Плохая» мать

 

– Видите ли, все дело в том, что я – плохая мать.

Я внимательно посмотрела на двух играющих на ковре детей. Мальчик и девочка, соответственно шести и четырех лет. В меру шумят, в меру препираются из‑за игрушек, чистенько одеты, на вид здоровы и вполне упитанны.

Женщина перехватила мой взгляд.

– С детьми все в порядке, – быстро сказала она. – Я – не в порядке.

Последняя фраза показалась мне какой‑то неловкой. Женщина как будто переводила с английского.

– Расскажите подробней, – попросила я. – Что именно заставило вас прийти к такому печальному выводу?

Она охотно приступила к рассказу. Такое почти всегда можно угадать заранее: приходят не столько получить какие‑то рекомендации, сколько просто выговориться о наболевшем или непонятном. Здесь главное – не перебивать собственными интерпретациями (хотя они и просятся из опыта), дать выговориться до конца.

– Понимаете, среди моих подруг есть женщины, которые принципиально не хотят рожать. Есть те, кто относится к рождению детей как к неизбежным заморочкам. Все это осознанные позиции, не имеющие ко мне никакого отношения. Я всегда хотела иметь детей, любила их, возилась с ними. Когда мне было лет десять‑двенадцать, вокруг меня во дворе собиралась вся окрестная малышня. Я организовывала для них игры, конкурсы всяких поделок, эстафеты. Дети меня просто обожали, увидят – бегут с восторженными воплями, виснут, отталкивают друг друга. Мне это очень льстило. Родители их тоже не могли на меня нарадоваться, говорили: ну надо же, какой талант! После школы я даже собиралась стать педагогом, но родные меня отговорили (моя мама много лет учительницей проработала).

Я хорошо рисовала, чертила, конструировала. И вот, пошла учиться на дизайнера. Два раза во время студенчества я работала в детском летнем лагере – самые солнечные воспоминания. Мне нравилась моя работа по специальности. Но о детях я все равно думала постоянно. Я считала, что в замужестве главное – это дети, а не любовь к мужу. Любить можно и так, но у детей должен быть законный и настоящий отец (мои родители развелись, папа живет в другой стране, в раннем детстве мне очень его не хватало). Значит, надо идти замуж… – женщина усмехнулась. – Будущему мужу я, разумеется, все эти соображения не излагала. У меня почти одновременно было два более или менее серьезных романа. Отец детей тот, кто позвал замуж.

– А вам‑то кто больше нравился? – не удержалась я.

Она отмахнулась от моего вопроса.

– И вот главное, ради чего все затевалось, – родились дети. Сначала сын, потом дочь. Сама я была единственным ребенком, а мне всегда хотелось сестру или брата, чтобы можно было играть, чем‑то поделиться. Я решила: пусть у них это будет. Муж не возражал, у него есть старший брат, и они достаточно близки. Я, как мы с самого начала запланировали, сидела с ними до трехлетия младшей. Делала все, что положено, но – о ужас! – не получала от этого ни малейшего удовольствия. Муж приходил с работы поздно вечером, раздавал подарки, вкусности и с порога начинал умиляться: ах вы, мои крохотулечки, ах вы, мои любимые! Ну идите же сюда! Они бежали, висли на нем… Я шла на кухню разогревать ужин. Испытывала отчего‑то жуткое раздражение. Думала: ага, так бы и я могла, по полчаса‑то в день! Ну, конечно, он‑то с вами только ласками и подарками! А воспитывать кому? Понимала, что я несправедлива к мужу и детям, и от этого огорчалась еще больше.

Потом вышла на работу. Дети пошли в садик, начали болеть. Я ничего не успевала – дом, садик, работа, кружки. Муж помогал, как мог, – забирал вечером сына из кружков, закупал продукты. Но все равно – это был сумасшедший дом. Помочь некому – моя мама еще работает, а родители мужа живут в Казахстане. Муж сказал: знаешь, так нельзя. Давай, ты еще посидишь дома. Все равно сыну скоро в школу, его надо готовить, и хотя бы первый класс побыть дома: встречать, кормить, помогать с уроками. Моего заработка вполне хватит. Если уж тебе захочется работать – будешь брать заказы на дом. И вообще – можно родить еще одного ребенка. Ты же всегда хотела много детей. Да и я так люблю крохотулечек…

Я понимала, что он совершенно прав, и одновременно мне хотелось от злости разнести все квартиру. На кого я злилась? Должно быть, на себя, больше вроде не на кого. Но что я делала неправильно?

И вот – я сижу дома с детьми. Они – совершенно нормальные, хорошие дети. Ссорятся, мирятся, играют, бегают, шумят, хотят все знать, все исследовать. Я же стала совершеннейшей мегерой – кричу на них, беспрестанно раздражаюсь. Даже когда удается себя сдерживать, на душе мерзко. Делаю все по хозяйству буквально с остервенением. Недавно в одной кастрюле дырку протерла. Улыбаетесь? А я ведь не вру! Муж приходит вечером усталый, умиляется: ах, какая радость – жена, детки, семейный уют. Я и на него срываюсь. Он говорит: я понимаю, домашний труд – это большая работа, ты устаешь в четырех стенах, давайте все вместе съездим на природу…

В общем, в семье все расползается: дети уже меня сторонятся, лишний раз не подойдут приласкаться, играют только между собой. Я даже не занимаюсь с ними поделками, хотя всегда это обожала. Младшая все время болеет, мне кажется – это я виновата. Муж в последнее время тоже лишнего слова не скажет, чтобы меня не провоцировать, уложит детей – и за компьютер. Пробовала поговорить с мамой, может быть, она бросит работу? Она сказала: это твои дети, когда я тебя воспитывала, мне никго не помогал. Надо учиться не только о себе думать. Подруги говорят: ты с жиру бесишься! А сами завидуют… И вот: полная семья – а я одна. И ничего мне не в радость. При этом понимаю, что тысячи, да что там – миллионы женщин многое бы отдали за мои возможности: материально обеспечена, любящий муж, здоровые дети…

И все время думаю: где же это я так ошиблась? Почему не догадалась прежде, что я буду плохой матерью?

 

Для полной убежденности, я задала еще десятка полтора вопросов. Картина в общем‑то вырисовывалась. Как это часто бывает, нерешенные проблемы передаются по наследству. Мать моей клиентки много лет была педагогом, к тому же – матерью‑одиночкой. О работе в школе вспоминает с ужасом – тяжело, муторно, неблагодарно, зарплата маленькая. Моя клиентка же с ранних лет тяготела именно к организаторско‑педагогической деятельности. Она любила быть лидером для младших, ей нравились многолюдные игры «с правилами» и эмоциональным позитивом. Когда дети под ее руководством развивались, создавали что‑то свое, и все (дети и их родители) благодарили ее, она чувствовала себя счастливой. Казалось бы – педагог от бога… Но мать и другие родственники, опираясь на свой негативный опыт, напугали и отговорили ее. У нее были еще художественные способности, которые и реализовались в профессии.

Но нереализованная часть личности упорно просилась наружу. В сознании это выразилось в виде: хочу своих детей! Это главное! Собственные детские переживания (развод родителей, тоску по уехавшему отцу) молодая женщина спроецировала на еще не родившихся детей. В результате порвала отношения с тем, кого действительно любила, – он не собирался немедленно жениться, вышла замуж за хорошего человека, к которому испытывала лишь ровную приязнь. Вполне могла обойтись одним ребенком (сидя с ним, многое могла бы понять), но снова вступили в действие проекции (мне самой так не хватало сестры или брата!) – двое детей родились с минимальной разницей в возрасте. Возникло ощущение захлопнувшейся ловушки, которое от «понимания» мужа и «непонимания» матери и близкого круга друзей только обострялось.

 

Все это так, подумала я. Но, кажется, клиентка ждет не только объяснений, но и позитивной программы действий. Вот сейчас я ей все объясню, а лучше, саму ее подведу к пониманию проблемы с помощью того или иного метода. Допустим, все именно так, как я предполагаю. Но что ж ей дальше‑то делать? Разводиться с мужем, обожающим детей? Поступать в педагогический институт и шесть лет там учиться?

– Я знаю, – печально сказала женщина, по‑своему истолковав мои колебания. – Все безнадежно. Они же уже есть, их надо растить. Пожалуй, муж прав: раз уж все равно сижу дома, придется родить третьего ребенка…

– Ни в коем случае! – воскликнула я.

Женщина взглянула на меня с удивлением и, пожалуй, с осторожной надеждой. Неужели то, что ей кажется абсолютным тупиком, видится мне как‑то иначе?

– Знаете, – сказала я. – В детстве я очень любила читать производственные романы, написанные в жанре социалистического реализма. Про всяких сталеваров, инженеров, строителей. Кроме меня, их, кажется, вообще никто не читал. А мне нравилось – казалось, что там про настоящую жизнь…

Удивление во взгляде женщины усилилось до некоторой оторопелости. Какой социалистический реализм?! Мне нужно было немного расшатать затвердевшие «рамки» ее сознания, и мои литературные вкусы подходили для этого ничуть не хуже всего остального.

– Уже в перестройку, – продолжала я, – перевели и издали много всяких западных романов двадцатого века. Я говорю не о великих романах, а так – мейнстрим. И их я тоже прочитала почти все. Они рассказывали о повседневной жизни немцев, французов, американцев…

Она пыталась следить за моей мыслью, но явно не успевала.

– И вот знаете, среди всех этих сюжетов было довольно много монологов вполне обеспеченных американских домохозяек: дом, муж‑бизнесмен, сад, машина, четверо‑пятеро детей… К сорока годам (дети почти выросли) она оглядывается по сторонам и понимает: много лет она варила, стирала, подстригала газон, мирила детей, посещала школьные собрания, проверяла домашние задания, возила детей на футбол, бейсбол, теннис… Боже мой, и это все?!

– Да, да! – подавшись вперед, воскликнула женщина, наконец‑то уловившая ход моих рассуждений и успешно отождествившая себя с сорокалетней американской домохозяйкой. – Это – все?!

– Разумеется, нет, – усмехнулась я. – У нас совершенно другие традиции. Класс обеспеченных домохозяек у нас еще просто не сформировался. И для него пока нет психологической платформы (я противоречила сама себе, но женщина этого не замечала). Наш стиль – это производственные романы, общественная активность советской женщины. Но есть и симпатичные нововведения: вы наймете няню, даже если на это уйдет вся ваша зарплата.

– Я думала об этом, но мама говорит… подруги говорят…

– Думайте, пожалуйста, своей головой, – грубовато посоветовала я. – Мама и подруги живут ту жизнь, которая их устраивает. Люди и их потребности разнообразны, и в этом прелесть нашего мира.

– Но получится, что я их бросаю… Да, я плохая мать, но…

– Перестаньте крутить шарманку! Думайте! Все те впечатления, свершения, ошибки, беды и радости, которые вы получите во внешнем мире, вы куда, собственно, понесете?

– В семью, вы правы.

– И кстати, еще одно. Вы хорошо рисуете, и эти поделки… А животных любите?

– Обожаю. С детства хотела завести собаку и кошку, но теперь боюсь, вдруг будет как с детьми?

– Моей подруге, – говорю я, – директору детского экологического центра, требуется творческая тетенька для работы в кружке – что‑то вроде «умелых ручек», но с экологическим уклоном. Я дам ей ваш телефон?

– А я смогу? Я же столько лет не работала с детьми… У меня же и свои… – И я показала рукой, как крутят ручку шарманки.

– Давайте! – вдруг решительно сказала она и, уходя, спросила:

– Ас этими, американками из романов… что с ними потом стало?

– С ними все в порядке, – уверила я. – В основном они сделались писательницами, журналистками или модельерами.

 

Приятельница напомнила о ней почти два года спустя. Ее кружок называется «Увлекательные путешествия по земному шару». Запись – уже на следующий сезон. Занимаются в кружке всей семьей – дети, родители и даже бабушки с дедушками. Ходят на экскурсии в Эрмитаж и Музей почвоведения. Клеят модели горных систем, создают этнографические костюмы, рисуют рисунки в стиле эпохи палеолита. Недавно о ней и ее студии написали в городской газете. На фотографии она выглядит вполне довольной.