Единицы звукового уровня

Для иллюстрации сформулированных выше положений обратимся к единицам различных уровней, например единицам звукового уровня. Фонему рассматривают как одностороннюю единицу, лишенную само­стоятельного значения, и как знак-дистинктор. В тексте особенно оче­видна эта функция фонемы — участие в выражении и дифференциа­ции смысла. Фонема выступает как знак-дистинктор, обеспечивающий распознавание знаков-информаторов⁴. Таким образом, опосредованно фонема связана со смысловой стороной языка. Звукосмысловые взаи­моотношения играют особенно значительную роль в поэтических

¹ См.: Тураева 3. Я- Категория времени. Время грамматическое и время худо­
жественное. М., 1979, с. 40.

² См.: Van Dijk Т. A. Some Aspects of Text Grammar. The Hague — Paris, 1972.

³ Подробнее см.: Тураева 3. Я. Указ. соч., с. 149 и далее. См. также:
Шмидт 3. И. «Текст» и «история» как базовые категории.— В кн.: Новое в зарубеж­
ной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978, с. 90.

⁴ См.: Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. М., 1977*
с. 117, 177 и далее; Арутюнова Н. Д. О значимых единицах языка.— В сб.: Исследо­
вания по общей теории грамматики, М., 1968, с. 100 и далее.

текстах. Известны различные теории, обосновывающие связь звучания со смыслом. Существует первичный звукосимволизм (к нему относят ономатопею) и вторичный звукосимволизм (звукозапись).

К первичному звукосимволизму относятся случаи наименования, основанные на звукоподражании или использующие звуковую симво­лику. Это такие русские глаголы, как жужжать, каркать, ржать, существительные свист, шум, гром, английские глаголы crack, hiss, whisper и др.^х

Вторичный звукосимволизм, или звукозапись, имеет большое зна­чение для осмысления роли звуковой организации в поэтическом тексте для наблюдения за действием интегративных отношений. Это можно показать на анализе поэмы Эдгара По «Ворон». Ее можно назвать клас­сическим примером использования звукозаписи в качестве одного из основных приемов.

The Raven²

Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore— While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, rapping at my chamber door. "This some visitor," I muttered, "tapping at my chamber door—

Only this, and nothing more."

Ah, distinctly I remember it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow,—vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow—sorrow for the lost Lenore— For the rare and radiant maiden whom the Angels name Lenore—

Nameless here for evermore.

And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me—filled me with fantastic terrors never felt

before; So that now, to still the beating of my heart, I stood

- repeating:

"This some visitor entreating entrance at my chamber door— Some late visitor entreating entrance at my chamber door;—

This it is, and nothing more."

And the Raven never flitting, still is sitting, still is sitting, On the pallid bust of Pallas just above my chamber door; And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming, And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on

the floor;

And my soul from out that shadow that lies floating on the floor Shall be lifted—nevermore!

* См.: Серебренников Б. А. Номинация и проблема выбора.— В сб.: Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1977, с. 173—175. ² Anthology of Verse Old and New. M., 1947, c, 94.

24

Обращает на себя внимание большое количество звукоподражатель­ных слов, таких, как whisper, tapping, rapping и др. Их роль в созда­нии образности велика. Однако еще большее значение имеет вторичный звукосимволизм. В его основе лежат различные ассоциации звука со смыслом, возникновение соответствий между звучанием и значением. Материальная сторона слов, используемых поэтом, оживляет их смысл благодаря тесной связи с опытом воспринимающего. Через материаль­ную оболочку слов, программирующую определенные ассоциации, взаимодействуют мир действительности, мир понятий и мир значений. Мир действительности — это тот мир, который материалистическая гносеология называет фактом, существующим независимо от восприя­тия человека. Это мир, который существует в реальном времени и пространстве и является основой построения идеального мира эстети­ческой действительности в художественном произведении. Его можно назвать миром опыта, который, по словам К. Маркса, человек может осваивать двумя способами — либо в форме теоретического познания, либо в форме художественной, практически-духовной¹.

