От Канта к Бахтину - раздел Физика, Перспективы метафизики:Классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков В Этой Связи Представляется Важным И Плодотворным Обращение К Сопоставительно...
В этой связи представляется важным и плодотворным обращение к сопоставительному анализу наследия двух, по-своему — ключевых для осмысления духовного опыта XX столетия фигур: И.Канта и М.М.Бахтина. Если Кант занимался «основаниями метафизики нравственности» и «критикой практического разума», то М. М. Бахтин предметом осмысления делает «философию поступка» — мировоззренческую природу практического социального действия. М. М. Бахтин начинается там, где заканчивается И. Кант — с переживания и осмысления автономно нравственной личности в мире и обществе. Выбор именно этих мыслителей означает не сужение поля зрения, а скорее — его большую глубину и символизирующую резкость. Широта взгляда в анализе метафизики нравственности — не помощница, она сбивает на примеры, а им несть числа. Необходима именно проникающая глубина.
Уже два столетия не умолкает спор о справедливости упреков Канту в формализме обоснования этики и даже — в антигуманности его следствий. Представляется, что предмет спора существует и связан он с истинно рационалистическим решением Кантом проблемы долженствования: нравственные действия есть следование общему принципу, по отношению к которому поведение предстает исполнением долга. Поэтому для Канта неразделимы разум, долг и добрая (свободная) воля как следование им. Для него воля свободна только в плане ее разумности. С этим трудно не согласиться. Возражение может вызвать формальное, внеличностное и абстрактное понимание разумности. Но это издержки любой рационалистичной концептуализации. Мир европейского рационализма — это механизм, принципиально чуждый свободе, бездушно и внеличностно противостоящий человеку, который в своем бытии должен подчиняться действию всеобщих законов этого механизма. М.М. Бахтиным, кстати, ясно осознавался этот источник внечеловечности и внегуманности рационалистической этики: «Печальное недоразумение, наследие рационализма, что правда может быть только истиной, слагающейся из общих моментов, что правда положения есть именно повторимое и постоянное в ней».[33]
Каким же образом разум и познание все более общих законов и категорий (вплоть до идеи Бога) приобретают практическую «нудительность»? Кант как честный и методический щепетильный мыслитель рано или поздно должен был дать ответ и он его дает: «Человек живет лишь из чувства долга, а не потому что находит какое-то удовлетворение в жизни».[34] Это, по сути дела, и есть подлинный императив рационалистической нравственной философии Канта.
Для рационализма свободна только воля, следующая долгу, а свобода воли есть воля к неволе. Человеческий удел — смирение и послушание высшей воле. Отказ от себя и есть самореализация для И. Канта.[35] Рационалистическая философия нравственности основывается, таким образом, на самоотречении человека во имя универсального общего. Этот подход не только ригористичен, но и антигуманен. Можно даже говорить о своеобразном «парадоксе ригоризма» этой философии: если нравственно только поведение, выражающее долг как самоотречение, то наиболее нравственным будет полное самоотречение, самоотрицание вплоть до самоубийства.
Рационалистическая философия нравственности рассматривает человека, фактически, не как цель, а как средство. И в этом Кант противоречит самому себе, гордо утверждавшему в «Основах метафизики нравственности», что «человек и вообще всякое разумное существо существует как цель сама по себе... во всех своих поступках, направленных как на самого себя, так и на другие разумные существа, он всегда должен рассматриваться также как цель».
Подчинение общему универсальному закону, так или иначе, но ориентировано на определение автора и гаранта этого закона, подчинение его воле, выраженной в законе. И только субъект — носитель высшей воли оказывается обладающим истинной свободой воли. Этим высшим субъектом у Канта является Бог, но при других установках, а в условиях практической «земной» нравственности — сплошь и рядом им может быть и лицо, присвоившее себе «божественное» пророчество. В принципе это может быть любой субъект, посчитавший как и Родион Раскольников, что он «право имеет» рассматривать максимы своего поведения в качестве универсального закона. Субъект — носитель знания общих законов, неизбежно оказывается и всесильным, всемогущим. Он оказывается более чем всезнающ и всемогущ — он непогрешим. Человек такими качествами, очевидно, обладать не может. Поэтому, самозванство разума всегда в пределе есть человекобожие. Субъект начинает считать себя вправе насаждать открывшееся ему, совершая насилие над другими, своего счастья не ведающими. В принципе, от рационалистического «гносеологического самозванства», узурпирующего право на знание целей и путей их достижения, всего один шаг до нечаевщины и бесовщины-шигалевщины, описанных Достоевским. Другие люди превращаются в средства реализации целей верховного разума — правителя, единолично определяющего «разумность» поведения каждого. Рационалистическое самозванство буквально берет на вооружение принцип Бармалея: «всех сделать счастливыми, а кто не захочет...».
Рационализм порождает как бы две философии нравственности, к которым он тяготеет как своеобразным полюсам: с одной стороны «свобода» как своеволие «богоподобного» самозванца, с другой — «свобода» смиренного исполнителя долга по отношению к его воле как закону. С одной стороны — «принцип Бармалея», с другой — «парадокс ригоризма». С одной стороны — насилие самозванца над другими, мировоззрение насильника, с другой — добровольное признание его права на насилие, мировоззрение жертвы. Фактически же речь идет о едином мировоззрении, требующем от личности поведения раба, который не может позволить себе даже мысли о сомнении и протесте против воли самозванца — абсолютного субъекта, учением, с помощью которого, как говорил Ф. Ницше, обманывают человечество, с одной стороны, а с другой — люди обманываются сами. Причем крайности эти сходятся, поскольку крайними выражениями этих двух полюсов «логически последовательного» рационализма является убийство: либо другого человека, либо самого себя — «Смерть решает все проблемы», — говаривал великий вождь и учитель народов И. Сталин.
Политические доктрины и практика диктатур XX в. и прошлого дают наглядные и убедительные примеры воплощения такого двуединства крайних позиций рационалистической философии нравственности. Реплика В.В. Розанова о том, что есть только две философии — выпоротого и ищущего, кого бы еще выпороть, в начале века могла выглядеть остроумным парадоксом. Сейчас, в контексте опыта XX столетия, мысль эта выглядит зловещей, по-своему пророческой. Целью любой рационалистически-бюрократической утопии является внеэтическое законосообразное функционирование общего и отрицание — вплоть до уничтожения — человеческой индивидуальности. Так не только в литературных утопиях Ф.М. Достоевского, А. Платонова, Е. Замятина, Д. Оруэлла, так и в жизни: сталинщина, полпотовский режим и т. п.
Неспроста тоталитаризм — порождение культур, для самосознания членов которых характерно преувеличение роли рационалистических компонентов. И неспроста именно XX в. дал такой всплеск фашизации и тоталитаризма. Речь идет о расплате по векселям века XIX , а главными искусителями стали Маркс и Ницше, открывшие два пути бегства человека от самого себя: социализм и национализм. К. Маркс растворил человека в классовой общности. Класс фактически был обожен — возник даже миф о мессианстве пролетариата. Ф. Ницше растворил человека в национально-расовой общности крови. И то, и то — исход и следствия абстрактного гуманизма. И то, и то — отречение рационалистического гуманизма от человека, от собственного гуманизма.
В конечном счете сам разум оказывается вещью сомнительной и весьма проблематичной. Сам Кант отмечал «некоторую степень мизологии, т.е. ненависти к разуму» у многих людей, «и притом самых искушенных в применении разума», а также, что если бы в отношении существа, обладающего разумом и волей, истинной целью природы было бы сохранение его, его преуспеяние — одним словом, его счастье, то она распорядилась бы очень плохо, возложив на его разум выполнение этого своего намерения...».[36] Это ли не парадоксальный итог рационализма? Отказ от разума — достойное «логическое» следствие рационализма.
Абстрактная рационализация непроницаема для индивидуальной ответственной активности. Только неповторимо индивидуальная личность, занимающая свою уникальную позицию в жизни, может служить источником конкретного гуманистического начала. «Никакая практическая ориентация моей жизни в теоретическом мире невозможна, в нем нельзя жить, ответственно поступать, в нем я не нужен, в нем меня принципиально нет. Он существует, “как если бы меня не было”» — это позиция, с которой начинает свою философию поступка М. М. Бахтин, как философию вменяемого, то есть сознательного и ответственного действия. Мир поступка — мир личностный, не случайный, весь наполненный ответственным выбором. И центром этого выбора является неповторимая личность, занимающая неповторимое, а значит и ответственное, место в ткани бытия.
Эту силу и значение индивидуализированной личности неявно признает и абстрактный рационализм, апеллирующий к личной ответственности, спрашивающий с личности ее самоотречение и подчинение. Однако принцип личной ответственности в любой форме предполагает безусловное признание абсолютно свободной воли. Отказ от признания свободы выбора означал бы крушение любой этической системы, нравственности и права.
По глубокому замечанию М.М. Бахтина, воля и долженствование внеэтичны, первичны по отношению к любой этике или другой системе ценностей и норм (эстетической, научной, религиозной и т. д.).[37] Согласно Бахтину конкретные этические, эстетические, научные и т.д. нормы «техничны» по отношению к изначальному долженствованию человеческой жизнедеятельности. В принципиальном разведении понятий этической нормы и долженствования Бахтин един во взглядах со своим старшим братом Н.М. Бахтиным,[38] что, с учетом духовной близости братьев и глубины духовных поисков, свойственной их кругу, говорит о глубокой продуманности этой идеи. Действительно, абсолютизация этики ведет, как это показал опыт Ницше или «подпольного человека» Достоевского, к нигилизму. Бесконечная необходимость обоснования «должен» какими-то нормами есть следствие самой природы теоретического обоснования, уходящего в бесконечную череду мета-мета-мета... метауровней.
Поиски «универсальной», «первичной» этики заведомо абстрактны и пусты. Этика — лишь одно, хотя и важнейшее проявление первичного долженствования в человеческом поведении. Согласно Бахтиным, вообще нет содержательного долженствования, но долженствование может сойти на любую содержательную значимость. Речь идет не о выводе ответственности как следствия, а об онтологической изначальности ответственности. Глубина этой концепции заключается именно в подчеркивании первичности, принципиальной неизбывности не-алиби-в-бытии человека, первичности его ответственности по отношению к любым формам активности.
Идею о внеэтичности долженствования интересно сопоставить с, на первый взгляд, диаметрально противоположной концепцией А. Швейцера о первичности этического по отношению к мировоззренческому и поступочному. Само содержание этического Швейцер видел в ответственном самосознании, находя его конечное выражение в «благоговении перед жизнью».[39] Но, по сути дела, и а этом случае речь идет, фактически, о том же: изначальном человеческом не-алиби-в-бытии и первичности, фундаментальности жизненного начала перед разумом.
Не «мыслю, следовательно — существую», а «существую, следовательно — мыслю». Первичны не онтологические допущения разума, а связь с бытием в мире и с другими, изначальная ответственность. Разум и рациональность сами по себе непродуктивны. Таковыми они становятся только в случае «ответственной участности» личности, не в отвлечении от нее в «общее», а наоборот — в отсчете от ее «единственного места в бытии». «Долженствование впервые возможно там, где есть признание факта единственной личности изнутри ее, где этот факт становится ответственным центром, там, где я принимаю ответственность за свою единственность, за свое бытие», — писал Бахтин. Вменяемый, то есть ответственный и рационально осмысленный поступок есть действие «...на основе признания долженствующей единственности. Это утверждение не-алиби-в-бытии и есть основа действительно нудительной данности — заданность жизни. Только не-алиби-в-бытии превращает пустую возможность в ответственный действительный поступок».[40]
То, что может быть совершено мною — никем и никогда не будет совершено — вывод этот принципиально важен. Во-первых, он подчеркивает и подтверждает нелинейность поступка. Он всегда совершается здесь и сейчас и необратим, поскольку создает новые реалии. Во-вторых, только с этих позиций можно объяснить — как происходит «скачок» из царства сознания и мышления в царство реальности: «единственность наличного бытия нудительно обязательна». Жизнь и история движутся не законами, а поступками живых людей, в том числе и руководствующихся этими законами. Ответственность неустранима из человеческой жизнедеятельности. Не потому поступок ответственен, что он рационален, а потому он и рационален, что ответственен. Поступок не иррационален, — писал Бахтин, — он просто «более чем рационален — он ответствен». Рациональность — только момент, сторона ответственности — как мера ее масштабов и глубины. Она не что иное, как объяснение и оправдание поступка как до, так и после его свершения.
Сущность человека с этой точки зрения не «технична», а «космична» — в его единстве и сопричастности целостной гармонии мира, в его зависимости от других в собственном самоутверждении, в невозможности самоутверждения без других, но не за счет других, а в силу других, в их необходимости и неизбежности. На передний план выходят не элементарные отношения типа «субъект-объект», «причина-следствие», «элемент-множество», «цель-средство», а системная взаимность — собор со всеми в человеческой душе.
У этой системной взаимности есть две стороны: со стороны общества «извне» эта реальность предстает человеческим достоинством, правом личности на свободу воли и свободу выбора, а со стороны личности «изнутри» — это принятие своей ответственности и долга «не могу иначе». В эпилоге романа «Война и мир» Л.Н. Толстой писал: «Глядя на человека, как на предмет наблюдения ... мы находим общий закон необходимости, которому он подлежит так же, как и все существующее. Глядя же на него из себя, как на то, что мы сознаем, мы сознаем, мы чувствуем себя свободными...». Это рассуждение Толстого представляется принципиально важным: извне человек не свободен — всегда можно найти факторы, причины и обстоятельства, обусловившие его действия; изнутри человек всегда свободен — он и никто другой совершает нравственный выбор в своих действиях и их объяснении. Поэтому нравственна, социальна та личность, которая сознает необходимость своих действий, и нравственно, гуманно то общество, которое признает за личностью право на свободу выбора. Долг и достоинство потому и нравственные категории, что выражают взаимное самоограничение личности и общества.
Как в реальной практике живой нравственности и политики долг и ответственность едины, так же Кант и Бахтин сходятся в итогах построения философии нравственности. Разве долг — это не рационализованная ответственность? И разве участная ответственность не есть реализация долга? И этика долга, и этика метафизика ответственности предполагают разум как сознание меры глубины человеческой ответственности. Чем шире границы автономных действий личности, тем гуманнее и свободное общество. С другой стороны, личность сама устанавливает себе «черту» поведения и несет за нее ответственность. Сказанное не следует понимать в плане противопоставления «внутреннего» и «внешнего» — реальная диалектика нравственности не так уж груба: долг, мол, исключительно «изнутри», а честь — «извне». Скорее можно говорить о своеобразной «ленте Мебиуса» — единой плоскости, перекрученно соединяющей оба плана — и «внешний» и «внутренний». Долг, пропущенный через сердце и открывающийся миру честью и достоинством личности. И точка склейки нравственной ленты Мебиуса проходит через сердце души человеческой — чувствилище свободы и ответственности.
Бог умер, но умер и сверхчеловек. Нет никого, кто каждому бы указал истинный путь добродетели. Этот путь, путь к другим начинается в сердце каждого и пройти его, осознав свою ответственность и единство — дело работы ума и души каждого и самого.
Все темы данного раздела:
Координата рационального.
Современная фаза развития теоретического сознания вновь выдвигает на первый план проблему рационального. Это обусловлено целым рядом обстоятельств, среди которых не последнюю роль играют как продол
Сущность и рациональность
Любое осмысленное знание, претендующее на истину, есть познание некоторой сущности. В современном философском дискурсе, в наше постмодернистское время рассуждений о симулякрах и деконструкции, стил
Существенность сущности
Автор «Метафизики», со свойственной ему лапидарностью, отмечал: «...о сущем говорится в различных значениях, но всякий раз по отношению к одному началу: одно называется сущим потому что оно сущност
Сущность и идентификация
Глубоко в истории философии и логики коренится понимание развития познания как взаимодействия двух основных форм фиксации и выражения знания: непосредственного указания предмета и его описания. Ари
Рост знания: динамика существенного и диалогичность осмысления
Развитие знания и осмысления это не только путь от выделения свойств вещи к знанию вещи как комплекса этих свойств, но и встречное движение — от идентификации некоторой нерасчлененной целостности к
Существенность и необходимость
Традиционная формальная логика отвлекается от этого обстоятельства. Она строится как анализ объемных (экстенсиональных) отношений (как отношений между объемами понятий) нейтрально к существенности
Существенное как синтез истинного, должного и возможного
Как представляется, рассмотренный круг вопросов ставит проблему возможности логико-семантического анализа, строящегося не только на традиционных критериях непротиворечивости адекватного описания де
Существенность и эффективность, рациональность и ответственность
Существенность является выражением единства анализа и синтеза, выявления расчлененности предмета познания, описания этой расчлененности («сделанности») и программы воссоздания в новом единстве, зад
Сущность и свобода
Проведенное рассмотрение показывает, что идеи сущности и существенности непосредственно связаны с рациональностью как эффективностью и конструктивностью целенаправленной деятельности. Что позволяет
Два типа рациональности
Рациональность как эффективная «техничность»
Знание — одно из средств обоснования деятельности, шире — жизни. Лишь будучи соотнесенным с контекстом конкретных потребностей
Произвол и безответственность рационалистического активизма
Естественная человеческая потребность видеть мир осмысленным и справедливым, оправданным. Но на каких основаниях сравниваются сущее и должное, во имя каких интересов будет осуществлено в их единой
Космичная» рациональность
Но рациональность и существенность связаны не только с целеустремленностью, но, в конечном счете, и с конечностью, ограниченностью выражения, описания и отображения. Они суть ни что иное как проявл
Инорациональность свободы и ответственности
Осмысление действительности не сводимо к осознанию «сделанности» вещей и явлений. А идея не сводима к программе эффективной (успешной) деятельности. Все это, разумеется, составляет ткань осмысления
К новой метафизике нравственности?
Необходим радикальный переход к новому пониманию человека. Или он — самозванец, стремящийся к экспансии, агрессии, насилию и убийству как крайней форме самоутверждения. В этом случае он может сдерж
Философия и наука: ревность без любви
По мере формирования науки, по мере дивергенции и все большей специализации научных дисциплин, нарастали напряжения в отношениях науки и философии. Между ними сложились непростые, взаимо-подозрител
Нефилософская философия
Между тем явно и довольно остро ощущается голод по «внешкольной», неакадемической философии, по независимому и честному суждению. Не случайно в годы духовного застоя возник и активно разгорался, ос
Не философия - методология - наука, а наоборот
В этой связи поучительно рассмотрение претензий философии на так называемую методологическую функцию по отношению к науке. В нашем столетии даже оформился самостоятельный философский дисциплинарный
Философствование и философия
Итак, есть живое философствование и есть академическая философия. Есть собственно философы — те, кто философствует, и есть преподаватели философии, делящиеся радостью узнавания чужого философствова
Философствование ученых: как теория становится метафизикой
Начав с рассмотрения философии как нормативно-ценностной системы, с форм и способов философстования, мы вновь оказываемся перед содержательной стороной философствования — фактом противоречивости мы
Философия техники в современной культуре
Философия техники — это сравнительно новая ветвь философии, специфика которой заключается в необычности предмета исследования. При столкновении с предельно рациональным, «весомым, грубым, зримым» м
Определение техники
Методической основой преподавания технических дисциплин является так называемый естественнонаучный подход к технике. Согласно этому взгляду, техника есть принадлежность прикладной науки. Тем самым
Мир техники и мир человека: проблемы их соотношения
Соотношение мира человека и сотворённой им технической среды достаточно сложно. Мы остановимся на двух важнейших вопросах — на проблеме трансформации человеческой сущности, погружённой в про
Новые тревоги и новые горизонты мира техники
Конец столетия ознаменовался усилением антитехницистских настроений. В ходу несколько драматичный тезис о крахе «великой технологической иллюзии», с которым связывается современное состояние умов.
Культурология: от видЕния к вИдению.
В 1983 г. один из авторов сдал в издательство питерского университета книгу под названием «Познание и культура». Речь в ней шла о социально-культурных и личностных факторах познания. Издательство к
Возможна ли культурология как «чистая» наука?
В спорах о статусе культурологии и ее перспективах на будущее невольно соединяются две разные идеи. С одной стороны, речь идет о демаркации между философским и культурологическим типами знания и о
Семиотическое пространство культуры
Человек становился человеком по мере того, как он осознавал себя в качестве одного из звеньев всеобщей цепи, растянувшейся и в пространстве и во времени и названной «человечество». Обнаружение все
Язык и текст в культуре XX века
Европейская метафизическая традиция ассимилирует в себе два основных варианта осмысления проблемы культурного текста. Один из них корнями уходит в античную традицию и связан с учительской культурой
Метафора — знак неполноты бытия
Человеческая деятельность никогда не строится так, чтобы все сведения, необходимые для успешного осуществления конкретных деятельностных актов, были в наличии. Одной из ее важнейших особенностей яв
Философская антропология и метафизика свободы.
Во «Введении к антропологии» М. Шелер сформулировал пять основных и определяющих идей о человеке.
Первая суть иудео-христианский миф о сотворенном человеке и смысле его бытия. С этой мифол
Самосознание и страх, диалог и Третий
«Не полон ли мир ужасов, которых мы совершенно не знаем? Не потому ли нет полного ведения, что его не вынес бы ум и особенно не вынесло бы сердце человека?» — спрашивал в начале XX столетия В.В. Ро
Пространства священного. Христианская антропология на рубеже веков
Проблема метафизического осмысления сущности христианства в современной ситуации претерпевает весьма противоречивые трансформации. С одной стороны, христианская идея не перестает оставаться стержне
Исповедальное слово в метафизической перспективе
Тема исповеди относится к одной из самых потаенных областей человеческой культуры. Искренность исповедального слова и его неотторжимость от религиозного опыта проявляет, проясняет метафизические ос
Философический эксгибиционизм
Запомнился один сюжет из философских быта и нравов нескольких лет давности. Готовился очередной выпуск «Санкт-Петербургских чтений по философии культуры». Тема его звучала довольно претенциозно — «
Философия культуры и уровни междисциплинарности.
Возможности теории и философии культуры ограничены, что становится очевидным при рассмотрении динамики культуры и смыслообразования. При рассмотрении развития культуры, а тем более таких его фактор
Семиотический подход
Очевидной привлекательностью в плане возможностей осмысления лиминальности обладает семиотика как общая теория знаков. Семиотический подход доказал свою плодотворность в культурологии и искусствове
Семиодинамика или глубокая семиотика
Однако и традиционный семиотический подход ограничен возможностями только описания de facto лиминальности и лиминального дискурса, но не самой динамики перехода в осмыслении и смыслообразовании, чт
Комментарии к предстоящему: ракурсы и взоры
«Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает»[6]. Тот, кто знает и говорит, минует не.
Не неба, очерчивающего окоемом: здесь происходит то, что принято
Приближение
«Би. Приближение. Счастье! Вникни в гадание. Изначальная вечная стойкость. Не лучше ли сразу прийти? Опоздавшему — несчастье»[57].
В изначальной вечной стойкости преодолевая нед
Радиальный ответ
«В месте и скрытом и тихом мы создали храм»[84].
«В месте и скрытом и тихом» — ответ на метафизическое вопрошание о месте (пространстве). Ответ радиальный, ибо гласит о том, по
Я как точка сборки ответственности
Очевидна историческая тенденция сужения границ Я, границ личности как вменяемого, свободного и ответственного субъекта от племени, общины, рода до психосоматической целостности индивида, к определе
Распыляющееся Я?
Границы свободы и ответственности сузились настолько, что перешли в запредельное. Разве уже сейчас не возлагается ответственность не на целостную личность, а на стихии, процессы и системы ее образу
Пол и идентичность
Где же спасение? Каков тот якорь, которым Я может зацепиться за мир? Может быть пол, гендер?
Выше уже отмечалось, что в европейской традиции за последние два века укрепилась понимание генд
Постчеловеческая телесность
Более того, в наши дни можно говорить уже и о постчеловеческой телесности.
Греческий философ Х. Яннарас в своих «Вариациях на тему «Песни песней» пишет: «Загоревший мальчик с гибким, как у
Фундаментальные метафоры: зооморфизм, техноморфизм и теоморфизм
Хаптическая рефлексия небезосновна, она ищет опоры вовне, уподобления каким-то формам бытия. Представления о человеческой самости, идентичности человеческого самосознания с какой-то формой ищут и н
Постчеловечное Я
Где и когда Я? Где и когда личность? К концу ХХ столетия эти вопросы звучат весьма нетривиально. Психологи и даже педагоги говорят о пренатальной (внутриутробной) стадии развития личности. Родителя
Приключение духа разума и свободы
Духовная драма, если не трагедия, ХХ столетия вопиет об осмыслении. XX в. фактически оказывается полем пересечения ряда сюжетов духовного поиска, осознает себя эпохой практики и экспериментов, когд
Ad absurdum постмодернизма
Рационализм Просвещения (модерн), последовавшая сциентизация практически всех компонентов культуры определили судьбу философии последних двух столетий: из любви к мудрости она превратилась в любовь
К новой метафизике нравственности и инорациональности?
Во вновь расширяющемся в запредельное конусе свободы и ответственности их субстанция становится виртуальной, труднодоступной здравому смыслу и обыденной практике, а идентификация, определение грани
Самосознание, духовность и персонология
Человек современной культуры требует постановки своей индивидуальной трагедии в центр универсального исторического процесса, не просто рациональной осмысленности мира, но и соразмерности смысла с е
Дегуманизация» современного общества и перспективы духовности
Современное общество — и не только российское, но российское в особенно явной форме — переживает интенсивнейшую трансформацию. Речь идет не только и не столько о производственных и информационных т
Персонология, глубокая семиотика и новый парадигмальный сдвиг
Какова роль философии в этих процессах? Не случайно в центр дискуссии о кризисе современности ставится не понятие разума, а понятие личности. Это связано с общей тенденцией в современной философии,
СОКРАЩЕНИЕ ПЕРВЫХ ОСНОВАНИЙ МАТЕМАТИКИ».
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Для двух причин я люблю и восхваляю Математику, во-первых, для исправления хорошего порядка, коим содержащееся в ней учение предлагается и утверждается. Потом для ее нау
Первоисточники
1. Вольф Христиан. Вольфианская экспериментальная физика с немецкого подлинника на латинский язык сокращенная, с которого на российский язык перевел Михайло Ломоносов. 2-е изд. СПб: Типограф
Слово и тело постмодернизма: от феноменологии невменяемости к метафизике свободы.
Еще в 1970-е годы, чем дальше, тем больше, все возрастала популярность французского постструктурализма. Ж. Бодрияр, Ж. Батай, Ж. Деррида, Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Лиотар, стали законодателями фило
Телоцентризм
«Слово и тело» — не столько парафраз известной формулы российского сыска, сколько обозначение существа проблемы. Сутью современной цивилизации, с которой кое-кто связывает даже «конец истории», явл
Логоцентричность телоцентризма
Прежде всего, относительно кризиса логоцентризма и рационализма в современной культуре. Можно сколько угодно интересно, ярко и «со страшилками» говорить и писать об этом. Но следует все-таки помнит
Фигура умолчания постмодернизма
«Доверия к слову в культуре практически не осталось, — пишет М.Н. Золотоносов. — В этой ситуации можно предположить, что в XXI веке основные открытия будут совершены на основе не научных и техничес
Невменяемость
Так и видится, как читатель из адептов деконструктивизма, тонко и снисходительно улыбаясь на моветон этой статьи, замечает: «Ну вот, об ответственности заговорил. Какая, к Богу в рай, ответственнос
Человекобожие?
Но даже если признать, что главное в осмыслении деконструкция, метафора, ирония, интерпретация как взаимоперевод, Outside-Inside позиция, то и здесь мы приходим к серьезным проблемам метафизики нра
Ответственность и свобода
Но может быть именно в этом и заключен главный урок постмодернизма? Наглядный и масштабный урок в духе П.Я. Чаадаева — «как не надо». Урок следствий сознательной невменяемости, свободного отказа от
Бытие как со-бытие
В свете проведенного рассмотрения очевидно, что ответом на вопрос, «чье» сознание может быть указание какого-то пункта духовного целого, относительно места, позиции личности в мире. В этом плане че
Границы личности как границы свободы и ответственности
Феноменология, экзистенциализм, философская герменевтика весьма убедительно продемонстрировали, что интерпретация, понимание и даже язык — не только коммуникативные процессы, а являются проблемами
От шизоанализа к грамматологии и обратно
Из обыденного человеческого опыта и из практики психологической науки известно, что необходимой характеристикой здорового человеческого мышления является способность осознавать антитетически заостр
Смерть смерти»: постмодернистический проект
Метафизика представляет собой один из самых сложных исторических типов философского (и религиозного) дискурса не только в силу исторической укорененности ее в человеческом мышлении. Из абсолютной ф
Персонологические основания динамики осмысления
Как было показано выше, традиционный логический, теоретико-информационный, семиотический и даже культурологический подходы к динамике осмысления метафизического знания оказываются ограниченными и н
Хаптика: тело смысла и смысл тела
Особого внимания заслуживают телесные факторы динамики осмысления и смыслообразования. Во-первых, потому что от них отвлекалась и отвлекается до сих пор традиционная теория познания в своем стремле
Некоторые пророки и предтечи
У хаптики и телоцентризма имеются авторитетные и убедительные пророки. Собственное бытие дано человеку, прежде всего, в телесной форме, как телесность. Именно тело очерчивает первичную границу Я и
Социально-культурные факторы
В 1970-1980-х гг. мощно проявился духовный кризис идеологии с ее пониманием человеческой жизни как жизни в идее, когда смысл жизни каждого и всех придает некая идея, оправдывающая все тяготы этой ж
Хапос, grooming и смысловое оплотнение
Любопытна, в этой связи, уже упоминавшаяся трактовка происхождения культуры, предложенная недавно М.Н. Эпштейном[89]. Традиционные концепции исходят из противопоставления культуры и «нат
Осязательность и эротичность: гендер и пытка
Традиционно соотношение тела и разума понимается в кантовском духе доминирования разума и трактовки тела как аппарата получения чувственных ощущений. С хаптической же точки зрения, ситуация перевер
От мифократии трансцендентального к смыслоутрате: деконструкция тоталитаризма и тотальность деконструкции
Собственно Российскую империю в 1918 г., очевидно, ждала судьба Австро-Венгрии. Финляндия, Польша, прибалтийские республики, Закавказье, начавшийся распад и собственно «метрополии»: Сибирь, Дон, юг
Исторический пессимизм как оптимизм
Дело оказалось намного трагичнее, чем предполагалось первоначально. Главная беда оказалась духовном опыте общества, в его «коллективном бессознательном», в том, от чего не откажешься в одночасье, ч
О современном политическом мифотворчестве
Одной из отметин современной интеллектуальной жизни в России является смешение и жанров и стилей мыслительной деятельности. Подчас весьма трудно выделить особенности философской рефлексии в том чис
Об искренности русского коммунизма
Еще одной отличительной особенностью современного этапа эволюции политической идеологии в России является ее прозрачно ненавязчивая искренность, или, более точно, синтетическая способность к вообра
Детская болезнь правизны
Социологические исследования различных уровней давно доказали, что истины, кажущиеся объективными и неопровержимыми, чаще всего становятся поводом для критики и переоценки.
Одной из пробле
Нонконформизм в советской культуре: истоки и своеобразие
Духовная ситуация конца XX в. ставит очевидную проблему осмысления советского культурного наследия во всей разноплановости его исторических и художественных особенностей. Эта проблема особенно акту
Империя и свобода: итоги и перспективы постсоветского духовного опыта
Итак, перспективы современного российского общества и российской государственности весьма неоднозначны и связаны, прежде всего, не столько с преодолением, сколько с конструктивной реализацией культ
Деструктивность русского национализма и перспективы цивилизованного национального государства
Нынешняя Россия, фактически, имеет два варианта решения проблемы консолидации общества: этнизация или создание цивилизованного национального государства. Первый путь, как уже говорилось, чреват взр
Духовность, з/ к и гуманизм
Весьма неоднозначны ценностное содержание и эволюция российского духовного опыта. Поиски справедливости российских революционных демократов обернулись обоснованием и оправданием индивидуального тер
Постсоветская индивидуация как общецивилизационная potentia
Современное российское общество находится в состоянии глубокой и всеохватной трансформации, усугубляемой процессами трансформации общецивилизационной. Распад традиционных социальных тканей порождае
Легитимность, идентичность, служение
Метафизический (трансцендентальный) уровень бытия вообще играет важную, если не центральную роль в социальной практике. Например, проблема власти это отнюдь не проблема силы. Не менее важна проблем
Новости и инфо для студентов