Реферат Курсовая Конспект
Тема 5. Структура культурологии - раздел Культура, Эпистемология культуры: история и философия наук о культуре Постановка Проблемы… Относительно К...
|
Постановка проблемы…
Относительно культурологии, как, впрочем, и относительно любой другой подсистемы общей системы современного научного знания, с необходимостью должен быть рассмотрен вопрос о ее структуре – основных компонентах, из которых она складывается, и характере их соотношения друг с другом.
Как исследовательская задача, данная проблематика была поставлена еще Г. Риккертом. Выдвинув и сформулировав свое знаменитое «Kulturwissenchaften», он не только констатировал «отсутствие единства и систематической расчлененности наук о культуре в противоположность естественным наукам, среди которых в особенности физические науки обладают прочной опорой в механике», но и полагал, что хотя «для наук о культуре, поскольку они пользуются историческим методом, не может существовать основной науки, аналогичной механике», у них, тем не менее, «тоже есть возможность сомкнуться в одно единое целое; именно понятие культуры, определяющее их объекты и являющееся для них руководящим принципом при образовании ими исторических понятий, может сообщить им, наконец, также единство общей связи»[181].
По своему, но именно эту же проблематику ставил и решал в середине 40-ых годов минувшего столетия Дж. Фейблман. «Наука о культуре, – писал он, – должна вобрать в себя множество поднаук и объединить их в единую великую науку. Наука о культуре, которая известна под именем социальной антропологии и этнологии – ибо эти термины, судя по всему, используются как взаимозаменяемые, – должна включить в себя научные дисциплины, которые мы знаем как антропологию, этнологию, социологию и социальную психологию»[182].
В современной литературе иногда встречается в целом скептическая точка зрения по поводу самой возможности сколько-нибудь внятной структуризации культурологии.
Весьма показательно в этом отношении мнение В.А. Лекторского, согласно которому, культурология – это «конгломерат из разных наук»,[183] т.е. всего лишь некое их механическое соединение, беспорядочная смесь.
Э.А. Орлова выражает серьезную озабоченность по поводу утверждающегося в отечественной культурологии «познавательного синкретизма», проявляющегося как «смешение в основном философского, гуманитарного и в малых долях социально-научного стилей рассуждения». «Наша культурологическая общественность, – пишет она, – охраняет этот синкретизм. Если указанная тенденция утвердится, науку о культуре постигнет участь социологии: останется название, обязательность преподавания в вузах, защита диссертаций, но все это будет пустой игрой словами»[184].
Целый ряд исследователей занимает в этом вопросе более позитивную и оптимистическую позицию, полагая, что осуществление структуризации как методологической процедуры применительно к культурологии не только необходимо, но и вполне возможно.
Один из первых вариантов структуры культурологии как науки, предложенный С.Н. Иконниковой, включал в себя следующий «ряд взаимосвязанных между собой частей: история культуры; философия культуры; социология культуры; психология культуры»[185]. Впоследствии данная позиция автором была существенно уточнена и в составе культурологии было предложено выделять «пять взаимосвязанных разделов», каждый из которых «имеет свой объект исследования, взаимодействует с определенным кругом наук, отличается языком описания, спецификой анализа, методами и практическими рекомендациями, используемыми при разрешении конкретных проблем»: история мировой и отечественной культуры, история культурологических учений, социология культуры, культурная антропология, прикладная культурология[186].
Согласно Л.Н. Когану, культурология – это «совокупность наук о культуре», основными «составными частями» которой являются философия культуры, теория культуры, история культуры и социология культуры[187]. Данная точка зрения разделяется Ю.В. Петровым: «…Культурология, – пишет он, – есть система знания, включающая историю культуры, теорию культуры, социологию культуры, философию культуры. Культурология есть такое понятие, которое используется для описания всех существующих наук о культуре; благодаря ему удается синтезировать и интегрировать их в некоторое единство, когда история, теория, социология, философия культуры рассматриваются как составные части культурологии. …Целостность культурологии вытекает из целостного единства культуры как таковой…»[188].
Е.Я. Александрова и И.М. Быховская, обосновывая необходимость системного представления знаний о культуре, выделяют в нем – в зависимости от степени обобщения – три основных уровня:
– философию культуры как наиболее абстрактное, обобщенное знание о культуре в контексте «человек – мироздание», как «мировоззренческое основание для более частных уровней осмысления феномена культуры», как «своего рода метатеорию культуры»;
– собственно культурологический уровень как «интегративно-типологизирующее, объяснительное знание о культуре», предполагающее «ее выделение как специального предмета анализа через соотнесение с социальным пространством» и интегрирующее «многообразные данные о культурных феноменах с целью выявления и объяснения закономерностей их генезиса, функционирования, изменения; раскрытия базовых культурообразующих оснований и многообразной по видам и формам деятельности человека; понимания смысла и характера "встроенных" в любую социальную практику ее культурных регуляторов…; осуществления в этом контексте сравнительных исследований (как по временной так и по пространственной оси) для выявления специфики векторов и динамики движения культуры, особенностей различных типов культуросообразной деятельности (включая социализацию и инкультурацию человека)»;
– и, наконец, культуроведческий уровень, включающий в себя многообразные частно-научные дисциплины («искусствоведение, религиоведение, литературоведение, экономика культуры и т.д.»), ориентированные на изучение не культурного пространства как такового, а тех или иных его подсистем, конкретных форм и видов культуротворческой деятельности, их специфики, структуры, внутренних механизмов развития и т.д. На этом уровне «создается мощный фактологический фундамент, связанный с изучением многоообразных культурных феноменов, осуществляется эмпирический анализ источников, дается детальное описание отдельных сторон и характеристик различных видов культурной практики человека (хозяйственной, политической, правовой, эстетической, образовательной и т.д.)»[189].
