НАРОДНАЯ ЭТИМОЛОГИЯ

Фольклорное осмысление "слова" раскрывается в особом разряде паремий о "слове и деле". Слово понимается здесь как минимальное высказывание, в силу чего наделено модальностью и подчиняется, как монологическая часть диалога, общим правилам ведения диалога, правилам для слушающего и говорящего. Слово представляет собой предмет творчества. Создание слов есть, по сути дела, создание языка.

Осмысление природы слова в народном сознании получили в научном языкознании название "народной этимологии" (в противовес научному исследованию истории значения слова). Но, помимо осмысления слов, народной этимологии свойственна также и конструктивная роль. Конструктивную роль народной этимологии подробно исследовал А.А.Потебня [91]. Он показал, что народная этимология включает в себя не только правила осмысления, но и правила создания новых слов. Народная этимология, определяя свойства слова, как бы интегрирует правила для говорящего и слушающего, правила ведения диалога в целом и построения отдельных монологических частей диалога. Эта интеграция возникает в пределах слова-имени. Народная этимология, таким образом, дает общие правила словотворчества, обеспечивающие становление языка.

Знания, относимые к области народной этимологии, представлены в большом тематическом разряде паремий о "слове и деле", который разбивается на три содержательно соотносимые группы: а) паремии об отношении мысли, слова и дела; б) паремии об оценке слова через дело и в) паремии о знании вообще (в том числе и о знании, заключенном в слове), определяющие, с одной стороны, правила мыслительного поведения, а с другой — личную ответственность действующего.

Надо отметить, что паремии, относящиеся к народной этимологии, не всегда прямо говорят именно о речи. Некоторые из них говорят о старшинстве и мудрости, другие как бы пародируют неверно построенную речь (ср. "Не знаю, и душа спокойна " или "Пусть волк .меня съест, лишь бы глаза не видели ").

Паремии, образующие первую группу (мысль, слово и дело), рассматривают слово, прежде всего, как мысль и запрещают нарушение последовательности: сначала — мысль, потом — дело ("Не. спросясь броду, не суйся в воду"). Такие пословицы предписывают действовать, только положив в основание некоторый замысел; действовать без предварительного замысла нельзя: "Сначала мысль, потом дело", "Мысль рождает действие". Сюда же примыкают пословицы, требующие тщательности обдумывания предполагаемого дела: "Семь раз отмерь, один раз отрежь" и т.п., а также пословицы, говорящие о необходимости личной ответственности за дело. Например, "На людях не обрежешь хвост ослу: одни скажут "коротко", другие — "длинно"".

Другая подгруппа паремий касается уже не слова как мысли, а слова как определенной разновидности действия и поступка. Смысл этих паремий в том, чтобы заставить человека действовать в соответствии со словом: "Кто сказал и сделал — человек, кто не сказал и сделал — лев, кто сказал и не сделал — осел ", "Взялся за гуж:, не говори, что не дюж". Эти и многие другие паремии предписывают обязательное исполнение на деле сказанного слова. Если человек не действует в соответствии со словом, особенно со словом, которое он дал сам, то он подвергается осуждению: "Языком мастер, а делом левша", "Пустой орех — звонок", "Мяукающий кот мышей не ловит", "Работать маленький, говорить большой" и т.п. Поскольку слово есть объективация мысли для других, то такие паремии предписывают породить дело из слова и запретить "пустословие" в смысле неисполнения дел, намеченных в словах.

Отсюда следует вторая группа паремий об оценке слова, которая, с точки зрения народной этимологии, проявляется в тех делах, которые должны следовать за словом: "Что завязано ртом, рукой не развязать". Таким образом, оценка слова производится по наступающему вслед за словом делу с позиций способности слова изменить ситуацию. q

Оценка слова через последующее дело заставляет предполагать парадоксальные случаи. Например: "Сказал, что нсбосноО низок, так и хоОи нагнувшись", "Утро наступает не потому, что ноют петухи" и т.п. Сравнение этих двух пословиц по содержанию, взятому в аспекте правила речевого поведения, показывает, что сказавший неверные, неразумные слова должен все равно вести себя в соответствии со сказанным, хотя сказанное может быть бессмысленным или неверным. Оценка слова делом позволяет как бы поправить смысл слова хорошо сделанным делом: "Не бойся, что плохо сказал; бойся, что плохо сОелал ".

Отношения слова и дела сосредоточивают человека на деятельности. Эти отношения есть высшее мерило качества личности.

Если правильные отношения слова и дела соблюдались человеком всю его жизнь достойным образом, то "Человек умирает, а доброе слово остается", "От хорошего человека остается имя, от плохого — грязь ". "Сохранение имени", т. е. доброй славы о человеке, зависит именно от отношений слова и дела, соблюдавшихся им всю жизнь. Это подтверждается таким параллелизмом: "Скот гибнет—кости остаются, человек умирает — дело остается", "Лошадь гибнет — поле остается, человек умрет — дело останется ".

Тематический разряд пословиц о "слове и деле" дает систему правил, которую можно описать как последовательность действий:

1. Всякому делу должна предшествовать мысль. За правильность мысли человек несет личную ответственность.

2. Перед действием мысль может быть высказана в слове и стать замыслом, о котором извещены другие.

3. Действовать надо в соответствии с мыслью. Если мысль высказана в слове, то запрещается не действовать в соответствии со словом.

4. Соблюдение своего слова в действии предписывается даже в том случае, если слово было сказано неправильно, но исправить неверное слово можно делом.

5. Главная оценка жизни человека состоит в соблюдении правильных отношений между словом и делом (данных в пп. 1—4).

Таким образом, в соответствии с тем, чему учат пословицы, "слово": а) предшествует по времени "делу", б) определяет содержание и способ действия, в) оценивается по действию, как по своему результату.

При становлении письменной речи и образовании литературного языка эти же отношения мысли, слова и действия являются исходной точкой формирования философии имени (Логоса), лежащей в основании донационального письменного языка.

Античные теории именования представляют собой варианты развитых систем народных этимологии. При этом следует отметить, что в любой культурной традиции (китайской, индийской или греко-латинской) теория именования в принципе одна и та же как по-своему назначению, так и по своим результатам.

Общий смысл теории именований — "орудность" слова-имени: слово, именуя вещь, является орудием, с помощью которого

в деятельности людей возникает именованная словом вещь. Древнекитайский мыслитель Конфуций кратко формулирует этот принцип так: "Если имя дано неверно, то речь не повинуется, если речь не повинуется, то дело не образуется. Если же имя дано верно, то и речь повинуется, если речь повинуется, то и дело образуется" [54]. Эта краткая формула является основой развернутой теории именования, содержание которой удобнее всего изложить, раскрыв предварительно следующие три понятия: "имя", "речь", "дело". Смысл этих слов в современном русском языке (как и в других современных языках) часто бывает отличен от того, что было свойственно древности.

"Имя" понималось не просто как условное название предмета или человека, но как то, что содержит в себе правила обращения с именуемой вещью и объясняет свойства именуемого объекта. Иначе говоря, если, например, именуется человек, то он должен вести себя в соответствии со своим именем, в то же время определенные свойства внешности, психики, характера, навыков деятельности или профессии именуемого, в свою очередь, отображаются в самом имени. То же справедливо и в отношении вещей, имя которых выражает их существенные свойства, отображает их поведение и дает правила обращения с ними.

Примером такого понимания свойств имени может служить в современных языках употребление прозвищ (ср., например, гоголевское "заплатанный" в применении к Плюшкину; в этом слове даны одновременно как свойства его внешности и характера, так и отношение к нему и обращение с ним его крестьян).

Слово "речь" в современных языках, как правило, обозначает процесс говорения, но в античности процесс говорения был связан прямой ассоциацией, во-первых, с процессом абстрактного суждения, во-вторых, с фактом поведения, и, что самое главное, речь обнаруживала намерение совершить действие или указывала прямо на переход к действию. "Речь" всегда есть что-то, что имеет несколько принудительный для слушающего и абстрактно-мыслительный для говорящего смысл.

Вот почему слова "имя" и "речь" не могут произноситься произвольно, так как они всегда вызывают к жизни то или иное действие или отношение одних вещей к другим, одних людей к другим или вещей к людям. "Словесная магия", свойственная мифологическому мышлению, наделяет эти слова смыслом активного действующего начала.

На фоне сказанного, "дело", означая прежде всего действова-ние с реальным или воображаемым предметом, всегда предполагает тот или иной результат, обеспечивает становление чего-то сущего. Это ставшее сущее может относиться к любой области: ремеслам, сакральной, юридической и административной деятельности, дея-

тельности познавательной, отношениям людей к природе и людей между собой и т.д.

Из истолкования античных понятий имени, речи, дела видно, что слово есть ведущее начало, образующее разумное вообще. Разумность человека, рожденная от слова, постигающего мир и объясняющего этот мир человеку, позволяет приобрести разного рода необходимые познания по хозяйству и технике, по космогонии и астрологии, по землеведению, этике и пр.

Эти познания лежат в основе деятельности людей, образующей человеческое общество, т.е. коллектив людей, связанных между собой определенными отношениями родства и социальной иерархии, с одной стороны, и производственными процессами, с другой.

Вот почему слово, будучи объединяющим началом, требует к себе особенно внимательного отношения. Слово нужно правильно создавать и применять, так как, в противном случае, нарушается порядок в обществе.

Проблема теории именований и правильности имен была одной из ведущих в античной и средневековой философии, где она занимает промежуточное положение между гносеологией и грамматикой. Практическим центром теории именований было умение дать правильное имя. С этой точки зрения наиболее представителен диалог Платона "Кратил"[6^>6"].