НАУКА, ЭТИКА, ПОЛИТИКА: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОЙ ГЕНЕТИКИ

Украинская ассоциация по биоэтике

В.Ф. Чешко

В.Л. Кулиниченко

НАУКА, ЭТИКА, ПОЛИТИКА:

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОЙ ГЕНЕТИКИ

 

 

Киев-Харьков

ББК Чешко В.Ф., Кулиниченко В.Л. Наука, этика, политика: социокультурные аспекты… Под научной редакцией академика АН Высшей школы Украины, доктора биологических наук, профессора В.Г. Шахбазова

ISBN Чешко В.Ф., Кулиниченко В.Л.

 

С О Д Е Р Ж А Н И Е

ПРЕДИСЛОВИЕ. В.Г. Шахбазов…………………………………………… 4-6
ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………….. 7-15
Раздел 1. ГЕНЕТИКА В ЖИЗНИ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА (РЕЗУЛЬТАТЫ КОНТЕНТ-АНАЛИЗА РЕСУРСОВ ИНТЕРНЕТ)16-22
Раздел 2. ГЕНЕТИКА И ПОЛИТИКА. КРИЗИСЫ И КОНФЛИКТЫ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ ИСТОРИИ И ИСТОРИИ НАУКИ …………………………………………………….. 23-60
2.1. Евгеника. США и Западная Европа (1900-1945 годы). …………… 25-32
2.2. Расовая гигиена. Германия (1933-1945 годы)……………………… 33-36
2.3. Мичуринская генетика. СССР (1929-1964 годы)………………… 36-38
2.4. Генетические последствия испытаний ядерного оружия. США и СССР (1945-1963 годы)………………………………………………………… 38-39
2.5. Генетические манипуляции. США и Западная Европа (1975-2002 годы)………………………………………………………………. 39-47
2.6. Наука и власть — условия формирования взаимодействия и возможные механизмы кризиса………………………………………… 47-60
Раздел 3. ГЕНЕТИКА И МЕНТАЛЬНОСТЬ. КОЭВОЛЮЦИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ И НАУЧНЫХ ПАРАДИГМ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ ……………………………………………………… 61-143
3.1. Интеграция генетики в духовную культуру современной цивилизации……………………………………………………………… 64-92
3.2. Генетический редукционизм как феномен ментальности и философско-антропологическая традиция…………………………………………….. 92-109
3.2.1. Ментальные предпосылки…………………………………………. 93-95
3.2.2. Философская антропология и теория познания………………… 95-99
3.2.3. Социология и философия истории……………………………… 99-103
3.2.4. Политология……………………………………………………… 103-104
3.2.5. Экспериментальное естествознание…………………………….. 104-108
3.3. “Генетический редукционизм” versus политический эгалитаризм?…………………………………………………………….. 108-120
3.4. Социальный конструктивизм и экоцентризм…………………….. 120-132
3.5. Потенциальная возможность локально-географической дивергенции……………………………………………………………… 132-143 Раздел 4. БИОЭТИКА КАК ОСНОВА И МЕХАНИЗМ СОВРЕМЕННОЙ КОЭВОЛЮЦИИ НАУКИ, ПОЛИТИКИ И ЭТИКИ………………. 144-182 4.1.Биоэтика в эпоху развития и применения глобальных технологий 144-169 4.2. Этические комитеты как современный механизм коэволюции науки, политики и этики………………………………………………………….169-182
ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………….183-194
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ ГЕНЕТИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ…………. 195-198
БИБЛИОГРАФИЯ…………………………………………………… 199-212

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вниманию читателя предлагается не совсем обычное исследование.

Генетика на протяжении последних ста лет неизменно остается наиболее динамично развивающейся областью биологии, ее теоретическим фундаментом и, одновременно, катализатором технологических инноваций в медицине, сельском хозяйстве, фармацевтической промышленности, других областях экономики. В то же время эта область научного познания служит не только катализатором и субстратом глубокого преобразования мировоззрения и стиля мышления человечества, но и источником социально-политических проблем, конфликтов, споров, каналом проникновения в естествознание политики и политиканства, орудием политической борьбы, которое в собственных интересах часто используется не всегда чистоплотными политическими группировками. За последнюю четверть века в генетике произошли революционные изменения в методике и технике генетического анализа. В последнее десятилетие прошлого века заметная доля в финансировании международного проекта “Геном человека” отводилась на реализацию программы ELSI ¾ исследованию этических, юридических и социальных проблем, ставших реальностью в результате прочтения информации, записанной в виде последовательностей нуклеотидов в хромосомах человека. И это весьма серьезные проблемы, следствием которых может стать, например, генетическая дискриминация. А ведь это все же только часть айсберга. Многие другие успехи современной генетики (то же клонирование) не связаны непосредственно с этим проектом.

Эта книга посвящена исследованию именно этих ¾ социокультурных аспектов современной генетики. Но, к какой же научной дисциплине ее можно отнести? Рецензенты и те, кто ознакомились с рукописью в процессе ее написания и апробации на научных конгрессах и международных симпозиумах, по-разному отвечают на этот вопрос. Философы справедливо отмечают существенную “нагруженность” выводов и теоретических рассуждений данными собственно генетики. И не только с точки зрения терминологической базы, но и на уровне интерпретации анализируемых фактов и наблюдений. Некоторые биологи считают, что это ¾ философское или историческое исследование. С точки зрения медицины ¾ ряд выводов, безусловно, относится к области биомедицинской этики (деонтологии).

Это, вероятнее всего, ¾ определяется не только сферой научных интересов авторов. Вспомним, что многие мыслители (к их числу, например, относится один из наиболее читаемых, и почитаемых, философов ХХ века ¾ Карл Поппер) отрицали правомерность отнесения дарвиновской концепции эволюционного процесса к естественнонаучной теоретической сфере, и относили ее к философским доктринам. Но в последнее время все больше усиливается тенденция гуманизации естествознания.

С другой стороны, наиболее динамично развивающиеся области науки зачастую конституировались как самостоятельные области именно в качестве междисциплинарных исследований. Если в 1950-1970 годы мощным катализатором развития генетики стала “подпитка” идеями и методами точных наук ¾ математики, физики и химии, то в последние десятилетия такое же значение приобрело взаимодействие генетики и социогуманитарного знания. И не случайно, что почти одновременно появляются биоэтика и социобиология ¾ каждая со своей терминологической и концептуальной базой. Очевидно, что сегодня происходит взаимное “срастание” элементов биологии, социологии, этики и т. п., в результате чего образуется своеобразная амальгама идей, терминов, методологии областей, ранее считавшихся несовместимыми. Деонтология и социальная гигиена уже давно выступают как неотъемлемые части медицины. Аналогичные процессы протекают и в генетике. Уже несколько лет издается международный журнал “Community Genetics”, название которого наиболее точно переводится как “Социальная генетика”. Авторитетный российский журнал “Генетика” публикует статью “Генетическая дискриминация при страховании и трудоустройстве”, появление которой десять лет назад в биологическом научном издании показалось бы невероятным. Генетика, говоря словами акад. РАН В.С. Степина, приобретает новое качество —“человекоразмерность”.

