Российской истории

История человечества для Д.С. Лихачева – это, в первую очередь, история культуры. Именно в культуре воплощены главный смысл и главная ценность существования как отдельных народов и малых этносов, так и государств. И смысл жизни на индивидуальном, личностном уровне, по Лихачеву, также обретается в культурном аспекте человеческой деятельности. Изучение культуры во многом означало для Дмитрия Сергеевича исследование тех связей, того «внутреннего стержня», который создает структуру общества, направляя в значительной мере ход истории. Будущее общества соответственно рассматривалось ученым как некий культурный проект, созданный прошлым. Ни государство, ни народ, ни отдельная личность не могут начать жизнь заново, «с чистого листа». Возможность управлять будущим ограничена рамками предшествующей культуры. Но история не только задает границы возможного, но и содержит указания на наиболее перспективные пути его развития.

Упомянем еще раз центральные тезисы ученого о генезисе русской культуры. В статье «Русская культура в современном мире» Лихачев отмечал: «Учитывая весь тысячелетний опыт русской истории, мы можем говорить об исторической миссии России. В этом понятии исторической миссии нет ничего мистического. Миссия России определяется ее положением среди других народов, тем, что в ее составе объединилось до трехсот народов – больших, великих и малочисленных, требовавших защиты. Культура России сложилась в условиях этой многонациональности. Россия служила гигантским мостом между народами. Мостом, прежде всего, культурным».

Вместе с тем, российская культура, в понимании Лихачева – это культура европейская на протяжении всего ее развития. «Литература, общая для южных и восточных славян, была литературой европейской по своему типу и в значительной мере по происхождению, – писал он. … Это была литература, близкая византийской культуре, которую только по недоразумению или по слепой традиции, идущей от П. Чаадаева, можно относить к Востоку, а не к Европе». В монографии «Развитие русской литературы X – XVII веков» Лихачев приходит к выводу, что наиболее сильное культурное воздействие оказывали на Русь не азиатские страны, а Византия и Скандинавия. Однако по характеру их влияние было неодинаковым. По мнению Лихачева, «византийское влияние поднималось до сравнительно совершенных форм общения высокоразвитых духовных культур».

На Русь проникали из Византии литературные и иконописные традиции, политическая и естественнонаучная мысль, богословие и т.д. Влияние Скандинавии было другим и сказывалось, прежде всего, на военном деле, государственной организации, экономике. Но даже в этих областях оно являлось более поверхностным и неопределенным, чем византийское. Влияние степных народов, как полагал Лихачев, было весьма скромным, по сути архаичным. Исследователь также считал, что не следует преувеличивать воздействия на русскую культуру, общество и государство татаро-монгольского нашествия. Соответственно, по мысли ученого, «Русь естественнее было бы назвать Скандовизантией, нежели Евразией».

Как справедливо отмечает историк архитектуры С.П. Заварихин: «...петровское барокко даже при наличии европейских влияний не смогло бы так быстро сформироваться, если бы оно не было подготовлено предыдущим, почти вековым, периодом развития русского зодчества». Влияние русских традиций на зодчество сказывалось и в том случае, если непосредственными руководителями строительства, архитекторами были иностранцы. Трудно не согласиться с И. Грабарем, который писал о том, что большинство «иноземных» зодчих «сами изменяли творческую манеру под влиянием русских мастеров» и «часто совершенно забывали о своем первом отечестве и становились русскими в полном смысле слова, русскими по складу, по духу и чувству».

Русский характер придавали Петербургу также церкви, которые в XIX в. стали строить в «национальном» стиле. Характерно, что Лихачев решительно опровергает тезис о «подражательности» того стиля, в котором работали архитекторы К.А. Тон и А.И. Штакеншнейдер. «Подражание обычно, – пишет он, – в какой-то мере отрывает содержание от формы. Здесь этого не было. Например, колокольни требовались по законам церковного богослужения; пятиглавия соответствовали русскому религиозному сознанию». Еще одной чертой, роднящей Петербург со старинными русскими городами, было, по Лихачеву, наличие в нем гостиных дворов, характерных «для Архангельска, Новгорода, Костромы, Ярославля, Калуги...». Влияние древнерусских традиций, разумеется, не ограничивалось только архитектурой. «Древнерусские культурные традиции, – отмечал Лихачев, – живут в Петербурге и в письменности, преимущественно старообрядческой, и в музыке, преимущественно церковной...».^.

Отрицая постулаты «евразийства», Лихачев был, конечно, далек от того, чтобы отрицать влияние на формирование Петербурга культурных традиций неевропейских стран. Процитируем еще раз: «Петербург – город общемировых культурных интересов, это отразилось и в его внешнем облике: на берегу Большой Невы стоят египетские сфинксы, китайские ши-цзы и античные вазы. Кстати сказать, это характерная черта не только Петербурга, но и Рима, и Парижа, и Лондона – центров мировой культуры. И это очень важная черта нашего города...

Принадлежность Петербурга к новому времени выразилась также в том, что он изначально планировался и создавался как научный центр и центр просвещения. Не случайно еще упомянутый выше Голиков сравнивал «град Петров» с Александрией – средоточием философских и научных школ древности. Именно в Петербурге уже в XVIII в. активно формируется слой образованных людей, сюда стекаются лучшие художественные и научные силы со всей России и из-за рубежа. Развитие научных и учебных заведений здесь происходит чрезвычайно быстрыми темпами. Эту особенность чутко уловил еще Вольтер, который, посвящая графу И.И. Шувалову свою трагедию «Олимпия», писал: «Не прошло и 60 лет с той поры, как положено было начало вашей империи Петербургу, а у вас уже давно существуют там научные учреждения и великолепные театры...». Таким образом, город молод, но «научные учреждения» существуют там «давно» – с самого основания.

Петербург, таким образом, оценивается ученым как своего рода вершина российско-европейско-мирового культурного развития. Петербургская культура вобрала в себя лучшие черты российской культуры, как «европейская, универсальная культура; культура, изучающая и усваивающая лучшие стороны всех культур человечества».

(Запесоцкий А.С., Михайлов А.А. Петербург как культурный феномен // Вопросы философии, 2007. – № 9).