Обоснования экстерналистской позиции применительно к исследованиям научно-технического развития

Среди многообразия методов и версий оценки техники особое место занимают исследовательские подходы, основанные на экстерналистской трактовке сущности технического развития. Эти подходы пока не играют в рамках оценки техники ведущей роли. Они, однако, отчетливо выделяются на фоне других ТА-исследований тем, что их специфика связана не с каким-либо методическим ноу-хау, а с исходными теоретическими предпосылками, в первую очередь относящимися к философии и социологии техники. Характеризуя эти теоретические предпосылки как «экстерналистские», мы прежде всего имеем в виду, что в трактовке технического развития «внешние», социальные факторы как минимум «приравниваются» по своей значимости к внутритехническим факторам, или, более того, считаются определяющими.

Экстерналистская трактовка технического развития может быть обоснована, например, с позиций антропологии техники, корни которой восходят к разработанной Э. Каппом теории органопроекции^[229]. Суть антропологической аргументации, которая в развернутом виде дана в трудах А. Гелена^[230], состоит в том, что посредством техники человек компенсирует недостатки своей телесной организации, и что многие артефакты или технические системы выступают как продолжение или усовершенствование человеческих органов. Позднее М. Маклюэн развивал эту аргументацию применительно к технологиям коммуникации, которые не только продолжают, но и расширяют возможности, присущие нервной системе человека^[231].

Иное обоснование дает Л. Мэмфорд, который в своей книге «Техника и цивилизация» (а затем - в «Мифе машины») разрабатывал идею о том, что различные виды техники могут быть сведены к социокультурным изобретениям, что техника отражает в своем развитии социальные механизмы, культурные представления и организационные принципы. Например, зарождение авторитарной техники Мегамашин в эпоху строительства египетских пирамид или ирригационных систем Месопотамии явилось выражением социокультурных механизмов Древнего Востока^[232]. Согласно Мэмфорду, ход технического развития следует за культурными представлениями (покорение природы или стремление приспосабливаться к ней, пренебрежение человеком, насилие или же ненасильственный идеал, и т. д.) и организационными принципами (иерархия, централизация, авторитаризм и.т.д.) различных обществ. Мэмфорд фактически переориентирует исследователей от изучения социальных форм техники к анализу технических последствий влияния различных социальных факторов. Подход Мэмфорда также дает основания для радикальных требований альтернативной (экологически благоприятной) техники, развитие которой обусловлено принципиально иной организацией производства, снабжения и повседневной деятельности людей (И. Иллич^[233] и др.).

В рамках социологии и истории техники значительный вклад в исследования технического развития внес С. К. Гилфиллэн^[234], чья книга «Социология изобретения»^[235] вышла в свет в 1935 г., почти одновременно с «Техникой и цивилизацией» Л. Мэмфорда. Исследуя историю технических средств мореплавания от примитивных лодок, выдолбленных из одного дерева, до мощных пароходов, Гилфиллэн выделил ряд социальных принципов изобретения и технического развития в целом. Один из них состоит в многообразии и постоянном наращивании небольших модификаций и усовершенствований техники, которые в совокупности и в плане последствий ничуть не менее значимы, чем радикальные технические инновации. В самих технических инновациях Гилфиллэн видел целый комплекс разнородных элементов: конструкционные материалы, особенности проекта, способ эксплуатации, квалификация обслуживающего персонала, управление и т. д. Техническое изобретение возникает тогда, когда изменение социальной cреды создает новую комбинацию этих элементов. По мнению Гилфиллэна, изобретение чего-то действительно нового (несводимое к комбинации уже известных ранее элементов) происходит очень редко. Взаимодействие этих элементов обеспечивает существенную автономию технического развития, которое, однако, взаимосвязано с социальной средой.

Некоторые более поздние историко-технические исследования внесли существенный вклад в обоснование экстерналистского подхода. К их числу относится, например, известное исследование Т. Хьюза^[236], посвященное истории электрификации в странах Запада. Проанализировав создание системы электроснабжения в Лондоне, Чикаго и Берлине, Хьюз показал, что везде возникали схожие проблемы чисто технического порядка. Однако несмотря на принципиальное единство технологии, специфические институциональные факторы ее внедрения привели в разных странах к различным характеристикам и конструктивным параметрам системы энергоснабжения. В связи с этим Хьюз делает вывод, что в создании технической системы совокупное воздействие самого изобретателя, технических специалистов и управленцев и других социальных акторов при различии рамочных правовых и экономических условий может приводить к неодинаковым результатам. Системы, подобные системам электроснабжения, являются социотехническими, то есть могут включать в себя как технические артефакты, так и организации, научные компоненты (исследовательские программы, специальную литературу) или правовые структуры (нормы). Будучи социально структурированы, такие системы и сами влияют на изменение социальной структуры. Однако основной недостаток подхода Хьюза заключался в существенном усложнении задачи разграничения системы и окружающей систему среды.

Еще более последовательный экстернализм характерен для работ историков и социологов техники Т. Пинча, В. Бийкер и Д. Лоу^[237]. Они жестко увязывают эмпирическую релятивистскую программу историко-технического исследования (при особом внимании к локальной истории техники) с идеей социальной конструкции техники. Науку и технику они рассматривают как продукт социального взаимодействия. «Технические и социальные изменения идут вместе, «в пакете», и если мы хотим понять каждое, мы должны постараться понять оба»^[238], - пишут Бийкер и Лоу в одной из своих работ. В частности, согласно их подходу, техническим артефактом можно считать лишь такой предмет, функциональность которого социально определена. Технического артефакта «в себе» или «для себя» не существует. И хотя создание технического артефакта является результатом применения естественнонаучного знания, само это применение зависит от социальной интерпретации, от решений различных социальных акторов.

Следует отметить, что обсуждение проблематики научно-технической революции также отразило экстерналистские тенденции. Разумеется, в странах «реального социализма» для публикаций по проблемам НТР была характерна оглядка на господствующую идеологию (см. гл. 3). Тем не менее было бы неправильно недооценивать их значимость. Тесная взаимосвязь и взаимозависимость технических и социальных факторов признается в большинстве таких публикаций отличительной особенностью научно-технической революции. Как отмечает Б. И. Козлов, «человеческий фактор стал играть существенно более важную роль в научно-техническом прогрессе. Технические науки нашего времени как социальный феномен представляют собой сложнейшую сферу формальных и неформальных человеческих отношений, в которой присущие человеку психофизиологические свойства, механизмы общественных, коллективных и индивидуальных действий проявляются особым образом ... Социальная сущность НТР оказывается тесно связанной с процессами, протекающими в технических науках, а эти процессы существенно зависят от развития социальных отношений в науке, технике и промышленном производстве»^[239]. В последнее десятилетие на схожих основаниях базируется аргументация в пользу социальной истории техники (работы В. Ж. Келле и Б. И. Козлова ^[240]).

Еще одним важным теоретическим источником экстерналисткого подхода к анализу процессов научно-технического развития является концепция «финализации науки», разработанная в 70-е годы представителями т. н. Штарнбергской группы (Г. Беме, П. Вайнгарт, В. ван ден Даэле, В. Крон)^[241]. Суть концепции состояла в том, что цели научного исследования во все возрастающей степени определяются не внутринаучными, а заданными извне, социальными целеполаганиями. В нарастании этой тенденции виделось наступление этапа, когда заканчивается «классический фронт» научных исследований и открывается новый, «неклассический фронт». Принимая во внимание теснейшую связь современной техники с наукой (сциентификация техники), техническое развитие также может быть интерпретировано на основе концепции «финализации» или ее модернизированных версий^[242]. Несмотря на ожесточенную критику идей Штарнбергской группы, важные положения теории «финализации» постепенно усваивались в научном и инженерном сообществе, а также представителями политических кругов. Так, например, в 1982 г. на годичном заседании Союза немецких инженеров прозвучала следующая мысль: «Когда принимается определенная общественная цель и доказывается, что для ее достижения необходима определенная техника, то такая техника также будет принята»^[243].

Техника при этом интерпретируется не просто как прикладная наука, но как ориентированная на деятельность полноценная система знания, эквивалентная другим подобным системам. Развитие техники рассматривается уже не как эволюционное или квазиэволюционное, но скорее как социальная конструкция или социальное формирование техники. Последний термин получил достаточно широкое распространение в сер. 80-х годов, когда под редакцией Д. Маккензи и Дж. Вайцман был издан сборник статей под таким названием, в котором была дана новая постановка проблем социального исследования техники. В предисловии к сборнику редакторы отмечали: «Специалисты в области социальных наук концентрируют свое внимание на «эффектах» техники, на «воздействии» технических изменений на общество. Это совершенно оправданный интерес, но он оставляет без ответа первичный, вероятно более важный вопрос: что порождает технику, имеющую «эффекты»? Чем вызываются и что сами вызывают технические изменения, «воздействия» которых мы изучаем?»^[244]. Поиск ответа на этот первичный вопрос способствовал активизации исследований генезиса техники^[245], а также разработке концепции конструктивной оценки техники.

Концепция социальной конструкции техники получила дальнейшее развитие в работах Р. Уильямса и Д. Эджа. В рамках этой концепции приоритетным становится вопрос о социальном наполнении техники, о социальном выборе, который нашел воплощение в технической разработке или проекте, и о тех социальных группах, которые оказали влияние на этот выбор. Согласно Уильямсу и Эджу, релевантным социальным группам присуще качество «интерпретативной гибкости», т. е. возможности приписывать одним и тем же вещам различные значения. Таким образом, социальная конструкция техники не является одним лишь «рационально-техническим процессом «решения проблем»; она также включает в себя «экономические и политические процессы» в рамках построения альянсов интересов (например, между фирмами-производителями, технологами, потенциальными потребителями, финансирующими и регулирующими организациями) вокруг концепций и представлений о еще не реализованных технологиях при опоре на необходимые ресурсы и техническую экспертизу»^[246].

Наконец, существенным вкладом в дальнейшее развитие экстерналистского направления явилась теория сети акторов (actor network theory), получившая разработку в исследованиях М. Каллона^[247] и Б. Латура^[248]. По сути дела эта теория является более радикальным развитием концепции социотехнических систем Хьюза. В частности, представление о сети социальных акторов позволяет снять проблему разграничения системы и системной среды. Фактически внимание переносится на микроуровень, на узлы и взаимосвязи в этой сети – на индивидуальных акторов, а также артефакты, которые также могут играть действенную роль, сопоставимую с ролью акторов (чтобы подчеркнуть это обстоятельство М. Каллон и Б. Латур вводят даже специальный термин – актант). Это, разумеется, не означает, что в сети социальных акторов все акторы и актанты имеют одинаковое значение - напротив, задача состоит в том, чтобы выявить те из них, которые занимают центральное положение, обеспечивают стабильность всей «сети» на продолжительном временном отрезке и определяют ее идентичность. Последнее достигается при помощи трансляции (перевода) этой идентичности от центрального актора (актанта) к остальным.

Понятие трансляции является одним из центральных для теории сети акторов: «Мы определяем трансляцию как процесс, в рамках которого набор отношений между проектами, интересами, целями и естественными материальными сущностями - объектами, которые в ином случае могут быть полностью отделены друг от друга – предлагается к реализации и реализуется»^[249]. Такой подход, в частности, позволяет с большей полнотой учесть роль инженеров и разработчиков новой техники, связать собственно технические аспекты их деятельности с социально-экономическими проблемами. Разработка технологии при этом рассматривается как перевод тех или иных интересов на язык науки и техники применительно к тем или иным локально-временным условиям. Опираясь на собственный анализ работы инженеров и конструкторов компании Electricitй de France, ?. Каллон говорит об «инженерах-социологах», имея ввиду, что они способны активным образом влиять на мобилизацию политических интересов и на соответствующее изменение общих рамочных условий конкретной инженерно-технической деятельности^[250].