Языковая дифференциация на разобщенных территориях

Лишь после того, как мы убедились, что в одноязычной массе сила внутреннего сцепления варьирует от одного языкового явления к другому, что не все инновации получают общее распространение, что непрерывность территории не препятствует постоянным процессам дифференциаци,— и лишь после всего этого мы можем перейти к вопросу о языке, параллельно развивающемся на двух разобщенных территориях.

Подобное явление встречается очень часто; с того момента, когда, например, германское наречие проникло с материка на Британские острова, его эволюция пошла в двух разных направлениях: с одной стороны (на материке)—немецкие диалекты, с другой стороны (на островах) — англосаксонский язык, от которого произошел английский. Можно еще указать на французский язык, перенесенный в Канаду. Разрыв языковых связей возникает не только в результате колонизации или завоевания, он может произойти и вследствие изоляции: так, румынский язык утратил контакт с романской средой, будучи оторван от нее славянским населением. Впрочем, дело не в причине; вопрос заключается прежде всего в том, чтобы выяснить функцию изоляции: играет ли она роль в истории языков и если играет, то порождает ли она последствия, не встречающиеся в случае непрерывности языковой территории.

Чтобы лучше выяснить преобладающее действие фактора времени, мы представили себе выше такой язык, который развивается параллельно в двух местах, незначительных по своей протяженности, например на двух островках,—случай, когда можно отвлечься от постепенного распространения языка в пространстве. Но едва мы обращаемся к двум территориям более или менее значительной протяженности, как вступает в действие этот последний фактор, а это ведет к появлению диалектных различий; таким образом, вся проблема вовсе не упрощается от наличия разобщенных территорий. Не следует приписывать фактору разобщенности то, что может быть объяснено помимо него.

Подобную ошибку совершали первые индоевропеисты (см. стр. 10). Изучая большую семью значительно разошедшихся друг с другом языков, они не представляли себе, чтобы эта дифференциация могла произойти иначе, чем путем географического дробления. В самом деле, можно легко представить себе различие языков

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЯЗЫКОВЫХ ВОЛН

при раздельности их территорий, а при поверхностном наблюдении эта раздельность кажется необходимым и достаточным объяснением самого факта дифференциации. Но это не все: названные ученые связывали понятие языка с понятием народа и при помощи этого второго объясняли первое; они представляли себе славян, германцев, кельтов и т. д. как несколько роев, последовательно вылетавших из одного улья; эти племена, оторвавшись от своей родной почвы, будто бы разнесли в своих переселениях общий индоевропейский язык по различным территориям.

Потребовалось много времени, чтобы обнаружить ошибочность этого взгляда; только в 1872 г. работа И. Шмидта «Die Verwandtschaftsverhaltnisse der indogermanischen Sprachen» открыла лингвистам глаза и положила начало теории непрерывности, получившей название «теории волн» (Wellentheorie) [296]. Стало ясно, что для объяснения соотношений между индоевропейскими языками совершенно достаточно допущения об их дифференциации на месте и что для этого нет никакой необходимости предполагать перемещения народов друг относительно друга в пространстве в результате миграций.

Диалектные различия могли и должны были развиться в их среде еще до того, как они расселились по разным местам. Таким образом, теория волн не только приводит нас к более верному взгляду на индоевропейскую доисторию, но и вскрывает основные законы всех явлений языковой дифференциации и условия, определяющие родство языков.

Однако теория волн, противопоставленная теории миграций, не исключает ее. История индоевропейских языков являет нам немало примеров, когда народы в результате переселения отрывались от своей языковой семьи, и это обстоятельство имело специфические последствия для их языка; дело лишь в том, что эти последствия сливаются с последствиями, проистекающими из действия фактора дифференциации языка на непрерывной территории, так что весьма трудно установить, в чем они заключаются; таким образом, мы опять возвращаемся к проблеме эволюции одного наречия на разобщенных территориях.

Возьмем староанглийский язык. В результате миграции он отделился от общего германского ствола. Возможно, что у него был бы другой, не нынешний вид, если бы в V в. саксы не покинули материка. Но в чем же выразились специфические последствия разобщения? Чтобы ответить на это, надо сначала выяснить, не могло ли бы то или другое изменение возникнуть и в условиях географической смежности. Допустим, англы заняли бы Ютландию, а не Британские острова; можно ли утверждать, что ни один из фактов, приписываемых фактору абсолютной разобщенности, не имел бы места в случае, если бы непрерывность территории сохранилась? Говорить, будто разобщение позволило английскому языку сохранить древний звукД перешедший на всем материке в d (ср. англ. thing я нем. Ding «вещь»),

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА

равносильно утверждению, что в германских языках на материке это явление сделалось общим благодаря географической непрерывности, тогда как на самом деле всеобщность этого явления могла бы и не реализоваться, невзирая на непрерывность территории. Как и всегда, ошибка коренится в противопоставлении изолированного диалекта диалектам географически связанным. А между тем ничем фактически не доказано, будто англы, если бы они утвердились в Ютландии, непременно «заразились» бы общим примером и стали произносить а. Мы уже видели, что во французской языковой области k(+a) сохранилось только в Пикардии и части Нормандии, тогда как на всей прочей территории оно изменилось в шипящее S. Таким образом, объяснение фактором изоляции оказывается недостаточным и поверхностным. Ни при каких обстоятельствах нет необходимости ссылаться на этот фактор для объяснения факта дифференциации; то, что приписывается действию изоляции, отлично может осуществиться и в случае географической смежности; если даже и есть разница между этими двумя рядами явлений, то установить ее не в наших силах.

Тем не менее, рассматривая два родственных наречия уже не в отрицательном аспекте их дифференциации, но в положительном аспекте их единства, мы констатируем, что при изоляции все возможные взаимоотношения потенциально прерываются с самого момента разделения этих наречий; напротив, при географической смежности некоторое единство сохраняется даже между резко различными наречиями, лишь бы они были связаны промежуточными диалектами.

Таким образом, для установления степеней родства между языками следует проводить строгое различие между территориальной непрерывностью и изоляцией. В этом последнем случае оба языка сохраняют от своего общего прошлого некоторые черты, свидетельствующие об их родстве; но, поскольку каждый из них развивается самостоятельно, возникшие в одном из них новые признаки не будут встречаться в другом (за исключением тех случаев, когда некоторые возникшие после разделения явления оказываются случайно тожественными в обоих языках). Во всяком случае, исключается возможность распространения этих новых признаков путем «инфекции». Вообще говоря, развивавшийся в географической разобщенности язык представляет по сравнению с родственными языками совокупность черт, принадлежащих только ему; когда же этот язык в свою очередь подвергается дроблению, происшедшие от него отдельные диалекты свидетельствуют благодаря общности своих черт о более тесном родстве, связывающем их между собою, но не с диалектами другой территории. Они действительно образуют особую ветвь, отделившуюся от общего ствола.

Совершенно иные отношения наблюдаются у языков на непрерывной территории; наблюдаемые у них общие черты не обязательно должны быть древнее тех черт, которые их разделяют: в

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЯЗЫКОВЫХ ВОЛН

самом деле, в каждый данный момент какая-либо инновация, возникшая в каком-нибудь определенном пункте, может получить общее распространение и даже захватить целиком всю территорию. Кроме того, поскольку площади инноваций в каждом отдельном случае различны по своей протяженности, постольку у двух смежных, языков может оказаться общая особенность, хотя они и не образуют особой группы в общем целом и каждая из них может связываться со смежными языками другими своими чертами, как это мы видим на примере индоевропейских языков.

Часть пятая