Функционирование практики как критерия истины

Если попытаться дать краткую характеристику функции практики как критерия истины, то это можно сделать примерно так. В практике происходит материальное воплощение знаний, которые подлежат проверке. Вместе с тем практика является объективным феноменом, принадлежащим материальному миру и функционирующим в соответствии с его законами. Эта двуединая природа практики обеспечивает ей роль критерия истины: знания о реальном мире, воплощенные в практике, контролируются законами этого мира.

Здесь следует выделить два момента.

1. Чтобы установить соответствие знаний объективному миру, необходимо сопоставить эти знания с самим объективным миром. Как это сделать? В гносеологическом плане мысль противоположна своему предмету. Она представляет собой идеальную конструкцию, информационную модель изучаемого объекта. Чтобы сопоставить мысль с объектом, необходимо сделать их однопорядковыми. Это достигается в процессе материального воплощения мышления в человеческой практике. Именно практика снимает гносеологическую противоположность материального и идеального. Как справедливо отмечал П. В. Копнин, практика «разрешает противоречие между субъектом и объектом, соединяет их. Это соединение в отличие от познания (идей) является полным в том отношении, что само субъективное становится объективным не только по содержанию, но и по форме своего существования» '.

Человеческое мышление — не особая идеальная субстанция, оторванная от материи. Оно есть свойство материи, имеющее материальные формы своего выражениям

' П. В Копнин. Философские идеи В. И. Ленина и логика.М.,1969, стр 458.

Такими формами являются язык и практическая деятельность. Но между ними существует принципиальное различие. Знание в языковой форме не сводится к материальному воплощению. Оно выступает лишь в качестве материального кода идеального содержания — мысленных объектов, которые репрезентуют объекты материального мира. Совершенно иным является материальное воплощение знания в практике. Здесь материальное выступает уже не в качестве кода, фиксирующего идеальное содержание, а как реализация этого содержания. По существу, знание здесь утрачивает статус идеального явления. Оно становится явлением материального мира.

В процессе развития человеческого общества и его практической деятельности формы материализации знаний изменялись и совершенствовались. Если на первых стадиях этого развития, характеризующихся низким уровнем производительных сил и техники, основной формой материального воплощения знания была человеческая деятельность в узком смысле этого слова и простейшие орудия труда, то в дальнейшем функции этой деятельности передаются машинам, механизмам, приборам и т. д. Технические и технологические процедуры человеческой деятельности становятся заменителями самой человеческой деятельности. Они становятся основной формой, реализующей знания.

2. Своей материальной деятельностью человек воздействует на объективный мир. При этом из всего многообразия свойств, присущих «миру в себе», выделяются свойства, составляющие исторически определенный предмет познания. Практика, воплощающая в себе знания, является формой непосредственного их соединения с объективным предметом.

Но вместе с тем практика, включенная в систему взаимодействия с объективным миром, сама оказывается подчиненной законам этого взаимодействия. Это обстоятельство обусловливает возможность выполнения практикой функции критерия истины. Являясь, с одной стороны, воплощением знаний о материальном мире, а с другой — частью этого мира, подчиненной его законам, практика самим процессом своего функционирования осуществляет проверку истинности знаний. Если человек в своих знаниях правильно выразил сущность законов реального мира и построил свою деятельность в соответствии с этими законами, то практика как объективный процесс, кон-

тролируемый указанными законами, оказывается эффективной. Ее эффективность проявляется в том, что она осуществляется в соответствии с идеальным планом и осуществляет этот план. Напротив, если представления человека не соответствуют законам объективного мира и если практическая деятельность построена в соответствии с этими представлениями, то законы объективного мира сделают практику неэффективной — неэффективной в том смысле, что она не сможет осуществить идеальный план. Таким образом, практика выполняет роль критерия истины как деятельность, реализующая проверяемые знания.

Изложенная характеристика функции практики как критерия истины, разумеется, является весьма общей. Она должна быть конкретизирована и уточнена применительно к частным ситуациям. Однако в любом случае практика выполняет роль критерия истины в соответствии с этой схемой, доказывая своей осуществимостью или неосуществимостью совпадение или несовпадение знаний с их предметом.

Практика выполняла роль критерия истины еще в донаучный период. Она показала, что человек при помощи органов чувств и мышления в состоянии воссоздать правильную картину окружающего мира. Этот вывод был одним из самых сильных ударов, нанесенных по философии агностицизма. Агностики утверждали, что человек никогда не сможет познать действительную структуру мира, ибо он (человек) имеет дело только с чувственным опытом, но не с объективным миром самим по себе. Поскольку объективный мир находится за пределами чувственного опыта, он в принципе непознаваем, а рассуждения о нем носят чисто спекулятивный, «метафизический» характер. Эта аргументация может показаться неуязвимой. Действительно, человек обречен иметь дело только с миром, данным ему в ощущениях. Поэтому его знания, казалось бы, могут относиться не к объективному миру, а только к чувственному опыту. Однако человек не просто созерцает внешний мир. Своей деятельностью, в которой воплощены его знания о мире, он «входит» в объективный мир, становится частью последнего. И законы этого мира контролируют правильность его представлений о мире, на основе которых строится его деятельность.

