Возможность преодоления эксплуатации.

Эксплуатация представляет собой сложное явление, которое необходимо оценивать и как объективное общественное отноше­ние и как субъективный феномен сознания. В первом ее качестве она связана с отчуждением и изъятием у человека части продукта его труда, а во втором — с непосредственной заинтересован­ностью человека в личном присвоении производимых им, но отчуж­даемых благ, с осознанием того, что подобное изъятие противоре­чит его внутренним целям.

Возникновение эксплуатации обусловлено противоположнос­тью интересов, точно охарактеризованной еще А. Смитом. Рассмат­ривая взаимоотношения буржуа и наемных работников, он отме­чал, что «их интересы отнюдь не тождественны. Рабочие хотят по­лучить как можно больше, а хозяева — дать как можно меньше». Эта формула была развита К. Марксом, определившим извлечение прибавочной стоимости, то есть того избытка, который мог быть изъят у непосредственного производителя, в качестве цели капита­листического способа производства. С этого момента эксплуата­ция наемного труда была возведена в ранг основного принципа бур­жуазного общества.

Сегодня в литературе преобладает крайне расширительная трак­товка эксплуатации. Согласно распространенному мнению, «экс­плуатация... — это реакция на ситуацию, когда сплоченная группа контролирует какой-либо ценный ресурс, прибыль от которого она может извлечь лишь путем использования труда других людей и исключения их из распределения созданной этим трудом добавлен­ной стоимости».

Приведенные цитаты вполне отражают существо социального конфликта, лежащего в основе эксплуатации. Она порождается столкновением материальных интересов людей, когда определен­ная потребность одного не может быть удовлетворена без ущем­ления потребности другого — прежде всего в форме изъятия у не­посредственного производителя определенной доли создаваемых им благ. Учитывая, что речь идет об обществе экономического типа, легко понять, что обе стороны рассматривают присвоение материального богатства как свою цель; поэтому в ходе противостояния одна из них, не способная реализовать свой материальный интерес, становится непримиримым антагонистом другой. Такова схема про­исхождения основного конфликта экономической эпохи; он фор­мируется вокруг проблемы распределения в условиях, когда при­своение материальных благ для большинства членов общества яв­ляется целью сознательной деятельности.

На наш взгляд, эксплуатация представляет собой насильствен­ное или основанное на соблюдении принятых юридических норм отчуждение у производителя в пользу иных индивидов, организа­ций или общества в целом некоторого количества создаваемого им продукта в случае, если именно производство этого продукта яв­ляется целью его деятельности. Отчуждение может выступать в самых разных формах: от полного изъятия даже самых необходи­мых благ, сопровождающегося последующим возвращением опре­деленной их части правящим классом; в виде отчуждения приба­вочного продукта на основе купли-продажи рабочей силы юриди­чески свободными контрагентами; или же как санкционированное обществом направление благ на обеспечение общесоциальных по­требностей. Это явление имманентно экономической эпохе, так как порождается всей совокупностью экономических закономерностей. При этом очень далеко от истины представление о том, что эксплу­атация играла в истории лишь негативную роль. Напротив, благо­даря ей общество смогло концентрировать материальные ресурсы и усилия людей там, где они были необходимы, а также развить новые, передовые формы производства, ставшие основой дальней­шего прогресса. Как отмечает Р. Хейльбронер, «эксплуатация... это темная обратная сторона цивилизации, по меньшей мере в части достижения ее материальных успехов»[124].

Социалисты и представители других утопических течений счи­тали возможным преодоление эксплуатации через активное разви­тие производства, которое сделало бы возможным полное удовлет­ворение постоянно растущих потребностей общества. Однако этот подход основывается на столь большом количестве допущений, что не может служить основой для определения реальных перспектив человечества. С одной стороны, производство никогда не сможет удовлетворить всех потребностей общества; с другой — даже при гипотетическом удовлетворении всех потребностей общества со­вершенно не очевидно, что окажутся удовлетворенными все потреб­ности составляющих его личностей. Совокупность целей и стрем­лений людей гораздо более обширна, чем цели и стремления обще­ства, поэтому потребности всех его членов не могут быть не только удовлетворены, но даже определены усилиями социального целого.

