Выбор знаков и символов для семиозиса ритуальной коммуникации.

Успешность коммуникации во многом (если не вообще) зависит от конвенционального согласия использовать в процессе коммуникации общие семиотические законы и смысловые инструменты. В коммуникацию вовлекается целый (и весьма обширный) репертуар знаков и символов. При этом по большей части в ритуальной коммуникации присутствуют знаки невербальные, доминирующие над вербальными знаками. Прав Г.Г. Почепцов, когда утверждает: «Ритуал реализует (в отличие от литературы – Е.М.) обратное соотношение: удлинение невербального компонента за счет сокращения вербального» (Г.Г. Почепцов 2001: 15). Невербальные знаки и символы, говорящие сами за себя и приписывающие некую таинственность (торжественность, сакральность) происходящему, будь они изъяты из коммуникации, сделают такую коммуникацию обыденной и приведут к печальным результатам. В самом деле, странно выглядели бы переговоры на высшем уровне, которые проходили бы, скажем, на кухне Белого Дома. Отсутствие флага страны высокопоставленного гостя на флагштоке резиденции принимающего главы государства может оскорбить национальные чувства целого народа, который данный гость представляет. В дипломатии известны случаи, когда неточное исполнение гимна иностранной державы вызывало ноты протеста на уровне посольств.

Как нам представляется, внутри ритуальной коммуникации сформировалась обширная и жестко фиксированная в ходе истории коммуникации система знаков и символов, реализующих функцию визуальной презентации конвенционального согласия на контакт между социальными группами, поддержанную языковыми знаками соответствующей ритуальной природы. Мы полагаем, что можно выделить три обширные группы знаков, которые номинируют коммуникативную ситуацию, характерную для ритуальной коммуникации. Эта коммуникативная ситуация отражает принадлежность субъектов к социальной конвенции и выполнение ими последовательности требуемых конвенцией правил идентификации такой принадлежности. К знакам же, номинирующим данную коммуникативную ситуацию и складывающимся в целую концепт-систему, относятся:

Ø знаки-регулятивы;

Ø знаки-процессивы;

Ø знаки-классификаторы.

 

Рассмотрим подробнее эти группы знаков.

1) К знакам-регулятивам относятся знаки, определяющие конвенциональную успешность ситуации ритуальной коммуникации. Это знаки, которые: а) определяют собственно участников ритуала (знаки-персоналии); б) регламентируют количество и достаточность участников ритуала (знаки-квантификаторы); в) приписывают роль участнику ритуала и определяют последовательность исполнения этой роли (ролевые знаки); г) закрепляют за участником и номинируют символический инструментарий, по необходимости используемый участником в ритуале (знаки-инструменты и знаки-символы); д) детерминируют локализацию участников в ритуальном пространстве и закрепляют за каждым участником его место в ритуальной коммуникации (знаки-локативы); е) характеризуют, описывают и регламентируют внешний вид участников ритуала (знаки-дескрипторы).

2) Знаки-процессивы в семиотической системе ритуальной коммуникации номинируют и характеризуют собственно ритуальные действия и поступки участников. В задачи процессивов входит жесткая структурация хода ритуальной коммуникации от начала до завершения. Данная группа знаков также выполняет регулирующую функцию (каждому участнику ритуала предписано поступать соответственно конвенционально принятым правилам поведения и сообразно приписанным участникам ролям), однако от первой группы их отличает наличие процессуальных характеристик, которые придают ритуалу меньшую жесткость по сравнению с знаками-регулятивами, у которых таких характеристик попросту не имеется.

