Реферат Курсовая Конспект
МАЛЕНЬКИЕ ЛИНГВИСТЫ - раздел Лингвистика, ЯЗЫК И РЕБЕНОК. ЛИНГВИСТИКА ДЕТСКОЙ РЕЧИ ...начиная С Двух Лет Всякий Ребенок Становится На Короткое Время Гениальным...
|
...Начиная с двух лет всякий ребенок становится на короткое время гениальным лингвистом, а потом, к пяти-шести годам, эту гениальность утрачивает.
(К. И. Чуковский)
Одна из задач лингвистов заключается в том, чтобы по тем или иным фактам, отмеченным в речи, составить заключение о механизме, лежащем в ее основе и управляющем речевой деятельностью всех говорящих на данном языке, т.е. о языке как таковом.
В каком смысле можно воспринимать ребенка в качестве лингвиста? Ведь он не владеет даже элементарными лингвистическими
понятиями, необходимыми для анализа. Он не знает, что такое приставка, корень, суффикс, синоним, антоним и пр.
Одни исследователи полагают, что осознавать язык в качестве отдельного феномена ребенок способен лишь в школьном возрасте, при этом необходимо вмешательство педагога, объясняющего суть языковых явлений; другие, напротив, утверждают, что осознание языка доступно даже двухлетнему малышу. Кто же из них прав?
Дело, очевидно, в том, что мы понимаем под анализом языка (ме-таязыковой деятельностью). Можно выявить разную степень осознанности своего речевого поведения и речевого поведения других (см. разграничение разных уровней осознанности в работах А.Н.Леонтьева, а также зарубежных исследователей Е.Кларк, Д.Слобина и др.). Изучением метаязыковых способностей детей много занимается эстонская исследовательница Т.Тульвисте.
Существует целая сеть явлений метаязыкового порядка — от скрытого осознания языковых фактов до развернутых высказываний метаязыкового характера, рассуждений ребенка о языке.
Уже двухлетние дети способны исправлять ошибки в своей речи и замечать ошибки других. Многочисленные примеры такого рода привел в свое время А. Н. Гвоздев. Так, Коля Ш. в 2 г. 3 мес. огорчался, если не мог повторить за матерью какое-нибудь новое слово, и сокрушенно произносил «НЕ ИМЕЮ» (не умею).Женя Гвоздев в 2 г. 10 мес. отмечал недостатки в произношении своего двоюродного брата Володи (тот произносил мягкое Л вместо/), что ускользало от внимания взрослых: «Мама, Володя ТАКАЛЯ говорит вместо ТАКАЯ».
Уже двухлетние дети умеют, как правило, менять свое речевое поведение в зависимости от взятой на себя роли в различных играх и инсценировках. Они меняют интонацию, лексический строй речи при переходе от одной роли к другой.
Постепенно появляется способность адаптировать свою речь к условиям общения, например называть незнакомых взрослых на «вы», использовать специальные, вежливые формы и т.п.
Замечено, что с 4—5 лет дети говорят с младшими по возрасту детьми более короткими фразами, чем с погодками или со взрослыми.
Двухлетние дети ощущают, удачно или неудачно общение, и при необходимости не только повторяют, но и изменяют свои высказывания, чтобы собеседник смог их понять. В весьма раннем возрасте начинается осмысление ребенком фонетических, лексических, позднее — грамматических, еще позднее — собственно стилистических явлений.
Одно из первых лингвистических открытий, которое совершает любой ребенок, овладевающий родным языком, — тот факт, что все
предметы имеют имена. Это, по наблюдениям В. Штерна, происходит обычно в возрасте полутора лет. К такому открытию ребенка постепенно подводят окружающие, которые неустанно называют имена предметов, как только видят, что он обращает на них внимание. Многие дети начинают в это время задавать вопросы о том, как называется тот или иной предмет. Вербальных средств в их распоряжении пока еще очень мало, и самые продвинутые из них изъясняются с помощью высказываний, включающих не более двух слов, причем настоящих вопросительных предложений они также еще не умеют конструировать. Поэтому дети либо указывают на предмет и издают вокализацию, имеющую определенный устойчивый интонационный контур, который на фоне достаточной очевидности ситуации помогает матери осознать намерения ребенка и правильно отреагировать на него, либо произносят что-то вроде «Это?» с той же вопросительной интонацией. Часто они просто останавливают свой взгляд на том или ином предмете и ждут, пока мать скажет им, как предмет называется. Если в лексиконе уже имеется нужное слово, то они произносят его, указывая на предмет, и ждут одобрения. Случается, что ребенок повторяет слово много раз до тех пор, пока не услышит подтверждения взрослых. В этот период происходит интенсивное обучение, в котором ребенок принимает самое активное участие, побуждая мать неустанно поставлять ему все новые и новые словесные единицы и проверяя правильность словоупотреблений. Удивительна настойчивость ребенка, словно ощущающего необходимость такого обучения.
