рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

ИСТОРИЯ ШИФРОВАЛЬНОГО ДЕЛА В РОССИИ

ИСТОРИЯ ШИФРОВАЛЬНОГО ДЕЛА В РОССИИ - раздел История, Серия «Досье» Татьяна Соболева ...

СЕРИЯ «ДОСЬЕ»

ТАТЬЯНА СОБОЛЕВА

ИСТОРИЯ ШИФРОВАЛЬНОГО ДЕЛА В РОССИИ

Москва

«ОЛМА-ПРЕСС»


ББК 63.3(2)

С 54

Исключительное право публикации книги Т. Соболевой

«История шифровального дела в России»

принадлежит издательству «ОЛМА-ПРЕСС».

Выпуск произведения или его части без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.

 

Художник

Соболева Т. А.

ISBN 5-224-03634-8    

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

 

Каждое государство стремится тщательно хранить свои секреты. При этом в разряд секретных попадает и деятельность государственных служб, призванных тем или иным способом осуществлять эту охрану. Криптографическая служба исключения не составляет.

В секретных инструкциях государственных органов России всегда подчеркивалось, что все документы, касающиеся деятельности криптографической службы, составляют государственную тайну, подлежат особому хранению и при определенных условиях уничтожаются. Эти правила российская криптографическая служба строго соблюдала. К разряду секретных до последнего времени относились и материалы, связанные с историей самой криптографической службы.

В то же время мировая историческая наука вопросы истории криптографической службы различных государств исследовала весьма основательно, естественно, без ущерба для современных государственных интересов заинтересованных сторон.

Наиболее фундаментальным трудом на эту тему является книга Дэвида Кана «Взломщики кодов», выпущенная издательством «Макмиллан» (David Kahn. The Codebreakers. — N. Y., 1967). Автор книги, известный журналист, президент американской ассоциации криптографов, сделал попытку, и, надо сказать, весьма удачную, осветить в общедоступной форме, приводя многочисленные примеры, мировую историю криптографической деятельности с древнейших времен до конца 50-х годов ХХ в. Одна глава в книге Д. Кана, к сожалению весьма краткая и носящая лишь обзорный характер, посвящена истории криптографии в России.

Между тем история криптографической службы является неотъемлемой частью истории Российского государства и уже с середины XIX века вызывала значительный интерес у исследователей. Одной из первых отечественных научных публикаций на эту тему явилась работа Г. Попова «Дипломатическая тайнопись эпохи царя Алексея Михайловича» (в «Записках Археологического общества». Т. V. СПб., 1853). В той или иной степени этого вопроса касались в своих работах такие крупные ученые как академики А. И. Соболевский, М. Н. Сперанский и некоторые другие, однако, как правило, лишь в палеографическом аспекте.

Становление отечественной криптографической службы происходило на протяжении многих десятилетий и даже веков. Принципы и основы этой работы, ее формы и методы, приемы и способы вырабатывались несколькими поколениями русских криптографов, их трудом, опытом, порой мучительными поисками истины. В этой истории, как и в истории любой науки, всякого вида человеческой деятельности, были свои победы и поражения, успехи и неудачи, великие и трагические страницы. Все они — наше национальное достояние, наша память, гордость и боль. И обязанность отечественной исторической науки — открыть эти страницы. Сделать их доступными для широкой общественности.

Перед читателем второе издание книги, в которой автор впервые в отечественной исторической науке делает попытку на базе найденных архивных документов, существующих исторических исследований и других материалов воссоздать более полную картину становления и развития криптографической службы России, критически осмыслить накопленный исторический опыт, рассмотреть роль этой службы в истории нашего государства в целом, познакомить читателя с ранее неизвестными историческими фактами, событиями именами.

Кроме прочих источников в работе использованы некоторые материалы специальных архивов, ссылки на которые не приводятся.


Введение

 

«Криптография» — слово греческое, в переводе означает тайное, скрытое (крипто) письмо (графия), или тайнопись. Наукой не установлен точный исторический период, когда появилась криптография, каковы были ее первоначальные формы и кто был ее создателем. Американский криптограф Л. Д. Смит подчеркивает, что криптография по возрасту старше египетских пирамид. Другой американец — Флетчер Пратт в своей книге «История шифров и кодов» дает такое определение криптографии: «Криптография— искусство шифрования — это процесс выражения слов, передающих смысл только немногим лицам, которым известен этот секрет». Из подобного определения следует, что всякое письмо, написанное на неизвестном для того или иного человека языке, является шифрованным письмом, то есть любой алфавит может стать шифром. Следует предположить с большой долей вероятности, что как только человечество достигло определенного уровня цивилизации и возникла письменность, тотчас же появилась и криптография.

Уже в исторических документах древних цивилизаций — Индии, Египта, Месопотамии — имеются сведения о системах и способах составления шифрованного письма.

В древнеиндийских рукописях приводится более 60 способов письма. Среди них есть и такие, которые можно рассматривать, как криптографические, то есть обеспечивающие секретность переписки. Так, встречается описание системы замены гласных букв согласными и наоборот. В этих рукописях упоминается о тайнописи как об одном из 64 искусств, которым должны овладеть и женщины.

Один из самых старых шифрованных текстов Месопотамии представляет собой табличку, написанную клинописью и содержащую рецепт изготовления глазури для гончарных изделий. Автор этой клинописи, стремясь скрыть содержание написанного, использовал редко употребляемые знаки, игнорировал некоторые гласные и согласные, вместо имен употребил цифры.

Использовалась тайнопись и в рукописных памятниках Древнего Египта. Здесь шифровались религиозные тексты и медицинские рецепты.

Сохранились достоверные сведения о системах шифров, применявшихся в Древней Греции. Известно, что в Спарте в V—IV веках до н. э. существовала тайнопись. Образованные греки того времени применяли шифровальный прибор «Сцитала». Он представлял собой два цилиндра одинакового диаметра. Каждая из переписывающихся сторон имела у себя один из цилиндров. Шифрование осуществлялось следующим образом: на цилиндр наматывали узкую полоску пергамента; текст, подлежащий зашифрованию, выписывали на ленту вдоль цилиндра, затем ленту сматывали и отправляли корреспонденту. Он, обернув лентой свой цилиндр, читал сообщение. Это был первый шифр, осуществляющий перестановку букв в тексте, где буквы шифруемого (открытого) текста переставлялись и отстояли друг от друга на длину окружности цилиндра. Сохранение в тайне диаметра цилиндров обеспечивало секретность переписки. Вместо специальных цилиндров применялись жезлы, рукоятки мечей, кинжалов, копий и др. Известен также и метод дешифрования данного шифра, приписываемый Аристотелю. Предлагалось сделать длинный конус и, обернув его у основания полоской перехваченного пергамента, сдвигать пергамент к вершине конуса. Там, где диаметр конуса совпадал с диаметром «Сциталы», буквы на пергаменте сочетались в слоги и слова.

Другим шифровальным прибором времен Спарты был прибор, называемый «табличка Энея». На небольшой табличке горизонтально располагался алфавит, а по ее боковым сторонам имелись выемки для наматывания шнура. Для зашифрования текста шнур закрепляли у одной из сторон таблички и наматывали не нее. При этом на шнуре делали отметки в местах, которые находились напротив букв алфавита, соответствующих буквам шифруемого текста. По алфавиту можно было идти только в одну сторону, то есть делать по одной отметке на каждом витке. После зашифрования шнур сматывали и отсылали корреспонденту. Этот шифр есть шифр замены букв открытого текста знаками, которые передавали расстояния на шнуре между отметками. Размер таблички, а также порядок расположения букв на ней обеспечивали секретность.

В Древней Греции криптография широко использовалась в разных областях деятельности. Так, Плутарх сообщает, что жрецы хранили в форме тайнописи свои прорицания. Однако наиболее широкое применение криптография получила в государственной сфере. Во все времена криптография была одним из основных орудий в межгосударственной борьбе, надежным средством сокрытия политических, дипломатических, экономических и иных секретов государства, с одной стороны, и средством проникновения в секреты государства-противника — с другой.

Эней в своем сочинении «Об обороне укрепленных мест» предложил использовать для шифрования военной переписки книжный шифр, в котором буквам открытого текста соответствуют буквы, находящиеся на определенных местах в являющемся ключом книжном тексте. Эта система шифра установила рекорд долголетия: она применялась даже в середине XX века, в период Второй мировой войны.

Полибий предложил систему шифра, вошедшего в историю как «квадрат Полибия», и представлявшего собой замену каждой буквы парой чисел — координатами буквы в квадрате, где написан весь алфавит. О криптографии упоминается и в «Илиаде» Гомера.

Криптография сыграла значительную роль в укреплении могущества Римской империи. В частности, особая роль в обеспечении государственной тайны принадлежит новому способу шифрования, изобретенному Юлием Цезарем и изложенному им в «Записках о галльской войне» (I в. до н. э.). «Шифр Цезаря» представляет собой замену букв в соответствии с подстановкой, нижняя строка которой — алфавит открытого текста, сдвинутый на три буквы влево.

Во всеобщей истории почти не нашла отражения криптографическая практика в мрачные годы средневековья. В этот период искусство шифрования, и тем более дешифрования, сохранялось в строжайшей тайне. Известно, например, что в годы крестовых походов составители шифрованных писем, служившие у папы римского, после года работы подлежали физическому уничтожению — так сохранялась тайна применявшегося шифра.

В эпоху Возрождения в итальянских городах-государствах параллельно с расцветом культуры и науки активно развивается криптография. Торговля, мореплавание, войны требовали развития шифрованной связи внутри государств, между государствами, а также отдельными лицами, принадлежавшими к различным политическим и религиозным партиям. Так, нередко ученый зашифровывал свои гипотезы, чтобы не прослыть еретиком и не подвергнуться преследованиям инквизиции.

Научные методы в криптографии впервые появились, по-видимому, в арабских странах. Арабского происхождения и само слов «шифр». О тайнописи и ее значении говорится даже в сказках «Тысячи и одной ночи». Первая книга, специально посвященная описанию нескольких систем шифров, появилась уже в 855 году, она называлась «Книга о большом стремлении человека разгадать загадки древней письменности». В 1412 году издается 14-томная энциклопедия, содержащая систематический обзор всех важнейших областей человеческого знания, — «Шауба аль-Аща». Ее автор Шехаб аль-Кашканди. В этой энциклопедии есть раздел о криптографии под заголовком «Относительно сокрытия в буквах тайных сообщений», в котором приводятся семь способов шифрования. Здесь же дается перечень букв в порядке частоты их употребления в арабском языке на основе изучения текста Корана, а также приводятся примеры раскрытия шифров методом частотного анализа встречаемости букв.

Важность криптографии подчеркивается в книге знаменитого флорентийца Николо Макиавелли «О военном искусстве». В XIV веке появляется книга о системах тайнописи, автором которой был сотрудник тайной канцелярии папской курии Чикко Симонетти. В этой книге приводятся замены, в которых гласным буквам соответствует несколько значковых выражений, дается описание значкового шифра, в котором гласные получают несколько значений. Эти описания свидетельствуют о том, что папская курия была осведомлена о дешифровании шифров простой замены.

В XV веке появляется книга «Трактат о шифрах», написанная Габриелем де Левиндой — секретарем папы Клементия XII, из которой явствует, что криптография в те годы стояла уже на довольно высокой ступени развития. Автор приводит целый ряд щифров, в том числе дает описание шифра пропорциональной замены, в котором каждой букве ставится в соответствие несколько числовых или значковых значений пропорционально частоте встречаемости буквы в открытом тексте. Кроме того, предлагается заменить имена, названия должностей, географические наименования условными группами. В этот же период в Милане был предложен шифр, получивший название «миланский ключ», который представляет собой значковый шифр пропорциональной замены, где гласным буквам ставилось в соответствие пять знаков шифруемого алфавита.

В 1466 году известный философ, живописец, архитектор Леон Альберти также представил в папскую канцелярию трактат о шифрах. Этот труд явился этапным в развитии криптографической мысли. В нем дается анализ повторяемости букв и обсуждаются пути предотвращения раскрытия шифров, рассматриваются различные системы шифров, такие как замена букв, их перестановка в словах, расстановка точек под буквами маскировочного текста. Работу свою автор завершает собственным шифром, который он назвал «шифром, достойным королей» и который, по его мнению, был недешифруем. Это шифровальный диск, положивший начало целой серии так называемых многоалфавитных шифров.

Шифровальный диск представляет собой пару полудисков: внешний — неподвижный, на котором выписаны буквы алфавита в их обычной последовательности, и внутренний — подвижный, где буквы даны с некоторой перестановкой. Шифровать следовало так: буквам открытого текста на внешнем диске ставились в соответствие буквы шифрованного текста на внутреннем диске. После шифрования нескольких слов внутренний диск сдвигался на один шаг. Секретность переписки обеспечивалась ключом — начальным угловым положением внутреннего диска. Поскольку с каждым новым угловым положением внутреннего диска вступает в действие новый шифралфавит, то это и есть многоалфавитный шифр.

Позднее Альберти изобрел код с перешифровкой. Для этого на внешний диск он вписал цифры от 1 до 4, составил из этих цифр упорядоченные наборы по две, три и четыре цифры и использовал их в качестве кодовых групп небольшого кода на 336 величин. Числа шифровались на диске как буквы открытого текста. Изобретение Альберти намного опередило свое время. Главные державы мира стали применять код с перешифровкой лишь спустя четыре столетия.

В XV веке в Европе широкое распространение получили так называемые диаграмматические шифры. Зашифрованные ими послания легко скрывались в картинах, картах и т. п. С помощью таких шифров текст изображался в виде геометрических фигур (точек, прямых и изогнутых линий, треугольников и т. д.). К этим шифрам примыкают шифры простой замены, в которых буквы алфавита расположены в различных геометрических фигурах.

В то время как в Италии, Франции, Испании криптография быстро развивалась, во многих государствах Европы она не продвигалась дальше «шифра Цезаря». Связано это прежде всего со строжайшей тайной, которая всегда сопровождала криптографическую деятельность.

В XV веке в некоторых государствах Европы вместо шифров стали использоваться так называемые жаргонные коды. В основном их применяли послы, постоянно проживавшие, согласно введенным законам, в том или ином государстве. К применению жаргонных кодов их вынуждало то отношение, которое проявлялось в то время к шифрованной переписке: одно обнаружение написанных тайнописью посланий могло привести к дипломатическому скандалу. Поэтому в случае необходимости послать секретное сообщение посол составлял письмо совершенно невинного содержания, а его секретарь писал второе письмо на имя какого-нибудь «друга» или «знакомого», в котором все продиктованные послом секретные сведения передавались в аллегорической форме. Так, например, французский посол в России с помощью своего секретаря-мехоторговца послал в Париж письмо такого содержания: «Волчий мех сейчас очень моден в Петербурге, Я слышал, что герр Еммерих из Германии послал заказ на 30 тыс. кротовых шкурок, хотя его денежное положение неважное. Интересно, где он возьмет деньги на их оплату». Согласно имевшемуся и у этого посла, и в Париже жаргонному коду, «волком» здесь называется австрийский посол, «кротовым мехом» — английские войска и т. д. Письмо в Париже было расшифровано так: «Россия и Австрия собираются заключить союз; ходят слухи, что прусский король попросил у Англии 30 тыс. солдат, но что он испытывает трудности в связи с их получением, так как у него нет денег».

Жаргонные коды широко применялись в Англии, Голландии, Дании, некоторых других государствах Северной Европы. Свое развитие они получили от воровского жаргона, распространившегося в то время в Англии, и от разговорной формы иносказания — эвфемизма, принятого в высшем свете. В XV веке в Англии был даже учрежден специальный орган, занимавшийся изучением воровского жаргона и составлением специальных жаргонных кодов для дипломатических и торговых представителей.

В это же время в качестве одного из способов передачи секретных сообщений начинает использоваться трафарет-решетка, впервые примененная неким Флейснером: в некоторые места письма невинного содержания, определенные вырезами в особом трафарете-решетке, вписывались слова секретного сообщения.

В XVI столетии наблюдается быстрое развитие шифровального дела. К этому времени почти все государства Европы начали применять сложные системы шифров, широкое распространение получили шифры пропорциональной замены.

Быстро развивалось в этот период и искусство дешифрования. Дешифровальные службы тогда еще созданы не были, и дешифрованием занимались отдельные люди, в некоторых случаях это были видные ученые и политические деятели. Помимо работы дешифровальщиков, вызванной необходимостью читать дипломатическую и другую секретную переписку, практика дешифрования становилась для некоторых образованных людей своего рода развлечением и забавой.

В 1518 году в развитии криптографии был сделан еще один шаг вперед. Этому способствовало появление в Германии первой печатной книги, посвященной тайнописи, которая носила название «Полиграфия». Ее автором был Иоганнес Третемий — аббат, настоятель монастыря в Вюрцбурге, автор множества теологических сочинений. В этой книге дается описание шифра, названного автором «Аве Мария». В шифре каждой букве соответствует слово духовного содержания, например букве «А» — слово «Бог». Тогда любому открытому тексту соответствует текст духовного содержания. Кроме того, Третемий в своей книге развил идею многоалфавитного шифра, введя квадратную таблицу, состоявшую из алфавита, сдвинутого на один шаг, алфавита, сдвинутого на два шага и т. д.

Следующая ступень в развитии криптографии связана с именем Джованни Беллазо, который в своей небольшой книге «Шифр сеньора Беллазо», вышедшей в Италии в 1553 году, предложил использовать для многоалфавитного шифра легко запоминающийся ключ. Автор назвал его «паролем». Пароль выписывается над открытым текстом, буква, стоящая над буквой открытого текста, означает номер алфавита (т. е. номер строки в таблице замены), по которому осуществляется замена. При этом автор отмечал, что разных корреспондентов можно снабжать различными паролями, и если пароль оказывался украденным, то его можно было заменить.

В начале XVI века криптограф папы римского Матео Ардженти изобрел буквенный код — самый сложный шифр замены, в котором буквы, слоги, слова и целые фразы заменялись группами букв. Необходимым количеством словарных величин в коде в то время считалось 1200. Числами словарные величины в коде стали обозначаться с 1586 года. Это изобретение приписывается Триентеру Копцилю.

В 1563 году итальянский естествоиспытатель, член научного общества, в которое входил Галилей, автор многих научных трудов и литературных произведений Джованни де ла Порта опубликовал книгу «О тайной переписке». В ней имеются разделы о древних шифрах, о шифрах современных, дается их анализ, описываются лингвистические особенности в раскрытии шифров.

Среди «современных» систем в книге был впервые представлен биграммный шифр, в котором две буквы обозначены единым символом, де ля Порта привел классификацию шифров (шифры, связанные с изменением порядка, формы, значения букв), описал различные системы шифров, привел примеры раскрытия шифров простой замены, если в шифрованном тексте нет разделения на слова. Кроме того, рассуждая о дешифровании, до ля Порта привел списки слов, наиболее вероятных для текстов любовного содержания и для военных текстов.

В своей книге де ля Порта предложил новую систему шифра периодической лозунговой замены. В применении к русскому языку он выглядел так:

1. А а б в г д е ж з и й к л м н о п

Б р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я

2. В а б в г д е ж з и й к л м н о п Г с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я р  

А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я

 

А а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я

Б б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а

В в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б

Г г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в

Д д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г

Е е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д

Ж ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е

З з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж

Й й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и К к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й Л л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к

Адама

8 и въ новыи Адамъ облечеся,

9 еже есть Христосъ.

— — — — — — — — —

10 Мы же рцъмъ къ неи:

11 радуися, руское познанье къ богу,

12 начатокъ примирению быхомъ.

13 Си первое вниде въ царство небесное отъ Руси,

14 аки началницю сию бо хвалят рустии сынове,

15 ибо по смерти моляше бога за Русь.

 

В состав Похвалы включается также «строфа», помещенная в «Повести временных лет» под 6463 (955) годом:

16 Си бо отъ вьзраста блаженая Ольга искаше мудростью все въ свътъ семъ,

17 налъзе бисеръ многоцъньныхъ,

18 еже есть Христосъ.

— — — — — — — — —

Реконструкция акростишного чтения в Похвале княгине Ольге такова: «Сиаи сиане сие мрна сиаи сине», т. е.: «Сияй, сиянье сие мирно, сияй, сыне» [6].

Русский акростих, переживший свой расцвет в разнообразных краегранесиях монаха Германа, справщика Савватия, Симеона Полоцкого, Кариона Истомина, Мих. Собакина и многих других стихотворцев ХVII — начала ХVIII в., был еще весьма распространен и в 20-е годы ХХ века в творчестве В. Брюсова, Н. Гумилева, С. Городецкого и других известных поэтов «серебряного века».

 


Глава вторая

НАЧАЛО

Дипломатическая тайнопись

 

Долгое время государственная тайнопись в трудах отечественных ученых, в той или иной степени изучавших ее, именовалась «дипломатической тайнописью». Впервые термин «дипломатическая тайнопись» был введен А. Н. Поповым, который в 1853 г. опубликовал работу «Дипломатическая тайнопись времен царя Алексея Михайловича с дополнением к ней» [1]. Следом за А. Н. Поповым и другие исследователи русской тайнописи стали называть переписку при российском дворе «дипломатическим тайнописанием», а шифры, которыми она велась, «дипломатическими». Следует, однако, отметить, что тайная дипломатическая переписка составляла лишь часть, правда, большую шифрованной переписки при дворе, которая наряду с дипломатическими, касалась военных вопросов, а также внутригосударственных дел. Но именно в области дипломатии, с присущими ей специфическими чертами и свойствами, в России почти на протяжении двух столетий проходило основное становление криптографии как государственно-значимого дела. Политическая борьба, политическая игра — словом, ведение «большой политики» немыслимо без соблюдения государственной тайны.

Появление в России первых специалистов-тайнописчиков, находящихся на государственной службе, следует отнести к 1549 г., к моменту образования Посольского приказа, осуществлявшего общее руководство внешней политикой страны. Кроме того, Приказ ведал выкупом и обменом пленными, управлял рядом территорий на Юго-Востоке страны и некоторыми категориями служилых людей. Вся эта деятельность с необходимостью требовала осуществления довольно интенсивной шифрованной переписки. На службе в Посольском приказе и находились лица, создававшие шифры или, как их называли тогда, «цифири», «цифры» или «азбуки».

Во времена царствования Ивана IV Грозного (1530—1584) осуществлялись крупные дипломатические и военные акции — покорение Казанского и Астраханского ханств, Ливонская война, установление торговых связей с Англией и некоторыми другими государствами, присоединение Сибири. Все это, естественно, оказало влияние на дальнейшее становление тайнописного дела.

В наказе царя Федора Иоанновича (1557—1598) — сына Ивана Грозного, — данном в 1589 г. послу Николаю Воркачу, ему поручалось «писать письма мудрою азбукою, чтоб оприч Царского величества никто не разумел». В предписываемой ему для письма азбуке каждая буква заменялась своим причудливым знаком.

С конца ХVI в. русские посланники за рубежом получают шифры в виде таблиц замены или «на память», — т. е. задание «вытвердить гораздо памятно» дипломатический шифр.

С ХVII в. в государстве организуется своя заграничная почта, дипломатическая переписка начинает переправляться не только через курьеров, но и по почте.

С началом правления Романовых (1613г.) укрепляются основы феодального строя. В 1619 г. из польского плена возвращается отец царя Михаила Федор, постриженный Борисом Годуновым в монахи под именем Филарета. Еще при Лжедмитрии II он был наречен патриархом, теперь к этому был добавлен титул «великого государя». Больной и малоспособный царь Михаил предоставил отцу управление страной (до 1633 г., а затем боярам). Филарет соединил в своих руках верховную, светскую и духовную власть. Он лично заведовал иностранными делами и сам разрабатывал тайные азбуки. Используемые в это время шифры были, естественно, самого простейшего вида — простые замены и простейшие перестановки. Так, известно, что русский посол в Грузии К. П. Савин в 1597—1598 гг. употреблял шифр перестановки, при котором текст сообщения (мы будем в дальнейшем называть его открытым текстом) разбивался на слоги и осуществлялась перестановка букв в слогах.

При усилении центральной власти в годы правления царя Алексея Михайловича (1629—1676) шифры получают более широкое распространение. Сам царь, человек весьма образованный для своего времени, лично также использовал шифры и в своей частной переписке. Послы и резиденты всегда снабжались шифрами. Известен, например, такой факт. В 1673 г. резидентом в Речь Посполитую был назначен полковник В. М. Тяпкин. По дороге в Вильно его догнал царский гонец и вручил ему «знаки тайнописи и повеление царское пользоваться ими для донесений».

В государственной криптографии получают развитие и некоторые другие способы тайнописи, известные по древним русским рукописям, например, такие, как «мудрая литорея». Этим способом, в частности, зашифрован текст, отлитый на большом колоколе Саввино-Сторожевского монастыря под Звенигородом. Зашифрование текста, по предположению ученых, произвел сам царь Алексей Михайлович. Дешифрован он был филологами М. Ф. Калайдовичем, А. И. Ермолаевым, князем П. П. Лопухиным и ротмистром М. С. Суридиным. А. И. Ермолаев по поводу этого обстоятельства высказался так: «Сия надпись во многих отношениях достойна особенного внимания. Представляя нам любопытный образец русской тайнописи (стеганографии) ХVII века, она доказывает, что в России в старину шифры были пригодны не для одних дипломатических переписок или для внесения в книги разных обстоятельств, которые затейливые люди того времени ухитрялись сделать непонятными для многих из своих современников, долженствовавших быть видимыми народом...».

 

 

Первые организаторы и руководители криптографической службы России.

 

И все же первым из российских государей, который предельно ясно осознал важность шифрования депеш и развития шифровального дела для обеспечения безопасности государства, был Петр I Великий (1672—1725). Эпоха его правления характеризуется усилением Российского государства, всех его управленческих структур, а также структур исполнительной власти. Петр Великий осуществил ряд важнейших преобразований: организацию мануфактур, строительство горных и оружейных заводов, развитие торговли, включая межгосударственную, создание Сената — высшего органа власти по делам законодательства и государственного управления, создание коллегий. Для удобства управления страной он разделил ее на губернии, организовал строительство флота, крепостей, каналов, возвел новую столицу — Петербург. Он открыл учебные заведения, Академию наук, ввел практику посылки молодых дворян для учебы за границу, приглашение иностранных ученых и специалистов для работы в России. Все эти реформы и преобразования привели к усилению внешнеполитической деятельности государства, развитию экономики и науки в стране, что способствовало становлению и последующему развитию криптографической деятельности России на государственном уровне.

Уже в самом начале ХVIII в. Петром Великим была учреждена Походная посольская канцелярия, сосредоточившая в своем ведении важнейшую политическую переписку. Создание ее было вызвано частыми поездками Петра. Походная канцелярия являлась преимущественно личной канцелярией императора, откуда исходили его важнейшие распоряжения по все отраслям управления. Сюда стекались на его решение дела из всех ведомств. Но главной ее функцией было ведение дипломатических дел, почему и к названию ее прибавлялось слово «посольская».

Первое определенное упоминание в документах о Походной канцелярии относится к 1702 г. В это время царь отправился «в поход» в Архангельск. В поездке его сопровождал и начальник продолжавшего существовать Посольского приказа, первый министр Ф. А. Головин. Несмотря на то, что все государственные дела продолжали проходить через Посольский приказ, а «печатанье государственной печатью грамот» должно было далее находиться под контролем бояр, «которым Москва приказала», наиболее важные дела уже решались в Архангельске у Петра Великого. Туда же, в место пребывания царя и его первого министра, был перенесен и центр управления иностранной частью Приказа. В 1705 г. в Походной канцелярии уже присутствуют: тайный секретарь (П. П. Шафиров), два переводчика, два подьячих малороссийского приказа, «да по вся годы посылаются в Свейский (шведский — Т. С.) поход старый подъячий Василий Степанов и три молодых».

К 1710 г. Походная посольская канцелярия окончательно обосновывается в Петербурге и из временного учреждения обращается в постоянное, причем с 1709 г. ее называют просто Посольской канцелярией. Именно здесь теперь сосредоточивается вся работа по зашифрованию и расшифрованию переписки Петра и его приближенных с различными корреспондентами, а также по созданию шифров и рекомендаций по их использованию.

В период между 1710 и 1718 гг. эта Канцелярия становится главным органом внешних сношений России. Компетенция ее расширяется в ущерб оставшемуся в Москве Посольскому приказу. Растет личный состав Канцелярии. В 1709 г. граф Г. И. Головкин, заступивший место Ф. А. Головина, назначается государственным канцлером, а П. П. Шафиров — вице-канцлером. Именно эти первые лица государства руководят деятельностью постепенно обретающей опыт криптографической службы. Канцлер и вице-канцлер дают указания о создании новых шифров, замене устаревших, по обеспечению шифрами корреспондентов — дипломатов, военачальников, других государственных деятелей. Непосредственно им докладываются отчеты о создании новых шифров, о добыче шифров иностранных. Руководство криптографической службой со стороны канцлера и вице-канцлера вошло в традицию в России, которая сохранялась почти на протяжении полутора веков.

Имена первых руководителей криптографической службы России мало знакомы современному читателю. Между тем все эти люди были выдающимися государственными деятелями, чьи труды на благо Отечества по достоинству ценили современники. Именно их самоотверженное служение государственным интересам позволило Петру Великому выделить этих своих сподвижников среди прочих и поставить на самый верх государственной иерархической лестницы.

Указом от 18 февраля 1700 г. во главе Посольского приказа и принадлежавших к нему приказов был официально поставлен выдающийся деятель и дипломат раннего периода петровского времени Федор Алексеевич Головин (1650—1706). Он сменил здесь думного дьяка Е. И. Украинцева, который в 1699 г. был отправлен послом в Константинополь на русском корабле, впервые явившемся в водах Босфора. При своем назначении Головин получил звание «начального президента государственной посольской канцелярии». Как генерал-адмирал Головин одновременно управлял флотом, возглавлял оружейную палату, монетный двор, малороссийский приказ. Кроме личного участия в переговорах с иностранными государствами и заключения договоров с ними, Головин руководил деятельностью русских послов за границей, оказывал большое влияние на внешнюю политику России в период Северной войны. Под непосредственным наблюдением Головина работало цифирное отделение.

Знатность рода, образованность, недюжинные способности помогли ему занять высший государственный пост. Ф. А. Головин приобрел известность в 1689 г. заключением Нерчинского договора с Китаем. Под Азовом мы видим его в чине генерала наряду с иностранными сотрудниками царя Лефортом и Гордоном. В 1697 г. Головин был уже одним из ближайших сподвижников Петра I, пользовался его большим доверием и расположением. Впервые отправляясь за границу, царь назначил его вторым после Лефорта полномочным послом со званием «генерала, воинского комиссария и наместника сибирского». После смерти Лефорта Головин получил звание генерал-адмирала, в тот же период при учреждении 10 марта 1699 г. ордена Св. Андрея Первозванного, он был пожалован первым его кавалером. 16 ноября 1702 г. первым из русских получил графское Римской империи достоинство. Умер Ф. А. Головин 2 августа 1706 г. на пути в Киев, в Глухове. О смерти его Петр I так извещал Ф. М. Апраксина: «Сей недели господин адмирал и друг наш от сего света отсечен смертью в Глухове; того ради извольте которые приказы (кроме Посольского) он ведал, присмотреть и деньги и прочия вещи запечатать по указу. Сие возвещает печали исполненный Петр».

Преемником Ф. А. Головина стал Гавриил Иванович Головкин (1660—1734). Являясь родственником Петра I по материнской линии, Головкин начал свою службу при дворе с детства. Получив в шестнадцать лет звание постельничего,он носил его до назначения канцлером. Головкин принимал активное участие в борьбе за власть на стороне Нарышкиных, после падения царевны Софьи (1689г.) он ведал Казенным двором. В начале Северной войны Головкин находился при царе и исполнял самые важные его поручения, руководил внешней политикой России. 17 мая 1703 г., на следующий день после основания Петебурга, Головкин стал кавалером ордена Св. Андрея Первозванного. В 1706 г. он возглавил Посольский приказ, 1 мая 1707 г. Петр пожаловал его графским достоинством.

По случаю Полтавской победы Петр I указом, подписанным 16 июля 1709 г. в местечке Решетиловке близ Полтавы, назначил графа Г. И. Головкина канцлером. По этому же указу он занял место президента вновь образованной Коллегии иностранных дел. С учреждением коллегий (1718 г.) Головкин был назначен президентом Коллегии иностранных дел.

Граф Головкин смог удержаться у власти при всех переменах, которые последовали за смертью Петра Великого, и сохранил до конца своих дней звание канцлера. С учреждением Верховного тайного совета он был назначен одним из его членов и примкнул к партии А. Д. Меншикова. При вступлении Анны Иоанновны на престол он поддержал ее и тем сохранил свое положение при дворе. С учреждением кабинета он был сделан членом его и сенатором. Умер Г. И. Головкин 20 января 1734 г.

Петр Павлович Шафиров (1669—1739) начал свою службу в 1691 г., сопровождал Петра I в его заграничной поездке и в 1703 г. назначен был «тайным секретарем» при Походной посольской канцелярии, где переводчиком работал его отец. Знания П. П. Шафирова в иностранной политике, постоянная близость к царю помогли ему приобрести то значение, на которое он по рождению не мог расчитывать. После смерти Ф. А. Головина, 23 сентября 1706 г. П. П. Шафиров был назначен в помощь Г. И. Головкину. Одним указом с Головкиным 16 июля 1709 г. Шафиров назначается Петром I подканцлером с чином тайного советника. По указу он занял место вице-канцлера вновь образованной Коллегии иностранных дел. 30 мая 1710 г. Шафиров получил баронское достоинство, в 1711 г. он вел переговоры с турками во время Прутского похода, затем в 1712 г. в Константинополе, где был посажен в тюрьму, но по освобождении успешно заключил договор с Турцией 13 июня 1713 г. Возвратившись в Россию, Шафиров сыграл большую роль в восстановлении и расширении Северного союза, участвовал в заключении Амстердамского договора 1717 г. с Францией. Эта плодотворная деятельность Шафирова вскоре была прервана вследствие столкновений его с канцлером Головкиным и обер-прокурором Сената Скорняковым-Писаревым. Взаимные отношения двух министров царя, Головкина и Шафирова, никогда не были дружественными. Возможно, этому способствовала не только сословная неприязнь, но и различие их характеров. Осторожный, сухой и скупой Головкин был полной противоположностью щедрому, часто несдержанному в обращении Шафирову. Даже в наружности они были контрастны: Головкин высок и очень худ, а Шафиров при очень маленьком росте едва мог двигаться от полноты.

Уже в 1712 г. Шафиров, находясь в Турции, обвинял канцлера в недоброжелательном к нему отношении. В 1719 г. отношения обоих настолько обострились, что привели к открытой ссоре. 19 мая 1719 г. на заседании Коллегии канцлер предложил, чтобы по именному указу царя дела слушались, решались и подписывались всеми членами Коллегии. Шафиров возразил на это, что с присутствующими членами подписывать не будет, причем асессора Курбатова назвал креатурой канцлера. Затем он сказал: «Я с ушниками и бездельниками дел не хочу делать», в сердцах встал и вышел вон, но, остановившись в дверях, закричал канцлеру: «Что ты мнишь и ставишь себя высоко? Я и сам такой же». Канцлер ему отвечал: «Как ты моей старости не устыдишься такими словами мне кричать!» Несдержанный характер Шафирова вызвал другое резкое столкновение его с обер-прокурором Сената. Осенью 1722 г. на заседании Сената, когда царь был в Персидском походе, Шафиров назвал Скорнякова-Писарева вором и грозил убить его и графа Головкина. В 1723 г. Шафиров был обвинен в крупных хищениях и злоупотреблениях по службе. Петр I по возвращении в Петербург созвал «вышний суд», который осудил Шафирова на смертную казнь. 15 февраля 1723 г. его возвели на эшафот, однако казнь была заменена ссылкой в Сибирь. Петр освободил своего бывшего подканцлера и от этого наказания, сослав его в Новгород, где он жил под самым строгим надзором. В ссылке Шафиров оставался недолго: Екатерина I вернула его в марте 1725 г. в Москву, милостиво приняла и назначила президентом Коммерц-коллегии, но прежнего влияния он уже не преобрел. Год спустя Шафиров был своим заклятым врагом Меншиковым командирован в Архангельск для надзора за китовым промыслом, но остался в Москве под предлогом болезни. При Анне Иоанновне в августе 1730 г. он был отправлен в Гилян, а в марте 1737 г. назначен полномочным послом на Немировском конгрессе. Умер П. П. Шафиров 1 марта 1739 г.

 

 

Корреспонденты шифрованной связи

 

В условиях напряженной деятельности правительства, вызванной реформами, Северной войной и войной со Швецией, от Посольского приказа, Посольской канцелярии, а затем и Коллегии иностранных дел потребовались «новые орудия действия», которые создавались под руководством Головкина и Шафирова. Важнейшим шагом в этом направлении явилось установление постоянных русских миссий за границей и западно-европейских в России. Это обстоятельство ясно осозналось уже после первой поездки Петра за границу. В 1701 г. Россия имела шесть постоянных миссий в Западной Европе (в Польше, Голландии, Швеции, Дании, Австрии и Турции). В 1719 г. кроме этих уже были миссии во Франции (барон Шлейниц), в Пруссии (граф А. Г. Головкин), в Англии (резидент Ф. Веселовский), в Меклебурге (М. Салтыков), в Гамбурге (резидент Беттигер), в Венеции (агент П. Беклемишев), в Курляндии (генерал-комиссар П. М. Бестужев), наконец, в Бухаре (агент Флорио Беневени). Можно сказать, что это были первые корреспонденты первых внешних шифрованных сетей связи России. Все они обязательно имели шифры для переписки с царем и Посольской канцелярией. Кроме упомянутых миссий, постоянных или чрезвычайных, Россия имела за границей еще специальных агентов «для предостережения интересов Его Царского Величества», как указывалось в официальном документе. Это были первые российские консулы, причем все они были из иностранцев. В 1707 г. мы встречаем только одного такого агента Иоганна фон дер Бурга в Амстердаме. В 1719 г. их было уже несколько: три в Голландии, по одному во Париже, Вене, Антверпене и Люттихе. Со всеми этими лицами организовывалась также тайная шифрованная переписка. Одновременно с увеличением числа русских миссий за границей росло число иностранных миссий в России.

В декабре 1712 г. Петр I сделал первые предварительные распоряжения об учреждении коллегий, и в том числе Коллегии иностранных дел. В 1716 г. в Посольской канцелярии был установлен коллегиальный порядок решения дел. Дело в том, что в начале ХVIII в. Посольская канцелярия не имела права рассматривать важнейшие политические дела, поскольку это право принадлежало Сенату. Члены Сената — «господа тайные советники» — обычно на своих заседаниях слушали изготовленные в Посольской канцелярии рескрипты русским представителям за границей. Тайные советники собирались иногда в присутствии царя в доме канцлера «на конференцию» о наиболее серьезных вопросах иностранной политики. Окончательное устройство Коллегии иностранных дел последовало в 1720 г. 13 февраля царь прислал канцлеру графу Головкину подписанное и скрепленное резолюцией «быть по сему» «Определение Коллегии иностранных дел». Это «Определение» преследовало две цели: установить личный состав Коллегии с распределением между ним подлежащих ее ведению дел, и указать обязанности ее главных должностных лиц. На первом месте поставлены президент и вице-президент: канцлер граф Головкин и вице-канцлер барон Шафиров. «Когда важные дела,— написано далее в «Определении» рукой Петра I,— то призывать всех или несколько, по качеству дела, тайных советников действительных, и от всех надлежит быть совету на письме, и потом докладывать о решении».

После президента и вице-президента «Определение» касается канцелярии советников. На эту должность назначены были два лица: Андрей Остерман (будущий вице-канцлер) и Василий Степанов, притом первый со званием тайного канцелярии советника. Обязанности их заключались в составлении наиболее важных грамот к иностранным государям, рескриптов к русским министрам за границей, деклараций и резолюций, в надзоре за исполнением дел, поручаемых секретарям. Секретари по «Определению» ведали отделами или, как их называли, «экспедициями» Коллегии. Секретарями являлись И. Веселовский, П. Голембовский, Флорио Беневени и др. Для нас особый интерес представляет Первая экспедиция (иностранные дела на русском языке), секретари которой, а их было два, заведовали приемом и отправкой иностранных представителей в России и русских за границей, всей перепиской с последними.

Становлению криптографии в этот период способствовало также развитие печатного дела. При Петре Великом начала выходить газета «Ведомости», был введен гражданский шрифт, продолжалась деятельность по переводу, а впоследствии изданию астрономических календарей. Увлечение астрологией, переводы и издание астрологических календарей, календарей-альманахов (в том числе широко известного Брюсова календаря) способствовали оживлению интереса к естественным наукам и, в первую очередь, к астрологии, медицине, физико-математическим наукам. Кстати, переводил календари в Посольском приказе еще в конце ХVII в. П. П. Шафиров. Им, в частности, переведен календарь с предсказаниями, озаглавленный так: «Математических хитростных тонкостей календарь на 1697 лето от Р. Х. Сочинен впервые от Павла Генкена, математического художника... письменного и сочинительного мастера графа Букстегуда. А переведен с немецкого языка на славянский в государственном Посольском приказе переводчиком Петром Шафировым в нынешнем 205 (1697) г. в ноябре месяце» [2].

 


Глава третья

СЕКРЕТНАЯ ПЕРЕПИСКА В ПЕТРОВСКУЮ ЭПОХУ.

Виды шифров.

Внимание исследователей неоднократно привлекалось к шифрованной переписке в России петровского времени. Уже непосредственно с конца ХVIII в. стали появляться в печати публикации шифрованных текстов и шифров — так называемых «цифирных азбук» или «ключей» к тайному письму.

Первым, кто опубликовал в конце ХVIII в. шифр, который использовался внутри страны для переписки правительства с наместниками и военачальниками о Булавине и восстании на Дону, был И. И. Голиков [1]. К. Я. Тромонин поместил в «Достопамятностях Москвы» в первой половине ХIХ в. шифрованное письмо 1711 г. Петра Великого к бригадиру П. И. Яковлеву [2]. М. П. Погодин напечатал в «Москвитянине» три шифрованных письма Петра к бригадиру Ф. Н. Балку и приложил шифр для них. В «Материалах для истории Гангутской операции» напечатаны расшифрованные письма и четыре шифра 1713—1714 гг. [3]. Наиболее полно шифрованная переписка петровской эпохи представлена в многотомном издании «Письма и бумаги императора Петра Великого» (1887—1956), редакторами которого были А. Ф. и И. А. Бычковы. На этом труде, который мы для краткости в дальнейшем будем называть «Письма и бумаги» хотелось бы остановиться особо.

Академик Иван Афанасьевич Бычков неизменно работал над изданием источников эпохи Петра Великого с начала 80-х гг. ХIХ века. Вначале он проводил эту работу под руководством своего отца — академика А. Ф. Бычкова, а после смерти последнего в 1899 г. продолжил ее самостоятельно. Издание было приостановлено в 1918 г., когда к печати готовился уже 2-й выпуск 7-го тома. В последующие годы своей жизни И. А. Бычков не переставал работать над подготовкой к изданию последующих томов «П. и Б.». Издание 2-го выпуска 7-го тома было поставлено в издательский план АН СССР в 1944 г. Принять участие в этой работе И. А. Бычкову не удалось: 23 марта 1944 г. в возрасте 85 лет он скончался, завещав АН СССР собранные им материалы для последующих томов.

С мая 1943 г. в Институте истории была образована специальная группа, сначала под руководством академика Ю. В. Готье, а с сентября 1943 г. — под председательством доктора исторических наук А. И. Андреева, работающая над изучением петровской эпохи. После смерти И. А. Бычкова издание «Писем и бумаг» было поручено Институтом этой группе.

А. Ф. и И. А. Бычковы в своем издании «Писем и бумаг» опубликовали не только расшифрованную ими корреспонденцию, но также и некоторые шифры и зашифрованные письма целиком, если их не удалось прочесть. Заметим, кстати, что такой же материал А. Ф. Бычков поместил в сборнике Русского исторического общества, выпущенном в 1873 г. [4]. Работу Бычковых по опубликованию шифров Петра I продолжил во 2-м выпуске 7-го тома указанного издания А. И. Андреев, но в дальнейшем печатание шифров Петра I в этом издании было приостановлено.

Шифрованная переписка начала ХVIII в. дает богатый материал для наблюдений шифрами, употреблявшимися в России в это время. А. Ф. Бычков в комментариях к своему изданию неоднократно останавливается на вопросах расшифрования наиболее трудных в этом смысле, по его мнению, текстов.

Российские цифирные азбуки и ключи 1700—1720-х гг. представляют собой уже знакомые нам по древнерусским рукописным памятникам шифры замены, где элементы, открытого текста, которые мы в дальнейшем будем называть шифрвеличинами, заменяются условными обозначениями — шифробозначениями. Тексты, подлежащие зашифрованию, писались на русском, французском, немецком и даже греческом языках. В различных шифрах шифрвеличинами выступали отдельные буквы, слова и стандартные выражения. В качестве шифробозначений использовались элементы как правило, специально составлявшихся с этой целью алфавитов, которые могли представлять собой буквы кириллицы, латиницы, других азбук (например глаголицы), цифры, особые значки. Часть из таких значков, имевших порой весьма причудливые очертания, были, как нам кажется, нейтральны по значению, другие же являлись символами, к нашему времени почти совершенно забытыми и известными лишь узкому кругу лиц, а в ту далекую эпоху несли определенную смысловую нагрузку. К этим последним относятся символы планет, одновременно являвшиеся и символами металлов:

В шифрах петровской эпохи употреблялись только индо-арабские цифры, что явилось, вероятно, следствием того, что именно Петром I в начале ХVIII в. была выведена из употребления архаическая буквенная кириллическая нумерация, употреблявшаяся до этого. Реформировал Петр и кириллическое письмо, введя новые виды шрифтов, которые определяют современный облик русской письменности. Однако старые графемы продолжают использоваться в качестве тайнописи.

Употреблялись как шифробозначения и буквенные сочетания. Таким образом в то время в России использовались однобуквенные, двубуквенные, цифровые, буквенно-слоговые шифрзамены.

Первые государственные шифры были шифрами простой или взаимно-однозначной замены, в которых каждой шифрвеличине соответствует только одно шифробозначение, и каждому шифробозначению соответствует одна шифрвеличина.

В российские шифры рассматриваемого периода, как правило, вводятся «пустышки» — шифробозначения, которым не соответствует никакого знака открытого текста. Хотя обычно для этого использовалось всего пять—восемь шифрвеличин в качестве пустышек, очевидно, что введение их в шифртекст, получающийся в результате замены элементов открытого текста шифробозначениями, отражает стремление создателей шифров осмыслить дешифрование шифрпереписки. Эти пустышки разбивают структурные лингвистические связи открытого текста и, в определенной мере, изменяют статистические закономерности, то есть именно те особенности текста, которые используют в первую очередь при дешифровании шифра простой замены. Кроме того, они изменяют длину передаваемого открытого сообщения, что усложняет привязку текста к шифрсообщению. Поэтому, видимо, не случайно, по сведениям Д. Кана, первый такой русский шифр был дешифрован англичанами лишь в 1725 г. Кроме того, в некоторых шифрах щифробозначения-пустышки могли использоваться для зашифрования точек и запятых, содержавшихся в открытом тексте. Как правило, это особо оговаривалось в кратких правилах пользования шифром, которые помещались в этих случаях в шифры.

Внешне шифр Петровской эпохи представляет собой лист бумаги, на котором от руки написана таблица замены: под горизонтально расположенными в алфавитной последовательности буквами кириллической или иной азбуки, соответствующей языку открытого сообщения, подписаны элементы соответствующего шифралфавита. Ниже могут помещаться пустышки, краткие правила пользования, а также небольшой словарь, называвшийся «суплемент» и содержащий некоторое количество слов (имен собственных, географических наименований) или каких-то устойчивых словосочетаний, которые могли активно использоваться в текстах, предназначенных для зашифрования с помощью данного шифра.

Самый ранний из исследованных нами пятидесяти с лишним шифров описанного типа представляет особый интерес.

Это — «цифирная азбука» 1700 г. для переписки Коллегии иностранных дел с российским послом в Константинополе Петром Толстым [5].

Она представляет собой шифр простой замены, в котором кириллической азбуке соответствует специально составленный алфавит. Здесь же имеются две записи. Первая из них: «Список с образцовой цифирной азбуки, какова написана и послана в Турскую землю с послом и стольником с Толстым сими литеры». Вторая особенно интересна: «Такову азбуку азволнил (изволил — Т. С.) во 1700 г. написать своею рукою Великий государь по друго диво еси же». Из этого следует, что автором данной цифири был сам Петр Великий.

Очень похожий шифр для переписки И. А. Толстого с князем В. В. Долгоруким сохранился в подлинном письме Петра князю Долгорукому. Копия с этого шифра воспроизведена А. Ф. Бычковым.

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н

 

О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ

 

Ъ Ы Ъ Ъ Я

 

Приводит А. Ф. Бычков и зашифрованное этим шифром письмо, написанное Петром I собственноручно. Вот его текст:

«Господин маеоръ. Письма ваши до меня дошли, из которых я выразумел, что вы намърены оба полка, то есть Кропотовъ драгунской и пъшей из Кiева, у себя держать, на что отвътствую, что пъшему, ежели опасно пройтить въ Азовъ, то удержите у себя, а конной, не мъшкавъ, конечно отправьте на Таганрогъ. Также является изъ вашихъ писемъ нъкоторая медленiе, что намъ не зело прiятна, когда дождетесь нашего баталiона и Ингермонланского и Билсова полковъ, тогда тотчас

 

Зашифрованный текст читается так: «Поди къ Черкаскому и, сослався з губернаторомъ азовскимъ, чини немедленно съ Божiею помощiю промыслъ надъ тъми ворами, и которые изъ нихъ есть поиманы, тъхъ вели въшать по украинскимъ городамъ. А когда будешь в Черкаскомъ, тогда добрыхъ обнадежь и чтобъ выбрали атамана доброго человъка; и по совершенiи ономъ, когда пойдешь назадъ, то по Дону лежащие городки такожъ обнадежь, а по Донцу и протчим ръчкамъ лежащiе городки по сей росписи разори и над людми чини по указу».

В Государственном архиве Татарстана находится собственноручное письмо Петра I И. А. Толстому, в котором он, в частности, говорит, что посылает ему цифирь для корреспонденций. Текст письма издавался несколько раз, но А. Ф. Бычков сообщает, что цифирь, которая была послана при этом письме, не сохранилась уже к концу ХIХ в. Бычков воспроизводит ее по изданию Голикова [6].

А Б В Г Д Е Ж З И К Л

ме ли ко ин зе жу ню о пы ра су

М Н О П Р С Т У Ф Х

ти у хи от ца чу ше щи э ъ ы

Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Ь Ю Я

ь Ь ю я ф а бе ва гу ди

Этот шифр имел правила пользования: «Сии слова без разделения и без точек и запятых писать, а вместо точек и запятых и разделения речей вписывать из нижеписанных букв…» Имелся здесь и небольшой словарь с именами некоторых государственных деятелей и наименованиями нескольких воинских подразделений и географическими наименованиями. Это обстоятельство также нашло отражение в правилах пользования, где говорится: «Буде же когда случится писать нижеписанных персон имяна и прочее, то оныя писать такими знаки, какия против каждой отмечено, однакож писать все сплош, нигде не оставливая, а между ими ставить помянутыя буквы, которыя ничего не значат».

Письмо Петра I было такого содержания: «Господин губернатор! Понеже вы уже извъстны о умножении вора Булавина и что оный идет внизъ; того ради, для лучшаго опасения сихъ нужныхъ мъстъ, послали мы къ вамъ полкъ Смоленскiй изъ Киева, и велъли ему на спехъ иттить; а сего поручика нашего господина Пескарского послали къ Вамъ, дабы увъдать подлинно о вашемъ состоянии и нътъ ли какой блазни у васъ межъ солдаты. Также (от чего Боже сохрани, ежели Черкаскъ не удержится) имъешь ли надежду на своихъ солдатъ, о чемъ о всемъ дай немедленно знать чрезъ сего посланного, съ которымъ послана къ вамъ цифирь для корреспонденции къ намъ. Также другой ключъ для корреспонденции съ господиномъ маiоромъ (гвардии Долгорукимъ), который посланъ на тъхъ воровъ съ воинскими людьми, прочее наказано оному посыльному словесно. Piter».

Нами найден другой шифр этого же времени, почти полностью повторяющий утраченную, по свидетельству А. Ф. Бычкова, цифирь 1708 г. [7]. Назовем первый шифр «цифирь А», а второй шифр — «цифирь Б». Отличия в шифробозначениях, соответствующих буквам кирилловской азбуки, отсутствуют совсем, но все же это разные шифры. Их различия сводятся к следующему: в «цифири Б» пустышек на одну больше, здесь же значительно обширнее и «суплемент».

Характер словарных величин, помещаемых в суплемент каждой данной цифры, обычно позволяет судить о том, каким темам могут быть посвящены сообщения, шифруемые с помощью этой цифири. Так, небольшой словарь в «цифири А» содержит величины, связанные с перепиской по восстанию Булавина (Булавин, губернатор Азовский, войсковой атаман и казаки и др.) . И действительно, в приведенном выше письме Петра I, зашифрованном «цифирью А», отражена эта тема. В словарь же «цифири Б» включены величины, характерные для военной переписки и не вообще, а необходимые для переписки о событиях на вполне определенном театре военных действий (графъ Фризъ, Речь Посполитая, князь примасъ, гетманъ Огинский, Сапъга, прусы польские, Литва, Великопольша и др.).

В томе IV «Писем и бумаг» опубликованы тексты белового и чернового писем, писанных собственноручно Петром I по-французски к князю Н. И. Репнину 29 января 1706 г. Частично это письмо было шифрованным. Подлинник не сохранился. Сохранился лишь сделанный у генерала Ренна перевод этого письма, причем у корреспондентов не оказалось ключа для расшифрования письма царя и шифрованные места остались не дешифрованы. В этом виде опубликовали текст письма и издатели «Писем и бумаг». Относительно отсутствия ключей генерал Ренн писал Петру:

«Пресветлейший, державнейший царь, великомилостивейший Государь. Во всепокорность Вашему пресветлому Величеству доношу: вчерашняго дня получил я личбу цифрами чрез посланного от Вашего пресветлого Величества смоленских полков прапорщика, по которой с господином генералом князем Никитой Ивановичем (Репниным — Т. С.) будем вразумляться. Только мое несчастие, что той личбы ключи отосланы в обозе. Благоволи, Ваше пресветлое Величество, приказать прислать ключи, а мы и без ключей покамест, как можно мыслить и по указу Вашего пресветлого Величества поступать будем, также и друг друга покидать не будем...» [8].

Не менее интересным для нас является и блокнот с шифрами, которыми переписывался Петр I [9]. Он представляет собой тетрадь, листы которой скреплены веревкой. Размер тетради 20´16 см. На каждой ее странице записано по одному шифру, всего их шесть: 1) шифр Петра I, который был ему прислан из Коллегии иностранных дел во Францию в 1720 г. для переписки «от двора ко двору»; 2) шифр «для писем к графу Г. и барону П.»; 3) к князю Григорию Федоровичу долгорукому; 4) к князю А. И. Репнину (1715 г.); 5) «азбука, которая была прислана от двора его царского величества при указе №..., а полученная 30 июля 1721 г.»; 6) «азбука цифирная, какову прислал Дмитрий Константинович Кантемир в 1721 г.» Последний шифр с русским алфавитом отличается от предыдущих тем, что в качестве шифробозначений в нем использованы не буквы какого-либо алфавита, а числа.

Рассмотрим еще несколько шифров раннего типа.

«Азбука, данная из государственной коллегии иностранных дел 3 ноября 1721 г. камер-юнкеру Михаилу Бестужеву, отправленному в Швецию» [10], предназначалась для шифрования писем Бестужева к Петру I и в Коллегию иностранных дел. Алфавит в этом шифре русский, простая буквенно-цифирно-значковая замена. Усложнений нет. Эта и многие другие азбуки хранятся в современных им конвертах, на которых имеются надписи о том, для каких целей предназначается данный шифр. Изучение этих надписей позволяет установить, что шифры для переписки с государем или Коллегией иностранных дел в обязательном порядке вручались всем, кто направлялся за границу с государственным поручением. Это могли быть как дипломаты, так и не дипломаты. Например, сохранилась «азбука для переписки с господином бригадиром и от гвардии майором Семеном Салтыковым, который отправлен к его светлости герцегу Мекленбургскому. Дана Салтыкову 1 декабря 1721 г.» [11].

Сохранились и шифры канцлера Г. И. Головкина. Так, шифры, которыми пользовался канцлер в 1721, 1724 и 1726 гг. для переписки с различными государственными деятелями, подшиты в одну тетрадь [12]. У корреспондентов Головкина были первые экземпляры этих шифров, у канцлера — вторые. В эту тетрадь включено 17 шифров. Среди них «Азбука Алексея Гавриловича Головкина», «Азбука князя Бориса Ивановича Куракина», «Азбука Алексея Бестужева», «Азбука губернатора астраханского господина Волынского», «Азбука Флорио Беневени» и др. Все эти шифры построены одинаково, хотя и имеют некоторые особенности. Так, в «Азбуке А. Г. Головкина» русский алфавит, где каждой согласной букве соответствует по одному шифробозначению, а гласной — по два, одно из которых — буква латиницы, а другое двузначное число. Интересно, что в отличие от многих других шифров, эта цифирь написана не в горизонтальных строках, а по вертикали в два столбца. Есть пять пустышек (буквы кириллицы), как помечено: «пустые между слов дабы растановок не знать». Кроме того есть особые, также буквенные обозначения для запятых и точек. Таких обозначений также пять.

«Азбука Алексея Бестужева» имеет десять двузначных цифровых шифробозначений для точек и запятых, в этой же функции в этом шифре выступает число 100. Алфавит в этом шифре — кириллица, шифробозначения — однозначные и двузначные числа и буквы латиницы.

«Азбука Флорио Беневени» не имеет пустышек, для обозначения точек использовались десять двузначных чисел.

В целом можно констатировать, что именно этот тип шифров простой замены был самым распространенным в государственной переписке России, по крайней мере до конца 20-х годов ХVIII столетия.

 

 

Организация шифрованной связи.

 

Итак, документы свидетельствуют, что в петровскую эпоху центром, где создавались шифры, где они вручались или откуда они рассылались корреспондентам, был вначале Посольский приказ, затем Посольская походная канцелярия, а в дальнейшем Первая экспедиция Коллегии иностранных дел. Вся деятельность по изготовлению шифров проводилась под непосредственным руководством самого императора, канцлера и вице-канцлера. Как в будущем в Коллегии иностранных дел, уже в Посольском приказе существовал специальный штат, которому поручалось зашифровывать и расшифровывать переписку. Текст, подлежащий зашифрованию переписывали надлежащим образом дьяки Посольского приказа, а затем переводчики и секретари Коллегии иностранных дел [13]. Они же производили расшифровку писем.

В деловых бумагах нередко употребляется слово «перевод», когда речь идет о расшифрованных письмах, и упоминаются «переводчики» — лица, занимающиеся не только собственно переводом корреспонденции, но и расшифрованием ее. В Посольском приказе, например, переводчиком польских писем являлся Голембовский. Он же «переводил», т. е. расшифровывал, письма, написанные тайнописью, приходившие из Польши. П. П. Шафиров, отсылая Г. И. Головкину письма польских министров, писал: «А цифирь такая, чаю, есть у Голембовского» [14].

Ключ к шифру вручали непосредственно тому лицу, с кем предстояло переписываться. Однако части ключа могли пересылаться с нарочными. Для этого их упаковывали в конверт, который опечатывался несколькими сургучными печатями. На конверте иногда писалось имя нарочного. Так, в 1709 г. Я. В. Полонскому было поручено следить за движением войска старосты бобруйского и не допускать его до соединения с корпусом шведского генерала Крассау. Полонскому вменялось сноситься шифром. «При этом посылаем к Вам ключ, — писал Петр, — и ежели сей посланный здорово с ним поедет, и о том к нам отпиши, дабы мы впредь нужные письма могли тем ключем писать и посылать». Выражения «здорово» — дошло, «невредно» — получено означали, что шифр или письмо дошли благополучно.

Сообщения корреспондентов, полученные Коллегией иностранных дел, просматривались секретарями экспедиции при получении их с почты, написанные шифром разбирались ими или подчиненными им нотариусом-регистратором, канцеляристом и копиистами. После этого секретари были обязаны, если президента и вице-президента в Коллегии не было, посылать эти реляции к ним на дом, а во время заседаний Коллегии о них докладывать, записывать последовавшие на них резолюции и сочинять ответные рескрипты. Эти рескрипты прочитывались на следующем заседании, причем, согласно указу от 5 апреля 1716 г., и черновые их списки, и переписанные набело подписывались всеми членами Коллегии и скреплялись секретарем. Затем текст рескрипта зашифровывался и направлялся в соответствующий адрес с курьером. Вся работа Коллегии была строго регламентирована. Вход в апартаменты Коллегии был строго ограничен служащими там лицами. Инструкция от 11 апреля 1720 г., в которой было установлено устройство Коллегии иностранных дел, заканчивалась предписанием, как хранить государственные печати и цифирные азбуки.

Для сохранения письма в тайне предпринимались предосторожности. Так, письмо Петра I к Огильви от 17 февраля 1706 г. сопровождалось следующей записью: «Февраля в 17 день цыфирью Реновою. А посланы в 22 день; замешкались за тем, что азбуку переписывали и в пуговицу вделывали. Посланы с маером Вейром».

Кроме азбук, полученных из Коллегии иностранных дел, государственные деятели России и сами создавали шифры для своей переписки. Так, например, сохранилась подлинная цифирная азбука, созданная известным поэтом, дипломатом Дмитрием Кантемиром [15]. На азбуке надпись: «Азбука цифирная, какову послал князь Дмитре Костянтинович Кантемир в 1721 г. ». Это такой же, как и описанные выше, шифр простой замены, в котором буквы кириллицы заменяются на цифры и другие буквы кириллицы. Шифр содержит небольшой «суплемент»:

Царское Величество российский государь;

Королевское Величество французский государь;

Султанское Величество турецкий государь;

резидент французский Правоте;

князь Василий Лукич Долгорукий;

князь Антиох Кантемир;

князь Дмитрий Кантемир.

Сохранились некоторые цифирные азбуки, созданные и другими государственными деятелями России. Так, например, на одном из пакетов с шифром написано: «Такова азбука послана от резидента Алексея Бестужева при реляции ево № 88, полученной в Москве октября 8-го дня 1722 г., в которой он доносит, что прежняя пропала» [16]. На самом же шифре надпись: «Азбука в государственную Коллегию иностранных дел из Копенгагена от А. Бестужева отправлена сентября 8/19-го 1722». Сохранилось два экземпляра этого шифра. Очевидно, по приезде в Россию, Бестужев в соответствии с установленным порядком сдал в Коллегию и свой экземпляр ключа.

Сохранилась в Архиве внешней политики России (АВПР) и цифирь, которую сделал и в 2-х экземплярах прислал 9 ноября 1722 г. в Коллегию князь Куракин. Это шифр того же типа, но алфавит — латиница.

Посылались в Коллегию такие азбуки в конвертах, которые опечатывались красными сургучными печатями, уже не государственными, а личными отправителей азбук, как в случаях с Бестужевым и Куракиным.

Пересылали шифры довольно часто, ведь срок их действия был ограничен и вышедшие из действия документы направлялись в Коллегию иностранных дел. Например, в одном из своих писем в Коллегию Иван Неплюев перечислял шифры, ставшие недействительными.

Новые шифры готовились в Коллегии заранее и направлялись адресатам. Но бывали и другие случаи. Так, например, на одном из шифров есть надпись: «Азбука цифирная, присланная от генерала графа Вейсбаха, которою он велел до указа корреспонденцию чинить с господином обершталмейстером, отправленным из Киева в Полшу, генералитету» [17]. А вот другая надпись: «Такова надпись написана по приказу его сиятельства графа Андрея Ивановича (Остермана. — Т. С.) и отослана к его сиятельству на двор секретарем фон Келлерманом апреля 11 дня 1734 года» [18].

С кем же царь и Коллегия иностранных дел вели шифрованную переписку? Постоянно такая переписка осуществлялась с дипломатическими представителями России за границей, в том числе: при венском дворе — П. А. Голицыным, И. Х. Урбихом, П. И. Беклемишевым, А. П. Веселовским; при прусском дворе — с Альбрехтом Литом, а затем с А. Г. Головкиным. Специальные шифры для переписки с русским двором имели: А. А. Матвеев — посол в Англии, Голландии, Австрии; Б. И. Куракин — посол в Риме, Лондоне, Нидерландах, Ганновере, Париже, и многие другие дипломаты, чьи шифры сохранились.

Часто зашифровывались письма коронованных корреспондентов — польского короля Августа II, прусского короля Фридриха, хотя чаще эту переписку вели министры и вельможи союзных государств: саксонскую — И. Ф. Арнштедт, Я. Г. Флеминг, польскую — Ян Шембек, А. Н. Синявский, К. Ф. Шанявский, С. Денгоф, датскую — Юст Юль. Переписка эта касалась вопросов международной политики, заключения союзных договоров и военных вопросов. Шифрованная переписка прусского короля находилась в руках его министра И. Г. Кайзерлинга. Существовала секретная переписка России и Молдавии. Известны шифрованные письма господаря Михаила Раковицы, молдавского «посланца» Георгия Кастриота. Кратковременные дипломатические миссии также сопровождались вручением тайной азбуки лицу, направлявшемуся из России за границу.

Информация, которая содержится в шифрованной переписке государственных деятелей России петровской эпохи, исследовалась Е. П. Подъяпольской [19].

Так, русские послы широко практиковали взаимный обмен информацией, которую пересылали в шифрованном виде.

Матвеев, будучи в Лондоне, переписывался с Урбихом, русским послом в Вене. Куракин переписывался одновременно с несколькими русскими представителями за границей [20]. Г. Ф. Долгорукий и его племянник В. Л. Долгорукий держали друг друга в курсе политики двух союзных с Россией государств — Польши и Дании. Переписка эта шифровалась.

Высший командный состав армии и флота имел шифры для переписки с царем. Известны шифрованные письма Петра I к адмиралу Ф. М. Апраксину, однако сохранилось их немного. Почти все подлинные письма Петра к Апраксиным исчезли (по-видимому, погибли) и дошли до нас только в списках. Шифрованные письма Петра фельдмаршалу Г. Б. Огильви, фельдмаршалу Б. П. Шереметеву, фельдмаршалу-лейтенанту Гольцу и их шифрованные ответы опубликованы в уже упоминавшемся многотомном издании [21].

В своей переписке корреспонденты использовали шифры, предназначенные для шифрования переписки на разных языках. В основном в этот период применялись так называемые русские, немецкие и французские цифири, т. е. шифры, в которых в качестве шифрвеличин представлены буквы, слоги, слова, словосочетания соответственно русские, немецкие, французские. Петр I особенно часто употреблял французские шифры. В одном из писем Огильви жаловался Головкину, что не сумел прочесть присланных распоряжений Петра: «Французские цифирные грамотки нихто читать не может, тако не знаю, что на них ответствовать.. Прошу… до извольте мне на все мои письма ответ учинить немецкою цифирью, ибо той францужкой нихто не разумеет». Такие же жалобы Огильви адресовал и Петру: «…никого здесь нет, который бы французское ваше мог разуметь, понеже Рен ключ от того потерял... Изволте ко мне через цифирь мою писать, чтоб я мог разуметь...» [22].

Петр объяснил, почему он перешел переписке тайнописью с немецкого языка на французский язык: «Французскою азбукою к вам писали для того, что иной не было. А которую вы перво прислали, и та не годна, понеже так, как простое письмо, честь можно. А когда другую прислал, то от тех пор ею, а не французскою к вам пишем. А и французской ключ послан» [23].

Вообще же известно, что Петр не доверял Огильви и прикомандировал к нему А. И. Репнина, который наблюдал за действиями Огильви. В 1707 г. Репнин получил новое задание от Петра, для которого ему был дан особый шифр. «При сем,— писал Петр 28 мая 1707г.,— посылаетца вам азбука особливыми литерами и знаками имян изображенная, против которой изволте в нужное время ради снисения оною азбукою к нам писать» [24].

Через две недели Петр посылает Репнина срочно ехать под Быхов «чинить промысл» над генералом литовских регулярных войск Синицким, перешедшим на сторону Станислава Лещинского. На этот раз Репнину предписывалось взять шифр у Ф. Х. Боура, который уже свыше двух месяцев находился в лагере под Быховом, пытаясь заманить и арестовать Синицкого. Переписка с Боуром шифровалась с помощью немецкого шифра. «Немецкой цифирью» был и шифр в переписке с фельдмаршалом-лейтенантом Гольцем; в издании «Писем и бумаг» она расшифрована только частично [25].

Вручались шифры для тайной переписки и лицам, получавшим специальное военное задание от царя. Наиболее близким лицом Петра I, как известно, был А. Д. Меншиков, которого после Полтавской победы царь возвел в чин генерал-фельдмаршала. Но и до этого Меншиков пользовался почти безграничным влиянием на Петра I. В 1704—1706 гг. Петр назначил его своим официальным заместителем на фронте, что нашло отражение в специальной терминологии. Так, в письмах Петр называл Меншикова «господин мой товарищ». Слово «товарищ», по аналогии с воеводским товарищем, означало в данном случае, как указывает Е. П. Подъяпольская, «заместитель» или «помощник», т. е. Меншиков являлся официальным заместителем царя.

Шифрованная переписка между Петром I и Меншиковым касалась чрезвычайно важных вопросов. Так, Петр I в январе 1708 г. послал Меншикову шифрованное «Рассуждение», которое рассматривалось на военном совете в Вильно 3 февраля и просил Меншикова высказаться по данному вопросу. В другом случае Петр требовал, чтобы Меншиков со своей стороны прислал «Рассуждение» цифирью [26].

Меншиков еще не был генерал-фельдмаршалом, когда шла подготовка к Полтавскому сражению. Однако он получал руководящие «пункты» наравне, а нередко и раньше фельдмаршала Шереметева. «…пункты... отдали мы господину генералу князю Меншикову, — писал Петр Шереметеву из Воронежа 1 апреля 1709 г., — и с тех для ведома... посылаем к вам копию цифирью писанную». «Подтверждаю, дабы вы чинили по тем пунктам, которые с Воронежа вам посланы, а писаны оныя цифирью, а таковыя даны и генералу князю Меншикову» [27].

В переписке Петра I и Меншикова затрагиваются не только важнейшие вопросы военных операций, но также и вопросы внешней политики и дела, касавшиеся царевича Алексея Петровича. Так, была зашифрована часть письма Меншикова к Петру от 29 ноября 1709 г. о поездке царевича в Саксонию.

Меншиков, в свою очередь, переписывался тайной азбукой и с дипломатами (В. Л. и Г. Ф. Долгорукими), и с подчиненными ему лицами — генерал-майором А. Г. Волконским, Р. Х. Боуром, Г. И. Кропотовым и другими. Комендант Полтавы А. С. Келин получил 19 июня 1709 г., т. е. за неделю до Полтавского сражения, шифрованное письмо Петра I, отправленное к нему в шести экземплярах. Царь писал: «Когда сии письма получите, то дайте в наши шанцы сегодня знак, не мешкав, однем великим огнем и пятью пушечными выстрелами рядом… что вы те письма получили» [28]. Таким образом, военная шифрованная корреспонденция сопровождалась еще условной сигнализацией. Сами письма пересылались в полых бомбах, так как осада шведами Полтавы не давала возможности сообщаться иным образом. Через два дня, 21 июня, А. С. Келин сумел дать знать Меншикову в шифрованном письме о наблюдавшейся в Полтаве тревоге в шведском лагере и о перегруппировке войск неприятеля в связи с переходом русской армии на правый берег Ворсклы [29].

Как правило все доверенные лица Петра получали от него вместе с заданиями шифры для переписки. Такими доверенными лицами, кроме А. Д. Меншикова и А. И. Репнина, например, являлись бригадир Г. И. Кропотов, генерал-майор Я. В. Полонский, сержант Преображенского полка, позже поручик флота А. В. Кикин, адъютант Петра А. И. Румянцев, полковник П. И. Яковлев.

Бригадир Кропотов был отправлен в 1709 г. к крепости Каменец-Подольский, находившейся близ молдавской границы. Перед Кропотовым ставилась весьма ответственная задача — не пропустить Карла ХII из Турции в Молдавию, откуда тот предполагал пробраться по горному проходу Кампулунг в Венгрию; вести секретные сношения с молдавским господарем Михаилом Раковицей, стремиться захватить на молдавской границе коронного стражница Стефана Потоцкого — сторонника Лещинского и Карла ХII — и, что особенно важно, попытаться задержать самого Карла ХII. Кропотов был обязан «о вышеописанных делах писать... цифирью». Переписка Кропотова с Меншиковым сохранилась в фонде последнего в ЛОИИ. Почти все письма Кропотова зашифрованы. Точно так же зашифрована переписка Кропотова и находившегося при нем переводчика А. Ботвинкина с М. Раковицей. Молдавский господарь жестоко поплатился за свою борьбу против турецкого гнета и за симпатии к России: он был низложен султаном, брошен в тюрьму и погиб в ней. Кропотов же, оставаясь на молдавской границе, и в 1710 г. продолжал посылать оттуда шифрованные письма.

Петр I использовал опыт генералов-иностранцев, но, не доверяя им, прикомандировал к каждому генералу своих людей из лейб-гвардии. Подобно тому, как к генерал-фельдмаршалу Огильви был приставлен Репнин, сообщавший сведения Петру шифрованными письмами, к генералу Георгу-Густаву Розену был прикомандирован в 1706 г. А. В. Кикин, носивший в то время скромный чин сержанта Преображенского полка. Генерал Розен имел немецкий шифр для переписки, этот же шифр имел и А. В. Кикин.

Торговые агенты, посылавшиеся за границу и получавшие нередко важные дополнительные поручения, имели шифры для письменных сношений. Сохранились азбуки для переписки с С. В. Рагузинским — агентом Рагузы, Венеции, Средней Италии; с Осипом Соловьевым — агентом в Амстердаме, и Ф. С. Салтыковым — морским агентом, известным автором различных проектов.

Переписка, касающаяся важных внутриполитических вопросов также шифровалась. Мы уже писали о том, что специальный шифр был выработан для переписки о восстании на Дону в 1707—1708 гг. Ключ к этому шифру имели: Петр I, зорко следивший за ходом восстания, А. Д. Меншиков — командующий кавалерией, адмирал Ф. М. Апраксин, который вел строительство гаваней и флота на юге России, где развивалось восстание, подполковник Преображенского полка В. В. Долгорукий, назначенный начальником всех вооруженных сил, выставленных против повстанцев, и азовский губернатор И. А. Толстой, на вверенной которому территории находился оплот от турецкой опасности — Азовская крепость, закладывались, строились новые крепости и гавани, сооружался молодой карабельныя флот, причем всем этим начинаниям угрожало быстро ширившееся крестьянско-казацкое восстание. Восстание росло. Против булавинцев на Дон были направлены гвардейцы, в том числе и Г. И. Кропотов. Меншиков писал ему: «...между тем временем как к нам, так и к господину маеору Долгорукому писать с нарочными курьерами, которых хотя шпигами или под видом переметчиков сквозь воровские войска посылать, ежели каким иным способом послать будет невозможно, и такие с ними письма писать цифирью» [30].

Секретная переписка, для которой имелись особые шифры, велась с администраторами пограничных районов и губерний — с киевским губернатором Д. М. Голицыным, с обер-комендантом Нарвы К. А. Нарышкиным.

В 1711 г. для внутреннего управления государством был создан Сенат. Очень скоро после этого Петр I начинает шифровать свои письма Сенату. Зашифрованные части этих писем обычно касались военных вопросов [31].

Таким образом, можно сказать, что правительственная, общегосударственная шифрованная переписка в петровскую эпоху активно велась в области внешней политики и дипломатии, в военной деятельности, в области решения внутриполитических вопросов.

Один и тот же шифр без изменения использовали в разное время для переписки с различными лицами. Так, например, шифр, которым Петр I переписывался с Ф. Н. Балком в 1710—1711 гг., был дан позднее Д. М. Голицыну, в 1720 г. — князю Борису Мещерскому. В 1715 г. шифр, которым до того переписывался П. П. Шафиров, был принят для переписки Г. И. Головкина и П. И. Ягужинского, а в 1716 г. его получил П. И. Беклемишев. Один и тот же шифр использовался в разное время и для переписки Коллегии с Я. В. Полонским, Н. Ю. Ифлантом, С. В. Рагузинским, С. Г. Нарышкиным. Подобное использование одних и тех же шифров, сданных ранее в Коллегию иностранных дел, практиковалось на протяжении всего ХVIII столетия.

 


 

Глава четвертая

ДЕЛО ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Преемники

 

С воцарением на российском престоле Екатерины I вице-канцлером России и, следовательно, руководителем ее криптографической службы становится А. И. Остерман (1686—1747). Вестфалец по рождению, Андрей Иванович (Генрих Иоганн Фридрих) Остерман в 1703 г. вступил на русскую службу к адмиралу Крюйсу, с которым и прибыл в Россию в октябре следующего года. В 1708 г. он был принят в число переводчиков Посольского приказа и служил в Походной канцелярии царя. В июле 1710 г. был послан к прусскому и датскому королям. По возвращении в Россию он назначается секретарем Посольской канцелярии. Остерман сопровождал царя в Прутский поход, причем 12 июля 1711 г. получил звание тайного секретаря, до этого пренадлежавшее П. П. Шафирову. В 1716 г. он был сделан канцелярии советником, в 1717 г. участвовал в Аландском конгрессе, а в 1721 г. заключил вместе с Брюссом Ништадский мир, в награду за что получил баронское достоинство, деревни, деньги и чин тайного советника. В образованной в 1720 г. Коллегии иностранных дел он занял место тайного канцелярии советника. Первенствующее значение Остерман получает при Екатерине I. Усидчивость, трудолюбие, дипломатическое искусство и знание в совершенстве четырех европейских языков сделали его незаменимым для императрицы. 24 ноября 1725 г. она пожаловала Остермана званием вице-канцлера с чином действительного тайного советника, а в начале следующего г. он был назначен членом Верховного тайного совета. В ноябре 1726 г. Остерман стал главным начальником над почтами (почт-директором), а 1 января 1727 г. получил орден Андрея Первозванного. В Верховном тайном совете А. И. Остерман сначала держал сторону всесильного князя А. Д. Меншикова. Назначенный воспитателем при Петре II, со званием обер-гофмейстера, он продолжал оставаться сторонником Меншикова до его падения. Влияние Остермана на Петра II, значительное в начале царствования последнего, понемногу потеряло свою благотворную силу, перевешенное влиянием князей Долгоруких. После смерти Петра II Остерман только с виду присоединился к членам Верховного тайного совета, подписавшим условия ограничения самодержавной власти Анны Иоанновны, на самом деле действуя против них.

Поведение его в этом деле, после того как замысел верховников потерпел неудачу, снискало ему благоволение императрицы. 28 апреля 1730 г. Остерман был возведен в графское достоинство и получил земли в Лифляндии, а жена его была назначена статс-дамой к императрице. С падением верховников и уничтожением Верховного тайного совета Остерман выдвинулся на первые роли вместе с немецкой партией. В учрежденном 10 ноября 1731 г. кабинете барон Остерман появляется рядом с графом Головкиным и князем Черкасским в звании второго кабинет-министра и в это время приобретает первостепенное влияние на дела, которого не могут у него оспаривать ни дряхлеющий Головкин, ни бездеятельный Черкасский.

После смерти канцлера Головкина Остерман получил звание первого кабинет-министра и, несмотря на обострившиеся отношения между ним и Бироном, сохранил прочное положение при дворе. Императрица Анна Иоанновна в затруднительных случаях спрашивала у него совета; современники называли его «оракулом» государыни, «душою» кабинета. После смерти Анны Иоанновны Остерман первое время держался в стороне от большой политической игры. 10 ноября 1740 г. он был произведен в генерал-адмиралы и оставался кабинет-министром, но не сохранил звания вице-канцлера. Вслед за падением Бирона первенствующее значение перешло к Миниху, но Остерман вместе с принцем Антоном-Ульрихом и графом Михаилом Головкиным вскоре добился того, что Миних принужден был уйти в отставку (1 марта 1741 г.). Остерман остался один, без соперников, почти полновластным вершителем судеб государства. Но не прошло и года, как он пал вслед за свержением с престола Иоанна Антоновича (25 ноября 1741 г.). Он был приговорен к смертной казни вместе с Минихом, Головкиным и другими. 18 января 1742 г. все осужденные были приведены к эшафоту на Васильевском острове против здания двенадцати коллегий. Приговор сначала прочитали Остерману. Он был возведен на эшафот и уже положил голову на плаху, когда секретарь Сената объявил, что по высочайшему повелению осужденному даруется жизнь, с заменой смертной казни ссылкой в Березов. Там он провел пять лет и умер 20 мая 1747 г.

Король Пруссии Фридрих II в своих «Записках» так писал об А. И. Остермане: «Искусный кормчий, он в эпоху переворотов самых бурных верною рукою управлял кормилом империи, являясь осторожным и отважным, смотря по обстоятельствам, и знал Россию, как Верней человеческое тело».

Говоря об А. И. Остермане, следует помнить, что он был одним из первых немцев, которые вслед за Лефортом оказались на самом верху российской государственной иерархической лестницы, кто в бурные и переломные времена нашей истории сыграл значительную роль в ее судьбе. Известно, что вопрос о роли иностранцев, и в частности немцев, в судьбе России в том или ином контексте, неоднократно поднимался и в литературе, и в науке, и в обществе в целом. Исследуя историю криптографической службы России, и мы будем постоянно встречать немецкие фамилии среди тех, кто вносил в том или ином качестве свою лепту в ее развитие и совершенствование. Поэтому, на наш взгляд, здесь уместно напомнить слова выдающегося русского историка и философа ХIХ в. Н. И. Костомарова, который писал об Остермане: «Вестфалец родом, чуждый России по происхождению, по воспитанию и по симпатиям, которые привлекали его как немца в немецкой народности, этот иноземец более всех других иноземцев, привлеченных в Россию Петром Великим, понял, что, поселившись в чужой стране, надобно посвятить себя совершенно новому отечеству и сжиться с духом, нравами, особенностями того общества, среди которого будет течь новая жизнь... Это был человек замечательной честности, ничем нельзя было подкупить его — и в этом отношении он был истинным кладом между государственными людьми тогдашней России, которые все вообще, как природные русские, так и внедрившиеся в России иноземцы были падки на житейские выгоды, и многие были обличаемы в похищении казны. Для Остермана пользы государству, которому он служил, были выше всего на свете» [1].

При Остермане криптографы Коллегии иностранных дел продолжали работу в соответствии с уже установившимися традициями. Научная мысль не стояла на месте, постоянно велись поиски новых видов шифров.

 

 

Новые шифры

 

Сейчас трудно установить, что явилось причиной появления в начале 30-х годов ХVIII в. в России совершенно новых тайнописных систем, были они плодом отечественной аналитической мысли или следованием иностранным образцам. Для нас важно отметить, что во всяком случае эти шифры — не плод слепого подражания, а составлены с полным знанием дела.

Такими новыми шифрами были сначала алфавитные, а затем неалфавитные коды. В этих кодах словарные величины помещались в несколько разделов: алфавит, слоги, «суплемент», «счеты», «месяцы».

Алфавит в этих шифрах мог быть русский или латинский, в зависимости от того, на каком языке писалось сообщение. Слоги постоянны и характерны для каждого языка, поэтому эти разделы шифров для каждого языка были одинаковы. Например, для русских шифров это были: ба бе би бо бу бы бя ва ве ви во ву вы вя и т. д.

«Суплемент» был достаточно велик и включал не только необходимые имена царственных особ, государственных деятелей («персоны») и географические наименования, как это было раньше, но и иную активную лексику. В этот раздел, например, могли входить слова: домогательство, склонность и т. д.

Раздел «счеты», или как его еще называли «исчисления», как правило, во всех кодах одинаков. Он включает в себя такие величины:

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 0, 00, 000, 0000, 00000, миллион.

Иногда этот раздел как-то дополнялся, например, могли быть добавлены числа 50 000 и 100 000.

Месяцы также перечисляются в особом разделе, и почти во всех шифрах это поясняется так: «Месяцы для того особливыми литерами изображены, чтоб оные употреблять, когда в контексте нужда востребует, а инако в обыкновенном месте датума писать не надлежит» [2].

За редким исключением шифробозначения — это арабские цифры. Цифры-шифробозначения для разных частей словаря всегда имеют различия. Например, если для алфавита они могут быть одно-, двух-, трехзначные, то для «суплемента» только трех- или четырехзначные, а для иных частей (месяцы, счеты) только четырехзначные. Кроме того могут быть и иные отличия. Так, если для алфавита и «суплемента» шифробозначениями могут быть различные числа, то для других разделов — лишь числа, оканчивающиеся нулями: 700, 750, 720, 4000 и т. п. Вообще для каждой последующей части словаря характерна все большая значность шифробозначений.

Эти шифры имеют большое количество пустышек, вводимых с целью усложнения шифра. Могут вводиться ложные дополнительные цифры, также не имеющие смысла, но и не входящие в число пустышек. В правилах пользования шифрами, хотя они еще весьма краткие, явно проступает тенденция к использованию при шифровании даже небольших текстов значительной части или даже большинства словарных величин. В качестве шифробозначений используются почти исключительно цифры в отличие от шифров первой четверти века, когда в этой роли чаще выступали различные идеограммы. В новом типе шифров они употребляются крайне редко и только для обозначения «персон».

Однако наряду с этими шифрами продолжают активно использоваться и шифры старых образцов, в которых имеется лишь алфавит с шифробозначениями — цифрами, буквами или вычурными старинными идеограммами, такими, например, как в ранней цифирной азбуке для переписки с Григорием Волковым и князем Куракиным.[3]

Составители шифров в этот период уже знали, что частота употребляемости гласных букв в языке выше, чем согласных. Поэтому в 30—40-е гг. в новых шифрах гласным обязательно соответствует по несколько шифробозначений, согласным же — одно-два. Наблюдаются попытки записи шифртекста без разделений шифробозначений точками (что раньше было абсолютно исключено) либо с разделением их фальшивыми точками. Способ расшифрования в правилах оговаривается заранее. Пример такого зашифрования дан в цифирной азбуке для переписки с государственным вице-канцлером графом Михаилом Илларионовичем Воронцовым [4].

Это шифр простой замены, где буквам кириллицы соответствуют двузначные цифровые шифробозначения, причем гласным придано по шесть шифробозначений, согласным — по два. В правилах сказано: «Сею цифирью писать двояким образом, без точек, и с фальшивыми точками, которые как бы расставлены не были, токмо для разбору всегда по два номера брать надлежит».

Пример I.

2754493291301926...

Пример 2.

275. 449. 329. 1. 301. 926...

Шифробозначения в этот период выбираются всегда по определенным порядковым алфавитным схемам, что, конечно, не способствовало надежности шифров. Например, в этой цифири мы находим:

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О...

11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24...

40 57 58 59 60 41 74 75 42 80 81 82 83 43...

62........... 63..... 64........... 65...

85........... 86..... 87........... 88...

99........... 98..… 97........... 96...

56........... 55..... 54…........ 53...

Легко заметить здесь многочисленные закономерности в выборе шифробозначений. Эти закономерности в каждом шифре свои, присутствуют в этот период всегда.

С начала 30-х годов в России наблюдается переход от алфавитных кодов к неалфавитным. В алфавитных кодах открытый текст и шифробозначения (собственно код) нумеруются параллельно друг другу. Отклонения от этого порядка хотя и были, но практически очень незначительные и мало влияли на повышение надежности или, как принято говорить, стойкости кода. По-видимому, составители шифров заметили, что такой параллелизм существенно облегчает восстановление открытого текста и самого кода, поскольку правильное угадывание некоторого числа шифробозначений позволяет упорядочить в алфавите шифробозначения других словарных величин. Ясно, что избежать такой слабости кода можно было путем перемешивания шифробозначений. В этих случаях для облегчения процессов зашифрования и расшифрования необходимо было составить «шифрант» и «дешифрант» — части кода, предназначенные соответственно для зашифрования и для расшифрования. В шифранте в алфавитном порядке располагались элементы открытого текста (шифрвеличины), т. е. буквы, слоги, слова, словосочетания, а в дешифранте — в порядке возрастания — шифробозначения, если они были цифровые, если же они были буквенные, то в дешифранте шифробозначения также располагались в алфавитном порядке. Однако в шифрах этого второго типа буквенные шифробозначения были крайне редки, они встречаются лишь иногда в отдельных частях шифров, например, в суплементе.

Вместе с тем в это же время появляются первые попытки выделить отдельно артикли (для французских и немецких вариантов шифров) и слоги. Например, цифирная азбука для переписки Коллегии иностранных дел с графом Левенвольдом, направленным в Польшу в августе 1733 г. [5], имеет такой вид:

four Chiffrer four Dechiffrer

A 3 1 — E

В 81 2 — L

С 6

D 01 и т. д. 01 — D и т. д.

Далее даны 4 величины:

que 94

et 95

de 96

la 97

 

В этот период у составителей шифров проявляется явное стремление придать каждой букве алфавита в шифре как можно больше шифробозначений. Однако все эти шифробозначения имеют один очень большой изъян: они пишутся подряд, что дает возможность легко их раскрыть. Так, например, цифирная азбука для переписки с бароном Кейзерлингом, отправленным в Польшу в декабре 1733г. [6], имела такой вид:

А 11 12 13 14 15

В 16 17 18 19 20

. . . .

Z 131 132 133 134 135

В небольшом «суплементе» этого шифра также каждой величине соответствуют по два шифробозначения, выбранных подряд в числовом ряду трезначных цифр:

260 261 и т. д.

А в еще одном шифре камергера графа Левенвольда [7] каждой букве латинского алфавита соответствует даже по десять шифробозначений (примечателен особый 10-й столбец):

А 12 13 14 15 16 17 18 19 20 321

В 21 22 23 24 25 26 27 28 29 332

С 30 31 32 33 34 35 36 37 38 343 и т. д.

В небольшом суплементе два трехзначных цифровых шифробозначения, приданных каждой словарной величине, также выбраны подряд. Точкам и запятым соответствуют трехзначные шифробозначения. Таким образом, традиция выбора различных шифробозначений для разных частей шифра, сложившаяся в петровскую эпоху, нашла свое продолжение в этом втором типе шифров ХVIII в.

Однотипные по существу, шифры рассматриваемого нами второго типа шифров ХVIII в. внешне могли оформляться по-разному. Так, в одних случаях шифрант и дешифрант могли помещаться на одном развороте большого листа бумаги. В других случаях шифрант мог выделяться отдельно и представлял собой листы, сшитые нитками в тетрадь, а дешифрант писался на отдельном развернутом листе. В обоих случаях в шифрант шифрвеличины могли помещаться по-разному: либо в порядке алфавита с выделением пустых, точек и запятых отдельно в конце, либо по разделам (словарь, слоговая таблица, алфавит, числа — «счеты», календарь — «месяцы», пустые). В это же время начинают помещать в шифрант, а часто и в дешифрант, правила пользования шифром. Эти правила поясняют те усложнения, те хитрости, которыми отличается данный шифр.

Рассмотрим некоторые наиболее характерные образцы таких шифров.

В 1735 г. резидент Алексей Вешняков прислал в Коллегию иностранных дел «цифры, которыми он корреспондует с генералитетом и министрами российскими, обретающимися при чужестранных дворах» [8].

Цифирь оформлена в виде прошитой нитками тетради. На 1-й странице — заглавие: «Цифирь секретная, посланная к ея императорского величества господам министрам в Лондон и Дрезден». Вся страница разбита на три вертикальные графы. Первая графа озаглавлена «Алфавит для сложения». В эту графу помещены буквы русского алфавита, которым соответствуют двузначные цифровые шифробозначения (произвольные). Сюда же помещены в алфавитном порядке наиболее употребительные предлоги, местоимения, частицы: въ, изъ, как и т. д.

Втора графа — «Разные знаменования» — содержит словарь шифра. Интересно, что наряду с тем, что каждому шифробозначению могут соответствовать, как обычно, по одной словарной величине (например, 100 — Ея Императорское Величество, 199 — двор Ея Императорского Величества), некоторым из шифробозначений соответствуют целые группы словарных величин, необходимые величины из которых выбираются в соответствии с контекстом (например: 198 — Английский король, двор, Англия).

Третья графа — «Для разбору» — дешифрант. На 2-м листе здесь приведены «Изъяснения для употребления сей цифири».

В «Изъяснениях» раскрыты хитрости этого шифра. В шифробозначениях цифири отсутствуют цифры 3 и 7, т. е. может быть 46, но не 47, 36 и т. д. Сами по себе любые двузначные или трехзначные цифры, содержащие 3 и 7, служат для обозначения запятых и точек. При этом рекомендуется: «Мешать оныя между всеми как в десятичных (двузначных — Т. С.), так и в сотенных (трехзначных — Т. С.), яко прибавкою оных число умножится. Следственно знаменательное (значащее — Т. С.) скроется так, что никакая комбинация открыть не может. Например: А — 29 можно представить: 729, 279, 297 или 329, 239, 293. Сим образом на всяку литеру, по малой мере, шесть номеров, которы знаемы будут токмо тому, кто ведает, что 3 и 7 ничего тут не значатъ. Следственно, яко оне бы не были, но едино 29 будет видеть».

Писать рекомендовалось все цифры и без вставок и со вставками подряд «без роставок буква от буквы и речь от речи (слово от слова — Т. С.)». Особенно рекомендовал автор шифра вводить «смешения с 3 и 7» при зашифровании по буквам, где шифробозначения — двузначные («от большей части десятеричных надлежит мешать с пустыми»), ибо «когда в 10 строках один номер чаще найдется, то можно догадаться, что гласная буква или какое обыкновенное частое окончание, но расставливая всякой пятою на преди, в средине или на конце прибавлять. Как явствует в следующих двух примерах в цифири сей речи, сей образец есть неразборимый, ежели будет писана смешением пустых прилежно». И далее приводится пример на зашифрование, из которого следует вывод о том, что гласные легко выделить, «понеже оных токмо пять против двадцати нужно чаще употреблять. А когда будут смешаны с пустыми, то знающий оные иного опричь сих не увидит, ведая, что 3 и 7 ничего не знаменуют. А незнающему все различными номерами покажется, смешанные с пустыми, ибо ни один на другого походить не будет, и не однем, но разными те образы особливо в одной строке и ближних перемешивать надлежит».

А. Вешняков, как и многие другие государственные деятели России того времени, дипломаты и недипломаты, был человеком высокообразованным, знавшим несколько языков. Сохранились его греческие, французские, немецкие шифры. Так, например, его цифирь от 26 апреля 1739 г. [9] имеет заголовок: «Цифирь, которую ныне резидент Вешняков употребляет и статский советник Канионий» создана для шифрования на французском языке. В ней есть примечание: «Все шифры (шифробозначения — Т. С.) употребляются без разделения на точки и запятые, когда встречаются 0, 8 или 9, надо взять два шифра и так же для дешифрования».

Введение множества пустых в старые типы шифров свидетельствует об отчетливом понимании составителями цифирных азбук того влияния, которое имеет на раскрываемость зашифрованного текста частота употребления одних и тех же величин, особенно букв. По мере усложнения шифров количество пустышек, в них помещаемых, все увеличивается, порой объем их в словаре может превышать объем его значащих величин.

Так, например, немецкая цифирь от января 1744 г., «присланная от генерала барона Любераса для корреспонденций с ним наших министров при чужестранных дворах», имеет 165 пустышек, а в цифирной азбуке для переписки Коллегии с «Действительным камергером и чрезвычайным посланником (в Берлине — Т. С.) Петром Чернышевым от января 1745 года» [10], пустышек вообще великое множество. В обычной таблице пустышек дано 90 — от 1003 до 1093 (они конкретно перечислены), кроме того, в примечании написано: «Все нумера свыше 3015 служат тако ж пустыми, како пустыми употребляются и те нумеры, которые по порядку до 3015 не доставают». Значащих величин в данной цифири около 400, таким образом пустые значительно превышают это количество. В том же 1745 г. Чернышеву была послана еще одна цифирь, в которой конкретно перечислено 90 пустышек, а кроме того, указано: «Прочие числа все от 500 до 1000 и выше можно писать пустыми же, но каждое число… разделять точками. При употреблении сего ключа цифирного надо особливо того наблюдать, чтобы каждое число точками разделяемо было с частым при том вмешиванием пустых».

Еще одним примером того, что составители шифров стремились в этот период поместить в них как можно больше пустышек, может служить цифирь, посланная в 1747 г. в Берлин к действительному тайному советнику Кейзерлингу [11]. В этом небольшом по объему шифре для шифробозначений выбраны числа из разных, кроме первой, сотен, а также первой, шестой, седьмой, восьмой тысяч. А в качестве пустышек указаны такие числа: 1—100, 190—199, 243—299, 327—427, 442—549, 573—674, 682—789, 807—906, 921—1000, 5635—7009, 7043—10 000. Сохранился конверт, в котором доставили этот шифр в Берлин. Конверт был опечатан множеством сургучных печатей и на нем есть надпись о том, что доставлен он был лейб-гвардии поручиком Измайловым.

 

 

Тайнопись и разведка

 

Высокая активность России во всех сферах деятельности — политической, военной, экономической, дипломатической и других, характерная для ХVIII в в целом, а для его первой трети в особенности породила становление еще одного вида государственной деятельности, совершенно особенного, но неразрывно связанного с вышеназванными. Мы имеем в виду разведывательную деятельность, т. е. получение интересующей государство разнообразной информации с помощью специальных тайных агентов. Однако совершенно очевидно, что разведывательная деятельность теряет всякий смысл, если полученная информация не может быть передана заинтересованной стороне. И здесь важнейшее значение приобретает организация скрытых каналов передачи разведывательной информации, в том числе передачи ее в письменном виде с помощью шифров.

Изучая вопрос об источниках секретной информации, получаемой Россией, в первую очередь следует сказать о некоторых министрах иностранных держав. Сохранилось несколько шифров, по которым велась тайная переписка между этими лицами и теми русскими дипломатическими представителями за границей, кому они передавали соответствующие разведывательные данные.

При этом имена корреспондентов, с кем переписывался тот или иной российский дипломат, не назывались, в письмах и шифрах их именовали словом «приятель» и прибавляли идеограмму, которая скрывала имя секретного корреспондента.

Вот перед нами «Цифирь, данная приятелю Магрини, которою корреспондовать будет в Га(а)ге к графу Александру Г(авриловичу) Головкину. Прислана (в Коллегию. — Т. С.) при реляции... от 14 июня 1735 года» [12]. Этот шифр имеет следующий вид. На одном большом бумажном листе помещены четыре варианта шифра. Различаются они порядком расположения букв в латинском алфавите и шифробозначениями. Алфавиты построены так:

1. обычный порядок букв от A до Z;

2. S T U V X Y Z — M N O P Q R — F G H I K L — A B C D E;

3. M N O P Q R S T U V X Y Z — A B C D E F G H I K L;

4. F G H I K L — A B C D E — S T U V X Y Z — M N O P Q R;

Другой сохранившийся шифр Магрини озаглавлен: «Цифры для корреспонденции и в нужном случае дается приятелю... или другому, кому поверено будет к высокому Ея Императорского Величества двору доносить или в Га(а)гу к его сиятельству Александру Гавриловичу Головкину». Цифирь была запечатана в конверт, на котором надпись гласила: «Цифирь приятелю... под литерой „F“. Как видим, в данном случае имя Магрини и в названии шифра и на конверте вообще отсутствует, оно обозначено идеограммой. Шифр этот представляет собой большой лист бумаги, на котором на итальянском языке написан словарь на 400 величин, состоящий из букв, слогов и слов. Каждой словарной величине соответствует по одному цифровому шифробозначению (двух- и трехзначному), кроме того дано 40 пустышек. В конце словаря написано по-русски: «А для французского языка сие прибавляется» и даются французские слова, буквосочетания, артикли, их около ста. Дешифрант помещен на отдельный большой бумажный лист и озаглавлен: «Разборная цифирь приятеля... под литерой „F“ [13]. Все подобные шифры обязательно в заглавии имели какую-то букву, цифру или знак, в данном случае это «F». Дело в том, что у каждого корреспондента, как правило, было по несколько шифров и, чтобы его адресаты знали, с помощью какого именно шифра написано то или иное сообщение, на каждой странице шифрованного текста эта литера шифра проставлялась несколько раз.

Подобные иностранные секретные корреспонденты или, если назвать более точно, агенты могли вести шифрованную переписку не только с российскими представителями за границей, но и непосредственно с Коллегией иностранных дел.

Важные для нас сведения содержатся в «Цифирной азбуке для переписки цесарского резидента Талмана с Российским двором, генералами и Вешняковым» от 2 августа 1735 г. [14]. Интерес представляет словарь шифра, который, с одной стороны, включая определенные географические наименования, словосочетания и т. п., позволяет в некоторой степени судить о содержании переписки (например: Республика Голанская, статы генеральные, крепость Святого Креста), а с другой стороны, — содержит несколько обозначений и секретных имен заграничных секретных агентов России. Например, в словаре этого шифра есть такие величины:

Некоторые идеограммы имеют пояснения:

Сохранилась в архиве и цифирь упомянутого приятеля Ергаки Ераки. На ней надпись: «Цифирь приятеля Ергаки Ераки к российскому двору и генералам, присланная при реляции №... от 2 августа 1735 года» [15], а ниже приписка: «Сия же с приятелем Юргакием Хризоскомьевым, которого знак «+».

Наряду с описанным шифром для переписки с иностранными агентами русский дипломат А. Вишняков употреблял и другие. Так, для переписки с молдавским агентом он прислал из Константинополя большую шифровальную таблицу, представляющую собой шифр простой замены, словарь которого состоял из греческих букв, слогов, слов, а шифробозначениями были буквы греческого же алфавита или идеограммы. Много пустышек, обозначений для точек и запятых.

Сохранилась также цифирь, которую А. Вешняков вручил в январе 1737 г. для переписки аббату Косу, бывшему агентом российского двора [16]. На шифре надпись: «Цифры с аббатом Косом, данная ему в Каменце от резидента Вешнякова при проезде его от Турской крепости в Россию». Этот шифр построен по принципу шифров 20-х годов: русский алфавит, каждой букве соответствуют одно-, двух и трехзначные цифры. Правда, дано много пустышек, их 85. Такой же шифр был вручен Вешняковым Косу и с латинским алфавитом.

Политическими агентами России были не только государственные иностранные деятели, но и иные лица. Например, в Турции политическими агентами России в этот период являлись иерусалимские патриархи Досифей, а позже Хрисанф. Через Досифея шла переписка России с молдавским господарем. Патриарх Хрисанф предложил Г. И. Головкину тайную азбуку для переписки, которая была принята русским двором с некоторыми поправками, по поводу чего Хрисанф писал Головкину: «Приняли мы цифирь, которая прислана в дополнку нашей, и зело изрядна». Кроме того Хрисанф предложил ввести в тайную переписку еще некоторые условности: «А чтоб нам чащей писать к Великому Государю и к Вашему Высочеству и безопасно, — писал он почтительно А. Г. Головкину, — сделали мы сию цифирь. Посылаем и образ печати. И как придет к вам какое письмо, в котором есть та печать, ведомо буди, что есть наше писание. А с лица печать какая-нибудь, только бы что была сия внутри. К тому же, которое письмо имеет с лица круг, тое к Великому Государю; а которое имеет треугольный знак, есть к Высочеству Вашему. И сие всегда до будет за подлинное» [17].

Развитие русской разведки повлекло за собой активное становление института агентуры как за пределами государства, так и внутри его. Выделяется целая группа крупных государственных деятелей России изучаемого периода, специально занимавшихся этим вопросом. Кроме того, некоторые из них, такие как уже названные нами А. Головкин и А. Вишняков, выполняли и роль резидентов, которые вербовали агентов, руководили их работой, получали от них информацию.

И здесь, в первую очередь, мы должны назвать Ивана Ивановича Неплюева (1693—1773), чье имя, почти не известное нашим современникам, между тем занимает достойное место в отечественной истории.

И. И. Неплюев был известным дипломатом и крупным государственным деятелем, одним из «птенцов гнезда Петрова», активным проводником реформ Петра I. Еще в 1721 г. он был назначен резидентом в Константинополь, где находился до 1734 г. В 1736—1742 гг. он работал в Коллегии иностранных дел и выполнял различные дипломатические поручения. В 1742—1758 гг. Неплюев был начальником Оренбургского края, где построил несколько укрепленных линий и более семидесяти крепостей. В 1760 г. И. И. Неплюев назначается сенатором.

Обнаруженные нами документы свидетельствуют о том, что И. И. Неплюев был одним из тех государственных деятелей России, кто стоял у истоков организации ее разведывательной и контрразведывательной службы. Именно Неплюеву удалось создать разветвленную агентурную сеть в некоторых регионах империи и за границей, «при иностранных дворах», в тех местах, которые представляли наибольший политический и, следовательно, разведывательный интерес для России.

В архивах сохранились некоторые шифры и письма И. Неплюева в Коллегию иностранных дел, к генерал-фельдмаршалу Г. Ф. Миниху, к другим корреспондентам. Эти письма проливают некоторый свет на деятельность русской разведки той поры. Вопросы, затрагиваемые Неплюевым, касаются агентов, которыми располагала Россия в том или ином регионе, задач, стоявших перед этими агентами и многого другого. Известно, что в этот период Россия вела войну с Турцией и поэтому для нее особый интерес представляли разведывательные данные о главном военном противнике, о его возможных союзниках, а также о положении дел в сопредельных государствах и на сопредельных территориях.

В октябре 1739 г. И. Неплюев пишет Г. Ф. Миниху: «В Польше находящиеся корреспонденты по обращению дел ни к чему не способны. А в Молдавии и никого нет. Лупполь ушел с Господарем. Александр Дука и Контакузин в Яссах. А от Немирова при Днестре не токмо корреспондентов, но и людей никаких нет». В этой связи тайный советник спрашивает генерал-фельдмаршала: «Не можно ли через знатных, обретающихся в Яссах, светских и духовных, внутри турецкого государства како надежно корреспонденции основать, к чему единый тот способ остается, что корреспондента из Каменца в Могилев перевести для того, что у поляков зимою с турками не без сношения будет, а через Хотин, когда он в наших руках, делать им того не можно...» На что Миних распорядился «поступать во всех случаях по благоизобретению» [18].

Чтобы поступать «по благоизобретению», очевидно, что Неплюев должен был подбирать агентов, причем тщательнейшим образом, внимательно изучая черты характера, биографии и т. д. всех возможных кандидатов на эти роли. Среди агентов Неплюева были: два брата Вуцино — «один в Яссах, другой при Гетмане коронном», Дыма, который находился в Каменце и, как писал в своем донесении Неплюев, выказывал «склонность вступить в службу российскую», а также другие. Наибольшим доверием со стороны Неплюева пользовался агент во Львове Юрья Томазин, по национальности грек.

В одном из писем Миниху Неплюев дает ему такую характеристику, раскрывая при этом и причины, побудившие Томазина стать агентом: «Юрья Томазин холостой, умом остр и из неубогих, на многих польских знатных вельможах долги имеет, но без протекции опасен, дабы его в Польше не погубили. Того ради желает быть в службе российской, дабы Ея Императорского Величества протекциею мог впредь те свои долги выбрать...» Юрья Томазин оказался очень ценным агентом. Он не только сам добывал разведывательные данные и передавал их Неплюеву, но поставлял Неплюеву лиц, которые также использовались как агенты, т. е. Томазин стал так называемым агентом-вербовщиком. При этом Неплюев поддерживал секретную связь только с самим Томазином, другими же агентами руководил через него.

Братьев Вуцино, по-видимому, завербовал также Томазин. Одного из них, Биажжио, Неплюев решил направить с заданием в Турцию. В письме к Томазину он пишет: «Присланного от Вас сюда... Биажжио Вуцино я такова нашел, как Ваше благородие об нем писали, то есть способна с плодом служить, и потому, обнадежа его о моем за его труды признании по представлению Вашему, послал его в Царьград и приказал тамо жить, донде же верховный визирь с войском не выступит, за которым ему следовать в лагере приказал».

Однако чтобы агент работал надежно и преданно, его подкупали не только деньгами, порой решающую роль играли какие-то иные факторы, и Неплюев это хорошо понимал. Томазин, очевидно, имел большой опыт в подобных делах, так как Неплюев полностью на него полагался. Так, относительно Б. Вуцино он писал Томазину: «Я хотя его и не знаю состояния и можно ль в таких нужных делах на него положиться, но имел Вашу об нем рекомендацию и, уповая на Вас, столько ему доверил в надежде, что Вы его наивяще в том его доброжелательстве утвердите, дабы как Вам вреда, так и все напрасно не пропало» [19].

Нам бы хотелось обратить внимание читателя на подчеркнуто-уважительный тон, в котором выдержаны все письма Неплюева к Томазину. Это также свидетельствует о том, что тайный советник прекрасно понимал, что не только деньги определяют надежность работы агента. Конечно, за такой подход к этой проблеме Неплюеву следует отдать должное, особенно, если задуматься о той пропасти в общественном положении, которая разделяла этих людей — генерала, тайного советника и простого агента.

Агенты Неплюева прекрасно работали не только за границей. Так, тайному советнику стало известно об измене киевского воеводы, которого подкупили турки. Секретарь же воеводы, некто Хелминский, был еще агентом князя В. Л. Долгорукого в бытность последнего киевским губернатором. Неплюев дает задание Томазину вновь использовать помощь Хелминского, при этом так инструктирует агента: «Секретарь Хелминский получал прежде сего от князя Долгорукого по сту по пятидесяти червонных и по одной паре соболей в год, что все я ему охотно дать готов, только б он так служил верно, как Вам обещался, и, ежели действительно ревность свою покажет, то можете его и большим награждением обнадежить, которое в действе скоро увидит. А ныне, ежели Вы то заблагорассудите, можно ему, Хелминскому, половину, то есть семьдесят червонных переслать». Помощь Хелминского была крайне необходима Неплюеву еще и потому, что ему стало известно о том, что кто-то из высших чинов русской армии также продался туркам и поставляет им секретные сведения. Об этом Неплюев писал Томазину: «Вашему благородию сообщаю, что есть у нас сумнение, что в минувшую кампанию некто из нашей армии чрез... воеводу киевского тайную корреспонденцию с секретарем бендерским продолжал, и понеже как сами рассудите, нам то весьма потребно и нужно открыть, того ради усильно Вас прошу чрез секретаря Хелминского, искусно и не давая о том ему знать, наведаться, ибо та корреспонденция необходимо на турецком языке продолжалась, следственно ему о том сведому быть надлежит. А что про сие секретное дело от него услышите, о том, уповаю, откровенное и ничего не опасаясь известие о том иметь».

Хелминский стал работать, и вскоре Неплюев получил от него «две польские копии с писем сераскера и салтана буджацкого к воеводе киевскому». С помощью Хелминского через переписку киевского воеводы Неплюев старался проследить за попытками Швеции и Польши вступить в союз с Турцией, и это с успехом удавалось сделать. Завербовал Неплюев и одного из шведских агентов — капитана Болгорда. Болгорд выдал еще четырех шведских агентов, действовавших на территории Малороссии, сообщив также о данных им заданиях и связях.

Для переписки Неплюев снабдил Вуцино шифром («италианскою цифрою»), но письма свои тот должен был переправлять с помощью специальных «искусных» людей не Неплюеву, а, с целью конспирации, Томазину. На оплату курьеров и другие расходы Неплюев дал Вуцино денег.

Подобных Томазину, крупных агентов у Неплюева было несколько. С некоторыми из них велась шифрованная переписка, хотя в целом значение шифров еще явно недооценивалось. Это, по-видимому, связано с тем, что сам процесс шифрования был весьма трудоемким, трудности приводили к ошибкам, что искажало текст. В одном из писем Неплюев прямо пишет агенту: «Сие мое дружеское пишу к Вам по-русски, опасаясь дабы по важности дел в цифрах не было ошибки... и Ваше благородие ответ на сие можете ко мне без цифры ж прислать, понеже я за тем нарочного курьера отправлю, чрез которого не так как эстафету верно дойти может...»

Как видим, для того, чтобы оценить значение шифров, нужен был исторический опыт, пока же его явно не хватало. Но пройдет совсем немного лет и взгляды на этот вопрос изменятся коренным образом. Во многом этому будет способствовать перлюстрация иностранной корреспонденции и деятельность дешифровальной службы России.


Глава пятая

ВЕЛИКИЙ КАНЦЛЕР

Чтобы тайное не стало явным

 

Перелистаем некоторые страницы политической истории Российского государства ХVIII в., связанные с добычей секретной переписки иностранных государств, и попытаемся проследить, какое значение имело знание ее содержания. Пусть нашим путеводителем будут только подлинные документы той далекой эпохи. Они сохранились в архивах, известные и малоизвестные, но крепко забытые. Проникнемся подлинным духом их текстов, стараясь не искажать их своими краткими пересказами. Подобные пересказы почти всегда обедняют содержание документов, а то и придают ему неправильный акцент.

1738 г. Россия ведет войну с Турцией. Русскими войсками в Крыму и Бессарабии командует Бурхард Христоф Миних (1683—1767) — генерал-фельдмаршал, немец по национальности, женившийся на графине Салтыковой и возвысившийся на русской службе в период кратковременного царствования юного самодержца Петра II. Императрица Анна Иоанновна в 1732 г. назначила его президентом Военной коллегии. Не обладавший особыми полководческими талантами, но преуспевший во многих политических интригах, Миних стремился добиваться государственных, да и личных целей любыми средствами и любой ценой.

В условиях войны, для России в тот период особую ценность имела информация о намечавшемся тайном союзе между Турцией и Швецией. Через секретную агентуру Ивана Неплюева Миниху стало известно, что в Турцию с важными документами направлен шведский гонец. Командующий принимает решение, перехватив гонца по дороге, добыть документы. Выполнить это задание поручается поручику Тверского драгунского полка Левицкому. Сохранилась подлинная инструкция Левицкому, написанная самим Минихом, датированная 23 сентября 1738 г.

Вот ее текст:

«Понеже из Швеции послан в Турецкую сторону с некоторой важной комиссией и с письмами майор Синклер, который едет не под своим, а под именем одного, называемого Гогберх, которого ради высочайших Ея Императорского величества интересов всемерно потребно зело тайным образом а Польше перенять и со всеми имеющимися при нем письмами. Для которого важного дела посылаетесь Вы и для того будете при сем поступать следующим образом:

1. При получении сего взять с собой унтер-офицеров или капралов человек трех, ехать в Польшу под претекстом (под предлогом — Т. С.) якобы вы отпущены в дом свой или к родственникам для свидания. И для того же тех унтер-офицеров иметь под видом своих служителей.

2. Понеже, без сомнения, тракт оного офицера будет или на Каменец-Подольский, или через Хотин, или через Сороку, того ради ездить Вам более по тем местам, кои по тракту к вышеописанным местам, и везде, будучи в разговорах, пристойным образом спрашивать об оном офицере тем именем, под которым он едет, объявляя, что он человек знакомый...

3. Ежели по вопросам о нем где уведаете, то тотчас ехать в то место и искать с ним случая компанию свесть или иным каким образом его видеть. А потом наблюдать, не можно ли его на пути или в каком другом скрытом месте, где б поляков не было, постичь.

4. Ежели такова случая найдете, то стараться его умертвить или в воду утопить. А письма прежде без остатка отобрать, токмо при том таким образом поступать, чтобы никакого подозрения полякам не показать и ими то уведано не было.

5. И ежели оное благополучно исполнится, то тотчас ехать обратно. А письма, которые от него отобраны будут, везти во всяком бережении и сохранении. А по приезде обо всем подать ко мне обстоятельный рапорт.

В прочем, будучи при сем важном деле, поступать так, как надлежит Ея Императорского Величества верному рабу и искусному человеку, ожидая за исполнение того высочайшей Ея Императорского Величества милости и награждения, смотря при том, чтобы от подчиненных Ваших польским подданным никаких малейших обид, позлобления чинено не было... Миних» [1].

Поразительный документ, по сути своей приказ, подробный и четкий: добыть секретную информацию любой ценой, пускай даже ценой человеческой жизни. И все по пунктам и в деталях описано, как провести операцию по изъятию документов и скрыть все следы.

Перед отправлением в Польшу Левицкому от тайного советника Ивана Неплюева послали цифирную азбуку. Исполнил Левицкий все точно по приказу. А когда дело было сделано и Синклер убит, а почта, которую он вез, попала в руки Миниха, то и самого поручика Левицкого, и других, посвященных в эту тайну, да и не посвященных, а тех, кто лишь прикоснулся к ней, арестовали и сослали в Сибирь, в Тобольскую губернию. Там они благополучно провели пять лет. Чтобы тайна осталась тайной. Правда, за это время Левицкий получил следующий воинский чин и, вернувшись по отбытии срока ссылки, продолжил службу.

Интерес к секретной переписке противника стал проявляться постоянно, последовательным было стремление в любом удобном случае завладеть его шифрами и ключами. И всегда подобные действия, предпринимаемые по приказу высших лиц государства или с их ведома, держались в абсолютной тайне. Проникнуть в эти тайны удавалось порой спустя много лет, а некоторые из них так и затерялись в веках.

...В марте 1827 г. государственный канцлер Нессельроде предложил директору архива МИД России А. Ф. Малиновскому (брату В. Ф. Малиновского — директора Царскосельского лицея) разыскать во вверенном ему архиве документы, содержащие сведения о бывшем в 30-е годы ХVIII в. в плену в России некоем Дюке де Фаллари, лицо которого в тюрьме будто бы скрывала будто бы железная маска.

Ф. А. Малиновскому удалось обнаружить документы, рассказывающие историю французского генерал-майора Дюка де Фаллари, который был направлен в Россию в 1739 г. Меклебург-Шверинским герцогом Карлом Леопольдом [2] с секретным поручением. Но, как сказано в документах, «российское министерство заранее предуведомлено было о неблагоприятных предложениях, Фалларию вверенных, и давно знало сего постыдными поступками обезглавленного негоциатора, то и предписало по приезде его в Россию арестовать» [3].

Фаллари, прибывший в Ригу 15 мая 1739 г., на третий день был взят под стражу и в препровождении майора Астраханского полка Федора Воейкова отправлен в Санкт-Петербург. Среди бумаг Фаллари был найден шифр, представляющий собой многозначную замену букв латинского алфавита на двух- и трехзначные числа. Каждой букве алфавита соответствовало 3 шифробозначения — трехзначных числа из второй сотни. С помощью этого шифра были прочитаны секретные инструкции и бумаги, которые Фаллари вез с собой. В одной из зашифрованных инструкций посланнику герцога приказывалось заботиться: 1) о возобновлении союза, заключенного Карлом Леопольдом в 1716 г. с Петром Великим, 2) через посредничество русского двора и лично императрицы Анны Иоанновны ходатайствовать у германского цесаря, чтобы тот «уничтожил все изданные в предостережение герцогу декреты и ввел бы его опять во владение меклебург-шверинских земель» и, главное, 3) готовить почву для супружества дочери Карла Леопольда с сыном курляндского герцога Бирона. У российского двора на этот престол были, как известно, совершенно иные виды.

Императрица грамотой известила меклебургского герцога об аресте Фаллари. Однако Карл Леопольд решил отмежеваться от неудачливого посланника и в своем ответе Анне Иоанновне сообщил, что ничего общего с Фаллари не имеет и, напротив, «описав коварные замыслы сего аккредитованного им дипломата, назвал его злодеем и плутом, который старался у Папы обратить его в католическую веру», и даже просил императрицу, чтобы Фаллари был «предан по делам его наказанию».

Так оказался Фаллари в русской тюрьме, где провел много лет, а затем был сослан в Сибирь. Однако слухи о якобы надетой на него железной маске, что и вызвало интерес Нессельроде, документами не подтверждаются.

Добывали секретную информацию в то время и другими способами и путями. Нам, однако, важно отметить, что какой-либо системы в том не было, как не было и специального органа, который бы организовывал добычу и прочтение секретной переписки, в том числе и шифрованной.

 

 

«Черные кабинеты»

 

Среди специалистов бытует мнение, что, в отличие от стран Западной Европы, где служба перлюстрации — тайного вскрытия и копирования корреспонденции, в том числе и частной, существовала уже в ХVII в., таковая в России была организована лишь в самом конце ХVIII в. в период царствования императрицы Екатерины II [4]. Возможно, что эта неточность проникла в научные исследования из-за того, что еще в 1862 г. в «Чтениях Московского Общества истории и древностей Российских» были опубликованы записки личного секретаря Екатерины II Храповицкого, в которых он говорит об особом интересе императрицы к перлюстрации почты иностранных дипломатов. Кроме того, именно в царствование Екатерины II в 1796 г. в Петербурге, Москве и Одессе были созданы органы цензуры, а при них организованы «черные кабинеты», — т. е. служба перлюстрации. Подробно деятельность этой службы описал в своей работе в 1873 г. Брикнер. В частности, исследователь пишет: «Перлюстрацией называлось чтение чужих писем и депеш, нарушение тайны писем; ею заменялись отчасти газеты и телеграммы нынешнего времени, она была важным орудием при управлении делами, потому что при помощи ее правительство знало о положении дел и о настроении умов, сколько в провинции, сколько за границей, о расположении министров и государей европейских держав, о намерениях и действиях аккредитованных при русском дворе иностранных дипломатов» [5].

Действительно, в царствование Екатерины II служба перлюстрации работала активно, именно в этот период была учреждена цензура. Однако «черные кабинеты» появились в России значительно раньше, и притом на целых пятьдесят лет. Как следует из найденных нами архивных материалов, перлюстрация переписки иностранных дипломатов была организована в России в начале 40-х гг. ХVIII в. — в эпоху царствования дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны. Учреждение службы перлюстрации в первую очередь связано с именем Алексея Петровича Бестужева-Рюмина(1693—1766).

Об этом выдающемся государственном деятеле России ХVIII в., к сожалению, мало известно современному читателю. Между тем он относится к числу тех лиц, которые сыграли заметную роль в судьбе нашего Отечества. Родился А. П. Бестужев-Рюмин 22 мая 1693 г. В 1708 г. он был отправлен по приказу Петра I вместе с братом Михаилом за границу «для науки». В 1712 г. А. П. Бестужев становится дворянином посольства в Берлине, но год спустя поступает с разрешения Петра I на службу к Ганноверскому курфюрсту, впоследствии английскому королю Георгу I и в качестве его посланника приезжает в Петербург в 1714 г. В Англии Бестужев пробыл около четырех лет. В 1717 г. он возвращается на русскую службу, и в 1721 г. его назначают резидентом в Дании. Со вступлением на престол Анны Иоанновны Бестужева переводят резидентом в Гамбург, а через год он получает звание посланника в Нижнем Саксонском округе. В 1735 г. он был снова определен посланником в Данию, где оставался до 1740 г., когда был, наконец, вызван в Россию Бироном и 18 августа 1740 г. назначен кабинет-министром. Преданный Бирону, Бестужев принял деятельное участие в вопросе о назначении его регентом после смерти Анны Иоанновны. Вместе с Бироном он был арестован в ночь с 8 на 9 ноября 1740 г. и приговорен к четвертованию. Однако казнь его была заменена ссылкой в дальнюю деревню. В октябре 1741 г. Бестужев вновь был возвращен в Петербург и по вступлении на престол императрицы Елизаветы Петровны осыпан милостями. 12 декабря 1741 г. он был пожалован званием вице-канцлера, в марте 1742 г. назначен главным директором почт. 25 апреля 1742 г. вместе с отцом и братом А. П. Бестужев-Рюмин получил графское достоинство. Занимая при дворе все более влиятельное положение, он начинает активно проводить свою политику. Его система — это союз с Англией и Австрией против Франции и Пруссии. Французские дипломаты, аккредитованные в России, употребляли все старания к тому, чтобы свергнуть Бестужева, особую активность в этом вопросе проявлял французский посол маркиз Шетарди.

Как следует из найденных нами архивных материалов, перлюстрация переписки иностранных дипломатов была организована в России при деятельном участии А. П. Бестужева-Рюмина в начале 1742 г., т. е. как раз в тот период, когда он назначается главным директором почт.

Сохранились русские копии писем 1742 г.: от «голштинского в Швеции министра Пехлина к находящемуся в Санкт-Петербурге обер-маршалу голштинскому Бриммеру», «голландского в Санкт-Петербурге резидента Шварца к Генеральным штатам, к графине Фагель В Гаагу, к пансионерному советнику фон дер Гейму и пр.», «австро-венгерского в Санкт-Петербурге резидента Гогенгольца к великому канцлеру графу Ульфельду и к графу Естергазию, а также секретаря его Бослера к маркизу Вотте», «английского в Санкт-Петербурге министра Вейча к милорду Картерсту в Ганновер и к герцогу Ньюкастльскому», а также копии некоторых других документов [6].

От разных лет царствования Елизаветы Петровны сохранились копии писем иностранных дипломатов, снятые в черных кабинетах», все они сшиты в толстые дела и снабжены переводом. На некоторых, в том числе самых ранних, таких копиях есть пометы: «Ея Императорское Величество слушать изволила». Таким образом, содержание перлюстрированной переписки иностранных дипломатов докладывалось императрице уже в 1742—1743 гг.

Документально известно, что по установленному порядку канцлер или вице-канцлер делали доклады Елизавете Петровне о положении государственных дел несколько раз в месяц. Доклады эти, как правило, содержали сведения по двум-трем десяткам наиболее важных вопросов. При докладах обязательно присутствовал секретарь (в тот период им был Иван Пуговишников), который вел подробный протокол докладов-совещаний. Затем этот протокол переписывался набело, скреплялся в обязательном порядке подписями канцлера или вице-канцлера и подшивался в дела. Сейчас эти фолианты являются бесценным историческим источником, содержащим сведения о том, чем жило государство, какую политику проводило правительство в том или ином вопросе, а, в конечном итоге, по реакции императрицы на эти вопросы (а запротоколировано все, о чем она «изволила рассуждать») мы можем более четко представить себе ее облик, государственный и человеческий.

Изученные нами тома этих протоколов свидетельствуют о том, что императрица Елизавета Петровна отнюдь не была такой уж «неподготовленной к роли правительницы огромного государства» и «ленивой», как утверждают, например, Н. Б. Голиков и Л. Г. Кислягин в своей статье, помещенной в трехтомнике «Очерки русской культуры ХVIII века» [7]. Елизавета Петровна весьма активно участвовала в обсуждении буквально всех докладываемых вопросов и «рассуждала» по ним вполне самостоятельно и обоснованно. Это же относится и к вопросам, связанным с перлюстрацией и чтением дипломатической переписки, которые также обязательно регулярно докладывались императрице.

О том, как была организована и действовала служба перлюстрации, можно судить по сохранившейся обширной переписке А. П. Бестужева-Рюмина с Ф. Ашем, которого он назначил на должность почт-директора в Петербурге и кому непосредственно и поручил осуществление перлюстрации дипломатической корреспонденции.

Дело перлюстрации писем оказалось чрезвычайно сложным, требовавшим терпения, внимания и особых навыков, которые приобретались отнюдь не сразу. Конверты следовало вскрывать аккуратно, по возможности не нарушая их целостности. Дипломатическое письмо обычно помещали в конверт, который прошивали ниткой и опечатывали печатями. Так упакованное послание могло вкладываться еще в один конверт, также прошиваемый и опечатываемый.

Вот письмо Ф. Аша А. П. Бестужеву-Рюмину (одно из многих подобных), в котором он описывает трудности, с которыми встречались перлюстраторы:

«Высокородный государственный граф, высокоповелевающий господин государственный вице-канцлер.

Милостивый государь!

29-го числа прошлого месяца купно с приложенною депешею от г-на барона Мардефельда (министр прусского двора в Санкт-Петербурге — Т. С.), вчерась пополудни я со всяким респектом получил. И не приминул по силе данного мне милостивейшего приказа оную депешу распечатывать, а в ней нашлось три пакета, а именно первый в придворный почтовый амт в Берлин от г-на барона Мардефельда самого, второй к финанц-советнику Магирусу в Кенигсберг от секретаря Варендорфа, а третий от господина Латдорфа (работника прусской миссии в Санкт-Петербурге — Т. С.) к его брату в Ангальтбернбург. Последние два письма без трудности распечатать было можно, чего ради и копии с них при сем прилагаются. Тако ж де куверт в придворный почтовый амт в Берлин легко было распечатать, однако ж два в оном письма, то есть к королю и в кабинет, такого состояния были, что, хотя всякое удобовымышленное старание прилагалось, однако ж оных для следующих причин отворить невозможно было, а именно: куверты не токмо по углам, но и везде клеем заклеены, и тем клеем обвязанная под кувертом крестом на письмах нитка таким образом утверждена была, что оный клей от пара кипятка, над чем письма я несколько часов держал, никак распуститься и отстать не мог. Да и тот клей, который под печатями находился (кои я хотя искусно снял), однако ж не распустился. Следовательно же я к привеликому моему соболезнованию никакой возможности не нашел оных писем распечатать без совершенного разодрания кувертов. И тако я оные паки запечатал и стафету в ея дорогу отправить принужден был...» [8].

Если вскрывал и запечатывал письма лично почт-директор, то копировал их особый секретарь, переводил же особый переводчик. Так как письмам необходимо было придать их первоначальный вид, то есть заклеить, прошить ниткой и опечатать точно такими же печатями, какими они были опечатаны до вскрытия, то большое значение имело и мастерство человека, изготовлявшего печати. Этот мастер «печатнорезчик» также содержался в штате ведомства Аша. Работа его была тонкая и ответственная, ведь употреблялось великое множество печатей, личных и государственных, которыми дипломаты пользоались при опечатывании своих писем, направляемых в разные адреса. Оттиски таких печатей красного сургуча на старых конвертах от дипломатических писем сохранили тонкую, замысловатую резьбу с изображением фамильных и государственных гербов.

Аш лично проверял все изделия резчика печатей, делал замечания, а затем отправлял готовые образцы для оценки Бестужеву-Рюмину, который давал уже окончательное заключение. На этот предмет велась переписка.

Из письма Аша Бестужеву-Рюмину от 29 февраля 1744 г.: «Печатнорезчик Купи от своей болезни отчасти оправился и уже начало подделыванием некоторых штемпелей учинил, из которых он и сегодня два отдал, но один назад взять принужден был, дабы усмотренное мною в нем погрешение поправить, а другой, который барона Нейгауза (австрийского посла в России. — Т. С.) есть, я за нарочитой (подходящий — Т. С.) нахожу и оной при чем посылаю...» [9].

Через несколько дней Бестужев-Рюмин пишет предписание: «Из Государственной коллегии иностранных дел санкт-петербургскому почт-директору господину Ашу.

На рапорт Ваш от 29-го февраля здесь в 6-е марта полученный в резолюцию объявляется... присланная от Вас печать барона Нейгауза при сем возвратно к Вам отправляется, дабы Вы, оную имев, столь меньшим трудом в распечатывании без формы исправляться могли. Рекомендуя, впрочем, резчику Купи оные печати вырезывать с лучшим прилежанием, ибо нынешняя нейгаузова не весьма хорошего мастерства» [10].

Итак, в 1742—1744 гг. резчиком печатей был некто Купи, возможно француз по национальности. Однако нами найден и такой любопытный документ:

Из «Протоколов докладов Ея Императорскому Величеству Елизавете.

В Санкт-Петербурге. 12 февраля 1745 г. пополудни при докладе происходило:

...20. При сих же докладах Ея Императорское Величество о потребности в сделании печатей для известного открывания писем рассуждать изволила: что для лучшего содержания сего в секрете весьма надежного человека и ежели возможно было, то лучше из российских такого мастера или резчика приискать, и оного такие печати делать заставить не здесь, в Санкт-Петербурге, дабы не разгласилось, но разве в Москве или около Петербурга, где в отдаленном месте, и к нему особливый караул приставить, а по окончании того дела все инструменты и образцы печатей у того мастера обыскать и отобрать, чтоб ничего у него не осталось, и сверх того присягою его утвердить надобно, дабы никому о том не разглашал» [11].

Как видим, Елизавета внимательно следила за перлюстрацией документов и вникала в подробности ее организации, стремясь максимально защитить государственные интересы. У читателя может возникнуть вопрос: а как же моральный аспект? Можно ли ссылкой на государственные интересы оправдать чтение личной переписки? Конечно, этот вопрос вполне обоснован. И высшие лица государства это прекрасно понимали, поэтому все, связанное с перлюстрацией, содержалось в глубочайшем секрете. Собственно говоря, именно так обстояло дело и во всех европейских державах, от которых Россия в организации службы перлюстрации отстала почти на два столетия.

Не следует думать, что в ХVIII в. перлюстрации в России подвергалась исключительно дипломатическая переписка, а частная корреспонденция была избавлена от этого. Забегая несколько вперед, заметим, что уже при Екатерине II многие государственные и дипломатические деятели в своих письмах писали о вещах, которые могли заинтересовать не столько их адресатов, сколько правительство — так сильна была их уверенность в том, что эти письма будут вскрыты и прочитаны.

 

 

Создание дешифровальной службы

 

Итак, перлюстрированные в черных кабинетах письма иностранных дипломатов переводились и докладывались А. П. Бестужеву-Рюмину, а при необходимости и императрице. В этих сохранившихся в архиве переводах часто можно видеть такие пометы в каком-то месте текста: «Далее... страниц цифрами писано было...» Затем переводчик делает пропуск и дает следующий далее текст письма. Таким образом, вначале при перлюстрации писем зашифрованные их части просто пропускали и даже не копировали. Однако постепенно обнаруживается, что самые важные и интересные сведения содержатся, как правило, именно в этих зашифрованных частях писем. Естественным образом возникает настоятельная необходимость их дешифровать, а это значит организовать специальную дешифровальную службу. Сохранившиеся документы позволяют достаточно подробно восстановить связанные с этим события.

Первые успехи российских криптографов в дешифровании иностранных шифров связаны с именем тогда уже известного математика Христиана Гольдбаха (1690—1764). Есть основания предположить, что идея привлечь к дешифровальной работе в Коллегии иностранных дел математика, специалиста по теории чисел Х. Гольдбаха принадлежит А. П. Бестужеву-Рюмину.

Родился Х. Гольдбах в Кенигсберге в 1690 г. В 1725 г. по приглашению организованной в 1724 г. Петербугской Академии наук он приехал в Россию. В течение 15 лет (1726—1740) Гольдбах исполнял должность конференц-секретаря Академии наук. Как математик он широко известен классическими трудами по теории чисел и математическому анализу. Как известно, Х. Гольдбах с 1729 г. и до конца своих дней работал в тесном контакте с Леонардом Эйлером и вел с ним регулярную переписку. В одном из писем (1742 г.) Гольдбах высказал Эйлеру гипотезу, вошедшую в историю под названием «проблемы Гольдбаха», которая сводится к тому, что всякое целое число, большее или равное шести, может быть представлено в виде суммы трех простых чисел.

Сейчас трудно сказать, почему выбор Бестужева-Рюмина пал на Гольдбаха. Возможно, это связано с тем, что по приглашению еще Остермана Гольдбах при дворе исполнял должность одного из воспитателей Петра II. Однако, как показывают дальнейшие события, совершенно очевидно, что Бестужев-Рюмин знал, какого именно профиля специалист необходим был для дешифровальной деятельности. Возможно, он использовал европейский опыт. Так или иначе именной указ императрицы Елизаветы о назначении Гольдбаха на «особливую должность» датирован 18 марта 1742 г., а дело об этом в архиве МИД озаглавлено «Об определении в Коллегию иностранных дел бывшего при Академии наук профессора юстиц-рата Христиана Гольдбаха статским советником с жалованьем 1500 рублей, о выдаче недоданного ему в Академии наук жалованья и о выдаче ему вперед жалованья» [12].

С этого времени вся дальнейшая жизнь Гольдбаха была связана с дешифровальной службой. Однако успеха в своей деятельности он достиг не сразу, а лишь через год. На полях копии одного из писем барона Нейгауза из числа тех, что датированы июлем 1743 г., имеется надпись: «Разобраны с цифр искусством статского советника Гольдбаха; в цифрах имевшиеся места внесены, для знака линиями подчерчены и прочее малое число еще не разобранных цифров каждая тремя пунктами означены» [13]. Это значит, что в представляемых вице-канцлеру переводах перлюстрированных писем те места, которые дешифрованы, подчеркнуть, чтобы было ясно, какую именно информацию зашифровали. Шетарди, как и другие дипломатические представители, имел несколько шифров для переписки с разными лицами. Разобрав один его шифр, Гольдбах стал работать над другими.

30 июля 1743 г. Гольдбах представил Бестужеву-Рюмину 5 дешифрованных писем, 2 августа — 5 писем, 10 августа — 2 письма, 20 августа — 5 писем, 27 августа — 2 письма, 30 августа — 2 письма... Всего с июля по декабрь 1743 г. им было дешифровано 61 письмо «министров прусского и французского дворов» [14]. Подчеркиваем, что это было в 1743 г. . В своей книге Д. Кан пишет о том, что первое дешифрованное российскими криптографами письмо было показано Елизавете 16 июня 1744 г. Это было письмо посла Франции маркиза де ля Шетарди, в котором он неуважительно отозвался о русской императрице. Кан говорит о том, что Елизавета, «будучи ослепленной своими симпатиями к Франции, отказалась поверить этому письму, пока оно не было дешифровано в ее присутствии». В реальности дело обстояло иначе. Начиная с Петра Великого, все российские монархи в обязательном порядке имели шифры и вели по ним деловую переписку. Елизавета Петровна не являлась исключением и, более того, вопросам деятельности криптографической службы уделяла большое внимание. Как указывалось выше, с самого начала работы по перлюстрации корреспонденции иностранных дипломатов Елизавете докладывалось ее содержание канцлером и вице-канцлером, о дешифровальной деятельности Гольдбаха она также была прекрасно осведомлена. В январе 1744 г. с Гольдбахом был перезаключен договор о службе в России именно на основании его успехов в дешифровальной деятельности. Указ подписывала, естественно, Елизавета. Из протоколов докладов Елизавете от 3 января 1744 г: «...18. Слушать же и всемилостивийше апробовать соизволила проект заключаемого статским советником Гольдбахом о вступлении его в российскую службу контракта. И при том по всеподданнейшему докладу, не соизволено ль будет ему, Гольдбаху за прилежные его труда и особливое искусство в разбирании цифирных секретных писем в награждение до 1000 рублей пожаловать, Ея Императорское Величество на сие всемилостивийше соизволила» [15].

Что касается Шетарди, то чтение его переписки было лишь очередным этапом в дешифровальной деятельности Гольдбаха, а отнюдь не первым опытом, и потому дешифрованное письмо Шетарди никак не могло «поразить» прекрасно информированную императрицу. Это подтверждает деловая записка того времени: «Переводы корреспонденции маркиза Шетардия с французскими министрами при иностранных дворах и ответы к нему.

Сие почти все в цифрах писано было, но которые статский советник Гольдбах особливым искусством и неусыпным трудом, кроме некоторого малого числа, соизволил разобрать и ключ сочинить, как о том следуюшей пиесе перевод с его письма гласит». На полях же рядом с этим текстом написано: «Сии пиесы поданы Ея Императорскому Величеству самим государственным вице-канцлером в 3 апреля 1744 года».

И текст записки далее: «Итако сие уже четвертая цифирь, которую помянутый статский советник разобрал, а именно сперва нейгаузову, потом далионову с французскими министрами при иностранных дворах, да его же с статстким секретарем Амелотом и сие, шетардиеву. Понеже он уповает в кратком времени употребляемую и статским секретарем Амелотом и придворную цифирь маркиза Шетардия разобрать... « [16]. Таким образом, можно констатировать, что шифр Шетарди для переписки с другими французскими министрами был четвертым по счету из тех, что раскрыл Гольдбах.

Именно с момента появления Гольдбаха в штатах Коллегии иностранных дел Ашу начинают поступать распоряжения Бестужева-Рюмина тщательно копировать письма целиком, ни в коем случае не опуская в них шифртекста. Не доверяя рядовым копиистам, Бестужев-Рюмин приказал копировать в «черном кабинете» «цифрами писанные» части писем профессору математику Тауберту. По этому поводу Бестужев-Рюмин писал Ашу: «Усмотренные в переписываемых унтер-библиотекарусом Таубертом в цифрах писем неисправность причиною, что я Вам особливо рекомендовал, за нужно признать впредь списываемые им копии не токмо в речах, но и в цифрах все нумеры противу оригиналов сходны, с ним сличать и исправность оных прилежно наблюдать, ибо то необходимо потребно... Еще рекомендуется отсюда отходящие за границу иностранных министров письма прилежно рассмотреть и оные все верно списать... и того для не худо когда б и закрепленные иногда пакеты отворить возможно было, к чему благоволите приложить особливое старание» [17] .

И Аш старался, старался изо всех сил. Правда, трудности при этом он испытывал большие. Их он подробно описывал в своих докладах Бестужеву-Рюмину.

Рапорт почт-директора Аша из Санкт-Петербурга от 29 февраля 1744 г.:

«...Покорнейше доношу, что я не премину списываемые унтер-библиотекарием Таубертом копии с оригинальными письмами прилежно сличать и находящиеся иногда погрешности в письме или цифири переправлять... Не меньше ж я и пробу хотя делал, возможно ли заклеенные письма вскрыть, не повредя приметным образом куверта. Чего ради я подобно тот куверт сам заклеивал и оно, паки высушедши наперед, паки вскрыть старался, но как без мочения до того достигнуть нельзя, то бумага не токмо зело замаралась, но и со всякою уподобовымышленною субтильностью (предосторожностью-Т. С.) однако ж таким образом вскрыть возможно не было, чтоб оной куверт по некоторым местам не изодрался. И тако по сей мне неудачной пробе заключать можно, что таковые заклеенные куверты без подания о том явных знаков вскрывать нельзя... « [18].

Х. Гольдбах прекрасно понимал значение своей работы и стремился разъяснить вице-канцлеру ее сложность. Так, в январе 1744 г. он писал Бестужеву-Рюмину:

«Милостивый государь мой!

Принося Вашему сиятельству первые плоды третьяго цифирного ключа, надеюсь, что вместо нарекания мне какого-либо в том медления, паче моей поспешности удивляться причину иметь будут, ежели когда-нибудь соизволено будет сличать самой ключ с разобранными письмами и когда усмотрится, что потребно было каждое число или каждую цифру весьма прилежно свидетельствовать, нежели возможно было познать содержание хотя б одного письма. Но понеже сия работа уже сделана, то я в состоянии нахожусь, в день по одной пиесе разобрав, отдавать, ежели я, однако ж, другими делами от того отторгнут не буду.

Что же касается до четвертого и пятого ключей, от которого я еще несколько штук [писем] в руках имею, то оныя ключи несравненно труднее первых нахожу...» [19].

Сохранились раскрытые Гольдбахом и написанные его собственной рукой ключи к шифрам Нейгауза, Далиона, Вахмейстера, Кастеляна, Шетарди...

Надо ли было объяснять значение этой работы Бестужеву-Рюмину? Думаем, что нет. Он понимал ее важность и многочисленные вытекающие из этого последствия лучше, чем кто-либо. Почему же Гольдбах говорит в своем письме о том, что его работу вице-канцлер может считать слишком медленной. Для этого у него были основания. Бестужев-Рюмин конечно же торопил математика. И дело было прежде всего в том, что он сам лично был заинтересован в скорейшем получении дешифрованных текстов писем французских министров и, в частности, маркиза де ла Шетарди.

К середине ХVIII в. дипломатические отношения России с Францией уже насчитывали около полутора столетий. Началом этих отношений можно считать приезд в Россию чрезвычайного посла короля Людовика ХIII. Постоянное французское посольство было учреждено в России с 1702 г. В 30-е годы ХVIII столетия версальский кабинет назначил своим представителем в России маркиза де ла Шетарди, бывшего до того времени французским послом в Берлине. Деятельность этого дипломата оставила заметный и далеко не самый светлый след в истории русско-французских отношений. Исчезнув на некоторое время из России после восшествия на престол Елизаветы Петровны, в 1743 г. Шетарди вновь появился в Петербурге в качестве полномочного посла. Главной целью его деятельности было воспрепятствовать России сблизиться с Англией и Австрией, что означало бы ослабление отношений России с Францией. Для достижения этой цели Шетарди старался использовать любые возможные средства, включая и далеко не благовидные.

Являясь проводником политики, ориентированной на создание сильной независимой России, что связывалось в то время, в частности, с отходом от Франции и Пруссии и с усилением союза с Англией, вице-канцлер Бестужев-Рюмин был крайне неугоден французскому двору. Шетарди писал об этом в своих письмах весьма откровенно. Вот дешифрованный текст одного из них от мая 1744 г:

«Царица по индифирентности ее о делах привыкшая по мнениям вице-канцлеровым поступать, ему одному милость свою присвоила. То истинно есть, чтоб он тогда по оказании уже к нам довольно явственно своего недоброжелательства, всевозможные затруднения изыскал, дабы всякое согласие между Францией и Россиею отдалить» [20].

Против Бестужева-Рюмина французскими министрами проводилась большая клеветническая кампания, сопровождавшаяся тайными заговорами. Французы стремились как могли навредить вице-канцлеру, они сумели удалить от двора его брата и единомышленника Михаила, во многом способствовали отправке в ссылку жены вице-канцлера, обвиненной в государственной измене.

Шетарди писал в шифрованном письме от 4 февраля 1744 г.: «Отдаление его брата его истинной помощи лишает. Мы и не одни, которые его, вице-канцлера низвержения ищем: король прусский по меньшей мере тако же, как и мы оное видеть желает» [21].

Из письма Шетарди от 24 декабря 1743 г. королевскому казначею Монтартелю:

«...Еще не могу Вам о другом обстоятельстве, касающемся графа Бестужева — прежде бывшего обер-маршала и брата вице-канцлера, — таким образом сообщить, что неизвестность о его определении ныне уже миновалась, ибо Ея Величество Всероссийская, торжествуя в прошлое воскресенье день своего рождения, оного Бестужева своим полномочным министром в Берлин на место графа Чернышева назначить изволила» [22].

Днем раньше, 23 декабря 1743 г., вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин пишет императрице Елизавете Петровне «просительное письмо», в котором просит защитить его от «мерзких нареканий и клеветы со стороны французских министров Далиона и маркиза Ланмари, их секретаря Мондамера, а также от тайного советника Лестока, генерал-прокурора князя Трубецкого и от голштинского обер-маршала Бриммера». При этом Бестужев-Рюмин прилагает выдержки из шифрованных писем указанных министров, а также из письма польского короля его резиденту Пецольду и английского министра Вейча тайному советнику Бреверну. Нам бы также хотелось привести их здесь.

Из письма французского посла в Стокгольме Ланмари Далиону в Санкт-Петербург 7 июля 1743 г.:

«Пока Бестужевы здешним двором править будут, мы никогда ничего доброго при них не достигнем, то Ваше Превосходительство можете надежны быть, что я ничего во свете не пожалею для ссажения оных с высоты их великости».

30 июля 1743 г. Далион отвечал Ланмари:

«Мы здесь в весьма сильных движениях находимся, и я уже приближаюсь к тому моменту с долгою отдышкою увеселением насыщаться Бестужевых погубить или свергнуть... Сии два брата уже столько на своем счете имеют, что уже можно всякое совестное сомнение на сторону отложить, одним словом сказать, господа Бриммер и Лесток меня твердо обнадежили, что сие дело не совершенным оставлено не будет... И Вы, мой господин, можете уверены быть, что я прилежно тому следовать буду».

Еще Далион писал Ланмари 9 августа 1743 г.: «В письмах обер-маршала Бестужева ничего ни против России, ни же персонально против царицы не имеется, но, невзирая на то, твердо постановлено, что как он, так и его брат чинов их лишены будут и от двора отдалены будут... Погубление сих людей таким для меня пунктом есть, который я ни на минуту из глаз не выпущу. Господа Бриммер, Лесток и генерал-прокурор Трубецкой, яко равномерно же в том интересованные, тем не меньше моего себя упражняют»...

Выписка из письма к английскому министру в России Вейчу из Лондона от милорда Картерста и из Стокгольма от английского министра там:

«Отправленные в Санкт-Петербург депутаты шведские от нынешнего министерства инструктированы: вначале через знатные оферты и великие обещания господ Бестужевых склонить к вступлению во французские виды, но ежели усмотрят, что сим способом в намерении своем успеха получить не могут, то всякие удобовымышленные интриги и до ста тысяч рублей, которые Франция заплатить хочет, употреблять имеют для повреждения сих министров...» [23].

Как говорится, комментарии тут излишни. Война против Бестужева-Рюмина велась не на жизнь, а на смерть. Для достижения своей цели французские министры образуют «заговорщицкий» союз с прусским послом бароном Мардефельдом. Вместе они стремятся найти себе союзницу в лице ангельдт-цербской принцессы.

«Она за оказанную ей от барона Мардефельда и меня атенцию (внимание. —Т. С.), — писал Шетарди, — что мы ее здесь дожидались, и за толь ей потребную помощь, которую та потому в нас нашла, весьма особливое свое удовольствие засвидетельствовала...» [24].

Для достижения своих целей Шетарди использует и подкуп различных лиц при российском дворе:

«Всемерно потребно, чтоб его величество король, апробуя то, что я к назначенному господину Лестоку подарку еще две ж тысячи рублей более присовокупил. На мою ревность к службе его в употреблении поручаемых мне здесь денег совершенно положиться изволил, да и подлинно, как я наперед объявить могу, кому я больше или меньше дам, потому что все от случаев зависит»,— писал он в одном из писем [25].

Шетарди выбирает в качестве своих осведомителей близких к императрице людей, в том числе и придворных дам, предлагая давать им регулярно взятки в виде «пенсий»: «Который их пенсионеров предпочтительнее есть, потому что сии пенсии тем персонам, о которых старание прилагается на нашу сторону преклонить, более прибавляется [денег]... Ту даму пенсиею по тысяче двести рублей ... я за потребно признал. К тому еще тысячу рублей прибавить той персоне я за благо рассужу, у которой господин Далион на квартире стоял, о которой он Вам доносил, что весьма важно ей пенсию давать, оную шестьюстами рублями умножить...» От оплачиваемых им лиц Шетарди стремится получить наиболее полные сведения о российском дворе, включая самые сокровенные. И для этого он настойчиво и продуманно расставляет сети: «Дабы о том, что в сердце царицыном делается, сведать или паче ее суеверными предупредительными мнениями пользоваться, то всемерно и существительно потребно есть ее духовника и тех архиереев, которые Синод сочиняют, подкупить... В таком случае, каковы бы велики или малы издержки ни были, об оных сожалеть не надобно» [26].

И вот такого содержания письма попали в руки Бестужева-Рюмина. Понимая, что он борется за государственные российские интересы и одновременно за собственную жизнь, он пишет яростные письма Ашу, требуя от него вскрывать и перлюстрировать абсолютно всю корреспонденцию интересующих его министров соответствующих иностранных государств. Гольдбах продолжает трудиться. Дешифруя переписку Шетарди, он стремится раскрывать все новые ключи. 20 марта 1744 г. он пишет Бестужеву-Рюмину: «Понеже я в четвертой цифири (шифре Шетарди для переписки с другими французскими министрами — Т. С.) успех возымел, того ради я в состоянии буду Вашему сиятельству не токмо по пиесе на день из тех, которые Вы мне прислали, имею возвращать, но как скоро токмо Вы мне приказать изволите и цифирный ключ вручить, способом которого каждому, который по-французски разумеет, все, написанные той же цифирью пиесы дешифровать весьма легко сможет... В настоящее время я занимаюсь пятой цифирью, которая по своему виду гораздо важнее пиесы откроет. Но всепокорно Ваше сиятельство прошу мне по меньшей мере две недели сроку дать, дабы я себя в состояние привесть мог Вам такой опыт представить, который бы Вашей апробации достоин был. Вашему сиятельству существо подобного труда весьма известно, дабы мне сего дозволить, в которое я все свое возможное прилежание приложу, дабы Ваше сиятельство о моем безмерном желании повелением Вашим удовольствие показать...» [27].

Совершенно очевидно, что к этому периоду своей работы по дешифрованию секретной переписки Гольдбах выработал систему приемов и методов, которые позволяли ему добиваться успеха в столь короткий (две недели!) срок. Напомним, что раскрытие первых шифров у него потребовало значительно большего времени, а именно целого года.

Работа Гольдбаха на поприще дешифрования не оставалась без внимания и высоко ценилась императрицей. В 1744 г. она дает указание о выдаче ему впредь годового жалованья в 2000 рублей из статс-конторы. В 1760 г. Гольдбах был пожалован в тайные советники с ежегодным жалованьем в 4500 рублей. Это было одно из самых высоких званий в российском государстве, и награждались им дворяне за особые заслуги перед Отечеством. Заметим, кстати, что Леонарду Эйлеру, несмотря на его выдающиеся научные достижения и постоянное покровительство со стороны российского двора указанное звание так и не было пожаловано. «Тайных советников у меня много, а Эйлер один», — так обычно отшучивалась императрица на прошения о пожаловании Эйлеру этого титула. Шутка шуткой, но не будем забывать, что, принадлежала она императрице, которая, конечно же, знала, что делала.

Итак, приведенные документы достаточно подробно обрисовывают историческую картину, содержащую последовательность событий, связанных с первыми в России опытами по дешифрованию иностранной секретной корреспонденции. Они же свидетельствуют о колоссальном политическом значении этого научного достижения для российского государства. Императрица Елизавета и ее кабинет, возглавляемый А. П. Бестужевым-Рюминым, сразу же стали активно использовать получаемую информацию для проведения своей внешней и внутренней политики. Вот лишь один пример.

14 февраля 1744 г. в протоколах докладов императрице записано, что в тот день ей был подан «экстракт из письма от французского министра Ланмария из Стокгольма от 5(16) июля 1743 г. в Санкт-Петербург к французскому же министру Далиону. Да из письма ж от него Далиона к французскому в Копенгагене министру Лемеру от 12 августа того ж года, писанного со учиненными при том ремарками для высочайшего Ея Императорского Величества усмотрения, каким образом от французского двора нынешние у Швеции с Даниею дела в повреждение голштинскому дому интересов проектированы и как чаятельно потому оные и производятся. Который экстракт у себя Ея Императорское Величество оставить изволила».

А уже через неделю, 22 февраля, при докладе Елизавета «объявить изволила, что обретающемуся в Швеции российскому помощному корпусу до того времени тамо прибыть за благо рассужено, пока между Данией и Швецией нынешние несогласия без предосуждения голшстинского дома интересов совершенно прекращены не будут, и что Ея Императорское Величество никогда от защищения интересов сего дому и восприемлемого в том участия отступить не соизволит и для написания такой резолюции соизволила ее императорское величество оное от собрания поданное рассуждение вице-канцлеру отдать».

Судя по этим документам, можно заключить, что успехи в дешифровании иностранных шифров раскрыли перед правительством России возможность получения «дополнительного знания», которое дало совершенно иное наполнение его политической деятельности.

Собрав достаточно материалов против Шетарди, Бестужев-Рюмин перешел к решительным действиям. Сохранилось его письмо к графу Михаилу Илларионовичу Воронцову от 3 апреля 1744 г. Вот его текст:

«Месье, включенный пакет с двумя известного автора письмами при удобном случае Ея Императорскому Величеству поднести всепокорно прошу. Из которого никогда чаятельную жестокую предерзость, что ни иным чем письма свои зачинает, как токмо оскорблением Величества всевысочайше усмотреть соизволит... Весьма нужно есть надлежащие рефлексии и благовременные предупредительные меры восприять. Ибо оный автор, как письма его явствуют, не токмо мужеска и женска полу подкупил и что у его сообщников адгеренты имеются, но уже и духовенство (по удачливости одному его конфиденту) подкупить старается. Не клонится ли сочиненный его план по отъезде Ея Императорского Величества в Киев какое зло учинить. Я о том ни рассуждать, ни что-либо присоветовать не в состоянии, дабы мне, яко обиженному, не причтено было в какое пристрастие. Того ради поручаю Вашему Превосходительству, яко Ея Императорского Величества верному рабу и сыну Отечества, по присяжной Вашей должности о чистой совести как пред ведущим ответ дать можете для предосторожности всевысочайшей славы, чести и интересу, яко же благополучия и целости любезного нашего Отечества принадлежащие, со всякою откровенностью Ея Императорскому Величеству представления всеподданнейше учинить. Ибо все оное в молчании оставить пред богом и пред Ея Императорским Величеством безответно будет...» [28].

О том, что было дальше, нам рассказывает Д. Кан: «Посол Франции де ля Шетарди определенно знал, что русские вскрывают его корреспонденцию. Однако текст его писем был зашифрован и, как все дипломаты, он чувствовал себя в безопасности, так как был уверен, что русские слишком глупы, чтобы вскрыть его шифр... В письме домой он неуважительно отозвался о царице, написав, что она «полностью находится во власти своих прихотей» и что она является «довольно фривольной и распутной женщиной»... Письмо было показано Елизавете. На следующий день, 17 июня 1744 г., когда Шетарди прибыл в свою резиденцию, ему была вручена нота, в соответствии с которой он должен был в течение 24 часов покинуть пределы России. Он заявил протест. Тогда русские стали зачитывать ему его же собственные письма. «Достаточно,— сказал он и начал упаковывать свои вещи». Однако приведенные нами выше материалы показывают, что Кан во многом ошибся. Русской императрице дешифрованная переписка иностранных министров, в том числе и переписка Шетарди, начала докладываться задолго до июня 1744 г., с того самого времени, как первых успехов добился Гольдбах. По этой же причине Елизавета никак не могла не поверить информации о содержании переписки Шетарди и потребовать ее дешифрования в своем присутствии. Что же касается «глупости русских», о которой писал Шетарди, да и Кан, то оставим это утверждение на их совести и просто улыбнемся. Не так ли, читатель?

Что же касается интересующего нас предмета, то зададимся вопросом, был ли привлечен к дешифровальной работе помимо Гольдбаха другой крупнейший математик, работавший в России одновременно с ним, — великий Леонард Эйлер? Знал ли Эйлер о работе Гольдбаха? Как известно, Эйлер был приглашен в Россию в Академию наук в 1726 г., и к 1742 г. уже пятнадцать лет жил и работал здесь. При этом он неоднократно доказывал свою преданность императрице и российским интересам. С Гольдбахом Эйлер состоял в дружественной и научной переписке. Именно в одном из писем Эйлеру Гольдбах сформулировал свою знаменитую проблему, получившую впоследствии его имя. И все же мы считаем, что на интересующий нас вопрос следует ответить отрицательно, исходя из следующего. Во-первых, насколько нам известно, в архивах не сохранилось документов, которые прямо или косвенно подтверждали участие Эйлера в дешифровальной работе. Ни в одном из писем из переписки Эйлера и Гольдбаха нет и намека на какие-либо аспекты криптографической деятельности. Это свидетельствует о том, что Гольдбах тщательно сохранял в тайне свою работу на особливой должности в Коллегии иностранных дел. Во-вторых, можно привести следующий любопытный случай, свидетельствующий о том, что, по крайней мере до 1744 г., Эйлер не имел никакого понятия о криптографическом анализе и криптографической стойкости даже простейших шифров. В 1744 г. Эйлер послал одному из своих друзей письмо-криптограмму, в которой было несколько омофонов (некоторые буквы имели несколько шифробозначений), выразив при этом уверенность, что дешифровать такое письмо невозможно. Это свидетельствует о том, что в криптографических вопросах он был даже наивнее большинства изобретателей шифров-самоучек. В то же время нам удалось найти документы, из которых следует, что один из сыновей Эйлера, Иван Эйлер, работал в секретной экспедиции Коллегии иностранных дел и составлял шифры. На некоторых из них сохранилось его имя.

Какие же последствия имела история с Шетарди? Французские послы были отозваны, и, таким образом, к середине ХVIII в. отношения между Россией и Францией оказались весьма прохладными. Францию такое положение дел явно не устраивало. Она искала союза с Россией и Австрией для противодействия усиливающейся с каждым годом Пруссии, вступившей в союз с Англией. Англия, в свою очередь, вела упорную борьбу против Франции за колониальное и морское преобладание.

Людовик ХV, опасаясь официально предложить возобновить дипломатические отношения с Россией и обменяться послами из-за возможного отказа, что нанесло бы урон престижу французского двора, послал в Петербург послов тайных — шотландского дворянина Дугласа-Маккензи с якобы его племянницей, роль которой играл некий шевалье д’Эон де Бомон.

Ближайшим советником французского короля в российских делах выступал принц Конти, происходивший из рода Конде, который вел свое начало от младшей линии бурбонского дома и, следовательно, считался родственным королевской династии. Принц имел виды на польскую корону и поэтому был лично заинтересован в том, чтобы иметь в Петербурге, где главным образом должна была происходить развязка каждого возникавшего в Польше вопроса, преданных людей.

В 1866 г. в Париже тогдашним начальником императорских архивов Бутариком была издана секретная дипломатическая переписка короля Людовика ХV. Эта переписка, которая охватывает двадцатилетний период, содержит материалы о том, что, по заведенному обычаю, по воскресеньям лица, управлявшие почтовой частью, сообщали королю все сведения, почерпнутые ими в «черном кабинете», где, как мы знаем, благонадежные чиновники занимались перлюстрацией корреспонденции. Проявляя интерес к чужим секретам, Людовик ХV тайны своей дипломатической переписки стремился сохранить, скрывая ее даже от своих министров. У короля всюду были свои собственные корреспонденты, с которыми он переписывался сам.

Именно принц Конти в течение двенадцати лет заведовал секретной перепиской короля, причем лицам, получившим право вести такую переписку, заявлялось, чтобы они всегда считали ее главным для себя руководством, а предписания министров — делом второстепенным.

Преподанные русскими уроки дешифрования переписки Шетарди не прошли для французов даром. Посланцы Людовика ХV по приезде в Петербург были буквально нашпигованы шифрами и тайными бумагами. Самому Дугласу разрешалось отправить в Париж только одно шифрованное письмо. При этом он должен был перед шифрованием закодировать сообщение с помощью жаргонного кода. Поскольку по заготовленной заранее «легенде» Дуглас приехал в Россию как торговец мехами, то ему необходимо было интересоваться в первую очередь этим видом коммерции. Соответственно и шифр был составлен с учетом этого обстоятельства. Так, его условный код содержал такие замены: усиление влияния австрийцев обозначалось как «рысь в цене», где канцлер А. П. Бестужев-Рюмин был «рысью», ослабление влияния австрийцев кодировалось как «соболь падает в цене», «чернобурой лисицей» именовался посол Англии в России Вильямс Генбюри, выражение «горностай в ходу» означало усиление противников австрийской партии. Ключ от шифра де Бомон прятал в подошве собственного башмака. Уже в период пребывания французских агентов в Петербурге в силу определенных обстоятельств Конти отказался от дел и, согласно воли короля, передал все корреспонденции и шифры старшему королевскому секретарю по иностранным делам Терсье, с которым и привелось д’Эону вести большую часть секретной переписки из Петербурга.

При отправлении французских агентов в Петербург им было дано задание ознакомиться с внутренним положением России, с состоянием ее армии и флота, с ходом русской торговли, с расположением различных партий и отдельных придворных лиц к императрице. Особенно французов интересовал вопрос о степени доверия, каким пользовались у императрицы канцлер Бестужев-Рюмин и вице-канцлер Воронцов, о фаворитах императрицы и о том влиянии, какое они имеют на министров. Некоторые задания касались специально д’Эона. Ему, в частности, поручалось войти в непосредственные отношения с самой Елизаветой Петровной и попытаться установить прямую корреспонденцию между ней и Людовиком ХV. Отправляя д’Эона в Петербург, и король и принц рассчитывали прежде всего на помощь со стороны русского вице-канцлера М. И. Воронцова, обнаруживавшего, в противоположность А. П. Бестужеву-Рюмину, свои постоянные симпатии к французскому двору. Ему первому представилась «девица» де’Эон как племянница кавалера Дугласа.

Миссия Дугласа и д’Эона де Бомона завершилась успешно и больше всего потому, что у самих руководителей русской политики появились основания для сближения с Францией. Д’Эон успел до такой степени расположить русскую императрицу в пользу французского короля, что она написала Людовику ХV самое дружелюбное письмо, изъявляя желание на счет посылки в Россию из Франции официального дипломатического агента. Вскоре французским поверенным в делах при русском дворе был назначен кавалер Дуглас, а д’Эон, в звании секретаря посольства был дан ему в помощники.

В 1757 г. в Петербург прибыл официальный посол Франции маршал де Л’Опиталь. Однако д’Эон продолжал выполнять свою секретную миссию. Тому есть документальные подтверждения. В опубликованном в свое время седьмом томе Архива графа Воронцова имеются письма к нему Терсье. В одном из этих писем, от 15 сентября 1758 г., Терсье просит Воронцова призвать к себе д’Эона и сжечь в его присутствии как прежнее письмо Терсье, «купно с приложенными двумя цифирными ключами, так и сие, дабы он мог о том меня уведомить. Именем королевским наперед сего сообщенное Вам есть собственно его секрет, и Его Величество не сомневается, что Ваше сиятельство оной так свято хранили, как я вас о том просил. Я прошу господина д’Эона, чтоб он ко мне отписал о том, что Вашему сиятельству по сему учинить угодно будет». В то же время в письме д’Эону от 16 сентября Терсье писал, что секретная переписка его с Воронцовым относилась к Курляндским делам, но что теперь дальнейшее ее ведение бесполезно, так как «господин граф Брюл негоциацию в России производит, чтобы герцогство курляндское дано было саксонцу принцу Карлу» [29].

Более чем через двадцать лет после этого, в 1779 г., д’Эон, который много лет состоял тайным агентом короля, но к тому времени потерял его доверие, вознамерился предать огласке секретную переписку Людовика ХV. Король потребовал от д’Эона выдачи находившихся у него секретных бумаг. Д’Эон упорствовал. Для переговоров с ним в Лондон, где пребывал бывший тайный агент, направили знаменитого писателя Бомарше. После многих скандалов, получивших широкую огласку, д’Эон, за условленное денежное вознаграждение, согласился выдать Бомарше секретные бумаги.

В том же 1779 г. в своем письме к министру иностранных дел Франции графу Верженю д’Эон поведал ему обстоятельства передачи секретных документов Бомарше. При этом он подробно рассказал о переданной им в том числе книге Монтескье «L’Espit des Lois». Переплет этой книги состоял из двух картонных листов, между которыми были вложены секретные бумаги. Картон переплета был обтянут телячьей кожей, края которой подклеили бумагой с мраморным узором. Переплетенную таким образом книгу положили на сутки под пресс, после чего переплет получил такую плотность, что никакой переплетчик не в состоянии был догадаться, что между картонными листами заделаны бумаги. Именно в таком виде сочинение Монтескье было вручено д’Эону для передачи императрице Елизавете Петровне секретных писем Людовика ХV и секретной цифирной азбуки, при посредстве которой она и ее вице-канцлер граф Воронцов могли без ведома французских министров и посланника вести секретную переписку с королем. В переплет же книги была заделана другая цифирная азбука для переписки д’Эона с принцем Конти и Терсье. Когда же принц Конти удалился от дел, то д’Эон, находясь в Петербурге, получил новые шифры, один исключительно для переписки с королем, Терсье и графом Брольи (второе лицо, ведавшее секретной перепиской короля), а другой — для переписки с императрицей Елизаветой Петровной и графом Воронцовым. При этом д’Эону строжайшим образом внушалось, чтобы он хранил вверенные ему тайны, как от версальских министров, так и от маршала де л’Опиталя.

В то же время Бестужев-Рюмин зорко следил за тем, чтобы официальная дипломатическая переписка французских дипломатов контролировалась. Вследствие этого Дуглас был вынужден покинуть Россию.

Кстати, именно с де’Эоном связана история с так называемым завещанием Петра Великого. Как известно, на Западе в 1812 г. во время войны с Наполеоном был опубликован текст некого «документа», который якобы являлся «Завещанием» императора Петра I, в котором излагалась фантастическая программа русского завоевания всей Европы и Азии. С тех пор на протяжении многих десятилетий, включая годы Второй мировой войны и послевоенное время, этот «документ» использовался дипломатией и публицистикой тех держав, которые находились во враждебных отношениях с Россией. Объективная научная экспертиза уже давно сделала заключение, что это фальшивка, что подобный документ не исходил и не мог исходить от Петра. Роль де’Эона в ее появлении состоит в том, как следует из его в свое время изданных мемуаров, что во время пребывания в русской столице он сумел похитить из секретного императорского архива в Петербурге копию завещания Петра I.

В конце ХVIII в. дешифровальная служба России свободно читала французскую дипломатическую переписку. Этот результат был получен в результате сочетания аналитических методов раскрытия шифров, которыми пользовалась криптографическая служба, и работы агентов русской разведки, добывавших французские шифры. Российское посольство через секретаря посольства Мешкова завербовало к себе на службу в качестве секретного агента одного из чиновников Министерства иностранных дел Франции. Таким путем русский посол во Франции барон Смолин получал и пересылал в Петербург шифры и ключи к ним, которыми пользовались в своей переписке министр иностранных дел Франции граф Монморси и французский поверенный в делах в России Жене [30]. В результате Россия получала подробную разведывательную информацию в течение длительного периода, даже после того, как Смолин вынужден был покинуть революционную столицу Франции после неудачной попытки помочь увезти Людовика ХVI из Парижа.


Глава шестая

НА СЛУЖБЕ ОТЕЧЕСТВУ, НАУКЕ И КРИПТОГРАФИИ

Франц Ульрих Эпинус

 

Успешная работа дешифровальной службы России ХVIII в. связана с именем еще одного ученого — в свое время известного физика и математика Франца Ульриха Теодора Эпинуса (1724—1802). Эпинус вошел в историю науки своими трудами в области электричества и магнетизма. Он первым дал математическую трактовку электрических и магнитных явлений. Член Петербургской Академии наук (с 1756 года) Эпинус был привлечен к дешифровальной работе графом Н. И. Паниным. Руководитель Коллегии иностранных дел, по-видимому, учитывая успешный опыт работы на этом поприще Гольдбаха, после смерти последнего в 1764 г. решил продолжить традицию сотрудничества Коллегии с подобным же ученым. В 1769 г. Эпинус был «пожалован статским советником и определен при Коллегии иностранных дел при особливой должности». За успешную работу на поприще дешифрования в 1773 г. он получает чин действительного статского советника. Эпинус почти всю свою жизнь провел в России, которая стала для ученого вторым Отечеством. Он уехал в Дерпт лишь в 1798 г., за несколько лет до смерти. Все годы, проведенные в России, Эпинус посвятил преданному служению интересам российского государства, развитию науки.

С именем Эпинуса связано начало сотрудничества Российской Академии наук с зарубежными академиями, в том числе с учеными Соединенных Штатов Америки. Так, к шестидесятым годам ХVIII столетия относятся первые усилия американских ученых установить связи с коллегами в России. В 1765—1766 гг. Э. Стайлс и Б. Франклин предприняли попытку завязать научную переписку с М. В. Ломоносовым, И. А. Брауном и Ф. У. Т. Эпинусом.

Научный труд выдающегося политического деятеля и дипломата физика Бенджамина Франклина «Опыты и наблюдения над электричеством» вызвал в России восторженные отклики. В 1752 г. М. В. Ломоносов писал: «Внезапно чудный слух по всем странам течет, что от громовых стрел опасности уж нет» и высказал уверенность в том, что отныне можно отвести от «храмин наших гром» [1]. В России был проявлен огромный интерес к изучению электричества. В 1753 г. Академия наук по предложению М. В. Ломоносова обратилась к ученому миру с задачей: «Сыскать подлинной электрической силы причину и составить точную ея теорию». В трактате «Теория электричества и магнетизма», посвященном К. Разумовскому, Ф. Эпинус выражал уверенность в том, что с помощью электрической силы, «после того, как она будет в достаточной мере исследована, можно надеяться когда-либо раскрыть тайны самой природы» [2]. В этом трактате Ф. Эпинус дал количественную теорию электричества. Трактат высоко оценивали А. Вольта, Г. Кавендиш, П. Лаплас, Ш. Кулон. Эпинус разделял основные положения теории Б. Франклина, впервые перенесшего в 1751 г. в область электричества ньютоновскую концепцию «притягательных» и «отталкивательных» сил. Эпинус существенно продвинул эту теорию, снабдив ее количественным анализом. Он, как и Франклин, считал, что электрические явления порождоются особой электрической жидкостью, частицы которой обладают способностью взаимоотталкивания. На одних принципах с теорией электричества строит Эпинус и теорию магнетизма. Сходство электричества и магнетизма он подтверждал опытами с турмалином, в которых впервые открыл дипольный эффект у наэлектризованных тел (существование у них двух полюсов, аналогичных полюсам магнитов). Закон взаимодействия электрических зарядов и магнитных полюсов подобен, по Эпинусу, гравитационному закону Ньютона.

О знакомстве Б. Франклина с работами Эпинуса свидетельствует его переписка. Так, в письме Стайлсу от 29 мая 1763 г. Франклин описывал эксперименты русских ученых по изучению воздействия сильного охлаждения на некоторые металлы, в том числе и ртуть. При этом он упоминал труд Эпинуса «Tentamen Theoriae Electricitatis et Magnetismi». Франклин отмечал, что Эпинус применил разработанную им самим теорию электричества для объяснения различных явлений магнетизма «с немалым успехом». Он сообщал Стайлсу, что может переслать через него работу Эпинуса, которая, вероятно, прилагалась к письму Стайлса, профессору Уинтропу из Гарвардского колледжа. В письме Стайлсу от 21 февраля 1764 г. Уинтроп писал, что возвращает работу Эпинуса о магнетизме и электричестве. Уинтроп называл Эпинуса «человеком светлой мысли, широкого пытливого ума, работа которого проливает новый свет на теорию магнетизма» [3].

Б. Франклин и Эпинус в течение многих лет поддерживали научную переписку. Несмотря на то что она частично уже была опубликована, мы не можем отказать себе в удовольствии познакомить здесь читателя с текстами двух сохранившихся писем. Эти письма свидетельствуют о высоких человеческих и моральных качествах двух выдающихся ученых. Они наполнены искренней доброжелательностью, глубочайшим уважением к труду коллеги, научным бескорыстием.

Первое письмо принадлежит Б. Франклину. Написано оно в Лондоне, датировано 6 июня 1766 г. и адресовано члену Петербургской Академии наук Ф. У. Т. Эпинусу:

«Сэр. Когда я в первый раз был в Америке, я получил там вашу прекрасную работу о теориях электричества и магнетизма, которую, как я понял, вы удостоили чести послать мне. Я прочитал ее с бесконечным удовлетворением и удовольствием и прошу Вас принять мою величайшую благодарность и признательность, которые Вы по праву заслужили от всего ученого мира. Вместе с этим письмом я беру на себя смелость послать Вам свою небольшую работу, которая еще не опубликована, но должна появиться в очередном томе «Трудов королевского общества». Пожалуйста, примите ее как скромное свидетельство огромного уважения и почтения, с каким я, сэр, являюсь…» [4].

 

Второе письмо написал Б. Франклину Эпинус. Было это значительно позже, через семнадцать лет, в тот период, когда многолетняя борьба за независимость Североамериканских Соединенных Штатов увенчалась успехом и при активном участии Бенджамина Франклина в 1783 г. был заключен Версальский мирный договор, в соответствии с которым Великобритания признала независимость США.

В этом письме Эпинус формулирует свое научное и общественное кредо, пишет о величайшем в жизни предназначении — служении своему Отечеству:

«С.-Петербург. 1 [12] февраля 1783 г.

Милостивый государь.

Вы, без сомнения, простите мне ту поспешность, с какой я, пользуясь представившимся случаем — полученным здесь на днях важным известием [5], чтобы напомнить Вам о себе: Ваша память всегда будет мне так же дорога, как было дорого одобрение, которым Вы в свое время соблаговолили удостоить мои труды на благо науки.

Я имею честь поздравить Вас, м-вый г-рь, не столько с тем, что потомки не перестанут с уважением и восхищением повторять Ваше имя: ведь для людей, подобных Вам, это не так уж важно, ибо то, что называют славой, не служит для них побудительным мотивом. Чтобы добиться поразительного результата, субстанция, обладающая собственным весом, не нуждается, как ружейная пуля, в дополнительном импульсе от сжатых паров, который придал бы ей некую скорость, способную в известной мере компенсировать ограниченность или, скорее, отсутствие собственной энергии и первоначального веса. Если я считаю уместным поздравить Вас, м-вый г-рь, то делаю это потому, что Вы имеете основания испытывать ныне искреннюю радость, будучи вправе сказать себе, что начали предначертанный Вам Провидением путь, пролив ослепительный и неожиданный свет на область человеческих знаний, занимающуюся раскрытием сил и законов, с помощью которых Всевышний управляет своим вечным и необъятным творением, одухотворяя его, а завершили эту блестящую карьеру, добыв и обеспечив свободу Вашей родной стране, — событие, благотворное воздействие которого на весь род человеческий будет сказываться и в грядущих веках.

С самыми искренними пожеланиями постоянного благополучия и с самым подлинным неизменным уважением имею честь ...

Эпинус

действительный статский советник Коллегии иностранных дел» [6]

 

Направленность политической деятельности Б. Франклина была особенно понятна и близка Ф. Эпинусу в связи с тем, что сам он принимал участие в разработке декларации о вооруженном нейтралитете, имевшей целью защиту нейтральной торговли от насильственных действий английского флота в войне Англии с боровшимися за свою независимость ее североамериканскими колониями и с примкнувшими к ним Францией и Испанией. Отклонив попытку Англии использовать русские силы в войне с ее колониями в Северной Америке, Россия оказала Северной Америке определенное содействие в борьбе за независимость.

Высокая духовность освещала жизнь и деятельность Эпинуса, ученых его типа. В его письмах, его трудах присутствуют следы некоего озарения, которое содержат сочинения древних философов всех времен и народов, песни великих поэтов, проповеди пророков. Лейтмотивом жизни Эпинуса и, естественно, всей его деятельности являлось глубокое понимание единства с окружающим миром, великой гармонии жизни, постижение истинного смысла человеческого существования, его высшего предназначения. Это понимание в свою очередь шло от широкой эрудиции, обширных, поистине энциклопедических познаний в различных областях науки, религии, философии.

Достоин всяческого уважения бескорыстный, движимый великой идеей познания истины труд всякого ученого. Но труд ученого, сумевшего передать свои знания, свои идеи ученикам, труд ученого осознавшего важность подготовки научных кадров и сумевшего внести свой вклад в организацию науки, достоин уважения вдвойне. И здесь, обращаясь к архивам изучаемого нами времени, мы вновь встречаем знакомые имена.

В России ХVIII в. со времени основания Академии наук и университета сложилась определенная система подготовки научных кадров. Состояла она в том, что при университете была основана гимназия, в которой на казенном содержании находились шестьдесят учащихся. После окончания гимназии эта молодежь должна была пополнять ряды студентов университета. К середине шестидесятых годов эта система пришла в негодность. Дело в том, что дети, которым был уготован по тем или иным причинам «путь в науку» и определяемые для этого в гимназию, часто оказывались совершенно не способными и не подготовленными для этого занятия. Вследствие этого создалось трудное положение с кадрами для университета. И вот в этот период в полной мере проявились организаторские способности Эпинуса и отчасти известного уже нам Ивана Тауберта (того самого профессора-математика, который когда-то был приставлен А. П. Бестужевым-Рюминым наблюдать за правильной перлюстрацией писем).

Этими учеными было создано так называемое воспитательное училище при гимназии. К идее создания училища они пришли, незадолго до этого принимая участие в разработке регламента для российской Академии художеств, при которой также была создана детская воспитательная школа. Эту инициативу поддержал и президент Академии наук И. И. Разумовский. В своем письме из Ахена профессору Тауберту от 28 июля 1765 г. он писал: «Особливо рекомендую покрепче приняться за Университет и Гимназию. Тот департамент, будучи первейшей надеждой Академии, но ныне слабо себя оказывает, а причина тому не иная, как та, которую воспитательным училищем поправить можно.

Вследствие сего рассуждено собранием академическим вместо выключенных из гимназии за неспособностью к наукам и за негодными поступками набрать в комплект к положенным по штату на казенном содержании 60-ти гимназистам... хорошей надежды молодых людей и дать им прямое в благонравии воспитание» [7].

Создание училища началось с выработки программы, подбора преподавательских кадров. Затем профессор Тауберт дал объявление в газетах о том, что «при академической гимназии создается учреждение к воспитанию малолетних детей, определяемых к высоким наукам, и чтоб желающие всякого чина, кроме крепостных, приводили в канцелярию академии своих детей не старее как от пяти до шести лет». Узнав о работе Эпинуса и Тауберта по созданию училища, императрица направила в Академию наук для проверки обстоятельств дела Ивана Теплова. Тауберт и Эпинус, сославшись на приказ президента Академии, показали Теплову проект о новом учреждении, который они готовили. Теплов обо всем доложил императрице и поднес ей положение об учреждении училища. Однако, так как проект был весьма пространен, императрица отложила его рассмотрение на будущее.

Эпинус и Тауберт настойчиво продолжали начатое дело. Тем более, что желающих определить своих детей в училище оказалось предостаточно. Из всех возможных кандидатов было отобрано тридцать человек. Это были мальчики 5—6 лет из простых, непривилегированных семей: Василий Чанников — сын бывшего воеводы Петра Чанникова, Михайло Данауров — сын коллежского регистратора Ивана Данаурова, Аполлон Фирсов — сын секретаря Михайлы Фирсова, Андрей Чернышев — сын придворного музыканта Андрея Чернышева, Тимофей Соловцов — сын солдата Архангелогородского полка Никифора Соловцова, Александр Рукомойкин — сын подмастерья Ильи Рукомойкина, Дмитрий Беляев — сын придворной конюшной конторы живописного ученика Ивана Беляева и др. [8]. Вскоре начались занятия.

Императрица вновь направила в училище Ивана Теплова. В своем докладе императрице Теплов писал: «...вчерашнего числа по высочайшему повелению Вашего Величества ездил я в Академию и застал там с Таубертом профессора Эпинуса, которые мне показывали в особливом при Академии доме (в котором и гимназия находится) учреждение воспитываемых малолетних детей... Я оное нашел не токмо по объяснениям Тауберта и Эпинуса, но и в самом деле учреждено точно с высочайшим намерением Вашего Величества сходно... Дети... все чисто одеты и прибраны; одним словом, все по наблюдению как в Академии художеств. Между тем нашел ту только отмену, что дети в первом с трех лет классе воспитываются в немецком, а не во французском языке...». Именно на это обстоятельство, отмеченное Тепловым, нам бы хотелось обратить особое внимание читателя. Вспомним, что в екатерининскую эпоху среди образованной, светской части общества все более широкое распространение получал французский язык. Поэтому естественное недоумение у Теплова вызвало введение в программу первого класса, а он был рассчитан на целых три г. обучения, немецкого языка, а не французского. Как же объяснили это Эпинус и Тауберт? Создание училища ставит целью подготовку детей к научной деятельности («сии младенцы к высоким наукам будут приготовляться») и, чтобы оказаться на необходимом научном уровне, они обязаны будут со временем познать достижения передовой европейской научной мысли. Вся же европейская средневековая наука создавалась на латинском и немецком языках. Русским детям — будущим ученым необходимо было дать к этим научным знаниям ключ. Таким ключом являлись в то время немецкий язык и латынь. Именно изучение этих языков и было в первую очередь включено в программу училища. Эта глубокая и плодотворная мысль, заложенная когда-то трудами истинных организаторов науки Эпинуса и Тауберта, была успешно реализована в системе образования России, глубоко продуманной и принесшей со временем, как известно, прекрасные результаты.

В том же 1765 г. императрица Екатерина II поручила Ф. Эпинусу преподавание физики и математики наследнику престола (Павлу I). Состоя с 1782 г. членом Комиссии по учреждению народных училищ, Эпинус разработал проект организации системы среднего и низшего образования в России.

Вспоминая здесь Эпинуса и других ученых, было бы непростительной ошибкой, на наш взгляд, оценивать их жизнь и деятельность одномерно, а, обращаясь к предмету нашего исследования, судить о них лишь как о лицах, внесших свой вклад в становление какой-то специальной государственной службы. Эту мысль мы будем пытаться подкрепить примерами и в дальнейшем. Здесь же мы расскажем еще о двух выдающихся наших соотечественниках, внесших свою лепту в деятельность криптографической службы России ХVIII столетия. Это Е. Н. и Ф. В. Каржавины.

 

 

Ерофей и Федор Каржавины

 

Ерофей Никитич Каржавин (1719—1772) родился в старообрядческой семье ямщиков, занимавшихся мелкой розничной торговлей в лесном ряду у Покровских ворот в Москве. Ерофей с детства помогал отцу, ездил с братьями для «торгового промысла» с кожевенным товаром в Петербург и на Украину. В 1738 г. во время русско-турецкой войны они числились «при российской армии для торгового же промысла сапогами». Юные годы Ерофея Каржавина прошли в отцовском доме, находившемся в Москве близ Яузы, в приходе церкви Ильи Пророка, что на Воронцовском поле. Начинания Петра I, открывшего широким слоям российской молодежи путь к знаниям, к европейской науке, не были забыты и после смерти великого императора. Не к «купеческой коммерции», а к служению обществу, к знаниям стремился и юный Е. Н. Каржавин. В 1748 г. он тайно, через костромского купца Андрея Кошелева, отправился во Францию. Там талантливый молодой человек поступил в Сорбоннский университет. Ученый-лингвист и переводчик Е. Н. Каржавин в Париже был в тесном творческом общении со знаменитыми французскими учеными: Ж.-Н. Делилем, Ж.-Н. Бюашем, Ж.-Л. Барбо де Брюером. Последний из них в августе 1756 г. подал государственному министру Франции д’Аржансону, «покровителю наук», официальную записку о Ерофее Каржавине. 16 сентября 1760 г. Е. Н. Каржавину, «самовольно отлучившемуся за границу», было разрешено вернуться в Россию, где он начинает работать переводчиком и составителем шифров в Коллегии иностранных дел. Кроме того он продолжает активно вести культурно-просветительскую работу, переводит различные литературные произведения. Ерофей Каржавин является первым переводчиком на русский язык «Путешествий Гулливера» Д. Свифта. По сохранившимся именным спискам можно установить, что коллегами Е. Н. Каржавина по ведомству иностранных дел являлись известные в дальнейшем писатели: Д. И. Фонвизин, Ф. А. Этин, В. Г. Рубан, И. Ф. Богданович. Здесь работали тогда переводчиками А. П. Курбатов и И. И. Челищев [9].

В бытность Е. Н. Каржавина в Париже в 1753 г. к нему приехал родной племянник, сын его брата Василия Федор Каржавин (1745—1812). В упоминавшейся нами выше записке Барбо де Брюера от августа 1756 г. д’Аржансону, касавшейся в основном Е. Н. Каржавина, говорится также о «блестящих успехах в латинской и французской грамматике и в экспериментальной физике его племянника, занимающегося на 6-м курсе колледжа Лизье». Обучение Федора Каржавина наукам в Париже продолжалось 13 лет. В это время он познакомился с трудами идеологов Просвещения. С мая 1763 г. Ф. Каржавин живет у русского посланника в Париже графа С. В. Салтыкова. В письме отцу он писал: «Я окончил мои занятия в колледже. Я там изучал французский язык, латынь, латинскую поэзию, немножко древнегреческий язык, риторику, в которой заключено красноречие французское и латинское, философию, географию и опытную физику, которую я, могу похвастать, знаю лучше, чем французский язык; сейчас я учусь итальянскому и прохожу курс физики...».

В тот год Ф. Каржавин попадает под опеку чиновников парижской миссии, где получает работу переводчика. Именно там началась его многолетняя дружба с советником посольства Н. К. Хотинским. Федор Каржавин был купцом, литератором, путешественником. Он первым из русских побывал в США, на Кубе и Мартинике [10].

К нашему глубокому сожалению, имея иной предмет нашего исследования, мы здесь можем привести лишь отрывочные и краткие сведения о тех лицах, которые внесли вклад в развитие нашей криптографической службы. Мы надеемся, что заинтересованный читатель сможет самостоятельно расширить свои знания о названных нами людях. И все же, чтобы более отчетливо высветить лицо Ф. В. Каржавина, нам хотелось бы процитировать некоторые его высказывания. Так, в письме из Америки родителям в Москву от сентября 1785 г. Каржавин, говоря о своих путешествиях, размышляя о своей дальнейшей судьбе, писал так о возможной смерти: «Умереть где бы то ни было все равно: из пыли мы вышли, живая пыль мы есмь и в пыль должны возвратиться (четыре элемента, составляющие махину, называемую человек, должны рассыпаться, и всяк из них присоединится своему начальному источнику. Химия то мне доказала)...» Но далее, укоряя отца в том, что тот проклял его за тайный отъезд за границу на учебу, в непонимании его трудов во имя науки, Федор Каржавин пишет о своей Родине, о своем человеческом достоинстве: «Вы лишили меня моих друзей, моего Отечества, моего государя, моего счастия, всю мою науку вы возвратили в ничто; вы у меня отняли честь, следовательно вы меня до основания разорили...» [11]

Вернувшись в Россию в 1788 г., Федор Каржавин так же, как до него Ерофей Каржавин, стал работать в Коллегии иностранных дел переводчиком и составителем шифров. Принимает он участие и в дешифровальной работе. Параллельно с этой секретной своей деятельностью Ф. В. Каржавин опубликовал нескольких оригинальных прозаических произведений: литературную хрестоматию «Вожак, показывающий путь к лучшему выговору букв и речений французских» (СПб., 1794), нравоучительную книгу «Новоявленный ведун, поведующий гадание духов» (СПб., 1795), «Краткий исторический очерк о проникновении письменности в Россию» (в кн. Е. Н. Каржавина «Заметки о русском языке и алфавите», СПб., 1791). Из-под пера Федора Каржавина вышел также целый ряд статей филологического, исторического, естественнонаучного характера. И все же главным детищем Ф. В. Каржавина были его переводы как художественной, так и научной литературы. В записи на книге И. И. Голикова «Деяния Петра Великого (М., 1788—1789) Федор Каржавин выразил свое понимание задач переводчика. При этом оказалось, что он полностью согласен в суждениях по этому вопросу с Петром I. Эти замечания Каржавина не потеряли своего значения и в наше время. Так, он написал о том, что «перевод на русский язык должен быть не дословным, а внятным», «переводчики должны разуметь науки, о коих они переводить будут», что легче переводить с иностранного языка на родной, чем наоборот, и т. д.

 

 

Размышляя о Х. Гольдбахе, Ф. У. Т. Эпинусе, И. Тауберте, Е. Н. и Ф. В. Каржавиных, невольно приходишь к мысли о необходимости подробных исследований жизни таких людей. Ведь их судьбы проливают свет на общество, в котором они обитали, на его взгляды, на его ноосферу. Что определяло их успех или неудачи? Талант, благосклонность звезд, случайность, политическая игра или что-то иное? Кроме того их карьера, их служба государственным интересам, научная, общественная и иная деятельность напрямую отражают взгляды, интеллектуальный уровень людей, стоящих на высших ступенях общественной лестницы, олицетворяющих собой государство.

Слишком многие имена забыты, скрыты от потомков тяжелыми пластами Времени.


Глава седьмая

ТАЙНОПИСъ ЕКАТЕРИНИНСКИХ ВРЕМЕН

Шифры императрицы

 

С конца 40-х — начала 50-х гг. начинают употребляться шифры совершенно нового для этого века, так называемого третьего типа. Именно этот третий тип шифров остается господствующим до самого конца ХVIII в., хотя пытливая мысль разработчиков шифров ищет все новые и новые способы и приемы, которые еще более надежно могли бы скрывать письменную информацию. И хотя принципиально новые решения находятся, все же широкого распространения они пока не получают.

Этот третий тип шифров ХVIII столетия представлен в архивах достаточно полно. Цифирные азбуки стали больше прежних по объему, в основном они включают 1000—1200 величин. Изредка встречаются шифры на 400—500 словарных величин, но строятся они по тем же принципам, что и большие цифири. Словарь этих шифров, как и прежде, включает буквы, слоги, наиболее употребительную в переписке лексику, географические названия, имена, «месяцы», «счеты». Как правило, все эти величины уже не выделяются в шифранте в отдельные разделы, а располагаются по алфавиту. Шифробозначения только цифровые. Как и прежде, особое внимание уделяется гласным буквам: им придается обязательно несколько шифробозначений, тогда как все другие величины имеют по одному-двум.

Основное внимание продолжает уделяться повышению криптографической стойкости шифров. Кроме огромного количества пустышек (их задают теперь тысячами) в этом типе шифров применяются и другие «хитрости», которые тщательно описываются в подробных и объемных правилах, которыми снабжается каждая цифирная азбука.

Так, о пустышках в правилах писалось следующее: «Пустые числа писать где сколько хочется, только чтобы на каждой строке было сих чисел не меньше трех или четырех» [1].

«Не начинать пиесы (в данном случае шифртекста. — Т. С.) значащими числами, но пустыми, которых определяется тысяча чисел, начиная с 5001 до 5999. Но сколько можно между собой перемешивать оныя, например: 5010, 5772, 5384, 5832 и проч., стараясь употреблять оныя во всякой строке между значащими» [2].

Первым шифром нового типа была цифирь 1749 г., о которой в правилах пользования сказано: «Оная имеет употребляться в секретных на высочайшее Ея Императорского Величества имя реляциях и в письмах к канцлеру по таким материалам, кои Коллегии не принадлежат.

Оная ж с первыми куриерами и ко всем Ея Императорского Величества при других дворах министрам, с коими секретная корреспонденция производится, а именно: послу графу Головкину в Га(а)гу, к графу М. П. Бестужеву-Рюмину в Вену, к тайному советнику Ланчинскому, к графу Чернышеву в Лондон и к советнику канцелярии Грос(с)у в Берлин пошлется для равномерного ж употребления и для того, чтоб они между собою корреспондовать могли» [3].

Новым в шифрах данного типа было помещение в их словарь особых знаков, шифробозначения которых означали в шифрованном тексте, что при расшифровании определенные куски шифртекста обращались в пустышки. Эти особые знаки могли иметь различные значения.

Например, в одной их цифирей знак + (а ему соответствовало, естественно, несколько шифробозначений) означал, что следуюшее за ним в шифртексте шифробозначение не следует принимать во внимание, оно ничего не значит. Два таких знака (+ +) означали, что не следует читать два следующих за ними шифробозначения, три таких знака (+ + +) означали, что не следует читать три следующих за ними шифробозначения. По правилам этой же цифири употребление знака...= означало, что не следует принимать во внимание все шифробозначения, стоящие за этим знаком в данной строке шифртекста, а знак...= = уничтожал весь последующий шифртекст на данной странице. Здесь же знак * уничтожал предыдущее шифробозначение, два таких знака (* *) уничтожали два предыдущих шифробозначения, три знака (* * *) уничтожали три предыдущих шифробозначения.

В правилах к другой цифири указывалось: «Знаки... ´ (а их было в цифири девять, т. е. им соответствовало девять различных шифробозначений. — Т. С.) такую силу иметь должны, что когда один поставится, то все за ним следующие пустыми сделаются, пока паки оное другим таким же знаком заключатся, и потому весьма нужно, чтоб сие как в начале, так и в окончании каждой пиесы или каждого параграфа наблюдаемо было». Иными словами, шифробозначения, соответствовавшие такому особому знаку, означали, что весь шифртекст между ними следовало не принимать во внимание при расшифровании.

В других цифирях были знаки, уничтожавшие шифртекст до начала следующего параграфа, а то и более. Все зависело от фантазии составителя шифра.

Таким образом, текст, шифрованный в результате применения многочисленных пустышек и написания ничего не значащих отрезков, оказывался значительно длиннее текста открытого. Расчет составителей шифров как раз и заключался в том, что шифртексты представляли собой огромные цифровые массивы, в которых, по их мнению, лишь знающий ключ мог отделить зерна от плевел, причем зерен было ничтожно мало в море плевел. Накручивался как бы клубок из шифробозначений, который в действительности был лишь мыльным пузырем.

С течением времени этот тип шифров еще усложняется. В правилах появляются, например, такие пункты:

«Пред каждым числом из четырех цифр состоящих можно толь часто, сколь похочется «5» (цифра могла быть и любая другая. — Т. С.) ставить, еже знаменование оных отнюдь не переменяется и тако значит 51871 то же, как и 1871, 51632 — как и 1632 и проч.» Естественно, что в правилах указывалось из каких тысяч или сотен выбраны были шифробозначения для данной цифири.

Вот это направление поиска в отношении изменения значности шифробозначений особенно активно начинает разрабатываться в 60—70 годы. Некоторые составители шифров даже писали в правилах: «Можно с помощью этого шифра зашифровать другим способом так, что не узнают, что это тот же шифр». Для подобной маскировки авторы предлагали проводить такие манипуляции с шифробозначениями: «Для этого надо заменить все тысячи на сотни, добавив к десяткам и единицам нули, например, вместо 543, 351 писать 1543, 2351; вместо 1. 26 писать 001. 026, а вместо 1000. 2000. 3000 писать только 000 и без разделения точками, как можно более слитно, чтобы не было обнаружено, что они тройные. Нет необходимости знать, из какой тысячи они взяты: их значимость будет узнана по смыслу и как только увидят расшифровку. Но, чтобы не было никаких трудностей, которые могут помешать опытному расшифровальщику, нашли удобным отмечать цифры первой тысячи точкой, второй — линией и оставить числа из третьей тысячи без пометок. Эти точки и линии можно было ставить над и под числами, в начале, середине и конце их, не соблюдая никакого порядка, чтобы лучше спрятать эти изменения в шифре, например: 276300000. Это можно расшифровать с той же легкостью, как и цифры, разделенные точками, надо только вспомнить, что они все тройные и из какой тысячи. Тогда будет видно, что 276 — из третьей тысячи и используется вместо 2276, что следующее число — из первой тысячи и точно 300, и что третье число из второй тысячи и стало быть 2000 и т. п.» [4].

В других правилах для сокрытия значения шифробозначений рекомендовалось такое изменение их значности (шифробозначения в данной цифирной азбуке от 6001 до 7000):

«В шифровании писем... всегда выпущать первые две цифры и писать 1. 2. 3. 31. 56, что в расшифровке будет значить 6001. 6002. 6003. 6031. 6056 и проч.

Так же от 6221 по 6999 как можно чаще в шифровании пиесы выпущать первую цифру 6 и писать 221. 356. 763 и проч., что в расшифровке будет значить 6221. 6356. 6763, чего, однако же, не делать с числами, имеющими в конце нули, как то: 6020. 6030. 6200. 6250 и проч.» [5].

Чрезвычайно существенным для шифров этого типа было продолжение в них традиции использования при зашифровании одного сообщения разных языков: как правило, все шифры третьего типа были двуязычными. Словарь их состоял из двух частей: русской и французской (реже немецкой). Открытый текст депеши составлялся на этих двух языках, при переходе в процессе зашифрования с одного языка на другой ставились особые, заранее оговоренные в правилах числа, которых для каждого шифра было несколько. Этот прием, когда разные части одной и той же депеши писались на разных языках, приводил к тому, что при зашифровании не только практически вдвое увеличивалось число используемых кодовых обозначений, но, что самое существенное, смешивались и в определенной степени выравнивались статистические характеристики шифртекста, столь важные для расшифрования при отсутствии ключа. При этом основные правила как для русской, так и для иноязычной части были одинаковыми, т. е. множество пустых, зашифрование больших кусков псевдотекста, которые при расшифровании уничтожались, и т. д.

Как говорилось в правилах: «В случае нужды смешаемы быть имеют между русскими французские речи и сочинения, равно как и между французскими русские... Пустые числа употребляются в начале и в конце параграфов по строке, по полуторе, по две и более, а иногда по одному только, по два и по три числа. Иногда пиесы начинаются или оканчиваются самыми значущими. Но во всяком случае часто пишутся пустые в самой середине параграфа и вместо просодии (пробелов. — Т. С.), а иногда и вмешиваются и в середине фразисов и речений. Да сверх того ставятся между пустыми и самые значущие числа, кои не понадобятся и уничтожаются» [6].

Вообще правила к этому типу шифров составляются весьма полные и подробные. Изучение их дает представление о криптографических взглядах составителей шифров того времени. Так, в этих правилах обосновывалось отмеченное нами и для более ранних шифров обязательное наличие двух и более шифробозначений для гласных, наиболее употребительных имен собственных и слогов: «Сiя новая цыфра зделана столь пространна въ томъ единственно намъренiи, чтобъ означить въ ней всъ гласныя, такъ же часто употребляемыя имяна и ръчи многими числами, и прибрать къ ним возможныя окончанiя: частое повторенiе первыхъ и стеченiе вторыхъ, когда они многими изображены слогами, открываютъ обыкновенно цыфру».

Важнейшим условием правильного шифрования считалось постоянное равномерное использование всех шифробозначений, включая пустышки и те, которые исключались при расшифровании. Такие величины следовало вставлять в середину фраз и даже слов.

Увеличение использования шифробозначений, в частности, могло достигаться и тем, что при повторении одних и тех же слов или имен собственных в тексте шифровать их с помощью других элементов шифра, нежели в первый раз. Например, зашифровав слово в первый раз, набрав его по буквам, в другой раз набирать его по слогам или использовать дважды слоги, но в разных сочетаниях с буквами и т. п. С другой стороны, в этих шифрах одному шифробозначению порой соответствовали разные слова (например, Китай, китаец, китаянка). Это делалось для того, «чтобы не было неиспользованных слов». При расшифровании из контекста, как правило, легко можно было выбрать необходимое слово.

Во всех правилах подчеркивалась необходимость строгого соблюдения правил пользования шифрами, давались частные рекомендации по их практическому использованию. Так, например, не разрешалось запоминать наизусть шифробозначения, в том числе гласных и слогов, хотя это было и легко, так как они использовались чаще других величин. Такое запоминание, по мнению составителей, мешало использовать другие шифробозначения этих же словарных величин, вставлять пустые, что облегчало поиск ключа к шифру. И вообще рекомендовалось не особо полагаться на память, так как это могло привести к ошибкам, изменяющим смысл шифровок.

Читая сейчас эти старые правила пользования государственными шифрами России, невольно обращаешь внимание на их целевую направленность на воспитание у лиц, имеющих дело с шифрами чувства долга, глубокого и осознанного уважения к государственным интересам: «Пространство ея (цифири — Т. С.) испужаетъ можетъ быть и своихъ, пока они с нею не спознаются: но пусть трудна она и въ самомъ дълъ; нътъ въ свътъ ни труда, ни прилъжанiя, коими бъ не должно жертвовать сохраненiю цыфръ, когда сему превращенiю ввъряются часто великiя государственныя тайности».

Сохранившийся в архиве один из шифров, которым пользовалась императрица Екатерина Великая для переписки с канцлером, представляет собой именно такой тип шифра [7]. Но в екатерининскую эпоху появляются шифры еще более сложного устройства, с еще более подробными и сложными правилами. Характерным для них является то, что кроме двух словарей (русского и французского), они имеют еще и два так называемых прибавления, которые включают в себя дополнительный перечень отдельно русских и отдельно французских слов и словосочетаний, а также еще раз алфавит и перечень слогов, предлогов, а для французских прибавлений — дифтонгов и артиклей с кодовыми обозначениями другой, в отличие от основного словаря, значности. Так, например, в цифири 1781 г. для переписки Коллегии с находившимся во Франкфурте-на-Майне графом Румянцевым [8] словарные величины 1-го листа (русского словаря) имели кодовые обозначения от 1001 до 2000, 2-го листа (французского словаря) — с 3001 до 4000, французское дополнение состояло из 299 величин с шифробозначениями от 500 до 799, русское дополнение также имело трехзначные шифробозначения: с 222 до 321, с 666 до 765 и с 888 до 987. Чтобы «вмешивать» величины из русского прибавления в текст, шифруемый по основной части, следовало употреблять в качестве переходных числа от 222 до 322 (сколько угодно и в любой последовательности), а также от 666 до 766 и от 888 до 988, т. е. всего триста чисел, которые следовало писать «с прибавкой нуля в конце».

По этому типу шифров следовало шифровать, меняя в строке значность шифробозначений (с 3- на 4-значные и наоборот) по особым правилам. Весь шифртекст писался слитно без разделения шифробозначений точками.

Когда корреспондент располагал несколькими шифрами со словарями на разных языках, ему рекомендовалось иногда использовать русскую часть от одного шифра, а французскую часть от другого. Так, например, в правилах к одному из цифирных ключей, принадлежавшему послу в Стокгольме Рикману, говорилось: «А чтоб в случае нужды можно было вмешивать между русских и французские слова, то для сего употреблять французскую генеральную цифирь, дав приметить разбирателю то постановлением чисел, значущих А,Б,С». По окончании французского текста следовало поставить шифробозначения, соответствовавшие слогам бю, ки. Русское приложение этот шифр Рикмана имел свое собственное [9].

 

 

Дипломаты и тайнопись

 

28 января 1779 г. утвержден был императрицей Екатериной Великой щтат заграничных учреждений Коллегии иностранных дел — «Штат постам министерским вне государства». Звание посла по этому штату было присвоено лишь русскому представителю в Варшаве, большинство же русских представителей за границей именовались «министрами второго ранга». Такие министры находились при дворах главных европейских государств: в Вене, Париже, Лондоне, Берлине, Стокгольме, Мадриде, Константинополе, Лиссабоне, Неаполе, Дрездене, Гааге, Копенгагене, Регенсбурге. Некоторые дипломатические представители назывались просто министрами (в Венеции, Эйтине, Митаве) и резидентами (в Гданьске, Гамбурге). К министерским постам были добавлены также «генеральный консул или комиссар» в Италии и «генеральный консул» в Архипелаге (Англии). Всего министерских должностей по штатам 1779 г. было 21. При министрах в заграничных представительствах России состояли: один советник посольства, один или два титулярных советника, один переводчик, один или два студента.

И лишь по штатам, утвержденным 6 января 1800 г. императором Павлом I, министров второго ранга заменили послы и посланники. Послы назначены были в Вену и Стокгольм, посланники — в Берлин, Лондон, Копенгаген, Мюнхен, Лиссабон, Неаполь, Турин и Константинополь. В Париже, Мадриде, Гааге в тот год по политическим обстоятельствам не было вовсе русских представителей. В Регенсбурге министра заменил резидент, вместо министров и резидентов в Дрездене и Гамбурге были назначены поверенные в дела, а в Данциге и Венеции — генеральные консулы.

Вся переписка этих лиц держалась в строгом секрете, была шифрованной. Большое внимание соблюдению тайны уделялось и в самой Коллегии в отношении лиц, работающих по шифровальной части. Рассуждая «о наилучшем содержании в секрете всех в секретной экспедиции дел», Коллегия еще в 1744 г. определила приказать всем служителям этой экспедиции (и архива) «ни с кем из посторонних людей об этих делах не говорить, не ходить на дворы к чужестранным министрам и никакого с ними обхождения и компании не иметь». Этот приказ подтвержден был вторично 28 марта 1758 г.: «Для сохранения вящего секрета при нынешних военных и всяких важных обстоятельствах» секретарям секретной экспедиции вменялось в обязанность строго смотреть за переводчиками, «чтобы дела, им порученные, по столам не лежали и чтобы товарищи их не читали этих дел». В заключение приказа подтверждалось запрещение кого-либо постороннего пускать в апартаменты, занятые секретной экспедицией.

При императрице Екатерине II, 15 марта 1781 г. Коллегия в третий раз получила приказание не допускать знакомства «чинов департамента иностранных дел» с иностранными министрами и их свитой. При этом императрица указала, чтобы, кроме «министров департамента иностранных дел, каковыми ее величество почитает канцлера (или без сего звания управляющего оным департаментом), вице-канцлера и членов секретной экспедиции», никто из прочих чинов коллегии не ходил в дома чужестранных министров, не имел с ними разговоров о делах, никого из них в своем доме не принимал и ни под каким видом не вел с ними переписки или пересылки. То же самое запрещение возобновлено было указом 3 августа 1791 г.

Уже с петровских времен один и тот же шифр мог употребляться для переписки центра (царя, канцлера, Коллегии иностранных дел) не с одним, а с несколькими министрами или другими политическими, дипломатическими, военными деятелями одновременно. Вначале такая связь по одному шифру осуществлялась с лицами, направляемыми в одно и то же место или находящимися в одном месте или стране. Примером такого шифра может служить, цифирь 30-х годов для переписки с коронным гетманом Синявским и бискупом Куявским [10]. Это — простая замена букв латинского алфавита на двузначные цифры, по 2 шифробозначения на букву.

Самый ранний из обнаруженных нами шифров, по которым велась переписка одновременно с несколькими лицами (осуществлялась своего рода общая и циркулярная связь), относится к совсем раннему времени — периоду Посольского приказа. Эта цифирная азбука содержит не только алфавит-кириллицу, как другие шифры этого времени, но и небольшой словарик имен («персон»). В нее включены пять пустышек, а в качестве шифробозначений использованы слоги и буквы той же кириллицы. В архиве сохранилось два экземпляра этого шифра, причем на одном из них «суплемент» и пустышки отсутствуют. Именно на этом экземпляре сохранилась надпись: «Такова азбука с князем Меншиковым, с Гаврилом Ивановичем (графом Головкиным — Т. С.), Федором Михайловичем (графом Апраксиным. — Т. С.), с князем Репниным. Писать сею азбукою к государю письма».

На другом экземпляре азбуки помещены такие примечания: «Сие слова без разделения и без точек и запятых писать. А вместо точек и запятых и разделения рече вписывать из ниже писанных буквы по одной. .

Буде же когда случится писать имяна ниже писанных персон, то оныя писать такими знаки, как против каждой отмечено. Однако ж писать все всплош, нигде не оставливая, а между ими ставить помянутые буквы, которые ничего не значат» [11].

В своем роде это единственная азбука из шифров описанного нами первого типа, по которой предусматривалось писать шифртекст слитно, без разделения шифробозначений точками. При пользовании всеми другими азбуками обязательным было написание шифробозначений вместе с точками, которые как бы входили в состав шифробозначений. Например: 1. 12. 8. 51. и т. д.

Уже в 20-х гг. ХVIII в. была организована, говоря современным языком, одна из первых сетей общей связи, которая сохранялась и развивалась и в более позднее время. В этой сети переписка велась между центром (в данном случае в лице императрицы Елизаветы Петровны) и российскими министрами, находившимися при европейских дворах. Корреспондентов в этой сети было всего шестеро: императрица, посол в Гааге граф Головкин, посол в Вене граф Бестужев-Рюмин, резидент в Гданьске тайный советник Ланчинский, резидент в Берлине советник канцелярии Гросс, посол в Лондоне граф Чернышев. Переписка велась по описанной нами выше цифирной азбуке 1749 г.

Однако уже через год эта сеть связи была расширена. В письме к послу графу Чернышеву из Коллегии от 5 февраля 1750 г. говорилось о том, что ему высылаются для одновременного пользования сразу пять цифирей, четыре русских и одна немецкая, одна из них «под знаком О — русская цифирь генеральная для корреспондования как с Коллегией, так и с прочими российскими министрами..., а именно: с графом Бестужевым-Рюминым, с графом Головкиным, с Ланчинским, с Паниным, с Гроссом, с князем Голицыным».

Именно здесь мы встречаем впервые название «генеральная цифирь» в отношении шифра, используемого на общей линии связи. В отличие от индивидуальных шифров, на которых, как правило, писалось имя лица, в пользование кому шифр предназначался, «генеральные цифири» имели буквенное, значковое или цифровое обозначение.

Одновременно с описанной, графу Чернышеву высылалась другая, немецкая генеральная цифирь, с помощью которой ему следовало переписываться как с перечисленными выше лицами, так еще с графом Кейзерлингом, бароном Корфом и секретарем посольства в Польше Ржичевским.

Все шифры были присланы Чернышеву при письме, в котором говорилось о них так:

«№ — 1 цифирь русская, единственно для корреспондования с Коллегией;

№ — 2 цифирь русская для корреспондования с Коллегией;

№ — 3 цифирь русская, генеральная, для корреспондования как с Коллегией, так и с прочими российскими министрами...

Под сим же третьим номером приобщается копия с немецкой генеральной цифири, дабы оною по востребованию обстоятельств на немецком и французском языках как в Коллегию писать, так с реченными персонами (перечисленными нами выше. — Т. С.), которым равномерные и точного содержания копии ныне ж для того намерения посылаются корреспондовать можно было.

№ — 4 русская цифирь единственно для корреспондования с Коллегией».

Кроме прочего, это письмо показывает сколько шифров использовал российский представитель за границей одновременно.

Нами установлено, что разработка генеральных цифирей с середины ХVIII в. Коллегией иностранных дел велась постоянно. Выводились из действия они примерно через два года. Сеть корреспондентов росла год от года. Из генеральных цифирей ХVIII в. нам известны:

— генеральная цифирь на русском языке 1762 г., по которой обменивались корреспонденцией с Коллегией и между собой: Бестужев-Рюмин (Париж), Кейзерлинг (Вена), Корф (Копенгаген), Панин (Стокгольм), Голицын (Лондон), Пушкин (Гданьск), А. Симолин (Митава), Д. Симолин (Регенсбург), Салтыков («заграничная армия»), Обрезков (Константинополь);

— генеральная цифирь того же 1762 г., объединявшая тех же корреспондентов, но переписку по ней можно было вести сразу на трех языках: русском, французском и немецком. Дополнительно этот шифр в 1764 г. был дан генерал-майору князю Репнину, направлявшемуся в качестве полномочного министра к прусскому двору, а также генерал-аншефу князю Волконскому;

— генеральная цифирная азбука 1764 г. на русском и французском языках была разослана русским представителям в Вене, Варшаве, Копенгагене, Лондоне, Стокгольме, Берлине, Гааге, Париже, Дрездене, Митаве, Регенсбурге, Гданьске, Мадриде, Гамбурге, Константинополе;

— генеральная цифирная азбука на французском языке была разослана в те же пункты в 1768 г.;

— генеральная цифирь 1768 г. на русском и французском языках была разослана также в те же 15 адресов;

— генеральная цифирь 1768 г. также на русском и французском языках. Разослана эта цифирь была тем же лицам и дополнительно главнокомандующему генерал-аншефу князю Голицыну;

— генеральная цифирь на французском и русском языках 1771 г. обозначена вместо употреблявшихся ранее знаков двенадцатью числами: шесть — для пользования русской частью шифра и шесть — для пользования французской его частью. Эта цифирь в январе 1771 г. была разослана в Митаву, Гданьск, Берлин, Дрезден, Париж, Мадрид, Гаагу, Лондон, Гамбург, Копенгаген, Стокгольм, Вену, Регенсбург, Варшаву, Командующему 1-й и 2-й армиями генерал-фельдмаршалу графу Румянцеву, генерал-аншефу князю Долгорукову. В 1779 г. этот же шифр был дан отправленному в Португалию чрезвычайному посланнику и полномочному министру графу Нессельроде;

— генеральная цифирь 1773 г. на русском языке под знаком «165». Разослана, по сравнению с предыдущей, в первые 14 адресов.

— генеральная цифирь под знаком «40, 68 и 77» — самая большая из известных нам цифирей ХVIII в. Она включала 2000 словарных величин и объединяла Коллегию с пятнадцатью корреспондентами за рубежом: Стакельбергом в Варшаве, министром Голицыным в Вене, министром Ассебургом в Регенсбурге, министром Барятинским в Париже, министром Зиновьевым в Мадриде, посланником Белосельским в Дрездене, посланником Голицыным в Гааге, министром Симолиным в Стокгольме, министром Долгоруковым в Берлине, министром Сакеном в Копенгагене, министром Мусиным-Пушкиным в Лондоне, резидентом Гроссом в Лондоне, посланником Стахиевым в Константинополе, резидентом Ребиндером в Гданьске, князем Репниным в Берлине [12] .

В 1771 г. была параллельно организована общая сеть связи, охватывающая совершенно иной регион. Так, с помощью генеральной цифири 1771 г. под знаком «1631» переписывались между собой и с Коллегией иностранных дел десять корреспондентов: полномочный министр Булгаков в Константинополе, граф Воронцов в Венеции, граф Разумовский в Неаполе, полномочный министр Мордвинов в Генуе, полномочный министр князь Юсупов в Турине, граф Морениго во Флоренции, Псаро — поверенный в делах на Мальте, коллежский советник Хемницер в Смирне, генеральный консул в Молдавии, Валахии и Бессарабии Северин, коллежский асессор Юлиниц в Сицилии.

Рассылали шифры и ключи обязательно при циркулярных рескриптах за подписью канцлера и вице-канцлера. Вот текст одного и таких документов:

«Циркулярный рескрипт во Гданьск к резиденту Ребиндеру.

Для употребления по важным материям переписки Вашей сюда ко двору нашему, так и с пребывающими при чужестранных дворах нашими министрами и должность их исправляющими за нужно признали мы доставленные из нашей Коллегии иностранных дел в 1773 г. к тем министрам нашим при циркулярных рескриптах цифирные ключи русские и французские переменить ныне новыми, кои при сем к Вам и посылаем с нарочным курьером, а именно: четыре ключа, из коих два на русском и французском языках единственно для корреспонденции с упомянутыми министрами нашими и поверенными в делах, а с кем именно — в том будет Вам служить прилагаемая при сем всем им роспись...

По Ея Императорского Величества указу.

Подписан посему: граф Никита Панин, граф Иван Остерман» [13].

 

 

Государственное дело

 

В Коллегии иностранных дел велся тщательный учет всех цифирей. Перечень цифирей, списки лиц, кому они были разосланы, от кого получены обратно отдельные экземпляры, на каком языке цифири составлены и другие необходимые сведения заносились в особые реестры.

Если экземпляр генеральной цифири кем-то из корреспондентов утрачивался или возникало подозрение, что цифирь оказывалась известной неприятелю, то немедленно издавался императорский указ о выводе этого шифра из действия и замене его другим. Этот указ сразу же рассылался всем корреспондентам, входившим в данную сеть связи. Сохранился один из таких указов, датированный 1776 г. Текст его содержит достаточно полное описание правил замены утраченной генеральной цифири: «Указ Ея Императорского Величества самодержицы всероссийской из государственной Коллегии иностранных дел находящемуся в Гданьске поверенному в делах титулярному советнику Волчкову.

Получено здесь известие от полномочного министра при мадридском дворе камергера Зиновьева, что находящийся при нем канцелярский служитель, едучи к нему из Мадрида в Сент-Илдефонс, потерял дорогой вверенные ему, министру цифирные ключи генеральной корреспонденции.

В рассуждение сего неприятного обстоятельства за необходимо нужно признано здесь для пользы дел и службы Ея Императорского Величества повелеть Вам чрез сие: 1-е: находящиеся у Вас генеральные цифирные ключи 1773-го г. как на русском, так и французском языках вовсе и таким образом отменить, чтоб оные отнюдь уже Вами нигде и никак употребляемы не были. 2-е: писать сюда впредь от получения сего указа тако же и в переписке Вашей с другими при иностранных дворах находящимися министрами употреблять до получения нового вскоре уже за сим Вам доставляемого генерального ключа, старые генеральные ключи 1768-го года, ибо бывшие после оных ключи 1771-го г. подвержены некоторому сомнению.

Преподавая Вам до времени новых цифирей сие запасное наставление, признано здесь за нужно подтвердить Вам в то же время единожды навсегда, чтоб Вы сами впредь хранили у себя цифирные ключи и заочно не выпускали их из рук, в чем и обязываетесь Вы Вашею присягою верности Ея Императорскому Величеству.

Граф Никита Панин,

Граф Иван Остерман

В Санкт-Петербурге сентября 12 дня 1776 года.

Отправлен нарочной стафете того же числа» [14].

 

Граф Никита Иванович Панин был крупнейшей политической фигурой той эпохи. С его именем тесно связаны блестящие успехи России в области внешней политики за первое двадцатилетие царствования Екатерины II. Лично не расположенная к Панину, императрица ценила в нем искусного политика, который, не будучи человеком сильной инициативы, всегда готов был откликнуться на ее запросы, внести ясность в ее намерения и выгодно отличался от многих современников своим широким образованием, гуманностью и неподкупной честностью.

Родился граф Никита Иванович Панин в Данциге 15 сентября 1718 г. Проведя молодость в военной службе, он начал дипломатическую деятельность в 1747 г., когда назначен был посланником в Копенгаген. В следующем году, 31 января, Панин был переведен посланником в Стокгольм и пробыл здесь 12 лет до 18 февраля 1760 г. С падением Бестужева-Рюмина он был отозван и назначен 29 июня 1760 г. воспитателем к Великому Князю Павлу Петровичу. При императоре Петре III он тайно примкнул к партии императрицы Екатерины и поэтому вступление ее на престол открыло ему широкий путь к возвышению. С 1762 г. он состоял неофициальным советником императрицы по делам внешнего и внутреннего управления, а после отъезда канцлера графа Воронцова в заграничный отпуск занял 17 октября 1763 г. место «старшего члена Коллегии иностранных дел» с обязанностью «производить все иностранной коллегии дела». В 1764 г. Панин предложил императрице свою политическую систему, которой он дал название «Северного аккорда» и сущность которой состояла в союзе России с Пруссией, Польшей, Англией, Швецией и другими северными государствами против Австрии, Франции и Испании. Перечисленные северные державы имели, однако, слишком много счетов между собой, чтобы согласиться на совместные действия. Фридрих II, которому нужен был только союз с Россией, всячески препятствовал осуществлению проекта. Старания Панина привлечь Швецию к «Северному аккорду», дав победу в этой стране русскому влиянию над французским, стоили громадных издержек, но не увенчались успехом. С конца 1764 г. Панин состоял «первоприсутствующим» в Коллегии иностранных дел. 22 сентября 1767 г. возведен был в графское достоинство и получил чин действительного тайного советника. По вступлении в брак Великого Князя Павла Петровича Панин оставил должность воспитателя цесаревича и вслед за тем 22 сентября 1773 г. получил почетное звание «министра первого класса». Положение Панина при дворе поколебалось в 1781 г. В мае этого г. он взял отпуск и выехал из Петербурга, но в сентябре вернулся и вновь вступил в управление делами иностранной политики. Однако не восстановил своего влияния. Умер Н. И. Панин в 1783 г.

В период 1762—1783 гг. во многом именно по указаниям Н. И. Панина изготовлялись новые шифры и проводилась работа по дешифрованию иностранной переписки. Кроме того под его руководством осуществлялись отдельные («активные») мероприятия по добыче иностранных шифров.

В архивах сохранилось множество документов, свидетельствующих о деятельности Панина в качестве руководителя шифровально-дешифровальной службы России. Так, например, на изученном нами экземпляре генеральной цифири 1768 г. имеются записи:

«Его сиятельство граф Никита Иванович (Панин. — Т. С.) изволил приказать, что скорее сделаны были две цифири, одна русская, а другая французская, совсем от нынешних отменные, с порядочными по алфавитами шифрантами; и чтоб по два экземпляра каждой цифири и шифранта к нему потом прислано было. В Петергофе 13 июля 1768 года».

«По сей записи все исполнено. И цифири с шифрантами... посланы к его сиятельству в Петергоф в 28-го сего июля».

 

Как видим, на составление генеральной цифири по приказанию Панина понадобилось всего четырнадцать дней.

Для ведения переписки, в том числе и шифрованной, все крупные политические и военные деятели России имели специальный штат канцелярских работников. Шифрование и расшифрование текстов сообщений производилось специальными секретарями-переводчиками, каждый из которых владел двумя-тремя иностранными языками. Примером того, как было организовано ведение секретной переписки, в том числе шифрованной, крупными государственными деятелями могут служить документы о переписке князя Голицына.

15 декабря 1768 г. императрица Екатерина II подписала указ Коллегии иностранных дел, в котором говорилось: «Служба наша требует, чтоб назначенный от нас к командованию главной нашей армией против Порты Оттоманской генерал-аншеф князь Голицын беспрепятственную корреспонденцию производил с министрами нашими при других дворах находящимися. Потребное в том наставление дано ему от нас самих, а Коллегии иностранных дел чрес сие повелеваем... предписать... нашим министрам, дабы они о всем происходящем в их местах достоином и нужном к сведению его генерал-аншефа прямо от себя ему сообщали... Коллегия иностранных дел, исполняя сие наше повеление, собою при том усмотрит, что для безопасности такой корреспонденции цифирные ключи и потребные к тому канцелярские служители означенному генералу даны быть долженствуют, нужно с переводчиками польского и турецкого языков, потому что ему в них вседневная почти нужда предстоять будет.

Екатерина» [15].

 

Уже через неделю, 23 декабря 1768 г. князю Голицыну Коллегией иностранных дел были направлены необходимые цифирные азбуки, в том числе и генеральная, кроме того выделен такой штат помощников и переводчиков для секретной переписки: «Для корреспондования на латинском, французском, немецком и итальянском языках — надворный советник Фридрих Крейдеман, для турецкого языка — переводчик Василий Пастушков, для латинского и польского языков — переводчик Василий Слогвинский, для письма на иностранных языках — переводчик князь Михайло Вадбальский, да для письма российского — два канцеляриста: Александр Катытулов и Семен Александров» [16].

Всем этим лицам Коллегией было определено высокое годовое жалованье и выданы подъемные. А ведь сам Голицын также неплохо владел латынью, немецким и французским языками. Но ведение секретной шифрованной переписки было делом очень трудоемким и, естественно, специальный штат работников для этой цели был просто необходим. Они имели в своем распоряжении шифры того лица, к кому были приставлены, и вели всю его переписку в соответствии с особыми инструкциями, создававшимися в Коллегии иностранных дел. Для повышения надежности переписки необходимо было пользоваться постоянно разными шифрами, употребляя их попеременно, «чтоб в случае, ежели б две или три пиесы вдруг шифрованы быть надлежали, оные разными цифирьми писаны были». Особое внимание следовало уделять знакам, обозначающим ту или иную цифирь. С одной стороны, корреспонденту своему шифрующий должен был указать тот шифр, которым он пользовался, с другой стороны, эту информацию необходимо было как можно старательнее скрыть. Поэтому заглавия цифирей следовало шифровать в самом начале шифрсообщения, но «между пустыми и ничего не знаменующими числами», а также еще много раз таким же способом в других строках.

Значение, которое придавалось криптографической службе высшими государственными лицами России в конце ХVIII — начале ХIХ вв. следует подчеркнуть. Лично государственный канцлер, а им в тот период являлся граф Иван Остерман (сын Андрея Остермана), неукоснительно следил за строжайшим соблюдением правил пользования отечественными шифрами, требовал их своевременной замены. При малейшем подозрении о компрометации шифров давал указания об их досрочной замене или о внесении в них существенных изменений. Так, в январе 1800 г. Остерман приказал русскому послу в Берлине вывести из действия общий код 1799 г., поскольку возникло подозрение о его компрометации: код этот мог попасть в руки противника вместе с багажом одного русского генерала во время революции во Франции. Аналогичное подозрение о возможной компрометации вынудило вывести из действия код послов в Мадриде и Лиссабоне, хотя он использовался в течение не полных девяти месяцев. Русские послы предупреждались, что все конфиденциальные сообщения должны тщательно шифроваться с помощью одного из новых ключей. Это следовало делать и в том случае, если сообщения посылались с курьерами. Уже Панин в качестве дополнительной меры предосторожности писал многие свои сообщения невидимыми (симпатическими) чернилами, помещая их под маскировочный текст, т. е. текст отвлеченного содержания. Тем самым гарантировалась сохранность сообщений от тайной перлюстрации (по современной терминологии — неявной компрометации), поскольку проявление симпатических чернил сразу указало бы на то, что письмо побывало в чужих руках.

Русской разведке того времени принадлежит идея использования контролируемых каналов шифрованной связи не только для «пассивного» дешифрования передаваемых по этим каналам сообщений, но и активного их использования в целях получения определенной информации, в первую очередь интересующей разведку и руководителей государства. Это замечательный факт в истории именно отечественной криптографии, который на протяжении всех последующих периодов времени не терял своей актуальности и является актуальным в настоящее время.

Схема этой идеи следующая:

А В

С

 

Здесь С контролирует канал связи между А и В, которые об этом не знают и не догадываются. С теми или иными способами, но достаточно аккуратно, побуждает А послать В интересующую С информацию. Способы эти могут быть самыми разными и определяются полностью искусством С влиять нужным образом на А, чтобы тот послал В требуемую информацию. При кажущейся простоте этой схемы (или идеи) в практике разведок она встречается крайне редко и каждый раз при этом она выдается чуть ли не за новое гениальное открытие участвующих в этом специалистов. Представляется, что такая ситуация объясняется тем, что разведки всех стран, по-видимому, не очень заботятся о знании истории мировой и, в частности русской криптографии, о накоплении и использовании исторического опыта.

Итак, 26 марта 1800 г. из Петербурга русскому послу в Берлине сообщалось: «В нашем распоряжении есть шифры, с помощью которых переписывается король [Пруссии] со своим поверенным в делах в России. В случае, если у Вас возникнут подозрения в вероломстве министра иностранных дел Пруссии графа Кристиана фон Хаунвитца, то Ваша задача будет состоять в том, чтобы под каким-то предлогом заставить его написать сюда письмо по интересующему нас вопросу. И сразу же, как только будет дешифровано его письмо или письмо его короля, я проинформирую Вас о содержании» [17].

Приведем лишь один пример, когда идея активного использования контролируемого канала связи выдвигается в криптографической практике как бы впервые. Речь идет о ситуации, сложившейся в апреле—июне 1941 г. на Тихом океане в период подготовки нападения немцев на англичан. В это время американской стороной был частично дешифрован военно-морской код Японии, в результате чего американцы могли читать подавляющее большинство обычных сообщений. Из дешифрованной с помощью этого кода переписки следовало, что японцы готовят удар по американцам, но о месте удара было только известно, что его кодовое обозначение «AF». По ряду соображений была высказана гипотеза, что «AF» — это остров Мидуэй и цель японцев — начать крупные военные операции с высадки десанта и захвата этого острова. От правильности этого предположения «зависели как само существование американского флота, так и будущий ход всей войны на Тихом океане» [18]. В этой обстановке возникла идея передать по радио открытое сообщение из гарнизона Мидуэя, которое наверняка было бы перехвачено японцами и сообщено по радио (в шифрованном виде) командованию. Их зашифрованное донесение будет перехвачено и дешифровано американцами, и, если предположение верно, географический указатель, который используют в этом случае японцы, будет соответствовать Мидуэю с соответствующим кодовым обозначением «AF». Так и случилось на самом деле. Криптографы, подсказавшие эту идею, были награждены высокими орденами.

 

 

Политический сыск

 

Известно, что стремление сохранить в тайне содержание своей деятельности заставляло применять шифры членов всех тайных организаций во все времена и во всех странах. Эти же традиции существовали и в России. В ХVII — ХVIII вв. в среде раскольников, офеней, разбойников был широко распространен тарабарский язык — своеобразный шифр для устного общения. В нем слова говорились «навыворот». Например, вопрос: «Давно с Дону?» звучал как «Онвад с Унод?» По современной классификации этот язык соответствует частному случаю применения шифра перестановки. В средние века применялись шифры в писаниях «еретиков» и т. д. Еще в начале ХVIII в., по преданиям не без участия Петра I, проникли в Россию некоторые системы масонских организаций, к тому времени нашедших уже широкое рапространение в Европе.

Особую организационную и деятельную активность «вольные каменщики» начали проявлять в последней трети ХVIII в. Вначале относившаяся к ним лояльно, Екатерина II постепенно изменила свои взгляды, что и повлекло те гонения на масонов, которым они подвергались со стороны правительства уже с конца ХVIII в. «Благодушно-презрительная точка зрения императрицы на «свободных каменщиков» помогла беспрепятственному внедрению и развитию масонства в России в течение первых двадцати пяти лет ее царствования, до тех пор, пока она под «чудачествами» и «странными одеяниями» не стала прозревать вольномыслия, опасного для самодержавной своей власти: в действиях масонов она увидела резкое проявление новой, только что нарождавшейся общественной силы, и среди масонов — почти всех лиц, которые известны были несочувствием ее правительственной системе и ее личному материалистическому «умоначертанию», а во главе их — своего сына и наследника, великого князя Павла Петровича» [19]. Как раз такое настроение Екатерины II совпадает с первыми сведениями о французской революции. Взятие Бастилии и последующие события развеяли все «демократические» иллюзии русской императрицы. Она уже сравнивает членов Учредительного собания с Пугачевым и решает вопрос довольно просто: «До сих пор считали заслуживающим виселицы того, кто будет замышлять разрушение страны, а тут занимается этим целая нация, или лучше сказать, тысяча двести депутатов этой нации. Если бы повесили из них несколько человек, то я думаю, что остальные бы образумились» [20]. Такое отношение к французскому движению делали императрицу особенно внимательной к аналогичным движениям внутри ее монархии. К тому же к 80-м гг. ХVIII в. в Германии началось усиленное преследование тайных обществ, имевших отношение к масонству. В борьбе с представителями тайных обществ немецкие правительства не применяли никаких выработанных юридических норм, преследуя их законными и незаконными способами. Екатерина внимательнейшим образом изучила деятельность российских масонов. Одним из главных источников информации служила их переписка.

Из книги Я. Л. Барскова «Переписка московских масонов ХVIII века» [21] можно видеть, как много внимания уделяло правительство частной переписке всех заинтересовавших его лиц. Московский почт-директор И. Б. Пестель (отец декабриста), занимавший этот пост с 1789 по 1806 г., снимал копии с писем масонов в двух экземплярах. Один из них предназначался для московского главнокомандующего князя Прозоровского, другой же отсылался в Петербург графу Безбородко, который сообщал наиболее интересные письма Екатерине II.

Любопытное, на наш взгляд, замечание делает редакция известного журнала «Русская старина» о содержании перлюстрированной при Екатерине II переписки: «Перлюстрации внутренней и внешней корреспонденции времени Екатерины II «Русская старина» обязана обширным собранием весьма интересных материалов: это переписка лучших, образованнейших людей 1790—1795 гг.» [22].

По традиции, сложившейся в Европе, в своей переписке масоны использовали особые шифры. Внешне в своем большинстве они выглядели как шифры простой замены, где буквы алфавита заменялись особыми графемами — «гiероглифами» по терминологии того времени. Однако это были гораздо более сложные, так называемые семантические шифры. Трудность дешифрования здесь обусловлена тем, что учение «вольных каменщиков», проводило в жизнь свои гуманитарно-философские идеи, воплощая их в целый ряд символов и обрядов. «Символ предоставляет мысли свободу, простор; догмат сковывает, подчиняет. Язык в ложах наших иносказательный», — учили масоны-риторы. И, действительно, были установленные условные наименования для предметов, имевших отношение к обрядам, внутреннему распорядку, обиходу, всей жизни масонов. Глубина постижения сокровенного смысла символов, обрядов и т. п. зависела от степени масонского посвящения. Особенное место занимали здесь теоретические степени посвящения.

Например, в русских архивах сохранились многочисленные списки предметов занятий в степени теоретических братьев, но многие из них написаны шифром и расшифровка их весьма сложна, ибо с глубоко рассчитанной постепенностью открывали обряды посвящения целый ряд символов, возбуждая цепь идей. Одному символу можно было придать различные значения в зависимости от идей, заключенных в данной степени посвящения. Так, например, циркуль, открытый на шестьдесят градусов, как символ высшего разума, носился всеми членами ордена. «Помятуйте,— писалось в Вольно-Каменщическом уставе,— что совершенный Великий Мастер далеко распростертым циркулем размеряет и испытует вашу работу; для сего размеряйте действия свои циркулем разума» [23]. Таким образом, при взгляде на шифрзнак, обозначающий в шифре циркуль, масон вспоминал и Великого Строителя мира, и данные им в ложе обеты вести строго обдуманную жизнь. Однако этим значение такого шифрзнака не исчерпывалось. Он мог обозначать еще довольство ниспосланной Провидением долей, напоминал каждому брату о предназначенном ему круге действий, призывал к братскому единению. Наконец, под циркулем представляли солнце, св. Иоанна Крестителя, Януса, огонь, Меркурий, дух, волю, сердце, красоту. Решающее значение для дешифрования масонских текстов имеет знание обрядов и символов. Один из крупнейших русских масонов конца ХVIII — начала ХIХ в. граф М. В. Виельгорский поучал братьев: «Каменщик должен всячески вникаит в таинственные обряды наших лож, где каждый предмет, каждое слово имеет пространственный круг значений и сие поле расширяется, подобно, как всходя на высоту, по мере того как возвышаешься, то видимый нами горизонт распространяется».

Переписка русских масонов перлюстрировалась уже с июля 1790 г. 22 апреля 1792 г. был арестован и затем посажен в Шлиссельбургскую крепость Н. И. Новиков — известный издатель, один из руководителей масонского движения в России. Позднее другой масон сенатор И. В. Лопухин, автор «Нравоучительного катехизиса истинных франкмасонов», писал об этих событиях: «Неудовольствия оныя правительства, подозрения, скрытные присмотры полиции, толки и шум публики, то уменьшаясь, то прибавляясь, продолжались лет семь. Много имели мы неприятелей, а защитников с голосом никого, ни при дворе, нигде. Мы столько были невинны, что и не старались оправдываться, а только при случаях простодушно говорили правду о цели и упражнениях нашего общества, но нам не верили.

Хотя и собрания наши наконец пресеклись, однако подозрение на нас нисколько не уменьшилось. Открывали на почте наши письма, и всех моих писем копии, особливо к одному тогда приятелю, бывшему в чужих краях отсылались к Государыне. Я сим ни мало не беспокоился и знавши писал всегда так, как бы я говорил наедине в полной откровенности.

Однажды вздумалось мне воспользоваться сим обстоятельством, чтобы в письме к моему приятелю... описать все существо и действие нашего общества... Я написал все сие точно для того, чтоб она прочитала» [24].

Перлюстрация существовала и в последующие царствования. Так, император Павел I, в юные годы сам посвященный в одну из высших степеней масонства, находясь под влиянием своих воспитателей масонов графа Н. И. Панина и князя А. Б. Куракина, позднее охладел к движению «вольных каменщиков». Перлюстрация частной переписки в павловскую эпоху проводилась активно, и сам император даже не считал нужным скрывать этого. В Москве было перехвачено письмо некоего чиновника Приклонского к И. М. Муравьеву совершенно невинного свойства. Однако этим письмом граф Ф. В. Ростопчин воспользовался для того, чтобы погубить своего врага графа Н. И. Панина. Он изменил в нем имена, чем придал письму порочащий Панина смысл, и в таком виде показал его Павлу [25].


Глава восьмая

НОВЫЙ ВЕК

Криптографическая служба России в первой половине ХIХ века

 

Начало ХIХ в. ознаменовалось бурными политическими и военными событиями. Как сто лет назад до этого многое в Европе и все в России определялось личностью и деятельностью Петра Великого, так теперь все в Европе и многое в России оказалось в вихре событий, определявшихся появлением и деятельностью другого гиганта — Наполеона Бонапарта. Возникали и распадались военные и политические союзы, победы сменялись поражениями. Война создавала героев и кумиров, диктату войны подчинилась логика политики.

Фундамент Российского государства, заложенный в ХVIII столетии, оказался достаточно прочным для того, чтобы теперь, в годину небывалых испытаний, выдержать все и одержать победу. Немало способствовали этому и успехи русских криптографов.

В начале в. была проведена реорганизация высшего государственного управления России, которое в течение всего ХVIII века сохраняло коллегиальные начала. Высочайшим манифестом императора Александра I от 8 сентября 1802 г. вместо коллегий учреждались министерства. Одновременно с созданием Министерства иностранных дел именным указом правительствующему Сенату министром иностранных дел и государственным канцлером был назначен граф Александр Романович Воронцов, который с 1761 по 1768 г. состоял полномочным министром в Англии, а в 1773 г. был назначен президентом Коммерц-коллегии. Этот ответственный пост граф занимал до 1794 г., когда вышел в отставку. Теперь император вновь призвал его на государственную службу, как одного из просвещеннейших сановников екатерининской эпохи.

Тем же манифестом министрам вновь учрежденных министерств было предписано немедленно заняться образованием своих канцелярий и подбором для них штатов. А. Р. Воронцов также создает временную канцелярию. Канцелярии МИД впервые было дано определенное устройство с разделением на четыре экспедиции. Первая экспедиция ведала азиатскими делами, вторая — перепиской с Цареградской миссией и всеми внутренними делами, третья — «перепиской на французском языке с министрами в чужих краях и внутри государства», а также выдачей заграничных паспортов, четвертая — нотами и записками от иностранных министров, получаемыми или доставляемыми. Каждая экспедиция была вверена управляющему (коллежскому советнику). Были образованы и три секретные экспедиции: первая — цифирная (шифровальная), вторая — цифирная (дешифровальная) и третья экспедиция — газетная (служба перлюстрации). В состав первой цифирной экспедиции входила литография, о работе которой мы расскажем особо. Обязанности управляющего Канцелярией МИД определялись так: он «надзирает вообще, ко всем экспедициям; за порядком архива и регистрацией; ему поручается хранение цифирных ключей и весь внутренний порядок Канцелярии, а также сношение с главным директором почт, переписка с нашими министрами вне государства» [1]. Следовательно вся криптографическая деятельность, а также руководство службой перлюстрации были сосредоточены в Канцелярии МИД. Руководил этой работой под непосредственным наблюдением министра управляющий Канцелярией.

Возможно читатель обратил внимание на то обстоятельство, что рассказывая о криптографической службе ХVIII столетия, мы постоянно стремились подчеркнуть важность участия в руководстве ее деятельностью высших государственных лиц. Стиль этого руководства, собственно личность высшего государственного чиновника во многом определяли отношение государства к этой службе, и как следствие, ее успехи или неудачи.

В 1806 г. министром иностранных дел назначается барон А. Я. Будберг. Это назначение бывшего генерала «от инфантерии» было обусловлено, кроме его успешной деятельности в Стокгольме в 1797—1801 годах и близости его к императору Александру I, также тем, что он всецело разделял мысли царя о необходимости продолжения вооруженной борьбы с Наполеоном. Мирный договор с Францией, подписанный русским поверенным П. Я. Убри в Париже 8 июля 1806 г., не был утвержден императором Александром I, причем новый министр иностранных дел барон Будберг разъяснил Государственному совету, что Убри не понял данного ему поручения и превысил свои полномочия. Решено было продолжать войну, и русская армия 22 октября 1806 г. перешла границу, выступив на защиту Пруссии. В бытность Будберга министром экспедиции Канцелярии получили названия отделений, во главе которых, как и раньше, находились управляющие. Ими были: М. Ф. Юдин, П. Я. Убри, А. А. Жерве, С. М. Броневский. Канцелярия министра очень быстро сосредоточила в себе всю политическую переписку с дипломатическим корпусом и с русскими представителями за границей.

Поражение под Фридландом 2 июня 1807 г. показало нецелесообразность дальнейшей борьбы с Наполеоном и привело к заключению перемирия 9 июня. Враждебное отношение к Франции сменилось отношениями тесного союза. 13 июня 1807 г. состоялось свидание императора Александра I с Наполеоном на плоту, посреди реки Неман, против Тильзита. 25 июня (7 июля) 1807 г. вместе с мирным договором подписан был в Тильзите трактат наступательного и оборонительного союза с Францией. Вполне естественно, что уже 30 августа 1807 г. барон Будберг высочайшим указом был уволен с поста министра иностранных дел, а 12 февраля следующего 1808 г. он окончательно вышел в отставку.

В начале ХIХ в. Канцелярия МИД не имела строго определенного устройства и дела ее распределялись среди личного состава по усмотрению министра. До 1808 г. начальником I экспедиции, куда входила цифирная часть, являлся А. А. Жерве. Затем он назначается управляющим Канцелярией, а начальником этой экспедиции, преобразованной в отделение, становится Х. И. Миллер. Дешифровальную часть в этот период возглавляет Христиан Бек. Сохранились некоторые документы, позволяющие судить о характере деятельности секретной экспедиции Канцелярии МИД периода начала ХIХ в. и войны с Наполеоном.

Письмо от 8 марта 1812 г. Х. И. Миллеру:

«Г. Канцлеру угодно, чтобы Вы, милостивый государь мой, Христиан Иванович, немедленно занялись составлением двух совершенно полных лексиконов как для шифрования, равно и для дешифрования на российском и французском языках, и чтобы Вы снеслись по сему предмету с Александром Федоровичем Крейдеманом, стараясь соединенными силами привести работу сию к скорейшему и успешнейшему окончанию. А. Жерве» [2].

 

Х. И. Миллер и А. Ф. Крейдеман являлись не только составителями лексиконов, т. е. словарей к шифрам, но и самих шифров. Эту работу выполняли и некоторые другие сотрудники. После составления цифири специалистом-криптографом в ХVIII в. она набело переписывалась от руки специальным секретарем в нужном количестве экземпляров. Теперь цифири изготовлялись уже типографским способом. В отношении каждой цифири заведующим секретной экспедицией при этом составлялась докладная записка такого содержания:

«В Государственную коллегию иностранных дел.

От нижеподписавшегося покорнейшее доношение.

Составив по приказанию сей Коллегии новую генеральную цифирь на российском и французском языках, ею одобренную, и отобрав цены за изготовление передвижных машин, равно и за напечатание наборных и разборных таблиц и за бумагу, имею честь представить о том подробную записку, прося покорнейше помянутую Коллегию благоволить на сей расход определить сумму.

Коллежский советник Христиан Миллер.

Октябрь дня 3 1804 года.

За машины:

за 15 пар машин с двойными передвижными дощечками по 125 р.

за пару — 1875 рублей.

Типографщику:

за набор разборных таблиц для российской цифири с напечатанием по 20 р. за таблицу — 40 р.

за набор двух разборных таблиц для французской цифири с напечатанием, по 20 р. за таблицу — 40 р.

за набор одного листа и напечатание чисел и букв, принадлежащих к разборным таблицам обеих сих цифирей — 10 р.

за набор 112 1/2 страниц российской наборной азбуки и напечатание по 30 р. за страницу, а за все 112 1/2 страниц — 3375 р.

за набор 122 1/2 страниц французской наборной азбуки и напечатание, по 30 р. за страницу, а за все 122 1/2 страницы — 3675 р.

Бумаги:

Александрийской 83 л. по 2 р. 50 к. каждая — 207,50

Итого 9222 р. 50 к.

Коллежск. сов. Хр. Миллер» [3].

 

В начале ХIХ в. в МИД был организован так называемый «Цифирный комитет», в состав которого вошли наиболее опытные и квалифицированные криптографы. В задачи комитета входил анализ и введение новых систем шифров, контроль за их правильным использованием и хранением, вывод из действия устаревших или скомпрометированных шифров, составление заключений, отчетов и докладных для руководителей МИД и императора по вопросам деятельности шифровальной и дешифровальной службы. Этот комитет подчинялся министру, а возглавлял его «главный член цифирного комитета».