Понятия есть отражение в человеческом сознании элементов объек­тивной действительности, образы предметов, явлений реального мира. Значения — это языковая форма понятий, отражение категорий мыш­ления. В основе наименования (использования имени для обозначения предметов действительности) лежит формирование понятия об этих предметах, о связях между ними и закрепление языковой единицы за этим понятием.

Другими словами, при наименовании явлений, предметов реально­го мира соединяются мир действительности (обозначаемые объекты), мир понятий (отражение в сознании окружающего нас мира) и мир значений (языковые формы, закрепленные за этими понятиями).

Как же они взаимодействуют в этом произведении? В создании атмосферы стихотворения участвуют единицы различных уровней. Поэт использует такие наименования явлений предметного мира, которые вызывают непосредственное представление об одиночестве, тоске, безысходности: vainly I had sought to borrow/from my books sur­cease of sorrow—sorrow for the lost Lenore;/ Thrilled me—filled me with fantastic terrors... Другие наименования имплицируют чувства, испы­тываемые героем: while I pondered, weak and weary; the bleak December и т. д. Особое внимание обращает на себя материальная оболочка слов, программирующих определенные ассоциации с миром понятий и миром действительности. Звуковая аранжировка помогает поэту пе­редать основной лейтмотив «Ворона» — безнадежность и отчаяние героя, порожденные утратой любимого человека. Невозвратимость потери, невозможность повернуть вспять развитие событий, разобщен­ность с миром — вот та эмоциональная доминанта, которая определяет атмосферу стихотворения, душевное состояние героя. Большую роль играет повтор одних и тех же звуков и звукокомплексов (-st, -ist, -ear, -eas, -ар), усиливающий ассоциации с тем душевным настроем, кото­рый рисует поэт.

* См.: Маркс К, и Энгельс Ф. Об искусстве. Т. I, M., 1976, с. 129.

Определенная корреляция звучания и значения, те звукосмысловые связи, о которых идет речь, не заложены в системе языка, они возни­кают лишь вместе с текстом и являются окказиональными.

Различают три типа ассоциаций: лексические, кинестетические и акустические ^г. В основе лексических ассоциаций лежит подобие звуковой оболочки слов, объединенных единым тематическим призна­ком. В избранном нами тексте это, например, такие слова, как dreary, weak, weary. Сравнение словарных дефиниций показывает следующее: dreary—dismal, gloomy, dull; weak—wanting in strength or power, frag­ile, easily broken; weary—tired, dispirited, with energy abated. Строго говоря, в системе эти слова не являются синонимами, но здесь прояв­ляется контекстуальная синонимия, иррадиирующий эффект первого слова; обнаруживается связность текста. Сходство звуковой оболочки актуализирует системное сходство таких слов, как quaint, curious, создавая ощущение таинственности, оторванности от мира, и сближа­ет такие слова, как tapping, rapping, в строчках: While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,1 As of someone gently rapping, rapping at my chamber door, вызывая ощущение страха перед неясны­ми звуками.

Кинестетические ассоциации возникают в результате близости артикуляционных ощущений при произнесении определенных звуков. Нередко кинестетические и лексические ассоциации действуют одно­временно. Это безусловно имеет место в приведенных ниже строчках:

And the Raven never flitting, still is sitting, still is sitting, /On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;/ And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming...

Акустические ассоциации вызваны физическими характеристиками звука и связаны с ономатопеей, со звукоподражанием. Если при созда­нии звуковых оболочек незвукоподражательных слов выбор признака представляет собой результат некоего мыслительного анализа, то при создании звуковых оболочек звукоподражательных слов выбор про­диктован восприятием. Принцип селекции и аранжировки слов в по­этическом тексте является решающим:

And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain/As of some one gently rapping, rapping at my chamber door /tapping at my chamber door.

Мастерское сочетание звукоподражания и звукозаписи и создает иллюзию шелеста шелка и легкого стука в дверь.

Интеграция слов текстом как единством высшего ранга, характе­ризующимся глобальной связностью, способствует появлению у звуков ассоциативных значений. В анализируемом произведении ассоциатив­ные значения звуков создают представление о комнате, наполненной шорохами, неясными, невнятными, как бы поступающими из небытия, из вечной ночи, в которую погружается лирический герой.

Одним из явлений звуковой организации текста, которое иллю­стрирует приращение смысла в результате действия интегративных от-

¹ См.: Masson D. J. Vowel and Consonant Patterns in Poetry,— In: Essays on Style and Language. Ed. by S. Chatman. 5. R. Levin. N. Y., 1967, p. 11—14.

ношений, является паронимическая аттракция. Под паронимами по­нимают слова, в которых наблюдается сходство в звучании и частичное совпадение в морфемном составе. В анализируемом тексте это такие слова, как dreary, weary; tapping, rapping; thrilled, filled; flirt, flut­ter; still, sitting, и др.

В целостной структуре поэтического текста аранжировка звуков, повтор звукокомплексов: -eary, -tap, -rap, -st, -it, -fl создает образы, являющиеся результатом расширения смыслового объема сопряжен­ных в тексте элементов. Увеличивается их информативность, реали­зуются вторичные, опосредованные значения. В результате прямых или косвенных ассоциаций возникают обратные связи, когда форма оказывает воздействие на содержание.

Ассоциативная связь звука и смысла в тексте наблюдалась и изу­чалась во многих работах. Со вторичным звуковым символизмом свя­зано выявление господствующего в поэтическом произведении фоно-типа, создание им во взаимодействии со смысловой стороной опреде­ленного эмоционального тона.

Так в «Вороне» рефрен построен на комбинации гласного [о] и сонанта [г].Рефрен актуализирует разного рода ассоциации — акустические, лексические, кинестетические, создающие подобие эха, напоминающего о неизбывности горя. Первая и третья строфы повест­вуют о таинственных, необъяснимых звуках, наполняющих комнату. В первой строфе ощущение страха создают звуки, напоминающие разда­ющиеся в ночной тиши шелесты, движения. В словах dreary, weak, weary действуют не только лексические ассоциации, но и кинестетиче­ские. В третьей строфе к ним присоединяются и акустические ассо­циации. Так, материальная оболочка слов вызывает определенные ассоциации и способствует взаимодействию языковых значений с миром опыта и отраженными в нашем сознании образами действительности.

Говоря о рефрене, следует указать на роль повтора как на звуко­вом уровне, так и на уровне морфем и слов. Мастерское сочетание изме­няемости и неизменяемости играет важную роль в создании эмоциональ­ного тона.

Прямую и опосредованную связь звука со смыслом, взаимонаправ­ленность связей можно подтвердить, сравнив «Ворона» со стихотворе­нием того же поэта «Колокольчики» ("The Bells"), построенным на оно­матопее и создающим иной эмоциональный настрой.

The Bells¹

Hear the sledges with the bells—

Silver bells! What a world of merriment their melody foretells!

How they tinkle, tinkle, tinkle,

In the icy air of night! While the stars, that oversprinkle

All the heavens, seem to twinkle

With a crystalline delight.

¹ См, указ. соч,

В этом стихотворении преобладает фонотип, связанный с ясным и чистым сонантом /1/. Доминируют акустические ассоциации. С ними связаны кинестетические ассоциации. Все это вместе создает светлое настроение у читателя.

Значимость фонетической доминанты подчеркивают и строки из стихотворения А. Блока «Одиночество»:

Река несла по ветру льдину, . Была весна, и ветер выл.

Акустический эффект звуковой аранжировки заключается в со­здании чувства одиночества человека среди пробуждающейся, но холодной и бесстрастной природы.

Суммируя все сказанное выше, можно сказать, что именно струк­тура текста как сложного единства способствует возникновению у эле­ментов различных уровней (в нашем случае у элементов фонологиче­ского уровня) значений, не закрепленных за ними в системе. Эти зна­чения возникают вместе с порождением данного текста.

Для поэтического и прозаического художественного текста вторич­ный звукосимволизм — ассоциации звука со смыслом — наиболее значим.

Ассоциативные звукосмысловые связи, о которых говорилось выше, называют признаковым значением. Признаковое значение при­суще звукокомплексам и звукам, доминирующим в том или ином тексте. Они создают эмоциональную тональность текста во взаимодействии с другими компонентами.

Многочисленные примеры ассоциаций звука со смыслом можно найти в известном стихотворении А. Ахматовой:

Смуглый отрок бродил по аллеям У озерных глухих берегов. И столетие мы лелеем Еле слышный шелест шагов. Иглы сосен гулко и колко Устилали низкие пни. Здесь лежала его треуголка И растрепанный том Парни.

Строго говоря, звукоподражательным здесь является лишь одно слово — существительное «шелест». Однако связность текста как струк­турно-семантического единства, а также действие интегративных от­ношений таковы, что со словом «шелест» перекликаются другие эле­менты текста — «слышный», «шагов», которые начинают воспринимать­ся как ономатопоэтические. Включаются одновременно различные ас­социации — акустические, кинестетические.

Тонкий анализ этого стихотворения дан в работах В. В. Виногра­дова, который писал о том, что качество звука как бы приглушает шум шагов и совершается преобразование звука шагов в эмоциональное воспоминание об этих шагах¹. Источником лексических ассоциаций

¹ См.: Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. Избр. труды. М., 1976, с. 430.

является наречие «еле». Повторенное в различных произносительных вариантах — столетие, лелеем, шелест, оно углубляет эффект приглу­шенности звука.

Для иллюстрации взаимодействия звука и смысла мы избрали по­этические тексты, так как для них фонетико-графическая организация имеет наибольшую значимость. Фонетико-графическая организация — один из основных признаков поэтического текста.

Мы уже упоминали о паронимах. Немалую роль в фонетико-графи-ческой организации поэтического текста играет парономазия¹. Она способствует созданию определенной звуковой гаммы и опосредованно участвует в передаче смысла. Приведем несколько примеров пароно­мазии из поэмы А. Вознесенского «Мастера».

Кровавые мозоли. Зола и пот. И музу, точно Зою, Вели на эшафот.

Цари, тираны, В тиарах яйцевидных, В пожарищах-сутанах И с жерлами цилиндров.

Сами по себе звуки и звукокомплексы, естественно, значения не имеют. Однако в результате включения в целостную структуру поэти­ческого текста они приобретают признаковые значения, становятся источником разного типа ассоциаций. Так, во втором примере сравне­ние царской сутаны с пожарищем выходит за рамки создания метафо­рического образа. Звукокомплекс «ар» и «ра» приближает эти строчки к звукозаписи, увеличивает информативность каждого отдельного эле­мента.

Если слова «цари», «тиары», «тираны» объединены узуальной тема­тической общностью, то слово «пожарища» входит в этот ряд лишь в данном контексте. Это окказиональное сближение, тем не менее оно весьма информативно. Ряд «цари», «тираны», «тиары», «пожарища» вызывает представление о тех, кто огнем и мечом выжигал свободо­мыслие, о «варварах всех времен», неизменно подавлявших тех, кто восставал против рабства. Акустические и кинестетические ассоциации вызывают к жизни лексические ассоциации. Происходит семантическое сближение этих слов. В слове «пожарища» на основании звуковой фор­мы слова актуализируются вторичные значения. Именно звуковая аранжировка способствует здесь реализации потенций слов.

Как видим, содержательная сторона текста как некая идеальная сущность органически связана с материальной формой, неотделима от нее. Это положение универсально для любого типа текста. Можно, однако, предположить, что связь идеального с материальным в худо­жественном тексте особенно близка. Таким образом, художественное

¹ Парономазия — сближение паронимов в речи, использование звукового или семантического подобия употребляемых слов. См.: Ахманова О. С. Словарь лингви­стических терминов. М., 1966, с. 313.

содержание неотделимо от несущей его материальной формы, не может быть выражено другими синонимичными текстами. Изменение языко­вого оформления влечет за собой либо разрушение художественного образа, либо создание нового образа¹. Между компонентами стихотвор­ного текста складываются сложные и неоднозначные отношения. Лю­бой элемент может приобрести ранг значимого. Любые элементы, яв­ляющиеся в системе формальными, в поэтическом тексте обретают се­мантический характер, давая импульс целому ряду ассоциативных и коннотативных значений, все элементы стиха являются обозначениями определенного содержания². Диахроническое изучение стиха приво­дит некоторых лингвистов к выводу о постоянных смысловых связях между метром и содержанием и дает возможность говорить о «мрачном» ямбе и «светлом» хооее³.

§ 2. Единицы лексического уровня

Все сказанное выше об интеграции звука и звукокомплекса текстом релевантно и для других уровней. Неоднократно описанное, хорошо изученное явление реализации потенциальной многозначности слова в тексте, появление дополнительных созначений, не зафиксированных в системе,— также результат действия интегративных отношений, глобальной связности текста, возникающей лишь вместе с появлением текста как единства высшего ранга.

В стихотворении современной советской поэтессы М. Петровых находим следующие строки:⁴

Ни Ахматовской кротости, Ни Цветаевской ярости — Поначалу от робости, А позднее — от старости. Не напрасно ли прожито Столько лет в этой местности? Кто же все-таки, кто же ты? Отзовись из безвестности!..

Стилистически нейтральное слово «местность» в контексте данного стихотворения приобретает несвойственные ему поэтические конно­тации, ассоциируется отнюдь не с географическим понятием. За ним встают глубокие раздумья творческой личности о прожитой жизни. Несмотря на то что сочетаемость слова остается обычной, осуществля­ется приращение смысла, появляются значения, которые не входят

¹ См.: Степанов Г. В. Несколько замечаний о специфике художественного тек­
ста.— В сб.: Лингвистика текста. Вып. 103. М., 1976, с. 144.

² См.: Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Л.* 1972, с, 38,

³ См.: Оганесова Н. Г. Метр стиха и семантика (на материале английского сти-
ка XVI—XIX вв.). АКД. М., 1982.

⁴ Петровых М, Дальнее дерево, Ереван, 1968* с. 19.

в семантическую структуру слова¹. Это явление получает различное толкование в научных работах в зависимости от того, какой подход к языковым явлениям — ономасиологический или семасиологический — доминирует в том или ином исследовании. Ономасиологический подход предполагает движение от содержания к форме. Это исследование прин­ципов и способов означивания явлений реального мира языковыми единицами. Семасиологический подход предполагает обратный путь — изучение значений языкового знака, семантической структуры слова.

Поэтому в работах, где доминирует семасиологический подход, появление в тексте периферийных значений слова рассматривается как реализация импликационала². В работах, где преобладает ономасио­логический подход, это явление — использование уже имеющихся в языке номинативных средств в новой для них функции — получает иное определение: вторичная номинация³.

Слово живет не в системе, а в тексте, где оно включается в сеть вза­имосвязанных, взаимозависимых средств выражения мысли и чув­ства. Как элемент текста слово может утрачивать стилистическую ней­тральность и приобретать дополнительный заряд, может использо­ваться в рамках регистра, к которому оно принадлежит, либо вне их, может приобретать стилистическую маркированность.

В романе И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок» есть такие строки:

«Все регулируется, течет по расчищенным руслам, совершает свой кругооборот в полном соответствии с законом и под его защитой.

И один лишь рынок особой категории жуликов, именующих себя детьми лейтенанта Шмидта, находился в хаотическом состоянии. Анархия раздирала корпорацию детей лейтенанта.

Шура Балаганов, который считал себя первенцем лейтенанта, не на шутку обеспокоился создавшейся конъюнктурой. <. . .> И вот, на­конец, ранней весной 1928 года почти все известные дети лейтенанта Шмидта собрались в московском трактире, у Сухаревой башни. Кво­рум был велик — у лейтенанта Шмидта оказалось тридцать сыновей

¹ Общее исследование творчества М. Петровых позволяет прийти к выводу, что слово «местность» связано с мыслью о том, что у ее сверстников существовала иная, нежели у современного молодого поколения, шкала духовных ценностей, велся свой счет удач и просчетов:

Мы начинали без заглавий, Чтобы окончить без имен. Нам даже разговор о славе Казался жалок и смешон.

Я думаю о тех, которым Раздоры ль вечные с собой Иль нелюбовь к признаньям скорым Мешали овладеть судьбой...

(М. Петровых. Дальнее дерево)

^а См.: Никитин М. В. Лексическое значение слова. М., 1983, с. 23 и далее. ⁸ См.: Азнаурова Э. С. Стилистический аспект номинации словом как едини. цей речи.— В сб.: Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977, с. 86 и далее.

в возрасте от восемнадцати до пятидесяти двух лет и четыре дочки, глупые, немолодые и некрасивые»*.

Нарочитое несоответствие между терминами «анархия», «кворум», «корпорация», «конъюнктура» и предметом изложения, противоречие. между формой и содержанием, соположение несовместимого приводит в действие универсальный механизм создания иронического эффекта. Приращение смысла, появление дополнительных значений явилось ре­зультатом глобальной связности текста.

Интеграция слова текстом как сложным структурно-семантическим единством объясняет и использование слова в различных непрямых функциях в художественном произведении, например для косвенной или прямой характеристики персонажа. Включение определенного вокабуляра в ткань повествования — сигнал социальной, временной и локальной принадлежности персонажа. Слово здесь выступает как знак персонажа. Лексические единицы используются в таких функциях в различных подсистемах текста: в плане персонажей (диалогическая речь), в несобственно-прямой речи, в плане рассказчика⁸. Наряду с основным значением (первичным кодовым значением) у слова появ* ляются вторичные кодовые значения, которые могут быть поняты толь-> ко в системе всего текста.

Вторичные кодовые значения участвуют в формировании смысла, который, как упоминалось выше, складывается не только из плана со­держания текста, но и из взаимодействия последнего с контекстуаль­ной, ситуативной и энциклопедической информацией. Вплетенные в ткань авторской речи или в речь персонажей лексические единицы могут являться средством передачи дополнительной информации о дей­ствующих лицах, о их социальном и культурном статусе. Такая поли­функциональность вокабуляра, возможность его многозначной интер­претации прослеживается в приведенном ниже отрывке из романа С. Моэма:

You don't have rough weather nowadays. You should have seen the weather you had when I was a boy. I remember on one of the schooners I had I was taking a parcel of labour to Samoa from the New Hebrides and we got caught in a hurricane. I told them savages to pop over the side pretty damn quick, and I put out to sea and for three days I never closed my eyes. Lost our sails, lost our mainmast, lost our boats. Rough weather! Don't talk to me about rough weather, young fellcw.

Give him a tot of rum, George. If he's a sailor-man he don't want that stinking whisky of yours.

(5. Maugham. The Narrow Corner)

Вульгаризмы, просторечие: he don't want that stinking whisky of yours; I told them savages to pop over the side pretty damn quick— передают определенную информацию о действующих лицах. Перед

¹ Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. М., 1961.

² В книге используется интерпретация полифонической структуры текста, пред­
ложенная Л. Долежелом. См.: Dolesel L. О stylu moderni ceske prozy. Vystaba textu.
Praha, 1960.

нами предстает портрет старого морского волка, необразованного, грубого от природы и многолетней морской службы.

Более тонкое использование вокабуляра, когда слово, нейтральное в системе, становится знаком персонажа, зажигается несвойственными ему в коде коннотациями, находим у Дж. Голсуорси в романе «Сдается в наем»¹.

At the entrance to Highgate Cemetery they were delayed by service in the chapel. Soames would have liked to stay outside in the sunshine. He didn't believe a word of it, on the other hand, it was a form of insur­ance which could not safely be neglected, in case there might be some­thing in it after all.

Too fond of her He was like a man uninsured, with his ship at sea.

Fleur longing for Jon and despair made Soames regret one cannot insure happiness from going down.

Why couldn't one put happiness into Local Loans, gild its edges, in­sure it against going down.

Настойчивый повтор терминов insure, insurance, обычно употреб­ляемых в деловых бумагах, призван вызвать у читателя представление об умственном складе Сомса, накладывающем неизгладимый отпечаток даже на раздумья Сомса о судьбе самого дорогого и любимого суще­ства — дочери. Ведь и о ней, о ее счастье он думает в привычных для него терминах.

В поэме Е. Евтушенко «Казанский университет»² изменение вока­буляра находится в соответствии с полифонической структурой поэмы, с включением в нее различных голосов. Многоголосие отражено в лек­сических единицах.

«Либо подлость —

либо честность. Получестности в мире нет» — аксиома твоя,

Лобачевский, Не вошедшая, правда, в предмет. [. . .]

Твой гений,осмеяли,

оболгали. А между тем,

пока под финь-шампань Жрал вальдшнепов с брусничкою Булгарин, ты от холеры защищал Казань.

«Окстись, бабуся,—

охренела? Куда ты прешься —

входу нет!»

¹ Galsworthy J. To Let. Moscow, 1964.

² Евтушенко Е. Поэт в России — больше, чем поэт. М., 1973.

«Солдатик, боязно —

холера... Спастись бы в университет...»

В первых двух строфах звучит голос автора. Он слышен и з автор­ском неологизме «получестность», и в вульгарном «жрал», которое опосредованно характеризует Булгарина, передает авторское отно­шение к нему, содержит эмоциональные и оценочные коннотации. Ав­торская позиция определяется особенно четко в силу противопоставле­ния характеристик Булгарина и Лобачевского: А между тем.../ты от холеры защищал Казань.

В последней из цитируемых строф автор перепоручает свою роль участникам событий¹. Отсюда намеренное использование сниженно-разговорной, вульгарной лексики, создающей атмосферу подлинности изображаемого.

Как упоминалось выше, лингвистику текста характеризуют преем­ственность и новизна, хорошо отработанный аппарат исследователь­ских методов, проверенные понятия и принципиально новые понятия и методы. Поэтому привлечение под несколько иным углом зрения ма­териала, освещавшегося в исследованиях по стилистике, является вполне обоснованным. Это тем более понятно, что стилистика является одной из прародительниц лингвистики текста.

Глобальной связностью текста, его способностью интегрировать лексические единицы, принадлежащие разным стилистическим плас­там, следует объяснить и функционирование стилистически заряжен­ных слов в следующем отрывке из рассказа Марка Твена «Разговор с интервьюером» ("An Encounter with an Interviewer").

G. Why, look here! Who is this picture of on the wall? Isn't that abroth­er of yours?

A. Oh, yes, yes!., that was a brother of mine. That's William,—Bill we called him. Poor, old Bill.

G. Why? Is he dead, then?

A. Ah, well, I suppose so. We never could tell.There was a great mystery about it.

G. That is sad, very sad. He disappeared, then?

A. Well, yes, in a sort of general way. We buried him.

G. Buried him! Buried him without knowing whether he was dead or not!

A. O, no! Not that. He was dead enough. You see, we were twins, — defunct and I,—and we got mixed in the bath tub when we were only two weeks old, and one of us was drowned. But we didn't know which. Some think it was Bill. Some think it was me.

В приведенном отрывке представлена совершенно абсурдная ситуа­ция. Рассуждения о собственной смерти нелепы и вступают в противо­речие с нормами здравого смысла. Как же оформлена эта ситуация с языковой точки зрения? Абсурдность описываемого подчеркивается

¹ См.: Кухаренко В. А. Интерпретация текста. Л., 1979, с. 16.

употреблением строгого юридического термина defunct и фамильярно-разговорного фразеологизма dead enough. Оба компонента характери­зуются в системе ограниченной сферой употребления и в стилистиче­ской классификации вокабуляра по функциональному признаку являются разными членами оппозиции: литературная/разговорная лек­сика. Их роль в рассказе основывается на том, что можно назвать инва­риантным стилистическим значением. Стилистический эффект в при­веденном выше примере есть результат использования словесных знаков за рамками, предписанными системой. Механизм создания сти­листического эффекта в обоих случаях одинаков — нарушение обыч­ной, традиционной сочетаемости. И defunct, и соположенный с ним окказионально измененный фразеологизм dead enough неуместны в дан­ном контексте. Это становится особенно очевидным при соотнесении формы и содержания, при рассмотрении текста как неразрывного их единства. Как известно, именно необычная дистрибуция заряжает слово стилистически, мобилизует его стилистические потенции.

Следует подчеркнуть, что при интеграции слова текстом как един­ством высшего ранга не обязательно происходит отклонение от его системного значения. Напротив, реализация потенциальной много­значности слова, активизация латентных созначений осуществляется в большинстве случаев на фоне основного словарного значения слова, основных стилистических помет, сопутствующих слову в системе. Это представляется вполне естественным, так как без свойства стабиль­ности язык едва ли мог бы существовать как средство коммуникации.

Сказанное относится к сленгу и диалекту, который используют Голсуорси, Шоу и другие писатели. Так, например, в романе Дж. Гол-суорси «Белая обезьяна» сленг, которым широко пользуется Майкл Монт, и диалект Лондонского Ист-Энда — кокни, на котором разгова­ривает другой персонаж, Бикет, сохраняют свои системные характе­ристики. В структуре текста они приобретают и дополнительные функ­ции. Кокни — сигнал определенной образовательной и социальной шкалы, сигнал классового расслоения общества, закрепленного систе­мой образования. Сленг, щедро рассыпанный в речи Майкла,— пока­затель глубоких психологических процессов, происходящих в умах поколения «потерянных людей» — молодежи бурных двадцатых, ко­торая не хотела жить по заветам отцов, демонстрировала неконформизм в поведении, в речи, в отрицании условностей викторианской эпохи, наложившей отпечаток и на начало нашего века¹.

Sorry, Bickett, Mr. Desert has been in, but it's no go. — No, sir? Keep your pecker up, you'll get something. — I'm afryde not, sir. Well, thank you very 'eartily and I thank Mr. Desert.

В приведенном отрывке легко отличить выражения, принадлежа­щие сленгу: Keep your pecker up, и характеристики кокни: опущение "h" в 'eartily, замена дифтонгов: afryde вместо afraid.

Итак, мы наблюдали реальное бытие слова, его жизнь в тексте. Мы видели, как под действием интегративных отношений происходит

¹ Об использовании сленга см.: Кухаренко В, А, Указ, соч., с. 75 и далее.

реализация периферийных значений, активизация ассоциативных и коннотативных значений, как слово приобретает стилистическую мар­кированность, участвует в характеристике персонажей. Такая поли­функциональность вокабуляра, реализация латентных значений воз­никают в тексте как связном единстве. •