В сражающемся Китае

В СРАЖАЮЩЕМСЯ КИТАЕ От Сары - Озека до Ханькоу С. С. Белолипецкий 1899 - 1975 - полковник медицинской службы. В качестве врача - невропатолога занимал различные должности в Советской Армии. В 1938 - 1939 гг. в составе группы советских военных врачей - добровольцев находился в Китае. Участник Великой Отечественной войны.В самый канун Первомая 1938 г. в качестве врача - добровольца я выехал из Ташкента в борющийся Китай. Первой на нашем совместном с доцентом И. Д. Ицковичем пути была станция Сары - Озек на Турксибе.

Незадолго до прибытия в этот пункт появился в нашем вагоне военфельдшер Викторов, мой бывший подчиненный.На нем был штатский костюм и мягкая шляпа. Он начал работать в Китае одновременно с врачами САБО В. Г. Абозиным, С. Я. Тороповичем, М. К. Куриленко и А. Н. Ерусалимовым уже около года тому назад Где они теперь спросил я у Викторова Абозин служит в Ланьчжоу, Торопович и Куриленко - где - то в Южном Китае, вероятно в Ханькоу, а Ерусалимов недавно погиб под Ланьчжоу в авиационной катастрофе Как погиб спросил я, пораженный Отчего, при каких обстоятельствах? Андрея Николаевича Ерусалимова, молодого, энергичного - хирурга ташкентского военно - окружного госпиталя, я знал давно.

В Ташкенте у него осталась больная жена с детьми Ерусалимов отстал от товарищей. Он временно работал в Сиане, откуда по какому - то поводу прилетел в Ланьчжоу, перед тем как проследовать дальше, в Ханькоу.На обратном пути в Сиань самолет, не пролетев и двадцати километров от Ланьчжоу, вспыхнул в воздухе и рухнул на землю, объятый пламенем.

Сам я добавил Викторов работаю на трассе Джаркент - Сиань, обслуживаю персонал наших автомобильных караванов. Вскоре прибыли в Сары - Озек, небольшой станционный поселок на юго - востоке Казахстана, совершенно лишенный какой либо растительности, где мы должны были дожидаться дальнейших распоряжений.Тогда, много лет назад, в Сары - Озеке было всего несколько каменных зданий - вокзал, школа и др а жители в основном жили в глинобитных полуземлянках.

Еще из окна вагона, справа по ходу поезда, я увидел огромный черный квадрат, занимавший пологий склон холма. Это была открытая стоянка нескольких сот новеньких грузовых автомобилей, составлявших стратегический транспортный резерв нашей экспедиции . Поставленные сплошными рядами машины блистели свежим лаком и сверкали ветровыми стеклами.Нас поместили в отдельную комнату небольшого штабного домика, в котором жил начальник базы и работала маленькая походная радиостанция.

Переоделись в гражданское костюмы из синей хлопчатобумажной ткани, башмаки, кепки. В местном лазарете работы было немного. Грустили, глядя вслед поездам, убегающим в сторону Ташкента, где остались наши семьи. В Сары - Озек между тем прибывали добровольцы уже отслужившие свой срок в Китае и возвращавшиеся на Родину. По вечерам они рассказывали нам о своей трудной и опасной работе.В конце мая, поздно вечером, когда мы укладывались спать, за стеной затрещал и вскоре смолк моторчик радиостанции.

Это значило, что проведен очередной сеанс радиосвязи с Москвой. Через минуту вошел радист и спросил - Кто здесь Ицкович и Белолипецкий? Мы отозвались Поступила радиограмма. Вам обоим надлежит завтра утром отправиться в Алма - Ату, а оттуда самолетом в Ханькоу.По распоряжению начальника базы автомобиль будет подан к четырем ноль - ноль. Будьте готовы Радист ушел. На третьи сутки нашего пребывания в Алма - Ате мы встретились с группой товарищей, возвращавшихся из Китая. Они летели без посадки от самого Ланьчжоу.

Были радостно возбуждены и охотно рассказывали о своих впечатлениях. Среди прибывших был и летчик, раненный в воздушном сражении над Ханькоу 29 апреля. Мы сменили ему промокшую повязку. От них я узнал о моих ташкентских земляках. Торопович находится в Ханькоу, Куриленко - в Наньчане.Возглавлял их работу П. М. Журавлев, о котором я слышал еще в Сары - Озеке. Вечерний поезд из Москвы привез новую партию добровольцев, направлявшихся в Китай. В нее входили военные советники разных родов войск, военные корреспонденты и один врач. Нам сообщили, что завтра все вместе мы улетаем в Китай. Наш самолет - бывший бомбардировщик, а теперь транспортно - грузовой - набирает высоту, чтобы преодолеть перевальную точку Тянь - Шаньского хребта.

Слева и справа от нас угрожающе близко громоздятся, проплывая мимо, исполинские глыбы гор, исчерченные ломаными темными и светлыми полосами.На крутых обрывах гор снег не держится, и эти места выглядят черными островами, тогда как на более покатых склонах белыми скатертями лежат вечные снега. Под самолетом хаотическим нагромождением проползают менее высокие скалистые горы с острыми, ребристыми вершинами, то голыми, то покрытыми лесами или кустарником.

Проходящая где - то здесь под нами государственная советско - китайкая граница с воздуха неразличима. Вскоре горы остались позади. Под нами расстилалась однообразная желтая равнина. На горизонте показался какой - то город.Самолет сделал над ним разворот и пошел на посадку. Люди в незнакомой военной форме бежали нам навстречу.

Мы прибыли в Кульджу. Обедали и отдыхали в литишэ, расположенном тут же, на аэродроме.Моим соседом оказался молодой человек, несколькими днями раньше прибывший в Кульджу и ожидавший попутного самолета, чтобы лететь в глубь Китая. Он рассказал, что только что вернулся из Испании, где служил в интернациональной бригаде, поведал о тяжелых боях республиканцев с франкистами, о том, с какими трудностями пробирался через Францию.

Теперь, даже не имея возможности заехать домой к родителям, он прибыл в Китай. На следующее утро мы стартовали в Урумчи. Снова под нами необозримая желтая пустыня, ограниченная на юге едва различимой в дымке цепью снежных гор. С урумчинского аэродрома пас отвезли в город, в общежитие, расположенное на территории старинной крепости.В просторной комнате стоял бильярдный стол, шла игра. Ближайший ко мне игрок - рослый, широкоплечий мужчина в белой сорочке с растегнутым воротом - на миг повернулся ко мне и, не меняя положения кия, нацеленного в шар, шире расставил ноги, чтобы вернее бить. В ответ на приветствие он спросил - Только что прибыли Да На чем На ТБ - 1 Направляетесь в Ханькоу Да Значит, завтра полетите со мной на ТБ - 3. Это был известный по всей авиатрассе летчик Коваль, командир воздушного корабля.

Тогда я не мог знать, что передо мной человек, трагическую судьбу которого спустя шесть с половиной месяцев мне не доведется разделить лишь по счастливой для меня случайности На следующее утро мы уже сидели на мешках с парашютами в переднем отсеке фюзеляжа четырехмоторного гиганта.

Нос корабля представлял собой большой, частично застекленный полусферической формы фонарь, дающий обширный обзор перед собой, в стороны, вверх и вниз. Места летчиков и штурмана располагались выше, над нами. Большие щиты управления поражали обилием приборов.Средний отсек корабля был просторнее свет проникал сюда через стеклянный колпак над. круглым отверстием в потолке, предназначенным для установки в нем турельного пулемета.

Через огромные, выше человеческого роста, вырезы в стенах фюзеляжа можно было рассмотреть внутренность крыльев, сложную систему распорок и растяжек и подвешенные на них цистерны с горючим и смазочными материалами. На стенах и потолке фюзеляжа укреплены бомбодержатели. В полу закрывающиеся люки для сбрасывания бомб и парашютистов.Из хвостового отсека имелся проход в застекленную сферическую гондолу к спаренному пулемету.

Четыре моторные гондолы стояли по две на каждом крыле. Как усы неких - гигантских жуков, торчали из них двухлопастные пропеллеры. Ночевали в Хами. Эта база экспедиции была значительно крупнее, чем в Кульдже и Урумчи. Здесь уже имелись наши охранные наземные части. На аэродроме советские инструкторы обучали китайцев летно - боевому искусству. При приближении к Ланьчжоу наш самолет шел на большой высоте над горами Наньшаньского хребта.Альтиметр показывал более 5 тыс. м. Нам стало не по себе не хватало воздуха, тошнило.

