Книга, получившая название - "Этика жизни"

Книга, получившая название - "Этика жизни" - является подборкой размышлений Карлейля, избранных из его изданных трудов М. Кюн и А. Кречмером. Впервые она вышла в Германии в конце прошлого века, и мгновенно разошлась огромным тиражом в 60 тысяч экземпляров. В 1906 году Е. Синерукой был сделан перевод на русский язык и книгу выпустило издательство В. Биттнера, издававшего довольно популярный журнал "Вестник знания". "Этику жизни", пожалуй, можно назвать одной из лучших книг о человеке. Сильные, яркие поэтические образы и отточенные, как бриллиант мысли, с первых страниц отрывают читателя от будничной действительности и уносят в прошлое и будущее человечества. Автор полными пригоршнями рассыпает перед нами драгоценные камни своей премудрости, делясь своими глубокими познаниями человеческой природы. Эта книга пропитана любовью и состраданием к человечеству, и основана на твердой вере в Бога и уповании на его справедливое милосердие. В то же время, Карлейль взывает к разуму человечества, напоминая, что только труд может спасти его, а праздность и всевозможные развлечения, которыми окружает себя в последнее время человечество, все более и более затягивают петлю на его шее.
В завершение, хочется привести слова самого Карлейля, которыми он заканчивал "Историю Французской революции". На наш взглад слова эти также применимы и к данной книге: "Не знаю, стоит ли чего-нибудь эта книга и нужна ли она для чего-нибудь людям: ее или не поймут, или вовсе не заметят (что скорее всего и случится), - но я могу сказать людям следующее: сто лет не было у вас книги, которая бы так прямо, так страстно и искренне шла от сердца вашего современника".
Ю.М. Гупало

 

Трудиться...

Надо жить! вот они, роковые слова!
Вот она, роковая задача!
Кто над ней не трудился, тоскуя и плача.
Чья над ней не ломилась от дум голова?..
С. Я. Надсон

I. Надо жить, а не прозябать. Да, подумай о том, что надо жить! Жизнь твоя, хотя бы ты был самый жалкий из смертных, - не праздная греза, а действительность, полная высокого смысла! Твоя жизнь - твое достояние. Это все с чем ты можешь пойти навстречу вечности. Действуй поэтому подобно звездам: "не торопясь, но и не зная отдыха".
II. Сколько возвышенного, торжественного, почти страшного заключается для каждого человека в мысли, что его земное влияние - влияние, имевшее начало, - никогда во веки веков не прекратит своего действия, хоть бы человек этот был ничтожнейший из нас. Что сделано, того не воротишь. То слилось уже с безграничным, вечно живущим, вечно деятельным миром. То вместе с ним действует людям на пользу или во вред, явно либо тайно, на вечные времена.
Жизнь всякого человека можно сравнить с рекой, начальное образование которой ясно для всех. Дальнейший же бег ее и ее назначение, когда она змеей извивается по широким плоскостям, один только Всевидящий может отличить. Сольется ли она с соседними реками, увеличивая собою их объем, или примет их в себя? Останется ли она безымянной речкой, своими мелкими водами вместе с миллионами других речек и рек будет ли она питать какую-нибудь мировую реку? Или из нее образуется новый Дунай или Рейн, и потоки вод ее явятся вечной пограничной линией на земном шаре, оплотом и водным путем для целых государств и материков? Мы этого не знаем, нам известно лишь одно: что путь ей лежит в Великий Океан, и что воды ее, хотя бы их было не более горсточки, существуют и не могут быть уничтожены, не могут быть и надолго задержаны.
III. Тебе дано время испытания. Никогда не получишь ты второго. Вечность пронесется, но тебе не будет дано второго такого времени.
IV. Ясные звезды и вечные солн-ца сияют и поныне для тех, кто способен это увидеть. И в наши дни, как и в дни минувшие, раздается голос Божий вокруг и внутри всякого человека. Голос, всем повелевающий. Если даже его никто не слышит. Голос, внятно произносящий слова: "Встань, сын Адама, сын времени. Позаботься о том, чтобы то-то и то-то стало чище, лучше, и ты сам прежде всего! Трудись и не дремли, потому что настанет ночь, когда никто не сумеет работать". У кого уши есть, чтоб слышать, тот может услышать эти слова и ныне.
V. Есть что-то облагораживающее и даже святое в труде. Как бы мало человек ни думал о своем высоком призвании, он все еще дает право возлагать на него надежды, покуда он действительно серьезно трудится. Лишь в праздности -вечное отчаяние. Труд, как бы он ни был низок или корыстен, всегда тесно связан с природой.
Уже одно желание трудиться ведет все ближе и ближе к Истине, к тем законам и предписаниям природы, которые суть Истина.
Новейшее Евангелие нашего времени: Познай свое дело и исполни его. "Познай самого себя!" Твое бедное "Я" долгие годы промучило тебя, но ты, по-моему, никогда не сумеешь познать его. Не считай же своей задачей познание самого себя, потому что ты представляешь собою личность, которую тебе никогда не познать. Познай же лучше, над чем ты можешь трудиться, и работай как Геркулес! Эта система много лучше прежней.
Говорят: "Значение труда не поддается учету". Человек совершенствуется при помощи труда!
Пространства, заросшие сорной травой, расчищаются, на их месте появляются чудные нивы, воздвигаются дивные города, и сам человек перестает быть пашней, заросшей плевелами, или бесплодной, чахлой пустыней. Вспомните, что даже самый низменный труд в известной степени приводит душу в состояние истинной гармонии. Сомненья, жадность, заботы, раскаяние, разочарование, даже уныние - все эти исчадья ада мучительно осаждают душу бедного поденщика точно также, как и всякого другого человека. Но стоит лишь человеку свободно и бодро приняться за труд, как все они умолкают и, ворча, прячутся по своим конурам. Человек становится воистину человеком. Священный жар труда похож на очистительный огонь, истреблявший любой яд, сквозь самый густой дым дающий светлое, чистое пламя!
У судьбы нет, в сущности, других средств, чтобы сделать людей культурными. Бесформенная хаотическая масса от вращения становится все круглее и круглее, и вследствие одной только силы тяжести располагается сферическими слоями. Это более не хаос, а круглая, компактная Земля. Что сталось бы с Землей, если б она перестала вращаться? По бедной старой Земле рассеяны всякие неровности и шероховатости, но все неправильное на ней беспрестанно становится правильным.
Видали ли вы когда-нибудь, как вертится гончарный станок, предмет почтенный, времен пророка Иезекииля и даже древнее того? Бесформенные комья глины одним только быстрым вращеньем превращаются в красивые, круглые сосуды. Представьте же себе самого прилежного в мире горшечника, но без станка, поставленного в необходимость изготовлять посуду или, вернее, безобразный брак, формуя глину руками и затем обжигая ее! Таким горшечником явилась бы судьба по отношению к душе человека, если б та захотела отдыхать, расположиться поудобнее, не работать и не кружиться. Из ленивого, неподвижного человека самая благосклонная судьба, подобно самому старательному горшечнику без станка, не создаст ничего, кроме брака. Сколько бы судьба не потратила на него дорогой живописи и позолоты, он останется навеки лишь браком. Из него никогда не получится сосуд, а выйдет лишь неустойчивый, безобразный, кривой, косоугольный, бесформенный брак: раскрашенный и позолоченный сосуд бесчестья! Пусть подумают об этом ленивые.
Благословен тот, кто нашел себе дело. Да не пожелает он иного благословенья. Раз он обрел его, он последует за ним. Подобно свободно протекающему каналу, с благородной настойчивостью проведенному через гнилое болото человеческого существования, подобно все более и более глубоко пролагающему себе путь потоку, труд мало-помалу уносит с собой даже из отдаленнейших корней мелкой травки кислую, сгнившую воду и превращает вредоносное болото в зеленый, цветущий луг с прозрачным ручьем. Благотворно влияет река на луг, как бы она ни была мала, как бы ни была незначительна.
Труд есть жизнь. Из сокровеннейшей глубины сердца работника подымается Богом дарованная сила, святая, небесная жизненная эссенция, которую всемогущий Бог вдохнул в человека. Всей душой пробуждается человек, чутко воспринимая все благородное, - и всякое знание, и "самопознанье", и многое другое - как только он правильно примется за труд. Знание? Крепко держитесь того знания, которое при работе доказывает на деле свое значение. Потому что сама природа оправдывает такое знание, подтверждает истинность его. В сущности, у человека и нет других знаний, кроме тех, что приобретены путем труда. Все остальное - лишь научные гипотезы. Гипотезы, о которых спорят в школах, гипотезы, несущиеся в облаках и кружащиеся в бесконечном логическом водовороте, пока мы не проверим их на опыте. "Сомнению, какого бы рода оно ни было, может положить предел одна только деятельность".
Известно ли вам, далее, значение терпенья, мужества, выдержки, готовности осознать свою ошибку и постараться в другой раз лучше исполнить свою работу?
Всем этим добродетелям нигде нельзя научиться, как только в борьбе с суровыми силами действительности. Посадите какого-нибудь доброго сэра Кристофера среди развалившейся кучи почернелых "камней", глупых, не сочувствующих архитектуре, епископов, педантов-чиновников и вялых поборников веры и посмотрите, создаст ли он когда-нибудь в таких условиях собор Св. Павла! Грубыми, неотесанными, неподатливыми оказываются вещи и люди, начиная с мятежных каменщиков и ирландцев-подносчиков, кончая инерт-ными поборниками веры, педантичными чиновниками, глупыми, не сочувствующими архитектуре епископами. Все это существует на свете не ради сэра Кристофера, а само для себя. Кристоферу нужно всех победить, всех пересилить, если только он на это способен. Все эти условия против него. Даже всегда справедливая природа, и та лишь отчасти за него, и грозит стать и вовсе против него, если ему не удастся ее покорить! Даже денег достать неоткуда! Благочестивая щедрость Англии рассеяна по стране, далека, неспособна заговорить и сказать: "Я тут". Ее надо прежде окликнуть, и тогда только она отзовется. Благочестивая щедрость и вялая готовность помочь так тиха и невидима, как боги, а затруднения и многочисленные препятствия говорят так громко и стоят так близко! О, бодрый сэр Кристофер, надейся тем не менее на первых и выступи против всех остальных. Покори и победи их трудом, терпением, умением, выдержкой и силой, и установи, наконец, победоносно последний ключ в своде купола Собора Св. Петра, твоего памятника на многие столетия!
Да, помощь всякого рода и благочестивый отклик людей и природы всегда безмолвны и не могут заговорить или выйти на свет Божий, пока с ними не заговорят. Всякое благородное дело вначале "невозможно". На самом деле возможность осуществить такое дело всегда есть. Но ее нужно отыскать в Неизмеримом пространстве, а это доступно одной только вере. Подобно Гедеону, ты должен разложить свое руно у входа в свой шатер, чтобы узнать, не найдется ли под обширным небесным сводом немного благодатной росы. Твое сердце и твоя жизненная цель должны походить на чудесное руно Гедеона, распростертое с безмолвной мольбой к небу, и из бесконечности на тебя низойдет благословенная, удовлетворяющая тебя роса.
Всякий труд человека похож на работу пловца. Необозримый Океан грозит поглотить его и, если пловец не будет мужественно бороться, Океан сдержит свое слово. Но человек беспрерывно и разумно противится волнам, мужественно борется с ними, и послушно несет его море и победителем доставляет к цели. "Точно так же... - говорит Гете, - обстоит дело со всем, за что берется человек в этом мире".
Отважный мореплаватель, северный морской властелин - Колумб, мой герой, самый царственный из повелителей моря! Не радостная окружает тебя обстановка здесь, на чудовищных, глубоких волнах. Вокруг тебя мятежные, малодушные люди, позади тебя - гибель и позор, перед тобой - непроницаемый мрак ночи. Брат, эти дикие водные горы с бесконечно-глубоким основанием не ради тебя одного очутились здесь. На мой взгляд, у них много своего дела, и не заботятся они о том, чтоб нести тебя вперед. Ревущие ветры, пляшущие гигантский вальс сквозь царство хаоса и бесконечности, не думают том, как надувают они маленькие паруса твоего корабля, который не больше ореховой скорлупы в их глазах. Ты не стоишь среди членораздельно разговаривающих друзей, брат мой. Ты окружен неизмеримыми, безмолвными, дикими, ревущими, обгоняющими друг друга чудовищами. Глубоко в недрах их скрыта одному твоему сердцу лишь видимая помощь тебе. Постарайся добыть ее. Терпеливо обождешь ты, пока безумный юго-западный шторм пронесется. Ловко пользуясь своими знаниями, ты спасешься и смело, решительно пустишься вперед, когда подует благоприятный восточный ветер - олицетворение Возможности. Ты сумеешь строго обуздать мятеж экипажа. Ты весело ободришь малодушных, впавших в уныние. Но жалобы, неразумные речи, утомление, слабость - и других, и свою собственную - ты спокойно оставишь без внимания. В тебе должна найтись, в тебе найдется сила молчания, глубокого, как море, - молчания безграничного, известного одному только Богу. Ты станешь великим человеком. Да, мой мировой боец, ты должен стать выше этого шумного, бесконечного мира, окружающего тебя. Сильной душой, как руками борца, охватишь ты мир, и заставишь его нести тебя дальше - к новым Америкам - или куда еще захочет Бог!
VI. В сущности говоря, всякий истинный труд - религия, и всякая религия, которая не является трудом, может нравиться браминам, пляшущим дервишам, кому угодно, только не мне. Я преклоняюсь перед изречением древних монахов: Laborare est orare (трудиться - значит молиться).
Старше всех проповедуемых Евангелий было Евангелие непроповедуемое, невысказанное и, тем не менее, неискоренимое, вечно живущее, гласящее: "Трудись и в труде находи благоденствие". Человек, сын земли и неба, разве в глубине сердца твоего не скрыт дух бодрящей деятельности, сила, призывающая к труду, воспламеняющая тлеющий огонь, не дающая тебе покоя, пока ты не развернешься, пока ты не дашь силе той воплотиться в добрых делах! Что несистематично и неясно, то ты приведешь в порядок и обработаешь, заставишь повиноваться тебе и нести плоды. Всюду, где царит беспорядок, ты должен выступать в качестве непримиримого врага. Подави беспорядок. Водвори порядок, покорный не хаосу, а Разуму, Божеству! Если на пути твоем растет репейник, выкопай его, чтоб на его месте могла вырости полезная травка. Попадется тебе не употребленный доселе кусок хлопчатника, собери его белый пух, начни прясть и ткать его, чтоб вместо бесполезной соломы получить хорошую ткань и прикрыть ею нагое тело человека.
Но первым делом, как только столкнешься ты с невежеством, глупостью и грубостью, нападай на них неустанно, не знай отдыха, пока жив, и, благословясь, наноси им удар за ударом. Всевышний Бог явственно повелевает тебе так поступать, если есть у тебя уши, чтоб слышать. Но то же самое повелевает Он тебе и своим неизреченным голосом, более внушительным, чем гром Синая или рев бури. Разве ничего не говорит тебе молчание глубокой вечности, миров, лежащих по ту сторону утренней звезды? Еще не родившиеся столетия, старые гробницы с истлевшим в них прахом, даже давно высохшие слезы, когда-то орошавшие его, - не говорят они тебе разве того, чего не слыхало еще ни одно ухо? Глубокое царство смерти, звезды, никогда не останавливающиеся на своем пути, и пространство, и время, все возвещает тебе непрестанно и безмолвно: "Трудись, пока день, потому что настанет ночь, когда никто не сумеет действовать".
Всякий истинный труд свят. В каждой истинной работе, хотя бы то было просто рукоделие, есть что-то божественное. Труд широкий, как земля, упирается вершиною в небо. Труд в поте лица, в котором принимают участие и мозг, и сердце, труд, породивший вычисления Кеплера, рассуждения Ньютона, все знания, все героические поэмы, все совершенные на деле подвиги, все страдания мучеников, до "кровавого пота смертного страха", признанного всеми божественным, о братья, если это - не молитва, тогда молитву надо пожалеть, потому что это - самое высокое, что до сих пор известно нам под Божьим небом.
Что ты такое, что ты жалуешься на избыток труда и работы в жизни? Не жалуйся. Взгляни вверх, усталый брат мой. Ты увидишь там, в Божьей вечности, своих сотрудников. Они еще живы, они одни еще продолжают жить святая толпа бессмертных, небесные телохранители царства человечества. Даже в слабой людской памяти долго живут они как святые, как герои, как боги! Одни они переживают, одни они населяют неизмеримую пустыню времен! Небо, хоть и сурово, но не без милости по отношению к тебе. Небо благосклонно к тебе, как благородная мать, как та спартанка, что говорила сыну, подавая ему щит: "С ним, сын мой, или на нем!" Так и ты должен с честью вернуться домой. Так и ты (не сомневайся в том) с честью появишься в своей далекой отчизне, если ты в бою сохранишь свой щит. В вечности, в глубоком царстве смертных ты не будешь чужим, ты всюду явишься полноправным гражданином! Не жалуйся. Даже спартанцы не жаловались.
А ты кто, что позволяешь себе хвастаться своей праздной жизнью и самодовольно выставляешь напоказ блестящие, позолоченные экипажи с мягкими подушками, где ты сидишь, сложа руки, словно собираясь уснуть? Взгляни наверх, вниз, вокруг, впереди и позади себя, не увидишь ли ты где-нибудь хоть единого праздного героя, светлого Бога или хотя бы черта? Ничего этого ты не увидишь! На небе, на земле, в воде и под землей нет ничего, похожего на тебя. Ты единый в своем роде из всех творений и принадлежишь ты нынешнему необычайному веку или пятидесятилетию! На свете существует лишь одно чудовище, и это - праздный человек. В чем его вера? Он считает, что природа - создание мечтателей; что хитрый попрошайка и вор может иногда хорошо прокормиться; что Бог - ложь, и что человек и жизнь человеческая тоже лишь ложь. Ах, кто из нас может сказать: "Я поработал"? Прилежнейшие из нас - лишь бесполезные слуги, и чем они прилежней, тем больше сознают они это. Самые старательные люди вправе сказать: "Часть жизни своей потратил я зря". Тот же, кто, за исключением "официальных случаев", не имеет другого дела, как только грациозно или неграциозно предаваться безделью и порождать сыновей, столь же праздных, что должен такой человек сказать о себе, если он хочет быть справедливым!
Что касается вознаграждения за труд, то можно бы многое сказать по этому поводу, и многое еще скажут, многое еще напишут об этом.
"Честная поденная плата за честный поденный труд" - вот минимальное требование людей! Денежное вознаграждение "таких размеров, чтоб работник мог жить и дальше работать", также необходимо для благороднейшего из тружеников, как и для ничтожнейшего, если вы хотите, чтоб он остался в живых!
Мне хочется сделать только одно замечание по отношению к верному классу, благородному и самому благородному, бросающему свет и на другие классы и на улаживание этого затруднительного вопроса о вознаграждении: награда за всякое благородное дело дается или на небе или нигде. Ни в каком банке на свете тебе, героическая душа, не учтут твоего векселя. Людьми созданные банки не знают тебя или узнают, лишь когда пройдут века и поколения, и тебя уже не сумеет достигнуть людская награда.