А.И. Кравченко подчеркивая то обстоятельство, что «культурология не является монодисциплиной в том смысле, что ее содержание не покрывается какой-либо одной наукой», выделяет в ней следующие основные «подразделы»: «теорию культуры (философию культуры), историю культуры (мировую художественную культуру), прикладную и эмпирическую культурологию (антропологию и социологию культуры)»[190].
В.М. Розин, исходя из того, что в трактовке культуры в настоящее время сформировались «три основные познавательные ориентации – философская, историческая и теоретическая», выделяет внутри культурологии, соответственно, «философию культуры (культурфилософию), историю культуры и науки о культуре»[191].
В.М. Межуев, рассматривая культуру как предмет культурологического исследования в качестве многослойного и многопланового явления, выделяет в ней три основных пласта (слоя) – этнический, национальный и массовый и, исходя из этого, структурирует культурологию на три основных «блока» научных дисциплин, в каждом из которых используются специфические приемы и методы исследования: блок антропологического знания, базирующийся прежде всего на этнологии (или культурной антропологии) и изучающий «дописьменный» пласт культуры; блок гуманитарных и исторических наук, базирующихся прежде всего на филологии (вместе с лингвистикой) и изучающий ее «письменный» пласт; и блок социологического знания, базирующийся на социологии и изучающий способы производства и функционирования в обществе массовой культуры. «Этнолог, филолог и социолог – вот кто, – согласно этой позиции, – в первую очередь может и должен претендовать на звание культуролога».
В соответствие с этим различается три основных значения термина «культурология»: антропологический, гуманитарно-исторический и социологический. Кроме этого, прогнозируется, что в обозримой перспективе культурология может приобрести еще одно – четвертое – значение, поскольку внутри нее «сегодня формируется новый блок, связанный с изучением современных (компьютерных) информационных систем и технологий».
Философии культуры, согласно В.М. Межуеву, не является составной частью культурологии как науки. В ситуации плюрализма, множественности культур, ставящей перед познающим субъектом, тем же культурологом, вопрос о том, кто он сам по культуре, где проходит граница между его культурой и той, которую он изучает, она решает «проблему культурного самосознания личности в современном мире», и, будучи актом сознательного культурного творчества, результатом которого является осознанное бытие человека в культуре, «раскрывает ему вполне рациональными средствами смысл его собственного существования в ней»[192].
Л.П. Воронкова, в отличие от В.М. Межуева, предлагает различать не три, а только два смысла термина «культурология» – широкий и узкий. По своему статусу «культурология в широком смысле», согласно ей, «не является отдельной научной отраслью или же метанаукой, а представляет собой собирательное понятие, обозначающее комплекс отдельных наук, философских и богословских концепций культуры. Другими словами, культурология в широком смысле – это все те учения о культуре, ее сущности, динамике развития, закономерностях функционирования и развития, которые можно встретить в трудах ученых, представляющих различные области научного и ненаучного осмысления феномена культуры. Сюда же относится и то понимание культуры, ее места и роли в общественной жизни, которое встречается в работах деятелей искусства, писателей, музыкантов и художников, а также в их художественных творениях». В структурном плане «культурология в широком смысле слова» включает в себя, согласно Л.П. Воронковой, «культурологию в узком смысле слова» или теорию культуры, а также историю культурологии, философию культуры, богословие культуры, социологию культуры, культурную антропологию, экологию культуры, психологию культуры, культуроведение или прикладную культурологию, историю культуры[193].
Уточняя впоследствии свою позицию, Л.П. Воронкова пишет: «культурология в широком смысле слова включает: философию культуры; социологию культуры; теологию культуры; экологию культуры; культурную антропологию; историческую культурологию (историю культуры; историю культурологии) и прикладную культурологию.
Культурология (в узком смысле слова) представляет собой науку о культуре – точнее, теорию культуры – состоящую из разделов: генезис культуры, морфология и динамика культуры, взаимодействие культур, связанных с определенным комплексом исследовательских задач, среди которых изучение причин и закономерностей появления культуры, ее развития и функционирования, выяснение структуры культуры»[194].
В статье «Современная культурология: объект, предмет, структура» А.Я. Флиер выделяет внутри культурологии «два "крыла": фундаментальное и прикладное». При этом «цель фундаментальной культурологии – изучение культурных процессов и явлений, возникающих и функционирующих по преимуществу стихийно, на основании общих закономерностей социокультурной жизни людей. Прикладная же культурология изучает, планирует и разрабатывает методику целенаправленного прогнозирования и управления социокультурными процессами в рамках государственной социальной и культурной политики, в рамках деятельности специализированных культурных институтов и общественных организаций».
В зависимости от объекта исследования («общество, личность, языки коммуникации между ними») внутри фундаментальной культурологии, согласно А.Я. Флиеру, формируются три основных направления:
– «социальная и культурная антропология, акцентирующая свое внимание на социокультурных процессах и явлениях, порождаемых людьми в ходе их совместной (коллективной) жизнедеятельности, и "объективирующая" человека в формах его социальной практики (т.е. абстрагирующаяся от его личностных, индивидуализирующих черт как творца и потребителя культуры и рассматривающая его как условного функционального субъекта культурных процессов);
– психологическая антропология, сосредоточенная, напротив, на проблемах «субъективации» личности, проявляющейся в процессах ее социализации и инкультурации, творческой, вариативной интерпретации индивидом норм, образцов, стереотипов и иных выражений его "окультуренности" в данной социокультурной среде;
– культурная семантика, изучающая культурные феномены прежде всего как средство коммуникации между обществом и личностью, между индивидами внутри сообщества, как информационные носители, с помощью которых кодируется и транслируется социально значимая информация, выраженная на том или ином вербальном (или невербальном) языке в чертах технологий и результатов (продуктов) всякой человеческой деятельности».
