ИСЦЕЛЕНИЕ ПЕСНИ

 

 

– Аритэйни!

Кенет не обрадовался появлению Аритэйни, не испугался за нее и даже не удивился: сил не было. Он просто тихо опустился на пол. Деревянный клинок глухо стукнул о полированный крапчатый нефрит.

Аритэйни соскочила с подоконника, подошла к Кенету и молча села рядом с ним.

Кенету сразу захотелось сказать… сказать ей хоть что‑то хорошее… ведь нужно же что‑нибудь сказать… или нет?

Трудно представить, что бы подумала о его молчании Аритэйни, будь она человеком. Но у драконов все‑таки побольше здравого смысла, да и слова они умеют находить единственно верные.

– Устал? – спросила Аритэйни. Кенет молча кивнул.

– Очень устал, – не сразу ответил он. – Даже и не знал, что можно так устать. И испугался. Мне еще повезло, что не Инсанна меня убил, а наоборот. Если бы не ветер…

– Я так и знала, что смогу тебе помочь! – просияла Аритэйни.

– Помочь? – После пережитого за день соображал Кенет туго. – Ох, ну конечно! Драконы – хозяева ветра. Так это был твой ветер?

– А как же! – кивнула донельзя довольная Аритэйни. – А меня еще пускать не хотели! Представляешь – Хараи с сыном и еще кое‑кто из моих родственников полетели к месту битвы, а меня дома оставили.

– А могли бы догадаться, что дома ты не останешься, – усмехнулся Кенет.

– Могли бы, – подтвердила сияющая Аритэйни. – Я сначала хотела полететь за ними, а потом передумала. Все равно бы меня прогнали. Я решила, что тебе пригожусь больше.

Губы Кенета неудержимо расплывались в улыбке – совершенно бессмысленной, но тем не менее крайне красноречивой.

– Извини, если помешал. – Рука Санэ легла Кенету на плечо, и он непроизвольно дернулся.

– Тебе что, опять не терпится песню сложить? – поморщился Кенет. – Может, все‑таки подождешь?

– Подождал бы, да не выйдет, – отрезал Санэ. – Петь надо прямо сейчас. Ничего ведь еще не кончено.

Слова его достигли сознания Кенета не сразу. Какое‑то время он еще продолжал улыбаться.

– Разве Инсанна не убит?

– Здесь – убит, – нехотя ответил Санэ. – А песен, где упоминается этот мерзавец, а легенд о нем – без счета. Он, конечно, не певец никакой. Но он маг, и он умеет ждать. В мире песен и памяти он еще жив. И когда‑нибудь сумеет оттуда выбраться…

Аритэйни охнула.

– Это все моя оплошность, – признался Санэ. – Мне надо было сложить песню о его смерти. Сразу же. Я и пытался. Тогда он и там был бы мертв.

Голос певца звучал необычно глухо. В нем не слышалось и отзвука былой насмешливости.

– Про Юкайгина я успел песню сложить, и про господина наместника тоже…

– Значит, Акейро и в том мире мертв? – не подымая головы, осведомился Кенет.

– Нет, как же можно! Про его смерть я не пел. Там он живой.

– Спасибо, – прошептал Кенет.

– Было бы за что благодарить, – возразил Санэ. – Самого главного я и не успел. Я смотрел на тебя и пел тихонько… все уже почти получилось… а когда он тебя чуть не убил, я испугался… очень я за тебя испугался… и сбился. Ускользнула строка. И не получается теперь, хоть тресни. Так что придется отправиться в мир песен и памяти и убить там его еще раз.

– Хорошо бы насовсем, – попытался пошутить Кенет. – Если мне придется по нескольку раз на дню убивать Инсанну, мне даже пообедать некогда будет.

Он вздохнул и тяжело встал.

– Постой, – неожиданно вмешалась Аритэйни, – ты куда собрался? А как же я?

– Подожди меня немного, – попросил Кенет, отлично сознавая, как нелепо звучат его слова. – Я скоро вернусь.

– В этой каменной ловушке? – возмутилась Аритэйни. – Ни за что! Мне будет страшно. А если меня здесь найдут родственники, мне здорово попадет.

– Так, может, домой вернешься? – предложил Кенет. – Как будто ты никуда и не уходила…

– Лучше возьми девушку с собой, – внезапно пришел ей на помощь Санэ.

– Но там ведь будет опасно, – возразил Кенет.

– Здесь не безопаснее, – не уступал Санэ. – Магов своих цепных Инсанна на тебя натравливать не стал, они бы ему только помешали. А ведь кто‑то из них может оказаться неподалеку.

Судя по мимолетному возмущению Аритэйни, она явно собиралась сказать, что она утворит с этими магами, если они попадутся ей под руку, но вовремя спохватилась.

– Ты прав, – согласился Кенет. – Только как мы попадем в мир песен? Ты можешь там жить, но ведь ты певец, а я только раз в жизни песню придумал, да и то едва не надорвался с натуги.

– Возьмите меня за руки, – улыбнулся Санэ.

Он крепко сжал руки Кенета и Аритэйни и запел.

У самых их ног возникла призрачная дорога. Она уходила прямо в стену. Санэ продолжал петь, и реальность дороги становилась все более несомненной, а реальность стены все более сомнительной. Когда Кенет окончательно уверился в существовании дороги, он сделал шаг вперед, потом еще и еще.

Он испытывал необыкновенно странное ощущение. Ноги его ступали по камням, которые были словами, и меж камней росла трава мелодии. А потом трое путников прошли сквозь стену, и обычный мир исчез, а вокруг было… да, что‑то вокруг, несомненно, было.

Вокруг были слова, было неясное звучание, оплетенное мелодией и ритмом. “Вода”, – говорил Санэ – и из неназванного начинала струиться река. “Трава”, – говорил Санэ – и Кенет увидел траву под ногами. “Небо”, – говорил Санэ – и синева развернулась у него над головой.

По мере того как первое смятение отступало, Кенет начинал слышать не только голос Санэ. Понемногу и все остальные слова этого странного мира сделались внятными. Кенет слышал землю, и земля возникала. Он улавливал звучание деревьев, и только после этого видел их. Мир песен и памяти проявлялся не сразу, а как бы по частям, и чтобы связать их в нечто единое, требовалось немалое напряжение. Кенет лишь тогда заметил, что Санэ перестал петь, когда тот заговорил с ним.

– Голова не кружится? – заботливо спросил Санэ.

– Нет, – с вызовом ответила Аритэйни.

– Немного, – признался Кенет. – Странный мир.

– Мир как мир, – пожал плечами Санэ.

– Странный, – повторил Кенет. – Он весь как бы состоит из промежутков между словом и предметом. Даже жутко делается.

– Верно подмечено, – усмехнулся Санэ. – А ты не бойся. Ты приглядись к этим промежуткам получше.

– А что это за промежутки? – спросил Кенет, настороженно озираясь. – У меня от них в глазах темнеет. Почему я должен на них смотреть?

– Должен же ты хоть раз увидеть, откуда вы, маги, свою силу берете, – ухмыльнулся Санэ.

Кенет было не поверил, но когда присмотрелся… Санэ был прав – именно здесь, между словом и предметом, и зарождалась магия. Он смотрел во все глаза, и непонятный мир делался единым и осмысленным.

– Насмотрелся? – ехидно спросил Санэ, когда Кенет поневоле зажмурился.

Кенет кивнул.

– Хорошо все‑таки иметь дело с магами и драконами, – сообщил Санэ. – Вы умеете видеть. Для обычного человека мне пришлось бы петь часа два, пока он разглядит дорогу, а не то что пойти по ней сможет.

– Ты бы лучше спел нам прямую дорогу к замку Инсанны, – заметил Кенет.

– Куда торопишься?! – удивился Санэ. – Ты здесь сначала ходить научись. Не то еще провалишься… между словом и предметом… вытаскивай тебя потом.

Кенет послушно сделал несколько шагов на пробу. Да, торопиться не стоит. Конечно, Санэ слегка преувеличивает опасность, но ходить по словам и звукам с непривычки нелегко даже магу. А вот Аритэйни словно родилась здесь. Идет себе как ни в чем не бывало. Он полагал, что в незнакомом мире Аритэйни может растеряться, но пока что самым неумелым ходоком оказался он сам.

– Эй! – окликнул Кенета веселый детский голос. – А я тебя знаю! Ты мне сказку про маленький домик рассказывал. Я тебя сразу узнала!

Кенет тоже сразу узнал Тайин. Именно таким и было ее личико, когда с него сошли пятна, оставленные черной лихорадкой.

– Санэ, – негромко позвал он певца, – ты знаешь, кто это?

– Знаю, – ответил Санэ. – Я же за тобой все время следом таскался. Только в Лихие Горы подыматься не стал.

– Хорошо, что знаешь, – так же негромко произнес Кенет. – Вот и проводи девочку домой.

– Конечно, – кивнул Санэ. – Как только все окончится…

– Сейчас, – тихо возразил Кенет. – Ты уверен, что, когда все окончится, от тебя хоть память останется? Даже и в этом мире? И что же ей – навсегда здесь оставаться?

– По‑твоему, я должен бросить тебя одного?

– Почему одного? – возмутилась Аритэйни.

– Не бойся, не заблужусь, – усмехнулся Кенет.

– Еще не хватало, чтобы ты тут без меня самовольно разгуливал! – не уступал Санэ.

– Не буду, – пообещал Кенет. – Проводи.

– Ладно, – смирился Санэ.

– А вы о чем шепчетесь? – Тайин радостно смотрела Кенету в лицо, как старому знакомому. – Это секрет?

– Нет, что ты! – улыбнулся Кенет. – Мы просто думали, как отвести тебя домой, к братику. Ты ведь хочешь домой?

– Очень! – Тайин так и засияла. – А Лопоушу взять можно? Одновременно со словом возле девочки возникло нечто живое, смешное и симпатичное. Действительно, Лопоуша.

– Лопоушу взять нельзя, – очень серьезно объяснил Кенет. – Он не сможет жить у тебя дома… ну, вроде как рыбка не может жить без воды, понимаешь?

Тайин кивнула.

– Тогда я не знаю… – задумалась она. – Лопоуша без меня будет бояться.

Наоки был прав: его сестра оказалась очень славной девочкой.

– Не будет, – пришла на помощь Аритэйни. – Лопоуша будет жить у тебя во сне. Ему там хорошо будет.

– Ты его туда приведешь? – обрадовалась девочка. – Я ему там домик сделаю…

Она подняла Лопоушу на руки, осторожно передала его Аритэйни и погладила на прощание.

– Кто эта девочка? – спросила Аритэйни, когда Тайин и Санэ скрылись из виду.

Торопиться, пока Санэ не воротится, было некуда, и Кенет подробно рассказал Аритэйни, когда и как он впервые увидел Тайин.

– Хорошо еще, что я в ее сне не стал мечом махать, не разобравшись, – заключил свой долгий рассказ Кенет. – Не то убил бы ненароком этого… как его… Лопоушу.

– Не убил бы, – возразила Аритэйни. Лопоуша подтвердил ее слова уютным сонным ворчанием.

– А как ты отведешь это чудо в ее сон? – полюбопытствовал Кенет.

– А никак, – ответила Аритэйни. – Лопоуша сам дорогу найдет. Верно, Лопоуша?

Снова тихое утвердительное ворчание.

– Вот как только Санэ малышку проводит и вернется, значит, можно отпускать Лопоушу.

– Пора бы уже Санэ и вернуться, – произнес Кенет. – Не то, чего доброго, не мы найдем Инсанну, а он нас.

Лопоуша неожиданно завозился на руках у Аритэйни.

– Идет кто‑то, – сказала она.

– Может, Санэ возвращается? – понадеялся было Кенет.

Нет, то был не Санэ. Этого человека Кенет не знал… или все же знал? Таких людей не бывает… но откуда у этого небывалого незнакомца такое смутно знакомое лицо? И почему этот облик, если к нему прислушаться, звучит голосом самого Кенета? Да так звучит, словно сила его велика, как подножие горы, а мужество слишком огромно для этого мира?

Кенет едва не рассмеялся, сообразив, что именно таким он и спел этого человека.

– Крепкой кровли твоему дому, Урхон Дважды Рожденный, – приветствовал его Кенет. Хороший все‑таки мир: стоит Кенету пожелать Урхону, чтобы дом его никогда не рухнул – и не рухнет. Слова в этом мире крепче вековых деревьев. Они удержат кровлю.

– И твоему дому, – сдержанно ответил Урхон. – Ты правильно сделал, что пришел сюда, Деревянный Меч.

Кенет насторожился. Урхон, каким Кенет его знал, никогда бы не позволил себе сделать хоть малейший намек на неблагополучие или даже опасность. Урхон, каким Кенет его спел, – тем более. Значит, произошло нечто очень серьезное – и Кенет нимало не сомневался, что именно.

– Инсанна? – быстро спросил он. Урхон кивнул.

– Тогда пойдем. – И Кенет стремительно встал. – Показывай дорогу.

– А дойдешь? – усомнилась Аритэйни.

– За руку меня поведешь – дойду, – отрезал Кенет. – Некогда нам Санэ дожидаться. Потом догонит. Он ведь здесь все дороги знает, не то что мы.

Едва взглянув на Замок Пленного Сокола, Кенет убедился, что был тысячу раз прав, решив не дожидаться возвращения Санэ. Иначе как отчаянным, подобное положение дел и не назовешь. Во всяком случае, если Кенета не обманывал слух, именно так оно себя и называло. Конечно, Аканэ и в жизни был великим воином, а в мире песен и подавно. И то худощавое и высокое слово, которое было наместником Акейро, тоже ведь боец, каких поискать, – живой Акейро и мечтать не мог об этаких подвигах. Да и князь Юкайгин стараниями Санэ творил такие чудеса боевого искусства, что даже его реальные деяния перед ними бледнели. И все же этого было недостаточно.

Замок Пленного Сокола и в обычном мире был крепостью, взять которую не так‑то легко: если бы не Санэ, Кенету даже ворота открыть бы не удалось. Но слова сотворили в этом мире обиталище Инсанны неприступной твердыней, а память поколений сделала эти слова крепче гранита. Воинство Инсанны было куда более многочисленным и умелым, чем на самом деле. Немногие одиночки, что осмелились задолго до Кенета бросить вызов великому черному магу, гибли один за другим – они ведь действительно погибли, и их смерть была подробно воспета и благоговейно возвеличена несколькими поколениями певцов, будь они трижды неладны! Хоть бы одного героя оставить в живых догадались. Навеки будь проклято желание описать врага как можно более могущественным, чтобы приукрасить собственное поражение! При жизни Инсанна представлял собой грозную силу – но восемь веков страха и ненависти людской сделали его в мире памяти и легенд непобедимым.

Хоть бы одна душа живая догадалась, что Инсанна не испытывал страха только из неимоверного презрения к роду человеческому, а на самом‑то деле он трус! Хоть бы один певец запечатлел его таким, какой он есть! Так ведь нет же – Инсанна, созданный чужим страхом, действительно ничего не боялся. Да и чего ему здесь бояться? Слова, рожденные все тем же страхом, сделали его поистине всемогущим. В его глазах полыхала такая неимоверная мощь, что поневоле хотелось отступить.

Кенет еще успел услышать откуда‑то сзади отчаянный крик Санэ, но слов разобрать не успел: Инсанна заметил его, засмеялся презрительно и шагнул к Кенету через полнеба. Нога его отшвырнула небрежно конницу массаоны Рокая. Наоки падал с лошади очень долго. На погибель ему успел Санэ заметить его и воспеть его участие в битве. Неизвестно, что случилось с ним в реальном мире, но здесь после такого падения он едва ли выживет.

Кенет невольно вскрикнул “стой!” – и падение Наоки замедлилось. Тело его мягко коснулось земли рядом с Кенетом.

– Опять ты этого недотепу на помощь зовешь? – загрохотал Инсанна. – Ты не переменился, как я погляжу. Но тебе это и здесь не поможет.

И снова Кенет кинулся в атаку первым, хоть и давал себе зарок не повторять однажды совершенной ошибки. Инсанна хорошо знал, как вывести противника из себя, – а этот Инсанна знал вдобавок, когда это стоит сделать, чтобы ярость не придала противнику сил, а всего лишь ослепила его.

Деревянный клинок сшибся со стальным. Удар, сотрясший все тело Кенета, был просто ужасен. Правая рука Кенета повисла как плеть. В этом мире не только магическая, но и мускульная сила Инсанны была не в пример больше, чем на самом деле.

– Ну вот и все, – приятно улыбнулся Инсанна, занося меч над головой Кенета.

Все естество Кенета возмутилось при мысли о том, что вот сейчас, вот сию минуту он встретит свою смерть от руки того, кто уже и не существует на самом деле.

– Да тебя же больше нет! – выкрикнул Кенет. Не разум подсказал ему эти слова. Их породила горечь расставания с жизнью и лютая досада на небывало глупую гибель.

Но они сработали.

До этих слов Инсанна был, а после них его не стало.

– И вас тоже! – крикнул Кенет воинству Инсанны, но нужды в том уже не было: раз Инсанны нет, то им откуда взяться? Они исчезали медленно, постепенно, но исчезали.

Если бы Санэ не подоспел да не подхватил Кенета, тот бы, пожалуй, все‑таки провалился куда‑нибудь между словом и предметом: у него не хватало сил даже посмотреть, куда он падает. Он смутно слышал удаляющийся голос Лопоуши… значит, отпустила его Аритэйни… а дорогу он сам найдет… нет, но надо же было догадаться – в мире песен мечом махать… как будто меч в этом мире – оружие… сам ведь остановил словом гибельное падение Наоки, а с Инсанной едва не оплошал…

Потом на некоторое время все исчезло.

