Жажда разрушения

О страсти массы к разрушению говорится часто, это первое, что в нейбросается в глаза, и нельзя отрицать, что эту страсть действительно можнонаблюдать всюду, в самых разных странах и культурах. Все это констатируют иосуждают, но никто по-настоящему не объясняет. Больше всего масса любит разрушать дома и предметы. Поскольку имеются ввиду чаще всего предметы хрупкие, такие, как оконные стекла, зеркала,горшки, картины, посуда, принято | читать, что именно хрупкость предметовпобуждает массы их разрушать. Несомненно, шум разрушения, звук разбиваемойпосуды, звон оконных стекол немало добавляет к удовольствию от процесса: этомощные звуки новой жизни, крик новорожденного. То, что их легко вызвать,делает их еще более желанными, все кричит на разные голоса, и вещирукоплещут, звеня. Особенно бывает нужен, очевидно, такого рода шум в самомначале, когда собралось еще не слишком много народа и событий еще мало иливовсе не произошло. Шум сулит приход подкрепления, на нею надеются, в немвидят счастливое предвестие грядущих дел. Но неверно было бы полагать, чторешающую роль здесь играет легкость разрушения. Набрасывались и наскульптуры из твердого камня и не успокаивались, покуда не уродовали их донеузнаваемое! и. Христиане отбивали головы и руки греческим богам.Реформаторы и революционеры порой низвергали изображения святынь с такихвысот, что это бывало небезопасно для жизни, а камень, который пыталисьразрушить, нередко оказывался таким твердым, что цели удавалось добитьсялишь отчасти. Разрушение произведений искусства, которые что-то изображают, естьразрушение иерархии, которую больше не признают. Атаке подвергаютсяустановленные дистанции, для всех очевидные и общепризнанные. Их прочностьсоответствует их незыблемости, они существовали издавна, как полагают,испокон веков, стояли прямо и непоколебимо; и невозможно было приблизиться кним с враждебными намерениями. Теперь они низвергнуты и разбиты на куски. Вэтом акте осуществилась разрядка. Но она не всегда заходит так далеко. Обычное разрушение, о котором шларечь вначале, есть не что иное, как атака на всяческие границы. Окна и дверипринадлежность домов, они самая уязвимая их часть, ограничивающая внутреннеепространство от внешнею мира. Если разбить двери и окна, дом потеряет своюиндивидуальность. Кто угодно и когда угодно может туда войти, ничто и никтовнутри не защищены. Но в этих домах обычно прячутся, как считают, люди,пытавшиеся обособиться от массы, ее враги. Теперь то, что их отделяло,разрушено. Между ними и массой нет ничего. Они могут выйти и присоединитьсяк пей. Можно их заставить сделать это. Но и это еще не все. Каждый в отдельности человек испытывает чувство,что в массе он выходит за пределы своей личности. Он ощущает облегчение оттою, что утратили силу псе дистанции, заставлявшие его замыкаться в самомсебе, отбрасывавшие его назад. Освободившие!, or этою груза, он чувствуетсебя свободным, а значит, может преступить собственные границы. То, чтопроизошло с ним, должно произойти также с другими, он ждет подобною от них.Какой-нибудь глиняный горшок раздражает его тем, что это, в сущности, тожеграница. В доме его раздражают закрытые двери. Ритуалы и церемонии, все, чтоспособствует сохранению дистанции, он ощущает как угрозу, и это для неюневыносимо. Повсюду массу пытаются расчленить, вернуть в заранее навязанныепределы. Она ненавидит свои будущие тюрьмы, которые были для нее тюрьмами ипрежде. Ничем не прикрытой массе все кажется Бастилией. Самое впечатляющее из всех разрушительных средств огонь. Он видениздалека и привлекает других. Он разрушает необратимо. После огня ничто невернется в прежнее состояние. Масса, разжигающая огонь, чувствует, что передней не устоит ничто. Пока он распространяется, ее сила растет. Он уничтожаетвсе враждебное ей. Огонь, как еще будет показано, самый мощный символ массы.Как и она, он после всех причиненных им разрушений должен утихнуть.