Единицы морфологического уровня

На морфологическом уровне действие интегративных отношений обнаруживается на примере местоимений, артиклей и видо-временных форм.

Что касается видо-временных форм, то на уровне текста они всту­пают в интегративные отношения. На оппозиции, существующие на парадигматическом уровне, накладываются содержательные катего­рии текста, семантические функции видо-временных форм усложня­ются. Они участвуют в выражении художественного времени, в форми­ровании точки зрения, с которой ведется повествование, в изменении временной позиции рассказчика, в переключении авторского времени на индивидуальное время персонажа и т. д. Видо-временные формы могут играть определенную роль в усложнении композиционной струк­туры, в создании множественности временных позиций^г.

Как известно, в парадигматической системе артикль является сред­ством выражения категории определенности/неопределенности.

A small narrow-built man came in the door and joined the girl, smiling at her with a sweet, spiritual expression.

(M. Spark. The Bachelors)

Употребление неопределенного и определенного артикля в данном примере нормативно. Появление неопределенного артикля в начале предложения свидетельствует о номинации неизвестного лица, опреде­ленного — об отнесенности к ранее упомянутым лицам, предметам.

The storm broke over the house. Rain fell in dark diagonals across the summer lawn. An abrupt wing bent willow trees, tore sumac, shook elms.

(G. Vidal. Washington, D. C.)

Приведенный отрывок взят из начала романа. Определенный ар­тикль (в начале романа) создает пресуппозицию общего знания у ав-

¹ Подробный анализ приращения смысла на примере видо-временных форм см.: Тураева 3. Я. Категория времени. Время грамматическое и время художественное. М., 1979.

Предметом рассмотрения книги является реализация потенциальной многознач-ности видо-временных форм, координативные и субординативные отношения между художественным и грамматическим временем, качественное своеобразие функциони­рования видо-временных форм в художественном тексте. Проблема, естественно, не может считаться исчерпанной. Интересно проследить участие видо-временных форм г; формировании категорий текста: категорий ретроспективное™, проспективное™, сцепления и др.

тора и читателя, иллюзию продолжения рассказа. Эти дополнительные функции артикль приобретает только в тексте.

Артикль не подчиняется закону случайного распределения. Он встречается в определенных позициях и является средством выражения категорий текста, а именно категорий пред- или постинформации. Эти категории тесно связаны с катафорическим! анафорическим построе­нием текста. Для неопределенного артикля характерно появление на тех участках текста, где вводится новая информация, где внимание читающего направляется вперед — катафора. Неопределенный ар­тикль участвует в формировании категории постинформации. Опреде­ленный артикль создает иную перспективу. Концентрация определен­ного артикля требует от читателя, чтобы он оглянулся на предшествую­щую информацию — анафора. Определенный артикль выступает как один из показателей категории прединформации. Эти функции артикля тесно связаны с характером номинации в предложении¹. Для иденти­фицирующей номинации характерно использование определенного артикля.

The house lay on top of a small hill about one hundred feet higher than the barn and the stables. Like all New Zealand houses, it was wooden, rambling over many squares and of one story only.

(C. McCullough. The Thorn Birds)

Употребление определенного артикля означает, что речь идет о предмете или лице (в данном случае мы имеем дело с описанием дома), уже известном читателю. Читателю известно и окружение дома (ко­нюшни, сарай). Значит, артикль в данном тексте играет роль ограни­чителя.

Интродуктивную номинацию сопровождает употребление неопре­деленного артикля.

I heard of a distinguished, pure-minded English publisher who adapted John Steinbeck's novel The Grapes of Wrath so skilfully that it became a charming little family book on grapes and other fruits, with many illus­trations.

On the other hand, a continental publisher in London had a French political book, The Popular Front, translated into English. It became an exciting, pornographic book, called The Popular Behind.

(G. Mikes. How to Be an Alien)

Интродуктивная номинация содержит первое упоминание об объ­екте, вводит его в мир повествования. В приведенном выше примере используется функциональная номинация лица. Она может занимать различные позиции — дополнения, подлежащего. Этот тип номинации часто употребляется с глаголами чувственного восприятия, как это имеет место в первом предложении.

Рассмотрим еще один пример.

¹ См.: Арутюнова Н. Д. Номинация и текст,— В сб.: Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977, с. 308 и далее,

Some years ago I spent a lot of time with a young lady who was very proud and conscious of being English. Once she asked me—to my great surprise—whether I would marry her. "No," I replied, "I will not. My mother would never agree to my marrying a foreigner." She looked at me a little surprised and irritated and retorted: "I, a foreigner? What a silly thing to say. I am English. You are the foreigner. And your moth­er, too." I did not give in. "In Budapest, too?" I asked her. "Everywhere," she declared with determination. "Truth does not depend on geography. What is true in England is also true in Hungary and in North Borneo and Venezuela and everywhere."

(G. Mikes. How to Be an Alien)

Интерес представляет движение артиклей, «игра» с артиклями. Юмор ситуации подчеркивается употреблением определенного артикля со словом foreigner. Генерализующая функция артикля поддерживает­ся на синтаксическом уровне наличием всех позиций в предложении You are the foreigner, которое противостоит эллипсису I, a foreigner? Вне текста такая семантизация артикля невозможна.

Значительные изменения претерпевает в тексте семантика место­имений (в дальнейшем будут рассматриваться только личные местои­мения). Они реализуют в тексте широкую палитру семантических и стилистических значений, могут превращаться в средство полнознач-ного обозначения личности. Происходят изменения в характере язы­ковой номинации в местоимении в тексте. Выступающее обычно как актуальный знак, местоимение в некоторых типах текстов по степени обобщенности приближается к виртуальному знаку, например, в про­изведениях лирического жанра.

Для рассмотрения языкового знака существуют следующие основ­ные посылки:

1) двусторонний характер языковой единицы, предполагающий де­
нотативную связь с определенными фрагментами действительности.
Означаемое языкового знака отражает одно из свойств (характеристик)
объекта (явления) действительности. Оно и является его денотатом;

2) любая языковая единица характеризуется диалектическим един­
ством противоположностей: способностью одновременно быть прило-
жимой к единичному явлению и к классу явлений, к отдельной опреде­
ленной вещи и к вещи вообще;

3) диалектическое единство противоположностей как особенность
языкового знака есть результат двумерной организации языка, суще­
ствования языковой системы и речи. Внеязыковая действительность
предстает как бы дважды — в системе языка и в речи. Связи слов с
внеязыковой действительностью осуществляются не прямо, а через
речь. Обобщенные (виртуальные) языковые знаки реализуются в вы­
сказывании (как актуальные речевые единицы), каждый раз соотносясь
с конкретными единичными случаями, ситуациями, событиями окру­
жающего нас мира.

Местоимение характеризуется определенными особенностями, от­личающими его от других единиц. Оно, как правило, выступает как актуальная речевая единица, соотнесенная не с классом субъектов

3S

(или предметов), а с единичным субъектом — референтом. Местоимение также выступает как одно из средств выражения категорий текста, таких, как континуум, сцепление, ретроспективность и др.

Исследованием местоимений, включенных в связный текст, зани­мались многие ученые. По мнению одного из них, Р. Харвега¹, место­имения являются универсальным средством скрепления текста. Само определение текста выводится им из наличия в тексте местоименных заместителей. Харвега справедливо упрекают в преувеличении роли местоимений, в ограниченности такого подхода к тексту. Это особенно очевидно в настоящее время, когда средства связи смежных цельных предложений, отдельных фрагментов текста разрабатываются весьма интенсивно. Связность текста определяется прежде всего единством содержания. Содержательные связи находят выражение в различных аспектах текста— от временной перспективы, от точки зрения как основного текстообразующего фактора, до таких языковых средств, как ключевые слова, синонимические ряды, повтор во всех его разно­видностях, грамматические средства связи смежных цельных предло­жений и др.

Одной из важных функций местоимения в тексте является функция субститута. Однако эта функция реализуется лишь при наличии слов полнозначной лексики, с которыми местоимение чередуется. Если такой ситуации в тексте нет, у местоимения появляется другая, не менее важная функция автосемантического обозначения личности. Под автосемантическими единицами понимают полнозначные единицы. Их противопоставляют синсемантичным единицам, лишенным такого значения.

Функция автосемантического обозначения личности проявляется у местоимения в произведениях различных жанров, однако особо сле­дует выделить лирический жанр. Безымянность заложена в самой при­роде жанра. Лирика — сугубо личное, интимное обращение поэта либо к другому «я», либо к природе, к миру... и все это на уровне глу­бинной интроспекции. Единственной возможной формой выражения личности в этих условиях является местоимение, безымянное «я», ли­рическое инкогнито².

В лирике мы наблюдаем сочетание максимальной конкретности и максимальной обобщенности, своего рода «парадигмы переживаний», модели отношений между личностью и действительностью. В таких случаях местоимение реализует свою автосемантическую природу. То, что лирика характеризуется широким использованием местоиме­ний (прономинальной направленностью), отмечалось неоднократно различными исследователями. В этой связи уместно вспомнить замеча­ние Р. Якобсона о «геометризме» лирики, которое также подчеркивает способность лирики к обобщению, к информационной емкости, способ­ность поэзии приближаться к модели отношений между личностью и миром.

¹ См.: Harweg R. Pronomina und Textkonstitution. Miinchen, 1968.

² См.: Сильман Т. И. Синтактико-стилистические особенности местоимений (на
материале немецкого языка).— ВЯ, 1970, №4, с. 81 и далее.

Особенностью художественного произведения является способность моделировать частный случай и через него бесконечное множество подобных ситуаций. Особенностям художественного текста соответ­ствуют и изменения, происходящие в семантике местоимений. Местои­мения также характеризует «геометризм», отвлеченность от конкретной единичной ситуации, породившая сравнение с математическими фор­мулами.

Таким образом, в тексте реализуется потенциальная вариативность местоимения: от максимальной конкретности до максимальной обоб­щенности, безымянности. Т. И. Сильман намечает следующее движе­ние, характерное для создания образов в лирике с помощью местоиме­ний: некое лирическое «я», лишенное подробностей материального мира, постепенно встает перед читателем, сочетая в себе конкретность живого образа, создаваемого в силу индивидуализации и появления в стихотворении каких-то деталей, с обобщенностью на уровне глубо­кого проникновения во внутренний мир героя. Это обобщенность иного уровня, чем та, что предстает перед нами в математической формуле. Таким образом, намечаются три этапа: от эмпирической конкретности жизненной ситуации до предельной обобщенности лирического «я», а затем — до степени новой конкретности, приобретаемой лирическим «я» с развитием и завершением лирического сюжета на уровне глубин­ной интроспекции ^х. Степень конкретности образа может быть различ­ной.

Сравним два стихотворения А. Блока².

Я знал ее еще тогда, В те баснословные года.

Тютчев

Прошли года, но ты — все та же: Строга, прекрасна и ясна; Лишь волосы немного глаже, И в них сверкает седина.

А я — склонен над грудой книжной, Высокий, сгорбленный старик,— С одною думой непостижной Смотрю на твой спокойный лик.

Да. Нас года не изменили. Живем и дышим, как тогда, И,вспоминая,сохранили Те баснословные года...

Их светлый пепел — в длинной урне. Наш светлый дух — в лазурной мгле.

¹ См.: Сильман Т. И. Указ. соч.

² Блок А. Сочинения в двух томах. М., 1955.

И все чудесней, все лазурней Дышать прошедшим на земле.

Созданная здесь «парадигма переживаний» носит обобщенный ха­рактер. Лейтмотив стихотворения — бренность человеческого тела, недолговечность всего материального и способность духа противостоять быстротечности времени. Обобщенный характер стихотворения способ­ствует созданию полифонии. Временные рамки раздвигаются, импли­цируя возможность бесконечной повторяемости созданной ситуации. Создается как бы двойное видение — единичность действия перепле­тается с кратностью, конкретность субъекта переживания — с макси­мальной абстрактностью. В первом случае вся совокупность элементов контекста, включая местоимения, отражает существующие вне язы­кового сознания отношения. Во втором случае моделируется не суще­ствующий вне языкового сознания мир художественной действитель­ности.

Обратимся к другому стихотворению того же поэта:

Она пришла с мороза,

Раскрасневшаяся,

Наполнила комнату

Ароматом воздуха и духов,

Звонким голосом

И совсем неуважительной к занятиям

Болтовней.

Она немедленно уронила на пол Толстый том художественного журнала, И сейчас же стало казаться, Что в моей большой комнате Очень мало места.

Все это было немножко досадно

И довольно нелепо.

Впрочем, она захотела,

Чтобы я читал ей вслух Макбета.

Едва дойдя до пузырей земли,

О которых я не могу говорить без волнения,

Я заметил, что она тоже волнуется

И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот С трудом лепится пб краю крыши, Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,

Что целовались не мы, а голуби,

И что прошли времена Паоло и Франчески.

Шутливо-ироническая интонация, форма верлибра (свободного стиха, лишенного регулярной рифмы и ритма) создают представление о повседневности, рисуют почти физически ощутимую в своей конкрет­ности реальную ситуацию. Тем не менее и это стихотворение не лишено сосредоточенного чувства. Входя в сложную структуру поэтического текста, область «стяжения» всех его элементов, их взаимодействия и взаимопроникновения, местоимения функционируют не только на мор­фологическом уровне, но и становятся носителями эстетической функ­ции. В первом стихотворении местоимения носят максимально обоб­щенный характер и создают определенную модель переживаний, в ко­торой типическое тесно переплетается с индивидуальным и образы по степени обобщенности и абстракции приближаются к символам. Во втором стихотворении доминирующим является эмпирическая конкрет­ность, создание единичной, неповторимой в своей непосредственности_: ситуации. Многозначность местоимений, их способность в сочетании с другими элементами структуры художественного текста передавать широкую гамму значения можно объяснить следующим образом:

1. Это результат интегративных отношений, вхождения местоиме­
ния в качестве компонента в состав сложной структуры, каковой яв­
ляется художественный текст.

2. Функция местоимения определяется глубинной структурой про­
изведения, семантической связностью, которой обладает текст и ко­
торая превышает связность отдельных предложений. Глубинная струк­
тура (содержание) определяет поверхностную структуру (форму), про­
ецируется на синтаксические, морфологические и фонетические сред­
ства текста.

3. Местоимения являются одним из средств выражения таких ка­
тегорий текста, как сцепление, информативность, интеграция и др.

Таким образом, функционирование личных местоимений, артиклей, видо-временных форм не может быть адекватно объяснено в рамках грамматики предложения. Их исчерпывающая характеристика тре­бует учета текстовых норм.

§ 4. Предложение в тексте

Предложение также является лишь относительно самостоятельной единицей. Целый ряд вопросов, связанных с функционированием пред­ложений, таких, как актуальное членение, выбор коммуникативного типа предложения, характер номинации в предложении, может найти свое объяснение лишь в рамках грамматики текста.

При реализации модели предложения в конкретной речевой ситуа­ции изменения затрагивают в основном порядок слов, интонационное оформление, актуальное членение, авто- и синсемантию элементов, входящих в предложение. В последнее время возрос интерес к изуче­нию значений предложения, возникающих в контексте, типизирован­ных и индивидуальных, узуальных и окказиональных.

Только изучение текста проливает свет и на механизм объединения смежных цельных предложений, на актуализацию связей между ними с помощью лексических, лексико-грамматических и других средств.

Структуру и семантику предложения следует рассматривать на двух уровнях — языка и речи. Вместе с тем в языковой действитель­ности есть единое предложение, единая модель (структурная схема), в которой потенциально заложена возможность ее речевых реализаций в связи с употреблением в различных контекстах.

The sea is high again today with a thrilling flush of wind. In the midst of winter you can feel the inventions of spring. A sky of hot nude pearl until midday, crickets in sheltered places, and now the wind unpacking the great planes, ransacking the great planes.

(Lawrence Durrell. Justine)

Приведенный выше фрагмент открывает роман. Он дает возможность проследить те функционально-семантические изменения, которые пре­терпевает предложение, включаясь в состав связного текста.

Интерес представляет первое предложение. В 'контексте происхо­дит приращение смысла, реализация не только основного семантиче­ского ядра значения, но и дополнительных созначений, заложенных в глубинной семантике предложения The sea is high again today... Она заключается в предположении о невысказанных антецедентах. Бурное море, порывы ветра будят у рассказчика воспоминания о дру­гих днях, безвозвратно ушедших в прошлое. О них напоминает и первое дыхание весны. Эти неявно выраженные мысли, лишь имплицитно присутствующие в тексте, возникают на основе сочетания и взаимодей­ствия эксплицитно выраженных единиц разных уровней. Так, если на лексическом уровне эти значения передаются с помощью наречия again, то на уровне предложения значимым является характер номи­нации. Первое предложение содержит идентифицирующую номина­цию, которая является одним из средств выражения прединформации. Оно построено так, чтобы создать иллюзию повторного называния. Идентифицирующая номинация предполагает отнесенность к предмету, известному не только автору сообщения, но и его получателям. Таким образом, мы наблюдаем здесь отклонение от полной модели текста, в состав которой иногда включают интродуктивную номинацию¹. Однако, по нашим наблюдениям, в литературе полная модель встре­чается редко. Она характерна лишь для идеальной модели текста.

Как упоминалось выше, формальный показатель идентифициру­ющей номинации — определенный артикль. Номинация имеет четкую предметную соотнесенность. Сочетание определенного артикля с на­рицательным существительным sea в контексте данного отрывка и всего произведения приближается по характеру номинации к имени собственному.

Анализируемый отрывок имеет описательный характер. Это под­тверждается типом сказуемого (именное составное), за которым за­креплено выражение признакового значения, а также именным строем предложений, который подчеркивает не деятельностный аспект, а чув-

¹ См.: АрутюноваН. Д. Номинация и текст.— В сб.: Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977, с. 308 и далее.

ственный опыт. Смысловая завершенность и коммуникативная целост­ность абзаца способствуют появлению дополнительных значений у предложения, значений, которых у него нет в языковой системе. Так, анализируемый абзац построен на сочетании двух принципов: анафори-ческого и катафорического. Первое предложение построено по анафори­ческому принципу. Оно как бы отсылает читателя к картинам бурного моря, которые живут в его памяти. Второе предложение предполагает катафорическое (прогрессивное) развитие повествования: происходит конкретизация предикативной единицы, нанизывание деталей, сви­детельствующих о приближении весны. Это окрашенное в чистые пер­ламутровые тона небо, это и сверчки, подающие голоса из своих зимних убежищ, и ветер, гуляющий по равнинам. Все эти предвестники весны ассоциируются со сменой времен года, с уходом зимы и наступлением тепла. Такое построение абзаца включает предложения, входящие в его состав, в передачу определенных категорий текста.

Анафоричность начального предложения, неявно присутствующая в нем мысль о том, что все это рассказчик видел уже не раз, создает значение кратности, способствует созданию подтекста.

§ 5. Образная система

Глобальная связность текста, роль интегративных отношений про­является и на уровне образной системы текста. Тропы рассматривают как явления вторичной номинации, как включение в семантическую структуру слова, являющуюся вероятностно-стохастической структу­рой, концептов, так или иначе ассоциируемых с основным ядром значе­ния. Ассоциативные значения, которые слово может приобретать в тек­сте, реализуются с большей или меньшей степенью вероятности в за­висимости от семантического расстояния между системным (узуальным) и контекстуальным (окказиональным) значением. Настоящее проникно­вение в образ, постижение образа во всей его многогранности и глубине возможно лишь в рамках целого. Мы не имеем в виду чисто лингвисти­ческий анализ механизма создания таких стилистических приемов, как метафора, метонимия, ирония и др., где необходим анализ одновремен­ной реализации двух и более значений, где основная роль принадлежит не контекстологическому анализу, а компонентному разложению на семы, изучению словарных статей и пр. Образная система непосред­ственно связана с эстетико-философской концепцией автора и является наиболее личностным компонентом стиля, индивидуальной манеры писателя. Так, не надо быть особенно искушенным читателем, чтобы по нескольким приведенным ниже строчкам определить имя их созда­теля:

Туман, к забастовщикам лети молоком. Камни, обратитесь в румяные хлеба.

(В. Маяковский)

Я по первому снегу иду.

В сердце ландыши вспыхнувших сил.

Вечер синею свечкой звезду Над дорогой моей засветил.

(С. Есенин) Нет имени тебе, мой дальний.

Вдали лежала мать, больна.

Над ней склонялась все печальней

Ее сиделка — тишина.

Но счастье было безначальней, Чем тишина. Была весна.

Ты подходил к стеклянной ДЕери И там стоял, в саду, маня Меня, задумчивую Мэри, Голубоокую меня.

Я проходила тихой залой Сквозь дрему, шелесты и сны... И на балконе тень дрожала Ее сиделки — тишины...

Мгновенье — в зеркале старинном Я видела себя, себя... И шелестела платьем длинным По ступеням — встречать тебя.

И жали руку эти руки... И трепетала в них она... Но издали летели звуки: Там... задыхалась тишина.

И миг еще — в оконной раме Я видела — уходишь ты...

И в окна к бедной, бедной маме С балкона кланялись цветы...

К ней прилегла в опочивальне Ее сиделка — тишина.

Я здесь в моей девичьей спальне, И рук не разомкнуть... одна...

Нет имени тебе, весна.

Нет имени тебе, мой дальний.

(А. Блок)

Тезис стихотворении — торжество жизни, всепобеждающая сила любви и как антитезис этой теме — приближение смерти близкого че­ловека. Антитезис не сформулирован прямо.,Используется метафориче­ский образ. Слово «тишина» представляет собой пример вторичной но­минации. Под влиянием контекста основное значение приглушается и возникает новое — вечная тишина, вечный покой, ассоциируемый со смертью. Метафоризация имени, персонификация, сочетание по прин­ципу оксюморона: «...но издали летели звуки: там... задыхалась ти­шина», «и на балконе тень дрожала ее сиделки — тишины...» и др.— строятся по принципу вторичной номинации. В результате этого воз­никает необычная дистрибуция.

Лингвистический механизм приходит в действие только в силу ин­теграции текстом слов, моделирующих образ. Парадигматические от­ношения связывают между собой элементарные значения слова, од­нако в них лишь латентно заложена возможность ассоциации «тишины» с представлением о смерти. Синтагматические отношения придают ди­намизм потенциям имени, приводит их в действие. Необычная соче­таемость слова вызывает к жизни значения, несвойственные слову в системе. Полная реализация образа осуществляется в результате ин­теграции части целым. Смерть, неотвратимо настигающая мать, не может победить любовь. Триумф жизненных сил и любви составляет центральный образ поэтического произведения.

Тема и образ в их пересечении отражают особенности сферы, из которой поэт заимствует темы для сравнения и образы для их распро­странения. Внимательное изучение образных средств помогает более глубокому проникновению в склад мышления писателя, в его умение находить сходное в несходном¹. Это иллюстрируют и приведенные ниже примеры из английских источников.

My mistress eyes are nothing like the sun; Coral is far more red than her lips' red; If snow be white, why then her breasts are dun; If hairs be wires, black wires grow on her head.

(W. Shakespeare. Sonnets)

Sky lowered, and muttering thunder some sad drops Wept at completion of mortal sin.

(Milton. Paradise Lost)

Созданные в любом произведении образы входят в общую систему произведения, связаны с мировоззрением автора, с его восприятием

¹ В семантической структуре образных средств традиционно усматриваются два обязательных компонента: тема соответствует характеризуемому явлению, образ — явлению, привлекаемому для характеристики первого. Иногда выделяется и третий компонент — основание сравнения. См., например, Пауль Г. Принципы истории язы­ка. М., 1960; Ullmann St, Language and Style. N, Y., 1964,