Кислородных приборов не было ни у кого. Ланьчжоу - большой, многолюдный город, расположенный почти в центре страны, на берегах Хуанхэ Желтая река . Вода в этой реке действительно желтая и мутная. Город довольно беден зеленью. На правом, пологом берегу сохранились остатки древнего водопровода. Противоположный левый берег реки - высокий, гористый. Он тоже заселен, хотя и не столь плотно.Редкие улицы взбираются по склону горы, на вершине которой раскинулся буддийский монастырь.

За его высокой каменной оградой среди приземистых одноэтажных построек возвышается стройная пагода. Через решетчатые, запертые на замок ворота видна внутренность монастырского двора с расставленными в нем ярко раскрашенными скульптурами. Через Хуанхэ у Ланьчжоу переброшен шестипролетный железный автогужевой мост с высокими фермами на каменных быках. Строили мост американцы.Любопытны маленькие плотики, па которых китайцы смело пускаются по широкой, стремительной Хуанхэ.

Они сделаны из бамбуковой рамы, укрепленной на своеобразных понтонах - надутых воздухом бурдюках из кожи, искусно снятой с лошадиных, коровьих или буйволовых туш. Китайцы переносят эти легкие сооружения на спине. На аэродроме мы увидели первые признаки приблизившейся войны изуродованные остатки разбитых или сожженных японцами китайских аэропланов, следы осколков бомб на дверях блиндажа, вырытого в почти отвесной горе на окраине аэродрома.На центральной площади города стоял огромный, метров пяти высотой, ярко раскрашенный макет авиационной бомбы.

Ребристый стабилизатор торчал кверху, а тупой нос указывал на вход в бомбоубежище. В ланьчжоуском госпитале уже работали советские врачи - добровольцы. Наш ТБ - 3 привез несколько ящиков с медикаментами. Их принимал врач В. Г. Абозин, знакомый мне по службе в САВО. Его пребывание в Китае уже подходило к концу, и он скоро возвращался на родину.К вечеру выяснилось один из нас, врачей, только что прибывших в Ланьчжоу, должен остаться для работы в местном госпитале, а другой следовать в Ханькоу.

Мне предложили сделать выбор. Я решил двигаться дальше. На совместном совещании руководителей базы и нашей группы, затянувшемся до глубокой ночи, решался вопрос, как лучше добираться до Ханькоу ввиду приближения фронта и возросшей опасности встреч с истребителями противника полеты в Ханькоу стали рискованными.Было решено ехать на автомобилях до Сианя, а дальше - по железной дороге Сиань - Ханькоу, хотя и этот маршрут был небезопасен дорога проходила вдоль правого берега Хуанхэ, левый берег занимали японцы. На участке Сиань - Чжэнчжоу поезда пропускали только ночью, без огней, так как каждый метр пути был пристреляй японской артиллерией.

На следующее утро мы попрощались с Ицковичем. Наши пути расходились. Вместе с другими советниками я ехал в открытой грузовой машине. Впереди двигался легковой автомобиль с корреспондентами.Дорога сначала шла на юго - восток вдоль берега Хуанхэ, который становился все круче, обрывистее. Потом река повернула влево от дороги, на северо - восток, и постепенно исчезла из виду. Вскоре дорога спустилась в долину небольшой речки, обрамленную садами и огородами.

Здесь недавно прошел ливень, и наши машины застряли в лессовой грязи. Только с помощью работавших поблизости крестьян удалось преодолеть этот трудный отрезок - пути. Ночевали в г. Пинляне, почти на самой границе между провинциями Ганьсу и Шэньси.Запомнилась мощная городская стена с великолепными крепостными воротами под черепичной крышей.

С помощью советских специалистов незадолго до того была пробита грейдерная дорога через Пиплянский перевал. С перевала открывался живописный вид на окрестные горы и долины, расстилающиеся далеко внизу. Узкие полоски рисовых полей причудливо лепились по горному склону.Дорога, проложенная по срезу крутой горы, шла над глубокой бездной и, описывая замысловатые снижающиеся зигзаги, спирали и восьмерки, поворачивала наш автомобиль к краю обрыва то правым, то левым бортом.

На этом высокогорном участке дороги в районе Пинляна вскоре после нашего благополучного проезда было совершено вооруженное нападение на советскую автоколонну, двигавшуюся с военным грузом в Сиань. Произошел короткий бой. Нападение было отбито.Для оказания медицинской помощи раненым был срочно вызван из Ланьчжоу хирург В. И. Трофимов, с которым полгода спустя мы встретились и подружились уже на юге Китая. На исходе второго дня путешествия, когда до Сианя оставалось 10 - 15 км, нас остановила китайская военно - дорожная застава.

Ввиду близости фронта дальше можно было двигаться только с наступлением темноты. В столицу пров. Шэньси въезжали уже под покровом ночи по мосту через Вэйхэ. Мост был железный, с высокими ажурными фермами и узкими дощатыми настилами для колес. В просвете между колеями при свете автомобильных фар виднелись толстые поперечные балки.Экономия пиломатериалов в стране, бедной строительным лесом, понятна, но езда по узким колеям - настилам, особенно для небольших машин с неширокой базой, была очень опасна.

Этим обстоятельством пользовались злоумышленники - диверсанты, а то и просто любители посмотреть на чужую беду. Так, месяца два спустя при возвращении из Наньчана в Ханькоу мы преодолевали по такому же мосту бурную речку. Дело происходило днем. На одной колее моста шофер передней автомашины заметил пучок соломы и остановился. Под соломой оказался крупный гладкий булыжник.Устроители сюрприза рассчитывали, по - видимому, что колесо нашей машины соскользнет с узкого настила со всеми вытекающими отсюда последствиями. Литишэ базы советских добровольцев в Сиане размещалось под одной крышей с консульством Соединенных Штатов Америки.

Ужинали мы поздно, под звуки американского радиоприемника.Проснувшись рано утром, я услышал приглушенную музыку, доносившуюся из комнаты дежурного на ночевках в пути мы по очереди несли дежурства, охраняя сон остальных . На фоне быстро сменявшихся обрывков музыки вдруг послышался знакомый голос московского диктора Говорит Москва.

Передаем последние известия . Мы все повскакали с коек и сгрудились у приемника в одних трусах и майках, с заспанными физиономиями.В молчании слушали родную речь. Каждый, кому довелось быть надолго оторванным от родины, знает, что на далекой чужбине голос Москвы звучит по - особому он и радостно волнует, и навевает думы о самых близких и родных Сиань крупнее Ланьчжоу, богаче зеленью, лучше отстроен. В нем больше построек европейского стиля.

Он тоже обнесен стеной с большими въездными воротами, по карнизам которых прохаживается вооруженная стража. На улицах Сианя людно, шумно, пестро. Много разносчиков - торговцев. То и дело видишь бамбуковые коромысла с плетеными подвесками, на которых носят положительно все, даже детей.На тротуаре, у стены, на корточках сидит тибетский медик. Выслушав жалобы пациента, даже не взглянув на него, лекарь тут же выдает лекарства из большого ящика - переносной аптечки . Посредине улицы, привлекая всеобщее внимание, проходит четким строевым шагом группа китайцев, одетых в форму французских солдат эпохи Парижской коммуны в кепи, в мундирах с золочеными эполетами на плечах.

Они играют что - то бравурное на ярко начищенных духовых инструментах, несут, как знамя, пестрый плакат с непонятными иероглифами. Переводчик поясняет - Афишируется программа местного театра.Проходим мимо высокого мрачного здания за кирпичной стеной с колючей проволокой на гребне.

У подножия угловой наблюдательной вышки солдат отчаянно колотит в барабан, висящий у него на шее. От переводчика узнаем Барабанщик оповещает население города о том, что в данный момент во дворе тюрьмы казнят опасного преступника . Мирная жизнь прифронтового города часто нарушалась воем сирен, оповещавших жителей о воздушных тревогах, учебных и настоящих.На следующий день после нашего приезда на сианьском аэродроме приземлился очередной отряд советских СБ - скоростных бомбардировщиков.

Отряд вскоре улетел в сторону Ханькоу. А вслед за тем прерывистым воем сирен была объявлена боевая воздушная тревога. Наши соседи из американского консульства - долговязый мужчина и худая женщина в темных очках - консервах - принялись расстилать по двору огромное полотнище с ярким изображением звездно - полосатого американского флага, не довольствуясь тем, что крыша консульства тоже была раскрашена под национальное знамя США, хорошо заметное с воздуха.Весь город пришел в тревожное движение.

Жители соседних кварталов спешили в ближайшее бомбоубежище, прорытое в толстой городской стене. Туда же направились и мы. Тем временем послышался нарастающий ровный гул. В том направлении, куда люди на бегу показывали руками, я не сразу различил в сияющей голубизне безоблачного неба поблескивающий белый крестик. Это и был японский самолет - разведчик. Он двигался в сторону аэродрома. На городской стене стоял солдат с трубой портативного дальномера за спиной.Над дальномером позади солдата склонился офицер, очевидно готовивший расчеты для зенитной артиллерии.

Связь между кратковременным пребыванием в Сиане авиаотряда СБ и появлением вражеского воздушного разведчика была очевидной либо СБ были замечены японцами их позиции проходили невдалеке от Сианя, по левому берегу Хуанхэ , либо о советских самолетах донесли шпионы. Ожидали, что вслед за разведкой вот - вот появятся и бомбовозы.Но этого не случилось очевидно, авиационный разведчик донес, что аэродром Сианя уже опустел Однажды на базе советских добровольцев я беседовал с молодым, худощавым летчиком, у которого левая рука висела на марлевой перевязи.

Это был Г. Н. Захаров, начальник истребительной группы. Он возвращался на Родину. Г. Н. Захаров добился разрешения лететь в Союз на трофейном японском истребителе И - 96. Помешала диверсия - в бак с горючим был насыпан сахар, который в полете засорил бензопровод. Пришлось произвести вынужденную посадку в горах.Самолет вышел из. строя, а Захаров серьезно повредил руку. Он рассказал мне о жизни и работе советских врачей в Ханькоу и Наньчане.

На следующий день после тревоги погода была нелетной шел проливной дождь. Несмотря на это, из Ланьчжоу прилетел очередной рейсовый самолет пассажирской линии Ланьчжоу - Ханькоу. Он долго гудел над городом, невидимый с земли, терпеливо и умело пробивая с помощью радиосвязи мощную облачность, и наконец благополучно приземлился.На этом самолете в тот же день половина нашей группы улетела в Ханькоу.

Двумя днями позже Сиань принимал заместителя главкома китайских ВВС генерала Мао Панчу. Для встречи большого начальника на аэродром прибыла целая делегация от Авиационного комитета в сопровождении военного духового оркестра. У летного поля была сооружена временная трибуна. Трехмоторный пассажирский Ю - 52, самолет германо - китайской авиационной компании Евразия , прибыл па бреющем полете. Из него вышел молодой щеголеватый генерал с тростью и маленькой собачкой на поводке.Глава встречавшей его делегации - высокий, худой, но бодрый старик в темных очках, широкополой соломенной шляпе и длинном белом одеянии - под звуки национального гимна приветствовал генерала.

Они долго отвешивали друг другу низкие, поясные поклоны.Затем встречавший взошел на трибуну и, сняв шляпу с седой головы, что - то говорил с четверть часа. Когда генерал Мао умчался со своей собачкой на автомобиле и аэродром опустел, нам предложили места в самолете для вылета в Ханькоу проезд по железной дороге в непосредственной близости от японских позиций стал еще более опасным после падения Кайфэна.

Наш Ю - 52 обогнул справа огромный, утопающий в зелени Ханькоу, пролетел над дымящим индустриальным Ханьяном, пересек широкую Янцзы и сел на гражданском аэродроме Уча - на. В автобусе нас отвезли на набережную Янцзы, к Английской пристани . На небольшом пароходике мы переправились через величественную Янцзы и высадились на ее левом берегу - в Ханькоу. Здесь нам подали легковые автомобили.Промчавшись по великолепному асфальту международного сеттльмента вдоль линии пышных садов за высокими ажурными оградами, мимо раздвижных рогаток с колючей проволокой на границе французской концессии, мы нырнули под темную анфиладу деревьев и остановились во дворе двухэтажного дома. Это было общежитие советских советников.

Меня отвели на второй этаж, в комнату, где жили врачи. Она оказалась пустой.Через некоторое время внизу, в просвете лестницы, появилась серая фетровая шляпа, закрывавшая лицо мужчины в сером костюме, черных лаковых полуботинках, с щегольской тростью на локтевом сгибе левой руки. На верхней ступеньке лестницы человек поднял опущенную голову, и я увидел лицо доктора С. Я. Тороповича, хорошо знакомого мне по совместной службе в САВО. О моем прибытии Степан Яковлевич, как оказалось, знал. Начались взаимные расспросы, разговоры об общих знакомых.

От Тороповича я узнал, что он попал в Китай прямо из Ленинграда, где в течение нескольких месяцев проходил курсы усовершенствования врачей.

В Ташкент к жене заезжал лишь на несколько часов, чтобы захватить с собой самое необходимое. Из Ташкента улетел вместе с Ерусалимовым и Куриленко. Первый погиб под Ланьчжоу, второй находился сейчас в Наньчане.Туда через несколько дней должен поехать и я. Сегодня вечером отбывает на родину доктор Журавлев из Киева. Он проработал в Китае более полутора лет. Во время нашей беседы появился еще молодой, но уже совершенно лысый, бодрый человек с умным, энергичным лицом. Он был возбужден и чем - то недоволен.

Торопович вскочил, изумленный - Что случилось, Петр Миронович, почему не улетели Неудача досадливо махнув рукой, буркнул вошедший самолет при взлете попал в плохо засыпанную воронку от бомбы и поломал шасси.Теперь жди, когда отремонтируют Ну ничего лучше плохое начало, чем дурной конец! Вот, знакомьтесь Это был тот самый доктор Журавлев, о котором я слышал много интересного еще в Сары - Озеке и в Алма - Ате. Он возвращался на родину и вот сегодня чуть не попал в беду. Петр Миронович тоже приступил ко мне с расспросами.

Услышав о моей специальности, он воскликнул - Один невропатолог - Куриленко - уже есть. И вот присылают второго невропатолога. Забыли, что на войне нужнее хирург, чем невропатолог! Журавлев рассказал, что до командировки в Китай он был начальником санитарной службы кавалерийской дивизии в Киеве, в 20 - х годах на Тамбовщине служил фельдшером в войсках Котовского, боровшихся с антоновцами.Перед тем как поехать сюда, в Южный Китай, успел поработать врачом советского консульства в Урумчи, где ему как - то пришлось вместе с остальными сотрудниками с винтовкой в руках отражать нападение мятежников.

Он был награжден орденом боевого Красного Знамени Тихим, теплым, влажным утром меня разбудил доносившийся с улицы звонкий детский голос продавца газет Синьхуа жибао! Синьхуа жибао После завтрака Журавлев и Торопович повели меня в помещение штаба представляться главному начальнику наших летчиков.В просторном кабинете с мягкой мебелью, обтянутой кожей, за массивным письменным столом сидел мужчина средних лет с коротко подстриженными волосами, бритым лицом и энергичным взглядом.

Семнадцатью годами позже я встречал II. Ф. Жигарева в Ташкенте. Он стал главным маршалом авиации и в блестящем военном мундире выглядел совсем иначе, чем тогда в Китае. Павел Федорович заботливо справился о моем самочувствии после дальней утомительной дороги, ознакомил с характером предстоящей работы.Ханькоуский аэродром раскинулся на широкой травянистой равнине между городом на востоке , устьем р. Хань на юге и оз. Сиху на западе . На одной стороне аэродрома стояли наши скоростные бомбардировщики СБ, прозванные катюшами . Противоположную занимали истребители бипланы И - 15, именовавшиеся чижами , и тупоносые монопланы И - 16 - ласточки . На хвостовом оперении самолетов имелись китайские опознавательные знаки. Комендантское здание аэродрома утопало в зелени веерных пальм и банановых деревьев.

Под широким покатым навесом на многочисленных шезлонгах и бамбуковых кушетках отдыхали в полном авиационном снаряжении, готовые к немедленному вылету члены китайских и советских экипажей.

