Ксенофан. Элеаты

Ксенофан (ок. 570-478 гг. до н. э.) родился в Колофоне. После покорения греческих городов Ионии Гарпасом (540 г. до н. э.) он эмигрировал и вел жизнь «скитальца» в течение 67 лет. Писал элегии, ямбы и поэмы, от которых до нас дошло много отрывков. Ксенофан — современник Анаксимандра, Анаксимена, Пифагора, Гераклита, молодого Парменида. Ксенофана иногда считают основателем школы элеатов. Но это не совсем так. Он сам себя называл бродягой и до 92 лет не имел постоянного места жительства. Однако Парменид не раз обсуждал с ним фи­лософские проблемы, поэтому в подходах к пониманию бытия и познания у элеа­тов и Ксенофана существует много общих моментов.

Одной из главных тем в философии Ксенофана была критика понимания богов Гомером и Гесиодом в свете распространенных религиозных представле-ний. Он упрекает Гомера и Гесиода за то, что они приписывали богам поступки, которые у людей считаются предосудительными и позорными: прелюбодеяние, воровство, взаимный обман. Он видит нелепость в антропоморфном представлении богов.

Но смертные полагали, что и Боги рождаются,

Что имеют одежды, голоса и фигуры, как они.

Все без разбору присывали Гомер с Гесиодом,

Что только срамом слывет, и позором что люди считают, —

Будто воруют они, совершают блуд и обманы.

Ксенофан говорил, что боги — измышления человека, созданы «по образу и подобию человека»:

Черными пишут богов и курносыми все эфиопы,

Голубоокими их же и русыми пишут фракийцы.

Если быки, или львы, или кони имели бы руки,

Или руками могли рисовать и ваять, как и люди,

Боги тогда б у коней с конями схожими были,

А у быков непременно быков имели обличье;

Словом, тогда походили бы боги на тех, кто их создал.

Но значит ли это, что Ксенофан отвергал существование богов? Согласно некоторым свиде-тельствам, он противопоставлял политеистической мифологии монотеистические представления о едином боге, вечном и неизменном, ни в чем не похожем на смертные существа. «Единое, Бог, высшее меж богов и людей, ни фигурой, ни мыслями на людей не похоже».

«Все целое видит, все целое мыслит, все целое описывает». «Но без усилий силой лишь ума своего все приводит в трепет». «Всегда в одном и том же месте пребывает без движения, ибо не подобает ему быть то в одном месте, то в другом».

Секст Эмпирик приводит следующее утверждение Ксенофана: «Бог cpoccя со всем». В этом утверждении прослеживается тенденция к пантеизму. Иногда бог понимании Ксенофана предстает как небо в его целостности; бог подобен шару и тождествен космосу.

При этом Ксенофан неоднократно подчеркивал, что суждения о боге нужно высказывать с осторожностью.

Истины точной никто не узрел и никто не узнает

Из людей о богах и о всем, что я только толкую:

Если кому и удастся вполне сказать то, что сбылось,

Сам все равно не знает, во всем лишь догадка бывает.

Говоря о Вселенной, мире, Ксенофан не апеллирует к богу. Он говорит, что «все рождается из земли и все в землю уходит», «Земля и вода суть две вещи, что рождаются и растут», «Мы все родились из земли и воды». Даже души состоят из земли и воды, а небесные тела — только из воды.

Предвосхищая концепцию элеатов, Ксенофан делает акцент на неизменном, вечном бытии. По свидетельстве Диогена Лаэртского, Ксенофан полагал, что «миры многочисленны, но неизменны». Разумеется, здесь возникаем вопрос о том, как согласовать общий тезис о неизменности мира с наблюдаемыми измене-ниями конкретных вещей. Как этот вопрос решал Ксенофан, неизвестно.

Ксенофан с сомнением относился к чувственному знанию, которое обманывает людей. Разум тоже может нас обманывать, но все же он способен дать нам понимание истины. Как правило, люди, не возвышающиеся до разума, остаются на уровне мнения. «Если бы даже случайно кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам, однако, не знал бы об этом. Ибо только мнение — удел всех».

У Ксенофана есть ряд высказываний о превосходстве ума и мудрости над физическими качест-вами людей. «Мудрость гораздо лучше силы людей и лошадей». Таким образом, философ более полезен для общества, чем какой-нибудь олимпийский чемпион.

Некоторые из дошедших до нас текстов дают основание полагать, что Ксенофан придерживался концепции метемпсихоза.

Шел, говорят, он однажды, и видит — щенка избивают.

Жалостью схваченный, он слово такое изрек:

«Стой! Перестань его бить! В бедняге умершего друга

Душу я опознал, визгу внимая ее» (Диоген Лаэртский).

 

Парменид (ок. 540 до н. э. или 520 до н. э.— ок. 450 до н. э.) - центральная фигура элейской школы. Основную часть жизни провел в Элее (Южная Италия).

Парменид продолжает развивать концепцию несовершенства челове-ческих чувств и, следовательно, ненадежности чувственного познания. Мнение, основанное на чувственном восприятии, знакомит нас лишь с видимостью ве-щей; к истине ведет рациональное познание. И Парменид настойчиво предо-стерегает нас от слепого доверия чувственному восприятию.

Главная проблема в философии Парменида — дилемма бытия—небытия («есть» — «не есть»). В поэме «О природе» Парменид изображает себя едущим в карете, запряженной рысаками. Он прибывает к суровой богине Справед-ливости (Дикэ). Богиня, символизирующая Истину, говорит: «Необходимо, чтобы ты Единое изучил». К нему есть три пути: путь абсолютной истины; путь изменчивых мнений, ошибок и фальши и путь мнений, достойных похвалы. Парменид выбирает путь истины. В чем же заключается этот путь?

Важнейший тезис Парменида: бытие есть и не может не быть, небытия нет и не может нигде и никак быть. «Есть иль не есть? Так вот, решено, как и необходимо, путь второй отмести, как немысли-мый и безымянный (ложен сей путь), а первый признать за сущий и верный».

Парменид аргументирует свою позицию следующим образом: все, о чем говорится и думается, существует. Мыслить можно только бытие, т. е. то, что есть. То, чего нет, не может быть мыслимо. Думать ничто — значит не думать, говорить о ничто — значит ни о чем не говорить. Ничто немыслимо и невыразимо. «Одно и то же — мысль и то, о чем мыслить. Ибо без сущего, в котором она высказана, тебе не застать мышления». «Мыслить — то же, что быть... Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь есть, а ничто не есть».

Идею тождественности мышления и бытия можно интерпретировать по-разному, например, в том плане, что мысль порождает некоторое бытие, или, что всякий предмет есть мысль. Но у Парменида единство мыслимого и мысли означает, что всякая мысль есть мысль о каком-то предмете. Беспред-метных мыслей не существует и существовать не может. Знание всегда предметно. Мысль предполагает существование предмета мысли.

Остается только один мысленный путь,

[Который гласит]:«ЕСТЬ». На нем — очень много знаков,

Что сущее нерожденным, оно и не подвержено гибели.

Целокупное, единородное, бездрожное и законченное

Оно не «было» некогда и не «будет», так как оно «есть» сейчас — все вместе

Одно, непрерывное. Ибо что за рожденье будешь выискивать ему?

Как и откуда оно выросло? Из несущего? [«то, чего нет»]Этого я не разрешу

Тебе высказывать или мыслить, ибо нельзя ни высказать, ни помыслить:

«Не есть». Да и какая необходимость побудила бы его

(Скорее) позже, чем раньше, начав с ничего, родиться на свет?

Следовательно, оно должно быть всегда или никогда.

 

Итак, перечислим основные признаки бытия:

♦ бытие не возникло;

♦ бытие не подвержено гибели;

♦ бытие целокупно (т. е. не состоит из многих частей);

♦ бытие единородно (что понимается в смысле его единственности);

♦ бытие неподвижно;

♦ бытие законченно или совершенно.

Бытие не порождается и не уничтожается. Если бы оно порождалось, то происходило бы из небытия, но это абсурдно. Если же допустить, что бытие возникло из бытия, то это предположение тоже будет абсурдным, так как тогда нужно признать, что оно существовало до своего возникновения. Бытие не имеет прошлого и будущего, так как прошлое — то, чего уже нет, а будущее — то, чего еще нет. Бытие — вечное настоящее, не имеющее начала и конца.

Бытие неизменно и неподвижно, оно законченно и совершенно. Такое поним ние бытия воплощалось в идее сферы. Бытие, по Пармениду, — мир тел, небытие — отсутствие тел или пустота. Существуют только тела, пустоты нет и быть, может. Вселенная — сплошной огромный телесный шар. Земля шарообразна и находится в центре Вселенной.

Такое понимание бытия достижимо на пути истины.

Путь изменчивых мнений, ошибок, основанных на данных чувственного в приятия, приводит к тому, что явления кажутся нам изменчивыми; нам представляется, что есть свет, небесный огонь, темная ночь и т. д. Но эти суждения не мог претендовать на истинность, поскольку это лишь «мнения». Нам кажется, что имеет место изменение, но в действительности существует лишь вечное бытие и нет ничего похожего на изменение. То, что явления кажутся нам изменчивыми, — лишь заблуждение на-ших органов чувств. Нам кажется, что есть чистый свет и темная ночь. На самом деле в вещах сущест-вует смесь того и другого.

Что касается третьего пути (мнений, достойных похвалы), то рассуждения Парменида о нем до нас не дошли.

Продолжателем идей Парменида был Зенон из Элеи (490-430 гг. до н. э.). Аристотель называет Зенона изобретателем диалектики. Под диалектикой в данном случае пони-мается искусство рассуждения и спора, искусство «опровергать противника и посредством возражений ставить его в затруднительное положение» (Плутарх). Зенон широко использует прием доказательства от противного. (Чтобы доказать, что «А есть В», мы принимаем как истинное суждение о том, что «А не есть В»; из последнего выводится противоречие, что означает ложность суждения «А не есть В» и, следовательно, — истинность суждения «А есть В».)

Зенон продолжает тенденцию противопоставления разума чувствам. Для доказательства неистинности свидетельств чувственного восприятия он, в частности, прибегает к такому рассуждению: если мы бросаем на землю одно зерно, то не воспринимаем звука его падения, если же бросаем мешок зерен, то слышим шум. Разум же утверждает, что либо и одно зерно производит шум, либо и мешок зерна не производит шума. Следовательно, в наших суждениях о бытии мы должны ос­новываться не на чувствах, а на разуме.

Зенон защищает учение Парменида. Анализируя тезисы противников Парменида (например, о том, что сущее множественно, что движение реально существует), Зенон показывает, что все эти тезисы приводят к противоречиям. По свидетельствам современников, сочинение Зенона содержало 40 апорий (апория — кажущееся непреодолимым логическое рассуждение).

Зенон доказывает тезис о том, что бытие едино. Если допустить, что оно множественно, то мы придем к противоречию: оно одновременно должно быть и настолько малым, чтобы вовсе не иметь величины, и настолько большим, чтобы иметь бесконечную величину. Оно не имеет величины потому, что каждая из многих вещей сама по себе есть единица, а если она единица, то она неделима, стало быть, она — точка и не имеет величины. Тогда и сумма единиц — ничто. С другой стороны, если предположить, что каждая из множества вещей имеет величину, то каждая ее часть тоже имеет величину и т. д.; стало быть, каждая вещь бесконечно велика (как бесконечная сумма величин).

Наиболее известны апории Зенона, касающиеся движения. Содержание этих апорий наиболее подробно представлено Симпликием. Приведем его изложение.

Движущееся (тело) движется на некоторое расстояние. Но поскольку всякое расстояние делимо до бесконечности, то движущееся (тело) по необходимости должно сначала пройти половину того расстояния, на которое оно движется, и лишь затем все (расстояние). Однако до половины всего (расстояния оно должно пройти) половину половины и опять-таки половину этого (последнего расстоя­ния). Стало быть, половины (расстояния) бесконечны по числу, так как в любом данном (расстоянии) можно выделить половину, а бесконечные (по числу величины) невозможно пройти в конечное время». Согласно этой этой апории («дихотомии»), тело никогда не сможет ни сдвинуться с места, ни достичь цели, ибо деление пути бесконечно.

Вторая апория — «Ахиллес». «Ахиллесом» этот аргумент был назван по имени фигурирующего в нем Ахиллеса, который, преследуя черепаху, не может ее догнать. В самом деле, необходимо, чтобы догоняющий, прежде чем догнать черепаху, сначала достиг черты, с которой она стартовала. Но за то время, пока догоняющий приближается к этой черте, убегающий продвигается на какое-то расстояние, хотя и меньшее, чем пройденное за то же время догоняющим, так как бежит меленнее, но все-таки продвигается, ибо не стоит на месте. И опять за то время, пока догоняющий будет проходить то расстояние, на которое продвинулся убегающий, убегающий опять пройдет какое-то расстояние... И хотя с каждым разом это расстояние будет становиться все меньше и меньше, убегающий в любом случае будет продвигаться на какое-то расстояние, ибо он движется. И поскольку в силу бесконечной делимости величин можно выделять все меньшее и меньшее расстояние вплоть до бесконечности, то Ахиллес не догонит не только Гектора, но даже черепаху.

В апории «Стрела», рассматривается траектория полета стрелы и утверждается, что в каждый момент времени стрела находится, т. е. покоится в определенном месте. Следовательно, видимое движение стрелы представляет собою сумму состояний покоя. Таким образом, летящая стрела покоится. Из апории следует, движение невозможно, если исходить одновременно из прерывности пространства и времени и из их непрерывности. Диоген Лаэртский пишет: «Зенон упраздняет движение, говоря: «То, что движется, не движется ни в том месте, где оно есть, ни в том, где его нет».

В указанных апориях Зенон имеет дело с диалектикой прерывного и непрерывного, конечного и бесконечного, но он не приходит к выводу о том, что движению присуща противоречивость, а следовательно, и описывать движение нужно в противоречивых понятиях, а делает заключение, что движение как таковое не существует, что оно — обман чувств.

Еще одним представителем элейской школы был Мелисс(вершина его творчества приходится на 444-441 гг. до н. э.). В поэме «О природе, или О сущем» М лисе повторил и развил аргументы Парме-нида о едином, неизменном и неподвином бытии. «Всегда было то, что было, и всегда будет. Ибо если оно возникло, необходимо, чтобы до того как возникнуть, оно было ничем. Если же не было ничего, никогда бы не возникло ничего из ничего». «Из ничего не может возникникнуть ничего» — утверждает Мелисс.

Бытие бесконечно, ибо в нем нет ни пространственных, ни временных границ; если бы оно было конечным, то ограничивалось бы пустотой, а значит, небытием, что невозможно. Бытие едино; если бы существовало два бытия, то они ограничивали бы друг друга. Но это невозможно, так как бытие беско-нечно. Мелисс также полагает, что бытие бестелесно, но не в смысле нематериальности, а как лишенное частей, формы (напомним, что у Парменида бытие имеет форму сферы). Бытие неподвижно. По этому поводу Псевдо-Аристотель пишет: «В самом деле, оно могло бы двигаться иначе, как смещаясь в нечто. А чтобы сместиться, необходимо войти либо в полное, либо в пустое. Но первое из них не приняло бы, а второго вовсе нет».

В заключение приведем свидетельство Диогена о взглядах Мелисса: «О богах он говорил, что не должно о них учить, ибо познание их невозможно».