Н.Хомский.

Генеративная грамматика - порождающая грамматика, одно из направлений современной линвистики. Генеративная грамматика принципиально отличается от всех без исключения лингвистических направлений, существовавших до нее, прежде всего своей задачей. Занимаясь анализом языковых данных, генеративная грамматика не рассматривает в качестве самоцели их сбор, описание и даже обобщение. Конечным результатом исследований, ведущихся в рамках генеративной грамматики, по замыслу ее основателя, должен стать ответ на вопрос о том, каким образом человек усваивает язык. Поэтому можно сказать, что генеративная грамматика – это не теория языка, а теория усвоения языка.

Актуальность вопроса была связана с тем, что способность человека владеть языком рассматривалась Хомским как одна из особенностей человеческого мозга, отличающая человека как биологический вид. Понять, каким образом человек усваивает язык, означало, по Хомскому, пролить свет на один из аспектов устройства человеческого сознания. Сформулированная Хомским исследовательская программа, имеющая целью объяснить способность человека к овладению языком, в качестве отправной точки имела следующие наблюдения:

1. Множество грамматически правильных предложений на любом естественном языке бесконечно, поэтому овладение языком не может быть сведено к простому запоминанию всех правильных предложений на этом языке (как и грамматика языка не может быть описанием всех засвидетельствованных предложений на этом языке – сколь бы велика ни была их подборка, она заведомо будет включать не все допустимые на этом языке предложения).

2. Ребенок достаточно быстро овладевает грамматикой родного языка, т.е. становится способен отличить грамматически правильное предложение на этом языке от неправильного.

Между двумя этими наблюдениями есть очевидное противоречие, объяснить которое и стремился Хомский. Ребенок, овладевший грамматикой родного языка (в большинстве случаев этот процесс завершается к пяти годам), верно определяет, какие предложения на этом языке являются грамматически правильными, несмотря на то, что большинство из этих предложений он ранее не слышал: даже при богатом опыте речевого общения множество всех предложений, когда-либо услышанных ребенком в речи взрослых, является конечным – в отличие от числа грамматически правильных предложений на языке. Невозможно также предположить, что все предложения, неправильность которых верно фиксирует ребенок, были ранее произнесены им или другими детьми в его присутствии и исправлены взрослыми: неправильных предложений, которые можно составить из слов какого-либо языка, также, очевидно, бесконечно много, между тем неправильные предложения, исправленные когда-либо взрослыми в речи ребенка, образуют конечное, замкнутое множество.

Рассматривая язык в отрыве от человеческого сознания, лингвистическая теория может предложить самые разнообразные объяснения этому запрету. Хомского, однако, в грамматических запретах интересовало не то, как наиболее элегантно «встроить» их описание и объяснение в какой-либо теоретический аппарат, а то, каким образом «наивный» носитель языка, не владеющий лингвистической теорией, способен верно идентифицировать эти запреты.

То, что языкового опыта, получаемого ребенком, т.е. предложений, о правильности или неправильности которых он непосредственно узнает, недостаточно для овладения грамматикой родного языка, в настоящее время не вызывает сомнений не только у приверженцев генеративной грамматики, но и у лингвистов других направлений, занимающихся проблемой овладения языком. Однако объяснения тому факту, что ребенок тем не менее способен овладеть грамматикой, предлагаются разные, и именно в них кроется одно из принципиальных расхождений между современными лингвистическими теориями. Приверженцы так называемой функциональной лингвистики стремятся объяснить овладение грамматикой через такие особенности поведения человека и восприятия им действительности, которые проявляются и в других сферах человеческой деятельности (законы межличностного взаимодействия; стремление к экономии средств выражения и т.д.). Иными словами, с их точки зрения, ребенок, получая определенный языковой опыт, «достраивает» на его основе грамматику, используя опыт, полученный им в других сферах, а также ресурсы своего сознания, не связанные исключительно с овладением языком. Генеративная грамматика придерживается противоположной точки зрения, согласно которой в сознании человека имеется особый врожденный компонент, обеспечивающий овладение грамматикой языка, получая «на входе» ограниченные данные языкового опыта. Такой компонент человеческого сознания называется в генеративной грамматике языковой компетенцией.

«Языковая компетенция», постулируемая Хомским и его последователями, – это система представлений о грамматике языка, которые присущи человеку от рождения, иначе говоря, свойственны человеку как биологическому виду вне зависимости от его опыта, среды обитания и т.д. (Отметим, что сама идея о существовании врожденных представлений, используемых человеком в самых разных видах интеллектуальной деятельности, среди философов Нового времени впервые была отчетливо высказана Рене Декартом, вследствие чего генеративная грамматика иногда называется картезианской лингвистикой, по латинскому имени Декарта – Cartesius). Из такого определения следует, что языковая компетенция предопределяет лишь универсальные свойства языка, т.е. свойства, общие для всех языков мира.