Прикладная же культурология в свою очередь подразделяется на «культурологию институциональных взаимодействий», и «культурологию внеинституциональных взаимодействий», каждая из которых представляет собою теорию и методику либо относительно «организованных», либо относительно «неорганизованных» социокультурных процессов[195].
В более поздней работе «Культурология для культурологов» А.Я. Флиер, сохраняя основные характеристики «объектной сферы» первых двух направлений «фундаментальной культурологии» существенно скорректировал их обозначение. Название «социальная и культурная антропология», согласно ему, «представляется неоправданным, искусственно обуживающим проблемное поле области познания социальной культурологии некоторыми уже сложившимися научными школами и их традициями, а так же фактически исключающими из сферы изучения макродинамику культуры». Аналогичным образом обстоит дело и относительно названия «психологическая антропология», «которое также представляется слишком узким по отношению к реальному полю встающих перед наукой проблем». Поэтому, первое обозначается им как «социальная культурология», а второе – как «психология культуры». Таким образом, по А.Я. Флиеру, «реально в практике фундаментальной культурологии с большей или меньшей очевидностью формируются три основных направления исследований (выделяемых по объектной сфере): «социальная культурология», «психология культуры» и «культурная семантика»[196].
Наконец, в одной из совсем не давних работ, исходя из принципа «общее – частное – единичное», А.Я. Флиером был предложен еще один вариант «иерархии областей, изучающих культуру»: «философия культуры, изучающая культуру как всеобщую категорию», как определенную «модальность человеческого существования»; «собственно культурология, изучающая культуру как совокупность типов (стадиальных, региональных, социальных, функциональных и т. п.), моделируемых на тех или иных основаниях, на чертах сходства разных культурных явлений»; «история культуры, изучающая культуру как совокупность уникальных феноменов во всей глубине их своеобразия». Что касается места «общей теории культуры» в данной «вертикальной» структуре, то, по его мнению, она «дробится между философией культуры (онтологическая теория) и культурологией (алгоритмическая, социально-функциональная теория и теория развития, динамики)»[197].
В учебном пособии для студентов высших учебных заведений под научной редакцией Г.В. Драча внутри культурологии выделяются также два, но уже не «крыла», а «блока»: теоретический, включающий в себя теорию культуры, культурантропологию, философию культуры, социологию культуры; и исторический, представленный историей мировой культуры и культуры России[198]. Сходную позицию занимает И.В. Коняхина, правда, с двумя существенными уточнениями: теория культуры понимается как «важнейшая часть философского знания», а история культуры – как история науки и техники, история экономики, история государства и права, история религии, история морали, история педагогики и истории искусства[199].
В.П. Большаков, рассматривая культурологию как «область гуманитарного знания», склонен в отношении ее состава ограничиваться указанием лишь на «историю культуры и теорию культуры»[200].
Согласно же Ю.В. Осокину, «в структуру культурологической науки входят: 1) методология и методика системных исследований культуры; 2) системология культуры, куда включаются системная теория культуры, теория социокультурной стратификации, теория культурного процесса, системная типология культуры, теория культурных паттернов и алгоритмов и некоторые другие дисциплины; 3) эмпирические культурологические (системные) исследования конкретных типов культуры (культурного сознания) и их носителей, историко-культурных процессов как смены состояний культурных систем, изучение отдельных явлений и артефактов культуры как единиц-носителей фрагментов того или иного конкретного системно организованного совокупного социокультурного опыта»[201].
Ю.М. Резник, исходя из того, что «предметная сфера культурологии как интегративного проекта науки о культуре включает в себя объектность, субъектность и взаимодействие между ними», выделяет в ее «концептуальной структуре» следующие «складывающиеся разделы (дисциплины)»:
1. «Онтология культуры», или «культурная онтология», которая подразделяется на две «субдисциплины»: а) «Объектную онтологию культуры (теории культурных объектов и культурной динамики и пр.)», предметом изучения которой является «система культурных объектов: “системные” и “внесистемные” объекты культуры, а единицами анализа – «артефакты, материальные предметы, паттерны и пр., формализованные тексты, обладающие объективным смыслом для субъектов», и б) «Субъектную онтологию культуры (теории конкретных субъектов культуры – личностей и культурных сообществ – и их персональных свойств, проявляемых в феноменах деятельности)», предметом изучения которой является «система культурных субъектов: “целостные феномены культуры” (различные стороны активности субъекта культуры», а единицами анализа – «персональные свойства субъекта (способности, представления, образы, события, позволяющие распознавать субъективный, интерсубъективный и объективный смыслы)»;
2. «Теории социокультурного взаимодействия», которые подразделяются на четыре «субдисциплины: а) «Культурная эпистемология (концепции познавательной деятельности субъектов»), предметом изучения которой являются «познавательные аспекты социокультурного взаимодействия», а единицами анализа – знания, когнитивные системы и другие единицы информации», б) «Культурная аксиология (концепции ценностей социокультурного взаимодействия, в том числе культурная этика и др.)», предметом изучения которой являются «ценностные аспекты социокультурного взаимодействия», а единицей анализа – «система ценностей», в) «Культурная семантика (анализ смысла и значений языковых конструкций)», предметом изучения которой являются «символические аспекты социокультурного взаимодействия», а единицами анализа – «знаки, символы, знаковые системы», и г) «Культурная праксеология (концепции и технологии практического воздействия субъекта на культурные объекты)», предметом изучения которой являются «практические аспекты социокультурного взаимодействия», а единицами анализа – «способы практического воздействия субъекта на объект или иного субъекта (средства, технологии и пр.)».
Причем, согласно Ю.М. Резнику, «в рамках культурологии эти разделы могут опираться на соответствующие области философии культуры, культурантропологии и истории культуры, реализуя тем самым ее междисциплинарный потенциал»[202].
Что касается позиции М.С. Кагана, то предметно-дисциплинарная структуризация культурологии как проблема им специально не ставилась, поскольку в его работах культурологическая проблематика осмысливается в ранге философской теории культуры, в то время как «конкретно-культурологическое знание» рассматривается как тот или иной вид ее «модификации» - «этнографический, социологический, семиотический, историко-искусствоведческий и т.д.»[203].
Отмеченный «разброс» позиций в структуризации культурологии требует, как это не трудно заметить, дополнительной рефлексии относительно самих оснований данной методологической процедуры. Каковы они?
Сосредоточение 5.1…
Если культурология по своему статусу – одна из основных подсистем общей системы современного научного знания, становится возможным и необходимым выделение двух основных аспектов ее структуры: внутреннего и внешнего.
Рамки первого аспекта предполагают структурирование культурологии, исходя из ее внутреннего содержания. Главной задачей здесь является проработка основания, критерия такой структуризации.
С этой целью относительно культурологии, как и относительно любой другой научной дисциплины, в соответствие с требованиями современной методологии, прежде всего, должен быть осуществлен специальный анализ, связанный с выявлением возможности ее внутренней дифференциации на два основных уровня, присущих «нормальному» научному знанию: эмпирический и теоретический.
По своей гносеологической направленности данные уровни различаются тем, что на первом из них познание ориентировано главным образом на изучение явлений и зависимостей между ними, а на втором – на раскрытие сущности и сущностных связей «в чистом виде». Главной познавательной задачей эмпирического уровня является описание и обобщение явлений, в то время как для теоретического уровня таковой является объяснение и предсказание изучаемых явлений.
Наиболее четко различие между этими уровнями проявляется в характере их результатов. Основной формой знания, получаемого на эмпирическом уровне, является научный факт и совокупность эмпирических обобщений. На теоретическом уровне получаемое знание фиксируется в форме законов и научных теорий, в которых как раз и раскрывается сущность изучаемых явлений. Соответственно различаются и методы, используемые при получении этих типов знаний. Основными методами эмпирического уровня являются наблюдение, эксперимент, индуктивное обобщение. На теоретическом уровне познания используются такие методы, как дедукция, идеализация, типизация, восхождение от абстрактного к конкретному, формализация, аксиоматизация и др.
Эмпирический и теоретический уровни различаются и по знаковым формам организации знания: «для фиксации и организации эмпирического знания используются формы естественного языка, а для организации теоретического знания – преимущественно искусственный язык»[204].
Различие между эмпирическим и теоретическим уровнями научного знания фиксируется также и относительно чувственного и рационального как познавательных способностей человека. Чувственное проявляется в ощущениях, восприятиях и представлениях. Рациональное – в понятиях, суждениях и умозаключениях. В процессе познания чувственное и рациональное не оторваны друг от друга, но внутренне взаимосвязаны. Даже самое элементарное восприятие, как отмечает Дж. Брунер, с необходимостью «предполагает акт категоризации»[205]. Поэтому было бы не точно полагать, что чувственное соотносимо только с эмпирическим, а рациональное – только с теоретическим «Эмпирическое в науке, – пишет М.В. Мостепаненко, – не следует представлять в отрыве от рационального. При выяснении специфики эмпирического главное состоит не в том, чтобы брать его в "чистом виде", то есть в отрыве от рационального момента, а в том, чтобы видеть чувственное в соответствующем рациональном выражении и оформлении. Причем основное в данных опыта составляют реальные чувственные восприятия исследователя (ибо через них вводится объективность), рациональное же в данных опыта (выражение чувственного в понятиях) играет подсобную роль»[206]. В свою очередь, даже самое предельно абстрактное теоретическое знание всегда, так или иначе, «отягощено» определенной наглядно-чувственной компонентой. Поэтому различие между эмпирическим и теоретическим было бы точнее характеризовать различным соотношением чувственного и рационального в каждом из них: эмпирическое знание – чувственно-рационально, а теоретическое – рационально-чувственно.
При всей относительной самостоятельности, жесткой границы между эмпирическим и теоретическим уровнями научного знания не существует, они взаимополагают, взаимообусловливают и взаимопереходят друг в друга. Более того, теоретическое менее высокой степени общности может выступать как эмпирическое по отношению к теоретическому более высокой степени общности. «Эмпирическое и теоретическое, – отмечает П.В. Копнин, – относительно самостоятельные уровни, граница между ними до некоторой степени условна; эмпирическое переходит в теоретическое и, наоборот, то, что считалось на каком-то этапе науки теоретическим, на другом, более высоком, становится эмпирически доступным»[207].
В этой связи логично поставить вопрос о том, насколько адекватным является явное или неявное представление культурологии как сугубо эмпирической дисциплины? Насколько в принципе возможна фиксация тех или иных явлений как явлений именно культуры, если сущностное ее понимание «вынесено» за пределы культурологии как науки?
В этой связи также вполне логично поставить вопрос и о том, насколько адекватным является довольно широко распространенное представление отождествляющее культурологию и теорию культуры? Может ли культурология как наука, – более того: как одна из основных подсистем современного научного знания, если она, конечно, претендует на этот статус, – ограничиваться только лишь одним уровнем, уровнем теории и сколько-нибудь успешно его разрабатывать, не имея своего собственного эмпирического базиса?
Сосредоточение 5.2…
Современные исследования в области методологии науки позволяют делать вывод о принципиальной всеобщности эмпирической и теоретической «координат» в ее структуре.
Особое внимание важно обратить на обоснование всеобщности относительно именно эмпирического уровня в структуре научного знания. «Нередко, – писал В.С. Швырев, – при рассмотрении природы эмпирического базиса науки абсолютизируется практика естественных наук, под эмпирией понимаются только данные, полученные при эксперименте или наблюдении над явлениями природы. Однако эмпирия существует и в социальных и гуманитарных науках, науках о культуре. В последних, в частности, она выступает в виде памятников культуры, различных текстов, знаково-символических структур, подлежащих расшифровке и осмыслению»[208]. На необходимость различения внутри культурологии теоретического и эмпирического уровней указывал в свое время Э.С. Маркарян. Отмечая, что термин «культурология» в подавляющем большинстве случаев используется как равнозначный «теории культуры», он писал, что его было бы «целесообразно использовать и в более широком значении, охватывающем как теорию культуры, так и порождаемые ею эмпирические исследования»[209]. Еще более определенен в этом отношении В.М. Розин. «Как и в любой научной дисциплине, – пишет он, – в культурологии можно различить уровень эмпирического материала, фактов, описания феноменов (его можно условно назвать «феноменологическим» уровнем культуры[210]) и уровень теоретических конструкций и построений (идеальных объектов, теоретических знаний, понятий)»[211].
Признание «необходимой обязательности» как теоретических, так и эмпирических культурологических исследований, конечно же, в их специфике и взаимосвязи, означает, что можно различать теоретическую и эмпирическую культурологию.
В этой связи неизбежно встает целый ряд вопросов и относительно конкретных форм представления эмпирической культурологии, и относительно конкретных форм представления теоретической культурологии. Что представляет собою эмпирическая культурология? Есть ли она какая-то особая научная дисциплина, или же представляет собою совокупность уже хорошо известных дисциплин – культурной антропологии, истории культуры, социологии культуры, психологии культуры и т.п.? Что представляет собою теоретическая культурология? Есть ли она, собственно говоря, ни что иное, как теория культуры? Или же, как полагают некоторые исследователи, она есть просто-напросто то же самое, что и философия культуры? Как соотносятся между собою теория культуры и философия культуры? Каково место того и другого в структуре культурологии?
Сосредоточение 5.3…
Решение этих вопросов, будучи важным само по себе, все же производно от решения более принципиального вопроса: насколько корректно в свете современных методологических норм сведение внутренней структуры культурологии к ее «дихотомическому» делению на эмпирическую и теоретическую?
Согласно разработкам В.С. Степина – Д. Шейпира – К. Хукера, та или иная область знания как научная дисциплина в своем целостном виде может быть представлена иерархией не двух, а трех уровней: «На верхнем уровне имеется «когерентное множество концептуальных категорий», которое определяет область метафизики, онтологии, применяемой в исследовании. К ней примыкают такие сферы знания, как теория методов, психология восприятия и т.п. Затем расположен уровень собственно теорий и, наконец, уровень экспериментов и наблюдений»[212]. Так или иначе, этот подход поддерживается и развивается целым рядом исследователей. «Внутренняя логика методологических исследований, – пишут П.В. Алексеев и А.В. Панин, – все чаще и чаще ставит на повестку дня вопрос о необходимости введения в методологию науки новой методологической единицы, смысл и содержание которой не сводимы к дихотомии эмпирического и теоретического. В этом новом базисном методологическом понятии фиксируется существование в науке еще одного, третьего уровня знания, который находиться над теоретическим знанием и выступает в качестве метатеоретической, экстратеоретической предпосылки самой теоретической деятельности в науке»[213]. Необходимость выделения эмпирического, теоретического и метатеоретического уровней в структуре научного познания отмечается С.А. Лебедевым, С.М. Халиным и др.[214]
Что представляет собою этот метатеоретический уровень научного знания? Каковы его, собственно говоря, гносеологические основания? Какие дополнительные эвристические возможности относительно внутреннего структурирования культурологии дает его выделение?
Сосредоточение 5.4…
Прежде всего, особое внимание следует обратить на актуализацию идущей еще от Аристотеля традиции, связанной с различением внутри рационального двух познавательных способностей – разума и рассудка. В «Никомаховой этике» Аристотель выделяет в душе две части: «одна часть души не обладает суждением (alogon) а другая им обладает (logon ekhon)» (1102а32). В свою очередь, каждая из них рассматривается как «двусложная». Первая делится на растительную и животную, вторая – на обладающую суждением «в собственном смысле и сама по себе» (1103а2), т.е. то, что как раз и может быть обозначено термином «разум», и на «нечто, слушающееся [суждения, как ребенок] отца» (1103а3), т.е. то, что может быть обозначено как «рассудок»[215]. Разграничение разума и рассудка по самым разнообразным основаниям мы находим у неоплатоников, в «Ареопагитиках», затем у Н. Кузанского, Д. Бруно, Дж. Локка, Г. Лейбница, И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля и др.[216] Адекватной формой первого, как правило, считается идея, а второго – понятие (и/или суждение).