Торопович повел меня на командный пункт для представления командиру группы бомбардировщиков. Высокий молодой человек в гражданском костюме, в светлой фетровой шляпе и лакированных туфлях, какие были и на мне, отдавал кому - то по телефону отрывистые, энергичные приказания.Через полминуты он повернул к нам свое живое, почти веселое лицо и, узнав от Степана Яковлевича, кто я такой, подал мне руку. Не бросая трубку телефона, отрекомендовался - Андреев.

Вот хорошо, медицинское пополнение, значит. Сейчас и боевое крещение примете - приближается дюжина японских бомбардировщиков. На флагштоке комендантского здания вместо обычного полосатого бело - розового флага взвился красный сигнал тревоги. Люди, застегивая па ходу снаряжение, бежали к самолетам.Аэродром пришел в движение, наполнился шумом моторов.

Самолеты выруливали на взлетную полосу и улетали, поднимая пыль. Однако, приблизившись к Ханькоу настолько, чтобы заставить китайскую авиацию взлететь, японцы неожиданно изменили курс и отбомбились где - то в другом пункте.Они учитывали, что каждый лишний взлет и посадка самолетов увеличивают количество летных происшествий - поломок, аварий, ускоряют выработку моторесурсов, увеличивают расход дефицитного в те годы в Китае бензина, привозимого издалека всеми видами транспорта, включая верблюжий, по Бирманской дороге в запаянных американских баллонах. Но столкновения с нашими летчиками японцы побаивались.

Из беседы с Андреевым Т. Т. Хрюкин я узнал, что он, совсем молодой еще человек, ведущий бесстрашные бои с численно превосходящими силами японских ВВС, уже имеет опыт воздушной войны с фашистской авиацией в небе республиканской Испании.В Ханькоу и позже в Наньчане я часто встречался с этим замечательным летчиком. Он славился умелым вождением бомбардировщиков на военные объекты врага.

Четырьмя годами позже, зимой 1942г я не раз наблюдал со станции Качалинской, как высоко над головой торжественно и грозно проплывали в сторону сталинградского котла полки советской бомбардировочной авиации. Любуясь стройным полетом этих грозных машин, я тогда еще не знал, что они выполняют приказ командующего 8 - й воздушной армией генерал - полковника авиации Т. Т. Хрюкина. Помню нашу последнюю встречу.Это было весной 1939 г. в сочинском санатории, когда Хрюкин был уже Героем Советского Союза. Вот кого я еще не видел на родной земле - радостно приветствовал меня Тимофей Тимофеевич.

Умер он в июле 1953 г. Памятник герою Великой Отечественной войны - превосходный портрет Т. Т. Хрюкина - создал скульптор Е. В. Вучетич. Теперь я бывал на аэродроме ежедневно, выезжая туда или ранним утром вместе с летным составом, или несколько позже, с машиной, везущей завтрак.Однажды в стороне от аэродрома, над р. Хань, я увидел низколетящий пузатый веретенообразный аппарат серебристо - белого цвета.

Я принял его за дирижабль. Но меня поправили это американский самолет СИ - 47 - личная машина Чан Кайши. Действительно, в следующую минуту аппарат сделал поворот, и у него явственно обозначились крылья. Рассказывали, как на этом самолете генералиссимус однажды чуть не попал в беду на него напали японские истребители. Выручили китайские авиаторы. Знакомство с Ханькоу происходило во время ежедневных поездок на аэродром.Это был большой красивый город.

Число его жителей во время войны сильно возросло за счет беженцев из захваченных японцами районов. После переезда из Нанкина правительства Ханькоу стал временной столицей Китая. Часть города, расположенная вдоль Янцзы, называлась международным сеттльментом . Она занимала территорию французской концессии. Здесь был расположен утопающий в тропической зелени ряд богатых особняков, занимаемых посольствами иностранных государств.Напротив посольских домов, вдоль берега, были расставлены дебаркадеры.

Во всю крышу каждого дебаркадера был нарисован яркими красками национальный флаг соответствующей страны. В дополнение к стягам, вывешенным над зданиями посольств, это страховало от нападения японской авиации. Часто приходилось видеть, как по сигналу воздушной тревоги люди толпами сбегались сюда и чувствовали себя в относительной безопасности до отбоя.Там, где международный сеттльмент переходил в центральную часть города, высилось большое здание городской ратуши, которую венчала красивая часовая башня.

Другие границы французской концессии обозначались противотанковыми ежами , деревянными рогатками, опутанными ржавой колючей проволокой. Вдоль этих заграждений прогуливались вооруженные часовые. Китайские кварталы сильно отличались от иностранных улицы узкие, кривые, грязные. Домики приземистые, преимущественно одноэтажные. В окнах часто вместо стекла тонкая папиросная бумага.Внутри домов неуютно, как в сарае вместо потолков голые стропила крыши вместо внутренних дверей матерчатые занавески.

Наружную дверь часто заменял вертикальный дощатый забор, устанавливаемый на ночь и разбираемый по утрам. В Ханькоу было много богатых магазинов, принадлежавших китайским и иностранным хозяевам. Поражало обилие часовых магазинов, из которых некоторые занимали по нескольку этажей.Стеклянные шкафы с часами располагались в несколько рядов с проходами между ними. Вслед за покупателем шел приказчик со связкой ключей, готовый в любую минуту отпереть по желанию покупателя стеклянную крышку той или иной горки.

За действиями приказчика со своего места за конторкой следил хозяин. Чаще всего это китаец - купец, одетый в черное, длиннополое, застегнутое сверху донизу, похожее на сутану одеяние, со стоячим воротом и широкими книзу рукавами. На голове у него черная матерчатая шапочка с большой черной пуговкой на макушке, на ногах туфли на толстой белой подошве. Хозяину жарко.Он обмахивается веером, не довольствуясь тем охлаждением, которое производит своеобразное опахало в виде длинной, во всю ширину помещения, полосы материи, передвигающейся на блоках под самым потолком магазина.

Повсюду встречаются нищие. В магазинах наблюдались такие сценки. Нищий, войдя, просит милостыню, но на него долго никто не обращает внимания.Тогда он начинает вначале тихо, а потом все громче и громче погромыхивать связкой каких - то железяк вроде ключей, висящих у него на шее. Когда .же не помогает и это, нищий переходит на пронзительно громкое клацание одна о другую бамбуковыми дощечками, висящими на поясе. Этот прием выводит наконец хозяев из терпения, .и к ногам просителя летит медная монета.

На улицах много рикш. Типичная картина люди - извозчики бегут размеренной рысью, сверкая пятками босых ног, нагнувшись вперед, а пассажир сидит, важно откинувшись на спинку экипажа. Среди пассажиров немало иностранцев, например американских моряков с военных кораблей.Мы, советские люди, конечно, и не думали пользоваться такого рода транспортом, но бедные, полунищие рикши, нуждаясь в заработке, часто досаждали нам настойчивыми предложениями своих услуг.

Например, свободный рикша, завидев вас, предлагает свой экипаж. Вы отмахиваетесь.Китаец делает вид, будто не слышит или не понимает, и настойчиво продолжает катить свою тележку вслед за вами, пока не добьется своего чтобы избавиться от такого эскорта, привлекающего всеобщее внимание к вашей особе, вы даете рикше пятнадцать - двадцать центов среднюю плату за проезд . Довольный китаец отстает.

Довольны и вы, но тут же начинает приставать к вам другой рикша. Затем третий, четвертый В середине июня наконец закончился период дождей, которые по нескольку раз в сутки принимались обильно поливать город. Эти теплые ливни не приносили прохлады, но лишь усиливали духоту.Теперь, очистившись от облаков и туч, бездонной синевой засияло южное небо. Дня через два с группой добровольцев, возглавляемой А. С. Благовещенским, я отправился в Наньчан, чтобы сменить доктора Куриленко.

Торопович остался в Ханькоу. Среди летчиков. Встречи с Антоном Губенко До самого последнего времени в Наньчан ездили пароходом по Янцзы до Цзюцзяна, а дальше по железной дороге. Но на днях японцы захватили Цзюцзян, и нам предстояло проделать более длинный путь по железной дороге через Чанша, главный город пров. Хунань.Я ехал с Михаилом Никифоровичем Григорьевым, моим спутником от самой Алма - Аты, и главным переводчиком полковником Пэном. В вагоне, несмотря на непрерывную работу вентиляторов, было жарко и душно.

Быстро наступила безлунная субтропическая ночь. Проснулся я рано утром, когда поезд находился примерно на середине пути между Ханькоу и Чанша. Поразил пейзаж, открывшийся в окне. Поезд мчался вдоль цветущих кустов. Дальше расстилалось спокойное голубое озеро, окаймленное бамбуковыми рощами. Посреди озера виднелся небольшой островок, весь утопающий в зелени, из которой выглядывал белый домик под красной крышей. Плавало несколько рыбачьих лодок.Утренние краски были настолько неправдоподобно свежи и ярки, что казалось, смотришь на театральную декорацию или на цветную олеографию.

К купе бесшумно вошел проводник - китаец. Он высыпал пакетики зеленого чая в большие стаканы, налил в них кипятку и закрыл черными лакированными крышечками. Охлажденным чаем угощают в Китае повсюду, oн неплохо утоляет жажду в летний зной. В Чанша мы остановились на сутки. Нас пересадили в огромный немецкий автобус и повезли в специально отведенное помещение.Толпа людей бежала вслед за нами, они что - то восторженно кричали, приветственно поднимая над головой руки, сжатые в кулак.

Без переводчика было ясно народ благодарит советских людей за самоотверженную интернациональную помощь в борьбе с захватчиками. Вскоре прибыли в Наньчан, главный город Цзянси. Вечером за ужином в переполненной столовой наньчанского литишэ было оживленно. Китайское командование угощало добровольцев пивом, что делалось лишь по случаю успешных действий авиации.Здесь мы встретились с доктором М. К. Куриленко, на смену которому я прибыл.

Он рассказал, что в воздушном бою во время сегодняшнего налета японской авиации летчик - истребитель К. Опасов сбил японский самолет и собрался было приземлиться, но у самой земли вдруг вошел в крутое пике и разбился. Следов огнестрельного ранения на теле летчика не нашли, а покрытие на стабилизаторе и руле высоты оказалось простроченным пулеметной очередью.Вероятно, самолет потерял управление в тот момент, когда из - за малой высоты летчик не смог уже воспользоваться парашютом Ночевали в комнате врачей на втором этаже.

Я занял койку, на которой раньше спал Журавлев. До позднего часа беседовали с Михаилом Кирилловичем. Вспоминали наши семьи, оставшиеся в Ташкенте, общих знакомых, сослуживцев.От Куриленко я узнал, что нынешнее наше наньчанское литишэ - это превосходное двухэтажное здание европейской архитектуры со всеми удобствами, прекрасным парком и бетонированным плавательным бассейном - принадлежит сыну Чан Кайши. Я вспомнил, что лет десять назад в советских газетах было опубликовано его выступление в то время сын Чан Кайши учился в Москве . В связи с преступной антисоветской и антикоммунистической политикой Чан Кайши сын клеймил отца позором, предавал анафеме, публично отрекался от него. А теперь? Принимает, оказывается, из рук папаши в собственное владение целые дворцы. Началось знакомство с объектами моей новой работы.

Куриленко повез меня во второе общежитие добровольцев, расположенное на другом конце города.

Там лежали два больных авиатехника один - с пневмонией, другой - с малярией. Назначив лечение, осмотрев кухню и проверив качество приготовления пищи, мы поехали на аэродром. Аэродрома было два малый, ближайший к городу, и большой, дальний. К ним вела хорошая шоссейная дорога. На малом аэродроме базировались только истребители на большом - и истребители и бомбардировщики.На территории большого аэродрома, в его северо - западной части, стояло каменное двухэтажное здание комендатуры.

На южной окраине летного поля располагался одноэтажный кирпичный корпус китайского госпиталя, аптека которого снабжала нас медикаментами. Между комендантским зданием и госпиталем стояли ангары, частично разрушенные японскими авиабомбами. В них круглосуточно производился ремонт самолетов. Цементная площадка перед одним из ангаров была разрушена взрывом тяжелой фугасной бомбы.Аэродром строила какая - то итальянская авиационная компания, и до войны он был гражданским.

Попятно, почему авиационный госпиталь располагался в черте аэродрома. Не понятно было только, почему к началу бомбежки госпиталь не перевели в более безопасное место. Над цементированной площадкой перед комендантским зданием был устроен навес от солнца из бамбуковых жердей, поддерживаемый бамбуковыми столбами. Под навесом стояли столы, стулья, шезлонги, легкие плетеные кушетки.Здесь завтракали, обедали и в свободное от воздушных тревог время отдыхали летчики, штурманы, стрелки - радисты бомбардировочной авиации.

Кухонная автомашина с обедом застала нас с Куриленко на площадке у комендантского здания. Обед запивали газированной водой. Вдруг поднялась суматоха. Китайцы повскакали со своих мест и устремились к двум автобусам, всегда готовым к вывозу людей с аэродрома.Ничего не понимая, я поспешил за другими и чуть было не попал под колеса уже переполненной машины, которая первой тронулась к выезду В чем дело? Что происходит на бегу спросил я авиатехника, знакомого еще по службе в Вольске.

Тот молча ткнул рукой в небо, туда, где в направлении с запада на восток на высоте не менее двух тысяч метров быстро приближалось к аэродрому более десятка двухмоторных бомбардировщиков Да это же катюши в недоумении воскликнул я. Никто не поверил мне. Переполох продолжался еще некоторое время. Но я не ошибся. Действительно, самолеты оказались СБ с китайским экипажем.Как новичку, мне объяснили потом, что своим самолетам полагается пролетать над аэродромом только на малой высоте, почти бреющим полетом, о чем китайские авиаторы, очевидно, забыли - бомбардировщики шли как раз на такой высоте, с какой обычно производится бомбометание.

Кроме того, заметили их поздно, почти над самым аэродромом, и времени для установления типа и принадлежности аэропланов не оставалось. Уже были случаи, когда в аналогичных условиях вражеские бомбовозы ошибочно принимались за своих.На следующий день, когда я находился на большом аэродроме, а Куриленко оставался в общежитии, готовясь к отъезду на родину, вдруг завыла сирена.

Тревожный рев то затухал, то нарастал с новой силой. На флагштоке комендантского здания появился красный флаг - сигнал тревоги. Все пришло в движение, летный состав поспешил к своим машинам, а мы в автобусе отъехали от аэродрома. Видно было, как, уходя из - под удара, взлетели, поднимая густую лессовую пыль, бомбардировщики, а за ними и истребители.Вскоре со стороны города послышались частые выстрелы зенитных орудий и затем уже знакомый по Сианю гул японских самолетов.

Этот гул я хорошо запомнил и всегда потом легко узнавал и безошибочно отличал его от шума советских, американских, английских и немецких самолетов, которые были на вооружении китайской авиации. И вот я впервые увидел японские бомбардировщики. Они шли с запада на большой высоте девятками, в клинообразном строю, разворачиваясь по направлению к аэродрому. Выше бомбардировщиков резвились десятки сопровождающих их истребителей.Самолеты были уже над серединой аэродрома, когда под ними и несколько позади них вдруг выросла, как темный лес, высокая зубчатая стена дыма от одновременного взрыва множества бомб. В нескольких местах поднялись черные столбы земли и пламени.

На фоне удаляющегося гула японских самолетов послышались далекие пулеметные очереди это наши истребители вступили в бой. На аэродроме меня поджидал летчик - истребитель Соколов, принявший боевое крещение в сегодняшнем воздушном бою. Он получил легкое ранение голени при посадке и теперь рассказывал - Вначале, при сближении с противником, было страшновато, а потом, как началась карусель , страшиться стало некогда, нужно было вовремя увертываться, чтобы не зашли тебе в хвост. Странно было видеть так близко самолеты противника.

Соколов трагически погиб в октябре 1938 г. Уже глубокой осенью в Чэнду я услышал о пожаре в воздухе на пассажирском СИ - 47, вылетевшем из Ханькоу в день его сдачи японцам.На этом самолете в числе 22 наших добровольцев сгорел и Соколов.

На третий день пребывания в Наньчане я провожал М. К. Куриленко на родину. Он улетал на американском двухмоторном санитарном биплане. На санитарных самолетах летали, как на пассажирских, без парашютов, хотя было известно, что противник не считается со знаками красного креста. Михаил Кириллович благополучно долетел до Ханькоу. Оттуда на пароходе английской компании он добрался вверх по Янцзы до Ваньсяна, дальше летел на Ланьчжоу уже советским транспортным самолетом.Наш рабочий день начинался рано. В 4 часа утра во всех комнатах общежития раздавался дружный треск портативных складных будильников, похожих на портсигары.

Их укладывали под подушки. Люди вскакивали, как по тревоге. Хлопали дверями, мигом умывались, одевались, на ходу выпивали стакан сладкого чая с галетой и выбегали к автобусам, уже дожидавшимся у подъезда. Вместе со всеми спешил на аэродром и я, если не оставался в общежитии для осмотра пищевых блоков или для утреннего посещения больных.В последнем случае я приезжал на аэродром несколько позже на машине, развозившей завтрак.

На большом аэродроме под навесом у комендантского здания можно было отдохнуть, если не было тревоги. Многие досыпали добирали , как выражались летчики , лежа на кушетках или сидя в шезлонгах. Мне удавалось это не часто - будили обращавшиеся за медицинской помощью. Вечером, вернувшись в общежитие, мылись под душем и надевали аккуратно выстиранные и выглаженные за время нашего отсутствия трусы, майки и носки.Поужинав, утомленные летчики валились спать, что делал и я, если не было больных, особенно в дальнем общежитии, посещение которого занимало полтора - два часа. Тогда я ложился не раньше первого часа ночи. А через три часа снова подъем. Тяжелобольные и раненые помещались в стационары китайских больниц и госпиталей.

Текущую амбулаторную помощь добровольцам оказывали мы, советские медики.Для этой цели я постоянно носил с собой небольшой аптечный ящик с изображением красного креста на крышке и с набором медикаментов, хорошо известным всем врачам неотложной помощи.

Остродефицитной была тогда в Китае йодная настойка. В качестве ее заменителя широко применялся только внешне похожий на йод бромферрон. Зато такое превосходное противомалярийное средство, как хинин, отпускалось нам в неограниченном количестве. Бортовые медицинские аптечки на самолетах были полезны для оказания первой помощи при вынужденных посадках.Но члены экипажа, по тем или иным причинам парашютирующиеся с самолета, оказывались в беспомощном положении, если получали травмы при приземлении ведь спасительная аптечка оставалась на покинутом самолете. Поэтому я предложил летному составу наших бомбардировочных и истребительных групп постоянно иметь при себе миниатюрную аптечку, укомплектованную перевязочным ватно - марлевым пакетом, флаконом с притертой стеклянной или резиновой пробкой для йодной настойки, рулоном асептической липкой тесьмы и банкой с противоожоговой мазью.

Марлевый бинт мог заменить собой кровоостанавливающий жгут. Такая аптечка свободно помещалась в кармане летного комбинезона. К сожалению, среди врачей - добровольцев было слишком мало хирургов.

А ведь всякая война - это прежде всего травматическая эпидемия , по меткому определению великого Н. И. Пирогова.В разговорах на большом наньчанском аэродроме часто упоминалась фамилия Губенко в таком - то бою Губенко сбил японца , тогда - то он поджег мицубиси , там - то он выручил товарища и т. д Покажите, кто это Губенко обратился я к соседу А вон, в кресле с газетой.

Вы разве не слыхали о его воздушном таране И собеседник напомнил эпизод, о котором я читал в одной из центральных газет, еще будучи в СССР. Статья называлась Подвиг китайского летчика . Теперь этот китаец был перед моими глазами - подстриженный ежиком светлый шатен, молодой человек среднего роста, хорошо сложенный, с приятным серьезным лицом. Когда меня познакомили с А. А. Губенко, я с трудом упросил его рассказать о нашумевшем случае из его боевой жизни Теперь я воюю на ласточке неохотно начал Антон а тогда летал на чиже . Этот биплан, и притом с неубирающимися шасси, не отличается быстроходностью, но очень маневрен и вооружен четырьмя пулеметами, стреляющими через пропеллер.

На вооружении вражеской авиации состоит истребитель - моноплан И - 96. Он оснащен двумя крупнокалиберными, а потому более дальнобойными, но значительно менее скорострельными пулеметами, чем наши трехлинейные ШКАСы. Как аэроплан с неубирающимися шасси, И - 96 уступает в скорости нашей ласточке , более современному самолету с убирающимися шасси.

Отсюда наша тактика парного боя И - 16 догоняет, перехватывает противника, начинает с ним бой, а подоспевший верткий И - 15 связывает врага своей маневренностью. В тот день я участвовал в ряде схваток, провел несколько атак, много стрелял Удачно не удержался я В групповом бою не всегда можно с точностью сказать, кто сколько сбил самолетов противника.В конце боя я повстречался с одиночным И - 96. Зашел ему в хвост, прицелился и нажал гашетку пулеметы молчали, кончились патроны.

Видимо, справедливыми были упреки командования и авиатехника, что я стреляю слишком длинными очередями и потому быстро расходую боезапас. Было досадно упускать противника. Решил заставить его сесть на наш аэродром. Прибавив газу, пристроился рядом с И - 96. Пилот, увидев меня так близко, испугался, лицо его побледнело, глаза забегали.Я погрозил ему кулаком и несколько раз ткнул рукой вниз, в направлении аэродрома.

Мой противник понял, согласно закивал головой и спиральными витками пошел на крутое снижение. Я своим самолетом как бы нажимал на него сверху. У самой земли И - 96 вдруг рванулся в сторону с намерением уйти от преследования. Патронов у него, вероятно, тоже не было. Я, пользуясь превосходством в высоте, снова настиг врага, теперь уже решившись идти на таран. Сначала хотел рубить противнику хвост, по передумал и подвел пропеллер под элерон левого крыла.Чиж содрогнулся от удара. И - 96 посыпался вниз, а мою машину забило, затрясло как в лихорадке.

Я понял деформирован винт. Уменьшил обороты мотора и на этом режиме дотянул и сел. Подбежавшие ко мне авиатехники обнаружили лонжероны моторной рамы надломлены, мотор еле держится. Это значило отвались он на малой высоте, я не смог бы уже воспользоваться парашютом. Слушая рассказ Губенко, я с гордостью соотечественника смотрел на этого внешне совсем обыкновенного человека.Примерно через месяц вскоре после отбытия Губенко на родину в Наньчан прибыл номер Красной звезды с портретом летчика и подписью Герой Советского Союза полковник авиации А. Губенко . Он вошел в число первых, после челюскинцев, Героев Советского Союза. При мне в воздушном бою Губенко был сбит. В конце затяжного прыжка он раскрыл парашют и увидел над собой преследующего врага, который стрелял по парашютисту из пулемета.

Антон не растерялся, быстро собрал стропы парашюта в пучок и заскользил в ускоренном спуске.Его сильно раскачало, и в момент приземления он ударился спиной и затылком.

Сознания летчик не потерял и, помня о преследователе, сгреб парашют в охапку и спрятался с ним в кустах. Это спасло отважного аса от расстрела на земле, пули самурая били теперь вслепую. В течение нескольких дней Губенко жаловался мне на головную боль. Я дал ему временное освобождение от полетов, но он ни разу не воспользовался им, заявляя, что, как коммунист, обязан подавать достойный пример другим.Несмотря на недомогание, Антон продолжал летать и участвовать в боях. По вечерам, когда японцы обычно не беспокоили нас, летчики - истребители совершали тренировочные полеты над аэродромом.

В один из таких вечеров я вслух похвалил мастерство, с каким неизвестный мне авиатор выполнял над нашими головами фигуры высшего пилотажа.Стоявший рядом Губенко с легкой укоризной заметил мне Эх, доктор, вы, должно быть, не видели хороших полетов! На следующий вечер над аэродромом кружился И - 16. Сложнейшие фигуры высшего пилотажа - бочки , иммельманы , петли Нестерова и др он вычерчивал в небе одну за другой как - то особенно эффектно, смело и точно, виртуозным летным почерком . Не отыскав глазами Губенко среди зрителей, я догадался, что в воздухе на этот раз он сам. Для уточнения все же спросил Кто летает Губенко ответили мне. Свой полет Антон закончил необычной, пугающе - опасной дугой с большой высоты он круто устремился вниз с ревущим и густо дымящим мотором.

У самой земли самолет перешел из крутого пике в крутую горку.

