Характеристики речевого акта

Различаются два главных участника речевого акта: говорящий (тот, кто порождает данный текст) и адресат (тот, для кого говорящий предна­значает данный текст). Адресат и говорящий в совокупности называются лицами (лат. personae; resp. англ, persons и т.д.); этот традиционный (и не очень удачный) термин может рассматриваться как отражение «ан-тропоцентричного» характера языка (в данном случае, того факта, что порождение и восприятие текстов осуществляются людьми⁰). В тради­ционной терминологии, однако, выделяется, как известно, не только «первое лицо» (говорящий) и «второе лицо» (адресат), но еще и «тре­тье лицо», определение которого, так сказать, отрицательно: это лицо, не являющееся ни говорящим, ни адресатом (и, тем самым, не являюще­еся и прямым участником речевого акта). Таким образом, если понимать термин «лицо» как обозначающий участника речевого акта (= «локуто-ра»), то третье лицо лицом в этом смысле не является (или, по известному выражению Э. Бенвениста [1946], является «не-лицом»). Тем не менее, слова, обозначающие как участников, так и не-участников речевого акта, обычно фигурируют в грамматических описаниях под общим названием личные местоимения.

Если традиционный термин «личные» кажется не вполне удачным по отно­шению к местоимениям третьего лица, то сам термин «местоимения», напротив, плохо пригоден как раз к обозначению локуторов. Действительно, под местоиме­ниями обычно понимаются «слова-заместители», в значении которых содержится

') Понятие (грамматического) лица не следует смешивать с грамматической категорией личности, отражающей одну из возможных семантических доминант внутри согласователь­ных систем (см. Гл. 2, 1.3). О предпочтительности термина адресат термину слушающий см. [Мельчук 1998: 45]. В современных типологических работах для обозначения говоря­щего и адресата иногда применяется термин локуторы, который в этом значении будет использован и нами.

отсылка к предыдущему упоминанию данного референта в тексте (см. ниже, §2). Но в значении «личных местоимений» 1 и 2 лица такой отсылки не содержится: в нормальной ситуации они являются единственно возможными «чистыми» обо­значениями вполне определенных референтов (т. е. локуторов). С другой стороны, обозначениями «не-лица» могут быть любые именные группы, и поэтому «личные местоимения» 3 лица (и только они) являются местоимениями в собственном смысле. В этом еще одно отсутствие параллелизма между словами типа я и ты и словами типа он.

Другими важными характеристиками речевого акта, используемыми в грамматике, являются место осуществления речевого акта (т. е. то место, где находится говорящий, или «деистический центр») и время осуществления речевого акта (так называемый «момент речи»).

Примечательной особенностью всех естественных языков является то, что в их грамматических системах информация, связанная с речевым актом и его характеристиками, имеет необычайно высокий удельный вес. Казалось бы, если роль языка состоит только в передаче информации, то все языковые средства должны быть в максимальной степени напра­влены именно на оптимизацию передачи этой информации. Между тем, картина, которую мы наблюдаем в естественных языках, несколько иная: в передаваемую информацию оказывается в весьма ощутимой степени «встроена» информация о том, кто, когда, где и кому эту информацию передает. Кодирующая система оказывается не безучастной к содержа­нию сообщения, но оставляет на этом сообщении свой собственный отпечаток. Эта «эгоцентричностъ» (или, как говорил Э. Бенвенист [1958], «субъективность») языковых систем должна всегда приниматься во вни­мание в лингвистических описаниях.

§2. Лицо и грамматика

Является ли лицо (как характеристика участника речевого акта) грам­матической категорией? Ответ на этот вопрос в сильной степени зависит от принимаемого определения грамматической категории, и не удиви­тельно, что взгляды лингвистов по этому поводу расходятся.

Если мы будем рассматривать множество обозначений участников речевого акта (по видимому, во всех языках мира существует особый класс слов, выполняющих только эту функцию), то для большинства (если не для всех) языков окажется верно, что мы не можем обозначить участника речевого акта, не указав его роль в речевом акте (т. е. не со­общив одновременно, является ли он говорящим или слушающим); нам неизвестны примеры лексем, выражающих обобщенные значения вида 'произвольный участник речевого акта'. Отсюда следует, что для личных местоимений категория лица является обязательной; это явление можно было бы считать ограниченной лексической обязательностью (типа ука­зания пола при выборе названий для кровных родственников в русском

языке, ср. Гл. ], 4.4), если бы не то обстоятельство, что системы личных местоимений играют особенно важную роль в грамматике любого языка. Трактовка личности как грамматической категории удобна еще и потому, что для глагольных форм достаточно характерно согласование с личными местоимениями — прежде всего, именно по категории лица.

Несколько парадоксальным следствием грамматической трактовки значений лица окажется то, что личные местоимения придется признать такими словами, которые выражают только грамматические значения и не выражают никаких лексических значений; иначе говоря, место­имения попадут в класс служебных слов наряду с аналитическими грам­матическими показателями. Отличие местоимений от этих последних заключается, однако, в том, что местоимения не являются грамматичес­кими показателями при словах какого-то другого класса (т. е. не являются «модификаторами», как, допустим, аналитические показатели наклоне­ния или времени); они являются автономными полностью граммати­кализованными корнями, не содержащими никаких лексических сем (некоторым аналогом такому классу слов были бы существительные, ко­торые выражали бы только значения типа 'объект среднего рода' или 'одушевленный объект'). Но грамматическая теория, вообще говоря, не запрещает появление такого класса слов; более того, подобная специ­фика местоимений хорошо объясняет их особую роль в любом языке.

Отдельная непростая проблема состоит в том, должна ли грамматическая категория лица считаться у местоимений словоизменительной или словоклас-сифицирующей? С нашей точки зрения, предпочтительнее вторая трактовка, так как при первой трактовке все личные местоимения окажутся словоформами одной-единственной лексемы, которая, к тому же, не будет иметь никакого соб­ственного значения: ведь лексического значения у личных местоимений нет, а все грамматические значения без остатка распределятся по разным местоименным словоформам!

Таким образом, будем считать, что местоимения образуют замкнутый класс особых «полностью грамматикализованных» лексем²'. Следует за-метить, однако, что в естественных языках число личных местоимений заведомо больше числа граммем у категории лица; а это означает, что на­ряду с граммемами лица местоимения выражают и другие грамматические противопоставления.

В системах личных местоимений чаще всего оказываются выраже­ны дополнительные значения числа, инклюзивности, согласовательного класса, логофоричности и вежливости. Кратко рассмотрим их ниже.

²) Близкая точка зрения высказывается, например, в [Стеблин- Каменский 1954]. С дру­гой стороны, например, в [Зализняк 1967: 61-62] уличных местоимений выделяются только категории падежа (словоизменительная) и согласовательного класса (словоклассифициру-ющая); ни число, ни тем более лицо у местоимений не признаются «грамматическими элементами значения».

2 Л. Число и инклюзнваость у местоимений

Помимо роли, выполняемой данным участником речевого акта, во многих случаях бывает необходимо более точно охарактеризовать его состав: прежде всего, указать, является ли данный участник индивиду­альным ('одно лицо') или коллективным ('группа лиц'), и кто именно составляет этот «коллектив». Коллективный характер участника речевого акта обозначается с помощью граммем числа; более точные указания относительно состава локуторов возможны с помощью граммем инклю-зивности.

Категория числа различает на множестве локуторов те же две или три граммемы, что свойственны ей и на множестве обычных существи­тельных: 'единственное число', 'двойственное число', 'множественное число'. В системах местоимений граммема двойственного числа встреча­ется чаще, чем у существительных, и во многих языках местоимения — единственный класс лексем, различающих двойственное число. Семан­тика числовых граммем у местоимений имеет некоторую специфику; так, комбинации граммем 1 дв соответствует значение 'говорящий и другое лицо'; комбинации 1 МН — значение 'говорящий и несколько других лиц'; комбинации 2дв — как значение 'два адресата', так и значение 'адресат и другое лицо' и т. п. Иначе говоря, значение несингулярных личных местоимений может быть (а в первом лице регулярно бывает) несимметричным: оно устроено не по принципу 'X в количестве л', а по принципу 'группа из лица X и других лиц в количестве п'.

На этом основании многие лингвисты отрицают тождество местоименного и субстантивного числа. Однако такая точка зрения представляется слишком радикальной. Во-первых, значение лексем типа вы может вполне соответство­вать стандартному значению множественного числа. Во-вторых, для семантики граммем числа вообще типичны подобные контекстные модификации: в тех ситуациях, когда количественная интерпретация невозможна (а таких ситуаций довольно много, см. подробнее Гл. 6, § 1), выбирается другая интерпретация, в том числе и такая, которую мы наблюдаем в случае личных местоимений: *Х и дру­гие подобные ему объекты' (так называемая ассоциативная множественность, ср. Га. 6, 1.1)', более развернутое обоснование этого утверждения см., например, в [Барулин 1980 Ь]. В третьих, сам способ формального выражения числовых противопоставлений у существительных и местоимений не так уж редко бывает сходным или даже тождественным.

Уточнение состава локуторов с помощью категории инклюзивное™ происходит, главным образом, за счет того, что дополнительно сообща­ется, входит ли в состав коллективного первого лица также и второе; если инклюзивность применяется ко второму лицу (что бывает существенно реже), то уточняется, соответственно, входит ли в состав коллективно­го второго лица также и третье. Таким образом, возможны по крайней мере следующие комбинации (не все из них в настоящее время надежно засвидетельствованы):

(1) граммемы числа и инклюзивности у личных местоимений:

a) стандартные комбинации:

1 дв.ИНК 'я и ты' (ср. русск. мы с тобой, обозначающее

именно двух лиц³⁾!)

1 ДВ.ЭКС 'я и еще кто-то один, но не ты'

I мн.инк 'я, ты и кто-то еще'

1 мн.экс 'я и другие люди, но не ты'

b) редкие комбинации:

2 ДВ./МН. инк 'ты/вы и еще кто-то, кого здесь нет' 2ДВ./МН.ЭКС 'вы, с кем я сейчас говорю, и больше никто' Разумеется, граммемы инклюзивности в языке могут выражаться и при отсутствии граммем двойственного числа, равно как и наоборот; в таких случаях возникают более редуцированные системы, различающие лишь пары лексем со значением 'мы, включая тебя' vs. 'мы без тебя' или 'мы двое' vs. 'мы многие' и т. п. Противопоставление по инклюзивности свойственно очень многим языкам мира; обычно оно характеризует целые языковые ареалы (как это имеет место на Кавказе, в Австралии и Новой Гвинее, в Южной Америке и др.).

2.2. Согласовательный класс

Граммемы согласовательного класса различаются прежде всего в со­ставе местоимений третьего лица (которые, впрочем, по своим свойствам в целом ближе к указательным местоимениям, в том числе и в этом отношении); однако и обозначения локуторов могут различаться в отно­шении рода (т. е. их естественного пола) — чаше во втором лице (как в арабском), чем в первом. Интересный случай противопоставления ме­стоимений множественного числа по роду имеется в испанском языке (в его европейском варианте): nosotros i мн.м, vosotros 2 мн.м vs. nosotras 1 МН. ж, vosotras 1 МН. ж; эти местоимения восходят к сочетанию личных местоимений nos и vos с прилагательным otros 'другой* (ср. существующие в современном французском языке конструкции типа nous autres к 'наш брат', букв, 'мы другие', имеющие значение, близкое к эксклюзивному).

Напомним, что если в языке отсутствует категория согласовательного класса, а местоимения 3 лица все же различают «родовые» формы (это не такая уж редкая ситуация), то выбор таких форм местоимений более корректно описывать с помощью правил конгруэнтности, а не согласо­вания (см. Гл.2, 1.1).

³* Аналогично, сочетания типа мы с братом означают 'я и < мой> брат вдвоем', а не 'мы и <мой> брат' (как можно было бы предположить на основе их буквального прочтения); иначе говоря, в этих конструкциях сначала задается число участников, а потом конкре­тизируется их состав. Участник, вводимый предлогом с, как бы «уже посчитан» заранее. Для обозначения этого своеобразного эффекта М. А. Даниэлем предложен удачный термин «поглощение референта»; о других свойствах данных конструкций см. также [Garde 1995].

2.3. Логоформческне местоимения

Местоимения этого типа обычно используются при передаче кос­венной речи и выражают специализированное синтаксическое значение кореферентности подлежащего придаточного предложения подлежащему главного предложения, вводящего глагол речи (реже глагол мысли, жела­ния и т. п.); иначе говоря, логофорические местоимения употребляются, если тот, кто сообщает Р и тот, о ком сообщается в Р — одно и то же лицо⁴*. Так, русские предложения вида Он сказал <подумал, узнал и т. п.>, что он пришел первым, вообще говоря, двусмысленны: либо пришел пер­вым тот, кто про это говорит (думает, узнает и т. п.), либо другое лицо, не тождественное говорящему. Противопоставление особых логофориче-ских и нелогофорических местоимений третьего лица очень характерно для языков Тропической Африки (где встречается почти повсеместно) и некоторых других ареалов; но, пожалуй, чаще в этой функции в языках мира используются не специализированные местоимения, а местоимения, имеющие какие-то другие базовые употребления. Так, в латинском языке местоимение ipse 'сам' регулярно употреблялось в качестве логофори-ческого. Логофорическое использование рефлексивного сам встречается и в других языках (возможно оно и в русском); но для русского языка более характерно для снятия двусмысленности использовать местоиме­ние тот в нелогофорическом значении (ср. Он сказал, что тот пришел первым, где кореферентное понимание исключено).

2.4. Вежливость

Вежливость является одной из самых распространенных категорий, выражаемых в составе систем личных местоимений. Существует целый ряд местоименных систем (свойственных, например, многим австроне-зинеким и австроазиатским языкам), в которых вежливость является единственным (кроме, конечно, лица) семантическим противопоставле­нием; при этом число выражаемых противопоставлений может быть очень велико и различия между ними весьма тонкими (так, в австронезийском языке ачех местоимения ни во втором, ни в третьем лице не различают граммем числа, зато различают по три степени вежливости).

В общем случае, граммемы вежливости определяют социальную ди­станцию между говорящим и адресатом, поэтому очевидно, что названия адресата (в первую очередь), но также и всех остальных лиц должны быть особенно чувствительны к этому типу значений (в более редких случаях вежливость может выражаться и в составе глагольных словоформ, как

⁴' Термин догофортеекие местоимения изобретен французским типологом Клодом Аже-жем [Hagege 1974] и является одним из элементов предложенной им оригинальной класси­фикации местоименных слов. Впоследствии этот термин (но не классификация в целом) был заимствован синтаксистами генеративного направления, посвятившими проблемам формального описания логофорических конструкций немалое число работ.

в японском языке). Языки типа английского, где местоимения полностью нейтральны к этому противопоставлению, представляют собой, скорее, исключение; в большинстве языков мира различаются по крайней мере две степени вежливости: 'неформальность', т. е. социальное равенство го­ворящего и адресата vs. 'вежливость', т.е. адресат иерархически выше го­ворящего или его положение неизвестно. Разумеется, число градаций мо­жет быть и больше — например, может противопоставляться значительная и незначительная социальная дистанция между говорящим и адресатом, или специально маркироваться случай, когда говорящий выше адресата, и т. п. Вежливость может выражаться не только в выборе названия для адресата, но и выборе местоимения, с помощью которого говорящий называет себя сам (особенно, если говорящий ниже адресата), и даже — местоимения, с помощью которого говорящий называет третье лицо⁵*.

2.5. Согласование по лицу с глаголом

Распространенным явлением оказывается также отражение граммем лица в глагольной словоформе: эту ситуацию можно описать как согла­сование глагола по лицу со своими аргументами. Между согласованием по лицу и таким же согласованием глагола по числу и классу есть не­сколько существенных различий, которые делают личное согласование одним из самых сложных объектов морфологического анализа.

Прежде всего, лицо может в нормальной ситуации вообще не выра­жаться в языке с помощью автономной словоформы: в случае субъекта и объекта, являющихся личными местоимениями, их выражение могут брать на себя либо приглагольные клитики, либо глагольные аффиксы (по происхождению обычно также связанные с местоименными клити-ками). Так, в латинском языке смысл 'я пришел* выражается единой глагольной словоформой vent (с суффиксальным показателем, кумуля­тивно выражающим лицо подлежащего, а также вид и время глагола); выражение независимого местоимения (ego vent) возможно только в осо­бой контрастивной конструкции (со значением и 'именно я < а не кто-то другой> пришел'). В отношении местоименного объекта в латинском языке такие правила не действуют, но они действуют в арабском, в боль­шинстве языков банту, в языках индонезийской группы и т. п. (во всех

⁵) Выбор местоимения третьего лица может, в общем случае, подчиняться двум типам правил: он может зависеть от дистанции между говорящий и адресатом, но может зависеть и от дистанции между говорящим и самим третьим лицом (ср. русские выражения типа его превосходителъсво или устар. они в речи слуги по отношению к господину). В последнем случае мы имеем, строго говоря, другую категорию, не тождественную вежливости; ее иногда называют учтивостью (или респективностью, как предлагается в [Мельчук 1998]). В японском языке не только вежливость, но и учтивость может выражаться в соста­ве глагольной словоформы (подробнее см., например, [Алпатов 1973], где вместо пары •вежливость-учтивость» используются термины адрессив и гоноратив соответственно).

перечисленных языках показатели местоименного объекта не кумуля­тивны, но это не всегда так). Таким образом, здесь уже имеет место не согласование (поскольку контролер согласования оказывается частью глагольной словоформы), а выражение особой грамматической категории «местоименный субъект» resp. «объект».

Если бы в современном французском языке местоименные клитики оконча­тельно утратили свою автономность (а все прочие правила остались прежними), то во французском языке возникла бы именно категория «местоименного субъ­екта». В этом случае смыслу, например, 'я говорю' соответствовала бы единая словоформа типа уй/wfe, смыслу 'ты говоришь' — словоформа tuparles, смыслу 'он говорит' — словоформа Uparle и т. п., но смысл 'Пьер говорит* по-прежнему выражался бы как Pierre parle, а не как *Pierre ilparle (поскольку в последнем случае субъект не местоименный). В лингвистической литературе уже отмеча­лось, что очень похожая ситуация в действительности имеет место в бретонском языке (ср. [Мельчук 1997: 208]), где согласование глагола с подлежащим при этом полностью отсутствует; но эта ситуация вовсе не является «совершенно дикой» (как полагает И. А. Мельчук): категории местоименного субъекта и/или объекта довольно часто встречаются в естественных языках. Конечно, трактовка таких категорий как согласовательных (для бретонского ее в свое время пытал­ся предложить и С.Андерсон, ср. (Anderson 1982]) приводит к неоправданному усложнению описания.

Особенно сложная в морфологическом отношении ситуация возни­кает в тех случаях, когда в глагольной словоформе выражается субъект и объект одновременно (в исключительно редких случаях добавляется и второй объект — обычно, непрямой; «трехаргументное спряжение» засвидетельствовано, например, в баскском языке). Такие глагольные формы называют полиперсональными. Как ясно из предыдущего, полипер­сональные формы могут быть результатом полиперсонального согласова­ния, но могут быть и результатом одновременного выражения в глаголе граммем 'местоименный субъект' и 'местоименный объект' (последнее, конечно, встречается гораздо чаще).

Полиперсональные глагольные парадигмы свойственны многим язы­кам мира. Помимо уже названных языков банту, они встречаются в индо­незийских, айнском, эскимосско-алеутских, чукотско-камчатских, карт­вельских, абхазо-адыгских, алгонкинских, атапасских и других языках (из языков, распространенных на территории Европы, исключительно сложную полиперсональную парадигму имеет мордовский). Особенно­стью полиперсональных показателей является то, что они редко выра­жаются аддитивно; обычно комбинации двух граммем (типа 'я тебя', 'они нас' и т. п.) выражаются с помощью нечленимых показателей, ли­бо выбором таких показателей управляют достаточно сложные правила (опирающиеся на иерархию локуторов и другие коммуникативно-прагма­тические факторы). Принципы построения пол и персональных парадигм лишь в самое недавнее время стали объектом пристального интереса

лингвистов, сумевших увидеть за кажущимся хаосом неупорядоченных алломорфов действие сложных, но вполне отчетливых закономерностей (ср. очень показательное в этом отношении исследование [Кибрик 1997]).