Фотожурналистика в годы Великой Отечественной войны.

Первая половина 1940-х гг. — воен­ное время. Мирная жизнь белорусских журналистов, как и всех советских лю­дей, закончилась. Фотожурналисты на­ходили себе работу во фронтовой печати, сражались в партизанских отрядах, ухо­дили в подполье. Фотографии, сделанные ими на передовой, в госпиталях, парти­занских отрядах, в тылу, печатали цен­тральные и республиканские газеты.

Фотокорреспонденты создавали фото­летопись и фотохронику жесточайших испытаний и великого подвига советских людей.

После окончания войны в минские га­зеты и БелТА пришли Ф. Бачило, В. Лу­пейко, К. Якубович, Л. Эйдин, М. Анань­ин, П. Новаторов, И. Стец, В. Аркашев, В. Дагаев, В. Марционко, П. Белоус, И. Змитрович, А. Дитлов, А. Лукашев, В. Китае и многие другие, о которых еще предстоит вспомнить. Почти никого из них уже нет в живых...

История данного периода белорусской фотожурналистики еще ждет своего исследователя.

Окончание войны стало началом возрождения белорусской прессы. На смену талантливым журналистам, фотокорреспондентам, погибшим в борьбе с за­хватчиками, пришло немало самородков и самоучек. Они стали трудиться рядом с профессионалами и отличались новым видением окружающей действитель­ности, стремлением выразить собственное «я» в каждой фотографии, передать характер, чувства героев в своих снимках.

Военный период творчества белорусских журналистов, действовавших во время фашистской оккупации в условиях подполья, сражавшихся в партизан­ских отрядах, воевавших на фронте, требует дополнительного изучения и дос­тойной оценки.

В то время фотожурналистами становились непрофессионалы — бойцы и партизаны, которые стремились запечатлеть троекратными камерами ужасы войны, страдания народа, радость одержанных побед. Характерная черта творчества военных журналистов и фоторепортеров, как ни парадоксально, — свобода в выражении собственных мыслей, ощуще­ний и оценок, отход от идеологических канонов и штампов. Смертельная опас­ность, поджидавшая на каждом шагу, обостряла чувства, заставляла забыть о бдительном цензоре. Поэтому в публикациях фронтовой и подпольной прессы, фотографиях фоторепортеров так много искренности, любви, патриотизма, так много горя и страданий. Само время рождало классику фотожурналисти­ки, которую составили документальные фотографии, поднявшиеся до высот художественных обобщений и образов.

С полным правом классикой фотожурналистики можно считать произведе­ния советских фоторепортеров С. Короткова, Р. Кармена, В. Аркашева, А. Дитлова, Е. Халдея, М. Альперта, Д. Бальтерманца, А. Морозова, Н. Гранов­ского, А. Устинова, И. Шагина, Э. Евзерихина, М. Грачева, С. Лоскутова и др.

Одним из ярких представителей военной фотожурналистики стал Александр Дитлов.

 

Из фотоочерка Юлии Большаковой «Без пяти... сто» (Рэспубліка. 2007. 24 марта).

В редакции газеты «Рэспубліка» его назы­вают «наш талисман». Ведь заслуженный жур­налист Республики Беларусь, кавалер ордена Красной Звезды Александр Дитлов с нами все 16 лет со дня основания газеты. А до этого, еще перед Великой Отечественной, была рабо­та в «Рыбинской правде» (Александр Сергее­вич родом из Ярославской области). Потом — фронтовые походы с «ФЭДом», точной копией знаменитой «лейки», работа военным коррес­пондентом фотохроники ТАСС. В мирное вре­мя — БЕЛТА, журнал «Маладосць», куда его пригласил Петр Машеров, работа на телевиде­нии, в передачах «Клуб "Спектр"» и «Ветер стран­ствий», создание документальных фильмов...

Кажется, Александра Сергеевича знают все — настолько он выделяется на общем фоне своим жизнелюбием и активностью, в неверо­ятном количестве генерируя свои идеи и момен­тально загораясь чужими. Единственное, о чем никогда не задумываешься, так это о его возрасте. Однажды, только придя в «Рэспубліку», я ста­ла свидетелем такой сцены. Александр Дитлов влетел в отдел новостей, пожал всем присутству­ющим руки и попросил найти чей-то телефон. — Только побыстрее, — прибавил он. — В командировку опаздываю. «Неужели он все еще ездит в командировки?» — удивилась тогда я, полагая, что ему, вероятно, не меньше семидесяти. А оказалось — больше девяноста. Хотя, что ему наши расстояния, если в годы войны Александр Сергеевич отмахал «пол-Европы, пол­земли». Во время войны в его обязанность входило также делать снимки для партбиле­тов: голова на белом фоне. В окопах простыней не имелось, поэтому для фона использо­вали газету, а чтобы букв на снимке видно не было, солдаты, которые держали газету, должны были ее постоянно шевелить.

Потом бойцы стали просить его делать маленькие, на половину спичечного короб­ка, снимки в полный рост, чтобы отправить домой и родные увидели, что у них целы и руки, и ноги. Вот из таких маленьких черточек времени, как из отдельных кадров фо­топленки, и складывалась для Александра Дитлова война...

...Так и не сделанный снимок: в маленьком селе между Ленинградом и Москвой, рядом с медпунктом, за одним из сараев — сложенные на манер поленницы дров замерз­шие трупы. Сфотографировать это рука у него не поднялась... Не снимал Александр Сергеевич и концентрационные лагеря.

...Зато под Толочином в 1944-м на лужайке обнаружил огромное количество немец­ких касок, сложил их грудой, как на картине Верещагина, и сфотографировал.

...Летом 1944-го в Минске снял удивительный кадр, который по сей день хранит свою тайну. На фасаде почтового отделения, на углу улиц Энгельса и Кирова, — над­пись: «Тома и Алеша мы живем улица Максима Горького дом 11 кв 1 против 1 больни­ца. Мама». Нашла ли мама своих детей?..

...Уже на территории Германии ранним утром увидел спящего на камне немецкого солдата. Тот, вероятно, пробирался домой, сел отдохнуть, да задремал. Открыл глаза, испугался: перед ним советский офицер с пистолетом на боку. Александр Дитлов сфо­тографировал солдата и пошел своей дорогой: война-то заканчивалась...

...И самый трогательный снимок: на фоне семитонного снаряда, которыми фашис­ты били по Лондону, — хрупкая девчушка лет пяти. Как иллюстрация всей бесчело­вечности войны.

Но, пожалуй, самое знаменитое фото Александра Дитлова находится в Белорус­ском государственном музее истории Великой Отечественной войны. На смонтирован­ной из нескольких частей фотографии, длина которой семь метров, — 49 кавалеров ор­дена Славы 2-го Ярцевского мотоциклетного полка, участвовавшего в освобождении Беларуси. «Меня поразили эти ребята. Война, а они все с иголочки, в чистых гимнас­терках, — вспоминает Александр Сергеевич. — А один, правофланговый, в такой бе­лой, как будто в новой. Потом оказалось, что он ее каждый день стирал...»

А недавно в Интернете я совершенно случайно наткнулась на воспоминания именно этого человека, о котором рассказывал Александр Дитлов. Воспоминания записал внук ве­терана, Александр Тарбанаев, для одной из алтайских газет. «Сколько осталось в живых из тех 49, которых снимал Дитлов? — говорит ветеран. — Когда мы собирались в 1984-м в Белоруссии, восемь были живы, 6 приехали на празднование 40-летия освобождения Бе­лоруссии от фашистов, двоим не позволило здоровье... А второй снимок — более свежий. Здесь мы вдвоем с Александром Сергеевичем в наших мирных горах. Вспоминаем былое...»

Кстати, с музеем истории Великой Отечественной войны у Александра Сергеевича давняя дружба. Когда после войны он приехал работать в разрушенный Минск, жить ему было совсем негде. Первую ночь провел в развалинах, под открытым небом. А потом судьба привела его в здание музея. Здесь, на большом деревянном столе, он ночевал больше недели, пока окончательно не определился с местом жительства. И сегодня Александр Дитлов приходит сюда как домой, и даже вполне может заменить экскурсо­вода. Тем более что есть среди экспонатов музея не только его снимки, но и личные вещи.

Когда мы встречаемся с Александром Сергеевичем в коридорах редакции и оста­навливаемся, чтобы перекинуться парой слов, я, честно говоря, испытываю некоторый трепет. Может, это звучит и высокопарно, но я понимаю, что общаюсь с человеком-эпо­хой, человеком-легендой. Он был знаком с великими актерами Купаловского театра Глебовым и Платоновым, вхож в дом к Коласу, дружил с Макаенком, Шамякиным, Брылем. Творческие личности видели в нем родственную натуру и ценили его работы.

 

 

«Самого страшного снимка я так и не сделал…»
Василий МАТВЕЕВ, «Рэспублiкi», № 97 (4763) 30 мая 2009 г.

Александр ДИТЛОВ: о себе, о войне и фронтовой фотографии, которая стала для него судьбой

Он ушел на пенсию в 93. «Самый снимающий среди пишущих.И самый пишущий среди снимающих» — так говорили о нем коллеги-журналисты после войны. Но в этих словах лишь малая часть профессиональных увлечений этого необычного человека. Самый маленький его снимок — размером с марку. Самый большой — 7 метров в длину. Его высоко ценили Машеров, Макаёнок, Колас, Глебов, Шамякин, Брыль… Маршак по его снимкам писал стихи. При этом в архивах Александра Сергеевича Дитлова до сих пор хранятся ненапечатанные военные негативы. Говорит, времени не было заниматься. В свои 97 он по-прежнему живет в измерении настоящее — будущее. Прошлое — для газетных интервью и тихих воспоминаний.

…До войны работал в «Рыбинской правде» (Ярославская область). В июле 1941-го в их городе формировалась дивизия. Вместе с ней и ушел на фронт — фотографом при клубе политотдела. Первые немецкие военнопленные. Страшные указатели «Нах Гамбург», «Нах Берлин», «Нах Москва»… И первые атаки. Все это запечатлел его ФЭД (точная копия немецкой «лейхс-камеры»). Политотдельский сотрудник, поначалу он должен был делать фото на партбилеты — голова солдата на светлом фоне. С белыми простынями в окопах — сами понимаете. Как быть? Выход нашли. Пока фотограф делал снимок, двое бойцов шевелили натянутую газету за спиной снимаемого. Буквы в итоге расплывались, сливались, и фон получался сносно-серым.

— Очень скоро солдаты стали просить, чтобы я сделал карточки для их родных. Оборудования нет. Где увеличить? А они всё уговаривали: ничего, мол, любая сойдет. Лишь бы увидели, что руки и ноги целы, — вспоминает Александр Дитлов. — Сколько я сделал таких вот марочек-контролек за годы войны, даже сосчитать трудно. В них было мало от искусства — солдат в траншее с растопыренными руками и широко расставленными ногами. Нелепо даже как-то… Зато какое счастье и слезы там, на другом конце почтового адреса: жив сынок, невредим, воюет! Какая страшная примета времени! Какой мощный эмоциональный обмен посредством бумаги и несложной оптики!

Всегда в авангарде. Не раз, не два и не 22 в наступлении вместе с войсками. Ходил через линию фронта к партизанам, за что награжден орденом Красной Звезды. Серьезно ранен в ногу. В 1943-м чудом остался жив, когда немцы прорвали оборону близ белорусской деревни Чернин, загнали их в болото и фактически расстреливали в упор. Обо всем этом мне рассказала дочь — Ольга Александровна… Сам Александр Сергеевич всю жизнь стеснялся носить ордена. Его волновало и волнует другое. Почему бессилие политиков всякий раз вынуждает одного Ивана стрелять в другого?

— Состояние войны вокруг вызывает в человеке очень странные чувства: например, притупляет страх. Наступление. Ты бежишь по голому полю с пистолетом в кобуре и фотокамерой на груди, видишь через объектив, как справа и слева падают солдаты. Наши солдаты. И понимаешь, что в любую секунду можешь лечь рядом с пробитой головой. Никакой героики в этом не было. Это была наша ежедневная работа, только пехота выполняла свою, а я — свою. Единственное, что тревожило в тот момент, — не выглядеть клоуном и не мешать, — говорит Александр Дитлов. — В 1943-м я стал корреспондентом ТАСС. Фотографии ночами печатал в блиндажах и землянках. Негативы передавал в Москву курьерами, машинами или самолетами. И кое-что получалось.

В его снимках с передовой — едкий дым артиллерийских выстрелов, скорость начинающейся атаки, вмиг обмякшее и невесомое от попадания пули человеческое тело. И каски, каски, каски, устремленные вперед. Но есть и совсем другие кадры: жизнь после боя… Козленок, привязанный к дулу подбитого «тигра» (именно он вдохновил Самуила Маршака на написание известного стихотворения). Беженцы со своим нехитрым скарбом. Сироты, которых солдаты кормят кашей из армейских котелков. И конечно, герои. Те, кому посчастливилось вернуться на свои позиции — увенчанными или увечными. Именно они — на одной из самых известных фотографий Александра Дитлова.

Тяжелые бои за освобождение Витебска. Немцы долго упорствовали, но потом предприняли массированный прорыв в надежде выбраться на толочинскую магистраль. Солдаты 2-го Ярцевского мотоциклетного полка (в котором находился и лейтенант Дитлов) трое суток удерживали позиции. И не пропустили ни души! На полк дали 50 орденов Славы. Нестандартный случай — нестандартный и снимок: фотограф выстроил солдат в две шеренги и снимал их по шестеро. Фрагментами. Потом соединил. В музее Великой Отечественной войны вы легко найдете эту фотографию-полотно: она занимает на стене почти 7 метров.

— Летом 1944-го мы перешли Проню: освободили Бобруйск, Могилев и вошли в Минск. Я впервые был в этом городе, и масштаб его разрушений меня потряс. Осталось всего ничего: чуть-чуть Немиги, Оперный, Дом офицеров… Люди вылезали из каких-то полуподвалов и трущоб, чтобы поприветствовать нас. Всюду — груды покореженного бетона и одинокие стены, которые раньше были домами. Вокруг Академии наук — колючая проволока. Надписи «Минный карантин» на редких уцелевших зданиях. Семьи с детьми, лошадьми, котомками и пожитками — их было жалко до слез. Не город, а территория ночного кошмара — в нем было больно дышать, — показывает фотографии Александр Сергеевич. — Еще более страшные картины мы видели, когда освобождали узников лагеря в Озаричах, а потом Могилеве. Вы встречали когда-нибудь глубоких стариков в возрасте 25—30 лет? А вот мне довелось… Одного из них запомнил на всю жизнь: Владимир Михайлович Мартынов из деревни Узники. У него было лицо Христа и глаза, которые хотели, но уже не могли плакать. «Иисус из Узников» — так я назвал этот снимок-образ.

Демобилизация — в июле 1945-го. Один из первых эшелонов Берлин— Ростов-на-Дону. И Александр Дитлов — в нем. По дороге на родину получился очень редкий, почти невозможный в обычной жизни кадр: стоящие на перроне боевые генералы отдают честь солдатам, возвращающимся домой. А вот еще один. Полковой парикмахер бреет прямо на платформе бойца: тому явно не все равно, каким его увидят родные. Смотрим дальше: на каждом из вагонов состава по-немецки написано «Не курить!». И добрый десяток самокруток, дымящих вовсю из каждого вагонного проема. Война и мирная жизнь здесь все еще рядом, но вторая явно берет верх. Потому что выжили. Потому что победили…

— У меня нет любимых и нелюбимых фотографий. Каждая дорога по-своему. Вот эту, например, считаю «апофеозом войны»: недалеко от Толочина я случайно нашел лужайку, заваленную немецкими касками. Сложил их в горку — и снял, — держит в руках увеличенный снимок. — А самое страшное мое фото на войне… Это было по дороге Москва—Ленинград: медпункт в маленькой деревушке, сараи. За одним из них я натыкаюсь на поленницу из голых замерзших трупов. Они лежали, как дрова: один ряд вдоль, второй — поперек. Я стоял перед ними — живой, здоровый, молодой — и понимал, что фотографировать их нельзя. Не по-людски как-то. Каждый из нас мог лежать в этой поленнице. В этой жуткой стопке. Словом, самого страшного своего снимка я так и не сделал. И нисколько не жалею: не снять порой — это тоже высокое искусство.

Справка «Р»
После войны Александр Дитлов стал штатным корреспондентом фотохроники ТАСС по Калининградской области и Западной Белоруссии. Вернулся в Минск. Работал в Бел ТА?. Один из основателей журнала «Маладосць». Автор целого ряда документальных кинолент. Ведущий популярных передач «Ветер странствий» и «Клуб «Спектр» на БТ. Один из первых председателей Белорусского союза журналистов. До последнего времени – активный автор «Рэспублiкi»