Итак, с моей точки зрения, предлагаемая вашему вниманию монография с полным основанием может рассматриваться как социобиологическая (в широком значении этого термина), хотя, может быть, не все философы и социологи с этим согласятся. Так или иначе, перед вами серьезное и своевременное методологическое исследование, насколько мне известно, ¾ одно из первых в отечественной генетической и философской литературе. Его авторы ¾ доктора философских наук, один из которых кандидат биологических наук, а другой врач по образованию, сочетающие широкие философские и исторические знания с глубокой медико-биологической (в частности, с генетической) эрудицией и подготовкой.

Несомненно, что современная генетика оказывает мощное влияние на духовную жизнь человечества (подарив ему идеи глобальной эволюции и понимания жизни как процесса реализации генетической информации) и испытывает столь же сильное обратное воздействие. От результатов этого взаимодействия в значительной мере зависит будущее человека как биокультурного вида.

Полагаю, что эта книга будет равно интересна и полезна как биологам и генетикам, так и врачам, философам и социологам. Она предоставляет возможность более точно оценить роль генетической науки в решении сложных проблем нашего времени и, в то же время, — отыскивать ответы на «вечные» вопросы бытия человека в этом мире.

Академик АН Высшей школы Украины,

профессор В.Г. Шахбазов

ВВЕДЕНИЕ

 

Вопрос, вынесенный в заголовок настоящей работы, выглядит достаточно академичным, далеким от тех проблем, которые возникли в нашей стране после обретения независимости. На первый взгляд представляется, что в Укране стране он не приобретет особой актуальности в последующие несколько десятилетий, когда историческая необходимость, на первый план, выводит экономические и социально-психологические аспекты, связанные с формированием рынка и кристаллизацией новой политической системы. Однако ниже нами приводятся аргументы в пользу иной точки зрения: развитие новой генетической теории и методологии, переход к широкому внедрению в повседневную жизнь, созданных на их основе технологий, в новом тысячелетии будет иметь первостепенное значение для развития нашей страны (как и других государств бывшего Советского Союза) не только в экономическом, но и (что, возможно, даже более важно) в социогуманитарном аспекте и станет одним из непременных условий успеха или неудачи формирования гражданского общества.

ХХ век называли по-разному: “Век социальных революций” и “Век мировых войн”, “Век атома” и “Век космоса”, “Век информатики”. Символично, однако, что на протяжении всех ста лет со времени вторичного открытия законов Менделя, даты считающейся официальным днем рождения новой науки, генетика оставалась в центре внимания и научного сообщества, и общественного мнения в целом. И если имя Грегора Менделя обрело всемирную известность в начале завершившегося ХХ столетия, а в его середине был расшифрован генетический код, то конец его отмечен совместным заявлением президента США и премьер-министра Великобритании о почти полной расшифровке молекулярной структуры генома человека. Генетика — это наука, с которой человечество переступило грань тысячелетий, и над ее проблемами и их последствиями мы, несомненно, будем размышлять и в новом столетии. Именно генетика, как известно, построила научный фундамент для таких наук о человеке, как медицина, психология, педагогика, антропология и др. Благодаря ей, осуществляются все типы современной селекции, все шире использующей методы генетической инженерии и биотехнологии.

Социокультурный аспект развития науки можно рассматривать как равнодействующую трех векторов: первый — интернальный, по отношению к научному сообществу, соответствует верификации конкретных научных (в данном случае — генетических) гипотез и теорий, меняющих содержание научного знания, которым обладает человечество; второй, — опосредован овеществленным знанием, т.е. технологическими инновациями; третий — отражает прямое влияние научных идей, концепций, методологических принципов, терминов на ментальность общества. Последняя составляющая влияния науки на социум считалась атрибутом социогуманитарного знания, однако с приобретением рядом естественнонаучных дисциплин — прежде всего — биологией, генетикой, экологией “человекоразмерности”[1], непосредственной значимости теоретических положений для личности и общества, ситуация коренным образом изменилось [Степин, 2000, Кулиниченко, 2001].

Сегодня без генетики невозможно представить не только естествознание, но и современную цивилизацию. Генетические термины и представления стали неотъемлемыми элементами ментальности, а технологии, созданные на основе классической и молекулярной генетики — материальной культуры. Современные достижения, открытия и неудачи этой науки являются мощным фактором, определяющим грядущую судьбу человека, меняющим его представления о самом себе и о своем месте в окружающем мире. На концептуальную базу генетических теорий в той или иной степени опираются существующие социологические, криминологические, политические доктрины. Крупнейшие философы и теологи ХХ века анализируют последствия новых генетических открытий и их использования для общества и личности.

Современная биология и, в особенности, генетика образует своеобразный мост между естествознанием и гуманитарным знанием. По мере того, как ее внимание все больше концентрируется и сосредотачивается на человеке, как объекте теоретических исследований и технологических манипуляций, узел традиционных философских проблем, волновавших человека на протяжении всего периода его существования как особого биологического вида, как “существа, наделенного разумом”, завязывается все сильнее. “Высшее тщеславие” любой науки, как отмечал один из основоположников молекулярной генетики Ж. Моно, есть признание за ней права нарисовать собственную картину мирозданья, в которой человеку отводится соответствующее его статусу место. Такая картина, нарисованная генетикой на протяжении жизни двух-трех поколений (1900-1975 гг.), и стала причиной глубокого потрясения основ духовной жизни человечества [Monod, 1970]. Происходящая трансформация основных ментальных установок, равно как и модернизация существующих этических и правовых конструкций, связанные с прогрессом фундаментальной генетики и генных технологий, прогнозировались ранее многими философами, социологами и футурологами. Однако в массовом сознании причины этой трансформации и модернизации ассоциируются, как правило, только с возможностью создания новых живых организмов, в геноме которых будут объединены генетические детерминанты весьма отдаленных биологических видов. Страх перед неконтролируемыми последствиями таких генетических манипуляций (“комплекс Франкенштейна”) проникает в менталитет[2] задолго до возникновения самой генетики и находит, в частности, свое образно-художественное воплощение и в знаменитой повести Мери Шелли “Франкенштейн, или современный Прометей”, написанной еще в 1817 году [Шелли, 1980], и в более позднем “Острове доктора Моро” Герберта Уэллса. Маловероятно, чтобы в ближайшие десятилетия генетика смогла актуализировать подобные опасения, но остроту поставленной проблемы это не снимает, ибо она, действительно, катализирует ментальные подвижки, изменяющие представления человека о самом себе, своем месте в этом мире, основах взаимоотношений с другими людьми и заставляет пересматривать традиционные метафизические категории и противопоставления (субъект и объект, природа и культура, знание и ценность и др.). Двойственность человека как самоценной “вещи-в-себе”, и как “вещи-для-нас”, субъекта познания и, одновременно, объекта внешнего манипулирования, у которого цели далеко не всегда совпадают с индивидуальными интересами личности, стала особенно остро ощущаться в конце истекшего тысячелетия. Это (и не в последнюю очередь) явилось следствием прогресса в изучении генетической природы вида Homo sapiens. Эволюционная методология современной биологии, в частности поиск генетических первооснов фундаментальных свойств человеческой личности как результата развертывания во времени и пространстве информации, записанной в ее геноме, стала ядром современных интерпретаций старой философской контроверзы детерминизма и свободы воли. Представление о собственном “Я” как о продукте преобразования и реализации унаследованной от предков информации, осознание возможности целенаправленного изменения этой информации (по своей воле или в результате постороннего вмешательства, благо- или злонамеренного), чувство предопределенности своей судьбы, влекут за собой глубинные духовные коллизии. Они осмысливаются как “конфликт человека с самим собой”, выход из которого некоторые философы вновь, как ранее Ф. Ницше, усматривают в необходимости самоконструирования и перестройки человеком собственной природы, но уже на основе современных генно-инженерных технологий (П. Слотердийк).

