Четвертая научная революция: тенденции возвращения к античной рациональности

Четвертая научная революция совершилась в последнюю треть XX столетия. Она связана с появлением особых объектов иссле­дования, что привело к радикальным изменениям в основаниях науки. Рожпается постнеклассическая наука, объектами изучения которой становятся исторически развивающиеся системы (Земля как система взаимодействия геологических, биологических и тех­ногенных процессов; Вселенная как система взаимодействия мик­ро-, макро- и мегамира и др.). Формируется рациональность постнеклассического типа. Ее основные характеристики состоят в сле­дующем.

Во-первых, если в неклассической науке идеал исторической реконструкции использовался преимущественно в гуманитарных науках (история, археология, языкознание и т.д.), а также в ряде естественных дисциплин, таких как геология, биология, то в постнеклассической науке историческая реконструкция как тип те­оретического знания стала использоваться в космологии, астро-

398

физике и даже в физике элементарных частиц, что привело к из­менению картины мира.

Во-вторых, в ходе разработки идей термодинамики неравно­весных процессов, характерных для фазовых переходов и образо­вания диссипативных структур, возникло новое направление в на­учных дисциплинах — синергетика. Она стала ведущей методо­логической концепцией в понимании и объяснении исторически развивающихся систем. Синергетика базируется на представле­нии, что исторически развивающиеся системы совершают пере­ход от одного относительно устойчивого состояния к другому. При этом появляется новая по сравнению с прежним состоянием уровневая организация элементов системы и ее саморегуляция. Было обнаружено, что в процессе формирования каждого нового уров­ня система проходит через так называемые «точки бифуркации» (состояния неустойчивого равновесия). В этих точках система имеет веерный набор возможностей дальнейшего изменения. Однознач­но просчитать, какая из этих возможностей будет реализована, нельзя, так как на выбор системой дальнейшего сценария своего развития может повлиять любое, даже незначительное по силе случайное воздействие. В результате из веера возможных линий развития система «выбирает» одну (см. гл. VII, § 2).

В-третьих, если учесть, что этот выбор необратим, то дей­ствия исследователя с такими системами требуют принципиаль­но иных стратегий. Воздействия субъекта познания на такого рода системы должны отличаться повышенной ответственностью и ос­торожностью, так как они могут стать тем «небольшим случай­ным воздействием», которое обусловит необратимый (и нежела­тельный для исследователя) переход системы с одного уровня орга­низации на другой. Субъект познания в такой ситуации не являет­ся внешним наблюдателем, существование которого безразлично для объекта. В описанной ситуации он видоизменяет каждый раз своим воздействием поле возможных состояний системы, т. е. становится главным участником протекающих событий.

В-четвертых, постнеклассическая наука впервые обратилась к изучению таких исторически развивающихся систем, непосред­ственным компонентом которых является сам человек. Это объек­ты экологии, включая биосферу (глобальная экология), медико-биологические и биотехнологические (генетическая инженерия)

объекты и др. Для изучения этих очень сложных систем, как и вообще любых объектов естествознания, требуется построение иде­альных моделей с огромным числом параметров и переменных. Выполнить эту работу ученый уже не может без компьютерной помощи. Допустим, объектом научного исследования является биосфера — сложный природный комплекс, включающий чело­века с его производственной деятельностью. Эта деятельность, бесспорно, влияет на состояние биосферы, вызывая изменения в популяциях, биоценозах. Чтобы изучить характер этих измене­ний, надо задействовать параметры, связанные с физико-хими­ческим состоянием рек, озер, морей, океанов, лесов, полей, пус­тынь, вечных ледников, гор, атмосферы и т.д. Очевидно, что речь идет о таком огромном числе параметров и переменных, увязать которые в целостность невозможно без использования компью­терных программ и проведения специального математического эксперимента на ЭВМ.

В-пятых, при изучении такого рода сложных систем, вклю­чающих человека с его преобразовательной производственной де­ятельностью, идеал ценностно-нейтрального исследования ока­зывается неприемлемым. Объективно истинное объяснение и опи­сание такого рода систем предполагает включение оценок обще­ственно-социального, этического характера. Например, исследо­вания последствий влияния производственной деятельности че­ловека на биосферу предполагают проведение социальной экс­пертизы с целью выявления вредных, а часто катастрофических, последствий этого влияния и установления ограничений и даже запретов на некоторые виды человеческой производственной дея­тельности. В постнеклассическом типе рациональности учитыва­ется, как считает современный философ науки В. С. Степин, «со­отнесенность характеристик получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ее ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями»[134].

А это значит, что рациональное познание не имеет безуслов­ного приоритета перед дорациональными и внерациональными познавательными формами.

400

Особо важным моментом четвертой научной революции было оформление в последние 10—15 лет XX в. космологии как науч­ной дисциплины, предметом изучения которой стала Вселенная в целом. Философы науки выделяют две революции в космоло­гии XX в. Не рассматривая их подробно, отметим только неко­торые научные и эпистемологические последствия этих револю­ций (при этом воспользуемся исследованием, проведенным А. Н. Павленко[135]).