Студенты, проводившие обследование в доме ребенка, зафиксировали эту стадию у нескольких детей более позднего возраста, речевое развитие которых задержалось в условиях психической деп-ривации. Так, трехлетняя Юля тыкала пальчиком в картинку и произносила то или иное слово много раз, пока не слышала: «Правильно, это собачка», «Да, это мишка».
Выяснив, что каждый предмет имеет определенное название, ребенок в течение некоторого времени находится на позициях «словесного (номинального) реализма», т.е. пола!чает, что имя есть неотъемлемое свойство вещи и не может быть изменено человеком. Лишь постепенно (часто с помощью взрослых) у него складывается представление о том, что слова создаются людьми и в этом есть некоторый элемент условности, произвольности. Впрочем, наблюдения показывают, что уже четырехлетние дети часто понимают этот факт.
Постепенно ребенок открывает в производных словах так называемую внутреннюю форму (мотивированность значения и звучания через связь с другим словом, являющимся по отношению к данному слову производящим). Возникают многочисленные вопросы
относительно того, почему данный предмет называется так, а не иначе. «Белку неправильно назвали, надо было назвать ее РЫЖ-КОЙ». Вопросы о значениях неизвестных слов часто сопряжены с попытками выяснить эти значения самостоятельно, опираясь на их звучание: «ЛЬСТЕЦ — это кто листья собирает», «ПАРОДИСТ -это кто по радио что-нибудь объявляет». В некоторых случаях ребенку удается самостоятельно обнаружить реальную этимологию слова, в других случаях он ошибается, но и в ошибках всегда есть логика и здравый смысл.
На продвинутом этапе ребенок в состоянии понять, что одно и то же слово может иметь разные значения. Осознав этот факт, он иногда критикует некоторые неудачные, по его мнению, значения во взрослом языке. Так, четырехлетнему Пете (пример из дневниковых записей Вельского) не нравится слово нож применительно к части мясорубки. «Не зовите его ножик, а зовите ЗВЕЗДОЧКА», — просит он взрослых. По этому примеру видно, что период «номинального реализма» остался для ребенка позади.
На определенном этапе своего метаязыкового развития ребенок обнаруживает наличие в языке омонимов и стремится развести их в своей речевой деятельности, как бы предвидя возможные помехи в понимании сказанного. Так, пятилетняя Оксана С. обнаружила, что одинаково звучат слова гриб и грипп (применительно к речи детей «от двух до пяти», существующей в устной, а не в письменной форме, явления омонимии и омофонии фактически не разграничены, и омонимию разумно трактовать широко — с включением слов, которые различаются своим письменным обликом). Оксана сказала: «У МЕНЯ ГРИПП». И тут же, спохватившись, что ее могут неправильно понять, добавила: «Это не тот ГРИБ, которого едят, а тот... которым болеют». Шестилетняя Вика нечаянно натолкнулась на омоформы три именительный падеж числительного и три — повелительная форма глагола тереть. «Смотри, мама, как интересно: я могу сказать: «раз, два, три...» и еще — «Три меня мочалкой посильнее». Она же в семилетнем возрасте увидела двусмысленность фразы «Люблю, когда трут» (меня трут)и «Люблю, когда труд» (трудятся все). В том же возрасте она обнаружила три использования звукокомплекса с дачи /сдачи: «Когда в кассе деньги дают, сдачу, когда тебе сдачи дают, и еще — приехала с дачи». Алеше ТУТ, мать читает книжку: «Слон спрашивает: «Что такое охота?» Алеша смеется: «Спать охота!»
Ребенок чувствует, что «детское», несовершенное произнесение слов может привести к совпадению их звуковых оболочек. Пятилетний Женя Гвоздев замечает, осуждая речь маленькой Олечки: «Олечка, когда БОЛЬШАЯ называет себя, говорит БАСАЯ как ГОЛАЯ».
Интересно осмысление детьми фразеологизмов как особых лексических единиц. Ребенок сплошь и рядом критикует «взрослое» словоупотребление. Вот мать читает тому же Алеше сказку Мамина-Сибиряка «О Комаре Комаровиче». Там есть фраза, произнесенная кем-то из персонажей-насекомых: «Мы едва унесли от него ноги, а то бы он всех нас передавил!» Алеша поправляет: «Унесли от него КРЫЛЬЯМ Алеше в это время 6 лет 8 мес.