Но нужна ли тебе, собственно говоря, награда? Разве ты стремился к тому, чтоб за свой героизм набить ceбе брюхо лакомыми кусками, вести пышную, комфортабельную жизнь и достичь в этом мире или в ином того, что люди называют "счастьем"? Я за тебя отвечаю с уверенностью: нет. Вся духовная тайна новой эпохи в том и заключается, что ты со спокойной головой, от всего сердца можешь за себя решительно ответить: нет!
Брат мой, мужественный человек должен подарить свою жизнь. Подари ее, советую тебе, или ты ждешь случая приличным образом ее продать? Какая же цена, примерно, удовлетворила бы тебя? Все творенья в Божьем мире, все пространство во вселенной, вся вечность времен и все, что в них есть, - вот что ты бы потребовал, и на меньшее ты бы не согласился, в этом ты должен сознаться, если хочешь быть правдивым. Твоя жизнь - все для тебя, и взамен ее ты пожелал бы себе все. Ты - неразумный смертный или, вернее, ты бедный одаренный вечной жизнью смертный, и в тесной темнице мира ты кажешься неразумным. Никогда ты жизнь свою или хоть часть своей жизни не продашь за надлежащую цену. Подари же ее по-царски, пусть ценой ей будет ничто. Тогда окажется, что ты в известном смысле получил за нее все! Человек с героической душой - а разве, благодаренье Богу, не всякий человек - дремлющий герой? - должен так поступить в любое время и при всяких обстоятельствах. В самые героические времена, как и в самые негероические, человек должен сказать, как сказал Бернс про свои маленькие шотландские песни (крошечные капельки небесной мелодии, в такое время, когда было столько немелодичного на свете) гордо и в то же время смиренно: "Клянусь небом, либо они бесценны, либо ничего не стоят, мне ваших денег за них не нужно!" Такое отношение должно оказать огромное влияние на урегулирование вопроса о вознаграждении за труд.
В сущности говоря, мы совершенно согласны со старинными монахами: трудиться - значит молиться. Laborare est orare. Во многих отношениях истинный труд на деле оказывается настоящей молитвой. Тот, кто работает, в чем бы работа его ни состояла, придает форму невидимым вещам, воплощает их, и каждый работник - маленький поэт. Его идея, хотя бы то была только идея для изготовления глиняной тарелки, не говоря уже о создании эпического стихотворения, видима пока только ему одному, и то лишь наполовину. Для всех других она - нечто невиданное и невозможное, даже для самой природы это - нечто невиданное доселе, вещь, которая до сих пор еще не была - по всей вероятности вещь "невозможная", потому что до сего времени она была Ничто! Невидимые силы имели повод охранять такого человека, потому что он творит в Невидимом и для него. Да, если взоры человека будут направлены лишь на видимые силы, тогда уже лучше ему отказаться от исполнения своей задачи. Из того Ничто, над которым он работал, никогда не выйдет ничего хорошего. Ничего, кроме обмана, кроме чего-то притворного, чего лучше и не создавать.
Если ты намерен написать стихотворение, поэт, и при этом ничего не имел в виду, кроме рецензентов, гонорара, книгоиздателя и популярности, то у тебя ничего не выйдет, потому что в твоем творении нет правды! Хотя бы оно было напечатано, прошло через массу рецензий, заслужило похвалу, продано в двадцати изданиях, - что с того? Твое произведение, на философском и на коммерческом языке, все еще Ничто. Всего чаще лишь призрак, обман зрения. Благодетельное забвение безостановочно грызет его и не успокоится до тех пор, пока хаос, создавший его, не поглотит его снова.
Тот, кто не сдружился с невидимым и с молчанием, никогда не создаст видимого и говорящего. Ты должен спуститься к матерям, к теням усопших, и, как Геркулес, терпеть и трудиться, если ты хочешь победоносно вернуться к солнечному сиянию.
Как в бою, в сражении - потому что это действительно бой - должен ты презреть и страданья, и смерть. Радостные голоса из утопических стран изобилия, как рев жадного Ахерона, должны умолкнуть под твоими победоносными шагами. Твоя работа должна, как труд Данте, "заставить тебя похудеть на многие годы". Свет и его награда, его приговор, советы, поддержка, препятствия, должны быть как дикий морской прилив, хаос, по которому тебе приходится плавать и плыть на парусах. Не дикие волны и их, смешанные с морской травой, течения должны указывать тебе путь, а одна лишь звезда твоя должна руководить тобой - "Se tu segui tua stella!" Одной лишь звезде своей, то ярко сияющей над хаосом, то на миг угасающей или зловеще темнеющей, одной ей должен ты постараться следовать. Нелегкая, я думаю, задача - таким образом прокладывать себе путь сквозь хаос и адскую тьму! Зеленоглазые драконы подстерегают тебя, трехглавые Церберы - не без своего рода сочувствия! "Eccoui I'uom che'-stato all'Inferno". Ведь в сущности говоря, как сказал поэт Дрэйден, ты действительно идешь всю дорогу рука об руку с чистейшим безумием, которого никак нельзя назвать приятным спутником! Пристально вглядываешься ты в безумие, в его неисследованное, безграничное, бездонное, мраком ночи окутанное царство, и стараешься извлечь из него новую премудрость, как Эвридика из преисподней. Чем выше премудрость, тем теснее ее близость, ее родство с чистым безумием. Это верно в буквальном смысле слова: в немом удивлении и страхе придешь ты к заключению, что высшая премудрость, пробираясь на свет Божий, часто приносит с собой приставшие к ней остатки безумия.
Все творенья, каждое в своем роде - превращение безумия в нечто осмысленное - это, несомненно, религиозное дело, немыслимое без участия религии. Иначе ты не создал творенья, а лишь заботился о том, что приятно для глаз, лишь жадно гонялся за наградой, за быстрейшей выделкой мнимых ценностей с целью получить вознаграждение. Вместо хороших поярковых шляп, которыми можно было бы прикрыть голову, ты создал лишь большие, из дерева и гипса изготовленные, шляпы для рекламы, как те, что развозят по улицам на колесах. Вместо земного и небесного руководства для душ людей ты занимаешься прениями о черных или белых стихарях. Перед тобой чучела пап из голоса и кожи, земные законодатели, "организующие труд", вырабатывая закон о хлебе. Измученная земля до того полна таких явлений, что готова взорваться. Все это показное, все гладко, чтобы не оскорбить ни чувства, ни зрения. Но тем не менее все это достойно проклятия, гибельно для тела и души. Ни один человек никогда не творил иначе, как благочестиво. Ни один, не исключая бедного ремесленника, ткача, соткавшего твое платье, сапожника, тачавшего твои сапоги. Все люди, если они работают не так, как на глазах у Великого Надзирателя, работают неправильно и на свое собственное и чужое несчастье.
VII. "Трудиться - значит молиться". В этих словах скрыт высокий смысл, при теперешнем положении молитвы и всякого поклонения понятный лишь немногим. Но кто понимает их истинное значенье, тому понятно пророчество относительно всего будущего - это последнее Евангелие, заключающее в себе все остальное. Его Собор - купол неизмеримого - видал ли ты его? Его кровля - Млечный путь, под ногами у него - зеленая мозаика лугов и морей, алтарем ему служит звездный трон Вечного! Его молебны и псалмы - великие дела, героические поступки, и муки, и искренние, от всего сердца идущие, речи смелых сынов человеческих. Хоровые песни поют старые ветры и океаны и низкие, неясные, но красноречивые голоса судьбы и истории.
VIII. Труд - призвание человека на земле. Обстоятельства так складываются, что настанет день, когда человеку, не имеющему работы, будет невозможно показаться в пределах нашей Солнечной системы, и ему придется искать другую, ленивую планету.
IX. Задача человека на земле, назначение всякого отдельного человека быть попеременно то учеником, то работником. Или, вернее, быть одновременно учеником, учителем и исследователем. От природы одарен человек силой не только учить и подражать, но и силой действовать и познавать себя. Разве мир, в котором мы живем, не бесконечен, и разве мы не видим, что самые близкие, друг от друга зависящие отношения постоянно изменяются последними открытиями соотношений между предметами? Если бы когда-нибудь удалось превратить человека в простого ученика, так что ему ничего не оставалось бы наследовать и исправлять, если бы когда-нибудь можно было установить теорию Mиpoздания окончательную и совершенную, которую оставалось бы только выучить наизусть, тогда человек был бы духовно мертвым, тогда род людской перестал бы существовать.
X. Сколько правды в старинной басне о сфинксе, который лежал на большой дороге, задавал путникам загадку и разрывал их на части, если они не могли ее решить. Таким сфинксом для всех людей, для всех людских обществ является наша жизнь. Природа как сфинкс божественна, мила и нежна. У нее лицо и грудь богини, но в то же время когти и тело львицы. В ней есть что-то небесно-прекрасное - порядок и разум - и черная роковая жестокость порождение ада. Она - богиня. Но богиня, лишь наполовину освобожденная из темницы, наполовину еще заточенная в тюрьме. Отчетливое, милое переплетено еще с невысказанным, хаотическим.
Как это верно! Разве не ставит нам жизнь загадки? Каждого человека она ежедневно вопрошает ласковым тоном, но страшно многозначительно: "Знаешь ли ты значенье сегодняшнего дня? Стараешься ли ты разумно сделать то, что ты в состоянии сделать сегодня?"
Природа, вселенная, судьба, существование, или как вы там называете неизъяснимую действительность, среди которой живем мы и боремся, разве не представляется она как божественная невеста. Или как клад человеку мудрому и храброму, способному понять и исполнить ее законы. И как уничтожающий демон для тех, кто на это не способен?
Разреши ее загадку, и будет благо тебе. Не разрешишь ее, пройдешь мимо, оставив ее без вниманья, и она сама ответит тебе на свой вопрос. Но ответит зубами и когтями. Потому что природа - немая львица и яростно растерзает тебя, не внемля твоим мольбам.
Ты уже не победоносный жених ее, а разбитая жертва заклания. Как это неминуемо и должно случиться с уличенным в измене рабом.
С народами дело обстоит точно также, как и с отдельными лицами. Сумеют ли они разрешить предложенную им загадку или нет?
В этом, в сущности, секрет всех несчастных людей, всех несчастных народов. Они забыли настоящую, внутреннюю правду, променяли ее на внешний блеск. Они неверно отвечают на вопрос сфинкса. Неразумные люди не могут правильно решить его вопроса! Неразумные люди принимают внешний, преходящий успех за вечные дела и запутываются все больше и больше.
Глупые люди полагают, что раз наказание за злое дело не последовало тотчас же, то здесь на свете нет справедливости. А если есть, то лишь случайная. Наказание за злое дело задерживается иногда на несколько дней, иногда на несколько столетий. Но оно также верно, как жизнь. Также неминуемо, как смерть! В центре мирового водоворота все еще живет и говорит Бог, Бог истинный, как в древние времена. Великая душа мира справедлива.
XI. В произнесенном слове, в написанном стихотворении сказывается, говорят, квинтэссенция человека. Тем более это верно про сделанную работу. Вся нравственность человека, его ум, терпение, выдержка, порядочность, система, проницательность, гениальность, энергия, - одним словом, все силы, которыми обладает человек, - все написано в выполненной им работе. Работать - значить испытать свои силы в борьбе с природой и ее никогда не обманывающими законами. Они-то вынесут человеку правильный приговор. Столько-то добродетелей и способностей нашли мы в нем. Столько-то - и больше ни одной! Столько-то способности было у него согласоваться со мной и с моими неизменными, вечно истинными законами, работать и трудиться сообразно с ними, как я ему приказывала, и ему это удалось, или не удалось, как вы видите!
Деятельность в соответствии с требованиями великой природы - разве это не добродетель во всех отношениях? Хлопчатую бумагу можно прясть и продавать. Можно достать рабочих, чтоб прясть ее. И наконец, можно продавать сотканную материю, следуя в этом деле предписаниям природы. Если не следовать предписаниям природы, то и ткани не получите. Если же вы ее не получите, если не будет в продаже бумажных материй, то природа уличит вас в бессилии. Сила ваша - не сила, ваш труд - бесплоден!
Уважай способность до тех пор, пока она делает честь человеку. Я всегда уважаю человека, которому удается его труд.
XII. Воистину, в сем мире нет ничего мертвого. То, что мы называем мертвым, на самом деле лишь изменено. Силы его действуют лишь иным образом. "Лист, гниющий на сыром ветру, - как кто-то выразился - имеет еще силу: иначе как мог бы он гнить? Весь мир наш - бесконечно сложное, запутанное соединение сил, разнообразнейших сил. Начиная с силы тяготения и кончая мыслью и волей. В свободе человека, в непреложности законов природы, во всем мире ни что не дремлет ни на одно мгновенье. Все бодрствует и деятельно творит. Нигде ты не увидишь предмета в одиночном бездействии, начиная с медленно распадающихся со времен сотворения мира гранитных гор, вплоть до рассеивающегося дыма, до живого человека, вплоть до поступка, до слова человека. Мы знаем, что сказанного не вернешь. Тем более не вернешь ты сделанного. "Сами боги, - говорит Пиндар, - не могут уничтожить содеянного поступка." Да, что случилось раз, то случилось навек, то ввергнуто в бесконечное время, и остается ли оно надолго видимым для нас или быстро исчезает, вечно действует и растет, как неразрушимый, новый элемент в беспредельности вещей. Да и что такое представляет собою эта безпредельность вещей, которую мы называем Вселенной, если не деяние, совокупность поступков и действий? Живая, готовая сумма, которой никто не в состоянии вычислить, состоит из трех слагаемых, явных для всех: все, что случилось, все, что случается и все, что случится в будущем. Пойми это как следует: все, что ты видишь, - результат поступка, следствие и выражение напряжения силы. Совокупность вещей - это бесконечное спряжение глагола "творить". Безбрежное море сил, власти творческой, где силы трепещут и кружатся, подымаясь дружными течениями, широкими как неизмеримость, глубокими как вечность, прекрасными, страшными и непонятными - вот что человек называет жизнью и миром. Окрашенная в тысячу цветов огненная картина, одновременно скрывающая от глаз наших явления и обнаруживающая их, отражение - едва уловимое жалким мозгом и сердцем человека - Неизреченного, живущего в свете, когда кругом царит тьма, сквозь которую никто не может к Нему пробраться - вот жизнь и мир. Выше блестящего звездного пути, раньше начала времен трепещут творческие силы вокруг тебя, да и ты принадлежишь к числу их на том месте, на котором сейчас стоишь, в тот самый момент, который ты сейчас видишь на своих часах.
XIII. Сильный человек всегда найдет себе дело, то есть трудности, страдания в той мере, какие только ему по силам.
XIV. Талантливый человек, в какой бы период истории он ни родился, всегда найдет довольно работы, никогда не может он вступить в жизнь при таких обстоятельствах, чтобы не было противоречий, нуждающихся в примирении, чтобы не было трудностей, на преодоление коих потребуются его силы, если только силы этой, вообще, достаточно. Везде душа человеческая находится между полушарием мрака, на границе двух враждующих царств: необходимости и свободной воли.
XV. Положение, не имеющее своего идеала, своей обязанности, никогда еще не было занято ни одним человеком. Да, в этой бедной, жалкой, презренной действительности, в которой ты сейчас живешь, заключен идеал твой, здесь или нигде. Отсюда стремись к нему, надейся, живи и будь свободен. Глупец! Идеал твой лежит в тебе самом, препятствия к нему скрыты тоже в тебе самом. Твое состояние - лишь материал, из которого ты должен образовать, сформировать этот идеал.
XVI. А вы, работники, уже стоящие на работе, взрослые люди, благородные, достойные уважения, вас призывает свет к новому труду, к новым благородным поступкам. Победите бунт, раскол, широко распространенное отчаяние своим мужеством, справедливостью, мягкостью и мудростью. Хаос темен и глубок, как ад. Заставьте воссиять свет, и мы увидим вместо ада зеленый цветущий мир. Нет ничего более великого, как заставить какой-нибудь уголок Божьих созданий стать плодороднее, лучше, достойнее Бога, заставить сердца человеческие стать немного умнее, мужественнее, счастливее, благосклоннее. Эта задача достойна какого-нибудь бога. Черный ад мятежа, варварства, отчаяния может быть превращен людскими усилиями в своего рода небо, очищенное от копоти, от мятежа и от потребности в бунте. Вечная дуга небесной лазури подымается и над ними и над их хитрыми махинациями, как над порождением неба, и Бог, и люди спокойно смотрят на это.
XVII. Я уважаю людей двух категорий и только двух. Во-первых, трудящегося работника, созданными из земли орудиями покоряющего землю, превращая ее в собственность человека. Достойна уважения грубая, сведенная, мозолистая рука, в которой, тем не менее, есть нечто царственно-величественное, потому что она держит скипетр нашей планеты. Почтенным нахожу я грубое, загорелое лицо работника с бесхитростным умом, потому что это лицо человека, живущего так, как человек должен жить. Да, я тебя еще больше уважаю за грубость твою, именно потому, что нам приходится и пожалеть, а не только любить тебя! Тяжело обремененный брат! Из-за нас так гнулась спина твоя, из-за нас твои прямые члены так изуродованы. Ты был нашим рекрутом, тебе выпал жребий, и в то время, как ты за нас воевал, ты сделался калекой. И в тебе заключался созданный Богом образ, но ему не суждено было развернуться. Труд крепкой пеленою окутал тебя и лишил тело твое и душу твою свободы. И все же продолжай работать, трудись! Ты исполняешь долг свой, хотя бы другие его и не исполняли, ты трудишься ради необходимого, ради насущного хлеба.
Другого человека уважаю я еще гораздо больше - того, который трудится ради необходимого душе человеческой, не ради хлеба насущного. И он исполняет свой долг, стремясь к внутренней гармонии и содействуя ей словом и делом. Всего выше стоит такой человек, когда его внешние и внутренние стремления составляют одно, когда мы можем назвать его художником. Не простым рабочим, а воодушевленным мыслителем, небом созданными орудиями завоевывающим небо! Если бедный скромный труженик работает, чтобы добыть нам пищу, то разве одаренный умом и гением человек не должен трудиться в свою очередь для него, чтобы дать ему свет, руководство, свободу и бессмертие! Этих двух людей на различных ступенях их развития уважаю я глубоко. Все другое - лишь дым и прах. И дуновенья ветра достаточно, чтобы его не стало. Но несказанно трогательным нахожу я соединение этих двух типов в одном лице, когда тот, кто наружно должен трудиться для удовлетворения самых низменных человеческих потребностей, внутренне работает для самых высоких из них. Я не знаю ничего в мире выше святого, обрабатывающего землю, если такой человек в наше время еще может встретиться. Такой человек вернет тебя к временам Назарета. Сияние неба поднимется перед тобой из глубочайших недр земли подобно свету, блестящему во мгле.
XVIII. Не за тяжелый труд жалею я бедняка. Все мы должны либо трудиться, либо красть (каким бы названием мы не прикрывали своей кражи), что гораздо хуже. Ни один честно трудящийся человек не находит, что его задача - одно лишь препровождение времени. Бедняк голоден, ему хочется пить, но и для него найдутся пища и питье; он тяжко обременен и устал, но небо посылает ему сон, и даже сон глубокий. В его закоптелой избе на него нисходит благодатный отдых, сновидения пестрой чередой проносятся перед ним. Но я жалею его за то, что светильник духа его угасает, что ни один луч небесного или хоть земного знания не доходит до него, и лишь в густой мгле, как два призрака, живут страх да дерзость.
Неужели в то время, когда тело так сильно, душа должна быть ослеплена, искалечена, погружена в оцепенение? Неужели и это также дар Божий, уделенный человеку еще на небе, и которому не суждено было на свете развиться? Что человек должен умереть в неведении, хотя он был одарен способностью к познанию, - это я называю трагедий, хотя бы явление это и повторялось до двадцати раз в минуту, как оно и выходит по известным вычислениям. Та жалкая частичка знания, которой добилось соединенное человечество, среди целого моря неведения должна была бы сделаться достоянием всех людей.
XIX. Разве сильная правая рука, прилежная и ловкая, недостойна названия "скипетр нашей планеты"? Кто может работать, тот прирожденный король. Тот в тесной связи с природой, властелин, повелитель вещей и в своей сфере жрец и царь природы. Кто не может работать, тот лишь присваивает себе царское достоинство, в каком бы он наряде не выступал, он прирожденный раб всех вещей. Человек, чти свое ремесло!
XX. Современный эпос нужно назвать не "Оружие и человек", а "Орудие и человек". Что такое наши орудия, начиная с молотка и лота и кончая пером, если не оружие, которым мы боремся с безрассудством и с глупостью. Которым мы сокрушаем не своих же собратьев, а нашего непримиримого врага, заставляющего всех нас страдать, - это отныне единственная законная война.
XXI. Что касается отдельного человека, то его борьба с духом противоречия, живущим и внутри, и вне его, продолжается непрестанно. Мы говорим про злой дух, который можно назвать и слабым, и жалким духом, живущим и в других, и в нас самих. Его движение вперед, как и всякая ходьба - по определению физиков - продолжительное падение.
XXII. Жизнь никогда не была для людей веселым праздником. Во все времена тяжелая доля миллионов бессловесных людей, рожденных для тяжких трудов, была искалечена страданиями, несправедливостью, тяжким бременем, неминуемым и подчас навязанным произволом. Не забава, а горькая работа наносила раны и мышцам, и сердцу.
XXIII. Никогда жизнь человеческая не была тем, что люди называют "счастливой". Никогда. И не может этого быть. Беспрестанно предавались люди мечтаниям о рае, о какой-нибудь земле преизобилия, где в ручьях течет вино, к деревьям привешена колбаса да жаркое. То был лишь сон, неисполнимый сон.
Страдания, противоречия и заблуждения поселились надолго, а быть может, и навсегда на нашей земле. Разве труд - не удел человека? И какая работа в настоящее время бывает радостна и не сопряжена со страданием? Труд и забота являются перерывом в состоянии покоя и комфорта, неразумно представляющимся людям как счастье. И тем не менее без работы никакой отдых, никакой комфорт не были бы даже мыслимы.
Таким образом, зло или то, что мы называем злом, должно существовать вечно, пока жив человек. Зло, в самом широком смысле, какое мы можем ему прописать, является тем темным, запутанным материалом, из коего свободная воля человека должна построить здание порядка и добра. Вечно должна боль понукать нас к работе, и только в свободном стремлении к деятельности мы можем добиться счастья.
XXIV. Нет, творчество не может даваться легко. Юпитер испытывает сильную боль и чувствует, как огнем охвачена голова его, из которой силится выйти вооруженная Афина Паллада. Что касается фабрикации, то это, конечно, дело иного рода. И оно может быть легким или трудным, в зависимости от точки зрения. Но и тут наблюдается общая истина, что ценность производства состоит в прямой зависимости от степени труда, потраченного на него.
XXV. Так было с самого начала, так оно и останется до конца. Поколение за поколением принимает форму тела и выходит на свет Божий из темной ночи со своей небесной миссией. Всю силу и весь огонь, скрытый в каждом из нас, берет себе жизнь. Один отдает все свои силы промышленности, другой знанию, третий погибает в борьбе с братом-человеком, и тогда его, посланца неба, отзывают обратно. Его земная оболочка отпадает и превращается в прах. Как неистово гремящая, неистово открывающая огонь небесная артиллерия, гремит и пылает таинственный род людской, появляясь длинным рядом отдельных, быстро следующих друг за другом возвышенных личностей из неизведанной глубины. Подобно созданной Богом огнедышащей толпе духов, мы, вынырнув из моря вечности, бурно проносимся над удивленной землей и снова погружаемся в вечность. Горные хребты мы сравниваем с землей на пути своем, и высушиваем моря. Может ли земля, мертвая земля - призрак - противостоять духам, одаренным жизнью, духам действительно сущим? Самый твердый алмаз носит на себе след наших шагов, и последний арьергард наших полчищ найдет следы первого авангарда. Но откуда мы? О, Боже, куда мы? Ум не знает этого. Вера не знает. Одно лишь известно: что через тайны проходит человечество от Бога к Богу.
XXVI. Известное "рыцарство труда", известная благородная гуманность и практическая божественность труда может быть осуществлена еще в этом мире.
Но почему же не сейчас? Почему мы возносим молитвы к небу, вместо того, чтобы самим приняться за дело? Надо начинать в настоящее время, если хотим, чтобы в будущем что-нибудь удалось. Ты, пророчествующий, верующий, начни же сам исполнять свое пророчество. Протяни руку, прося Божьим именем. Знай, что слово "невозможно" там, где приказывают Истина, Милосердие и вечный голос природы, должно быть вычеркнуто из словаря мужественного человека. Что, если все ответят тебе "невозможно" и шумною толпой бросятся в другую сторону, и ты останешься один? Тогда настанет твой час, тогда наступит возможность для тебя. Тогда очередь за тобой. Тогда примись за дело и ни у кого не спрашивай совета, слушайся лишь себя да Бога. Брат, в тебе заключена возможность создать многое, возможность написать историю героической жизни на скрижалях вечного неба.
ХXVII. Человек рожден, чтобы бороться. И всего лучше, пожалуй, можно его определить как прирожденного борца. Жизнь его - сражение и марш под предводительством истинного Полководца. Человеку вечно приходится бороться, то с необходимостью, бесплодием, нуждой, болотистыми пространствами, непроходимыми лесами, нечесанным льном или хлопчатой бумагой, с ослеплением бедных его современников. Обманчивые видения проносятся перед взором моего бедного собрата и заставляют его предъявлять ко мне требования не подобающие ему. Всякая борьба сводится к столкновению сил, из которых каждая считает себя сильнее (иными словами, считает, что правда на ее стороне), сводится к столкновению прав. Во время борьбы преходящая часть бойца рассыпается в прах после достаточного числа поражений, и лишь когда этот процесс закончен, тогда выступает наружу Вечное, Истинное, Правильное.
Теперь мы можем заметить, как при этих обстоятельствах поступит благородный, благочестивый рыцарь, и как выкажет себя неблагородный, забывший Бога вандал. Победа - цель обоих. Но глубоко в сердце благородного человека ясно начертано, что он одержит в конце концов победу. Это также верно, как то, что сотворил его Бог и Божья справедливость. И она одна, будь она даже совершенно невидима при всех предприятиях и во всех боях, должна ее одержать.
XXVIII. Поле битвы тоже бывает велико. Если правильно взглянуть на дело, то это своего рода квинтэссенция труда. Труда до крайности сконцентрированного - значение нескольких лет, собранное в один единственный час. И тут ты должен быть силен, и силен не одними лишь мышцами, если хочешь одержать победу. Тут тебе придется еще быть сильным сердцем и благородным душой. Ты не должен бояться ни страдания, ни смерти. Ты не должен любить ни покоя, ни жизни. Во гневе должен ты не забывать милосердия и справедливости. Ты должен быть рыцарем, а не диким индейцем, если ты хочешь, чтобы победа была за тобой! Это закон всякой борьбы: как против ослепленных людей, так и борьбы с нечесанным льном и с чем бы иным не приходилось бороться человеку на веку своем.
XXIX. Чем бы человек ни занимался, его работа будет тогда лишь хороша, если он знает, когда нужно остановится. Иной человек напрасно изнемогает от беспокойства, он не может приобрести надлежащей сноровки - это не мастер своего дела, а лишь несчастный кропатель, не знающий, когда он готов. Абсолютное совершенство недостижимо. Ни одному плотнику не удавалось получить математически правильный угол, и тем не менее все плотники знают, когда угол готов, и не теряют времени над дальнейшим исправлением его, не стараются сделать угол слишком правильным. Кто слишком старается, тот также болен духом, как тот, кто вовсе не старается. Ловкий человек, здоровый духом, прилагает ко всякому делу ровно столько стараний, сколько оно заслуживает, и потом без угрызений совести оставляет работу в покое.
XXX. Разве мы не вправе сказать и тут, как везде: довольно, если каждый день приносит с собой свою собственную муку! Наша задача не в том, чтоб преобразовать всю будущность. Достаточно, если мы преобразуем лишь небольшую часть ее в соответствии с уже известными правилами. Быть может, каждый из нас, если отнесется достаточно серьезно к своей задаче, сумеет узнать, какая часть общей работы приходится на его долю. Пусть он свою работу делает от всего сердца и не останавливается. Общий исход работы зависит, как это и было всегда, от разума более высокого, нежели ум человека.
ХХХI. Повторим слова бедного француза, сказанные им членам Конвента: "Je demande I"arrestation des coquins et des laches". Но только не на час, а на всю жизнь. Арестовать всех мошенников и трусов - задача нелегкая, и немало пройдет времени, пока всех их целиком или хоть частью удастся переловить. Но если хоть один попадется вам, арестуйте его, Бога ради. Все хоть одним меньше останется на свободе.
XXXII. Если ты сталкиваешься с ложью - истребляй ее. Ложь для того только и существует, чтобы ее истребляли. Неправда искренно ждет и требует того, чтобы ее преследовали. Но проверь себя хорошенько, чтобы знать, в каком духе ты так поступаешь. Не из ненависти, не из себялюбивой, торопливой горячности, а с чистым сердцем, со священным рвением. Мягко, почти сострадательно должен ты уничтожать зло. Не правда ли, ведь ты не хочешь уличенную тобою ложь заменить другой, неправду заменить несправедливостью, исходящей от тебя и подающей повод к новой неправде? Тогда конец был бы хуже начала.
XXXIII. Каждый может и должен быть настоящими человеком: т.е. быть чем-то высоким, быть творцом великих дел, все равно как один желудь мог бы покрыть всю землю дубами! Каждый может что-нибудь сделать. Только бы он честно трудился, а исход можно со спокойным сердцем предоставить высшей Силе.
XXXIV. Во всяком случае, тот, кто хочет честно трудиться, должен глубоко веровать. Кто на каждом шагу ждет одобрения света, кто не может обойтись без сочувствия толпы и собственное убеждение приноравливает к мнению людей, тот жалкий слуга внешности - какую работу ни дайте ему, он всякую плохо исполнит. Всякий такой человек ежедневно содействует общему падению. Всякая работа, исполненная таким образом, с точки зрения внешнего блеска, только злит людей и порождает новые беды.
XXXV. Послушание - наш общий долг и наше назначение. Кто не может покориться и сгибаться, тот будет сломлен. Мы должны вовремя освоиться с мыслью, что в сем мире хотенье равно нулю по сравнению с долгом и составляет лишь небольшую дробь того, что случается на деле.
XXXVI. Самое неприятное чувство - это чувство собственного бессилия, или, как говорит Мильтон: быть слабым - вот настоящее несчастье. И все же сила ни в чем ином не может себя проявить, как лишь в счастливо доведенной до конца работе. Что за разница между колеблющейся способностью и твердым, лишенным сомнений исполнением плана! Известное смутно выраженное самосознание живет в нас и только дела наши могут отчетливо и решительно показать нам нас самих.
Наши дела - зеркало, в коем дух впервые видит свои очертания. Отсюда и неразумность невозможного требования: "познай самого себя", если не перевести его словами: "познай, что ты способен сделать все хоть отчасти возможное".
XXXVII. Человек, которому хотелось бы работать и который не находит себе дела - самое грустное зрелище, доставляемое нам неравномерным распределением счастья на земле.
XXXVIII. Во всех детских играх, даже при своевольной ломке и порче вещей, видно стремление к творчеству. Мальчик чувствует, что он рожден быть человеком, что его призвание - труд. Ему нельзя сделать лучшего подарка, как дать орудие в руки. Будь то нож или ружье, средство строить или разрушать - и то и другое - работа, и ведет к изменению вещей. Играми, требующими ловкости и силы, мальчик, состязаясь с другими, учится совместной деятельности, мирной или воинственной, готовится быть правителем либо управляемым.

Не унывать

Люди и герои

Ложные пути и цели

Молчание