Невозможно преодолеть эксплуатацию и через реформирова­ние отношений распределения, чего пытались добиться сторонни­ки коммунистических идей. Вознаграждение за ту или иную дея­тельность, если только она совершается в рамках материалисти­ческой мотивации, никогда не будет восприниматься работником в качестве «достойной» оценки его трудового вклада. Отдельным фактором является существование общесоциальных потребностей, обусловливающих неустранимое отчуждение части продукта от непосредственных производителей. Таким образом, в рамках эко­номического общества эксплуатация в ее объективном аспекте оказывается неустранимой. Единственным путем, на котором мо­жет быть найден утвердительный ответ на вопрос о возможности преодоления эксплуатации, является рассмотрение ее с субъектив­ной стороны.

В нынешних условиях проблема эксплуатации, как никогда ра­нее, не сводима только к объективистской ее составляющей. К со­жалению, становление постиндустриального общества в течение нескольких десятилетий оставалось процессом, освещавшимся в социологической литературе в лучшем случае только с точки зре­ния его объективных компонентов — развития материальной базы производства, изменения характеристик рабочей силы, новой орга­низации труда и так далее. Обычно его не рассматривали как слож­ное социопсихологическое явление, как трансформацию, затраги­вающую не только условия жизни и деятельности человека, но и его внутреннюю сущность, изменяющую его интересы и цели, цен­ности и стремления. Только в 90-е годы, когда масштаб и направ­ленность перемен, инициированных двадцать лет назад, стали совершенно очевидными, началось активное осмысление новых тен­денций, которое не могло не привести исследователей к парадок­сальному выводу о том, что внешние изменения, происходящие в современном мире, имеют зачастую меньшее значение для новых трансформаций, нежели субъективные представления об их источ­никах, ходе и направлениях, а реальное место человека в обществе и мотивы его деятельности становятся подчиненными по отноше­нию к его представлениям о таковых.

В развитии представлений человека о собственной деятельнос­ти и заложена, на наш взгляд, возможность преодоления эксплуата­ции. Единственным реальным изменением, способствующим ее устранению, служит изменение внутренней организации самой человеческой активности. До тех пор, пока люди ориентированы на производство и присвоение максимально возможного количе­ства материальных потребительных стоимостей, любое препятствие на пути к этой цели будет восприниматься ими как эксплуатация. Однако если структура потребностей изменится таким образом, что материальные мотивы перестанут быть доминирующими, харак­тер активности может быть кардинальным образом преобразован. Человек, достигший уровня материального потребления, который он считает для себя достаточным, начинает, как было показано выше, связывать свои цели в первую очередь с совершенствованием соб­ственной личности.

Возможны два варианта осуществления подобных изменений, оба предполагают возросшую свободу человека, но приводят к раз­личным результатам.

Один из вариантов предполагает до известной степени искус­ственное самоограничение, когда люди определяют тот или иной уровень материального благосостояния как достаточный и позво­ляющий нематериальным ценностям и стремлениям доминировать над материальными. В таком случае внутреннее удовлетворение человека исходит от деятельности, которой он занят в свободное от профессиональных занятий время. Люди, достигшие высоких, по их меркам, параметров благосостояния, проявляют себя в самых разных областях, расширяющих их кругозор, развивающих их спо­собности и возвышающих оценку их личности как в собственных глазах, так и в глазах окружающих. Однако в данном случае речь может идти скорее лишь об иллюзорном преодолении зависимости человека от материальных целей. Теперь не только имуществен­ные условия его жизни, но и возможность самореализации, кото­рая ценится исключительно высоко, оказываются в зависимости от профессиональной деятельности и, в конечном счете, от размера получаемого за нее вознаграждения. Конфликт, лежащий в основе эксплуатации, не устраняется, а лишь камуфлируется: человек в случае изменения своего статуса как работника оказывается теперь перед лицом не только сокращения своего текущего материального потребления, но и утраты возможности самореализации вне произ­водственного процесса, что может стать причиной серьезного со­циального конфликта. Кроме того, многие люди способны опреде­лить удовлетворяющие их показатели благосостояния на весьма невысоком уровне и канализовать свои творческие усилия в экзо­тических направлениях, отнюдь не способствующих процветанию общества в целом.

Другой вариант предполагает, что развитие способностей че­ловека и получаемое им внутреннее удовлетворение связаны с его профессиональной деятельностью. Теперь эффект удовлетворения достигнутым уровнем материального благосостояния оказывается совершенно иным. Когда социологи впервые пытались обозначить данный феномен, появился не вполне корректный, но показатель­ный термин «работник интеллектуального труда (knowledge-worker)», в котором оказались соединены различные характеристи­ки нового типа работника: во-первых, его изначальная ориентиро­ванность на оперирование информацией и знаниями; во-вторых, фактическая независимость от внешних факторов собственности на средства и условия производства; в-третьих, крайне высокая мобильность и, в-четвертых, желание заниматься деятельностью, открывающей прежде всего широкое поле для самореализации и самовыражения, хотя бы и в ущерб сиюминутной материальной выгоде[125].

Принципиальным моментом оказывается возможность автоном­ной созидательной деятельности такого работника; в этом случае мы сталкиваемся с реальным превращением труда в творчество, а его субъекта — в личность, чья деятельность мотивирована по ка­нонам постиндустриальной эпохи. П. Дракер подчеркивает, что со­временные работники интеллектуального труда «не ощущают (кур­сив мой. — В. И. ), что их эксплуатируют как класс»[126], и с подобным утверждением мы не можем не согласиться. Более того, по причине своей внутренней свободы подобная деятельность оказывается на­много более продуктивной.

Разумеется, люди всегда зависимы от обстоятельств, не свобод­ны от общества, в котором живут, его установлении и принципов, но если они ориентируются прежде всего на интересы и приорите­ты самореализации, а не на повышение материального благососто­яния, то не воспринимают изъятие некоторой части производимого ими продукта как фактор, кардинально воздействующий на их ми­роощущение и действия. В этом отношении они, безусловно, нахо­дятся за пределами эксплуатации, и расширение круга людей, чья деятельность мотивирована подобным образом, рост их влияния, представляет собой один из важнейших факторов, обеспечиваю­щих совершенно новое качество хозяйственного роста развитых стран в 90-е годы.

Изменение мотивации и осознания своего места в мире у не­большой части людей не модифицирует кардинальным образом социальных ориентиров большинства; между тем современный этап развития постиндустриального общества как раз и характеризует­ся тем, что этот процесс внешне не всегда заметен. Однако в буду­щем, когда деятельность значительной части людей станет мотиви­рованной неэкономически, он превратится в основной фактор со­циальной эволюции.

Поскольку эксплуатация представляется порождением кон­фликта интересов, условия, в которых человек способен перестать ощущать эксплуатацию, могут возникнуть только при качествен­ном изменении его ценностных ориентиров. Если изъятие у произ­водителя его продукта (а в том, что оно будет происходить столь долго, сколь долго люди будут жить сообществами, сомневаться не приходится) не будет восприниматься им как противоречащее его целям и интересам, эксплуатация в ее традиционном понимании перестанет оказывать существенное воздействие на социальные отношения. Преодоление эксплуатации становится уже теперь фак­тически тождественным расширению возможностей самореализа­ции личности в условиях снижения остроты материальных потреб­ностей и выраженного стремления к самосовершенствованию.

Преодоление эксплуатации, таким образом, выступает оборот­ной стороной замещения труда творческой деятельностью. Имен­но рассмотрение труда в качестве основного вида деятельности в рамках экономической эпохи дает возможность провести последо­вательный анализ исторических перспектив эксплуатации. Труд как деятельность, заданная стремлением к удовлетворению материаль­ных потребностей человека, накладывает отпечаток на все сторо­ны его жизни, и воплощенные в феномене эксплуатации противо­речия суть лишь одно из проявлений несвободного характера такой активности.