Дети чрезвычайно чувствительны к искажениям звукового облика слов. Более того, они в состоянии ощутить их неслучайный характер. В ряде случаев в современном языке заметны колебания между твердым и мягким произношением согласных перед Э. Это относится к словам, заимствованным из других языков: в начальном периоде появления слова в русском языке смягчения согласной не было, затем, по мере его «обрусения», согласные начинают смягчаться (ведь в исконно русских словах согласный перед Э всегда мягкий: лес, речка, ветер, небо}. В чужеземных словах, которые давно живут в русском языке, согласные уже успели смягчиться, в некоторых словах продолжает употребляться твердый согласный; не менее трех десятков слов переживают в настоящее время период колебаний: часть носителей языка употребляет твердый вариант, часть — мягкий. Ср. ба[с'э]йниба[сэ]йн, [д'э]кани[дэ]-кан, му[з'э]й» и му[зэ]й, кр'э]м и крэ]м и т.п.
Как показывают наблюдения, дети трех-четырехлетнего возраста иногда могут сопоставить оба варианта и сделать выбор в пользу одного из них. Так, четырехлетний Миша сообщает матери впечатления о своем первом дне в детском саду: «Ты знаешь, мама, у нас воспитательница — иностранка! Она говорит: «Дети, идите КОФЭ пить!» Ребенок уже произвел некоторые обобщения чисто лингвистического характера и оказался в состоянии оценить «чужерод-ность» звукового облика слов, в которых отсутствует смягчение согласного перед Э.
Недавно было проведено специальное обследование детей от 2 до 6 лет, с целью выяснить, способны ли дети осознать наличие двух вариантов произношения слова и оценить один из них как предпочтительный. Было отобрано 20 слов, в которых наблюдаются колебания твердости/мягкости согласного. Выяснилось, что почти во всех случаях дети предпочитали тот вариант, который употреблялся их родителями. Очень редко дети не узнавали слова в непривычной для них звуковой форме. Так, Саша (4 г. 9 мес.) не узнала слово пюре, произнесенное с [Р*].
Оказалось, что применительно к данному возрасту можно говорить о двух, по крайней мере, уровнях осознания ребенком существующей языковой нормы. На первом (начальном) этапе дети ре-
шительно отвергают тот вариант, который считают неправильным: «Так никто не говорит! Нет такого слова!» Нина замечает по поводу произношения слова антенна с мягким [Н']: «АНЬТЕННА! Так нельзя говорить! Это нехорошо и неправильно, и очень». Женя (3 г. 11 мес.) категорически отверг возможность произнесения слов кофе, акварель, бассейн с твердыми согласными — в полном согласии с тенденциями современной языковой нормы. Любопытно, что дома у него говорят бассэйн, не смягчая согласной. Ребенок оказался в состоянии получить представление о норме из более обширного окружения, чем семья, и забраковать «семейное» произношение, опираясь на новую и обладающую потенциальными возможностями норму. На втором этапе ребенок приходит к осознанию возможности сосуществования различных вариантов произнесения одного и того же слова. Выяснилось, что дети уже обращали внимание на различное произнесение некоторых слов членами семьи. Так. Леся (2 г. 6 мес.) заметила, что папа говорит свитер, а мама — свитэр: а Женя (3 г. 11 мес.) — что, в отличие от остальных членов семьи, его мама и бабушка говорят крэм и музэй. Алиса (5 лет 1 мес.) поделилась своими наблюдениями, сопоставив речь разных людей: «Я мажу руки КРЕМОМ, а тетя Алена — КРЭМОМ. Игорь говорит БАССЕЙН, а Нина — БАССЭЙН, Саша - БАССЭЙН, Света - БАССЭЙН». Все ее наблюдения были проверены, и оказались совершенно правильными. Хотя все члены семьи Жени произносят слово бутерброд с твердым согласным, он считает более правильным «мягкий» вариант. Ребенок в данном случае ощущает общее направление языковых изменений и несколько забегает вперед, словно ориентируясь на норму своего поколения. Не менее чутки дети и к разного рода грамматическим явлениям. Они могут осознавать категории рода и числа существительных. «Кроватка — женщина, а диван — мужчина», — объясняет сам себе различие двух слов мальчик в 2 г. и 8 мес. В языковом сознании ребенка создается сначала оппозиция родов существительных, обозначающих людей различного пола, а затем она уже переносится на неодушевленные существительные. Основываясь на грамматическом роде, четырехлетняя девочка предположила, что лань — жена оленя. Пятилетний мальчик умудрился даже перенести разграничение мужского и женского рода в область других частей речи (союзов и частиц), опираясь на чисто формальные признаки. «ХОТЬ — это он, а ХОТЯ — она?» — задает он вопрос. «Мама, как зовут СВИНА? Кабан?» — спрашивает девочка постарше. Ясно, что она ощущает ненормативность созданного ею родового коррелята СВИН и ищет настоящий, т. е. существующий в языке взрослых коррелят. Оказывается, она даже знает его, но ее, видимо, смущает разнотипность фонетического оформления данных форм (супплетивизм).
Кирилл, один из героев книги В. С. Мухиной «Близнецы», самостоятельно открыл существительные общего рода. Он, однако, не знал, как они называются, и посчитал, что они среднего рода. «Предметы бывают мужского рода и женского. А еще среднего. Я — среднего», — рассуждает он. «Это почему же? Ты не мальчик и не девочка?» — спрашивает его мать. Он на это рассудительно отвечает: «Нет! Кира есть мальчик и Кира есть девочка». В данном случае не имеет значения, что он назвал обнаруженный им класс слов словами среднего, а не общего рода.
Девочка шести лет (Маша) сочинила маленькое стихотворение о щипцах:
«Молодцы-гципцы, Колют сахар и орехи, Раздаются С МЕХИ».
Когда ее спросили, почему СМЕХИ, а не смех, она ответила: «Смеюсь ведь не я одна, а Володя и Владик тоже». В самом деле, если отвлеченные существительные, именующие действия, могут иметь формы множественного числа, почему бы им не обозначать расчлененность действия в пространстве и времени?
Для ребенка труден выбор между числительными два и две, оба и обе, определяемый родом существительного. Поскольку в других числительных нет таких вариантных форм, невозможно проводить какие бы то ни было аналогии. До двух с половиной — трех лет ребенок, как правило, еще не может выбрать верную форму числительного. После трех лет ошибки уже единичны. Интересен, однако, не сам выбор формы, а уровень осознания этого выбора, т. е. определение того, способен ли ребенок мотивировать предпочтение, оказываемое одной из двух форм. Пятилетней Даше показывали картинки, изображающие разные предметы, а она должна была сказать, что таких предметов два (или две}. Девочка не ошиблась ни разу, однако на вопрос, почему она в одном случае говорила два, а в другом — две, отвечала: «Просто мне так нравится, и все». На этот вопрос часто не могут ответить и взрослые, в чем лишний раз проявляется различие между навыком практического пользования языком и способностью к его теоретическому осмыслению. Большая часть языковых правил существует для взрослого человека на уровне подсознания. Некоторые из них изучались в школе, но давно забыты; многие правила, регулирующие нашу речевую деятельность, не входят ни в школьную, ни в вузовскую программу, а некоторые даже не описаны лингвистами. Это обстоятельство не мешает носителям языка использовать их в своей речевой деятельности. Однако ребенок в этом отношении отличается от взрослого тем, что
в детские годы метаязыковое сознание активизировано, оно выступает как важное подспорье в усвоении языка. Ответ Даши «Просто мне так нравится» свидетельствует не об отсутствии у нее языкового чутья (в противном случае она бы не могла выбирать правильные варианты форм числительных), а о том, что это явление не переведено в «светлое поле сознания» и находится в тени, как бывает и у взрослого.
Дети различаются по своей склонности к метаязыковому анализу. Если Даша не проявляла особого интереса к анализу языковых явлений, то этого нельзя сказать о другом ребенке, например о Шуре, которая моложе Даши на год и воспитывается в детском доме. Мы наблюдали такую сцену. Воспитательница ведет за руку двоих детей: мальчика Сашу и девочку Сашу. Впереди бежит пятилетняя Шура. Воспитательница произносит: «Уменя два Саши» и тут же слышит смех Шуры: «Вы сказали, что Саша — мальчик, а Саша ведь девочка». Шура не только почувствовала ошибку в чужой речи, но и смогла фактически обосновать правила выбора между два и две.
Аналогичная ситуация со словами оба — обе, где выбор также регулируется родом существительного. Алеша (6 лет 7 мес.) рассказывает в автобусе о том, что при игре в шахматы партнер съел у него ферзя, а он у партнера — двух коней: «Яу него ОБЕИХ КО... Ой, хотел сказать — ОБЕИХКОНЕЙ1» «А почему так нельзя сказать?»', «Потому что они не кобылы. ОБЕ — это о девушках, а ОБА — о мальчиках».
Умение педагогов и родителей сохранить, поддержать этот живой интерес к языку, который наблюдается в дошкольном возрасте, — залог успешного обучения детей в школе.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
С Н ЦЕЙТЛИН... ЯЗЫК И РЕБЕНОК... ЛИНГВИСТИКА ДЕТСКОЙ РЕЧИ...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: МАЛЕНЬКИЕ ЛИНГВИСТЫ
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов