ОТ ИЗРЕЧЁННОГО К ОБРЕЧЕННОМУ

§ 1. Эволюция рационального мироотношения[77]

Рассматривая историю развития западноевропейской картины мира, мы неизбежно приходим к выводу, что лежащая в ее основе система мировоззрения на протяжении веков постоянно подвергалась эволюционным изменениям. В этом смысле, история Западной Европы - это история непрерывных преобразований во всех областях человеческого бытия, история сменяющих друг друга систем ценностей, это глобальные сдвиги в общественном сознании и постоянная, непрекращающаяся рефлексия об этом. Начиная с античных времен, каждое столетие (а иногда и каждое десятилетие) вносило что-то своё, принципиально новое и важное в психологию людей, нередко совершая «перевороты» в их отношении к Богу, природе, обществу и к самим себе. Чего стоит имя одного только Сократа, доказавшего древним грекам человеческую самоценность и самодостаточность, разрушившего сами основы полисного сознания, и, в итоге, изменившего весь ход дальнейшей истории Европы?

Многогранность и разнообразие западноевропейской культуры позволяют осуществлять её систематизацию, руководствуясь специфическими подходами различных частных наук. Так, историк, рассматривая западноевропейское развитие, воссоздает картину смены королевских династий, описывает многочисленные войны и сражения, находя закономерности динамики исторических процессов. Политолог находит в этой истории богатейший материал для исследования политических процессов, совершенствования политических институтов, изменения идеологических принципов. Экономист отслеживает модернизацию форм хозяйствования и производственной деятельности. Искусствовед находит немало интересного для своей области исследования, анализируя изменения стилей, жанров и техники художественного творчества.

Но что стоит над всем этим? По какому критерию мы вправе обобщить всё многообразие этих процессов с тем, чтобы история западноевропейской культуры предстала перед нами не в качестве хаотичного нагромождения беспорядочных фактов, а в виде стройной, единой системы, имеющей четкие тенденции развития? На мой взгляд, таким критерием может служить общая картина мира, развивающаяся на основе всех уровней человеческой деятельности в ее исторической и социокультурной динамике, и, которая в наиболее обобщенном виде, выражает отношение человека к Богу, природе, обществу и самому себе[78]. С этой точки зрения, при первом же приближении, в истории развития общей западноевропейской картины мира проглядываются три глобальные эпохи: Античная, Средневековая и эпоха Нового времени. Главным основанием такой обобщенной периодизации может служить фундаментальная предпосылка построения общей картины мира. Такой предпосылкой в Античности и в Новое время явился мировоззренческий антропоцентризм, а в средневековый период - ярко выраженная теоцентрическая ориентация.

Естественно, античный антропоцентризм и антропоцентризм Нового времени существенно отличаются друг от друга. Мне представляется, что антропоцентризм Нового времени является несоизмеримо более жестким, категоричным и универсальным. Ведь именно в рамках современного антропоцентризма многие проблемы духовной жизни приобрели кризисный характер, а существование обывателя столкнулось с повсеместными проявлениями нравственного, эстетического и религиозного нигилизма. Вместе с тем, принципиально отметить сам факт преемственности антропоцентрических традиций Западной Европы и подчеркнуть, что он не является отличительной чертой мировоззрения лишь последних столетий. В конце концов, эпоха Ренессанса, которую с полным основанием можно рассматривать как переходный период в процессе кардинальной смены мировоззренческих парадигм от средневекового теоцентризма к антропоцентризму Нового времени, являет собой попытку реставрации, возрождения античных идеалов, прежде всего в области гуманистических ценностей. Думается, что определение Нового времени в качестве «модерна» (этот термин стал особенно популярным в последние годы) также имеет под собой много оснований. И в самом деле, если мы рассматриваем культуру и мировоззрение Нового времени в качестве некоторой модернизации, то менее всего эта культура апеллировала к мировоззренческим парадигмам средневекового сознания. По всей видимости, всё же речь идёт об условной модернизации античной картины мира и того центрального положения, которое она отводила человеку в системе бытия. В этом плане, античная культура, при всей своей неоднозначности подчинена общей идее возвышения человека, что особенно отчетливо просматривается через сопоставление античной картины мира с картинами мира восточно-азиатских регионов. Специфика древнегреческой и эллинистической культуры во многом была определена антропоцентрической и антропоморфной проблематикой, что отчетливо сказалось на развитии художественного творчества, научно-философских доктрин и общественно-политическом обустройства. Не случайно, что и религиозно-мифологические воззрения античного мира принципиально тяготеют к антропоморфному восприятию, что также весьма показательно[79].

Антропоцентрическое мировоззрение в своей эволюции явилось, в свою очередь, источником и, одновременно, результатом принципиальной ориентации западного мира на особый тип рациональности. Эта ориентация со временем превратилась в архетипическую парадигму западного сознания, выразившуюся в безграничной вере в научно-рациональные и формально-логические средства познания и освоения действительности, а также в стремлении создать универсальную картину мира, в которой все элементы могли бы быть максимально систематизированы и приведены в строго логическое соответствие. Такая парадигма ни в коей мере не исключала и не отрицала развития художественно-образного мироотношения. Однако эстетический образ мира в своих мировоззренческих функциях всегда уступал научно-рационалистической картине мира. Искусство, религия и эстетика с самого начала на Западе, формируя свою собственную модель мира, не являлись при этом безусловной частью практического мировоззрения.

В античном мире такое мировоззренческое «ущемление» художественно-образной модели мира выразилось в многочисленных гедонистических и прагматических концепциях искусства, а также в постоянном параллелизме образно-мифологической системы и разнообразных, противоречащих ей, философско-мировоззренческих доктрин научно-рационалистического порядка. Уже на первых этапах зарождения философии, Древняя Греция обратилась к научному анализу элементов бытия. Поразительно, но развитие метафизических систем, в которых, зачастую, зарождались атеистические и монотеистические идеи, происходило на фоне существующей религиозно-мифологической доктрины. Исследуя эволюцию научно-философского знания, можно сделать вывод, что формирование мировоззрения и общей картины мира в Древней Греции вершилось всё же под более существенным влиянием науки и метафизики, нежели под влиянием мифологии или религиозных воззрений.

В отличие от индийской и китайской философии, греческая философия с самого начала пошла по пути поиска первоначала всего сущего. Для грека первый вопрос, который занял его ум, звучал следующим образом: что лежит в основе мироздания, какова субстанция (первооснова) мира? Интересно, что этот вопрос уже имел свой ответ в античной мифологии. Тем не менее, этот ответ видимо не удовлетворял древнегреческое мировоззрение и оно пошло по пути поиска ответа на этот вопрос в научно-метафизической плоскости[80].

Даже средневековый теизм не сумел до конца преодолеть противоречия, возникшие между христианской картиной мира и стремлением Запада к всеобъемлющей рационализации. Сам факт того, что средневековый тип мировосприятия, в конце концов, был преодолен (пусть даже это «преодоление» длилось несколько столетий), и западноевропейская культура через Возрождение вернулась к необходимости построения более приемлемой для себя научной картины мира, свидетельствует о неумирающем архетипическом преобладании в западном мировоззрении рационального над иррациональным, понятийного над образным, дискурсивного над поэтическим.

Но и в рамках самой эпохи Средневековья христианская картина мира нередко подвергалась рационалистическому перетолкованию. Так, если мы обращаемся к раннему Средневековью, то находим здесь безусловное мировоззренческое первенство греко-римских традиций, против которых восстает христианская культура[81]. Одной из типичных проблем философии (в особенности для патристики) становится проблема соотношения веры и знания, христианских догм и метафизических истин. Ориген, разрабатывая теорию о трех смыслах Библии - буквальном, моральном и философско-метафизическом, отдавал безусловное предпочтение последнему. Абсолютно закономерно, что формирование христианской картины мира в Европе заканчивается схоластическими учениями (Ансельм Кентерберийский, Пьер Абеляр, Фома Аквинский, Альберт Великий, Иоанн Дунс Скот, Уильям Оккам)[82], которые представляют собой не что иное, как попытку рационально-логической интерпретации христианства. Фома Аквинский, к примеру, пытается рационалистически систематизировать христианское знание, вывести логические доказательства бытия божьего, апеллируя к здравому смыслу. Конечно, значение, которое оказала схоластика на последующее развитие христианской доктрины и мировоззрения в целом, не однозначно. С одной стороны, строгий категориально-логический аппарат помог сохранить преемственность интеллектуальных навыков и научных методов, которые окажутся, в дальнейшем, востребованными культурой Нового времени. С другой стороны, предельная рационализация и логизация христианства, скорее всего, не способствовали его подлинному, духовному пониманию.

Начиная с эпохи Возрождения, научный рационализм постепенно приобретает статус универсального мировоззрения, на основе которого строится новая картина мира. Научно-рационалистические идеалы со временем проникают на все уровни человеческого бытия. В политической теории формируется либеральная концепция; христианство переживает эпоху Реформации; экономика пропитывается духом капитализма. Философия осуществляет глубокие рефлексии над происходящими культурно-мировоззренческими сдвигами. Итогом этих рефлексий становятся концепции, которые отразили как солидарность философии с поступательным научно-рационалистическим движением Европы, так и протест против него.