Первая революция в научной космологии датируется началом XX в. До этого времени господствовала ньютоновская космоло­гическая парадигма, согласно которой Вселенная в целом не может эволюционировать, она неподвижна. Теорию эволюции Вселен­ной в целом предложил русский математик А. А. Фридман. Эта теория признавала качественное изменение характеристик Вселен­ной во времени. Теория эволюции Вселенной необходимо приве­ла к постановке вопросов о начале эволюции (рождении) и ее кон­це (смерти). Но рождение и смерть Вселенной как грандиозные космические процессы происходят без «свидетелей». В момент ее рождения (Вселенная рождается только один раз) человека-наблю­дателя еще нет, в момент ее смерти человека-наблюдателя уже нет. Следовательно, рождение и смерть Вселенной — принципи­ально ненаблюдаемые факты. Эволюционирующую Вселенную в целом никто и никогда не наблюдал и не сможет наблюдать. Сле­довательно, эволюционная теория Фридмана есть теория о том, что принципиально ненаблюдаемо. Но принципиально ненаблю­даемое является по определению трансцендентным, а потому от­носящимся к сфере метафизики, в которой главным способом по­знания является чистое умозрение, зрение умом (ср. с умозрени­ем античных философов Платона и Плотина, например). Теория эволюции Вселенной в целом способствовала появлению в постнеклассическом типе рациональности элементов античной рацио­нальности. Рассмотрим некоторые из этих элементов.

1. Обращение к чистому умозрению при разработке теории раз­вития Вселенной напоминает в своих существенных чертах античный тип рациональности. Более того, понятие «Вселен-

401

ная в целом» родственно античному понятию Космос (прав­да, без прилагательного «Божественный»). Следует отметить, что в традиционной космологии от Канта — Гершеля — Лап­ласа до Шмидта отсутствовало понятие «Вселенная в целом», так как не ясно было, что есть это целое. Поэтому часто Все­ленную отождествляли с Галактикой. С появлением эволюционной теории Фридмана такие поня­тия классической науки, как теория, эксперимент (опыт), научное знание и др., начинают приобретать иной смысл: теория стано­вится «чистой», не опосредованной экспериментом, который по отношению к Вселенной в целом в принципе невозможен. Науч­ное знание приобретает черты метафизического, т. е. становится знанием, получаемым только с помощью ума, хотя в отличие от античности, ум в космологической науке является только умом человека и не связан с Логосом. Метафизическая теория не мо­жет быть подтверждена опытом даже опосредованно, а потому все виды аргументации носят внутритеоретический характер.

Еще в начале XX в. А. Эйнштейн предугадал нарастание тен­денции такого рода аргументации для тех случаев, когда основ­ные понятия и аксиомы теорий конструируются по отношению к принципиально ненаблюдаемым фактам. Тот факт, что космоло­гия практически отрешилась от ньютоновского девиза «физика, бойся метафизики!», был негативно воспринят многими совре­менными философами науки. Так, Ст. Тулмин называл космо­логию «естественной религией». Космология Фридмана открыла феномен «умозрительной науки», которая «эмпирически не защи­щена» (А. Эйнштейн). Этот феномен, как было показано ранее, существовал в античности.

2.0 том, что фридмановская космология способствовала вос­требованности типа рациональности, близкого античному, сви­детельствует и тот факт, что в ней впервые со времен гречес­кой философии и протонауки был поставлен вопрос: «Почему Вселенная устроена именно так, а не иначе?» Например, поче­му пространство трехмерно, а время одномерно и т. д. В тра­диционной космологии вопрос формулировался иначе: «Как устроена Вселенная?» Вопрос «почему» в отношении метафи­зических объектов, каковым является Вселенная в целом, есть вопрос о причинах и первопричинах, поставленных еще ан­тичным философом Аристотелем.

3. Вторая революция в научной космологии связывается с разра­боткой физиком-теоретиком А. Д. Линде инфляционной кос­мологии, которая окончательно утверждает статус научной кос­мологии как дисциплины, изучающей принципиально ненаб­людаемые объекты. Это породило проблему бессмысленнос­ти экспериментов и наблюдений в отношении предсказывае­мых ею фактов. Критериями истинности космологической те­ории становятся внутринаучные критерии, которые базируются на таких принципах разума, как целесообразность, соразмер­ность, гармония. Опираясь на эти принципы, Платон писал: «Космос — прекраснейшая из возникших вещей, а его деми­ург — наилучшая из причин». Античный Космос — это образ демиурга (творца), а человек создан по принципу «космичес­кой гармонии». Человеческое существо совершенно в силу совершенства Космоса.