Говорили, что этот маневр был деталью разрабатываемой Губенко новой фигуры высшего пилотажа. Как - то после очередного удачного полета я спросил Губенко - Чем, по вашему мнению, объясняются ваши боевые успехи По - видимому, тем, что я был инструктором высшего пилотажа в авиаучилище ответил он В конце июня 1938 г. на СБ, улетавшем в Ланьчжоу для смены моторов, Антон Губенко отбыл на родину.После возвращения из Китая он служил в Минске заместителем начальника ВВС Белорусского военного округа.

Вскоре Красная звезда сообщила о том, что Антон Губенко разбился и сгорел при разработке новой фигуры высшего пилотажа. Не хотелось верить, что этого замечательного авиатора и человека, полного сил и энергии, год тому назад беседовавшего со мной под бамбуковым тентом на далеком китайском аэродроме, уже нет в живых. Сколько раз угрожала ему смертельная опасность в китайском небе, а вот теперь, в мирных условиях, у себя на родине погиб.Имя Губенко не должно быть забыто.

Он один из пионеров воздушного тарана, этой страшной, почти рукопашной схватки высоко над землей. Во время Великой Отечественной войны многие герои советской авиации повторяли его подвиг, смело шли на смертельно опасный таран фашистских стервятников.Доживи Губенко до решающей схватки с немецким фашизмом, он с его изумительным летным мастерством, беззаветной храбростью и преданностью Родине проявил бы в боях за чистоту советского неба тот же героизм, который он показал в Китае при выполнении своего интернационального долга. Под бомбами июль - август 1938 г. В конце первой недели моего пребывания в Наньчане принял я настоящее боевое крещение.

Около полудня завыла городская, а за ней и аэродромные сирены. По тревоге вырулили и улетели в зону ожидания бомбардировщики.Взмыли навстречу врагу истребители, за исключением самолета новоприбывшего командира эскадрильи А. И. Лысункина у него как на грех закапризничал мотор. Уже красный флаг тревоги на флагштоке комендантского здания заменили черным флагом - сигналом приближения врага.

Все, кто по тем или иным причинам не улетел или не успел покинуть аэродром, забрались в нашу санитарную автомашину, торопясь отъехать подальше от летного поля. Но Лысункин все еще безуспешно пытался завести мотор, и я не считал себя вправе покинуть его на опустевшем аэродроме, пока он не улетит или не пересядет ко мне, бросив неисправный самолет. Оставались считанные минуты до появления противника.Тем временем из дальнего угла аэродрома подкатил к Лысункину автостартер.

Мотор И - 16 заскрежетал, чихнул, густо задымил, взревел, и Лысункин наконец поднялся в воздух. Руководивший стартом Кузьменко умчался на легковой машине. За ним поспешила полуторка автостартера. Позади всех топала наша старенькая, тихоходная санитарка Хойда, хойда торопили шофера, старого тощего китайца, который и без уговоров старался выжать из инвалидной машины все что можно.Вот наконец ворота аэродрома, поворот влево на шоссе, и, набирая скорость, мы едем вдоль ограды аэродрома.

Но вдруг остановка. Люди выбегают из автомобиля, рассыпаются в разные стороны. Я не сразу понял, в чем дело, но, взглянув вверх по направлению чьей - то поднятой руки, увидел в западном секторе неба на высоте примерно двух километров три девятки двухкилевых бомбардировщиков мицубиси . Серебристые, похожие па кресты - распятия, они в строгом порядке, клином заходили на аэродром.Неуловимо короткая доля секунды, и невообразимой силы грохот заложил уши. Десятки бомб рвались совсем близко затяжным оглушительным залпом.

На рокочущем фоне разрывов мелких, осколочных бомб отчетливо выделялись взрывы тяжелых фугасок. Сотрясаемая ими земля била в грудь. Несмотря на гром канонады, я слышал, как свистели и шипели разлетающиеся смертоносные осколки, будто ветер ураганной силы дул сквозь щели худого забора. Грохот внезапно оборвался, и наступила странная тишина.Я встал на ноги, отряхнул пыль. За оградой аэродрома вздымалось облако черно - бурого порохового дыма. К гулу японских бомбовозов, удаляющихся на восток, в сторону оз. Поянху, присоединились звуки пулеметных очередей наши истребители вступили в бой с налетчиками.

Вскоре из зоны воздушного боя прилетел истребитель. Он был уже над аэродромом и шел на посадку. Могла понадобиться медицинская помощь, и я отправился на аэродром. Санитарной машины поблизости не оказалось. Меня подвезли направлявшиеся туда авиатехники.От разрушений и пожаров аэродром изменился до неузнаваемости деревянный дом у выезда взрывом бомбы был превращен в груду поломанных бревен склад бензина у начала взлетно - посадочной полосы пылал красным коптящим пламенем.

Взрывались и вспыхивали, объятые огнем, все новые баллоны, бидоны и бочки с горючим, сложенные в штабеля. Комендантское здание было разрушено почти полностью.Черный флаг над ним поник на перебитом флагштоке. Летчик, прилетевший из зоны боя, уже приземлился и, оставив самолет, бежал нам навстречу, жестикулируя и крича - Скорее поворачивайте обратно, приближается вторая волна.

Взяв летчика, мы развернулись и помчались назад. По дороге летчик объяснял - У меня пробит масляный бак. Другая пуля угодила в приборную доску и, отрикошетировав, плашмя, как здоровенным кулаком, ударила по животу. Спасла толстая лямка парашюта. Через несколько минут загудел сигнал отбоя. Выяснилось, что вторая волна бомбардировщиков до нас не дошла, отбомбившись в другом месте. И вот мы снова на аэродроме.Бомбами, упавшими на площадку перед комендантским зданием, был снесен и разбросан навес, порублена мебель.

На цементном полу площадки появились следы разрывов осколочных бомб неглубокие воронки с радиально расходящимися от них царапинами. Поодаль догорал не вылетевший по тревоге самолет связи. Я пошел взглянуть на огромную воронку, выбитую тяжелой фугасной бомбой на взлетной полосе.Когда я проходил мимо горящего бензосклада, позади и справа от меня вдруг ярко блеснуло пламя, оглушительно грохнул взрыв, и меня чуть не сбило волной горячего воздуха.

Китайцы с корзинами на коромыслах, шедшие засыпать бомбовые воронки, бросились на землю. От места взрыва ко мне подбежал инженер Чармез - Посмотрите, доктор, что с моей головой? Оказалось, инженера ударило по голове комом земли, выброшенным при взрыве. К счастью, контузия оказалась неопасной.Не знаю, был ли это взрыв японской бомбы замедленного действия, или взорвалась подожженная горящим по соседству бензином одна из тех стокилограммовых авиационных бомб, которые валялись во многих местах на аэродроме, упакованные в дощатые клетки.

Редкие дни проходили без воздушных тревог. Мы научились распознавать наступление опасной ситуации еще до сигнального рева сирены. Например, достаточно было зазвонить телефону в комнате начальника воздуха , чтобы люди под навесом уже насторожились.Выходит после звонка из комендантского здания Благовещенский и отдает какие - то приказания, привычным движением забрасывая на левое плечо свою кожаную куртку и всем ясно тревога.

Я неоднократно наблюдал, как замирала дневная жизнь города, когда раздавался вой сирены.Улицы быстро пустели, прекращалось всякое движение, стихал городской шум. Сразу можно было ощутить напряженный характер наступившей тишины, столь необычной для дневного часа. На улицах ни души, все попрятались, притихли, затаились в ожидании вражеского удара, не слышно даже собачьего лая. Но вот прозвучал ровный сигнал отбоя, и город снова ожил, зашаркали подошвы по мостовой, на улицах и площадях появились прохожие, послышались голоса, выкрики торговцев, гудки автомобилей, и снова все слилось в общий мирный шум города.

Незадолго до конца нашего пребывания в Наньчане я был свидетелем неожиданного дерзского налета японского разведчика на большой наньчанский аэродром.Во второй половине дня, подкравшись на большой высоте, он, не замеченный постами наблюдения, спикировал на аэродром, мгновенно пересек его поперек на бреющем полете с запада на восток и сразу же скрылся с крутым набором высоты, так и не сделав выстрела.

Наши летчики кинулись к своим истребителям, на бегу застегивая шлемы, но самолета и след простыл Вот это скорость заметил Е. М. Николаенко. Ему возразили - При разгоне с такой высоты ничего удивительного.Поскольку никто не заметил у разведчика шасси, оставалось только предполагать, что, судя по скорости, это был И - 97 несколькими днями раньше среди трофеев китайской авиации были обнаружены обломки модернизированного варианта И - 96 - аэроплана с убирающимися шасси, переименованного в И - 97 . На следующий день японцы совершили налет на малый аэродром Наньчана.

