рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Кокетка

Кокетка - раздел Литература, Кейт Форсайт Старая сказка   Париж, Франция – 1676–1678 Годы   ...

 

Париж, Франция – 1676–1678 годы

 

Своего второго любовника я соблазнила с помощью черной магии.

В жизни не собиралась ввязываться в это темное дело. Знай я тогда, что ступаю на скользкую дорожку паутины лжи, отравлений, убийств и сатанизма, то ни за что бы не поехала к ведьме Ля Вуазен и, соответственно, не попала бы в поле зрения Огненной палаты, этого мрачного трибунала, который отправил тридцать четыре человека на костер, а сотни других подверг мучительным пыткам, ссылкам и изгнанию из страны.

Мне всего лишь хотелось жить собственной жизнью.

 

* * *

 

Месяцы, прошедшие после разрыва с Мишелем, были ужасными. Я потеряла должность фрейлины при королеве, которая решила, что отныне ей будут прислуживать лишь респектабельные замужние дамы. Я также лишилась жалованья, а вместе с ним – и комнат в Лувре, Фонтенбло, Сен‑Жермен‑ан‑Ле и замечательном новом дворце, который король выстроил в Версале. Герцогиня де Гиз предложила мне место в своем доме, надеясь обратить в католическую веру. Я настолько отчаянно стремилась остаться при дворе, что решила, что выдержу и это испытание.

Как же я ошибалась! Оно оказалось невыносимым.

Герцогиня де Гиз все время проводила в молитвах, и от меня ожидала того же. А после того как ее сын упал с лошади, расшибся и умер в страшных мучениях несколько дней спустя, положение дел лишь усугубилось. Во дворце герцогов Орлеанских в Париже, где он скончался, ей все напоминало о его смерти, и она более не могла оставаться там, удалившись в свое поместье в Нормандии, более чем в ста милях от столицы. Здесь мне день и ночь приходилось выслушивать проповеди, наставления и молитвы. Герцогиня терпеть не могла праздности и давала волю подозрениям, завидев меня с пером в руке, так что писать я могла лишь глубокой ночью, при неверном и скудном свете украденных свечных огарков. Мне пришлось прятать в укромном месте и свои записи, и письменные принадлежности, чтобы ее слуги и шпионы не обнаружили их. Она заставляла меня носить глухие черные платья, как было в обычае у тех, кто прислуживал членам королевской фамилии. Протестовать, что королева никогда не требовала от своих фрейлин быть похожими на ворон, было бессмысленно; герцогиня лишь презрительно фыркнула и заявила:

– Да ведь она – испанка, – таким тоном, словно хотела сказать: «Да ведь она – дура. А с дурочки какой спрос?»

Летом 1676 года королева устраивала пышное празднество в Шато де Сен‑Жермен‑ан‑Ле по случаю возвращения короля, который воевал с голландцами и отсутствовал целых пятнадцать месяцев. Будучи кузиной короля, герцогиня де Гиз первой получила приглашение, и я с радостью последовала за нею. За прошедший год это был мой первый визит в Сен‑Жермен, главную резиденцию Его Величества.

Экипаж герцогини с грохотом вкатился под позолоченную арку ворот и, подпрыгивая на булыжниках мощеной аллеи, покатил к шато. Вытянув шею, я разглядывала в окно аккуратные зеленые лужайки, фигурно подстриженные кусты и деревья и сверкающую струю воды, которую извергала статуя смеющегося золотого бога. Вдали виднелись предместья Парижа. На глаза мои навернулись слезы, и я поспешно потянулась за носовым платком.

– Что за глупости, мадемуазель, – заявила герцогиня де Гиз. – Утрите слезы и ведите себя с достоинством, приличествующим тому, кто служит дочери Франции.

Я откинулась на спинку сиденья и промокнула глаза, чувствуя, как меня буквально распирает от радости. Целую неделю или даже две я смогу танцевать, слушать музыку, ходить в театр и разговаривать о чем‑нибудь еще, кроме моего греховного и постыдного отказа предать веру своих родителей. Быть может, мне даже будет позволено сбросить опостылевшую униформу и надеть яркое весеннее платье, наподобие тех, что облегали фигуры дам, прогуливающихся по гравийным дорожкам. Их наряды были мягкими, прозрачными и романтичными, расшитыми цветами, с широкими рукавами, перехваченными на запястьях бархатными лентами. В ушах и завитых волосах у них сверкали драгоценные камни. Я опустила глаза на свое простое черное платье и горестно вздохнула.

– По крайней мере нам не придется терпеть присутствие этой женщины, – провозгласила герцогиня де Гиз, готовясь сойти из экипажа на землю, когда он остановился перед дворцом. – Она не посмеет вновь показаться при дворе.

Я же сочла это досадным недоразумением. Мне нравилась Атенаис, которую церковь вынудила покинуть двор после того, как она девять лет пробыла королевской maitresse en titre и родила ему пятерых внебрачных детей. Когда я впервые прибыла ко двору в возрасте шестнадцати лет, чтобы стать фрейлиной королевы, Атенаис была в самом расцвете славы. Я же была испугана, ошеломлена и тосковала по дому, остро сознавая, сколь старомодны мои наряды и манеры, и страдая от отсутствия друзей и союзников.

Атенаис научила меня играть, дала мне адрес своего портного и посвятила в некоторые тонкости придворного этикета. «Запомните: никогда не стучите в дверь, а лишь царапайте ее ногтем мизинца. Если вы видите, как слуги несут по коридору королевский обед, вы должны сделать реверанс до земли, как будто перед вами стоит сам король. И самое главное – не вздумайте садиться в присутствии короля и королевы или кого‑либо из других представителей королевской фамилии. Если только вы не сидите за игральным столом, разумеется. Думаю, именно поэтому мы все очень любим играть. Это – единственный случай, когда нам дозволяется сидеть».

Атенаис так долго оставалась верховной владычицей – дамы подражали ее прическам и нарядам, а мужчины восхищались ее умом и выстраивались в очередь, добиваясь ее благосклонности, – что я с трудом представляла себе двор «короля‑солнце» без нее.

– Не понимаю, почему этой особе позволено оставаться в такой близости от королевского двора, – продолжала герцогиня, расправляя свои юбки. – Ее следовало бы поместить в монастырь, как и ту шлюху с мертвенно‑бледным лицом.

– Не представляю, чтобы Атенаис согласилась обрить себе голову и проводить целые дни на коленях, в молитве, подобно бедной Лавальер.

У меня до сих пор не укладывалось в голове, что первая maitresse en titre короля, прекрасная и утонченная Луиза де Лавальер, действительно пожелала стать сестрой Луизой де ля Мизерикорд в монастыре кармелиток, одном из самых суровых и строгих монашеских орденов. Хотя как‑то Атенаис обмолвилась в моем присутствии, что Луиза долгие годы носила власяницу под платьем. Впрочем, незадолго до своего изгнания она и впрямь выглядела исхудавшей и осунувшейся, а ведь ей еще и приходилось ездить повсюду за королем в одном экипаже с королевой и Атенаис, которая давно уже заменила ее в постели Его Величества.

– Что ж, по крайней мере, королеве более нет надобности сносить ее присутствие при дворе. Королю следует зачать новых наследников, а не усыновлять своих бастардов.

Герцогиня де Гиз знаком повелела мне следовать за собою, после чего вошла в облицованный мрамором вестибюль. Я поспешила следом, вновь наслаждаясь роскошью королевского двора. Даже воздух здесь пах изысканнее, чем где‑либо в ином месте, напоенный тонким ароматом цветков апельсинового дерева, любимыми духами короля.

Я стояла вместе с несколькими фрейлинами поодаль, когда внимание мое привлек отдаленный негромкий ропот. Мы дружно вытянули шеи, пытаясь разглядеть, что там происходит. Шум стал громче, и король, нахмурившись, поднял голову. Он не любил неожиданную суматоху и волнение.

В комнату впорхнула Атенаис, и сотни золотистых кудряшек затанцевали вокруг ее лица. Кожа ее отливала белизной мрамора, губы были алыми, как коралл, а в правом уголке губ красовалась черная мушка в форме сердца, a la coquette. Она подплыла к королю и присела в низком реверансе, позволяя ему – и всем нам – полюбоваться глубокой ложбинкой меж великолепных грудей.

Король встал и поспешил навстречу, протягивая к ней руки и называя ее по имени. Мы же застыли, как громом пораженные. Король не вставал ни перед кем. Король никого не обнимал. Королеве и герцогиням пришлось немедленно подняться на ноги, скрипя зубами от ярости. Атенаис же улыбалась, глядя, как король завладел ее обеими руками.

– Благодарю вас за ваши письма, сударыня, – сказал король. – Своим светом они скрасили немало скучных дней.

– Я очень рада, – ответила Атенаис. – Вы же знаете, что я думаю о вас каждую минуту.

Я не смогла сдержать улыбку. Ее смелость заслуживала восхищения. Атенаис, должно быть, прошла все круги ада после столь долгого отлучения от двора, и теперь играла ва‑банк. Я тайком огляделась по сторонам. Королева застыла на месте, словно каменное изваяние, судорожно комкая в руках проймы своего уродливого испанского платья. Герцогиня де Гиз выглядела так, словно только что хлебнула уксуса. Лицо Франсуазы, гувернантки королевских бастардов, обрело нездоровый багровый оттенок. Смазливые молодые девицы выглядели разочарованными и огорченными; на лицах мужчин, в зависимости от натуры, отражалась задумчивость или злорадство. Зрелище по всем статьям превосходило самый скандальный спектакль.

Герцогиня де Гиз шагнула вперед.

– Какая приятная неожиданность, мадам. – Голос ее сочился сарказмом. – Должно быть, после столь долгого пути вы испытываете жажду. Позвольте предложить вам шампанского.

Она жестом поманила лакея. Атенаис метнула лукавый взгляд на короля, прежде чем позволила герцогине увести себя.

Франсуаза поспешила привлечь его внимание.

– Сир, я бы хотела обсудить с вами воспитание герцога дю Мена. Как вы полагаете, не пора ли ему начать изучать латынь?

Король любезно ответил ей что‑то, не сводя глаз с удаляющейся Атенаис. Я же с любопытством разглядывала Франсуазу. От других фрейлин я слыхала, что она питает тайные надежды самой согреть постель короля. Вне всякого сомнения, он уже вознаградил ее – якобы за лояльность по отношению к его незаконнорожденным детям – достаточной суммой, раз она смогла купить себе очаровательный маленький замок в Ментеноне. Это означало, что она перестала быть мадам Скаррон и теперь именуется мадам де Ментенон, что было большим шагом для женщины, рожденной в тюрьме.

Святошам – именно так их прозвали при дворе – удавалось весь вечер не подпускать короля к Атенаис. Франсуаза постаралась оказаться с нею в одном экипаже на обратном пути в Версаль, высадив Атенаис в ее поместье Кланьи. Однако на следующее утро за завтраком король заметил, обращаясь к придворным (которые стояли вдоль стен огромной столовой, глядя, как он сидит за столом в гордом одиночестве):

– Пожалуй, сегодня я заеду в Кланьи. Посмотрим, какие перемены произвела там мадам де Монтеспан.

– Я поеду с вами, дорогой, – тут же заявила королева.

– И я тоже, – угрюмо подхватила герцогиня де Гиз.

– И я, с позволения Вашего Величества, – сказала Франсуаза.

К тому времени, как король побывал на мессе, провел заседание Совета и навестил своих собак, добрая половина двора послала за своими экипажами, и вскоре длинная процессия покатила по пыльной дороге на Кланьи. В кои‑то веки я была рада, что служу герцогине де Гиз, поскольку ничуть не менее всех остальных желала взглянуть на спектакль.

Атенаис, в роскошном dishabille [148]и маленькой собачкой на коленях, вкушавшая клубнику со сливками в своей гостиной, не смогла скрыть удивления.

– Сир! Какой приятный сюрприз. – Она поднялась из‑за стола, и собачка уютно устроилась у нее на груди.

А король оказался не в силах отвести взгляда от аппетитных белых полушарий, которые не мог скрыть низкий вырез ее платья.

– Вчера вы удивили меня. И я решил, что настал мой черед удивить вас, – с тяжеловесной галантностью ответил он.

Атенаис обвела взглядом толпу придворных.

– Да. Так приятно вновь увидеть старых друзей.

Она ласково погладила собачку, которую по‑прежнему держала на руках, и та заворчала от удовольствия, подставляя горло хозяйке.

– Вы же знаете, что мы можем видеться только на людях, мадам.

Атенаис прервала его умоляющим жестом.

– Прошу вас, сир, не говорите более ничего. Нет нужды читать мне проповедь, я сама понимаю, что мое время миновало.

– Мой долг требует от меня превыше всего ставить свой трон и свою страну.

Она грустно улыбнулась.

– Сир, не нужно ничего говорить. Вам хорошо известно, что я желаю вам одной лишь славы… и счастья.

– Король должен думать о долге.

– Разумеется. Но я – всего лишь женщина, и могу думать лишь о своем бедном сердце.

Король схватил ее за руку.

– Ах, Атенаис.

– Сир, мы можем… хотя бы поговорить наедине?

– Разумеется, – ответил он и увлек ее в нишу подле окна.

Она посадила собачку рядом с собой на подоконник. Но король взял животное на руки и опустил на пол, чтобы самому занять его место. Атенаис отвернулась. Он бережно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Королева поспешно вышла из комнаты, пробормотав что‑то насчет головной боли.

– Дорогая Шарлотта‑Роза, – с вымученной улыбкой обратилась ко мне Франсуаза. – Что вы поделывали эти несколько последних месяцев? Кажется, я не видела вас целую вечность. Не пройтись… не пройтись ли нам по залам? У мадам де Монтеспан замечательные картины.

– Вы правы, – согласилась я и позволила Франсуазе увлечь меня за собой.

Мы двинулись в обход просторной гостиной, остановившись поглазеть на картину совсем рядом с тем местом, где в нише у окна почти соприкасались темная и златокудрая головы. Делая вид, что внимательно рассматриваю полотно, я изо всех сил напрягала слух, прекрасно сознавая, что стоящая рядом Франсуаза занята тем же самым.

– Король должен поступать так, как хотел бы, чтобы поступило государство, – говорил Его Величество.

– Но ведь король – еще и мужчина, сир, не так ли? – заметила Атенаис.

Невнятное бормотание, слишком тихое, чтобы его можно было расслышать. Вздох. Короткий смешок.

– Какая замечательная манера живописи, – заметила я, придвигаясь поближе к алькову.

– Да. М‑м, очень живые цвета, – согласилась Франсуаза.

– Вы сошли с ума, – Атенаис вздохнула. – Подумайте о том, что делаете, сир.

– Да, я схожу с ума, поскольку все еще люблю вас.

Король встал, увлекая Атенаис за собой. Он поклонился собравшимся, которые расширенными глазами, нервно хихикая и пересмеиваясь, смотрели на него, и поспешил с Атенаис в ее спальню. Дверь тут же закрылась, а шторы были загадочно задернуты. Маленькая собачка устремилась за ними и принялась жалобно скулить и царапаться под дверью, пока глухой удар с другой стороны, похожий на брошенный сапог, не утихомирил ее, и она улеглась на пол, положив голову на лапки и поджав хвостик.

Франсуаза хранила молчание, чопорно поджав губы.

– Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться по саду? – предложила я.

Она не стала отвечать, а лишь обеими руками подхватила темные, тяжелые юбки и вышла из комнаты. Я последовала за нею. В саду лакеи Атенаис предлагали гостям ананасовое мороженое. В воздухе висел сильный аромат цветов апельсинового дерева и тубероз.

Когда из спальни через несколько часов появились король и Атенаис, раскрасневшиеся и томно‑усталые, стало ясно, что последних пятнадцати месяцев словно не существовало. Атенаис вернулась в Париж в одной карете с Их Величествами, а вскоре прибыл и длинный обоз с ее платьями, украшениями, туфлями, веерами, шалями, служанками и собачками. Атенаис вновь заняла свои прежние апартаменты по соседству с королем.

Король, однако же, оставался верен себе. Летом 1676 года его внимание привлекла принцесса де Субиз. Вскоре ее стали замечать спешащей по темным коридорам дворца в покои короля, а из‑под небрежно наброшенной вуали выбивались пряди ее знаменитых рыжевато‑золотистых волос.

К несчастью, вскоре принцессу де Субиз сразила зубная боль, и ей пришлось обратиться к цирюльнику, который и вырвал ей больной передний зуб щипцами. С зияющей дырой во рту принцесса растеряла свою привлекательность, и король вернулся к улыбающейся и сияющей Атенаис, которая вскоре доказала ему свою преданность тем, что опять забеременела.

Затем, в самом начале 1677 года, когда Атенаис стала огромной, как слониха в королевском зверинце, Его Величество стал заигрывать с одной из фрейлин королевы, Изабеллой де Лудрес. Обладательница столь же роскошной фигуры, как и у самой Атенаис, – зато на шесть лет моложе, – она привлекла внимание короля, когда танцевала с ним менуэт. Поступила она просто и незамысловато – прижалась к нему всем телом и подняла на него голубые глаза.

Атенаис пришла в ярость. Она распустила слухи, что Изабелла скрывает язвы от английской оспы. Изабелла, вся в слезах, стала умолять короля осмотреть ее с головы до ног, дабы убедиться, что никаких язв у нее нет и в помине. Часом позже король, улыбаясь, вышел из ее комнаты и заявил, что она чиста, как агнец. Атенаис не оставалось ничего другого, кроме как в бешенстве метаться по комнате.

– Ах, эта коварная, подлая, самонадеянная шлюха! Ну я ей покажу! Я сделаю так, что она пожалеет о том, что родилась на свет, – вскричала она, обеими руками поддерживая свой огромный живот.

– И что вы собираетесь делать? – с интересом спросила я.

В то время мы с герцогиней де Гиз пребывали при дворе, куда ее пригласили на Рождество, а потом уже Франсуаза уговорила ее задержаться ненадолго, надеясь с помощью герцогини разорвать удавку, наброшенную Атенаис на короля.

Атенаис метнула на меня раздраженный взгляд.

– Ждать, пока не родится ребенок. А потом я поманю короля пальчиком, и он приползет обратно, как миленький.

В начале июня Атенаис вернулась ко двору, и Изабелла вдруг совершенно неожиданно утратила власть над королем. Он видел только Атенаис, которая склоняла голову ему на плечо за карточным столом и заказала ворох новых платьев, пару танцующих медведей, апельсиновые деревья в серебряных кадках и гигантскую позолоченную клетку для своих горлинок.

– Он готов начать раздевать ее прямо в нашем присутствии, – сказала мне как‑то мадемуазель де Ойлетт, одна из ее статс‑дам. – Стоит ей только развязать корсет, и он набрасывается на нее, как коршун. Он никак не может насытиться ею. – Она отвернулась, и на лицо ее набежала тень. – Атенаис знает, что он готов взять свое с кем угодно, если ее не окажется на месте. Ведь отказать ему не посмеет никто.

Изабелла напрасно пускала в ход все свое женское искусство обольщения, король, казалось, и вовсе перестал замечать ее. В сентябре она отправила ему отчаянное послание, прося разрешения удалиться в монастырь. Его Величество зевнул и ответил:

– А разве она еще не там?

После этого король приударил за молоденькой девицей откуда‑то из деревенской глуши, но и она в слезах бросилась домой после сокрушительного столкновения с безжалостным остроумием Атенаис. Затем наступил черед английской графини, заявившей, что в Версале слишком скучно и душно после того, как целую неделю Атенаис обстреливала ее уничтожающими взглядами своих голубых глаз. А потом пришла очередь моей золовки, мадемуазель де Теобон, которая получила от брата столь гневное письмо, что в спешке и смятении покинула двор, спрашивая себя, кто же написал о ее проделках брату.

Разумеется, это была я. Я сообщила Мари последние придворные новости. А в конце приписала: «Да, чуть не забыла. Я говорила тебе, что королю на глаза попалась сестра Теобона? Уверена, из этого ничего не выйдет, но mordieu! Во дворце развелось столько королевских бастардов, что шагу ступить некуда, чтобы не наткнуться на одного из них, но король даже не попытался усыновить кого‑либо, за исключением детей Торрента».[149](Сестра знала, что «Торрент» – одно из прозвищ Атенаис.)

Кое‑кто, конечно, может счесть, что с моей стороны было злонамеренно отсылать подобное письмо, но я‑то знала, что сестра не допустит, чтобы золовка стала очередной любовницей короля. Кроме того, Атенаис была не из тех, кого приятно иметь своим врагом.

Тем временем моя собственная жизнь стала поистине невыносимой. Герцогиня де Гиз не отпускала меня ни на шаг. Целыми днями я простаивала на холодном мраморном полу, пока у меня не начинали ныть ноги, выслушивая, как герцогиня склочно перечисляет грехи и проступки всех и каждого, исключая, разумеется, лишь самого короля. А потом наступала ночь, когда я должна была откликаться на любой ее зов – помочь ей сесть на горшок, растереть замерзшие ноги, прочесть вслух пассаж из Библии или подать поссет,[150]который она потом отказывалась пить, жалуясь, что он слишком горячий или слишком холодный, чрезмерно острый или, наоборот, совершенно пресный.

Нужно было срочно что‑то делать. И вот, когда мы в следующий раз прибыли в Версаль на Пасху 1678 года, я первым же делом отправилась к Атенаис. Она занимала апартаменты из двенадцати комнат, каждая из которых являла собой симфонию в розовых, бледно‑голубых и золотистых тонах, наполненных запахом свежих цветов, пудры для лица и дорогих духов.

Атенаис вольготно раскинулась на обитом бархатом диване, сунув отекшие ноги в домашние туфли на высоком каблуке. Ее статс‑дама, мадемуазель де Ойлетт, завивала ей волосы горячими щипцами (а я‑то всегда считала, что волосы у нее вьются от природы), а сама она угощалась сладостями из фиолетовой атласной коробочки.

Впервые я встретилась с Атенаис, когда ей было двадцать шесть. В то время она отличалась ангельской красотой. Сейчас ей исполнилось уже тридцать семь, и она вновь была беременна от короля. Лицо ее стало круглым, как головка сыра, а голубые глаза, такое впечатление, вылезали из орбит над пухлыми щеками. Живот ее приобрел столь устрашающие размеры, что она запросто могла использовать его в качестве столика на четверых, пусть и довольно неустойчивого, а ложбинка между грудей стала такой глубокой, что в нее благополучно поместились бы все серебряные столовые приборы.

Завидев меня, она удивленно приподняла бровь.

– Шарлотта‑Роза. Какая приятная неожиданность!

– Мне необходимо поговорить с вами! – Я умоляющим жестом прижала обе ладони к груди.

– Вы, как всегда, исполнены драматизма. Что случилось?

– Мне нужна помощь. Падаю пред вами ниц и целую ваши ноги, образно говоря. Впрочем, если хотите, я готова проделать все это буквально, если только вы мне поможете.

– Так все‑таки, что стряслось?

– У меня более нет сил терпеть. Я превратилась в рабыню. С таким же успехом король может отправить меня на галеры. Я буду прислуживать герцогине до тех пор, пока не превращусь в старуху. У меня отрастут волосы и борода до пола, и я сгорблюсь в постоянной молитве, став похожей на старую клячу. И хоронить меня придется стоящей на коленях, потому что разогнуть меня могильщикам не удастся.

Атенаис рассмеялась.

– Она и впрямь набожная особа.

– Набожная? Это еще мягко сказано. Она – не просто набожная особа, она – праведная, истовая ханжа…

Атенаис, улыбаясь, выставила перед собой руку.

– Я уловила общую мысль.

– Я сойду с ума, если и дальше останусь служить у нее. Она не ходит ни в театр, ни на балет, она неодобрительно относится к посещению салонов и предпочитает Нормандию Парижу.

– И впрямь, такая судьба хуже смерти. Бедная моя Шарлотта‑Роза.

– И что мне делать?

– Ответ достаточно прост, – отозвалась Атенаис. – Вы должны выйти замуж.

– За кого? Кому я нужна? Я не такая красавица, как вы, Атенаис. Никто не позарился на меня, когда я была еще молода и непорочна. Так что кому я нужна сейчас?

«Мне уже двадцать семь, и я вываляла свое доброе имя в грязи », – отчаянно хотелось крикнуть мне. Вместо этого, я попыталась взять себя в руки и сказала:

– У меня нет ни красоты, ни приданого, ни земель. У меня нет ничего, кроме отцовского имени, и даже его я умудрилась опозорить. И за кого, по‑вашему, я должна выйти замуж?

Атенаис задумчиво накрутила на палец золотистый локон.

– Вы можете идти, – сказала она мадемуазель де Ойлетт, которая немедленно поднялась и вышла из комнаты.

Атенаис помолчала еще несколько мгновений, не сводя с меня пристального взгляда.

– Вы мне нравитесь, Шарлотта‑Роза, – произнесла она наконец. – Вы никогда не пытались завоевать расположение короля или нанести мне удар в спину. Вы умны, но не злонамеренны. И кровь ваша столь же благородна, как и моя. Я прихожу в ярость, глядя, как всякие ничтожества при дворе пытаются подняться повыше, добиваясь благосклонности короля. И вы можете быть мне полезны, да, можете. – Последние слова она произнесла почти шепотом, так что я едва расслышала ее.

Я стояла, боясь дышать, пока она разглядывала меня, задумчиво покручивая прядь волос на пальце. Затем, похоже, она пришла к какому‑то решению, потому что перестала терзать локон и подалась вперед.

– Я знаю кое‑кого, кто может помочь вам, но вы должны пообещать мне, что никому не расскажете о ней.

– Да кто же может мне помочь?

– Было бы желание, а способ всегда найдется, – туманно ответила она. – Вам понадобятся деньги, но здесь я помогу вам, если только вы не забудете, что обязаны мне лояльностью и благоразумием.

– Разумеется.

– Вам понадобится сильная воля и крепкий желудок, – предостерегла она меня.

Я подумала, что она имеет в виду хладнокровную решимость выйти замуж за человека, которого я не люблю, скорее всего, пожилого мужчину с брюшком и неприятным запахом изо рта. Я попыталась улыбнуться.

– Разве это не меня называют Дунамис?

– Вы должны быть уверены, что хотите именно этого.

Я шумно выдохнула.

– Я сама не знаю, чего хочу.

– Разумеется, знаете, – нетерпеливо заявила мне Атенаис. – Молодой человек благородного происхождения и состоятельный, который умеет вести себя при дворе, и который закроет глаза на ваши интрижки после того, как вы подарите ему наследника или даже двух. Достаточно привлекательный, чтобы не вызывать у вас отвращения, но не настолько красивый, чтобы обращаться с вами с презрением. Достаточно умный, чтобы вам не было с ним скучно, но не настолько, чтобы видеть вас насквозь. Достаточно богатый…

– Разумеется, я бы хотела иметь такого мужа. Но, позвольте спросить, где его взять?

Атенаис с раздражением уставилась на меня.

– При дворе полно таких мужчин, Шарлотта‑Роза. Дайте себе труд присмотреться к ним повнимательнее и выберите того, кто вам подойдет. Он должен быть в фаворе у короля, если вы хотите сослужить добрую службу своей семье.

Последние слова она произнесла с нескрываемым презрением, поскольку муж самой Атенаис благосклонностью короля не пользовался, и ей приходилось полагаться исключительно на свой ум и красоту, чтобы составить состояние своей семье.

– О да, богатая красотка вроде меня может запросто перебирать мужчинами.

Атенаис улыбнулась.

– Разумеется, может. Но выбирайте мужа с умом, потому что, раз начав, вы уже не сможете пойти на попятный.

Во мне проснулось любопытство и… страх.

– Когда вы выберете себе подходящего мужчину, вам понадобится что‑либо, принадлежащее лично ему. Использованный носовой платок, прядь его волос, обстриженные ногти…

– Это похоже на колдовство.

Атенаис откинулась на спинку дивана, глядя на меня сквозь полуприкрытые веки.

– Ничуть. Скорее, любовный приворот. Неужели вы не хотите выйти замуж, иметь шикарный дом, слуг и кучу нарядов? Разве не будет это сладкой местью всем тем, кто потешался над вами и презирал вас?

Я заколебалась. Это и впрямь было бы недурно.

– И ваше время будет принадлежать только вам. Вы сможете делать все, что вам заблагорассудится.

Искушение было слишком велико. Проглотив комок страха, застрявший вдруг в горле, я кивнула.

– Очень хорошо. Я согласна.

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Кейт Форсайт Старая сказка

Старая сказка... Кейт Форсайт...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Кокетка

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Язык мой – враг мой
  Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция – июнь 1666 года   Я всегда любила поболтать, а уж сказки были моей страстью. – Вам следует попридержа

Сделка с дьяволом
  Аббатство [15]Жерси‑ан‑Брие, Франция – январь 1697 года   Привратница вела меня по коридору, в который выходили арочные проемы, подд

Воздушные замки
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – январь 1697 года   В ту ночь я лежала в постели и плакала. Слезы лились ручьем, сотрясая тело и перехват

Полночные бдения
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – 1697 год   Пробил полночный колокол, и я проснулась, как от толчка. Несколько мгновений я лежала неподви

Сила любви
  Люксембургский дворец, Париж, Франция – июль 1685 года   – Уф! Я больше ни секунды не могла оставаться в Версале. Этот отвратительный запах, жара, толп

Дьявольское семя
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Мне казалось, что я падаю в бездонный темный колодец. Ощущение было настольк

Веточка петрушки
  Гора Манерба, озеро Гарда, Италия – май 1599 года   Она была уверена в трех вещах: Ее зовут Маргерита. Родители любили ее. О

Колдунья
  Венеция, Италия – апрель 1590 года   На следующий день Маргерита вновь встретила колдунью. Женщина с глазами льва заглянула в окно мастерской и прямо ч

Любит‑не‑любит
  Кастельротто, Италия – ноябрь 1580 года   – Вся моя семья умерла от ужасной лихорадки, – сказала Паскалина, убирая непослушную прядку волос со лба Марг

Горькая зелень
  Венеция, Италия – январь 1583 года   Мы должны были быть счастливы. И так оно и случилось. Почти. Когда мы поженились, ты была совсем еще мале

Солнечный свет и тени
  Ospedale della Pieta, Венеция, Италия – 1590–1595 годы   Ее день подчинялся строгому распорядку колокольного звона и молитв. Маргерита просыпалась на р

Дрянная девчонка
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Сидя на корточках и слушая рассказ сестры Серафины, я вдруг почувствовала резкую боль

Король Франции
  Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция – май 1660 года   Людовик XIV Французский оказался на удивление невысоким молодым человеком с длинными и тяжелы

Легкое помешательство
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – апрель 1595 года   На следующий день после лунного затмения La Strega показала Маргерите, какими длинными стали ее

Глядя на луну
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – апрель 1595 года   Маргерита замерла, боясь пошевелиться, стараясь расслышать хоть что‑либо сквозь грохот св

Зарубки на стене
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – март – апрель 1596 года   Маргерите часто снились эти восемь мертвых девушек. Она настолько сроднилась с их волоса

Шлюхино Отродье
  Венеция, Италия – август 1504 года   Разумеется, на самом деле меня зовут вовсе не Селена Леонелли. И не La Strega Bella, хотя это имя и доставляет мне

Королевские тридцать девять
  Венеция, Италия – май 1508 года   Лагуна искрилась под солнцем, и волны с ласковым журчанием разбегались из‑под носа нашей гондолы. В воздухе зву

Белладонна
  Венеция, Италия – май – август 1508 года   Ярость дала мне силы увести ее прочь. Мать едва передвигала ноги, что было неудивительно. Я буквально волоко

Любовь и ненависть
  Венеция, Италия – 1508–1510 годы   Любовь и ненависть были разменной монетой и движущей силой колдовства. Сад ведьмы мог в равной мере как возбудить сл

Не прикасайся ко мне
  Венеция, Италия – март 1512 года   Я уже в достаточной мере овладела чародейством и колдовством, умела привораживать и отворачивать, знала, как очаровы

Земная любовь
  Венеция, Италия – 1512–1516 годы   Тициан даже не пытался соблазнить меня, несмотря на то, что близилась осень и он нарисовал меня уже во второй раз. А

Тициан и его возлюбленная
  Венеция, Италия – 1516–1582 годы   Но убежать от времени в Венеции было невозможно. На каждой площади стояла церковь, колокола которой отбивали уходящи

Имитация смерти
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Любовь может принимать странные формы. Уж кому об этом знать, как не мне. Ко

Сущий пустяк
  Лувр, Париж, Франция – март 1674 года   Страсть, которую мы оба испытывали к изящной словесности, и неуемное желание писать сблизили меня с Мишелем, и

Прядь волос
  Версаль, Франция – май 1678 года   Всю следующую неделю я высматривала в толпе ничего не подозревающих придворных мужчину, за которого можно было бы вы

Необыкновенная удача
  Версаль, Франция – май 1678 года   – Вам, как всегда, чертовски везет, – проворчал маркиз, пододвигая мне кучку монет. – Клянусь, что перестану играть

Еще одна игра
  Версаль, Франция – июнь 1678 года   Известие о нашей помолвке произвело настоящий фурор при дворе. Улыбаясь, я вручила прошение об отказе от м

Черная магия
  Версаль, Франция – июнь 1678 года   На следующий день я обнаружила, что не могу встать с постели. У меня болело все тело. Губы распухли и воспалились.

Рапсодия
  …Смотри, любовь моя, темнеет, Мы провели наедине Уж целых шесть часов. Боюсь, она придет До наступления ночи, И, обнаружив нас, погубит. Уильям Моррис. Рапунцель &

Пир на весь мир
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – июнь 1599 года   Комнатка в башне казалась такой маленькой, пока здесь был Лучо. После его ухода она вдруг опустел

Освобождение
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – июль 1599 – апрель 1600 года   Дни казались бесконечными. Еще никогда Маргерита не чувствовала себя такой

Дело о ядах
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Загремел церковный колокол, вырывая меня из объятий жутковатой истории сестры Серафин

Бастилия
  Париж, Франция – январь 1680 года   Меня заперли в каменной клетке. Сквозь зарешеченное окошко под самым потолком в камеру проникал луч света, и взору

Сожжение ведьмы
  Шалон‑сюр‑Марн, Франция – февраль 1680 года   Ля Вуазен сожгли на костре 22 февраля 1680 года. В тот же день король покинул замок

Отмена эдикта
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Слова. Я всегда любила их. Я собирала их, словно ребенок – разноцветные камушки. Мне

Пасхальные яйца
  Версаль, Франция – апрель 1686 года   Я сидела с пером в руке, на кончике которого высыхали чернила, и смотрела на чистый белый лист перед собой. Меня

В осаде
  Версаль, Франция – декабрь 1686 – январь 1687 года   Однажды промозглым вечером, вскоре после Рождества, когда туман сырой ватой обернул стволы деревье

Военная хитрость
  Париж, Франция – февраль 1687 года   – Ну, может, теперь мы вернемся в Версаль? – осведомилась вконец измученная Нанетта три дня спустя, когда я в конц

В медвежьей шкуре
  Париж, Франция – февраль 1687 года   – Почему я должен тебе помогать? – спросил он. – Потому что ты – мой должник, – ответила я. – Но

Одна в глуши
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – апрель 1600 года   Лезвие кинжала устремилось к горлу Маргериты. Она перехватила запястье ведьмы. К своем

Колокольчики мертвеца
  Озеро Гарда, Италия – апрель – май 1600 года   Наконец малыши заснули. У Маргериты достало сил лишь на то, чтобы подбросить в костер несколько

Богиня весны
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – май 1600 года   Башня на высокой скале отбрасывала мрачную тень на сверкающие воды озера. Когда маленькая лодочка

Вкус меда
  Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция – июнь 1662 года   Я всегда любила поболтать, а уж сказки были моей страстью. – У тебя мед на язычке,

ПЕРСИНЕТТА
Жили‑были юноша и девушка, которые очень любили друг друга. Наконец они преодолели все трудности и поженились. Счастье их было безграничным, и теперь они желали лишь одного – иметь собственно

Послесловие
  Шарлотта‑Роза де Комон де ля Форс написала сказку «Персинетта» после того, как ее сослали в монастырь Жерси‑ан‑Брие. Она была опубликована в 1698 году в сборнике «

От автора
  «Старая сказка» является, бесспорно, художественным произведением и представляет собой воплощенную игру воображения. Как писала сама Шарлотта‑Роза: «…bien souvent les plais

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги