Новая социальная философия как оценка техники» Х. Сколимовски. Онтологическая аргументация.

Одним из ярких примеров развития философского дискурса является оригинальная концепция, выдвинутая Х. Сколимовски в статье «Новая социальная философия как оценка техники»^[179], которая была написана в начале 80-х годов. В современной литературе по оценке техники, где доминирует ограничительно-инструментальная трактовка ТА, эта работа Х. Сколимовски цитируется редко, и в основном как эпизод в дискуссии по проблемам оценки техники. Однако это не вполне справедливо, поскольку идеи Х. Сколимовски несомненно философски значимы. Суть их в следующем.

Сколимовски исходит из того, что предпосылкой контроля и управления техническим развитием является понимание природы техники. Однако фактически наши попытки управлять техническим развитием оказываются приблизительными и несистематическими, основанными на неадекватных представлениях о сущности техники и обычно предпринимаются a posteriori, часто, когда уже слишком поздно. Сколь бы много мы не знали о ней, техника постоянно ставит все новые и неожиданные проблемы перед нашим пониманием и практикой.

Одна из принципиальных трудностей, на которую в первую очередь указывает Сколимовски, состоит в том, что природа технического знания претерпевает глубокие изменения в ходе развития, сфера действия техники постоянно расширяется и одновременно возрастает значение порожденных этим концептуальных и моральных проблем.

Проиллюстрировать всю сложность этой проблематики можно на примере автомобиля. Во второй половине 19 в. заманчивая идея создать безлошадное средство передвижения захватила умы изобретателей. Над ее осуществлением одновременно работали многие изобретатели, так что трудно определить, кому из них принадлежит приоритет в создании автомобиля. В конце концов идея автомобиля стала действительностью. Изобретение покинуло мастерскую изобретателя, и безлошадные экипажи начали ездить по улицам. С этого момента автомобиль сделался предметом общественного интереса, а вскоре - символом социального благосостояния. Постепенно, однако, автомобиль становился все более доступным для общества в целом, превратившись в конечном счете в потребность. Одновременно он стал играть ряд символических ролей - роль символа власти, сексуального символа и.т.д. Через некоторое время автомобиль сделался экономической детерминантой, изменяя структуру промышленности таким образом, что президент "Дженерал Моторс" имел достаточно оснований заявить: "что хорошо для "Дженерал Моторс" - хорошо для Америки." Наряду с этим, наличие миллионов моторных автомобилей начало преобразовывать структуру городов: появились пригороды и торговые центры, существенно изменились функции центральной части мегаполисов.

Все это медленно, но верно приводило к утверждению доминирующего стиля жизни, зависящего от условий и требований, вызванных экспансией автомобиля. Когда некоторая степень насыщения была достигнута, в центре внимания оказались загрязнение атмосферы и деградация окружающей среды. Таким образом, автомобиль начал создавать собственные экологические и экономические реалии - в дополнение к уже возникшим ранее экономическим и социальным реалиям. В 70-е годы, в результате нефтяного кризиса, автомобиль (или по крайней мере зависимость общества от него) превратился также в политическую проблему^[180].

Итак, всего лишь одно изобретение в разное время вызвало к жизни множество разнообразных реалий. Но где заканчивается реальность автомобиля как технического изобретения и начинаются другие реалии? Здесь обнаруживает себя онтологическая проблема переноса феномена из одной области в другую, которую Сколимовски более подробно обсуждает в других работах^[181], посвященных проблемам истинности научного и технического описания.

Сколимовски начинает с простейшей схемы: в науке изначально задана некая реальность, и лишь затем следует описание этой реальности. Если второе соответствует первому - описание истинно. Иначе обстоят дела в технике. Здесь мы начинаем с проекта, идеи, описания желательного состояния дел, которые являются наброском желаемой новой "реальности". Например, прежде, чем автомобиль начал двигаться по улицам, это был проект, идея, но не реальность. Только когда безлошадный экипаж покинул мастерскую изобретателя, стало возможно говорить о возникновении новой реальности.

На примере автомобиля становится понятным, что нельзя полностью постичь значение техники и технических феноменов, если не учитывать всех порождаемых ими реалий. Изменение и расширяющаяся сфера действия техники, а также создаваемые или испытывающие ее сильное воздействие реалии должны быть рассмотрены в связи с последствиями техники и особенно непреднамеренными последствиями.

Х. Сколимовски пишет: «Философы нашего времени, включая имеющих отношение к философии техники, еще не осознали, что преобразующая сила феномена техники порождает беспрецедентные онтологические проблемы. Мы вновь вынуждены отвечать на извечный вопрос: что такое реальность? Когда Платон рассматривал парадоксы элейских философов, таких как Зенон и Парменид, он обнаружил, что задача постижения сути реальности столь велика, что он был вынужден создать свою собственную онтологию - универсум постоянных форм, которые являются корнем всего сущего. Метаморфозы реальности посредством техники ставят нас перед тем же самым вопросом, который преследовал Платона (и всех философов с тех пор): что есть реальность? Адекватный ответ на этот вопрос не может быть получен посредством перетасовки старых онтологических категорий. Те, кто жалуется, что философия закончилась, поскольку нет более новых задач для рефлексии, просто игнорируют новые реалии - человеческие и онтологические - созданные благодаря современным науке и технике. Я использую термин "созданные" преднамеренно, поскольку ... идея о том, что мы просто открываем реальность есть устарелая концепция, которую мы должны отправить в архив истории»^[182].

В связи с этим Сколимовски выдвигает идею метаморфирующего реализма, основанную на признании существования реальности, не зависящей от нашего восприятия. Но одновременно Сколимовски подчеркивает, что эта реальность не является нам ни в виде постоянных форм (эйдосов) a la Платон, ни в виде предельных эмпирических фактов. Эта реальность постоянно метаморфирует через наше знание, тонко трансформируется мыслью. Реальность никогда не дается независимо от мысли; но она также не является фиктивным созданием мысли. Реальность всегда находится в состоянии становления или преобразования; лучше сказать - метаморфирования. Каждый акт восприятия и понимания является комплексным действием, которое непрерывно требует активной и преобразующей роли мысли. Различным видам реальности соответствуют разные вариации знания; на разных этапах человеческой истории реальность может быть расшифрована различными способами. Мысль и реальность непрерывно перетекают друг в друга. Развивающийся, непрерывно-становящийся универсум требует такой концепции реальности, которая непрерывно изменяется и метаморфирует; также требуется концепция знания, которая дает вполне достаточную область действия творческим и преобразующим способностям человека.

Из приведенных рассуждений Х. Сколимовски уместно сделать вывод о технике как о мощнейшем факторе изменения жизненного мира человека, равносильном созданию новых реалий. Есть также все основания говорить о метаморфозах физической природы. Необходимо, однако, попытаться понять сущность онтологической миссии человека - сотворения новой реальности через технику. Традиция философии техники дает здесь богатую пищу для размышлений.

Прежде всего, миссия технического сотворения может получить христианское толкование как сопричастность акту божественного творения, как «величайшее земное переживание смертных» (Ф. Дессауэр^[183]). С. Н. Булгаков приходит к выводу о софийности человеческого творчества в науке, хозяйстве (куда включена и техника), культуре, искусстве. «Творчество в собственном смысле, создание метафизически нового, человеку, как тварному существу не дано и принадлежит только Творцу. Тварь же существует и действует в тварном мире, она не абсолютна и потому метафизически не оригинальна. Человек свободен - а постольку и оригинален - лишь в направлении своих сил, в способе использования своей природы, но самую эту природу, основу своего я, он имеет как данную, как сотворенную. Человеческое творчество создает не «образ», который дан, но «подобие», которое задано, воспроизводит в свободном, трудовом, историческом процессе то, что предвечно есть как идеальный первообраз»^[184]. Тем не менее Булгаков не отрицает грандиозных масштабов изменения мира человеком: «Рядом с миром «естественным» созидается мир искусственный, творение человека, и этот мир новых сил и новых ценностей увеличивается от поколения к поколению, так что у нашего поколения, особенно сильно захваченного этим порывом, теряются уже всякие границы при определении возможного. «Мир пластичен», он может быть пересоздан, и даже на разные лады. ... Все стало текуче, как будто окаменелые, застывшие продукты natura naturata растаяли или тают один за другим на наших глазах, разрешаясь в силы, в natura naturans, из которых может быть по желанию получаема различная natura naturata»^[185].

«Пересоздание мира» техническим образом может быть интерпретировано с позиций антропологизма. Например, Х. Ортега-и-Гассет исходит из того, что человеческое и природное бытие не совпадают полностью. «Вероятно, бытие человека отвечает тому странному условию, в силу которого в одних своих моментах он явно сродни природе, а во всех остальных - нет. Человек одновременно и естествен, и сверхъестествен. Это своего рода онтологический кентавр, одна половина которого вросла в природу, а другая выходит за ее пределы, то есть ей трансцендентна» ^[186]. С этой точки зрения человек, «Я» должен реализовать свою трансцендентную сущность через реализацию некоторого проекта. Ортега рассматривает технику в качестве нейтрального средства реализации человеческого проекта, даже когда эффект этого проекта проявляется спустя долгое время. Техника для Ортеги есть способ раскрытия и проекции сущности человека в специфическом (техническом) отношении к миру.

Для М. Хайдеггера техника есть определенный способ раскрытия бытия, перехода потаеннного в непотаенное, хотя и такой способ, который затемняет его сущность. Это уже существенно отличный подход, поскольку в хайдеггеровской интерпретации технической деятельности основное внимание сосредоточено на тайне бытия, на том способе, которым осуществляется раскрытие потаенности и на последствиях этого раскрытия. Центральной в онтологии техники Хайдеггера является идея постава (утвердившийся в нашей философской литературе перевод оригинального термина Gestell). Постав - это «собирающее начало той установки, которая ставит, т. е. заставляет человека выводить действительное из его потаенности способом поставления его как состоящего-в-наличии. По-ставом называется тот способ раскрытия потаенности, который правит существом современной техники, сам не являясь ничем техническим»^[187]. Иначе говоря, постав есть угрожающая объективация и автономизация отношения человека к миру через технику.

Позиция Х. Сколимовски представляется в каком-то смысле более радикальной и синтезирующей подходы М. Хайдеггера и Ортеги, поскольку он ведет речь о метармофировании реальности (пусть даже человеческой реальности) в ходе технической деятельности. В самом деле, техническая деятельность, реализация какого-либо проекта есть создание новой реальности, в которой осуществляются некоторые потенции прежней реальности. Форма же их воплощения выражает сущность человека, но не человека вообще, а человека в конкретных обстоятельствах времени и места. Причем это не одномоментный акт, но, как показывает рассмотренный выше пример с автомобилем, исторический процесс метаморфирования, на разных стадиях которого по разному обнаруживает себя сущность человека.

Можно сказать, что онтология техники в версии Х. Сколимовски снимает как ортегианскую трактовку «человек - онтологический кентавр» (поскольку исчезает четкая граница между естественным и сверхъестественным, первой и второй природой), так и хайдеггеровскую трактовку миссии техники как раскрытия потаенности. Идея постава в таком случае должна получить иную интерпретацию: не как раскрытие потаенности мира путем перевода в состоящее-в-наличии, сколько как тот способ метаморфирования реальности, который во все большей степени превращает и самого человека в своеобразный материал для метаморфоз.

Однако не оказываются ли сами человеческие реалии некой фикцией, поскольку не относятся к реальности в первичном смысле, по крайней мере, не являются изначально частью объективной реальности в физическом и научном исследовании? Для ответа на этот вопрос Х. Сколимовски считает необходимым дополнить идею метаморфирующего реализма эпистемологической аргументацией.