Аналогично в современной физике и космологии все чаще стали говорить об антропном принципе, согласно которому наш мир устроен таким образом, что в принципе допускает возмож­ность появления человека. Свойства Вселенной как целого, свой­ства всей Метагалактики, фундаментальные характеристики Кос­моса таковы, что человек не мог не появиться. В этом смысле он космический феномен, органический элемент космоса. Антроп-ный принцип ставит в определенную зависимость человека и фун­даментальные мировые константы, которые определяют действия законов тяготения, электромагнетизма, сильных и слабых взаи­модействий элементарных частиц. Например, если бы константа электромагнитного взаимодействия, численное значение которой 1/137, было иным, то не было бы атомов и молекул, а следова­тельно, не могли бы появиться ни жизнь, ни человек. Но в таком случае человечество должно воспринимать Космос не как нечто внеположенное и враждебное, а как «дом» своего бытия. И тогда современному человеку должен быть понятен пафос Платона, ха­рактеризовавшего Космос как прекраснейшую и совершеннейшую вещь из всех сотворенных. В такой ситуации современный чело­век должен отрешиться от прагматического отношения к миру, которое сложилось и господствовало в новоевропейской культуре и науке. Другими словами, налицо корреляция типа рациональ­ности, соответствующего современной физике и космологии, к античному типу рациональности.

4. В античности не знали того научного эксперимента, который родился во времена Галилея и Ньютона. Сущность этого экс­перимента заключалась в том, что испытуемой вещи надо было задать адекватный ее сущности вопрос, на который экспери­ментаторы получали однозначный ответ. Субъект познания должен был обладать не только умом, но и телесной способ­ностью ощущать и воспринимать сигналы и ответы, которые исходили от испытуемой вещи. Так, Галилей формулирует закон инерции, запределивая эмпирический опыт, в котором наблюдалось изменение длины траектории движущегося тела в зависимости от трения. Не случайно И. Кант разводил по­нятия познания и мышления. Познать, с его точки зрения, мы можем только то, что дано нашим чувствам, т. е. мир явлений. Помыслить же мы можем обо всем, даже о том, что выходит за границы возможности наших чувственных вос­приятий, например, Бога, душу и др.

В платоновской и неоплатоновской античной традиции для получения истинного знания также признавалась необходимость опыта, но опыта «умного», который «ставит» душа, не обращаясь к помощи ощущений и телесных чувств. Опыт души — это толь­ко умственное рассмотрение. Душа и есть собственно субъект по­знания, если можно применить этот термин в античном контек­сте. Платон считал, что душа ведет рассуждение сама с собой, «сама себя спрашивая и отвечая, утверждая и отрицая». При этом она не обращается за поддержкой к телесным ощущениям. В раз­деле, посвященном античной рациональности, мы показали, что такая «работа» души и есть в собственном смысле слова теорети­зирование, к которому активно обращаются современные ученые. 5. Подобие античному типу рациональности обусловливается так­же тем фактом, что начинает стираться граница между теори­ей элементарных частиц и теорией Вселенной. Такого типа «стирание» сформировалось, когда ученые обнаружили, что электрон ведет себя антиномично: и как частица и как волна, т.е. подчиняется двум взаимоисключающим друг друга зако­номерностям. Но, как показал И. Кант, когда мы рассматри­ваем мир как целое, то неизбежно приходим к антиномич-ным (взаимоисключающим друг друга) утверждениям: мир имеет начало во времени и пространстве — мир бесконечен в пространстве и времени; в мире существуют свободные при-

чины — в мире царит необходимость; ряд мировых причин завершает Бог — в мире все случайно и Бога нет и т.д. Элек­трон ведет себя также антиномично, как и неведомый нам «мир как целое». Но антиномии, сформулированные Кантом в отношении мира как целого, относятся к сфере философии, т. е. области, изучающей трансцендентное. Н. Бор одним из первых ученых понял, что интерпретация антиномичности электрона возможна не в области физики, в об­ласти философии. Обнаруженная корпускулярно-волновая при­рода элементарных частиц привела его к выводу, что их сущнос­тные характеристики столь же запредельны и парадоксальны, как и характеристики всего мироздания в целом. Стало формировать­ся убеждение, что элементарная частица в каком-то отношении столь же тотальна, как и весь мир, что она — другой полюс Кос­моса. И когда космология связала возникновение мира с Боль­шим взрывом, то сразу возникла проблема: с какой своей «едини­цы» начинался мир. Большой взрыв являлся «созданием из ниче­го» неопределенной бесформенной протоматерии, из которой на­чали формироваться элементарные частицы. Они-то и были теми «единицами», которые привели к структурированию всего мироз­дания. Теория элементарных частиц и космологическая теория столь тесно стали сопрягаться, что критерием истинности теории элементарных частиц стала выступать ее проверка на «космоло­гическую полноценность». Возникло близкое античности пони­мание того, что все связано со всем, «все во всем».

Итак, современная физика и космология сформировали сход­ную с античной тенденцию обращения к умозрению, к теоретизи­рованию. Они впустили в пространство своих научных построе­ний вопросы, которые в классической и неклассической науке от­носились к философским: почему Вселенная устроена так, а не иначе; почему во Вселенной все связано со всем и т.д. Но на фи­лософские вопросы нельзя адекватно ответить, опираясь на нор­мы и идеалы научного познания, сложившиеся в пределах клас­сической и неклассической рациональности.

Глава VII