В известном смысле, масштабы влияния генетики на духовную жизнь в конце ХХ – в начале ХХI века, столь же велики, как и физики на рубеже XIX и ХХ веков. Применительно к человеку, основные понятия и термины генетики и генно-инженерных технологий, несут не устраняемую, эмоциональную и этическую нагрузку и вызывают тем самым значительный общественный резонанс, причем только изредка позитивный. Значительно чаще этот резонанс негативный. Любая рефлексия о настоящем и будущем генетики уже не имеет идеологической и политической нейтральности[3].

П. Уолп следующим образом метафорически подытоживает суть вызванных генетикой революционных изменений в культурной и духовной жизни современного человека: “Генетические технологии поставили нас лицом к лицу с необходимостью беспрецедентных и иногда необратимых решений. И мы должны принять это решение, воспользовавшись всей человеческой мудростью и проницательностью, с учетом нашего научного, религиозного и философского наследия. Этот процесс можно осмыслить, взглянув сейчас в глубину изменений, происходящих в современной генетике, ее тенденцию создать биологический портрет человеческого поведения, духовной и материальной природы, — короче говоря, портрет генетической сущности личности” [Wolpe, 1997]. Но если в массовом сознании возникает такое понимание задач генетики, то, действительно, и образ самой генетики формируется в соответствии с этой установкой. Интересно, что у человека происходит как бы двойное ментальное взаимное отражение: себя через призму генетики и самой генетики — через ее влияние на восприятие человеком смысла собственного существования и своего места в реальном мире. Таким образом, судьба отдельного индивидуума, будущее науки и всего человечества затягивается в единый узел.

Означает ли это, что традиционные философские категории и проблемы утрачивают свой смысл и обесцениваются в результате прогресса генетики, информатики, психологии и создаваемых на их основе довольно изощренных технологий, целью которых является управление и контроль над деятельностью и социальным поведением отдельных личностей и социальных групп? Положительный ответ на этот, в известной мере, риторический вопрос стал бы симптомом глубочайшего перелома, на наш взгляд, катастрофического разрыва в культурной и социальной истории человечества. Скорее, речь должна идти об очередной глубокой трансформации “вечных вопросов” человеческого бытия, на которые однозначные и окончательные ответы никогда не будут получены, хотя поиски их инвариантны как непременное условие развития духовной жизни человечества.

В гордиевом узле философских, социальных, идеологических, и прочих проблем, генезис которых обусловливается взаимодействием генетики и социума, попытаемся выделить одну из нитей, проходящую по всей границе истории науки и социально-политической истории ХХ века.

Доминирующей темой философии и социологии науки прошлого столетия была сформулированная Карлом Поппером [1992, с. 341] проблему “демаркации” — разграничения науки, а точнее, естествознания (science) и иных сфер интеллектуальной и социальной жизни, прежде всего — гуманитарных наук (arts), философии, идеологии. Наука прошлого века, как особый социальный институт, обосновывала свою автономность, опираясь на специфичность своих функций, основной из которых является производство нового знания. Эта концепция допускает, что прикладное использование науки может порождать политические проблемы, но вмешательство политики в развитие науки рассматривается, как, безусловно, нежелательное. Такая методологическая установка сформировала и ментальный стереотип поведения членов научного сообщества, оказывая заметное влияние на спектр тематики научных исследований, а, следовательно, и на содержание естественных наук. Известный американский философ С. Тулмин вспоминал, что в Англии, накануне Второй мировой войны, большинство членов научного сообщества четко придерживались установки – выбирать в качестве объекта своих профессиональных изысканий предмет, “наименее связанный с этическими вопросами, край спектра взаимодействия между наукой и ценностями” [Фролов, Юдин, 1986, с. 180].

К концу столетия стало очевидным, что присутствие политической компоненты в развитии науки в целом, как и в деятельности каждого отдельного исследователя, неизбежно, а ее значение возрастает параллельно интеграции науки в общественную жизнь. Ментальный стереотип поведения членов научного сообщества меняется достаточно радикально. Ныне исследователи, склонны рассматривать социально-политические аспекты науки как данность, которую следует не избегать, а использовать. Уже на первых стадиях научных исследований в “человекоразмерных” областях естествознания (начиная от момента постановки проблемы и проведения предварительных теоретических и экспериментальных исследований), анализируются и предусматриваются не только их социальные, политические и этические последствия (существующие в это время только потенциально), но и соответственная пропагандистско-политическая кампания, направленная на формирование положительного резонанса в общественном мнении. И это явление, инициированное политизацией науки, в свою очередь, усиливает породившую ее социально-историческую тенденцию и делает ее, по сути, автокаталитической. Яркой иллюстрацией этой закономерности может служить и история развития генетики, которая на протяжении всего ХХ века не раз становилась предметом политических столкновений, спекуляций, социальных конфликтов. Ее теоретические постулаты зачастую оценивались, принимались или оспаривались, исходя из этических норм, предпочтений и идеалов или же политических интересов.

В 70-е годы в конце своей длительной научной карьеры выдающийся генетик и эволюционист Ф. Добржанский следующим образом резюмировал свои наблюдения за историческими коллизиями развития генетики: “Теоретические и практические приложения [науки] не относятся к не пересекающимся сферам, они взаимозависимы. Чем более непосредственно значима научная дисциплина для человеческой деятельности, тем более она может противоречить каким-либо расхожим убеждениям и предубеждениям. Незавидным уделом генетики была и остается вовлеченность в такие противоречия” [Dobzhansky, 1976; Добржанский, 2000].

Через двадцать лет положение еще более обострилось в результате осуществления программы картирования генома человека и успехов генных технологий: “Эгоистичный ген, ген шизофрении или ген гомосексуальности. Что это — наука или политика? Генетика или евгеника?” — спрашивает один из участников проекта Европейского Сообщества “Этические и философские перспективы генетического скрининга Э. Белси (1995 г.). И продолжает уже без иронии: “Сейчас вновь встает вопрос о природе науки: где пролегает граница ее компетенции. И это вновь возвращает вопрос об этических ценностях и научном редукционизме. Где (если она существует) связь науки и этики [values]? Являются ли этические ценности внешним приоритетом, действующим на стадии формирования исследовательских программ, или внутренним и присущим самой природе науки фактором? И может ли наша целостная картина мира быть редуцирована к научному объяснению, и, в особенности, может ли любой аспект жизни, прежде всего жизни человеческой, быть редуцирован к генетике?” [Belsey, 1998].

В процессе функционирования современной государственной власти все больший удельный вес занимает регулирование и управление развитием науки и применением технологии, с одной стороны, и социальных процессов, порожденных развитием науки, с другой. Б.Г. Гринев пишет, что ныне федеральное правительство США — это “правительство научно-технического прогресса”, развитием которого управляют примерно 25% его чиновников [Гриньов, 2000, с. 16]. Стремление к подчинению науки интересам отдельных социальных групп и необходимость учета разнообразных социально-политических рисков и последствий научных инноваций, а, значит, и рост различных форм социального контроля исследовательской деятельности, являются очевидными атрибутами современной цивилизации. И только нормальное функционирование механизмов социального гомеостаза может предотвратить потенциально негативные последствия политического вмешательства в эту сферу жизни Социума. Отсюда и то значение, которое приобретает методологическое и социально-историческое исследование механизмов взаимодействия науки и общества, особенно, в условиях кризиса, в частности, предпосылок и условий инициации и развертывания на стадии деструкции науки, а также связанных с ней социальных институтов.

Ощущение внутренней противоречивости собственного бытия (временами обостряющееся до антагонизма), вероятно, столь же старо, как само человечество. “Я царь — я — раб — я — червь — я Бог!” — пожалуй, более образно и ярко, чем Гавриил Державин, эту трагическую контроверзу не выразить. Генетика вносит и свою существенную лепту в ее объяснение.

Возникновение идей, лежащих в основе концепции “генно-культурной коэволюции”, обычно относят к последней четверти последнего века ушедшего тысячелетия, Они ассоциируются с именами Эдварда Уилсона (США), Ричарда Докинза (Великобритания) и Владимира Эфроимсона (СССР), основные труды которого стали широко известны, к сожалению, только после его кончины. Впрочем, о дисгармонии социальных основ человеческого поведения и обусловившей его биологической конституции, унаследованной в процессе миллионно летней эволюции, как результате значительной разницы скоростей биологической (более медленной) и социально-культурной эволюции, писал в самом начале ХХ века Илья Мечников в “Этюдах о природе человека” и “Этюдах оптимизма” [Мечников, 1923, с. 223 и далее]. По его утверждению, социальная эволюция, рационализация социальной жизни на научной основе, “должна совершиться постепенно и потребует множество усилий и новых знаний. В этом отношении социология, едва народившаяся, должна будет черпать сведения у своей старшей сестры, биологии” [Мечников, 1987, с. 202-203]. И далее: “Человеческая природа, способная к изменениям точно так же, как и природа организмов, вообще, должна быть изменена сообразно определенному идеалу. Садовник или скотовод не останавливаются перед данной природой, занимающих их, растений или животных, но видоизменяют их сообразно надобности. Точно так же и ученый-философ не должен смотреть на современную человеческую природу как на нечто незыблемое, а должен стремиться изменить ее к благу людей... Методы, пригодные для растений и животных, должны быть изменены в приложении к человеку. Здесь не может быть и речи о подборе и скрещиваниях, применимых ко ржи и сливам. Но мы все же вправе составить себе идеал человеческой природы, к которому человеку следовало бы стремиться” [Мечников, 1987, с. 269-271]. Эти цитаты из книги, написанной в начале ХХ века, несмотря на некоторую архаичность стиля, представляются взятыми из современной полемической статьи, посвященной перспективам генотерапии и генетической инженерии, написанной уже в начале века двадцать первого. И, конечно, это обстоятельство можно рассматривать просто как еще одно доказательство прозорливости научного гения Украины (где И. Мечников родился), России (представителем культуры которой он был) и Франции (где он обрел всемирное признание). Но приведенные строки в еще большей степени можно считать очередным историческим доказательством причастности биологии и генетики к объяснению вечных, волнующих человека, проблем, к поиску рационального объяснения идей Добра и Зла, истоки которых действительно приходится искать в пространстве и времени его эволюции как биологического вида.

Таким образом, генетика сама по себе может служить источником такого столкновения этических постулатов и различных ментальностей, которое потенциально способно перерасти в политический конфликт и повлиять на стабильность существующих социальных систем. Анализ и осмысление предпосылок и условий таких конфликтных ситуаций и является предметом предлагаемой книги. Ее цель — сравнительное исследование социально-культурных, историко-научных и философско-методологических аспектов взаимодействия науки и общества: (а) условий инициации и развертывания кризисного сценария взаимоотношений науки и политики и (б) изучения общих механизмов сопряженной эволюции социокультурных и научных парадигм.

Основополагающая, концептуальная идея предпринятого авторами анализа связана с эволюционно-эпистемеологическим направлением в современной философии науки, которое взаимодействие науки, этики и политики рассматривает как коэволюционный процесс. Канал своеобразного информационного взаимодействия между ними функционирует и развивается в настоящее время крайне интенсивно, определяя будущее обеих систем — науки и общества.

 

* * *

Исходная идея изложенной ниже концепции интеграции достижений генетики (и естествознания в целом) в современную общественную практику, как одной из форм проявления глобального коэволюционного процесса, возникла у одного из авторов (В.Ф. Чешко) во время работы в качестве сотрудника рабочей группы “Комиссии по истории советской генетики и анализу последствий лысенковщины”, созданной на основе совместного решения АН СССР, АМН СССР и ВАСХНИЛ (так называемой “Комиссия трех академий”) в конце 1980-х годов. Гипотеза же о феномене “политизированной науки” как следствия возникновения специфического фильтра в канале информационного обмена в системе

“наука-общество”, который детерминирует в ней инициацию контура с положительной обратной связью, впервые была изложена в монографии “Наука и государство” [Чешко, 1997, с. 301-322], подготовленной к печати при содействии международной программы “Research support scheme” (грант 132/1997) Института “Открытое общество” (г. Будапешт).

Основные положения этой работы были представлены в докладах на Международном симпозиуме “Биоэтика на пороге ІІІ тысячелетия” (Харьков, октябрь 2000 г.), Первом Национальном конгрессе по биоэтике (Киев, сентябрь 2001 г.), 2-ом Международном симпозиуме по биоэтике, посвященном памяти В.Р. Поттера (Киев, март 2002 г.), а также в ряде научных публикациях [Cheshko, 1999; Чешко, 1998, 2001a, 2001b, 2002; Шахбазов, Чешко, 2001; Кулиниченко, 2001; Вековшинина, Кулиниченко, 2002 и др.].

Естественно, за эти годы нам неоднократно пришлось воспользоваться содействием и помощью многих специалистов ¾ биологов, историков, философов, сотрудников библиотек и архивов Украины и России, упомянуть которых здесь не представляется возможным. Большую поддержку оказывал на протяжении ряда лет покойный профессор А.Н. Шамин (Россия, Москва). Особую благодарность за помощь, понимание и сотрудничество хочется выразить Л.В. Водолажской, а также акад. АНВШ Украины В.Г. Шахбазову, проф. И.З. Цехмистро, проф. Н.Н. Киселеву, докт. С. Рогановой (Чехия) и другим членам научного и административного руководства программы “Research support scheme”, рецензентам нашей работы, руководителям “Центра практичної філософії” (г. Киев).

Раздел 1. ГЕНЕТИКА В ЖИЗНИ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА. (РЕЗУЛЬТАТЫ КОНТЕНТ-АНАЛИЗА РЕСУРСОВ ИНТЕРНЕТ)

Мы начинаем свое исследование с вопроса: “Какое место занимает генетика в духовном мире современного человека?”. В качестве обоснования ответа на него в литературе приводятся различные основания и критерии. Нам представляется, что возможен поиск и количественных критериев для изучения влияния генетических теорий и технологий на духовную сферу общественной жизни. Так, в современной социологии и социальной истории разработаны несколько групп количественных методов для анализа структуры ментальностей, к числу которых относится и, так называемый, контент-анализ — исследование частоты встречаемости устойчивых лексических конструкций. Мы применили этот метод для анализа сайтов Интернет, так или иначе, связанных с темой, вынесенной в заголовок, так как считаем, что эта сеть является своеобразным информационным зеркалом, отражающим духовную жизнь современного общества.

Поисковая система Yahoo, на момент проведения исследования (сентябрь 2001 г.), выявила 1 290 000 web-страниц, на которых упоминается термин “генетика” (genetics). Соответственно, “естествознание” (science) встречается в 19 600 000 web-страницах, а “биология” (biology) — в 2 250 000 (рис. 1. I). Иными словами, биологические исследования в массовом сознании ассоциируются, в первую очередь, именно с генетикой. Наибольшее внимание общественности привлекают новые технологии (technology) и социальные проблемы (community), порожденные развитием генетики (рис. 1.II), которые достаточно очевидно опережают традиционные сферы практического приложения генетических знаний — медицину (genetics+medicine) и сельское хозяйство (genetics+agriculture).

Среди социальных проблем генетики по степени общественной заинтересованности занимают, безусловно, (рис. 1. III) политика (genetics+policy) и этика (genetics+ethics)— 130 000 и 97 800 web-страниц соответственно, а также взаимоотношения генетики и генных технологий с религиозными учениями (genetics+religion) — 51 400. При этом наибольший резонанс имеют вопросы соблюдения прав человека (genetics+human rights) и возможной дискриминации, связанной с получением информации о генетической конституции индивидуума (genetics+discrimination). Идеологические интерпретации достижений генетиков мало кого волнуют. И все же влияние генетический теорий и созданных на их основе технологий вызывает больше тревоги (danger и risks), чем положительных эмоций (рис. 1. IV), связанных с потенциальными выгодами (benefits) — 67 против 33 пунктов. Для сравнения: из более чем 1,55 млн. web­-страниц, где встречается термин “экология”, на 157 000 web­-страниц он ассоциирован с “благом” (benefits) и лишь на 5 (пяти) — с риском или опасностью. В последнем случае, речь идет не об экологии как науке, а о потенциальных, отрицательных экологических последствиях различных процессов или событий.

 

II

 

IV

 

V

VI

 

Иными словами, в массовом сознании лексические конструкции, включающие в качестве элемента слово “экология” (и его производные) имеют, в отличие от слова “генетика”, безусловно, положительную эмоциональную окраску. Вероятно, этот факт отражает общее падение престижа науки в глазах современного человека (в отличие от общественного сознания второй половины XIX – начала ХХ века), акцентирующего свое внимание на отрицательных сторонах научно-технического прогресса.

Необходимо подчеркнуть и еще одно немаловажное обстоятельство. Как правило, социокультурные аспекты генетики существуют, как в зависимости друг от друга, так и от их конкретно-научной основы, образуя, в конечном счете, своеобразные “гибридные” ментальные образы. В пользу такого вывода говорит значительное количество web-страниц, на которых отдельные семантические структуры представлены в корреляционной связи друг с другом. К их числу можно отнести политические и этические аспекты генетики. Семантическая ассоциация между этими аспектами генетических теорий и их практическим воплощением в менталитете достаточно выражена. Если принять в качестве меры ее выраженности, процентную долю web-страниц, общих для различных “субпопуляций”, то для этики и политики этот показатель достигает 28 пунктов из теоретически возможных 100 (Рис. 1. VI на с. 18) . Этот показатель, по нашему мнению, свидетельствует о том, что не только степень политизации генетики (как и всего естествознания) и ее участия в этических коллизиях, но и уровень этической мотивации (по крайней мере, публично выражаемой), оказывает существенное влияние на модус поведения не только отдельной личности, но и общества в целом.

На первый взгляд, представляется странной достаточно большая ассоциация (21 пункт) между политикой и религией (Рис. I. V на с.18). Возможно, это свидетельствует о значительном удельном весе теологических аргументов и мотиваций в инициировании тех или иных законодательных мер, касающихся генетики и биотехнологий. Очевидно, в настоящее время мировоззренческие связи и взаимовлияния естествознания и религии остаются более выраженными, чем это представляется адептам атеизма и сциентизма. Напротив, столь же высокая семантическая ассоциация (23 пункта) этических и религиозных компонентов генетической проблематики (Рис. 1. VI) особого удивления не вызывает. Более того, она служит, вероятно, косвенным свидетельством того, что этическая интерпретация оказывается средством коммуникации между политической и религиозной составляющими современного менталитета

Несомненно, что генетика является достаточно серьезным фактором, системно формирующим в социокультурную и духовную жизнь современной цивилизации.

Другая сторона рассматриваемого нами вопроса заключается в анализе роли экстранаучных ресурсов как формообразующего фактора генетических концепций. Для исследования этой проблемы российский исследователь использовал иной метод контент-анализа ¾ изучение количественных соотношений и популяционной структуры вербальных метафор, ассимилированных генетикой из иных сфер духовной жизни [Седов, 2000; 2001]. Весьма показательно, что выводы, к которым пришел А.Е Седов, в целом согласуются и взаимодополняются с полученными нами результатами (Рис. 1.VII, с.18). Этим исследователем в 1940-1960-х годах отмечается наиболее активная ассимиляция физикалистских вербальных метафор. Позднее - в 70-х, эта тенденция сменяется преобладанием кибернетических, а затем ¾ антропоцентрических и “анимизирующих” метафор (прыгающие гены, гены-хозяева, гены-рабы, эгоистическая ДНК, незаконная рекомбинация, и т. д.). А.Е. Седов констатирует: “...Когда генетики стали читать генетические тексты, точные методы анализа физической и логической организации генетических систем достигли расцвета и охватили все структурные уровни живого, а количество получаемых ими эмпирических данных об элементарных генных системах экспоненциально росло, тогда в своих образных понятиях они стали усиленно интерпретировать эти системы как живые сущности — самостоятельные и даже обладающие свободой воли”. Мы разделяем эту позицию и считаем, что это может свидетельствовать о прогрессирующем процессе гуманитаризации и усложнении междисциплинарных связей современной генетики. “Сейчас, и в ближайшем будущем, развитие генетики будет связано с созданием новых “анимизирующих” метафор: в геномику “нижних”, а затем, возможно, и более высоких структурных уровней станут проникать рабочие понятия и модели из экологии, биоценологии, культурологии, психологии, социологии и других биологических и гуманитарных наук, изучающих надорганизменные явления” [Седов, 2000].

В ментальной структуре различные аспекты генетики и генетических технологий образуют сложный вербальный комплекс, не позволяющий, зачастую, отделить его отдельные элементы друг от друга и мешающий воспринимать и понимать как их потенциальные выгод, так риски и опасности для человечества. Очевидно, конкретнонаучное содержание современных генетических теорий отождествляется с их политическими и этическими последствиями и воспринимается массовым сознанием как целостное образование. При этом, в конечном счете, современное общество не склонно сохранять уверенность, существовавшую в недалеком прошлом в безусловной самоценности нового, вновь получаемого научного знания для жизни отдельного человека и всего человечества.

Именно с этого положения как исходной точки, мы и начинаем историко-научное и философско-методологическое исследование отношений на пересечениях линий и границ исторического развития естествознания, политики и этики, которые становятся важнейшими факторами, определяющими настоящее и будущее цивилизации.

 

 

Раздел 2. ГЕНЕТИКА И ПОЛИТИКА. КРИЗИСЫ И КОНФЛИКТЫ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ ИСТОРИИ И ИСТОРИИ НАУКИ

Увеличение удельного веса прямого воздействия и социокультурного влияния, не опосредованного технологическими инновациями, биомедицины вообще (и генетики, в частности) на общественную жизнь, превращает их в силу, сравнимую по социально формирующей роли с политикой и экономикой [Бек, 2000, с. 311].

В последние десятилетия генетика в ее современных ипостасях (структурная и функциональная геномика, биоинформатика, генотерапия и т.п.), приобретает в общественном сознании имидж некоей метанауки, целью которой является познание и преобразование генетической природы человека. Это и “завязывает” в единый узел линии исторического развития точного естествознания и философии, психологии и антропологии, социологии и экономики. До известной степени, такое представление соответствует характеру реальной тенденции развития естествознания и гуманитарных наук. Вместе с тем, истоки этой тенденции — абсолютизации и мифологизации значения генетики – уходят своими корнями в историю науки конца ХIХ ¾ начала ХХ века, когда в результате развития научного познания возникает конфликтная ситуация, принявшая форму серьезного социально-политического кризиса. Отличие первичной ситуации от нынешней состоит лишь в том, что называлась та “сверхнаука” не геномика и/или генотерапия, а евгеника [Hananske-Abel, 1996].

Евгенические взгляды не были чуждыми и отечественным ученым. Так, известный украинский ученый С.А. Томилин, возглавивший одну из первых в СССР кафедр социальной гигиены (г. Харьков, 1922 год) писал, что в будущем, после успешных преобразований в советском обществе следует “во всей полноте поставить вопрос о евгенике, не в узко буржуазном ее трактовании, как выращивание отдельных личностей, возвышающихся над серой толпой, а как массовое улучшение социальной конституции”. Однако уже в следующей фразе С.А. Томилин совершенно правильно предполагает: “И может случиться, что когда социальный организм будет разгружен от всех тяжестей, возложенных на него историей и гнетом, и когда будут залечены последние язвы невежества, нищеты, моральных и физических страданий, то евгеника и в такой трактовке окажется мнимой и ненужной проблемой” [Цит. по: Бужиевская, 2002, с. 23]. И далее: “Нужно громко и отчетливо провозгласить: без предварительного изучения биологических предпосылок и всех их влияний на нашу сложную социальную жизнь, нельзя в ней разобраться и уверенно действовать” [Томилин , 2002, с. 126][4].

Современность создала новые предпосылки и условия для повторения описанной ситуации — для нового синтеза генетического знания и новой волны абсолютизации его значения. Результаты этого синтеза могут быть намного более успешными, но и несравнимо более опасными.

Изучение социокультурных аспектов современного генетического знания становится сферой компетенции естественных наук и оформляется в качестве предмета новой научной дисциплины. Эта дисциплина еще не имеет однозначного названия: одни называют ее ¾ биоэтика, другие — экология человека, третьи — социальная генетика. Международные научные журналы c аналогичными названиями (“Bioethics”, “Human ecology“, “Сommunity genetics”) регулярно издаются на Западе. По нашему мнению, возможными и оптимальными вариантами ее названия могли бы быть “глобальная социобиология” или “глобальная биоэтика”. Термин “глобальная” в названии предмета новой науки подчеркивает, что она исследует процессы сопряженной эволюции экологических и генетических систем, науки и социума, знания и политики. Актуализация подобного подхода уже наблюдалась в современной истории науки. Так, в медицине, например, сопряжение медицины и этики (медицинская деонтология или медицинская этика), социологии и гигиены (социальная гигиена) уже достаточно давно конституированы как ее полноправные отрасли и самостоятельные науки. В целом же можно утверждать, что предложенные нами для обсуждения научной общественностью варианты синтеза биологического и социального знания являются проявлениями процесса глобализации и гуманизации современного естествознания.

На протяжении последних ста лет в истории генетики можно отметить несколько периодов, когда отношения между наукой, государственными структурами и политическими группировками приобретали характер кризиса с серьезными социальными последствиями, выходящими за рамки определенного научного сообщества. Эти последствия, кардинально изменяли не только жизнь ее членов, но и людей весьма далеких от теорий, ставших предметом этих конфликтов.

Два из них (“Расовая гигиена” в нацистской Германии и “евгеника” в США первой половины ХХ века) настолько фактически тесно взаимосвязаны друг с другом, как в содержательном, так и в социокультурном плане, что дает нам основания рассматривать их в качестве единого исторического феномена, эволюционные закономерности которого варьируют в зависимости от конкретного социально-политического и культурно-психологического контекста.

 

Евгеника. США и Западная Европа (1900-1945 годы)

Усиление влияния евгенического движения в США связано с работами Ч.Б. Давенпорта и М. Гранта. Они утверждали, что многие признаки человека,… Р. Пирсон, один из наиболее ангажированных сторонников классической евгеники,… Для продолжения нашего социально-исторического исследования, особое значение имеет анализ генезиса евгенического…

Расовая гигиена. Германия (1933-1945 годы)

- теоретическая концепция изучения наследственности человека с целью создания концептуального фундамента и разработки методических основ… - конкретные технологии изменения генофонда человечества; - политическое движение, ставящее целью реализацию программы решения социальных проблем путем изменения структуры…

Мичуринская генетика. СССР (1929-1964 годы)

Ее символом стал “народный академик” Т.Д. Лысенко, представитель так называемой “пролетарской интеллигенции”. Его работы не были широко известными,… Антивейсманизм Т.Д. Лысенко вполне соответствовал утвердившемуся в российскому… В дальнейшем, в течение примерно пятнадцати лет, взаимоотношения генетики, государственной власти и экономики…

Генетические последствия испытаний ядерного оружия. США и СССР (1945-1963 годы)

Генетические манипуляции. США, Западная Европа (1975- 2002 годы)

Основными “болевыми” точками современной генетики, выступающими в качестве своеобразных каналов давления и внешнего политического нажима на науку,… Использование технологий генной инженерии уже в момент их возникновения имело… И в научном сообществе, и за его пределами ситуация в генной инженерии отождествлялась с той, которая возникла в…

Наука и власть — условия формирования взаимодействия и возможные механизмы кризиса

Очевидно, что о кризисе взаимодействия науки и общества можно говорить только в том случае, когда “жесткая” стадия оказывается реальностью. Однако… Наиболее крупномасштабными и, следовательно, дающими наибольший фактический… Для объяснения конкретных механизмов генезиса политизированной науки, о которых мы уже говорили, было предложено…

Раздел 3. ГЕНЕТИКА И МЕНТАЛЬНОСТЬ. КОЭВОЛЮЦИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ И НАУЧНЫХ ПАРАДИГМ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

С возникновением человеческого общества началось сопряженное развитие ¾ коэволюция в предельно широком значении этого термина (“биологического” по происхождению и “универсального по воплощению” в системе современного мышления) [Родин, 1991, с. 244]), и сформировался сложный 3-х компонентный процесс взаимозависимых изменений во времени элементов биологической и социально-культурной природы:

(а) биологическая коэволюция структурных элементов экосистем, в совокупности образующих биосферу;

(b) генно-культурная коэволюция, обеспечивающая согласованность биологической и социокультурной подсистем;

(с) и, наконец, коэволюция отдельных элементов социума, предопределяющая их объединение в единую социосферу.

Одна из принципиальных закономерностей этого процесса проявляется как тенденция возрастания автономии биологической и социальной составляющих, при определяющем значении последней. В результате, на исходе ХХ века возникает ситуация, которую известный украинский генетик, академик В.А. Кордюм [2001] охарактеризовал как первый ноосферный кризис: гомеостатические механизмы биосферы, сформировавшиеся в ходе биологической фазы коэволюции, уже не обеспечивают ее стабильности и канализированный характер дальнейшего развития. В настоящее время аналогичные (соответствующие биологическим) коэволюционные изменения в социосфере выражены недостаточно сильно.

Таким образом, социокультурная коэволюция — процесс взаимной адаптации отдельных элементов социосферы и науки (и ментальности, в том числе), приобретает решающее значение для выживания человечества. Но в современных условиях осуществление коэволюционного процесса нарушено за счет усиления дезадаптации ¾ рассогласования поведения двух (и более) взаимозависимых и коммуникационно взаимодействующих автономных систем, при котором происходит двустороннее перекодирование поступающей информации, что, делает ее доступной для использования каждым из членов коэволюционирующих пар. Такое рассогласование модусов развития науки и других социальных институтов, как отдельных элементов социосферы, подразумевает:

(1) в функциональном смысле ¾ (a₁) неспособность науки найти приемлемое решение проблем, возникающих в условиях противостояния социально-политических интересов и возможностей достижения определенных целей отдельными сообществами внутри социума; (b₁) разрыв между “научно-техническими возможностями и желанием людей принять на себя моральную и политическую ответственность” [Блюм, 2001] за рост научного знания;

(2) в информационном смысле ¾ (a₂) несоответствие между содержанием научных теорий и сложившимися ментальными поведенческими установками и стереотипами, регулирующими отношения членов социума друг с другом и с окружающим миром, и (b₂) между действительным содержанием науки и ее отражением в ментальности.

Преодоление образовавшегося разрыва и составляет сущность современного этапа коэволюции науки и общества. Наш дальнейший анализ этой проблемы основывается на постулате о единстве базовых принципов социально-культурной и генетической эволюции [Докинз, 1993; Поттер, 2002 и др.].

Наиболее тесные коэволюционные отношения связывают генетику с естественнонаучным и гуманитарным знанием. Влияние теории и методологии современной генетики на концептуально-методологическую базу биологических дисциплин, очевидно, уже является достаточно известным и тривиальным утверждением. Теория зародышевой плазмы А. Вейсмана и представления об онтогенезе и филогенезе как о процессах, связанных с преобразованием наследственной информации, в явном или неявном виде, служат краеугольным камнем любой фундаментальной биологической парадигмы. Вместе с тем, экспансия семантики и синтаксиса генетики явственно прослеживается и в достаточно отдаленных от нее областях, не только естественнонаучной[28], но и социогуманитарной (философии, культурологии, психологии и т.д.).

В фундаментальном исследовании философии науки В.С. Степина “Теоретическое знание” (2000 год) эти аспекты современной стадии развития науки (“постнеклассической науки”) обозначены достаточно глубоко и рельефно. Обращает на себя внимание, в частности, анализ многозначного влияния генетики в сфере гуманитарного знания ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­¾ от межпарадигмальных заимствований и поиска генетической основы механизма генезиса социальных явлений до аналогий и метафор, берущих свое начало в генетической терминологии.

Лингвистика, может служить примером первого рода [Степин, 2000, с. 605]. Гипотеза центрального грамматического ядра, выдвинутая американским лингвистом Н. Хомски, предполагает наличие в ментальности каждого человека некоего врожденного набора правил и параметров, общих для всех человеческих языков, преобразования которых и определяют свойства конкретного языка. Дальнейшая эволюция этой концепции еще в больше степени подчеркивает, с одной стороны, ассоциативные корреляции между структурой парадигм лингвистики и классической генетики и, с другой — роль синтаксического или метафорического использования генетической терминологии в качестве несущего каркаса логической конструкции. Для преодоления трудностей, возникающих в процессе доказательства гипотезы врожденного центрального грамматического ядра (или “порождающей грамматики”), был предложен постулат о существовании двухзвенной грамматической системы [Шаумян, 1965]. Ее первое звено формирует идеальный лингвистический объект ¾ “генотипический язык”, преобразование элементов которого обеспечивает генезис реальных (“фенотипических”) языков.

“Генетические” аналогии и заимствования можно перечислять и далее. Так, в методологии науки известны два подхода к построению научной теории ¾ дедуктивно-аксиоматический и генетически-конструктивистский. Последний из них, пишет В.С. Степин, “сразу делает очевидным существование теоретических схем. Такие схемы (вводимые в теоретическом языке в форме чертежей, снабженных соответствующими разъяснениями, либо через систему высказываний, характеризующих приемы конструирования и основные корреляции некоторого набора абстрактных объектов) предстают в качестве основы, обеспечивающей развертывание теоретического знания. Этот подход предполагает оперирование непосредственно абстрактными объектами теории, зафиксированными в соответствующих знаках. Процесс рассуждения в таком случае предстает в форме мысленного эксперимента с предметами, которые взяты как конкретная данность” [Степин, 2000, с. 127-128, с. 133][29].

Из описания В.С. Степина становится достаточно очевидным, что термин “генетический” в этом контексте подразумевает не только преемственность исходных и конечных логико-теоретических конструкций, в качестве образца здесь может служить методология анализа наследственных признаков. “Абстрактными объектами”, в данном случае, выступают отдельные факторы наследственности ¾ гены, “приемы конструирования и основные корреляции” и др., которые соответствуют возможным, строго очерченным, типам взаимодействия (доминирование, эпистаз, полимерия, комлементарность и проч.). Процесс же генетического анализа основан на мысленном эксперименте ¾ подборе таких гипотетических комбинаций генетических детерминантов, которые приводят к возникновению исследуемого фенотипа и их последующей проверке методами математической статистики [Серебровский, 1970].

В современной методологии науки нынешняя, постнеклассическая стадия ее развития, характеризуется доминированием глобально-эволюционного подхода, соединяющего в себе два принципа ¾ системного анализа и эволюционного развития, происхождение и развитие которых в значительной мере связаны с биологией и генетикой [Степин, 2000, 641].

И, наконец, возникшее в постклассической генетике понимание онтогенеза, как развертывание генетической информации и ее трансляция из одной семантической системы в другую, проникнув в социальную философию, породило концепцию программируемого общества, в основе которой лежит представление о существовании “социокода” (по аналогии с генетическим кодом), определяющего природу данного типа цивилизации [Степин, 2000, с. 23, 605][30].

Однако социокультурное влияние генетики не ограничивается пространством собственно естествознания и гуманитарного знания, но и выходит за их пределы — в сферу вненаучной духовной культуры и становится важным формообразующим фактором в эволюции менталитета.

Интеграция генетики в духовную культуру современной цивилизации

При очевидных отличиях двух экстремальных случаев политизации науки в условиях тоталитарных политических режимов от ситуации, связанной с развитием… - ассоциация содержания конкурирующих научных концепций с идеологией… - тенденция к расширению административного контроля над распространением научной информации или определенных методов…

Генетический редукционизм как феномен ментальности и как философско-антропологическая традиция.

3.2.1. Ментальные предпосылки. Составным элементом архаичного сознания первобытного человека был определенный ментальный стереотип — вера в… Ключевым понятием архаичного менталитета был “первопредок”. А.Е. Лукьянов… В античности этот архетип, в явном или неявном виде, стал основой многих религиозных систем, мифологических сюжетов, а…

Генетический редукционизм” versus политический эгалитаризм?

В течение очень долгого времени биологический редукционизм, как элемент духовной культуры, сосуществует в западноевропейском менталитете параллельно… В современной жизни эти опасения Руссо стали действительностью, и генетическая… Об интенсивности социальных, политических и психологических преобразований, ставших ответной (и весьма острой)…

Социальный конструктивизм и экоцентризм.

К XVIII столетию установка на позитивное преобразование мира как ментальная доминанта вытесняет средневековый идеал — отречение от всего мирского,… Взаимоотношения установок политического эгалитаризма и утопического активизма… Очевидно, существование установки на технократическое переустройство окружающего мира и самого человека, как конечной…

Потенциальная возможность локально-географической дивергенции.

Сопряжение двух аспектов торможения (теоретического и практического) придает этой коллизии относительно гомеостатический характер. Это, однако, не… В отличие от кризиса науки при тоталитаризме, именно миграция генно-инженерных… Впрочем, наличествует также и “географическая” составляющая, тесно связанная с экономической. Так, например, на рубеже…

Раздел 4. БИОЭТИКА КАК ОСНОВА И МЕХАНИЗМ СВОВРЕМЕННОЙ КОЭВОЛЮЦИИ НАУКИ, ПОЛИТИКИ И ЭТИКИ.

Биоэтика в эпоху развития и применения глобальных технологий

  В предыдущих главах мы показали, что до середины прошлого века в качестве… Современный поиск новых духовно-этических ориентиров научной деятельности актуализируется также и процессом разработки…

Этические комитеты как современный механизм коэволюции науки, политики и этики

Сегодня биоэтика как этическая концепция, основанная на мультидисциплинарном подходе и соединяющая политику и достижения современной науки (в… В настоящее время биоэтика как междисциплинарное направление включает три… - общую (глобальную) биоэтику, выступающую в виде современной теоретико-философской концепции эволюции общества и…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Попытаемся обобщить положения и выводы, изложенные в предыдущих главах. В конце 50-х ¾ начале 60-х годов ХХ века И.И. Шмальгаузен, синтезируя… С помощью разработанной И.И. Шмальгаузеном модели Процесс развития науки в “социальном контексте” также можно…

БИОЭТИЧЕСКОЕ КРЕДО ЛИЧНОСТИ

Убеждение: Я признаю необходимость принятия неотложных мер в мире, находящемся в кризисной ситуации. Обязательство: Я готов работать вместе с другими людьми для развития и… Убеждение: Я принимаю тот факт, что выживание и развитие (культурное, и биологическое) человечества в будущем, в…