Особенностью разумного познания является его целенаправленность. Исследуя содержание и собственную природу понятий, разум оперирует ими в соответствии с этой природой, постигает мир не созерцательно, а творчески, активно. Творческая активность обязательно предполагает синтез знания, поэтому разум выступает синонимом синтетичности познания. С помощью разума формируются идеи и охватывается широкий круг знания. Рассудочное познание также оперирует абстракциями, однако не вникает в их содержание и природу. Для рассудка характерно оперирование абстракциями в пределах определенным образом заданной схемы. Рассудочная деятельность не имеет своей собственной цели, она исполняет заранее заданную цель, поэтому отражение действительности рассудком носит до некоторой степени «мертвый» характер. Главная функция рассудка - расчленение и исчисление. Вместе с тем, рассудок придает мышлению определенность, системность и строгость. Своим стремлением превратить научную теорию в логически стройную формальную систему человек, благодаря не в последнюю очередь именно рассудку, делает результаты работы мысли доступными пониманию и осознанию. Говоря о соотношении рассудка и разума, П.В. Копнин отмечал, что они «являются двумя необходимыми моментами в деятельности теоретического мышления. Их взаимосвязь и взаимопереход в процессе движения мышления создают предпосылки для постижения объективной природы предмета такой, какова она есть в действительности»[217].
Необходимость различения в структуре рационального разума и рассудка как специфических и не сводимых друг к другу познавательных способностей поддерживается и обосновывается в работах целого ряда исследователей,[218] однако, встречает порой достаточно «жесткие» возражения. Например, Р.В. Петропавловский полагает, что, хотя такое различение и помогло в прошлом «выяснить некоторые особенности нашего продуктивного мышления на его различных уровнях», для нашего времени оно «представляется довольно схоластичным … и уже не плодотворным»[219]. В этой связи наиболее перспективной в методологическом отношении представляется позиция тех исследователей, в работах которых на основе критической оценки достигнутых здесь результатов, осуществляется поиск дополнительных эвристических возможностей структуризации внутреннего содержания рационального. Так, Н.В. Блажевич и Ф.А. Селиванов, отмечая как проблематичное то, что «действие рассудка и разума П.В. Копнин ограничивает лишь пределами теоретического познания», указывают на сложный характер проявления того и другого не только в теоретическом, но и в эмпирическом познании и, – что особенно важно, – формулируют идею о «разных типах единства рассудка и разума»[220]. Если, в целях возможной конкретизации этой идеи, допустить, что в зависимости от того, какая из данных познавательных способностей является конституирующим элементом их единства, – рассудок или разум – тогда чисто логическим путем в самом общем виде может быть выделено два основных вида рационального: рассудочно-разумный и разумно-рассудочный.
Исходя из этого, гносеологические основания для различения «верхнего», или метатеоретического, и «среднего», или теоретического, уровней во внутренней структуре научного знания могут быть поняты как результат различия двух основных видов рационального: метатеоретический уровень формируется, функционирует и развивается как разумно-рассудочный, а собственно теоретический – как рассудочно-разумный.
Если учесть, что аналогом, коррелятом понятия «метатеоретический уровень» могут быть такие понятия, как «априорные основоположения» И. Канта, «парадигма» Т. Куна, «исследовательская программа» И. Лакатоса, «эпистема» М. Фуко, «основания науки» В.С. Степина, «интертеория» А.А. Ляпунова, «картина мира» В.Ф. Черноволенко и т.п., метатеоретический уровень научного знания – сложное и многоплановое образование. Согласно, например, В.С. Степину «основания науки», будучи «системообразующим фактором научной дисциплины», включают в себя: «1) специальную научную картину мира (дисциплинарную онтологию), которая вводит обобщенный образ предмета данной науки в его главных системно-структурных характеристиках; 2) идеалы и нормы исследования (идеалы и нормы описания и объяснения, доказательности и обоснования, а также идеалы строения и организации знания), которые определяют обобщенную схему метода научного познания; 3) философские основания науки, которые обосновывают принятую картину мира, а также идеалы и нормы науки, благодаря чему вырабатываемые наукой представления о действительности и методах ее познания включаются в поток культурной трансляции»[221].
В функционально-содержательном плане метатеоретический уровень научного знания можно рассматривать, прежде всего, как определенную проекцию философских воззрений относительно той или иной исследуемой предметной области, того или иного вида бытия, – воззрений, выраженных на соответствующем языке той или иной системы научного знания. Трактуя метатеоретический уровень научного знания в качестве «архетипа теоретического мышления», В.П. Алексеев и А.В. Панин отмечают, что и его формирование, и его существование «теснейшим образом связаны с философскими воззрениями определенной исторической эпохи. Именно из философии черпаются многие исходные идеи, определяющие черты конкретной научной картины мира и систему гносеологических и методологических установок науки. Соответственно и анализ метатеоретических оснований теоретической деятельности немыслим без учета общефилософских соображений. Архетип теоретического мышления является историческим образованием и не только включает в себя результаты научно-теоретической деятельности, но и косвенно фиксирует итоги развития всех других форм духовно-практического освоения мира человеком, которые непосредственно отражаются в философском знании»[222]. Еще более определенно формулируют данную позицию С.В. Девятова и В.И. Купцов, выделяющие в структуре любой «локальной области научного знания» три взаимосвязанных уровня: «эмпирический, теоретический, философский»[223].
Гипотеза…
Исходя из этого, возможна внутренняя дифференциация культурологии, соотносимая с современными методологическими тенденциями представления структуры научного знания как концептуально организованного многообразия, ориентированного определенной познавательной перспективой.
В самом общем плане во внутренней структуре культурологии как науки может быть выделено три исходные и основные дисциплины, каждая из которых является конституирующей в пределах соответствующего ей структурного уровня:
– метатеоретическая культурология (метатеоретический уровень культурологии), или «философия культуры», задачей которой является разработка мировоззренческих и методологических проблем постижения культуры как вида бытия;
– теоретическая культурология (теоретический уровень культурологии), или «теория культуры», задачей которой является выявление и анализ сущности и структуры культуры, закономерностей ее возникновения, функционирования и развития;
– эмпирическая культурология (эмпирический уровень культурологии), или «феноменология культуры», задачей которой является изучение тех или иных явлений культуры в присущих им конкретных пространственно-временных формах, получение фактов и их эмпирических обобщений в качестве соответствующего базиса теории культуры и ее философского осмысления.
В связи с тем, что в литературе встречается точка зрения, согласно которой «философия культуры входит в общую теорию последней, но не исчерпывает ее»,[224] заметим, что сам по себе теоретический уровень в структурном отношении имеет довольно сложную организацию. В нем выделяются особые подуровни, каждый из которых характеризуется специфическими познавательными процедурами и особым типом получаемого знания. Как правило, выделяется два основных подуровня: «Первый из них образует частные теоретические модели и законы, которые выступают в качестве теорий, относящихся к достаточно ограниченной области явлений. Второй – составляют развитые научные теории, включающие частные теоретические законы в качестве следствий, выводимых из фундаментальных законов теории»[225]. При этом, как отмечают С.В. Девятова и В.И. Купцов, в фундаментальных теориях мы всегда имеем дело «с наиболее абстрактным идеальным объектом, а в теориях второго поколения – с определенными производными от этих идеальных объектов, на основе которых конструируются модели конкретных явлений действительности»[226]. Это означает, что внутри теории культуры необходимо выделять не «философию культуры», принадлежащую все же к сфере «метатеоретического уровня культурологии», а, во-первых, – фундаментальную или общую теорию культуры, задачей которой является разработка фундаментальной, базовой модели культуры, и, во-вторых, – совокупность конкретных или частных теорий культуры, задачей которых является разработка конкретных, частных ее моделей.
С позиций данного подхода вовсе нет необходимости прибегать к некой предлагаемой А.Я. Флиером процедуре «дробления» теории культуры между «философией культуры» и «культурологией»[227]: и философия культуры, и теория культуры – исходные и основные дисциплины именно внутри самой культурологии как науки о культуре, и, более того, каждая из них является конституирующей в пределах соответствующего ей её структурного уровня. Конечно же, и та и другая, также как, впрочем, и феноменология культуры, может и должна «дробиться», но прежде всего и главным образом внутри себя самой.
В рамках внешнего аспекта структурирование культурологии может быть осуществлено исходя из ее места в общей системе современного научного знания, и предполагает рассмотрение целой системы онтологических отношений: «культура – природа»; «культура – общество»; «культура – человек». На этом основании можно ставить вопрос о выделении соответствующих научных дисциплин, формирующихся в качестве переходных, или «пограничных», «смежных» между культурологией, – с одной стороны, и естествознанием, социологией (обществознанием), антропологией, – с другой стороны.
Детальная проработка данного вопроса – чрезвычайно важная и перспективная задача, требующая специального исследования.
Однако, уже в настоящее время можно полагать, что рассматривая содержательное наполнение каждого из указанных взаимодействий, в нем необходимо различать два равноправных и относительно самостоятельных направления: первое – идущее от культурологии к остальным подсистемам современного научного знания, и второе – идущее от каждой из этих подсистем к культурологии.
Система «культура – природа» является онтологической основой для выявления содержательного представления внешней структуры культурологии, формирующейся в ее взаимодействии с естествознанием. Прежде всего, здесь речь может и должна идти о статусном характере таких, уже заявивших себя в качестве научных, но, тем не менее, не переставших быть предметом для дискуссий, дисциплин, как «культурная экология» и «экология культуры», «культурная география» и «география культуры»[228].
В пределах онтологической системы «культура – человек» своеобразие выделенных направлений, пожалуй, «легче и проще всего» просматривается на примере соотношения культурной антропологии и гуманитарной, или антропологической, культурологии.
В современной литературе данные дисциплины чаще всего не различаются, неоднозначно трактуется и их статусное определение.
Как можно уже было заметить, целый ряд исследователей (Г.В. Драч, А.И. Кравченко, В.М. Межуев и др.) включает культурную антропологию в состав культурологических дисциплин, в то время как другие исследователи (С.И. Иконникова, А.Я. Флиер и др.) этого не делают. Согласно Л.П. Воронковой, эта наука хотя и может быть отнесена к «культурологии в широком», но не «в узком смысле слова», является элементом именно антропологии как «области научного познания, в рамках которой изучаются фундаментальные проблемы существования человека в природной и искусственной среде»[229]. Что касается гуманитарной, или антропологической, культурологии, она рассматривается то как «общественная наука», основная задача которой – «дать индивидуализирующее описание исходного материала, явлений и фактов культуры, воссоздать объект в его подлинности и уникальности»,[230] то как «гуманитарная наука», которая в «системе культурологических дисциплин» «занимает свое особое место», поскольку «для нее характерен комплексный, принципиально многомерный подход к феноменам культуры»[231].
Более адекватно гуманитарная культурология и культурная антропология могут быть поняты как «пограничные», «смежные» научные дисциплины, каждая из которых образуется на основе своего собственного и относительно самостоятельного направления во взаимоотношениях культурологии и антропологии как двух подсистем общей системы современного научного знания. Исходной точкой их статусного определения является весьма тонкая, но очень важная специфика каждой из них: гуманитарная культурология – это наука о культуре в ее человеческом измерении, в ее «человечности», в то время как культурная антропология – это наука о человеке в его культурном измерении, в его «культурности».
Аналогичным образом суть дела, очевидно, должна заключаться и в методологических процедурах, связанных с выделением и характеристикой «пограничных», «смежных» научных дисциплин, формирующихся на «стыке» «культурология – социология», например, относительно «социологии культуры» или «культурной социологии» (если воспользоваться аналогией образования терминологии применительно к культурной антропологии) и «социальной культурологии», их предметного и статусного определения.
Проект социальной культурологии как науки о культуре, основанной «на применении методов социальных наук к предмету, воплощающему, казалось бы, часто гуманитарное содержание», был предложен и достаточно детально разработан Б.С. Ерасовым. Трактуя культуру как «духовную жизнь общества», он писал, указывая специфику этой дисциплины: «Социальная культурология рассматривает духовные факторы регуляции социальной жизнедеятельности как самостоятельную и находящуюся во взаимодействии с другими сферами и формами регуляции. Она объясняет социальное содержание, принципы и структуру духовной деятельности, воздействие культурных факторов на экономическую активность и политику, на типы социальной организации, место различных слоев и классов в духовной жизни общества, уровни и типы организации духовной жизни и т.д.»[232].
Возможность и правомерность такой трактовки культурологии была поддержана целым рядом исследователей как «одна из наиболее интересных трактовок общества с точки зрения культуры»[233]. В то же время она встречает подчас и самое что ни на есть решительное возражение как «искусственно синтезированная дисциплина», «вторгающаяся в границы предметных областей социальных наук», как «попытка размыть границы социологии культуры, разбавить ее общегуманитарными рассуждениями о социокультурной регуляции» и т.п.[234]
Конечно же, «экспансия» одной научной дисциплины в предметную область другой с целью ее «захвата», хотя и не является каким-то необычайным явлением в развитии научного знания, всегда вызывала и будет вызывать, особенно со стороны «экспансируемых», достаточно «жесткие» и самые решительные возражения. Проблема заключается в том, насколько ее осуществление является, как минимум, взвешенным и методологически выверенным в своих основаниях. В данном случае, в принципе одинаково нет никаких оснований ни «ущемлять» социологию культуры за счет «конституирования» социальной культурологии, ни отрицать самою возможность этой последней, но не в качестве единственно представляющей собой всю культурологию как науку о культуре, а как одну из ее субдисциплин.
На основе онтологической системы «культура – общество» социальная культурология и социология культуры могут быть поняты как «пограничные», «смежные» научные дисциплины, каждая из которых имеет свой собственный предмет изучения, фиксируемый с учетом того или иного ракурса в рассмотрении характера взаимодействия составляющих данную систему элементов: социальная культурология – это относительно самостоятельная наука о культуре в ее социальной обусловленности, в то время как социология культуры или «культурная социология» – относительно самостоятельная наука об обществе в его культурной обусловленности.
Данный подход, кстати, если оставить в стороне нюансы, связанные с вопросом о терминологии, достаточно легко может быть согласован и с позицией Б.С. Ерасова, когда он отмечает, что культурология – это «комплекс наук»,[235] и с позицией Ю.М. Резника, выраженной в его статье «Пути системной реорганизации и интеграции социального знания (очерки о судьбе отечественного обществознания)». В этой работе, во-первых, на основе фиксации процессов «социологизации» научного знания как «объектно-ориентированной интеграции» наук, среди «наук о культуре» выделяется как «тип системного знания» «социология культуры», объектом изучения которой являются «культурные и этнокультурные общности (народ)», предметом – «социокультурные законы и механизмы развития», а проблемными областями – «проблемы социализации»; во-вторых, на основе фиксации процессов «культурологизации» научного знания как, опять-таки, «объектно-ориентированной интеграции» наук, среди «наук об обществе» выделяется как «тип системного знания» «"социологическая" культурология», объект изучения которой – «культура общества», предмет – «социологические аспекты и закономерности развития культуры», проблемные области – «проблемы институализации»[236].
Таким образом, и «социальная (социологическая) культурология» и «социология культуры», или «культурная социология», – «пограничные», «смежные» научные дисциплины, выделяемые в рамках рассмотрения внешнего аспекта структурирования культурологии, исходя из вполне специфического содержания основных направлений ее взаимодействия, или «объектно-ориентированных интеграций», с социологией как подсистемой общей системы современного научного знания. Этим определяется и их научный статус, и эвристические возможности в изучении культуры, которыми располагает каждая из них в пределах своей предметной области.
Осуществляя методологическую процедуру структуризации культурологии как науки, необходимо постоянно иметь в виду ее предметную направленность, которая представлена уже в самом ее названии и, следовательно, не допускать явного или неявного отождествления изучаемого ею предмета с чем-либо таковым, что, строго говоря, таковым не является. Какое-либо легковесное отношение к этому, казалось бы, простому и само собой разумеющемуся требованию только отдаляет от действительного решения проблемы, порождая состояния явного недоразумения. «На первый взгляд, – достаточно категорично утверждает, например, А.Я. Флиер, – представляется, что научный предмет культурологии – это культура. Ничего подобного! Для культурологии сама культура в ее эмпирически явленных нам воплощениях – это объект исследования (то, что мы объективно наблюдаем), а предмет исследования – это общество в его культурных характеристиках (то, что мы изучаем как проблему)»[237]. Не трудно понять, что в рамках такого «построения идеальной модели проблемных полей культурологии» последняя – уже не наука о культуре и, тем более, не их комплекс, а, – в лучшем случае, – одна из наук об обществе, правда «в его культурных характеристиках», т.е. культурная социология.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
Ю В Ларин... Эпистемология культуры история и философия наук о культуре...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Тема 5. Структура культурологии
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов