рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

В медвежьей шкуре

В медвежьей шкуре - раздел Литература, Кейт Форсайт Старая сказка   Париж, Франция – Февраль 1687 Года  ...

 

Париж, Франция – февраль 1687 года

 

– Почему я должен тебе помогать? – спросил он.

– Потому что ты – мой должник, – ответила я.

– Но мы зарабатываем кучу денег во время карнавала.

– Я уверена, жители Сюрвилье выразят вам свою благодарность.

Он застонал.

– Скорее всего, они захотят рассчитаться с нами курами и свиньями.

– По крайней мере, вы наедитесь от пуза.

– А что, если нас попросту не пустят внутрь?

– Разумеется, впустят. Театральная труппа из самого Парижа, возглавляемая знаменитым Мишелем Бароном, автором популярной пьесы «Удачливый волокита»?

– Так ты видела ее? И что ты о ней думаешь?

– Похоже, она пользуется успехом.

– Но ты видела ее?

– А я и не знала, что мое доброе мнение так важно для тебя.

Он вновь застонал и схватился за свой парик.

– Ради всего святого, Шарлотта‑Роза, ты видела мою пьесу? Что ты о ней думаешь?

Я сжалилась над ним.

– Она – выдающаяся. Я проплакала несколько дней.

– Правда?

– Честное слово.

Он удовлетворенно вздохнул.

– Ты сделаешь то, о чем я прошу?

– А вдруг обман раскроется? Моя репутация…

– Ты имеешь в виду репутацию распутника и авантюриста?

– Не думай обо мне плохо, Шарлотта‑Роза.

– А мне полагается думать о тебе хорошо? О человеке, который соблазнил меня, погубил мою репутацию и выставил на посмешище перед всем обществом?

– Ладно, согласен. Я помогу тебе. Но мы должны получить деньги.

– Считай это покаянием за грехи. Уверена, Господь не оставит тебя своим вниманием.

– Шарлотта‑Роза, в твоем возрасте нельзя быть такой суровой и безжалостной.

– А ты стал мягким и дряблым.

– Клянусь, это не так. Если ты положишь руку вот сюда, я покажу тебе, каким твердым могу быть. – Он взял мою руку и попытался направить к своему паху.

Я отдернула руку.

– Нет, благодарю покорно!

– Даже ради старой дружбы?

– Особенно ради старой дружбы. Давай лучше займемся делом. Вот что мне от тебя нужно.

Когда я посвятила Мишеля в свои планы, его длинное узкое лицо, постаревшее раньше времени вследствие разгульного образа жизни, расплылось в улыбке.

Mordieu! Я согласен! Какой пассаж! Шарлотта‑Роза, ты – необыкновенная женщина! Такие, как ты, встречаются одна на миллион. Мне не следовало расставаться с тобой.

– Сейчас сожалеть об этом слишком поздно, – отрезала я. – Значит, ты думаешь, что мой план сработает?

– Еще бы! Они ничего не заподозрят. Никто в здравом уме и подумать о таком не смог бы.

– Спасибо.

Он вновь расхохотался.

– О, это – божественное помешательство, ma cherie, можешь не волноваться!

 

Замок Шато де Сюрвилье, Франция – февраль 1687 года

 

Я лежала в подпрыгивающей на ухабах повозке с полотняным верхом, закутавшись в меха, и уже была уверена, что вот‑вот замерзну до смерти.

Здесь же, в задней части, скорчились еще трое актеров труппы «Комеди Франсэз»,[184]которых Мишель уговорил присоединиться к нашей безумной эскападе. Среди них оказался и его десятилетний сын Этьен, ясноглазый мальчуган, жаждавший приключений. Я вдруг почувствовала себя древней старухой – ведь у Мишеля уже трое сыновей… И один из них был достаточно взрослым, чтобы выступать на сцене.

Все актеры надели костюмы и держали под рукой маски. Один был в медицинском халате и отвратительной маске чумного доктора с длинным клювом. Другой – в наряде Il Capitano,[185]короткой испанской накидке с огромным жестким воротником. Маска его была телесного цвета с большим носом картошкой и гигантскими усами с загнутыми кончиками. Мишель нарядился Арлекином, и его костюм состоял из красных и черных ромбов. На кожаной маске застыло преувеличенное выражение удивления и восторга. Этьен, его сын, вырядился в уменьшенную копию отцовского костюма. Рядом с ним сидел Панталоне,[186]одетый в красно‑черную накидку и шляпу. На поясе у него позвякивал монетами толстый кошель. Но там лежали не монеты, а ржавые железки, как сообщил мне Мишель, на тот случай, если в толпе зрителей окажутся затесавшиеся карманники. Маска коричневого цвета с орлиным носом закрывала половину лица.

Женщины тоже не ударили в грязь лицом. Коломбина предпочла стилизованный наряд молочницы с отделанным рюшами передником и кружевной маской. Еще две женщины изображали придворных дам, держа на палочках позолоченные маски с перьями. Их innamorati [187]красовались в нарядах придворных щеголей с большими париками, в красных башмаках на высоком каблуке и бледно‑розовых и нежно‑фиолетовых камзолах, отделанных кружевами и лентами.

В самом дальнем углу повозки спал косматый мишка с кольцом в носу, железными кандалами и цепью на задней лапе. Прижавшись к его боку, свернулись калачиками двое малышей, десятилетний мальчуган по имени Ив и его семилетняя сестра Миетта. Когда я впервые увидела их, они выделывали акробатические трюки перед гостиницей в Париже, босиком и в лохмотьях. Сейчас дети были в двухцветных штанах и клоунских кожаных куртках, мягких сапожках, широкополых шляпах и одной тяжелой накидке на двоих, чтобы укрываться по ночам.

Уговорить Ива и Миетту оставить работу в гостинице было нетрудно. Мне достаточно было показать им небольшой кошель с монетами, пообещать отдать его им да посулить дальнейшие гастроли с труппой Мишеля. В гостинице Ив и Миетта работали лишь за скудную еду да ночлег на соломенном тюфяке в старом сарае. Дети были худенькими, как новорожденные цыплята. Я получила подлинное удовольствие, глядя, как они за обе щеки уплетают горячую кашу со свежеиспеченным хлебом, сменив прохудившиеся лохмотья на новую теплую одежду, пусть даже яркую и необычную.

Мишель без возражений предоставил им костюмы и пообещал работу.

– Дрессированный медведь придется нам весьма кстати, как и пара акробатов.

Труппа выехала из Парижа перед рассветом. В Сюрвилье мы прибыли уже в сумерках, под какофонию бубнов, дудок и барабанов, с песнями и плясками.

Мишель, ехавший во главе процессии, размахивал колокольчиком и кричал:

– Слушайте все! В город прибыла труппа «Комеди Франсэз»!

В самом хвосте колонны на задних лапах приплясывали два медведя. Одним был медведь Ива и Миетты по кличке Ту‑Ту. Другим была я.

Мне пришлось надеть на себя косматую медвежью шкуру с оскаленной пастью. Жена Мишеля, Габриэль, сшила ее так ловко, что я надела ее, как костюм, просунув руки и ноги в медвежьи лапы. Сквозь разинутую пасть зверя я могла видеть, что происходит вокруг и, стоило мне пошевелить руками, как медвежьи когти начинали полосовать воздух.

Настоящий дрессированный медведь невзлюбил меня, но Ту‑Ту был уже стар и сломлен долгой жизнью, полной голода и лишений, и теперь лишь с подозрением фыркал, глядя на меня. Родители Ива и Миетты когда‑то выступали в бродячем цирке, но несколькими годами ранее умерли от оспы, не оставив детям ничего, кроме обносков и медведя. Малыши очень любили Ту‑Ту и первым делом выпросили у Мишеля несколько кусков медовых сот и рыбы для него.

Мы устроили представление на деревенской площади под хриплое пение и стук деревянных кружек с элем восторженных жителей. Затем Мишель прокричал:

– В замок!

И холодным зимним вечером мы потянулись по грязным проселочным дорогам, распевая частушки и колотя в барабаны. Мужчины несли факелы. Большая часть деревенских жителей увязалась за нами, предвкушая удовольствие посмотреть представление еще раз. Спустя некоторое время Ту‑Ту опустился на четвереньки, и я неохотно последовала его примеру, изваляв медвежью шкуру в грязи.

Нам не пришлось стучать в ворота замка. Они стояли распахнутыми настежь, и на пороге нас поджидал управляющий, из‑за спины которого выглядывали любопытные лица. Со смехом и шумом мы столпились у входа, и Мишель вновь произнес свою репризу.

– Думаю, вы можете войти, – заявил управляющий. – Но запомните: никто из вас не должен покидать большой двор, слышите? Я пересчитаю всех, кто войдет, а потом и тех, кто выйдет, а если завтра обнаружится, что пропала хотя бы одна серебряная ложка, я натравлю на вас полицию.

– Неужели вы считаете нас ворами и проходимцами? – возмутился Мишель. – Мы – труппа «Комеди Франсэз»! Мы выступали перед королями, папами и адмиралами, да так, что они вскакивали на ноги, приветствуя нас!

– Я не хотел никого обидеть, – ответствовал управляющий. – Хотя вполне мог бы задаться вопросом, что делает «Комеди Франсэз» в такой глуши, как Сюрвилье.

– Вы разве ничего не знаете? Люлли,[188]королевский композитор, получил ранение на королевской службе. Дирижируя «Te Deum»[189]в честь выздоровления Его Величества в прошлом месяце, он так усердно отбивал ритм жезлом, что угодил им себе по пальцу на ноге. У него началась гангрена и, похоже, Люлли отправится к праотцам. Все балеты и оперы в столице отменены, а мы решили отправиться на гастроли, как в старые добрые времена!

– Вот как?

Управляющий явно растерялся. На мгновение он нахмурился, словно думая, что эта история слишком уж невероятна, чтобы быть правдой. Но потом, очевидно, решив, что запутанна она именно потому, что как раз и является правдой, он отступил в сторону, давая нам пройти. История и впрямь оказалась хороша, вынуждена была признать я, и, к несчастью для королевского композитора, случилась на самом деле.

– Зовите сюда всех! – закричал Мишель. – Это карнавал!

Суровый страж шепнул что‑то на ухо управляющему, который в ответ нахмурился и пожал плечами.

– Очень хорошо, – негромко сказал он. – Иначе у нас случится бунт. Никому не хочется остаться внутри и охранять его. Только не спускайте с него глаз.

– Слушаюсь, месье.

Стражник, тяжело ступая, удалился. Я едва не запрыгала от радости в своей косматой и душной медвежьей шкуре, будучи уверенной в том, что они говорят о моем возлюбленном. Вскоре я увидела его. Шарля привели вниз, во двор, под охраной двух стражников. Он выглядел бледным и осунувшимся, но одет был богато, по своему обыкновению. Я, встревоженно оглядев его сквозь звериную пасть, не заметила ни синяков, ни порезов.

Представление началось. Актеры изо всех сил старались развеселить публику, чтобы ни управляющий, ни стражники не обратили внимания на проделки странного медведя. Я неуклюже размахивала лапами, подражая Ту‑Ту, топталась и пританцовывала кругами, все ближе подбираясь к Шарлю. Рядом со мной держалась Миетта. В руках у нее была цепь, один конец которой прикован к железному обручу у меня на задней «лапе». Девчушка кружилась на одной ножке и выделывала коленца, так что стражники, глядя на нее, покатывались со смеху и бросали ей монетки, не обращая на меня никакого внимания.

Наконец мы остановились прямо напротив Шарля. Он тоже смеялся, наблюдая за представлением, но ласково улыбнулся Миетте, когда она потянула его за рукав.

– Хотите посмотреть, как танцует мой медведь? – очаровательно прошепелявила девчушка с обезоруживающей улыбкой, демонстрируя дырку в передних зубах.

– Разумеется, – улыбнулся в ответ Шарль.

Он вновь потянула его за рукав, и он отступил назад. Стражники громко хохотали, глядя, как Панталоне гоняется за Арлекином по двору, пытаясь огреть его палкой по голове. Арлекин взбежал по стене и сделал кувырок через голову, приземлился за спиной Панталоне и отвесил ему хорошего пинка, прежде чем опять броситься наутек. Миетта увлекла Шарля за собой в тень, пока он не оказался совсем рядом со мной, так что я при желании могла запросто коснуться «лапой» его плеча.

Что я и сделала. Он удивленно отпрянул, но я прошептала:

– Шарль, это я, Шарлотта‑Роза.

На лице у него появилось выражение, соперничавшее в удивлении с маской Арлекина.

– Я в шкуре. Меня не пустили к тебе, и этот управляющий твоего отца наверняка запомнил меня. Я должна была увидеть тебя.

– Шарлотта‑Роза? – прошептал он, вглядываясь в оскаленную медвежью морду. – Это и в самом деле ты? В медвежьей шкуре? – Голос его задрожал от сдерживаемого смеха.

Я кивнула.

– У нас мало времени. Я должна знать – ты еще любишь меня?

Лицо его смягчилось.

– Конечно.

– И по‑прежнему хочешь жениться на мне?

– Всем сердцем.

– Тогда мы должны вытащить тебя отсюда! Я устала дожидаться тебя.

– Отец никогда не даст согласия на брак.

– Тогда давай убежим, а? Пожалуйста!

– Он говорит, что будет держать меня взаперти до тех пор, пока я не поклянусь на семейной библии, что не женюсь на тебе.

– Ну сделай так, как он просит! А потом, когда ты окажешься на свободе, мы убежим и поженимся.

Он нахмурился.

– Это бесчестно, Шарлотта‑Роза.

– Как и держать тебя здесь против твоей воли!

Он нахмурился еще сильнее.

– Я не могу погубить свою душу лжесвидетельством.

– Даже ради меня? – взмолилась я.

Выражение его лица на мгновение смягчилось.

– Ты же знаешь, что для тебя я сделаю все, ma cherie … все, что не грозит мне бесчестьем.

– А не мог бы ты сказать отцу что‑либо такое, что успокоит его подозрения? Скажи ему, что тебе невыносимо сидеть взаперти, и поклянись, что не вернешься в Версаль и не станешь искать меня. А потом, когда тебя выпустят, мы можем встретиться в Париже. Таким образом, тебе не придется лгать ему и брать грех на душу или совершать еще какую‑либо подлость. Согласен?

Я говорила быстро, захлебываясь словами, и водила звериной мордой туда‑сюда, посматривая по сторонам, не заинтересовался ли нами кто‑либо. Но взгляды публики были устремлены на актеров, танцующих в круге света от факелов, тем более что мы‑то с Шарлем стояли в тени.

Он нахмурился и закусил губу.

– Ради тебя я отреклась от своей веры! Я обесчестила память своей семьи! Неужели для тебя это ничего не значит?

Один из стражников оглянулся на нас, и Миетта моментально сделала стойку на руках, воскликнув:

– Посмотрите на меня, месье, на меня!

Шарль послушно повернул к ней голову, улыбнулся и захлопал в ладоши, а потом дал ей монетку. Стражник отвернулся.

А я расплакалась в медвежьей шкуре. Шарль услышал мои всхлипы, увидел, как колыхнулась шкура, и сдался.

– Разумеется, значит. Прости меня. Я так и сделаю, но не стану ни лгать ему, ни обещать не делать того, что намерен сделать.

– Встретимся в Париже, в доме моей кузины, графини де Мюра, – быстро сказала я. – Она живет на Королевской площади, возле Бастилии. Она спрячет нас, пока ты не достигнешь совершеннолетия. Ох, Шарль, не обмани меня! Последние недели были просто ужасными.

– Для меня тоже, – сказал он и протянул ко мне руки, словно намереваясь обнять. Но обнимать танцующего медведя как‑то не принято, и руки его беспомощно упали вдоль тела. – Жаль, что я не могу поцеловать тебя, – убитым голосом прошептал он. – Ах, как мне хочется сорвать с тебя эту медвежью шкуру!

– Жан де Лафонтен говорил: «Не спешите делить шкуру неубитого медведя», – дрожащим голосом сказала я. – Ох, Шарль, пожалуйста, поспеши!

 

Париж, Франция – май 1687 – июль 1689 года

 

Мы с Шарлем подписали брачный контракт 22 мая 1687 года, на мой тридцать седьмой день рождения. Две недели спустя, 6 июня, в присутствии свидетелей нас обвенчал священник церкви Сен‑Сюльпис в Париже, одного из самых больших и величественных храмов Франции. Огромное здание было темным и мрачным, но мое счастье расцветило и согрело его. Священник благословил нас. Нанетта с моей сестрой Мари расплакались от радости.

Мы с мужем провели несколько потрясающих дней в Париже. Взявшись за руки, мы гуляли по берегу Сены, ходили в театр и на балет, а каждую ночь любили друг друга в освященной узами брака супружеской кровати.

– Наконец‑то! – радовался Шарль. – Больше нет нужды заниматься любовью в одежде.

– Нам, пожалуй, самое время покаяться, – заявила я спустя несколько дней. – В конце концов, король ведь дал нам разрешение.

Итак, мы собрали вещи и отправились в Версаль, чтобы предстать перед королем и умолять его простить нас за то, что мы сочетались браком, не уведомив сначала его.

Король выглядел усталым и больным, а его отвислые щеки обрели багровый оттенок. Он лишь кивнул и проронил:

– А, молодые влюбленные. Вы уже совершеннолетний, месье де Бриу?

– Да, сир, – ответил Шарль.

– Очень хорошо. Попросите метрдотеля подыскать вам апартаменты. Мадам де Бриу?

– Да? – откликнулась я, трепеща от радости, настолько понравилось мне такое обращение.

– Пусть более не будет никаких скандалов.

Но надеяться на это не приходилось. Мне было отпущено всего десять дней счастья. Десять дней меня называли «мадам де Бриу». Десять дней я засыпала в объятиях мужа, десять дней он будил меня поцелуем. Десять дней настоящего безумия в середине лета.

А потом барон де Бриу вознамерился расторгнуть наш брак, подав иск в парламент. По его уверению, я соблазнила несовершеннолетнего и женила его на себе без согласия его семьи. Шарль рвал и метал, крича, что он достиг совершеннолетия и имеет право поступать так, как ему заблагорассудится. Но все было бесполезно. Шарля вновь поместили под стражу, на сей раз – в бывший лепрозорий в Сен‑Лазар, превращенный в тюрьму для тех, кто доставлял ненужные хлопоты своим семьям. Барон предложил мне взятку, дабы я отреклась от супружеских клятв. Я с негодованием отказалась. Тогда этот putain вытащил меня в суд. Весь двор пришел полюбоваться на заседание. Меня назвали проституткой, колдуньей, суккубом.[190]Жан де Лафонтен, шокированный грубым обращением, которому я подверглась, написал в мою поддержку несколько стихотворений. Его моментально подняли на смех и стали поливать грязью. Говорили, что я околдовала и его, заставив полюбить себя. Судебное заседание превратилось в шумный скандал, имевший целью унизить меня как можно сильнее.

15 июля 1689 года – более чем через два года после нашей несчастливой женитьбы – парламент постановил, что имело место злоупотребление положением, и меня оштрафовали на тысячу золотых луидоров. Это составляло весь мой годовой пансион, назначенный королем. Шарля оштрафовали на три тысячи золотых луидоров. Штрафу подвергся даже священник, обвенчавший нас. Шарля освободили из тюрьмы, но тут же забрали в армию и отправили воевать на одну из бесконечных войн, которые вел король. Больше Шарля я не видела.

 

Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года

 

В ту ночь я опять спала плохо. Отвратительный запах руты, въевшийся мне в кожу, пробудил в памяти гнетущие воспоминания. По скрипу кровати сестры Эммануэль я поняла, что и она мучается бессонницей. Перед самым рассветом я услышала, как она поднялась и вновь принялась истязать себя бичом, бормоча покаянные молитвы. Какая‑то часть меня хотела броситься к ней, отобрать завязанную узелками веревку и вышвырнуть в окно, но я лежала неподвижно, зажав уши ладонями.

В течение следующих нескольких дней я не могла найти убежища и в саду, поскольку наступила Пасха, и все монахини стояли на всенощных бдениях, распевая «Провозглашение Пасхи».[191]Я спрашивала себя, чем заняты сейчас все мои подруги при дворе. Празднуют, скорее всего, радуясь тому, что долгий Великий пост наконец закончился. В угрюмом молчании я съела свою похлебку, горько жалея о том, что не могу оказаться в замке Шато де Медон и сыграть в карты с дофином и принцессой де Конти, выпить шампанского и попробовать гусиной печени, наслаждаясь теплом, исходящим от ревущего в камине пламени.

Но труднее всего мне было выносить Великое молчание в аббатстве. Тому, кто любил слова, невыносимо было обходиться без них бо льшую часть дня. Только ранним вечером, собираясь у камина в гостиной, нам разрешалось разговаривать друг с другом. Сестра Эммануэль всегда садилась меж послушниц, положив на колени трость, готовая пустить ее в ход при малейших признаках фривольности.

Вечером в понедельник Светлой седмицы, войдя в гостиную, я заметила, что послушницы старательно отодвинулись от наставницы, исключив ее из своего круга и оттеснив на холодную границу комнаты. Я успела разглядеть, как в глазах ее промелькнула боль, когда она плотно сжала губы и склонилась над шитьем. На мгновение я заколебалась, а потом пододвинула свой стул поближе к ней.

– Полагаю, вам довелось бывать при дворе в Париже, сестра Эммануэль?

Она с удивлением посмотрела на меня.

– Это было очень давно.

– Я попала ко двору в 66‑м. Вы тогда еще оставались там?

Лицо ее исказила гримаса.

– Нет.

Но я не унималась.

– Вы были в Версале на большом празднике 64‑го года?

– Была.

– А я всегда жалела, что мне не довелось побывать на нем! Я слышала, что зрелище было поразительным. Правду ли говорят, что в небе запускали фейерверки, которые, переплетаясь, образовывали две буквы «Л», символизируя Людовика и Луизу де Лавальер?

– Да, это правда, – ответила сестра Эммануэль. – Мы не знали, то ли ужасаться, то ли ревновать. В то время король был очень красив.

Думаю, такой ответ удивил ее саму не меньше меня. Она прикусила губу и принялась яростно орудовать иголкой.

– А правду говорят, что во время праздника король повелел провести свой зверинец торжественным маршем на золотых цепях?

Она снова кивнула.

– Львов, тигров и слона, самое крупное создание, которое я когда‑либо видела. – Рука ее с иголкой на мгновение замерла. – У него на спине стоял шелковый шатер, в котором ехал погонщик. А слуги были переодеты сказочными садовниками, разнося повсюду подносы со льдом, выкрашенным во все цвета радуги. Я съела столько, что едва не заболела, и моя мать хотела отвезти меня обратно во дворец, но я отказалась. Я хотела посмотреть балет, ну и, естественно, Мольер ставил свою новую пьесу, «Тартюфа».

– «Тартюф»! А я так никогда ее не видела. Король запретил ее на следующий день после премьеры, и широкой публике ее больше не показывали.

– И правильно сделали. Она высмеивала церковь, а это нехорошо.

– Зато очень смешно, как я слышала.

На мгновение ее тонкие губы дрогнули.

– Должна признать, что в то время мы с Атенаис и впрямь полагали ее очень смешной. Мы смеялись до слез. Молоденькие девушки иногда ведут себя очень глупо. – И она метнула насмешливый и одновременно раздраженный взгляд на послушниц, которые украдкой поглядывали на нас.

– Атенаис! Она была первой, с кем я подружилась при дворе. Вы знали ее?

– В молодости мы с нею были лучшими подругами. Но потом наши пути разошлись. Прошло уже много лет, как я вспоминала о ней в последний раз. – Голос сестры Эммануэль вновь стал холодным и отчужденным.

– Одно время я была ее фрейлиной, пока она не вышла из фавора.

– Когда я знала ее, она была тщеславной и глупой девчонкой.

– А я всегда считала ее очень доброй.

Сестра Эммануэль покривила губы.

– Пожалуй, да, она была доброй. Хотя Мортемары могли жестоко высмеять любое семейство при дворе, если хотели.

Я кивнула, понимая, что это правда.

– Она повела себя крайне жестоко со своим бедным супругом, – продолжала сестра Эммануэль. – Маркиз де Монтеспан был совершенно уничтожен, когда она стала любовницей короля. Вы знаете, что он приказал снести ворота своего замка, говоря, что рога у него на голове слишком ветвистые, чтобы он мог спокойно пройти под ними?

– Нет! В самом деле?

– О да. Он даже приказал украсить свой экипаж оленьими рогами. Думаю, он немного помешался.

– Бедняга.

– Он похоронил статую Атенаис на кладбище и заставил их детей носить по ней траур. По‑моему, он даже заказывал по ней поминальную службу каждый год.

– Но это же ужасно! Для нее, я имею в виду. Когда тебя оплакивают, как мертвую, а ты еще жива.

– Она согрешила против него.

– Но разве у нее был выбор? Король не терпел, когда ему отказывали.

– Что ж, в конце концов ее сослали в монастырь, как и нас, – заключила сестра Эммануэль, и в голосе ее прозвучало нескрываемое злорадство.

– Да, если не считать того, что в приданое король дал ей полмиллиона франков, – заметила я.

– Держу пари, ей не приходится спать на соломенном тюфяке и укрываться одеялом на рыбьем меху.

Я улыбнулась, и, к моему удивлению, по губам сестры Эммануэль тоже пробежала легкая улыбка.

На следующее утро я быстрым шагом вошла в сад, где сестра Серафина срезала кервель[192]для супа. Подняв голову, она насмешливо приветствовала меня:

– Почему‑то мне кажется, что вы сгораете от желания дослушать историю до конца.

– Да, пожалуйста, – ответила я, надевая садовые перчатки и шляпку.

– Что ж, – сказала она, – слушайте, что было дальше…

 

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Кейт Форсайт Старая сказка

Старая сказка... Кейт Форсайт...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: В медвежьей шкуре

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Язык мой – враг мой
  Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция – июнь 1666 года   Я всегда любила поболтать, а уж сказки были моей страстью. – Вам следует попридержа

Сделка с дьяволом
  Аббатство [15]Жерси‑ан‑Брие, Франция – январь 1697 года   Привратница вела меня по коридору, в который выходили арочные проемы, подд

Воздушные замки
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – январь 1697 года   В ту ночь я лежала в постели и плакала. Слезы лились ручьем, сотрясая тело и перехват

Полночные бдения
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – 1697 год   Пробил полночный колокол, и я проснулась, как от толчка. Несколько мгновений я лежала неподви

Сила любви
  Люксембургский дворец, Париж, Франция – июль 1685 года   – Уф! Я больше ни секунды не могла оставаться в Версале. Этот отвратительный запах, жара, толп

Дьявольское семя
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Мне казалось, что я падаю в бездонный темный колодец. Ощущение было настольк

Веточка петрушки
  Гора Манерба, озеро Гарда, Италия – май 1599 года   Она была уверена в трех вещах: Ее зовут Маргерита. Родители любили ее. О

Колдунья
  Венеция, Италия – апрель 1590 года   На следующий день Маргерита вновь встретила колдунью. Женщина с глазами льва заглянула в окно мастерской и прямо ч

Любит‑не‑любит
  Кастельротто, Италия – ноябрь 1580 года   – Вся моя семья умерла от ужасной лихорадки, – сказала Паскалина, убирая непослушную прядку волос со лба Марг

Горькая зелень
  Венеция, Италия – январь 1583 года   Мы должны были быть счастливы. И так оно и случилось. Почти. Когда мы поженились, ты была совсем еще мале

Солнечный свет и тени
  Ospedale della Pieta, Венеция, Италия – 1590–1595 годы   Ее день подчинялся строгому распорядку колокольного звона и молитв. Маргерита просыпалась на р

Дрянная девчонка
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Сидя на корточках и слушая рассказ сестры Серафины, я вдруг почувствовала резкую боль

Король Франции
  Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция – май 1660 года   Людовик XIV Французский оказался на удивление невысоким молодым человеком с длинными и тяжелы

Легкое помешательство
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – апрель 1595 года   На следующий день после лунного затмения La Strega показала Маргерите, какими длинными стали ее

Глядя на луну
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – апрель 1595 года   Маргерита замерла, боясь пошевелиться, стараясь расслышать хоть что‑либо сквозь грохот св

Зарубки на стене
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – март – апрель 1596 года   Маргерите часто снились эти восемь мертвых девушек. Она настолько сроднилась с их волоса

Шлюхино Отродье
  Венеция, Италия – август 1504 года   Разумеется, на самом деле меня зовут вовсе не Селена Леонелли. И не La Strega Bella, хотя это имя и доставляет мне

Королевские тридцать девять
  Венеция, Италия – май 1508 года   Лагуна искрилась под солнцем, и волны с ласковым журчанием разбегались из‑под носа нашей гондолы. В воздухе зву

Белладонна
  Венеция, Италия – май – август 1508 года   Ярость дала мне силы увести ее прочь. Мать едва передвигала ноги, что было неудивительно. Я буквально волоко

Любовь и ненависть
  Венеция, Италия – 1508–1510 годы   Любовь и ненависть были разменной монетой и движущей силой колдовства. Сад ведьмы мог в равной мере как возбудить сл

Не прикасайся ко мне
  Венеция, Италия – март 1512 года   Я уже в достаточной мере овладела чародейством и колдовством, умела привораживать и отворачивать, знала, как очаровы

Земная любовь
  Венеция, Италия – 1512–1516 годы   Тициан даже не пытался соблазнить меня, несмотря на то, что близилась осень и он нарисовал меня уже во второй раз. А

Тициан и его возлюбленная
  Венеция, Италия – 1516–1582 годы   Но убежать от времени в Венеции было невозможно. На каждой площади стояла церковь, колокола которой отбивали уходящи

Имитация смерти
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Любовь может принимать странные формы. Уж кому об этом знать, как не мне. Ко

Сущий пустяк
  Лувр, Париж, Франция – март 1674 года   Страсть, которую мы оба испытывали к изящной словесности, и неуемное желание писать сблизили меня с Мишелем, и

Кокетка
  Париж, Франция – 1676–1678 годы   Своего второго любовника я соблазнила с помощью черной магии. В жизни не собиралась ввязываться в это темное

Прядь волос
  Версаль, Франция – май 1678 года   Всю следующую неделю я высматривала в толпе ничего не подозревающих придворных мужчину, за которого можно было бы вы

Необыкновенная удача
  Версаль, Франция – май 1678 года   – Вам, как всегда, чертовски везет, – проворчал маркиз, пододвигая мне кучку монет. – Клянусь, что перестану играть

Еще одна игра
  Версаль, Франция – июнь 1678 года   Известие о нашей помолвке произвело настоящий фурор при дворе. Улыбаясь, я вручила прошение об отказе от м

Черная магия
  Версаль, Франция – июнь 1678 года   На следующий день я обнаружила, что не могу встать с постели. У меня болело все тело. Губы распухли и воспалились.

Рапсодия
  …Смотри, любовь моя, темнеет, Мы провели наедине Уж целых шесть часов. Боюсь, она придет До наступления ночи, И, обнаружив нас, погубит. Уильям Моррис. Рапунцель &

Пир на весь мир
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – июнь 1599 года   Комнатка в башне казалась такой маленькой, пока здесь был Лучо. После его ухода она вдруг опустел

Освобождение
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – июль 1599 – апрель 1600 года   Дни казались бесконечными. Еще никогда Маргерита не чувствовала себя такой

Дело о ядах
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Загремел церковный колокол, вырывая меня из объятий жутковатой истории сестры Серафин

Бастилия
  Париж, Франция – январь 1680 года   Меня заперли в каменной клетке. Сквозь зарешеченное окошко под самым потолком в камеру проникал луч света, и взору

Сожжение ведьмы
  Шалон‑сюр‑Марн, Франция – февраль 1680 года   Ля Вуазен сожгли на костре 22 февраля 1680 года. В тот же день король покинул замок

Отмена эдикта
  Аббатство Жерси‑ан‑Брие, Франция – апрель 1697 года   Слова. Я всегда любила их. Я собирала их, словно ребенок – разноцветные камушки. Мне

Пасхальные яйца
  Версаль, Франция – апрель 1686 года   Я сидела с пером в руке, на кончике которого высыхали чернила, и смотрела на чистый белый лист перед собой. Меня

В осаде
  Версаль, Франция – декабрь 1686 – январь 1687 года   Однажды промозглым вечером, вскоре после Рождества, когда туман сырой ватой обернул стволы деревье

Военная хитрость
  Париж, Франция – февраль 1687 года   – Ну, может, теперь мы вернемся в Версаль? – осведомилась вконец измученная Нанетта три дня спустя, когда я в конц

Одна в глуши
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – апрель 1600 года   Лезвие кинжала устремилось к горлу Маргериты. Она перехватила запястье ведьмы. К своем

Колокольчики мертвеца
  Озеро Гарда, Италия – апрель – май 1600 года   Наконец малыши заснули. У Маргериты достало сил лишь на то, чтобы подбросить в костер несколько

Богиня весны
  Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – май 1600 года   Башня на высокой скале отбрасывала мрачную тень на сверкающие воды озера. Когда маленькая лодочка

Вкус меда
  Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция – июнь 1662 года   Я всегда любила поболтать, а уж сказки были моей страстью. – У тебя мед на язычке,

ПЕРСИНЕТТА
Жили‑были юноша и девушка, которые очень любили друг друга. Наконец они преодолели все трудности и поженились. Счастье их было безграничным, и теперь они желали лишь одного – иметь собственно

Послесловие
  Шарлотта‑Роза де Комон де ля Форс написала сказку «Персинетта» после того, как ее сослали в монастырь Жерси‑ан‑Брие. Она была опубликована в 1698 году в сборнике «

От автора
  «Старая сказка» является, бесспорно, художественным произведением и представляет собой воплощенную игру воображения. Как писала сама Шарлотта‑Роза: «…bien souvent les plais

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги