­жать с дочерью по континентам, оставшись на роди­не. По протекции одного из сокурсников ему дове­рили один из небольших банков в столице. Как ни странно, работа понравилась Владимиру, и спустя несколько месяцев о возглавляемом им банке гово­рили на самом высоком уровне.

Вскоре его пригласили на должность заместите­ля министра финансов в новое правительство.

У Владимира началась новая жизнь — встречи с министрами, президентами, царственными особами...

Бывшая жена Владимира чувствовала себя ви­новатой. Она убеждала себя, что права и иначе по­ступить не могла, но что-то мешало ей согласиться с этим доводом.

Она убеждала себя, что Владимир женился на ней из карьеристских соображений и никогда ее не любил. А его чувства, вспыхнувшие после пласти­ческой операции, не имели никакого значения.

«Ты полюби меня черненькой, — думала она, — беленькой меня всякий полюбит».

Конечно, некрасиво получилось с этим придур­коватым знатоком английского. Но она не чурка дубовая, чтобы всю жизнь провести с мужчиной, который жил с ней ради карьеры...

Она привыкла к Владимиру, и спорить с этим глупо. Но привычка — все-таки вторая натура, а не первая.

Наталья вспоминала обиды на Владимира, но ни­чего конкретного в голову не лезло. Иногда поздно приходил с работы, несколько раз напивался, как свинья, а один раз проспал день ее рождения и за­был поздравить... И все! Ни одной посторонней жен­щины.

Чем больше она думала о случившемся, тем яс­нее понимала, что совершила ошибку, улегшись в кровать с учителем английского. Зачем? Во-первых, он не проявил себя как мужчина, во-вторых, она не испытывала никаких чувств к учителю.

С каждым днем Наталья чувствовала себя все хуже. Ее не радовали, как прежде, успехи дочери, ей казались неинтересными многочисленные вечеринки в кругу новых друзей, ее раздражали загра­ничные знаменитости. Она все чаще вспоминала Владимира.

Однажды, когда ее дочь гастролировала в Вене, Наталья-старшая решительно собрала вещи, и уже через два часа летела в Москву. Вечером она стояла перед квартирой бывшего мужа, переминаясь с ноги на ногу.

Владимир услышал звонок, когда заканчивалась программа «Время». Передавали новости спорта, и он с наслаждением, в который уже раз, смотрел, как новая русская футбольная звезда Панов заби­вает второй гол в ворота французов.

Пас Хлестова — легкое движение корпусом в сторону — удар. И... звонок в дверь.

«Господи, — подумал Владимир, — всю жизнь мне не дают посмотреть то, что мне нравится. На самом интересном месте...»

На пороге стояла его бывшая жена — Наталья.

— Извини, — тихо сказала она. — Можно войти?

— Да, да... Конечно...

Усаживая жену на табурет на кухне, Владимир вдруг понял, что был круглым идиотом, согласив­шись на развод. Разумеется, она имела право на измену, ибо знала, что он женился на ней не по любви. Но ведь он...

«Господи, — думал Владимир, — да ведь я кру­гом неправ, и у меня нет никаких оправданий. Я в самом деле женился на ней по совету моего папа­ши, который мечтал только об одном — чтобы я сделал карьеру».

— Ты меня извини, Наташа, — сказал Влади­мир. — Но у меня есть оправдание. Я тебя люблю...

Насколько мне известно, Владимир до сих пор занимает весьма ответственный пост, а Наталья си­дит дома и каждый вечер с нетерпением ждет его возвращения с работы.

Жизнь, положенная на алтарь карьерного рос­та, — явление обычное; сотни мужчин и женщин мечтают о прагматичных браках, что, по их задум­ке, даст им путевку в большую жизнь. Среди зна­токов человеческих взаимоотношений даже бытует мнение, что женитьба по любви — пережиток про­шлого, в котором вальяжные барышни обмахива­лись веерами на балах, а бравые гусары склоняли перед ними идеальные проборы и с трепетом цело­вали ручку...

Совместная жизнь Владимира и Натальи — яр­кий пример брака по расчету. Владимир стремился с помощью тестя занять высокое положение в обществе, понимая, что без. его поддержки он вряд ли сумеет добиться успеха.

Владимир не любил Наталью, и, не испытывая никаких чувств к жене, прожил, наверное, боль­шую часть жизни, полную разочарований. Ни тебе любви, ни тебе карьеры.

А что Наталья? Она понимала, что Владимир женится на ней из-за высокого положения ее отца. «Стерпится-слюбится», — говорила себе Наталья, когда что-то противилось в ней предстоящему бра­ку. «Он красив и умен, — говорила она себе. — Через несколько лет я при нем стану первой леди государства». Наталье очень нравился Владимир.

Потом родилась дочь, а в одной из молодежных газет Наталья прочитала революционную по тем вре­менам статью модного психолога, который утверж­дал, что наиболее прочные браки заключаются, ис­ходя из принципа целесообразности. И она реши­ла, что ее брак с Владимиром именно такой, и, обретя душевное равновесие, с головой погрузилась в заботы о дочери. Их совместная жизнь преврати­лась в рутину. Кроме того, мечта Владимира о пре­красной карьере так и осталась мечтой, как и мечта Натальи — стать первой леди государства. Но обо­им хотелось стать счастливыми людьми. И в конце концов они ими стали, пройдя нелегкий путь само­познания. А началось все с того, что Наталья резко преобразилась, сделав пластическую операцию, а Владимир парадоксально влюбился в собственную жену...