Кенет пришел в себя от боли в руке: Аритэйни заканчивала перевязку. Глаза открывать Кенету не хотелось. Он бы еще открыл их, чтобы в последний раз взглянуть на Акейро, князя Юкайгина, Аканэ или Наоки. Но увидеть их ему уже не доведется. Земля, на которой он лежал, не была словом.

– Мы еще там или уже здесь? – еле ворочая языком, на всякий случай осведомился Кенет.

– Здесь, – как‑то странно усмехнулся Санэ.

– Вот и хорошо, – вяло отозвался Кенет.

– На твоем месте я бы все‑таки открыл глаза, – тем же странным тоном произнес Санэ.

Кенет нехотя открыл глаза – и едва не подскочил. Откуда только силы взялись!

Но ведь и было чему дивиться!

Солнце начинало понемногу клониться к закату. Бледный серпик дневной луны уже повис над горизонтом. Если верить их положению на небе, Кенет лежал возле Замка Пленного Сокола.

Однако никакого замка больше и в помине не было. И ветер не пересыпал мертвый песок – насколько хватало глаз, повсюду расстилалась степь. А там, где раньше одиноко возвышались Лихие Горы, тянулась вдаль могучая горная гряда.

– Г‑где мы? – изумился Кенет.

– Я думал, это ты мне скажешь, – невозмутимо ответил Санэ.

Воздух над степью задрожал от рухнувших с неба золотых колес, и у Кенета немного полегчало на душе: хоть что‑то знакомое осталось в этой странной незнакомой реальности. Порозовевшие от предзакатных лучей облака спустились на землю почти мгновенно.

– А тебе бы полагалось догадаться, Санэ, – заметил Хараи, принимая человеческий облик. – Певец все‑таки.

Аори согласно кивнул. Он обменялся с Аритэйни почти заговорщическим взглядом.

– А ты… догадалась? – ошеломленно спросил Кенет.

– Странно, что ты и сам не додумался, – степенно сказал могучий пожилой дракон.

– Странно, что я вообще еще способен думать, – устало возразил Кенет. – Вы уж лучше мне объясните, что произошло.

– Ничего особенного, – заверил его Хараи. – Просто мир песен – это и мир памяти. Ты ведь не только убил Инсанну – ты сделал так, что его никогда не было. В этом мире о нем и памяти не осталось.

– Значит, все, что он натворил, тоже исчезло! – ахнул Санэ.

– Ну конечно, – улыбнулся дракон. – Империи никогда не было. Никто не ходил войной на степь. И вряд ли пойдет, даже если захочет: Великого Землетрясения тоже никогда не было, и Пограничные Горы стоят себе как стояли. Никто никогда не строил новую столицу. И Имбон. И уж тем более Замок Пленного Сокола. И никто о них не помнит. Их не было.

– А вы почему помните? – выспрашивал Кенет. – А мы?

– Ты это сделал, – последовал незамедлительный ответ. – Санэ был с тобой. А драконы ничего не забывают и не меняются. Да и Санэ скоро многое забудет. Полагаю, свои песни о битве с воинством Инсанны он уже забыл.

– Битва! – простонал Кенет. – Но ведь тогда и битвы никакой не было!

– Не было, – подтвердил Аори.

– И никто не умер… – потрясение прошептал Кенет.

– Во всяком случае, в битве, которой не было, действительно не погиб никто, – педантично поправил его пожилой дракон, и по степи вновь прокатился гул золотых колес.

– Насколько я знаю, в Саду Мостов тебе все разъяснят, – добавил Хараи.

– Кто? – не удержался от вопроса Кенет.

– Не знаю, – знакомым тоном ответствовал Хараи. – Я дракон, а не гадатель.

Кенет улыбнулся и помолчал немного.

– А можно… – начал было он, смущенно глядя куда‑то вбок.

– Можно, – прервал его пожилой дракон. – Я разрешаю своей дочери отправиться в Сад Мостов вместе с тобой. Но только при условии, что она вернется домой вовремя.

– Вы на нее не сердитесь? – робко спросил Кенет. Пожилой дракон улыбнулся, но промолчал.

– У нас не принято сердиться на будущую невесту перед сватовством, – фыркнул Хараи. – Дурная примета. Кенет мучительно покраснел.

