В) ОГРОМНОЕ РАСТОЧИТЕЛЬСТВО

 

Предполагается, что чтение учит думать. Читающий человек питается мыслями других людей, и это свидетельствует о его желании думать. То, что хорошие книги трудно достать, свидетельствует о всеобщем интеллектуальном росте. Бэкон говорил, что чтение делает человека полноценным. Философ Данго, обедая с Людовиком XIV, в ответ на вопрос короля сказал: "Чтение дает моему уму то же самое, что поглощение дичи за вашим столом для моих челюстей".

 

Но существует чтение и ЧТЕНИЕ. Слова "умный", "сообразительный" люди употребляют очень давно, и сегодняшний их смысл сильно отличается от первоначального. Это касается и чтения. Наши древние предки были бы удивлены и шокированы, увидев, как мы читаем — быстро пробегая глазами страницу за страницей. В античные времена очень немногие умели читать и очень мало, кто обладал восковыми табличками или папирусом, на которых тогда писали. И эти немногие делились своим богатством с менее удачливыми собратьями. Правилом стало чтение вслух, — даже только для себя. Остатки этой традиции мы можем наблюдать, когда видим, как простой деревенский житель во время чтения двигает губами. А биограф святого Амврозия свидетельствует, что образованный архиепископ очень страдал от того, что ему пришлось отказаться от чтения вслух из-за болезни горла. Таким образом, люди привыкли к серьезному чтению, которое в наше время проявляется лишь при чтении Библии или духовных книг, когда душа захвачена полностью и ничто нас не отвлекает от высокой цели. Кто будет сомневаться в том, что такое чтение очень эффективно? Однажды совершенно простой и необразованный человек одержал победу в дискуссии с известным ученым и философом по поводу одного сомнительного места в басне Лафонтена. Философ был удручен и спросил, почему так получилось. Этот человек ответил: "Я всегда читаю Лафонтена вслух, в то время как вы читаете про себя, — как, впрочем, большинство людей. Мой голос спотыкается на тех строках, в которых можно допустить ошибку".

 

Раньше качество чтения было очень ысоким, так же как и то, что читали. Книг было мало, и стоили они очень дорого, поэтому собирать их без разбору не имело смысла. Даже изобретение книгопечатания не изменило состав библиотек. В основном это были книги религиозные, философские и поэзия. Так называемое, легкое чтение ограничивалось произведениями Гомера и сочинениями историческими. В королевских библиотеках и в богатых монастырях хранилось не более нескольких тысяч томов. Естественно, личные библиотеки были еще меньше. В списке книг, которыми обладал Спиноза, значатся меньше шестидесяти названий. Живший ста годами позже Кант собрал библиотеку всего из трехсот книг, причем половина из них — сочинения о путешествиях, к которым знаменитый философ имел особое пристрастие.

 

Отчасти в силу необходимости, отчасти в силу традиционного выбора люди ограничивают свое чтение знакомством с теми книгами, которые мы называем классикой. В сравнительно недавнем прошлом такие книги просто считались "хорошей литературой" . Эти книги были написаны на трудных языках, изучение которых было серьезным делом, а не легковесной игрой, как ныне. По латыни надо было говорить и порой требовалось владеть свободно и греческим. Учеба в прошлом требовала столь решительного отношения к делу, что для комплекса неполноценности места не оставалось. Если вы изучили один том, то познакомились со священными текстами христианской религии. Если вы проштудировали несколько томов Фомы Аквинского, то это означало, что вы освоили богословие. Вы корпели над сводом законов и осваивали право. Тысячи людей предпринимали усилия, не размышляя о том, что они делают что-то из ряда вон выходящее, точно так же, как ныне ученик электрика не думает браться за дело прежде, чем он не освоит азы своей профессии.

 

По этой причине не удивительно, что в то время предполагалось, что многие люди должны обладать всей уймой имевшихся тогда знании. Такая требовательность уничтожала призрачные страхи перед знаниями. Не было удивительным, что людей, которых мы ныне считаем молодыми и незрелыми, воспринимали с уважением. Людей французской революции не презирали за их молодость. Точно так же не презирали за молодость и людей Парижской коммуны. Гай Патан рассказал о затяжной дискуссии, которая велась во Франции в 1660 г. между терапевтами и хирургами. Вождем первых был профессор Лажлэ. Хотя Гай Патэн упоминал, что профессору было двадцать шесть лет, он не придавал особого значения этому обстоятельству. Двадцатишестилетний человек считался мужчиной, а не мальчиком, как мы теперь воображаем. Если человек начинал рано и упорно трудиться, то в ту донаучную эпоху он мог считаться вполне компетентным после того, как ему исполнилось двадцать пять лет.

 

В наши дни издательское дело как-будто сошло с ума и миру грозит опасность быть затопленным океаном книг. Кого не собьют с толку миллиарды слов, ежедневно наводняющие американские города? Виновные в этом издатели обычно говорят: "Сделайте свой собственный выбор! Вы должны знать, что вы хотите, и мы вам предоставим это!" Поистине мудрый совет, ибо в нем содержится суть Искусства мышления. Но только человек, умеющий самостоятельно думать, может последовать ему. Остальные же миллионы людей совершенно сбиты с толку этим непреодолимым нашествием печатной продукции, буквально сваливающейся на их головы. И в этой путанице, как микробы в насыщенном растворе, с невероятной быстротой размножаются различные комплексы и иллюзии. И наихудший из них — это убеждение, что, физически не имея возможности получить свое собственное мнение о каждой книге, человек должен делать вид, что он приобрел такое мнение. Это представляет огромное поле деятельности для тех, кто стремится сделать из людей рабов различных лозунгов и рекламных формул.

 

Люди притворяются, что они читали то, что на самом деле не читали, и бездумно повторяют чужие суждения. Ничто другое не может быть столь разрушительным для мысли и самой способности думать. Ничто другое не может столь успешно вырвать у человека его душу.

 

Что же читают люди? Уж, конечно, не Фому Аквинского и не своды законов. Некоторые говорят, что они читают Библию. Но как редко это является правдой! Трое-четверо из тысячи читают поэзию, и большинство относится к ним с таким же удивлением, как и к самим поэтам. Что же действительно захватывает внимание большинства людей и что производится в огромных количествах? Художественная литература. Романами забиты все книжные магазины, ими завалены книжные полки в наших квартирах. Что читают люди, живущие в деревнях, у которых очень мало свободного времени? Романы. Что читают или бегло проглядывают люди, живущие в городах, которые тоже очень заняты? Романы. Но не те романы, которые составляют великую литературу и знания о ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ (это относится и к классике, и к современной литературе) — нет, люди читают жалкий хлам, и сами прекрасно знают, что даже названия этих книг они забудут уже через неделю.

 

— Что вы читаете? — как-то спросил я одну свою знакомую — англичанку, женщину достойную и многого добившуюся в жизни.

 

— Роман, — ответила она.

 

—Чей?

 

— Не знаю, — и виновато-вежливо улыбнулась. Романы читают для того, чтобы "убить время", и это наиболее кощунственное выражение в современном языке. Само слово "читать" не только потеряло свое величие, но изменило и значение. Представление о цели чтения как о том, чтобы отдавать ему всю свою душу, встречается теперь исключительно редко. Чтение занимает теперь одинаковое место наравне с курением, игрой в карты и утренней зарядкой. Истинная цель, которая скрывается за стадной ненасытностью людей к чтению, — это их стремление НЕ ДУМАТЬ.

 

И это особенно очевидно, когда вы наблюдаете, как люди убивают время, читая периодику. Между тем любой человек, оказавшийся без книг, может извлечь много ценного в материалах, которые публикуются в периодической печати. В дальнейшем у меня еще будет возможность показать вам, как можно превратить чтение газет в инструмент мысли. Но для того, чтобы подняться на такой уровень, от человека требуются особые усилия, особый талант и определенное образование. В большинстве случаев газеты вообще не читают или только прогадывают. Часто их просто складывают в стопки и потом выбрасывают. Или же" они "лежат на подлокотнике кресла, пока мы не соизволим обратить на них свое внимание.

 

Очень показательно в этом отношении, как люди читают газеты в поезде. Я вспоминаю одного человека, который сидел через проход от меня в поезде, следовавшем из Филадельфии в Нью-Йорк. У нас обоих на коленях лежала газета "Филадельфия Леджер". Я сделал несколько пометок на полях и начал наблюдать за джентльменом. Он читал отчет о соревнованиях по плаванию. Продолжение этого рассказа следовало на шестой странице, но джентльмен не потрудился перевернуть листы газеты, он читал, не предпринимая никаких усилий.

