ЛЕДИ ЛАВЛЕЙС -ПЕРВАЯ ПРОГРАММИСТКА

За свою долгую жизнь Чарлз Бэббидж написал более 80 заметок, статей и книг по самым различным вопро­сам. Однако подробное изложение принципов работы разностной и аналитической машин сделано не им (Бэббидж говорил, что слишком занят созданием ма-

шин, чтобы еще заниматься и их описанием). Разност­ная машина весьма детально описана в упоминавшейся уже статье Ларднера, аналитическая — в статье Л. Ф. Менабреа, переведенной на английский язык леди Лавлейс.

Леди Лавлейс не только перевела отчет Менабреа, но и дополнила' его собственными комментариями, сви­детельствующими о замечательном понимании ею прин­ципов работы вычислительных машин Бэббиджа. Кро­ме того, она привела ряд примеров практического ис­пользования машин и, выражаясь современным языком, составила программу вычисления чисел Бернулли по довольно сложному алгоритму.

В то время" как статья Менабреа касается в большей степени технической стороны дела, комментарии леди Лавлейс посвящены в основном математическим вопро­сам. По этой причине статья Менабреа представляет сейчас лишь исторический интерес, поскольку современ­ные вычислительные машины построены на иных техни­ческих принципах, тогда как комментарии Лавлейс за­ложили основы современного программирования, бази­рующегося именно на тех идеях и принципах, которые были ею здесь высказаны.

Леди Лавлейс была единственной «дочерью дома и сердца» Джорджа Гордона Байрона. Семейная жизнь великого поэта сложилась неудачно. Он женился на Аннабелле Милбэнк 2 января 1815 года. 10 декабря у них родилась дочь, которую назвали Августа Ада, а с января 1816 года супруги разъехались навсегда. Когда лорд Байрон видел последний раз дочь, ей был всего месяц от роду.

Математические способности Ады проявились доволь­но рано. Леди Байрон и ее интеллектуальные друзья — профессор и миссис де Морган, БэбЗндж, Мэри Соммер-вил — всячески поддерживали увлечение Августы Ады математикой. Профессор де Морган был высокого мне­ния о способностях своей ученицы и даже сравнивал ее с Марией Аньези, выдающимся итальянским математи­ком. Впрочем, Ада также превосходно играла на не­скольких музыкальных инструментах и владела несколь­кими языками.

Семейная жизнь Августы Ады сложилась счастливей, чем у ее родителей. В июле 1835 года она вышла замуж за Уильяма, 18-го лорда Кинга, ставшего впоследствии

14^

первым графом Лавлейсом. Сэр Уильям, которому в то время исполнилось 29 лет, был спокойным, уравнове­шенным и приветливым человеком. Он с одобрением от­носился к научным занятиям своей жены и помогал ей как мог.

Супруги вели светский образ жизни, регулярно устраивая вечера и приемы, на которых бывал «весь Лондон».

Один из постоянных посетителей этих вечеров, редак­тор популярного журнала «Экзаминер» Олбани Фон-бланк оставил такой портрет хозяйки дома:

«Она была ни на кого не похожа и обладала талан­том не поэтическим, но математическим и метафизиче­ским...

Наряду с совершенно мужской способностью к пони­манию, проявлявшейся в умении решительно и быстро схватывать суть дела в целом, леди Лавлейс обладала всеми прелестями утонченного женского характера. Ее манера, ее вкусы, ее образование — особенно музыкаль­ное, в котором она достигла совершенства,— были жен­ственными в наиболее прекрасном смысле этого слова, и поверхностный наблюдатель никогда не угадал бы, сколько внутренней силы и знания скрыто под ее жен­ской грацией. В той же степени, в какой она не терпела легкомыслия и банальности, она получала удовольствие от истинно интеллектуального общества и поэтому энер­гично искала знакомства со всеми, кто был известен в науке, искусстве и литературе».

В начале 50-х годов Ада тяжело заболела и 27 нояб­ря 1852 года скончалась, не дожив нескольких дней до 37 лет (она умерла в том же возрасте, что и лорд Бай­рон). Согласно завещанию она была похоронена рядом с могилой отца в семейном склепе Байронов в Ньюстеде.

Наиболее яркая страница короткой жизни Августы Ады — дружба с Чарлзом Бэббиджем.

Вот как описывает в своих мемуарах миссис де Мор­ган первое посещение юной Адой мастерской Бэббиджа:

«В то время как большинство из присутствующих только глазело на это прекрасное устройство (разностную ма­шину.—Лег.), выражая свое восхищение возгласами, ха­рактерными для дикарей, которые впервые увидели зер­кало или услышали пушечный выстрел, юная мисс Бай­рон разобралась в принципе его работы и оценила его красоту».

Чтобы склонить правительство к финансированию ра­бот по постройке аналитической машины, Бэббиджу не­обходимо было получить одобрение и поддержку его планов в различных кругах общества, а для этого требо­валась популяризация идеи автоматических вычислений;

четкое и законченное, но понятное для достаточно ши­роких кругов изложение принципов действия .аналитиче­ской машины, разъяснение различий между разностной и аналитической машинами и колоссальных преиму­ществ последней. Здесь и был источник научного сотруд­ничества Чарлза Бэббиджа и Августы Ады Лавлейс.

«Спустя некоторое время после появления его очер­ка,— писал Бэббидж в своих «Страницах жизни фило­софа»,— покойная графиня Лавлейс сообщила мне, что она перевела очерк Менабреа. Я спросил, почему она не написала самостоятельной статьи по этому вопросу, с которым была так хорошо знакома. На это леди Лав­лейс отвечала, что эта мысль не пришла ей в голову. Тогда я предложил, чтобы она добавила некоторые ком­ментарии к очерку Менабреа. Эта идея была немедленно принята».

План комментариев разрабатывался совместно с Бэб­биджем, который ограничивается об этом в «Страни­цах...» фразой: «Мы обсуждали вместе различные иллю­страции, которые могли быть использованы; я пред­ложил несколько, но выбор она сделала совершенно самостоятельно». В это же время Бэббидж договорился с редактором солидного научного журнала «Ученые за­писки Тейлора» о публикации перевода статьи Менабреа и комментариев к нему.

Первый вариант перевода и комментариев был пере­дан в типографию 6 июля 1843 года. Спустя несколько дней графиня Лавлейс получила оттиски своей первой (и единственной!) научной работы. Однако потребова­лось еще немало напряженного труда, чтобы завершить работу. Отчасти в этом были виноваты печатники, до­пускавшие большое число ошибок, отчасти и автор, ко­торая непрерывно дополняла, исправляла и совершен­ствовала свои «Комментарии».

Уже после получения корректур она пишет Бэббиджу:

«Я хочу вставить в одно из моих примечаний кое-что о числах Бернулли в качестве примера того, как неяв­ная функция может быть вычислена машиной без того,

чтобы предварительно быть разрешенной с помощью головы и рук человека. Пришлите. мне необходимые дан­ные и формулы». Бэббидж прислал все необходимые сведения. Желая избавить Аду от трудностей, он сам составил, как мы сказали бы сейчас, алгоритм для на­хождения этих чисел, но... допустил при этом грубую ошибку, которую Ада обнаружила. 19 июля она сообщи­ла Бэббиджу, что самостоятельно «составила список . операций для вычисления каждого коэффициента для каждой переменной», то есть написала программу для вычисления чисел Бернулли.

Эта программа вызвала восторг Бэббиджа. Он счи­тал, что ее описание достойно отдельной статьи, а не скромных комментариев к переводу. Бэббидж догово- J рился о публикации такой статьи в одном из научных журналов. Однако графиня Лавлейс не приняла предло­жения, так как это было связано с отказом или по край­ней мере задержкой публикации примечаний в журнале Тейлора и она считала невозможным не сдержать дан­ного ею обещания.,

Ежедневно Бэббидж получал страницы «Коммента­риев» с поправками и. дополнениями, просматривал их и либо передавал в типографию Тейлора, либо возвра­щал с замечаниями обратно Аде. Когда встречались особые трудности, Ада приезжала из своего загородного имения в Лондон, чтобы разрешить их в личной беседе.

Нельзя сказать, чтобы Бэббидж, охотно помогавший Аде, был внимательным редактором. Он часто путал параграфы, таблицы, листы, верстки, по нескольку раз смотрел одни и те же листы, оставляя без внимания их новый вариант, а иногда и терял некоторые страницы. . Все это раздражало весьма пунктуальную леди Аду. Впрочем, и она была не очень «удобным» автором для своего редактора. Дочь своего отца, Ада очень ревниво относилась к попыткам Бэббиджа исправлять что-либо в ее работе без ее ведома.

Следует сказать, что Бэббидж, вообще человек желч­ный и раздражительный, нетерпимый и к критике, и к возражениям, в данном случае проявил максимум чутко­сти и тактичности. Он высоко ценил и ее способности, и ее работу и, зная, как много значит его высокая оцен­ка для неуравновешенной и легко впадающей в крайно­сти Ады, не жалел хвалебных слов по ее адресу, впрочем • вполне ею заслуженных,

Успехи давались ей большим напряжением и не без ущерба для здоровья. «Я едва ли смогу описать Вам, как меня мучит и изводит болезнь...» — пишет она Бэб­биджу в письме 4 июля; «Я работала непрерывно с семи часов утра, до тех пор, пока не была вынуждена оста­вить ее из-за полной невозможности сконцентрировать далее внимание...» — в письме 26 июля.

Наконец 8 августа 1843 года напряженная работа закончена. Ада долго не могла решить, как подписать перевод и комментарии: не в обычаях того времени для графини подписывать литературные произведения. Тем не менее Аде хотелось, чтобы последующие работы, о которых она мечтала, могли бы как-то связываться с ее именем. По совету мужа она решает под каждым комментарием поставить свои инициалы.

Читая «Комментарии», поражаешься проницательно-» сти молодой женщины, точности ее формулировок, не потерявших своего значения даже сейчас.

Вот, например, некоторые из них.

«Машина (аналитическая.— Авт.) может быть опре­делена как материальное воплощение любой неопреде­ленной функции, имеющей любую степень общности или сложности».

«Под словом «операция» мы понимаем любой про­цесс, который изменяет взаимное соотношение двух или более вещей... Аналитическая машина воплощает в себе науку операций».

Некоторые высказывания леди Лавлейс, относящиеся к 1843 году, производят впечатление выступления участ­ника бурных дискуссий на тему «Может ли машина мыс­лить?», происходивших в 60-х годах, нашего столетия:

«Необходимо предостеречь от вероятных преувеличе­ний возможностей аналитической машины. При рассмо­трении любого нового изобретения мы довольно часто сталкиваемся с попытками переоценить то, что мы уже считали интересным или даже выдающимся, а с другой стороны — недооценить истинное положение дел, когда мы обнаруживаем, что наши новые идеи вытесняют те, которые мы считали незыблемыми.

Аналитическая машина не претендует на то, чтобы создать что-либо. Она может делать все то, что мы знаем, как приказать ей делать. Она может только сле­довать анализу (то есть программе.—Лег.), она не в со­стоянии предугадать какие-либо аналитические соотно-