– Хараи, я как раз хотел спросить… а как у вас принято свататься?

– Дело это не из легких, – ответил Хараи, – но думаю, ты справишься. У тебя ведь есть знакомая сваха?

Кенет вспомнил, при каких обстоятельствах он познакомился со свахой, – и даже кивнуть не смог.

Неизвестно, как долго он пребывал бы в смущении, если бы не Аритэйни.

– Пойдем скорее, – попросила она, – а то мне просто не верится, что мне тоже можно пойти с вами.

Вместо ответа Кенет взял Санэ и Аритэйни за руки, закрыл глаза и шагнул сквозь золотые колеса.

Двоих спутников маг может взять с собой, пересекая пространство привычным для себя способом. Кенет впервые отважился совершить подобное перемещение вместе с кем‑то. Может, именно этим и вызвана ошибка?

Им следовало очутиться в Саду Мостов, в покоях наместника Акейро. Во всяком случае, метил Кенет именно туда. Но в опочивальне господина наместника раньше не было ничего, кроме ковра лихогорского тканья и постели. Там не было этого бронзового зеркала. Не было цветов. Не было на стене и свитка с небрежно начертанными строками стихов и изображением тифа, уснувшего возле ручья. Если бы не изувеченные прутья балконной решетки, Кенет был бы полностью уверен, что прибыл не туда.

Балконная решетка осталась от прежней, исчезнувшей действительности.

Только теперь Кенет осознал, насколько бесповоротно иной оказалась действительность новая.

В той, не существующей более жизни Акейро почитал Кенета старшим побратимом, но в этой… полно, да видел ли он Кенета хоть раз? А что, если они и вовсе не знакомы? А если такого человека никогда не существовало?

Зачем Кенет пришел сюда? Зачем ринулся в безумной надежде через горы и степь? Почему не дал себе труда узнать хотя бы…

Дверь распахнулась, и на пороге стремительно возник Акейро – такой, каким Кенет его никогда не видел. Этот Акейро был пошире в плечах, лицо его покрывал ровный золотистый загар, походка была свойственна человеку, привычному к долгим конным и пешим переходам. Но самое поразительное – этот Акейро улыбался! Не усмехался кончиками губ, а именно улыбался, радостно и безмятежно.

– Кенет! – ахнул Акейро. – Ну наконец‑то! Я тебя еще третьего дня ждал!

Порывистый нрав Акейро остался прежним, зато в обращении молодой вельможа сделался куда проще. Этому новому Акейро и в голову бы не пришло говорить “вы” в минуту сердечной радости. На поклон Кенета он ответил нетерпеливо и быстро, словно стремясь поскорее разделаться с докучной церемонией.

Значит, и в этой, еще неведомой Кенету жизни они знакомы. Кенет на радостях медлил поднять глаза, и его поклон вышел необычно долгим. Когда же он наконец завершил поклон и поднял голову, Акейро ахнул вторично.

– Кто тебя так отделал? – изумился он.

– А что… очень? – пробормотал Кенет, избегая прямого обращения: откуда ему знать, должен ли он величать его светлость на “вы” и в этой жизни или нет?

– Да ты на себя посмотри. – Акейро взял Кенета за плечи и развернул лицом к зеркалу.

Действительно хорош. Левый глаз заплыл, лицо в сплошных синяках, правая рука перевязана. В ухе болтается пустой ободок без всяких признаков жемчужины. Синие лохмотья, даже отдаленно не напоминающие хайю, почти почернели от пота, и на груди их осыпало аметистовое крошево. И когда Кенет ухитрился лишиться одного талисмана и расколотить другой? Не важно. Вид у Кенета и в самом деле устрашающий. В таком виде только в вельможной опочивальне и появляться.

– Можно подумать, ты со вселенским злом голыми руками сражался, – съехидничал Акейро.

– Почти, – осторожно заявил Кенет. – За невестой ездил…

Не самое умное объяснение, но ведь надо как‑то ответить. А заодно и объяснить присутствие Аритэйни. Акейро и в этой жизни отсутствием воспитанности не страдает – он как человек вежливый ничем не выказал своего удивления. Он всего лишь ответил подобающим образом на поклоны двух явных незнакомцев, но не стал приставать к ним с вопросами. Однако злоупотреблять его терпением все же не стоит.

– Моя жена будет рада познакомиться с твоей невестой. – Акейро вновь поклонился Аритэйни, но уже по‑другому – как будущей жене побратима.

Кенет едва не подавился от изумления. Акейро… ЖЕНАТ?!

– Но я‑то полагал, что сватовство – куда как более мирное дело, – с непроницаемо серьезной миной заявил Акейро.

Пришлось судорожно придумывать дальнейшие объяснения.

– На нас напали по дороге, – вдохновенно соврал Кенет.

– Мой бывший поклонник с родственниками, – с милой улыбкой выручила его Аритэйни.

Санэ сдавленно хрюкнул.

– А ты, выходит, опять пытался с помощью волшебства отбиться? – посочувствовал Акейро. – И что у тебя на сей раз не сработало? Заклинанием поперхнулся?

– Вроде того, – сдержанно ответил Кенет.

– А ведь я тебе говорил, что будь ты хоть самым сведущим магом, а боевые искусства изучать необходимо! – Вот теперь голос Акейро явственно напоминал прежнего наместника. – Больше я твоих отговорок слушать не стану.

Он вновь распахнул дверь и кликнул слугу.

– Если господин Аканэ не занят, я буду рад видеть его как можно скорее, – произнес Акейро.

Кенет едва сдержал улыбку. Не все в незнакомой действительности подверглось изменению. Вежливая властность Акейро осталась совершенно такой же.

Покуда Акейро ожидал появления Аканэ, Кенет представил ему певца как брата Аритэйни. Санэ не возражал – но восторга, похоже, не испытывал. Ведь как брат Аритэйни он не мог не присутствовать при вымышленном нападении отвергнутого поклонника, а Акейро весьма интересовали подробности стычки. Санэ призвал на помощь все свое вдохновение и кое‑как вывернулся.

Кенет не столько слушал их беседу, сколько глядел во все глаза на этого нового Акейро. На Акейро, который никогда не болел… не выхаркивал клочья легких на ковер… не запрещал себе малейшие проявления сердечности и не испытывал ужаса от мысли, что какое‑нибудь живое существо привяжется к нему ненароком… на Акейро, который был женат…

Зато Аканэ не переменился ничуть. Вот только поклонился он Кенету как абсолютно незнакомому человеку.

– Вот этот оборванец, – шутливо произнес Акейро, указав на Кенета, – мой побратим и лучший маг‑целитель, какого я только знаю. И я ему очень обязан.

Он взял Кенета за руку и подвел к Аканэ.

– Я был бы вам крайне благодарен, господин Аканэ, если бы вы согласились сделать из него мало‑мальски сносного воина.

– Разве я когда‑нибудь делал что‑то всего лишь сносно? – огрызнулся Аканэ. – Смею вас заверить, воином он будет неплохим. Высокий, сильный… – Аканэ окинул Кенета быстрым цепким взглядом. – И дело смыслит. Ученический меч он себе подобрал вполне подходящий.

Два года назад Кенет уже совершал перед Аканэ поклон как перед учителем. Если бы Аритэйни не пихнула его в бок незаметно, он бы и не сообразил, что именно этого от него сейчас и ждут. Поклон получился неловкий, даже немного неуклюжий: мысли Кенета были захвачены никак уж не правилами приличия. Бешеный Аканэ и в новой действительности оставался бешеным Аканэ. Вот только кто в этой новой жизни снабдил Кенета таким подходящим деревянным мечом? Ведь Аканэ ему этого меча не дарил…

А если подумать, что изнурительное обучение у Аканэ придется повторить заново… да вдобавок притворяться таким же неумехой, каким Кенет уже начинал однажды свое ученичество. Иначе Аканэ непременно заинтересуется, кто же это обучал молодого мага, совершенно незнакомого с воинским делом. И уж совсем весело будет, если он сообразит, что обучал Кенета он сам.

– Значит, дело слажено, – заметил Акейро. – Я вам очень признателен, господин Аканэ. На днях вы получите своего ученика. Надеюсь, вы согласны оставить его мне еще на некоторое время – мы так давно не виделись. Я думаю, его величество будет очень ему рад.

Потом для Кенета началось сущее мучение. Как только служанка жены Акейро привела в порядок Аритэйни, а Кенет и Санэ получили возможность умыться и переодеться – тут‑то кошмар и начался. Длился он несколько часов без перерыва, и Кенету иногда начинало казаться, что убивать Инсанну было не в пример легче.

Начался кошмар с появления жены Акейро. По счастью, почти сразу же ее вниманием овладела Аритэйни, и Кенет благословлял в душе свою будущую невесту. Он совершенно не понимал, как ему разговаривать с красивой и остроумной женщиной, которая, судя по всему, отлично с ним знакома и обращается к нему запросто – а он даже имени ее не знает. Благо еще, что Аритэйни настолько ее очаровала – обе женщины почти сразу после знакомства уединились от мужского общества, наперебой обсуждая какие‑то свои извечные женские темы.

Едва только Кенет успел перевести дух, как огромная зала начала понемногу заполняться людьми, и некоторые из них были Кенету очень даже знакомы. Даже самый храбрый человек навряд ли забудет лица тех, кто грабил его ночью под мостом. Сначала Кенет не поверил собственным глазам. Потом шепотом попросил Санэ взяться за расспросы: не может же он сам спрашивать о людях, которые приветствуют его, как старого знакомца, кто они такие. Санэ выяснил без особого труда, что вон тот высокий господин – начальник дворцовой стражи, а господин Син – главный казначей, известный своей исключительной честностью. В честности толстяка Сина Кенет не усомнился, но при взгляде на него с трудом подавлял нервное хихиканье. Третьего грабителя, снедаемого желанием дать ему в глаз, Кенет запомнил хуже остальных, чему был искренне рад. Едва ли он смог бы удержаться от какой‑нибудь выходки, появись перед ним третий в обличье чиновной особы.

Но все это показалось Кенету сущим пустяком по сравнению с той минутой, когда он очутился лицом к лицу с его величеством князем‑королем Юкайгином.

Прежний Юкайгин обладал невероятной, совершенно медвежьей силой. Новый Юкайгин даже двигался с неторопливой небрежной медвежьей величественностью – истинный владыка! И когда этот владыка взглянул Кенету в глаза, Кенет окаменел.

На какую‑то немыслимую, невозможную долю мгновения Кенету почудилось, что Юкайгин все помнит. Это был другой Юкайгин – но и прежний тоже. Во взгляде Юкайгина сливались оба мира, и Кенет задыхался, словно он вот‑вот рухнет меж этих двух миров, а они сомкнутся и раздавят его.

Ощущение накатило и схлынуло. Кенет с трудом перевел дыхание.

Нет, Юкайгин ничего не помнил. Но он понимал. То, чего не понял ни Акейро, ни тем более Аканэ. Юкайгин понимал, что с Кенетом произошло нечто куда более значительное, чем вооруженная стычка с ревнивым соперником. И где‑то глубоко, гораздо глубже понимания, таилось нечто, не совсем внятное даже для самого Юкайгина. Неоткуда было Юкайгину знать, что Кенет дважды подряд уничтожил Инсанну – не существовал никогда такой маг. Но Юкайгин смутно чувствовал, что каким‑то непостижимым образом этот хорошо знакомый ему молодой волшебник отвел смерть и от него самого, и от Акейро, и от многих других. И что это он избавил от векового надругательства его землю.

– Я вижу, ты пренебрег даже усталостью, чтобы повидаться с нами, – тихо сказал Юкайгин. – И… я благодарен тебе.

Вздох всеобщего изумления был так силен, что даже шелохнул парадные занавеси: его величество наклонил голову, приветствуя одного из своих подданных.

И Кенет, бледный от пережитого потрясения, глубоко поклонился в ответ.

Когда Кенету удалось ускользнуть и увести с собой Аритэйни, стояла глубокая ночь.

– А я обещал, что ты вернешься домой вовремя, – пробормотал с раскаянием Кенет.

– Так ведь я уже дома, – улыбнулась Аритэйни.

В черной, как тушь, темноте под Княжеским мостом плескались звезды. Великого землетрясения в мире без Инсанны никогда не было. Река никогда не покидала Сад Мостов.

– Так скоро, – огорчился Кенет. Аритэйни кивнула.

– Не печалься. Это ненадолго. Утром я опять приду. У нас ведь до просватанья девушке с будущим женихом видеться никто не запрещает. Она сделала шаг к сонной темной воде.

– Постой! – воскликнул Кенет. Аритэйни остановилась.

– Я тебя спросить хотел… – неловко выговорил он. Хотел он никак уж не спросить, а если и спросить, то совсем о другом.

– Как ты думаешь – Лопоуша нашел дорогу?

Аритэйни посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Потом сорвалась с места, бросилась к Кенету, обхватила его обеими руками и с размаху поцеловала.

– Сам ты Лопоуша, – сообщила она. Ошеломленный Кенет попытался обнять ее, но не успел. Его руки обвило теплое нежное облако, приникло на минуту к щеке, выскользнуло из объятий, помедлило над поверхностью воды, коснулось ее и исчезло.