3) В группу знаков-классификаторов включены нами знаки, которые а) направляют ритуальную коммуникацию поэтапно в нужное русло, к завершению ее определенного этапа, и б) специфицируют поведение участников ритуала сообразно их социальной, статусной или национальной принадлежности. Это, с одной стороны, знаки, знаменующие собой границы этапов ритуала (исполнение гимна страны в начале и конце торжественного заседания, колокольный звон по окончании церковной службы, аплодисменты в кульминационных моментах произнесения инаугурационной речи Президента, вставание при появлении важной персоны), а с другой – знаки, распределяющие участников ритуала по поведенческим группам (в дипломатическом протоколе, например, участник – администратор или церемониймейстер – публика – пресса – группа встречающих или провожающих – эскорт – телохранители – геральдический наблюдатель – распорядитель во время приема), статусным группам (хозяин – гость) и национальным группам (лидер страны – посол, представитель посольства как носители чужой культуры).

Разумеется, деление знаков, участвующих в ритуальной коммуникации, на эти три группы достаточно условно, поскольку все они взаимопересекаются и взаимодополняют друг друга вследствие выполнения ими общей функции ритуала – регулирующей и регламентирующей поведение его участников. Однако, такое подразделение было сочтено нами необходимым шагом для демонстрации специфики их функционирования в процессе ритуальной коммуникации и в классификационных целях.

3. Структурация ситуации коммуникации.

При определении общего кода ритуальной коммуникации ее участники должны ясно представлять себе, кто в ней участвует, как выглядят участники, что необходимо для успешной ее реализации, каковы действия и процедуры в коммуникативном пространстве; наконец, они должны ясно представлять себе ее границы (начало, ход и завершение) и результат. Иными словами, успешность или неуспешность ритуальной коммуникации во многом зависит от прочности структуры коммуникативной ситуации. Именно поэтому общающиеся при выработке кода общения стремятся к тому, чтобы элементы этого кода были четко определены как визуально, так и вербально. В структурацию ритуальной коммуникации входят следующие шаги коммуникантов:

· определение списка участников коммуникативной ситуации

· определение места и времени ситуативного события (структурация ритуального пространства)

· определение функций и ролей участников ситуации ритуальной коммуникации

· определение и закрепление за участниками необходимых для коммуникации признаков и характеристик дескриптивного характера

· определение задач коммуникации

· прогнозирование хода коммуникации и определение последовательности коммуникативных действий

· прогнозирование результата коммуникации

· опциональное прогнозирование действий в случае неуспешности коммуникации

· обеспечение рекурсивности ситуации ритуальной коммуникации (возможности ее повторяемости в будущем как устоявшийся ритуал)

 

После того, как определена структура ситуации ритуальной коммуникации, ее участники должны определиться с регламентом своего поведения внутри коммуникативной ситуации.

4. Структурация ритуального поведения.

Как известно, общественная жизнь есть не что иное, как процесс совместной деятельности людей, а все существующее в обществе представляет собой то или иное проявление деятельности.

Социальная деятельность представляет собой процесс адаптации к среде существования, т.е. подпадает под признаки информационно-направленной активности (Толстикова 2001: 329). Способность к информационному поведению становится реальной активностью лишь тогда, когда цели поведения имманентны действующей системе, принадлежат ей самой. Главнейший признак деятельности следует искать в характере ее регулятивных процессов. Деятельность представляет собой информационно направленный процесс, предполагающий способность адаптироваться в среде, способность к информационному прогнозированию динамики среды.

Способность человека продумывать свои действия, обобщать эмпирически данную информацию расширяет границы и возможности его деятельности. Систематическая рассудочность мышления, контролирующая каждый шаг в логических построениях, сочетается с теми реакциями, в которых отсутствует поэлементная регуляция и контроль («интеллектуальные навыки»). Эти реакции представляют собой специфически социальный способ сознательного использования рефлекторных форм поведения.

Межличностные отношения – это поступки и ответная реакция на них. Они регулируются нормами и правилами, принятыми в обществе. Каждая конкретная поведенческая ситуация, в которой оказывается человек, проходит через сложный механизм «сличения» с «правильным» или «должным». Собственное поведение человека в ситуациях общения зависит от усвоенных норм и эталонов, ограничено или направлено ими.

Рассуждая о коммуникативном ритуальном поведении, таким образом, никак нельзя пройти мимо чрезвычайно важного концепта «норма», на базе которого собственно выстраивается психологическая система поведения. Этот концепт всегда находился в зоне пристального внимания как психологов, так и лингвокультурологов. Этот интерес понятен, ибо, как отмечает Н.Д. Арутюнова, «понятие нормы приложимо ко всему, что служит интересам человека» (Арутюнова 1999:75). Термин «норма» использовался для обозначения всех видов и форм порядка, не только естественных форм природы, но и созданных человеком правил и законов.

Как совершенно справедливо пишет Е.В. Бабаева, «понимание нормы остается довольно стабильным, несмотря на ее применение к различным сферам жизни человека. Значение данного слова, определяемое в словаре В.И. Даля как ‘общее правило, коему должно следовать во всех подобных случаях; образец или пример’, практически не изменилось» (Бабаева 2002:99).

«Нормальность» поведения в общении предопределяется жестким закреплением в самом поведении неких правил, нарушение которых повлечет за собой его «анормальность», и, соответственно общение может прерваться или быть нарушено. В каждой культуре и в каждом обществе имеются свои особые нормы – правила приемлемого или ожидаемого поведения. Особое место занимают нормы невербального этикетного общения, которые являются в большой степени показателем статусно-ролевых характеристик партнеров по коммуникации.

Ритуализация пространственной организации и физических контактов в межличностном общении социально и национально обусловлена. При общении представителей различных культур учет различий между свойственными этим культурам системами социальных взаимоотношений помогает свести до минимума моменты непонимания и неловкости.

Этикетные и ритуальные прикосновения, объятия, рукопожатия и поцелуи в межличностном общении занимают особое место в силу особой эмоциональной насыщенности этих форм взаимодействия. Совместное принятие пищи (этикет и ритуализация трапезы) как ритуал скрепления связей, объединения интересов, создание иллюзии неуязвимости и веры в этичность группы имеет давнюю историю, характеризуется как стабильностью стереотипов огруппления мышления, так и чрезвычайной мобильностью набора конкретных правил поведения. Застольный этикет, символика стола создают иллюзию единомыслия, а самоцензура и конформизм не дают этому консенсусу разрушиться.

Осмысленное поведение человека, сложные формы совместного человеческого поведения складываются из множества простейших явлений этой деятельности, актов социального действия, в которых человек опосредует свою связь с другими людьми. Условием существования человека является его кооперация с другими людьми и координация их взаимной деятельности. Ритуал в виде, например, этикета или церемонии, как форма координации взаимодействия людей, таким образом, есть одна из жизнеобеспечивающих человеческих потребностей.

Определение общего кода поведения в коммуникации при совершении ритуальных действий должно будет подчиняться следующим максимам:

· делай, как должно и поступай, как предписано

· нарушай предписанное, если оно противоречит обоюдной выгоде участников коммуникации

· улучшай предписанное, если это способствует получению обоюдной выгоды сторон в их коммуникации

· учти интересы противоположной стороны, но не во вред своим интересам

· уступи в малом, чтобы достичь цели в большом

· прими чужой обычай как свой, если это не противоречит твоему обычаю

Иными словами, структура ритуального поведения зависит от того, насколько велика степень конвенциональности в общении. Здесь, разумеется, имеются свои коммуникативные регуляторы и лимитаторы. Они носят, главным образом, религиозный и национальный (кросс-культурный) характер. Знание этих лимитаторов и регуляторов участниками ритуальной коммуникации, безусловно, способствует увеличению степени конвенциональности и успешности собственно коммуникации. Сопряжению норм разных культур посвящено колоссальное количество работ по этнографии поведения (см. Список литературы), однако, максимально эти лимитаторы представлены в работах Ричарда Д. Льюиса, и особенно в его фундаментальном труде “When Cultures Collide: Managing Successfully Across Cultures” (Lewis 1999). Главная идея этой работы заключается в том, что знание репертуара таких лимитирующих общение компонентов, как вербальных, так и невербальных, способно сократить или вовсе ликвидировать «коммуникативный разрыв». Под последним Ричард Д. Льюис понимает «недостаток взаимопонимания между представителями разных культур, объясняющийся различием в языке, культурных и прочих установках» (Lewis 1999: 250).