Они прошли на бреющем полете, и китайская служба наблюдения снова их прозевала. Навстречу противнику поднялись несколько наших истребителей. Неожиданно один из японских самолетов повернул в сторону нашего общежития, на малой скорости пролетел над нами и на бреющем полете удалился в направлении моста через р. Ганьцзян.Штурмовик намеревался, очевидно, бомбить этот мост. Там его встретили китайские зенитчики.

Белые цепочки трассирующих пуль и мелкокалиберных снарядов с кажущейся медлительностью летели навстречу друг другу и перекрещивались то под самым брюхом вражеского самолета, то над его кабиной. Явно напуганный таким приемом, летчик И - 95 поспешно удалился в восточном направлении.В это время на южной окраине города, правее аэродрома и левее моста, на небольшой высоте шел бой И - 16 с И - 96. После короткой карусели японец вдруг круто взмыл вверх, повернул влево и сверху вниз дал пулеметную очередь по своему противнику.

Ласточка пошла на снижение. Казалось, японец победил. Но вдруг он провалился , задел по пути ласточку и врезался в землю. Пилот И - 16 Шарай благополучно посадил самолет, несмотря на множество повреждений. Пуля взорвала патронный ящик, и летчик получил ряд поверхностных ранений в ноги. Я долго извлекал пинцетом из ранок кусочки цинковой жести и обломки латунных гильз.Сбитый японский летчик, судя по найденным у него документам, оказался настоящим воздушным асом. Его летная карта была исчерчена цветными линиями проделанных боевых маршрутов они тянулись от г. Аньцина на Янцзы. В комбинезоне летчика нашли длинную матерчатую тесьму, похожую на телеграфную ленту, исписанную иероглифами.

Прочитав, переводчик объяснил, что это талисман , составленный монахом какого - то буддийского монастыря.На ленте были такого рода заклинания Тебя не тронет вражеская пуля, тебе не страшна никакая опасность.

Ты бессмертен - и далее с повторениями в том же стиле. Поздно вечером Николаенко, сменивший Благовещенского, доложил по телефону в Ханькоу П. Ф. Жигареву об этом бое. Неожиданно в наньчанском литишэ появились два наших советника.Оба оказались моими спутниками по недавнему путешествию от Алма - Аты до Сианя. Они прибыли с фронта, отступали вместе с китайскими войсками из - под Цзюцзяна, попали в окружение, из которого с помощью китайца - переводчика выбирались с большими трудностями - по непроходимым горным ущельям, без пищи в течение нескольких суток. Пришли к нам пропыленные, давно небритые, изможденные.

После нескольких дней отдыха наши соотечественники вновь вернулись со своим проводником на фронт. В непрерывных боях с численно превосходящим противником таяли силы китайской авиации, базировавшейся в Наньчане. В конце июля японцы нанесли массированный удар по объектам обоих наньчанских аэродромов.Сначала атаковали только истребителями, и опять с бреющего полета. Поднятые по тревоге отряды наших ласточек и чижей , не имевшие радиосвязи с землей, вхолостую барражировали на большой высоте, готовые в любую секунду вступить в бой с противником.

Но они не знали, что он в это самое время безнаказанно бесчинствует над самым аэродромом.В начале августа дальнейшее пребывание в Наньчане китайской авиации было признано нецелесообразным, и нас перебазировали в Ханькоу самолеты - своим ходом, по воздуху, наземную службу - на автомобилях. Наш внештатный переводчик Саша остался в Наньчане.

Все мы любили этого студента Шаньдунского университета, самого молодого из наших переводчиков. Русское имя удержалось за юношей потому, что оно было созвучно с его родным языком. В стройной фигуре, приятном, открытом лице Саши было что - то девичье, нежное. Саша живо интересовался всем русским. Любил смотреть советские кинофильмы, присылаемые нам из СССР. Все свободное время проводил за чтением русских книг и советских газет.Мечтал когда - нибудь побывать в Советском Союзе. Исключительно внимательный и исполнительный, он повсюду сопровождал Благовещенского.

Уезжая на родину, тот подарил Саше на память карманные часы. Мы сердечно попрощались с Сашей. Он вручил мне свою миниатюрную фотографию с надписью Русскому другу на память . И вот наша небольшая автоколонна тронулась в путь. Позади остался памятный мост через Ганьцзян. Слева виднелись золоченые крыши невысоких пагод, расположенных на западной окраине китайского кладбища.А еще левее кладбища, вдалеке, на пригорке, находилась железнодорожная станция.

Там на перроне вокзала я однажды встретил группу вооруженных полицейских, сопровождавших китайца в одежде чернорабочего, который, сгорбившись, нес на спине человека, закованного в цепи. Как объяснил переводчик, это был арестованный японский шпион. Там же впервые я наблюдал, какой оригинальный вид имеют китайские воинские эшелоны.У солдат на голове кепи, за спиной - широкополая соломенная шляпа и пара запасных веревочных туфель.

Они сидели на открытых вагонных платформах под зонтами, обмахиваясь пальмовыми веерами. Добраться засветло до Чанша, где намечалась ночевка, мы не успели. Ночью в горах па нас обрушился тропический ливень. Мы ехали в открытых полуторатонных грузовиках и промокли насквозь. Двигались осторожно, на первой передаче. В жидкой грязи колеса буксовали.А дорога вилась, петляла, то круто поднимаясь, то уходя вниз. Непроглядная темень то и дело внезапно распахивалась, отодвигалась далеко в стороны при ослепительных вспышках молнии, и на короткий миг открывалась фантастическая панорама угрюмых скальных нагромождений и черной пропасти, подступающей к самой дороге.

В Чанша прибыли на рассвете. Обсушились, отдохнули после бессонной ночи. На следующий день двинулись дальше. Дорога шла живописными субтропическими перелесками. На обед остановились у спокойной речки рядом с пустующей древней пагодой. И вот мы снова в знакомых окрестностях Ханькоу, временной столицы страны.Въезжаем во двор общежития советских добровольцев.

Во врачебной комнате встречаюсь с Торопови - чем. От него узнаю новость глава авиационной группы П. Ф. Жигарев выехал на родину. На смену ему прибыл Г. И. Тхор - недавний участник войны в Испании, еще молодой человек, побывавший во многих сражениях. Возобновились мои выезды на аэродром, ежевечерние амбулаторные приемы.Раза два мы с Тороповичем ездили в частную лечебницу английского врача Скиннера, куда мы помещали наших раненых, нуждавшихся в стационарном лечении.

Один из пациентов, рослый широкоплечий штурман, спасся, выпрыгнув с парашютом из горящего СБ, и получил ожоги лица и рук. Показывая нам свое лицо со следами ожога первой степени в местах, не защищенных очками и шлемом, он спрашивал Узнает ли теперь жена С перебазированием главных военно - воздушных сил Китая из Наньчана в Ханькоу участились налеты в этот район японских бомбардировщиков в сопровождении истребителей.Один из таких налетов застал меня на пути с аэродрома. Дорога вела через городской сквер, где стоял какой - то монумент, четко вырисовывавшийся на фоне пожара жарко пылал крупный дощатый киоск, подожженный авиабомбой.

В противоположной стороне у решетки сквера валялся пузатый серебристый фюзеляж сбитого мицубиси . В другой раз японцы налетели на Ханькоу, когда мы находились на аэродроме. В конце обеда вдруг истошно завыла электросирена. Бомбардировщики удалились в зону ожидания , навстречу врагу вылетели истребители. Аэродром опустел.С небольшой группой авиатехников я ушел к плотине оз. Сиху вблизи аэродрома.

Вскоре послышался знакомый уже шум японских самолетов. Он приближался, нарастал, и вот из - за кучевых облаков быстро вынырнули две девятки двухмоторных, с двухкилевым хвостовым оперением бомбовозов.Японцы заходили, как всегда, со стороны солнца, чтобы затруднить стрельбу из зенитных орудий, снаряды которых уже рвались в небе. Тугие, медленно расплывающиеся в воздухе белые клубы порохового дыма возникали то впереди, то позади, то ниже, то выше вражеских самолетов, не нанося им, однако, заметного вреда.

Первая девятка сбросила бомбы на центр аэродрома. О