Именно тот факт, что за всю свою длительную историю человек сумел приспособиться к внешнему миру, вы-

стоять в борьбе за существование, выжить биологически, свидетельствует о правильности выработанных им представлений о мире. Эта оценка была вынесена самими законами внешнего мира, получить ее человек смог через свою материальную деятельность — практику.

С появлением науки возник новый вид практики — научный эксперимент. Эксперимент представляет собой деятельность, в процессе которой человек искусственно создает условия, позволяющие ему исследовать интересующие его свойства объективного мира. В физических науках основой эксперимента является прибор. При всем многообразии физических приборов в них можно выделить три основные части: приготовляющую, рабочую и регистрирующую. Цель эксперимента, проводимого посредством приборов, заключается в том, чтобы раскрыть свойства неизвестного явления, заставляя его взаимодействовать с известным объектом, входящим в состав прибора. Приготовляющая часть прибора «готовит» исследуемые явления к этому взаимодействию, рабочая часть обеспечивает взаимодействие, а регистрирующая — фиксирует его результаты.

Научный эксперимент представляет собой процесс, реализующий знание. Сюда относится, во-первых, инструментальная теория, т. е. теория, на основе которой построен прибор, и, во-вторых, теория, которая подвергается проверке. «Материализация» последней означает ее отображение в экспериментальной ситуации. Важнейшая роль в этом отображении отводится правилам соответствия, соединяющим теоретические понятия с эмпирическими величинами. Существует несколько видов правил соответствия, одни из которых соединяют теорию с идеализированным экспериментом, лежащим в основе реального эксперимента, а другие — объекты идеализированного эксперимента с объектами реального эксперимента.

Эксперимент подтверждает данную теорию, если эта теория, будучи отображенной в эксперименте, предсказывает тот результат, который получается в ходе эксперимента. Это равносильно тому, что идеализированная схема эксперимента, разработанная теорией, совпадает с реальным экспериментом, протекающим как объективный процесс материального мира, контролируемый его законами.

Но всегда ли эксперимент, подтверждающий теорию, может считаться достаточным основанием для того, чтобы

теория могла быть признана истинной? По-видимому, нет. Можно привести целый ряд доводов в пользу такого заключения. Во-первых, может оказаться, что эксперимент не является «чистым» в том смысле, что в нем не учитывается влияние посторонних факторов, которые не отдифференцированы от исследуемого эффекта. Во-вторых, могут быть ошибочными и измерения экспериментального эффекта. Если учесть, что физика имеет дело с количественным описанием явлений природы, то становится ясным, что такого рода ошибки могут перечеркнуть значение научного эксперимента. В-третьих, результаты эксперимента могут быть неправильно интерпретированы. Будучи искусственно привязанным к теории, неправильно описывающей природу физических явлений, эксперимент лишается доказательной силы по отношению к истинной теории.

Эти и целый ряд других обстоятельств вызвали к жизни концепцию плюралистического критерия истины, которая вводит дополнительные, так называемые неэмпирические, требования, придавая им важное, а иногда и первостепенное значение в оценке истинности научнойг теории. Эта концепция уже обсуждалась нами при рассмотрении теорий подтверждения. Здесь нам хотелось бы подчеркнуть следующее. Требования принципиальной наблюдаемости, простоты и т. д. имеют важное значение для оценки научной теории. Но все же это никакие не критерии истины, если под истиной понимать соответствие знаний объективному миру. Сами по себе они не, определяют, да и в принципе не могут определить, соответствуют или нет наши знания объективному миру. Они выполняют роль не критериев истины, а методологических принципов, имеющих эвристическое значение в поисках истины. Истинность любого вида научного знания, в том числе и этих методологических принципов, может определить лишь практика, являющаяся формой сопоставления знаний с их предметом.

Эксперимент не исчерпывает всего содержания практики, на которую опирается наука. Важнейшим элементом такой практики оказываются также технические приложения науки. И если теория получает поддержку не только в эксперименте, но и в форме ее технических: воплощений, то ее шансы быть истинной теорией значительно возрастают.

В настоящее время никто не сомневается в том, что ньютоновская физика в первом приближении правильно описывает физические процессы макромира. В основе этой уверенности лежат не только многочисленные подтверждающие эксперименты и полученные на их основе эмпирические факты, но и техническое применение физики Ньютона. То, что значительная часть техники, которой располагает современное человечество, создана на основе законов классической физики, а также то, что эта техника эффективна,— все это является наиболее весомым доказательством истинности самой классической физики.