Конвенциональность в ритуальном поведении проявляется прежде всего в обоюдном согласии на то или иное ритуальное действие или взаимодействие. Там, где ритуальное действие невозможно в силу его специфичности или его национально-культурной или религиозной неприемлемости, поведенческая конвенция предполагает ликвидацию коммуникативного разрыва путем «сглаживания коммуникативных границ», т.е. молчаливого и обоюдного согласия такое действие проигнорировать (default ignorance). Так, например, посещение дипломатическим представителем христианского вероисповедания ритуального богослужения в стране, где принято жертвоприношение во время такого религиозного акта, невозможно, поэтому стороны, прекрасно понимая эту неприемлемость и в то же время сталкиваясь с приписываемым церемониалом правилом обязательного присутствия диппредставителей на подобных ритуалах, находят компромиссные варианты уклонения от такой щекотливой ситуации: церемониймейстер публично сообщит о болезни дипломата или его отсутствии в стране пребывания. В Южной и Северной Кореях на дипломатическом обеде никогда не подадут европейцу блюда из собаки, несмотря на то, что это национальное блюдо. Вне ритуальной коммуникации, разумеется, европеец вполне может питаться такой пищей, если его интересует экзотика во всех ее проявлениях.

С другой стороны, готовность к принятию того или иного ритуально-коммуникативного действия, наоборот, снимает лимитирующие коммуникацию компоненты. Все зависит от когнитивного осознания пределов дозволенности нарушения собственных поведенческих установок. Так, при всей закрытости церемониального боя карате воинов-охранников императорского дворца в Японии В.В. Путину было позволено в нем участвовать, что, безусловно, в дальнейшем способствовало успешной коммуникации глав двух стран.

В любом пособии по этикету можно обнаружить целый список коммуникативных ритуальных ситуаций, специфизирующих и регламентирующих поведение носителя чужеродной культуры в культуре страны пребывания. Таких работ также чрезвычайно много: особого внимания заслуживает подробнейшее исследование Элизабет (Эмили) Пост «Этикет» (Elizabeth L. Post – Emily Post’s Etiquette 2000). Важной особенностью такого набора типовых ситуаций является их семиотическая и символическая насыщенность. Как правило, основой такой насыщенности является табуированность / дозволенность поведенческих реакций и задействованных в коммуникацию ритуальных действий и объектов. Это прежде всего касается жестов, ритуальной символики и предметов, с ней связанных, а также поступков коммуникантов во время течения самой коммуникативной ситуации. Так, во время религиозного христианского ритуала непозволительно держать руки за спиной, на животе или в положении скрещенных. Во время службы разрешается (требуется) поза «руки по швам». Табуированным является нахождение в христианском храме женщины с непокрытой головой, при этом семиотически определен головной убор – только платок, и ни в коем случае шляпа или шаль. В дипломатическом протоколе официально семиотически определен список носимой для разных этикетных ситуаций типов одежды. При этом особые ограничения налагаются по гендерному признаку: для мужчин они жесткие (фрак, китель, мундир, смокинг), для женщин – более вариативны.

Ритуальное поведение весьма привязано к типу общающихся между собой культур. В этой связи очень важно упомянуть о классификации характерных поведенческих типов народов разных культур, предпринятую Ричардом Д. Льюисом (см. таблицу на стр. ).

В теоретическом плане Ричард Д. Льюис предложил весьма оригинальный подход к решению одной из самых трудных загадок современной сравнительной культурологии – критерия для сопоставления культур.

Таблица

Классификация поведенческих типов народов разных культур

(по Ричарду Д. Льюису: приводится в сокращении)

 

МОНОАКТИВНЫЕ	ПОЛИАКТИВНЫЕ	РЕАКТИВНЫЕ
Интроверт Терпеливый Ровный Систематически планирует будущее Пунктуальный Подчиняется расписанию   Строго придерживается плана Бесстрастен Следует установленной процедуре Завершает цепь действий     Любит твердо установленную повестку дня Уважает официальность   Сдержанная жестикуляция и мимика	Экстраверт Нетерпеливый Словоохотливый Планирует только в общих чертах Непунктуальный Расписание непредсказуемо   Меняет планы   Эмоционален Использует связи   Завершает межличностное взаимодействие Связывает все со всем     Выискивает ключевую фигуру Несдерживаемая жестикуляция и мимика	Интроверт Терпеливый Молчаливый Сверяет с общими принципами Пунктуальный Подстраивает расписание под расписание партнера Вносит легкие коррективы Ненавязчиво заботлив Непроницаемый, невозмутимый Реагирует на действие партнера   Внимателен к происходящему Сверхчестный   Едва уловимая жестикуляция и мимика

 

В настоящее время одной из немногих переменных, относительно которой у специалистов нет больших разногласий, является континуум: «индивидуализм» – «коллективизм». Иными словами, признано, что большинство существующих культур можно расположить на некоторой шкале между этими двумя полюсами, т.е. в одной культуре человек будет принимать решения, ориентируясь на потенциальную реакцию соответствующей социальной группы, в другой же – на собственную личную оценку.

Льюис вводит новый критерий: способ организации такого объективного измерения реальности, как время. По нему культуры делятся на три типа: моноактивные (или линейно организованные), полиактивные и реактивные. В моноактивной культуре человек приучен делать какое-либо дело, разбивая деятельность на следующие друг за другом этапы, не отвлекаясь на другие задачи. Типичными представителями такой культуры являются англосаксы: американцы, англичане, немцы, северные европейцы, методично, последовательно и пунктуально организующие свое время и деятельность.

В культуре полиактивной, типичными представителями которой выступают латиноамериканцы, южные европейцы, принято делать одновременно несколько дел (заметим попутно, нередко не доводя их до конца).

Наконец, в реактивной культуре, характерной для азиатских стран, деятельность организуется также не по строгому и неизменному плану, а в зависимости от меняющегося контекста, как реакция на эти изменения.

В соответствии с отнесенностью к той или иной культуре поведенческие типы субъектов детерминируют как обыденную деятельность, так и деятельность ритуального свойства, а стало быть – и способы общения между собой (ритуальную коммуникацию). Разные типы по-разному структурируют коммуникативную ритуальную ситуацию.

Так, из таблицы ясно, что моноактивные культуры более ригидны при исполнении ритуала вследствие поведенческого стремления к планированию и неуклонному исполнению процедур. В самом деле, именно в христианской религии и дипломатии Запада мы обнаруживаем строгое описание как религиозных церемоний, так и церемоний, которые надлежит исполнять при монарших дворах. Кстати говоря, именно в недрах западной культуры возникли понятие «протокол» и «этикет» (Фрезэр 1980). Диалог как доминирующая форма коммуникации изначально присутствовал именно в ритуальных формах последней: катехизисный (вопросно-ответный) жанр преобладал именно в ритуальных описаниях как церковных, так и светских церемоний. В этой связи стоит упомянуть о дипломатическом протоколе западных стран (в том числе и об объекте нашего исследования – протоколе США) как строго спланированных и жестко закрепленных нормах поведения дипломата.

Представители полиактивной культуры по большей части игнорируют порядок, предпочитая карнавализацию существования (М.М.Бахтин). Ритуальная коммуникация в таких условиях носит поверхностный и малофиксированный характер. Небрежение формальной (ритуальной) стороной общения, возможно, потому и приводит к политической нестабильности в странах латинской Америки, и, соответственно – к прочим видам социальной нестабильности.

Поведенческий тип реактивной культуры характеризуется гибким отношением к ритуальному коммуникативному поведению. Хитрость восточного человека давно вошла в поговорку: достижение целей коммуникации представляет базовое стремление представителей культуры Востока. Ритуальная коммуникация внутри реактивной культуры носит закрытый и чрезвычайно шифрованный характер: западный человек может только созерцать красоту чайной или любой другой китайской (японской) церемоний, однако постичь до конца смысл манипуляций с артефактами, задействованными в ритуал, он не в состоянии. В то же время интервенция носителей реактивной культуры в чужеродные ей культуры весьма агрессивна и успешна. Соответственно, восточный поведенческий тип легко постигает смысл ритуала чужой страны, что происходит благодаря упорному и длительному анализу и интеллектуальному наблюдению.

Таким образом, пользуясь критерием Ричарда Д. Льюиса, мы выделяем три типа структурации ритуального поведения:

· моноактивный, при котором поведение субъектов ритуала жестко привязано к целям коммуникации и направлено на успешное завершение прежде всего формальной (процедурной) стороны коммуникации, поскольку участники полагают, что успешность коммуникации ритуального порядка напрямую зависят от четкого исполнения процедур;

· полиактивный, определяющий поведение коммуникантов как спонтанное, не привязанное жестко к процедурам и не подверженное формальному планированию, при этом ориентированное скорее на личностные отношения с партнерами по коммуникации, чем на соблюдение формы общения;

· реактивный,ориентирующийся на саму ситуацию коммуникации и корректирующий поведение в зависимости от реакции партнера по коммуникации и развития самой ситуации с четким соблюдением своих интересов и стремлением к результату, выгодному для себя.

5. Обмен прецедентными текстами.

Помимо доминирующих в ритуальной коммуникации невербальных компонентов важное место занимают в ней компоненты вербальные; они представлены в коммуникации как прецедентные тексты.

Как отмечают Н.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдер, в процессе понимания текста (которое авторы определяют как способность адресата генерировать новые тексты на базе усвоенных) можно рассматривать два случая:

1) Восприятие полученного текста оставляет в сознании невербальный след и/или ведет к перестройке тезауруса знаний адресата. Сам текст при этом “уничтожается” в процессе восприятия.

2) Воспринятый текст (целиком или фрагментарно) остается в сознании адресата и, затем, включается во вновь порождаемые тексты в виде трансформаций или прямых цитат, являясь при этом предметом рефлексии (Мусхелишвили, Шрейдер, 1997: 86-87). Эти сохраняющиеся в сознании тексты и формируют текстовую концептосферу той или иной культурно-языковой группы.

Подобные тексты обозначаются современной лингвистикой как “прецедентные тексты”. Ю. Н. Караулов, который впервые ввел данный термин в научную практику, называл прецедентными тексты “(1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, (2) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, (3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности” (Караулов, 1986:105). Г.Г. Слышкин полагает, что при исследовании прецедентных текстов этот термин имеет смысл понимать несколько шире, сняв некоторые ограничения, введенные его автором. Речь идет о пункте относительно количества носителей прецедентных текстов. Во-первых, можно говорить о текстах, прецедентных для узкого круга людей (семейный прецедентный текст, прецедентный текст студенческой группы и т.д.). Во-вторых, существуют тексты становящиеся прецедентными на относительно короткий срок и не только неизвестные предшественникам данной языковой личности, но и выходящие из употребления раньше, чем сменится поколение носителей языка (например, рекламный ролик, анекдот). Тем не менее, в период своей прецедентности эти тексты обладают ценностной значимостью, а основанные на них реминисценции часто используются в дискурсе этого отрезка времени (Слышкин 199: ).

