Изменение роли материальных факторов производства.

Какие же факты хозяйственной жизни наиболее явственно сви­детельствуют о значительном снижении роли и значения матери­альных факторов производственного процесса? Обратимся в пер­вую очередь к показателям занятости.

В начале XIX века в сельском хозяйстве США было занято по­чти 75 процентов всей рабочей силы; за полстолетия эта доля сократилась на одну десятую, до 67 процентов, а за следующие 100 лет упала уже в 3,5 раза — до 20 процентов. Но и это было лишь прелюдией: за последние 40 лет доля занятых в аграрном сек­торе США уменьшилась еще в восемь раз и составляет сегодня, по различным подсчетам, от 2,5 до 3 процентов. В результате с 1994 го­да статистические органы Соединенных Штатов перестали учиты­вать долю фермеров в составе населения из-за ее незначительно­сти[42]. Подобные процессы развиваются и в большинстве европей­ских стран. В Германии с 1960 по 1991 год доля занятых в сельском хозяйстве уменьшилась с 14,0 до 3,4 процента, во Франции — с 23,2 до 5,8 процента. В добывающих отраслях, доля которых в ва­ловом национальном продукте стран ЕС не превышает 3 процен­тов, занятость сократилась на 12 процентов только за последние 5 лет.

Одновременно произошли не менее радикальные изменения в составе занятых в промышленности. В 70-е годы в странах Запада впервые было отмечено абсолютное сокращение занятости в материальном производстве (в Германии — с 1972 года, во Франции — с 1975-го, в США — с конца 70-х[43]). Если в 1900 году соотношение американцев, производивших материальные блага и услуги, оце­нивалось как 63:37, то девяносто лет спустя — уже как 22:78, при­чем изменения значительно ускорились с начала 50-х годов, когда началось сокращение численности занятых во всех отраслях, кото­рые в той или иной степени могут быть отнесены к сфере матери­ального производства. В середине 50-х годов на долю сферы услуг приходилось 50 процентов валового национального продукта США. К концу 90-х годов этот показатель вырос до 73 процентов. В стра­нах ЕС третичный сектор производит сегодня 63 процента валово­го национального продукта и обеспечивает работой 62 процента общего числа занятых, в Японии соответствующие показатели со­ставляют 59 и 56 процентов.

Тенденции, сформировавшиеся на протяжении последних де­сятилетий, представляются сегодня необратимыми. Известно, что в 70-е годы в США сервисный сектор обеспечивал 89 процентов прироста занятости, в 80-е годы этот показатель достиг 104, а в 90-е — 119 процентов[44]. При этом эксперты прогнозируют, что в ближайшие десять лет 25 из 26 создаваемых нетто-рабочих мест в США придутся на сферу услуг, а общая доля занятых в ней соста­вит к 2005 году 83 процента совокупной рабочей силы. В после­дние годы внимание социологов привлекает и тот факт, что весьма широкий круг лиц, согласно статистическим правилам относящих­ся к занятым в промышленности, в действительности выполняет функции, отнюдь не тождественные непосредственному участию в производственном процессе. Так, еще в начале 80-х годов доля ра­ботников, непосредственно занятых в производственных операци­ях, не превышала в США 12 процентов; сегодня она сократилась до 10; в Японии подобные цифры составляют соответственно 15 и 12 процентов. В последнее время появились оценки, определяющие этот показатель для США на уровне 5-6 процентов[45]; они могут показаться нереалистичными, однако статистические наблюдения свидетельствуют о том, что еще в 1993 году в Бостоне в сфере ус­луг было занято 463 тыс. человек, тогда как непосредственно в производстве — всего 29 тыс., и подобное соотношение в после­дние годы вполне типично для больших американских городов.

Следует подчеркнуть, что само по себе сокращение занятости в промышленности не означает снижения роли и значения матери­альной составляющей современной хозяйственной жизни: объем производимых и потребляемых обществом благ не снижается, а растет. Современное производство с избытком обеспечивает потреб­ности населения как в традиционных, так и в принципально новых товарах, потребительский рынок развитых стран перенасыщен раз­нообразными продуктами, а промышленность обеспечена необхо­димым минеральным и сельскохозяйственным сырьем. Материаль­ная база современного производства остается и будет оставаться фундаментом, на котором происходит развитие новых экономичес­ких и социальных процессов. В этом отношении характерен вывод, согласно которому «95 процентов добавленной стоимости (созда­ющиеся в обрабатывающих отраслях и сфере услуг. —В. И. ) не про­изведены независимо от 5 процентов, приходящихся на добываю­щую промышленность, а основываются на них; таким образом, впечатление об относительной незначительности всей добывающей промышленности [оказывается поверхностным и] не соответству­ет действительности»[46].

Этот факт подтверждается и тем обстоятельством, что резкое снижение численности занятых в отраслях первичного и вторично­го секторов в развитых странах перестало в последние годы вызы­вать соответствующее сокращение доли данных отраслей в вало­вом национальном продукте. Если в сельском хозяйстве в 1869 году производилось до 40 процентов американского ВНП, то по окончании Первой мировой войны — только 14 процентов; в настоящее время данный показатель стабилизировался на уровне 2 процентов (еще около 1,6 процента приходится на остальные отрасли первич­ного сектора). В странах ЕС доля аграрного сектора в ВНП в 90-е годы поддерживалась на уровне 4-6 процентов. В промышлен­ности этот процесс выражен гораздо более отчетливо: в 80-х и 90-х годах доля промышленного производства в ВНП США колебалась в пределах от 22,7 до 21,3 процента, снизившись с 1974 года весьма незначительно. В странах ЕС она также составляла около 20 про­центов (от 15 процентов в Греции до 30 процентов в ФРГ). Учиты­вая тот факт, что снижение количества занятых и объема произво­димого продукта в аграрном и индустриальном секторах до извес­тной степени компенсируется ростом этих показателей в сопряжен­ных с ними отраслях, можно констатировать, что суммарная доля первичного и вторичного секторов в западной экономике с начала 90-х годов стабилизировалась на уровне 30-32 процентов ВНП.

Данная ситуация стала возможной вследствие быстрого техно­логического прогресса, делающего современное материальное про­изводство все более независимым от рабочей силы. Как отмечает П. Дракер, в ближайшие годы «промышленное производство в США останется на уровне 23 процентов валового национального продукта, [а его объем] удвоится на протяжении 10-15 лет; за этот же период количество обслуживающих его работников, вероятно, сократится до 12 процентов общего объема занятости»[47].

Изменение роли материальных факторов производства более четко прослеживается на примере принципиально нового качества экономического роста. В последние годы научно-технический про­гресс позволяет наращивать производство материальных благ, не увеличивая потребления энергии и сырья, не привлекая дополни­тельной рабочей силы. Основой развития становятся технологичес­кие новации, значительный рост производительности, повышение эффективности производства.

Так, в 1800 году американский фермер должен был трудиться на протяжении 344 часов, чтобы вырастить и собрать 100 бушелей зерна; в 1900 году для этого требовались 147 человеко-часов, а се­годня — лишь 3 человеко-часа. В середине 90-х годов производи­тельность труда в американской обрабатывающей промышленнос­ти была в 5 раз выше, чем в 1950 году. Например, в сталелитейном производстве компании «Юнайтед стейтс стил», где в 1980 году было занято 120 тысяч человек, численность работников к началу 90-х сократилась в 10 раз, но производительность их труда выросла на 650 процентов. В результате масштабных технологических но­вовведений в конце 80-х годов доля американского промышленно­го производства, соответствовавшая его общему объему по состоя­нию на 1973 год, обеспечивалась всего 40 процентами того количе­ства рабочих, которое было реально вовлечено в производство в начале 70-х.

Рост объемов производства сегодня опережает также и рост потребления минеральных ресурсов и энергии. США, при увели­чившемся в 2,5 раза валовом национальном продукте, используют сегодня меньше черных металлов, чем в 1960 году[48]. В сельском хозяйстве — одной из наиболее энергоемких отраслей — прямое потребление энергии сократилось с 1975 по 1987 год в 1,5 раза, а общее (включая косвенное) — в 1,65 раза. Потребление бензина средним новым американским автомобилем упало с 17,8 до 8,7 литра на 100 километров пробега. При этом ожидается, что в ближайшие годы в производство будут запущены модели, потребляющие всего лишь 2,1 литра бензина на 100 километров.

Путь сбережения энергии далеко еще не пройден до конца. Об этом, в частности, говорит тот факт, что энергоемкость японского промышленного производства почти на треть ниже, чем в Соеди­ненных Штатах. В расчете на единицу продукции индустриально­го сектора потребление нефти снижалось на протяжении 1973— 1978 годов на 2,7 процента в годовом исчислении в США, на 3,5 — в Канаде, на 3,8 — в Италии, на 4,8 — в Германии и Великобрита­нии, на 5,7 процента — в Японии. В результате в странах — участ­ницах Организации экономического сотрудничества и развития за период с 1973 по 1985 год валовой национальный продукт увели­чился на 32 процента, а потребление энергии — всего на 5 процен­тов[49]; во второй половине 80-х и в 90-е годы дальнейший хозяй­ственный подъем происходил на фоне абсолютного сокращения энергопотребления. Правительствами этих стран одобрена страте­гия, согласно которой на протяжении будущих трех десятилетий их потребности в природных ресурсах из расчета на 100 долл. произ­веденного национального дохода должны снизиться в 10 раз — до 31 килограмма по сравнению с 300 килограммами в 1996 году[50].

Новые технологические решения позволяют не только все бо­лее экономно использовать конечные и невозобновляемые природ­ные ресурсы, но в ряде случаев вообще отказываться от их приме­нения, находя им замену в быстро расширяющейся номенклатуре воспроизводимых синтетических материалов.

Крупные промышленные компании все чаще отказываются от использования дорогих и редких материалов, добыча которых по­рождает экологические проблемы. Так, рынок серебра резко сузил­ся в начале 80-х, когда в компании «Кодак» был изобретен метод фотографирования, позволяющий обходиться без этого металла. То же самое произошло, когда корпорация «Форд» отказалась от ис­пользования платины в выпускаемых ею автомобильных катализа­торах, а производители микросхем нашли замену золотым контак­там и проводникам. В результате только в 1991—1997 годах физи­ческая масса (в тоннах) промышленных изделий, представленных в американском экспорте в пересчете на один доллар их цены сни­зилась более чем в два раза, тогда как за 1967—1988 годы этот по­казатель сократился только на 43 процента[51].

Примеры изобретательно экономного отношения к невоспро­изводимым ресурсам, порождаемые развитием новых технологий, можно приводить бесконечно. Так, если вскоре после Второй ми­ровой войны стоимость материалов и энергии в затратах на изго­товление применявшегося в телефонии медного провода достига­ла 80 процентов, то при производстве оптоволоконного кабеля эта доля сокращается до 10 процентов. Однако в то время как медный кабель, проложенный по дну Атлантического океана в 1966 году, мог использоваться для 138 параллельных телефонных вызовов, оптоволоконный кабель, инсталлированный в начале 90-х, спосо­бен обслуживать одновременно более 1,5 миллиона абонентов.

Сегодня можно утверждать, что технологическая революция последних десятилетий практически полностью сняла с повестки дня проблему скорой исчерпаемости минеральных и энергетичес­ких запасов, в результате чего постиндустриальные страны живут сегодня в новом мире — мире неограниченных ресурсов[52].

Таким образом, когда мы говорим об изменении роли факторов производства в современных условиях, мы прежде всего имеем в виду вытеснение материальных компонентов готового продукта информационными составляющими. Именно на этой основе сни­жается значение минерального сырья и труда как базовых произ­водственных факторов, а знания и информация превращаются в основной ресурс производства в любой его форме.