С другой стороны, современные физические теории, обладающие исключительной внутренней стройностью и глубиной и большей общностью, чем классическая механика, иногда подвергаются сомнениям. В значительной мере это связано с тем, что они не имеют достаточного эмпирического обоснования и обширных технических приложений. В этом отношении показателен пример общей теории относительности. Общая теория относительности более точна, чем ньютоновская теория тяготения. Она учитывает и объясняет такие эффекты, которые выпадают из поля зрения ньютоновской теории. Однако она все же уступает ньютоновской теории — именно в том, что не имеет прямых воплощений в технике. Этим объясняется, в частности, то, что, в отличие от ньютоновской теории, общая теория относительности сталкивается со многими конкурентами.

Л. Бриллюэн в своей книге «Новый взгляд на теорию относительности»— книге во многом спорной, не лишенной ряда серьезных методологических недостатков — высказывает мысль о том, что для решения проблем теории гравитации, и в частности для решения вопроса об истинности общей теории относительности, требуется создание гразера — особой технической системы, аналогичной лазеру. Эта система, которая кажется многим физикам фантастической, могла бы, по мнению Бриллюэна, обнаружить гравитационные волны, определить их скорость и т. д. Отвлекаясь от вопроса о реальности данного проекта, нам хотелось бы здесь подчеркнуть то значение, которое известный французский физик придает техническим приложениям как форме практической проверки. Именно эта идея Бриллюэна получила поддержку у видного советского физика А. 3. Петрова, который в преди-

словии к книге Бриллюэна писал: «Можно только присоединиться к заключительной фразе автора книги: «Итак, требуется гразер!», где под этим новым термином подразумевается нечто аналогичное лазеру для пучка гравито-нов. Решение проблемы гравитации в некоторой области, определяемой современной экспериментальной техникой, находится недалеко от нас, от нашего поколения, мы подошли к нему, и следует сделать еще несколько шагов в нужном направлении! Можно думать — это относится уже к области интуиции,— что разгадку основных нерешенных проблем теории гравитации принесут гравитационные волны, если они существуют. И единственный путь физического, а не только формально-математического и зачастую спекулятивного, развития учения о гравитации проходит через лабораторию экспериментатора» '.

Многие представители буржуазной философии науки, например К. Поппер2, крайне пренебрежительно относятся к техническим приложениям науки, считая их недостойными внимания. Подобная оценка противоречит той роли, которую играют технические приложения в решении проблемы истинности научного знания. Ведь они представляют собой наиболее полное осуществление идеала материализованного знания, контролируемого объективными закономерностями. Л. Больцман писал:

«Колоссальное сооружение — Бруклинский мост, необозримо простирающийся в длину, и Эйфелева башня, беспредельно возвышающаяся к небу, покоятся не только на твердом фундаменте из чугуна, но еще и на более твердом — на теории упругости» 3. Нечто подобное можно сказать и о любой другой технической системе, которая представляет собой воплощение научной теории. И то обстоятельство, что Бруклинский мост, Эйфелева башня и другие технические системы действуют в соответствии с теми идеальными схемами, на основе которых они создаются, доказывает соответствие этих схем объективным закономерностям.

Но каким бы большим ни было значение технических приложений научных знаний как формы практической

' Л. Бриляюэн. Новый взгляд на теорию относительности. М., 1972, стр. 10.

2 К. Popper. Normal science and its dangers. — «Criticism and the growth of knowledge», p 51—58.

3 Д. Больцман. Статьи и речи. М., 1970, стр. 55.

13§

проверки последних, его все же не следует гипертрофировать. Технические применения общей теории никогда не оправдывают ее полностью. Например, на основе господствовавшей в первой половине XIX в. теории теплорода производились успешные расчеты тепловых процессов, создавались тепловые машины, которые обнаруживали свою эффективность. Однако сама теория теплорода оказалась ложной. В аналогичное положение попало и учение об эфире, лежавшее в основе электродинамики. Практическое применение теории электромагнетизма совмещалось с ложностью постулата о существовании эфира.

Все это, конечно, не означает, что тезис о практике как критерии истины, в частности тезис о критериальной роли технических приложений научных знаний, неверен по существу и что от него следует отказаться. Примеры, подобные приведенным, свидетельствуют лишь о том, что знания, проверяемые практикой, имеют характер относительной истины и что относительна сама практика на данном конкретном этапе развития человеческого общества. В. И. Ленин по этому поводу писал следующее:

«...критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления» '. Для обоснования истинности научного знания следует принимать в расчет не изолированный фрагмент практики, а всю практику в ее историческом развитии.

Если практика есть критерий истины, то, спрашивается, какая роль отведена в установлении истинности научного знания фактам? Факты — это результаты практической деятельности, но результаты не вещественные, а идеальные. В процессе эксперимента, который представляет собой один из видов практической деятельности, путем взаимодействия между прибором и исследуемыми объектами материального мира выявляются свойства объектов. Факты в данном случае выступают как мысленная форма выражения этих свойств.

Факты, таким образом, суть результаты ассимиляции теорией продуктов практической деятельности и перевода последних в плоскость знания. Их можно определить как то, что действительно имеет место, но не в качестве элемента самого объективного мира, а в качестве концептуализированного его представления.

' В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 145—146.

Поскольку факты — это концептуализированные представления свойств объективного мира, выявленных экспериментом, постольку согласование теории с фактами есть одна из форм ее согласования с самим объективным миром. Нужно, однако, иметь в виду, что эта форма связи теоретического знания с действительностью не является единственно возможной. Другая важная форма их связи — так сказать, их обратная связь — заключается в создании на основе теории технических систем, которые поступают под непосредственный контроль объективных законов материального мира. В этом случае сам объективный мир через практическую деятельность людей как бы ассимилирует научное знание и осуществляет его проверку.

Итак, критерий практики вовсе не упраздняет познавательного значения фактов, а, наоборот, позволяет определить их действительное место в процедуре проверки истинности научного знания. Такая процедура, конечно, включает в себя как составной элемент выявление отношений теоретических конструкций и фактов, но не сводится к последнему. Она носит более сложный и многогранный характер, включая в себя в качестве важнейшего компонента самую материальную деятельность человека.

Диалектико-материалистическое учение о практике как критерии истины само по себе не определяет методики решения вопроса об истинности того или иного конкретного утверждения или теории. Да это и не является задачей философии. Следует согласиться с мнением А. Тарского, который считает, что вопрос об истинности конкретных утверждений может быть решен средствами той науки, к которой они относятся. Функция философской концепции критерия истины совершенно иная. Она служит осмыслению общей ситуации, связанной с определением путей, ведущих к решению проблемы критерия истины. С этой точки зрения диалектико-материалистическая концепция критерия истины представляет огромную ценность для науки. Она способствует выработке учеными стратегии, направленной на поиски истины — знания, которое дает верную картину объективного мира.

С развитием науки вопрос об истине приобретает все большую остроту. Большинство ученых придерживаются убеждения, что наука дает верное описание объективного мира и что в ходе ее развития это описание уточняется

и углубляется. Однако все возрастающие общность и абстрактность научных теорий создают немалые трудности на пути обоснования истинности этих теорий. Неопозитивисты и постпозитивисты считают, что данные трудности непреодолимы. Такое мнение не способствует созданию интеллектуальной атмосферы, которая помогла бы ученым выработать философскую ориентировку, соответствующую задачам и целям научного исследования.

Диалектико-материалистическая концепция критерия истины показывает, что противоречие между стремлением науки к истине и возможностью проверки истины не является неразрешимым. Оно разрешается в процессе развития самой науки. Эта концепция служит обоснованию стратегии науки, направленной на познание истины, и показывает, что такая стратегия вполне реалистична и оправданна. Согласно ей, прогресс науки не приводит к упразднению понятия истины. Истина реализуется не только в простейших теориях, непосредственно связанных с опытом, но и в теориях абстрактных, связанных с опытом лишь опосредованно.

Диалектико-материалистическая теория, определяя общее направление решения проблемы истины в науках о материальном мире, тем самым способствует решению старинной дилеммы, состоящей в рассмотрении стремлений науки к истине и к практическим приложениям как двух исключающих друг друга тенденций. Эта дилемма характерна сегодня для умонастроений буржуазных ученых, разочарованных практическими результатами науки в силу того, что в капиталистическом обществе практическое применение науки углубляет социальные противоречия, является средством гонки вооружения, приводит к экологическим кризисам и т. д. В этих условиях приобретает популярность миф об ученом, творящем в «башне из слоновой кости». Такой ученый якобы стремится только к истине, воплощенной в общих и фундаментальных теориях, которые позволяют ему проникнуть в тайны мироздания. Его не интересуют практические аспекты науки.

С точки зрения диалектико-материалистического критерия истины последняя не является антиподом практических приложений науки. Какими бы прекрасными ни были теоретические творения человеческого гения, вопрос об их соответствии действительности может быть решен лишь в практических приложениях науки. Лишь

практика — материально-производственная деятельность людей — и ее результаты дают возможность непосредственно сопоставить человеческие знания о действительности с самой действительностью. Превращение науки в непосредственную производительную силу, ее активное участие в создании материально-технической базы коммунизма благотворно не только для общества, но и для самой науки в ее движении к возвышенной цели — истине.