 

Итак, бросив спортивный отчет, он перешел к судебной хронике. В ту пору шел шумный процесс по делу о женщине, убившей своих детей. Судя по выражению лица, джентльмен был так же ошеломлен вопросами, которые прокурор задавал детоубийце, и тем, как обвиняемая в разгар допроса заявила: "Все болтают, да болтают всякую чушь". Во время чтения судебного отчета джентльмен беспокойно ерзал, но продолжал водить глазами, очевидно, не пропуская ни строчки. И всю газету он прочитал таким образом, видимо, испытывая то отвращение, то сонливость, то внезапно сбрасывая оцепенение и орлиным взглядом всматриваясь в мелькавший за окном пейзаж, но явно ничего не видя там. И снова на одной из страниц он наткнулся на отчет о соревнованиях по плаванию, потом увидел продолжение допроса детоубийцы, затем послание Президента страны в Конгресс, редакционную статью, сообщение о ценах на зерно, заметки о военно-морском флоте и новости спорта. Он читал все подряд и с одинаковой незаинтересованностью до тех пор, пока поезд не въехал в туннель. И вдруг этот усталый и расслабленный джентльмен проявил фантастическую реакцию: он отшвырнул от себя измятые страницы, вскочил и потянулся за сигаретами. Он сделал дело — он прочитал!

 

Представьте себе, во что может превратиться так называемый процесс мышления, если он состоит из огромного количества мыслей, ни одна из которых не захватывает вас по-настоящему. А если мы вспомним, что наши самые серьезные попытки приступить к серьезному чтению ослаблялись не имеющими к нему никакого отношения образами, которые я называю отвлечениями, и в чтение включалось в лучшем случае три четверти нашего сознания, то не останется никаких сомнений в том, что для большинства людей чтение — это не более, как способ не думать. Позвольте этому процессу длиться несколько лет, и ваш мозг превратится в нечто желеобразное. Но с большинством мужчин и женщин это происходит всю жизнь. В восемнадцать или двадцать два года они заканчивают учебу. В ходе обучения от них требовали, чтобы они читали наиболее серьезные книги и читали их внимательно, и они следуют по правильному пути до тех пор, пока окружающий мир и так называемая цивилизация не докажут им, что читать классические произведения, учебники и энцихлопедии — занятие скучное, а вот легкое чтение достойно всяческого внимания. С этого момента чтение становится разрушительной силой, направленной против них. Кроме того, газеты сбивают их с толку своими несвязными сообщениями либо повергают в скептицизм своей противоречивостью, и люди становятся игрушками в руках безответственных людей, придумывающих броские заголовки.

 

Другая пустая трата времени, так хорошо нам всем знакомая и, к сожалению, такая неизбежная — это разговоры. Древние, как и большинство восточных людей в наши дни, говорили только тогда, когда у них было что сказать. К тому, о чем стоит говорить и о чем нет, они относились точно так же, как хорошие писатели. Отсюда и краткость их речей. Когда писатель (даже не первого порядка) ужимает свои диалоги до двух-трех коротких предложений, он достигает неожиданных результатов.

 

Вспомните о пустой болтовне в курилках, о мальчишечьем трепе в различных клубах, о сплетнях вместо игры ума, царствующих во французских салонах, и несвежих анекдотах, рассказываемых в англо-саксонских гостиных, — и вы поймете, что речь, которая должна быть инструментом мысли, превращается в простое удовлетворение физических потребностей.

 

Грустный вывод можно сделать из второй части моей книги. Человек рождается без предрассудков и комплексов неполноценности и со способностью к наблюдению и созданию образов, несущих мысли. Окружающая же жизнь, включая образование и литературу, которые, на первый взгляд, должны бы оказывать полезное влияние, разрушает положительные тенденции, заложенные с детства, подобно тому, как апрельский мороз убивает расцветшие цветы. И врожденную неповторимость человека вытесняют стремление к подражанию и конформизм. Человечество подобно Помпее: под толстой коркой лавы погребена истинная человеческая жизнь. Поэты и философы, не осознавая этого, никогда не теряют дорогу в тайные комнаты, где когда-то обитало их счастливое детство. Но миллионы других ничего не знают, кроме толстого слоя лавы привычек и повторения чужих мыслей. Маленькая группка людей диктует им, что они должны думать, и они безропотно подчиняются.