Исходя из определения текста, приведенного в Лингвистическом энциклопедическом словаре (ЛЭС), под прецедентным текстом в данной работе будет пониматься характеризующаяся цельностью и связностью последовательность знаковых единиц, обладающая ценностной значимостью для определенной культурной группы. Частые отсылки к тексту в процессе построения новых текстов в виде реминисценций есть показатели ценностного отношения к данному тексту и, следовательно, его прецедентности.

Прецедентный текст всегда формирует концепт, т.е. социопсихическое образование, характеризующееся многомерностью и ценностной значимостью. Любой текст, формирующий коллективный концепт, является прецедентным по определению. Г.Г. Слышкин различает микрогрупповые, макрогрупповые, национальные, цивилизационные, общечеловеческие прецедентные тексты (Слышкин 199 : ). Единственным классом, который необходимо исключить, является класс индивидуальных прецедентных текстов. Такое понятие содержало бы противоречие в самом себе. Текст вполне может служить основой для образования индивидуального концепта, но прецедентным текст становится лишь в процессе коммуникации, когда носителю концепта удается добиться того, чтобы текст был включен в систему ценностей какой-либо группы. Простейшим примером такой коммуникации является общение “автор произведения - читатель (зритель, слушатель)”. Для автора созданное им произведение всегда обладает ценностной характеристикой и формирует индивидуальный концепт. Отсюда, если эта характеристика положительна и автор считает произведение удавшимся, - стремление к ознакомлению с текстом окружающих (путем публикации, постановки, чтения вслух, распространения в рукописном варианте и т.д.) для того, чтобы сформировать в их сознании концепт данного текста. В случае успеха, то есть, если с текстом, во-первых, ознакомились, и, во-вторых, текст произвел достаточное впечатление, чтобы восприниматься как положительная или отрицательная ценность, текст формирует коллективный концепт и становится прецедентным на тот или иной отрезок времени.

В ритуальной коммуникации процедурная сторона как раз опирается на прецедентный текст, многократно воспроизведенный и концептуально «отвердевший». В пространстве ритуальной коммуникации важнейшим фактором успешности коммуникации является транспортировка сообщения – message transfer. Прецедентный текст есть оболочка этого сообщения, обмен ими закладывает основу определения общего кода коммуникации.

В системе дипломатической коммуникации существует своя подсистема прецедентных ритуальных текстов, обмен которыми делает возможным собственно существование самой системы дипломатии. Они существуют как в письменной, так и в устной форме. Назовем здесь следующие типы прецедентных текстов (примеры см. Приложение):

· письменные этикетные формализованные уведомления о важных дипломатических / общественно-политических событиях и приглашения принять в них участие;

· благодарственные письма, посылаемые принимавшей стороне по завершении приема;

· протокольные тексты клятвы лидеров стран в момент совершения инаугурационной церемонии;

· инициальные и финальные клише нот протеста («МИД уполномочен заявить….Парламент страны заявляет о недопустимости подобных деяний»);

· инициальные и финальные клише меморандумов и протоколов о намерении;

· тексты национальных гимнов;

· тексты молитв на торжественных обедах, произносимые главой государства или главой официальной церкви (в ряде стран);

· паремиологические тексты – пословицы, поговорки, цитаты и аллюзии, используемые лидерами стран в переписке с коллегами или в публичных выступлениях;

· библейские сюжеты и сюжеты Евангелия, широко известные религиозные и философские притчи, подбираемые на злобу дня и для иллюстрации политического момента.

Прецедентный текст настраивает аудиторию ритуальной коммуникации на особый лад, вводит коммуникантов в общий канал связи, обеспечивает когнитивное единство и дает возможность определить систему кодов, взаимное использование которых обеспечивает коммуникантов информацией о том, в какой последовательности им необходимо поступать в дальнейшем поле общения.

Далее рассмотрим процесс формирования таких последовательностей ритуальных действий.