Как и в XVIII столетии, информация, полученная путем криптоанализа, то есть дешифрования переписки, продолжала служить важнейшим источником сведений для Министерства иностранных дел и военного ведомства России. Русские дешифровальщики сыграли значительную роль в первом поражении до тех пор непобедимой наполеоновской армии. Д. Кан пишет: «Этот военный гений, вполне определенно не придавал большого значения криптографии, хотя и в этих вопросах он не был полностью ограниченным человеком, как его характеризовали некоторые историки». Во время своих военных походов император Франции пользовался двумя системами шифров: «большим шифром» — для связи с командующими крупными военными формированиями и «малым шифром» — для переписки с небольшими армейскими подразделениями. «Большой шифр» представлял собой код на 200 величин и был подобен «великому шифру» Россиньоля. Интересно, что французы, несмотря на имевшийся печальный для них опыт состязания с русскими криптографами в XVIII в., так его и не усвоили. Они по-прежнему считали свои шифры абсолютно надежными и не допускали и мысли о том, что русские способны их «расколоть», впрочем, как и вообще выиграть войну. Как показала история, они глубоко заблуждались. Позднее Александр I в своих воспоминаниях о войне лично цитировал переписку генералов Наполеона, в свое время дешифрованную российской криптографической службой.

Американский историк Флетчер Пратт приводит такую выдержку из разговора, состоявшегося после войны 1812 г. между Александром I и командующим одним из корпусов армии Наполеона маршалом Макдональдом: «Конечно, — сказал император России Александр, пытаясь успокоить маршала относительно поражений Франции, — нам очень сильно помогло то, что мы всегда знали намерения вашего императора из его же собственных депеш. Во время последних операций в стране были большие недовольства, и нам удалось захватить много депеш». «Я считаю очень странным, что Вы смогли их прочесть, — заметил несколько печально Макдональд, — кто-нибудь, наверное, выдал Вам ключ?» Русский был удивлен. «Отнюдь нет! Я даю Вам честное слово, что ничего подобного не имело места. Мы просто дешифровали их» [4].

В первой половине ХIХ в. длительное время руководство криптографической службой России осуществлял Карл Васильевич Нессельроде (1780—1862). Дипломатическую службу граф Нессельроде начал в 1801 г. в Берлине сотрудником русской миссии. В 1810 г. он становится статс-секретарем министерства, в непосредственном заведовании которого находилась Канцелярия, а в 1826 г. — министром иностранных дел и вице-канцлером. С 1845 г. граф К. В. Нессельроде государственный канцлер. На этом посту он находился до выхода в отставку 18 февраля 1856 г.

 

 

Расширение сети шифрованной связи

 

Как и в ХVIII в., шифрованная переписка в ХIХ в. велась по политическим, военным, экономическим и другим важнейшим государственным вопросам. Прежде всего это были русские дипломатические представители за границей. Как указывалось выше, по штатам екатерининского царствования русских «министерских постов» за границей было 21; в последний год царствования императора Александра I их было 24. Это были: чрезвычайные и полномочные послы, которые пребывали в двух городах — Лондоне и Париже; чрезвычайные и полномочные посланники в Вене (до 1822 г. здесь был посол), Берлине, Стокгольме, Копенгагене, Дрездене, Мюнхене, Карлсруэ, Франкфурте-на-Майне (с 1815 г.), Риме (с 1803 г.), Неаполе, Турине, Мадриде, Филадельфии (с 1809 г.), Константинополе; министры-резиденты в Гамбурге и Кракове (с 1815 г.); поверенные в делах в Гааге, Штутгарте, Флоренции, Берне (с 1814 г.), Лиссабоне, Тегеране.

Присвоение лицу, аккредитованному при дворе той или иной державы, званий посла или посланника в то время, так же, как и в ХVIII в. не было тесно связано с международным положением державы. В царствование Александра I при дворах великих держав послы иногда сменялись посланниками и, наоборот, в зависимости от служебного положения вновь назначавшегося представителя. Так, в Вене с 1801 по 1808 г. пребывали послы, а в 1810—1822 гг. — посланники; в Париже с 1807 по 1812 г. — послы, с 1814 по 1821 г. — посланник, а с 1821 — посол.

Взаимные юридические отношения уполномоченных различных степеней: 1) послов, к которым были приравнены легаты и нунции, 2) посланников и 3) поверенных в делах — установили выработанным на Венском конгрессе 19 марта 1815 г. регламентом о ранге дипломатических агентов. Особый четвертый разряд дипломатических представителей, а именно министров-резидентов, установлен был на Аахенском конгрессе 21 ноября 1818 г.

Число консульств к концу царствования Александра I увеличилось значительно по сравнению с последними годами ХVIII столетия. В 1825 г. было 24 генеральных консульства: в Англии, Бразилии, Молдавии и Валахии, Венеции, Генуе (Сардинском королевстве), Данциге, Египте, Копенгагене, Ливорно, Морее, Нидерландах, Норвегии, Португалии, Персии, Пруссии, Рагузе и Долмации, Сардинии, Сицилии, Смирте, Требизонте, Триесте, Филадельфии, Швеции, Штеттине, кроме того были генеральный комиссар в королевстве Неаполитанском и комиссар по торговым делам в Мемеле. Консульств числилось 21, вице-консульств — 11, консульских агентов — 3.

Обширная шифрпереписка велась Министерством иностранных дел и по внутриполитическим вопросам. В частности, в тот период она была сопряжена с политикой, проводимой в Средней Азии (Малая, Внутренняя и Средняя Орда, экспедиция капитана Муравьева для решения туркменского вопроса и др.) и на Кавказе. Этими вопросами занимался азиатский департамент МИД. Кстати, в его же ведении была и знаменитая пекинская духовная миссия. Впервые учрежденная императором Петром I и окончательно признанная китайским правительством в 5-й статье Кяхтинского договора 21 октября 1727 г. миссия, во главе которой находился архимандрит, посылалась в составе десяти лиц. Светские члены (в числе четырех или пяти) обязаны были изучать китайский, маньчжурский, а также монгольский и тибетский языки. Миссию, сменявшуюся периодически и остававшуюся в Пекине не менее десяти лет, сопровождал пристав, назначавшийся обыкновенно из чиновников министерства. Этим приставам поручалось входить в доверительные переговоры с китайцами по делам пограничным и торговым. Естественно, что шифрованная переписка с центром велась при этом активно.

Наиболее существенной переменой в устройстве центрального управления МИД России в период царствования императора Николая I является образование в 1832 г. двух департаментов: департамента внутренних сношений и департамента хозяйственных и счетных дел. Департамент внешних сношений в этот период также приобрел более устойчивую организационную форму. Кроме директора в этот департамент входили: 1) лица, состоящие при вице-канцлере для политической переписки: действительный статский советник барон Р. Ф. Остен-Сакен и статский советник барон Ф. И. Бруннов, 2) чины министерской Канцелярии с ее правителем во главе, 3) чины, заведовавшие секретными экспедициями (цифирными и газетной) и литографией, о чем мы ниже скажем особо. Все перечисленные лица, включая управляющих секретными экспедициями, работали непосредственно под руководством вице-канцлера К. В. Нессельроде.

В 1832 г. должность правителя Канцелярии исполнял Емельян Афанасьевич Кудрявский, который 19 января 1835 г. был назначен ее директором. В этот же день были учреждены должности старших советников министерства. Высочайший указ вице-канцлеру гласил: «Состоящим в ведомстве министерства иностранных дел тайным советникам графам Лавалю и Беку, и действительным статским советникам барону Роману Сакену, барону Бруннову, барону Шиллингу и Аделунгу всемилостивийше повелеваем быть старшими советниками того министерства». Секретными экспедициями в то время заведовали Х. А. Бек (дешифрование), П. Л. Шиллинг (шифры и литография), Н. С. Лаваль (перлюстрация). Ф. П. Аделунг руководил учебным заведением иностранных языков, двое же (барон Р. Остен-Сакен и барон Ф. Бруннов), состоя при вице-канцлере, заведовали в ближайшем с ним сотрудничестве важнейшей политической перепиской, причем Остен-Сакен писал по делам Запада, а Бруннов — преимущественно по делам Востока.

В 1846 г. присвоенное ранее наименование трех секретных экспедиций — «Департамент внешних сношений» — было заменено новым — «особая канцелярия министерства». Управляющие экспедициями были непосредственно подчинены канцлеру (гр. К. В. Нессельроде) наравне с директорами департаментов МИД. В особой канцелярии была сосредоточена политическая переписка.

Шифровалась, как и прежде, переписка с российскими представителями за границей, а также переписка внутриполитическая по линии азиатского комитета МИД и с восточными окраинами России.

Что касается развития заграничных учреждений министерства, то в царствование императора Николая I вновь учреждены были миссии в Рио-де-Жанейро в 1828 г., в Афинах — в 1830 г., в Брюсселе — в 1853 г., при дворах вновь образовавшихся государств: Бразильской империи (1822 г.), королевств Греческого (1830 г.) и Бельгийского (1831 г.). После присоединения вольного города Кракова к Австрии в 1846 г. уничтожена была должность министра-резидента и генерального консула в этом городе. В Испании с 1831 по 1856 г. не было русского представителя, так как правительство не признавало королевы Изабеллы. Во Франции, вследствие недружелюбного отношения императора Николая I к королю Людовику-Филиппу после отъезда посла графа Палена П. П., в течение 1841—1853 гг. в Париже находился исполнявший должность поверенного в делах Н. Д. Киселев.

Были учреждены также генеральные консульства в Сербии в 1839 г., на острове Корфу в 1842 г., в Бейруте (Сирия и Палестина) в 1843 г., и в Андрианополе в 1847 г. Всего в последний год царствования Николая I было 18 генеральных консульств, штатных консульств — 20 и вице-консульств — 5. Число нештатных консульских учреждений увеличилось значительно: в 1854 г. было 86 нештатных консулов, вице-консулов и консульских агентов.

По линии азиатского комитета, как и раньше, велась шифрованная переписка при управлении подвластными России «киргизскими ордами», а также для заграничных сношений с Бухарой, Хивой, Китаем, Персией. Впоследствии важнейшее значение приобрели дела, происходившие на восточных окраинах России, связанные с деятельностью образованного «Амурского комитета».

 

 

Барон П. Л. Шиллинг фон Канштадт и его тайна

 

Постоянное увеличение числа корреспондентов, сетей и линий шифрованной связи, рост объема шифрпереписки повлекли за собой настоятельную необходимость в поисках способа быстрого размножения шифрдокументов. Наконец такой способ был найден и связано это событие с именем выдающегося ученого и изобретателя Павла Львовича Шиллинга фон Канштадта (1786—1837).

Своей разнообразной и плодотворной деятельностью барон Шиллинг прочно вошел в историю отечественной науки и культуры. Родился П. Л. Шиллинг фон Канштадт в апреле 1786 г. в Ревеле в семье командира Низовского мушкетерского полка. По окончании в 1802 г. Первого кадетского корпуса в Петербурге он в чине подпоручика начал служить в Генеральном штабе русской армии. В 1803 г. семейные обстоятельства заставляют Шиллинга оставить военную службу и перевестись в Коллегию иностранных дел, где он работал переводчиком русской миссии в Мюнхене. В результате обострения отношений России с наполеоновской Францией русское посольство в 1812 г. было спешно отозвано из Мюнхена в Россию. В период Отечественной войны 1812—1814 гг. проявляется одна из замечательных черт личности Шиллинга — высокий патриотизм, безграничная любовь и преданность России. После двукратного ходатайства он получает назначение штабс-ротмистром 3-го Сумского драгунского полка в действующую армию. За храбрость, проявленную в боях, Шиллинг в 1814 г. награжден первым боевым орденом, а затем одной из самых почетных наград — саблей с надписью «За храбрость». В том же году, будучи с армией в Германии, он заинтересовался изобретенным еще в 1798 г. А. Зенефельдером способом литографирования*.

 

* Л и т о г р а ф и я — способ плоской печати, при котором печатной формой служит поверхность камня (оизвестняка). Изображение на литографический камень наносят жирной литографической тушью или литографическим карандашом.

 

После окончания Отечественной войны уже ни что не побуждало П. Л. Шиллинга оставаться в армии и он подал прошение о возвращении с военной службы в Коллегию иностранных дел. Барклай-де-Толли эту просьбу поддержал, и в октябре 1814 г. Павел Львович вернулся к своим занятиям и научным замыслам. Вернувшись в МИД, он сразу же обратил внимание тогдашнего статс-секретаря министерства графа К. В. Нессельроде, в ведении которого состояла, как мы знаем, Канцелярия министерства, на только что входивший тогда в употребление в Европе литографский способ печати. Шиллинг был тотчас же командирован на родину изобретения, в Баварию (где добывалась порода камней, наиболее пригодная для литографирования), и, ознакомившись там с этим способом, в 1817 г. устроил министерскую литографию. 12 июня 1818 г. барон Шиллинг был назначен управляющим литографией. Одновременно Шиллинг явился инициатором использования этого метода печати для размножения топографических карт и других военных документов. С этого же времени П. Л. Шиллинг становится заведующим цифирной частью, которая в 1832 г. преобразуется в экспедицию.

Однако в кругах научной и культурной общественности Шиллинг завоевал всеобщее признание литографированием документов иного рода, а именно китайских рукописей. «Ревностный пропагандист китайской литературы», по выражению синолога академика Клапрота, Шиллинг добился такого уровня воспроизведения китайских рукописей, который был равен «по тщательности и изяществу самым совершенным образцам китайской печати». Клапрот отмечал, что русское издание китайского текста «оставляет далеко позади все, что было издано до сих пор в Европе». Шиллинг был страстным любителем и знатоком восточной культуры. Во время своей поездки по Южной Сибири он собрал ценнейшие коллекции китайских, маньчжурских, монгольских, тибетских, японских и индийских рукописей. Богатейшие собрания этих манускриптов были переданы ученым в Азиатский музей Академии наук в Петербурге. Он собрал также интересные коллекции по этнографии Средней Азии.

Этот безусловно выдающийся человек известен как петербургский знакомый А. С. Пушкина, К. Н. Батюшкова, А. Мицкевича, А. И. Тургенева [5]. Исследователи жизни и творчества А. С. Пушкина при изучении лиц пушкинского круга обращают особое внимание на П. Л. Шиллинга, приводят свидетельства многочисленных встреч великого поэта с Шиллингом и даже некоторые даты. Так, например, 19 ноября 1818 г. А. С. Пушкин и П. Л. Шиллинг в компании с Н. И. Гнедичем, В. А. Жуковским, М. С. Луниным, А. И. Тургеневым и другими лицами выезжали в Царское Село для проводов уезжавшего в Италию Батюшкова. 25 мая 1827 г. возвратившийся из ссылки в Петербург Пушкин вместе с Шиллингом, П. А. Вяземским и А. А. Олениным принимал участие в прогулке в Кронштадт, а 6 июня Пушкин и Шиллинг были у Карамзиных . В ноябре—декабре 1829 г. Шиллинг готовился к экспедиции в Восточную Сибирь и Китай в сопровождении И. Я. Бичурина, и Пушкин, по словам Н. В. Путяты, собирался ехать с ними, но получил отказ Бенкендорфа. К этому времени относится карандашный портрет Шиллинга, выполненный Пушкиным в альбоме Ек. Н. Ушаковой. О встречах Пушкина и Шиллинга в 1830-е г. писал позднее М. П. Погодин [6].

П. Л. Шиллинг запечатлелся в отзывах современников не только как «умный, ученый», «необычайно толстый человек», «весельчак, отличный говорун», игравший в шахматы две партии одновременно, не глядя на шахматные доски, и побеждавший обоих противников в один и тот же момент. Прежде всего это был выдающийся и известный ученый. Как востоковед П. Л. Шиллинг в 1827 г. становится членом-корреспондентом Академии наук (по отделению языка и словесности). Другой областью научного знания, в которую П. Л. Шиллинг внес значительный вклад является электротехника. В 1812 г. он впервые демонстрировал на реке Неве в Петербурге взрыв изобретенной им электрической мины, затем повторно опыты взрывания были проведены в 1815, 1822 и 1827 гг. После русско-турецкой войны 1828—1829 гг. электрическая мина Шиллинга была подвергнута войсковым испытаниям, а с 1833 г. осваивалась в специальном саперном подразделении.

Научные открытия Эрстеда, исследовавшегодействие электрического тока, проходящего по проводнику на расположенную вблизи магнитную стрелку, Швейггера, обнаружившего, что если магнитную стрелку поместить внутри рамки, состоящей из нескольких витков проводника, обтекаемого током, то действие тока на магнитную стрелку значительно усиливается, а также Стерджена, сконструировавшего электромагнит, и другие изобретения создали научные предпосылки для успешного решения проблемы передачи сообщений с помощью электрических сигналов.

Во многих странах в то время занимались вопросами электрического телеграфирования, однако П. Л. Шиллинг первым создал практически пригодный электромагнитный телеграфный аппарат. Публичная демонстрация этого аппарата состоялась 21 октября 1832 г. в квартире на Царицыном лугу в Петербурге (Марсово поле, д. 7). На этом доме сохранилась установленная Русским техническим обществом в 1886 г. в связи со 100-летием со дня рождения выдающегося ученого мемориальная доска со следующей надписью: «Здесь жил и умер русский изобретатель электромагнитного телеграфа Павел Львович Шиллинг».

В основу действия первого телеграфного аппарата Шиллинга положено явление отклонения магнитной стрелки в результате действия электрического тока. Аппарат состоял из клавиатурного передатчика и шестистрелочного приемника. Передатчик и приемник соединялись линией из восьми проводов. В приемнике семь проводов включались в мультипликаторы, состоящие из рамок с обмотками, при прохождении тока по которым отклонялись соответствующие стрелки. Восьмой провод был общим [7]. Шиллинг разработал такой телеграфный код, который позволял при передаче единичных сигналов осуществлять прием наибольшего числа букв сообщения при наименьшем числе требуемых для этого линейных проводов и «рабочих знаков», т. е. числа срабатывающих сигнальных дисков, обозначающих данную букву. В разработанном П. Л. Шиллингом телеграфном коде для шестистрелочного электромагнитного аппарата любая буква алфавита обозначалась одним, двумя или максимально тремя рабочими знаками одного цвета (белого или черного). Требуемое для передачи одной буквы или цифры одновременное нажатие на клавиатуре аппарата максимально четырех (включая общую) одноцветных клавиш было вполне приемлемо. Определение принятой буквы или цифры при одновременном появлении на сигнальных дисках приемника не более трех рабочих знаков также не представляло затруднений.

Таким образом, П. Л. Шиллинг нашел решение, позволившее осуществить наиболее быстрое телеграфирование при наименьшем числе необходимых для этого проводов и наиболее простом определении переданной буквы или цифры (комбинация из одного, двух или максимально трех одновременно появляющихся рабочих знаков).

Для демонстрации работы созданного аппарата П. Л. Шиллинг снял на время у владельцев дома, в котором жил, весь этаж. Клавиатурный передатчик аппарата был установлен на одном конце этажа, где в небольшом зале собрались приглашенные, а приемник — в другом конце этажа, в рабочем кабинете П. Л. Шиллинга. Линейные провода имели длину, несколько превышающую 100 м. Телеграмма, состоявшая из десятка слов, на глазах у собравшихся была быстро и без искажений принята. Это произвело на присутствующих огромное впечатление.

Интерес к изобретению в самых разных кругах русского общества был настолько велик, что демонстрация работы электромагнитного телеграфного аппарата не прекращалась почти до самых рождественских праздников. Выдающийся русский военный инженер того времени К. А. Шильдер, ознакомившись с изобретением П. Л. Шиллинга, после демонстрации аппарата писал своему другу об электромагнитном телеграфе: «В скором времени сообщу тебе еще одно интересное дело. Оно касается проекта телеграфа на неопределенное расстояние, основанного на гальванизме, с помощью которого возможно будет во всякое время телеграфировать с быстротой мысли. Я надеюсь, что он будет когда-нибудь испытан до Москвы, если только опыты в малом виде сделают очевидным то, что в техническом отношении не подлежит малейшему сомнению...» [8].

П. Л. Шиллинг, начиная с 1811 г. и до конца своей жизни, занимался еще одним важнейшим вопросом — созданием линии, практически пригодной для передачи электрических сигналов по изолированному проводу (кабелю). При монтаже телеграфного аппарата медные провода изолировались шелком или просмоленной пенькой. Так, обмотка мультипликаторов была выполнена медным проводом, покрытым одним слоем шелковой пряжи, а соединения между мультипликаторами — медным проводом, покрытым одним слоем пеньки, густо пропитанной озокеритом.

Для прокладки телеграфной линии между станциями в земле П. Л. Шиллинг применял такие же провода, как для изобретенных им же еще в 1812 г. электрических мин. Так как передающая и принимающая станции соединялись восьмипроводной линией, то все восемь проводов заключались в общую пеньковую изоляцию, а затем просмаливались. Провода же, предназначавшиеся для прокладки в воде, изолировались несколькими слоями шелка или пеньки, причем провода, изолированные шелком, в таких случаях покрывались лаком.

В 1836 г. под руководством П. Л. Шиллинга была проложена экспериментальная подземная кабельная телеграфная линия между крайними помещениями здания Адмиралтейства в Петербурге, которая действовала более года. В этом же году Шиллинг предложил линейные провода между телеграфными станциями подвешивать на деревянных опорах.

В следующем году П. Л. Шиллинг начал работу над проектом первой подводной телеграфной линии связи между Петергофом и Кронштадтом, однако она не была завершена в связи со смертью Павла Львовича. 25(6) июля 1837 г. изобретатель электромагнитного телеграфа был со всеми почестями похоронен на Смоленском кладбище в Петербурге.

Итак, научные заслуги Павла Львовича Шиллинга достаточно хорошо известны, его имя с одинаковым уважением произносится как учеными-гуманитариями, так и естествоиспытателями. И все же до сих пор полный спектр научных интересов Шиллинга не представлен его биографами, одна область его деятельности осталась неведомой как для его современников, так и для потомков. Окружению П. Л. Шиллинга было известно, что он состоит на службе в Министерстве иностранных дел в качестве ответственного чиновника. Упоминание об этом его биографическом факте в различных изданиях естественным образом воспринимается современным читателем как деятельность Павла Львовича на дипломатическом поприще, тем более, что он предпринимал заграничные поездки, участвовал в научных заграничных экспедициях. На самом же деле П. Л. Шиллинг фон Канштадт состоял в должности заведующего одной из секретных экспедиций Канцелярии МИД, о чем мы уже упоминали, а именно цифирной экспедиции, кроме того он заведовал литографией министерства. На этих должностях он состоял до конца жизни. П. Л. Шиллинг был одним из крупнейших криптографов ХIХ века, чья деятельность должна явиться предметом особого научного интереса для историков — специалистов в этой области.

Состоявший с 1817 г. в должности заведующего литографией МИД, бывший членом Цифирного комитета с момента его образования в 1823 г., барон Павел Львович Шиллинг работал в цифирном отделении, где составлялись шифры. Заведовал отделением тайный советник Трефурт. В 1828 г. Шиллинг вступает в должность начальника этого секретного отделения.

В историю криптографии П. Л. Шиллинг вошел прежде всего как изобретатель шифров так называемого биграммного типа. Такой шифр он изобрел, работая в цифирном отделении МИД, еще до своего назначения его начальником, и документальные сведения об этом событии имеются в деле I экспедиции за 1823 г. Сохранилось распоряжение Нессельроде цифирному комитету от 22 марта рассмотреть шифр, предложенный П. Л. Шиллингом, а также рапорт членов цифирного комитета Нессельроде по этому поводу от 14 июня.

Словарь биграммного шифра составляют двузначные буквенные сочетания (язык французский), кодовыми обозначениями являются двух-, трех- или четырехзначные числа, «взятые по два раза каждое для переменной передачи буквенных биграмм то одним, то другим числом». Внешне биграммный шифр представлял собой наборно-разборную таблицу, наклеенную на коленкор, при которой имелось обязательное наставление для пользования шифром. Буквенные сочетания словаря такого шифра могли быть русскими или французскими, могли быть и двойные русско-французские словари. Переписка с помощью биграммного шифра, изобретенного П. Л. Шиллингом, велась на французском языке и шифровались при этом биграммы (двойные сочетания букв и знаков препинания) французского алфавита. Тип шифра — простая замена, в основном на 992 знака (992=32´31) с «пустышками». Важно отметить, что шифровались не идущие подряд биграммы открытого текста, а буквы (и знаки), расположенные на длине Т периода транспаранта, на котором расписывалось передаваемое сообщение. Биграммы, таким образом, составлялись «по вертикали» из двух строк транспаранта: первая буква — из первой строки, вторая — из второй. Если в конце сообщения не хватало знаков второй строки для образования биграммы, то недостающая часть второй строки заполнялась произвольным образом и шифровались уже отдельные знаки.

Вероятностные характеристики шифрованных знаков этой простой замены, конечно, не подчиняются равномерному закону. Вероятность появления каждого шифрзнака определяется произведением вероятностей появления соответствующих ему знаков открытого текста биграммы. Цепные зависимости здесь типа цепей Маркова для знаков языка, расположенных друг от друга на расстоянии 20—25 знаков, как известно, практически отсутствуют. Однако эти вероятности и не такие «редкие», как, скажем, если бы шифровались «горизонтальные» биграммы, составленные из рядом стоящих знаков открытого текста. Эта уменьшенная редкость, или, как говорят, «диаграммность» шифрованного текста, усложняет дешифрование сообщений, закрытых таким шифром, хотя, естественно, с современных позиций этот шифр нельзя считать криптографически стойким.

Предельный срок действия каждого из таких шифров был определен Цифирным комитетом в шесть лет, если за этот срок шифр не будет скомпрометирован. Позднее (1858 г.) этот предельный срок был уменьшен до трех лет. Как будет видно из дальнейшего, это правило часто нарушалось, что не могло не сказаться на тайне переписки.

Нам известны некоторые биграммные ключи барона П. Л. Шиллинга. О них есть сведения в «Описи цифирям», составленной Трефуртом, где наряду с данными о других цифирях, составленных со времени образования Цифирного комитета, указывается, что «13 августа 1823 г. от члена оного Комитета Г [осподина] Ст [атского] Сов [етника] Бар [она] Шиллинга фон Канш [тадта] получены его сочинения биграммный ключ № 1 и № 2, № 3 на франц [узском] языке, а также пакет с бумагами, относящимися к составлению этих цифирей» [9].

В феврале 1824 г. экземпляр № 1 биграммного шифра Шиллинга был направлен цесаревичу Константину Павловичу; в январе 1826 г. тот же первый, а также второй экземпляры даны князю Меншикову при отправлении его в Персию; в 1828 г. граф К. В. Нессельроде получил третий экземпляр этого шифра при отправлении в Америку.

В 1826 г. Шиллинг составил цифирь для адмирала Синявина. В 1827 г. этот экземпляр шифра был передан К. В. Нессельроде, в том же году еще три экземпляра этого шифра направлены в миссию в Вашингтон.

В том же году П. Л. Шиллинг составил «генеральную цифирь» под № 16, партикулярные цифири № 4, 5, 6, 8, 9 и 10, а также «военный шифр» на русском языке № 28.

В литографии, которую Шиллинг организовал и которой заведовал все годы службы в министерстве, проводились работы по размножению и копированию различных государственных документов. Со времен деятельности Шиллинга в практику МИД вошел обычай каждый день предоставлять на просмотр министру литографированные копии с перлюстрированных документов и писем, большинство из которых, естественно в дешифрованном виде, также направлялось для ознакомления государю. Материалы перлюстрации и дешифрования переписки были обычной темой обсуждения на заседаниях Цифирного комитета.

П. Л. Шиллинг весьма заботливо относился к сотрудникам литографии, учитывая важность их работы. Перед нами одна из докладных его вице-канцлеру Нессельроде, текст которой гласит: «Литографские ученики Ефимов, Пальцев и Григорьев при хорошем поведении усердным исправлением своей должности, а первый из них сверх того и оказанным искусством в печатании противу своих товарищей, заслуживают внимания начальства, почему долгом поставляю себе испрашивать у Вашего сиятельства в награждение им, первому звание унтер-офицера и 75 рублей, а двум последним по 50 рублей, равно и переплетчику Пазову, занимавшемуся наклейкою цифирных таблиц 100 рублей» [10].

Перед изучающим историю того или иного вида государственной деятельности неизбежно возникает вопрос выявления отношения самого государства к этому виду деятельности на том или ином этапе. Важнейшим аспектом этой проблемы является осознание государством (олицетворяющими его субъектами) необходимости правильной оценки данного вида деятельности для «нормального», с учетом известных критериев, функционирования государственной системы. Правильная политика в этой сфере, продуманное и своевременное стимулирование могут предотвратить последствия, которые приведут к сбою в работе всей системы. Естественным образом нас в первую очередь интересует отношение первых лиц Российского государства к криптографической службе в различные исторические эпохи.

Значение криптографической службы в обеспечении успешного функционирования государства прекрасно осознавалось, и это мы старались показать читателю, на протяжении всего ХVIII столетия. В петровскую эпоху, когда эта служба только создавалась, приобретала общие очертания, опыт участия в ее формировании высших государственных лиц, включая самого императора, свидетельствовал об осознании государством заинтересованности в ее успешном функционировании. Ярко проявилась эта заинтересованность в елизаветинскую и екатерининскую эпохи, когда проходило становление такой отрасли криптографической деятельности, как дешифровальная служба.

Успехи европейской криптографии требовали от российских специалистов постоянного совершенствования методов работы, упорных теоретических поисков. Государство осознавало необходимость такой деятельности и всемерно ее поощряло. Как и в какой форме осуществлялось поощрение, можно узнать, например, из письма графа К. В. Нессельроде П. Л. Шиллингу от 23 марта 1830 г.:

«Барону Шиллингу фон Канштадту от графа Нессельроде.

Секретно

М [илостивый] Г [осударь] мой!

Государь император в награду особенных на пользу службы трудов Вашего Превосходительства при составлении и изготовлении новых цифирей, всемилостивейше пожаловать Вам соизволил 1000 червонных голландских, высочайше повелел выдать Вам сию сумму без всякого вычета из государственного казначейства.

Принимавшим под руководством Вашим участие в сем деле коллежскому советнику Нестеровичу и VII класса Иванову пожаловано каждому на том же основании по 2000 рублей ассигнациями; надворный советник Геслер удостоен знаков ордена Св. Анны 2-й степени, императорскою короною украшенных; титулярные советники Гасс и Быков получили следующие чины, а титулярному советнику Рахонину пожалован бриллиантовый перстень в 1000 рублей.

Я поставляю себе за особенное удовольствие уведомить Вас, М [илостивый] Г [осударь] мой, о таковом монаршем внимании к отмеченным заслугам Вашим и к усердной службе находящихся при Вас чиновников, покорнейше прошу Ваше Превосходительство, объявить им о пожалованных им наградах» [11].

 

С большим уважением и вниманием относилось правительство и к научной деятельности Шиллинга, стремясь направить ее в русло, максимально полезное для России. Показательным в этом отношении является еще один документ, а именно письмо того же Нессельроде Шиллингу от 5 мая 1835 г. В этот период Павел Львович серьезно заболел и собрался ехать для лечения на европейские курорты. Выезд за границу на длительный срок для такого важного чиновника, каким являлся барон Шиллинг, требовал разрешения государя. В связи с этим Нессельроде пишет:

«Милостивый Государь, барон Павел Львович!

Вследствие всеподданнейшего доклада, коим я испрашивал высочайшего разрешения о позволении Вашему Превосходительству ехать за границу для поправления минеральными водами расстроенного здоровья Вашего, Государю Императору угодно было изъявить на то всемилостивейшее соизволение и вместе с тем с разрешения Его Величества, дабы соделать пребывание Ваше в чужих краях полезным для службы, поручается Вам заняться нижеизложенными предметами, полику то обстоятельства Вам позволяют:

1) Ознакомиться с новыми открытиями, сделанными в последних годах в Германии, Франции и Англии в науке электромагнетизма и способами составления искусственных магнитов, от коих можно ожидать весьма важные приложения в механике.

2) Изыскать выгоды и невыгоды телеграфических систем Пруссии, Франции и Англии.

3) Узнать в полноте вновь изобретенный способ доктора Рейхенбаха обугливать до 80-ти куб. сажень дров вокруг в особенно устроенных для сего печах, и наконец,

4) присутствовать в Бонне в собрании естествоиспытателей, имеющее быть там в сентябре месяце.

Признавая пользу вышеизложенных сведений и в уверении, что Вы, милостивый государь, употребите все старание к приобретению оных для распространения в нашем отечестве, Государь Император всемилостивейше повелеть соизволил сохранить Вам, яко чиновнику и за границей имеющему заниматься делами службы, положенное Вам жалованье…

Нессельроде» [12].

 

Мы приводим полностью текст этого весьма содержательного документа, ибо он, с одной стороны, подтверждает заботу правительства о здоровье и благополучии ответственного сотрудника МИД — ученого, криптографа, инженера П. Л. Шиллинга фон Канштадта, а с другой стороны, показывает, насколько активно российское правительство и в первой половине ХIХ в. стремилось использовать достижения мировой научно-технической мысли на благо процветания нашего Отечества. Особо нам бы хотелось обратить внимание читателя на ту положительную роль, которую в этом процессе играли министр иностранных дел граф К. В. Нессельроде и криптограф барон П. Л. Шиллинг.


Глава девятая

РОССИЙСКИЕ ШИФРЫ И КОДЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХIХ — НАЧАЛЕ ХХ в.

 

Во второй половине ХIХ века криптографическая служба России претерпела существенную реорганизацию, в результате которой она перестала быть привилегией МИД, а была создана еще в двух ведомствах: военном и Министерстве внутренних дел. Этот факт свидетельствует о росте значения криптографии в деятельности государственных органов, о существенном расширении сфер ее использования.

Развитие внешних и внутренних сетей связи, рост объема шифрованной переписки повлекли за собой увеличение числа вводимых в действие шифров и кодов. Появляется довольно большое разнообразие таких систем. Постепенно выкристаллизовывается классификация шифров по своему назначению и целям.

Шифры разделяются прежде всего по языковому принципу. В зависимости от языка шифруемой информации появляются русские, французские, немецкие, английские и прочие шифры. По отраслевому назначению они делятся на шифры МИД, шифры военного ведомства, включая и императорские шифры, шифры жандармерии и образованного в 1880 г. в структуре Министерства внутренних дел Департамента полиции, а также шифры, которые исользовались гражданскими ведомствами для закрытия своей секретной информации (например, Министерства финансов). Особняком стоят агентурные шифры, предназначенные для связи с разведчиками и агентами. Шифры МИД, Военного министерства и Министерства внутренних дел разделялись на секретные и несекретные. Помимо них вводились еще так называемые шифры специального назначения. В одной из инструкций к шифрам МИД говорилось, что несекретными ключами следовало пользоваться во всех тех случаях, когда содержание сообщения само по себе не могло считаться секретным, но когда, тем не менее, передача его в незашифрованном виде почему-либо не представлялась удобной, например, когда желательно было избегать преждевременной огласки передавамых сообщений в печати и т. п. Интересное добавление содержалось в примечаниях к этой инструкции: «Следует полагать, что несекретные ключи известны иностранным правительствам, тем не менее они представляют безусловную тайну для публики и должны храниться, если не с секретными ключами, то, во всяком случае, с секретными делами установлений, которые ими снабжены».

Ключи специального назначения использовались для сношения с «различными правительственными установлениями, а также с частными учреждениями и лицами».

Рассмотрим подробнее деятельность криптографической службы в каждом из упомянутых министерств и разработанные там во второй половине ХIХ — начале ХХ в. шифры.

 

 

Совершенствование криптографической службы и шифров МИД

 

15 апреля 1856 г. граф К. В. Нессельроде оставил управление МИД, оставаясь в то же время государственным канцлером. За шестидесятилетнюю верную службу престолу и государству он был осыпан милостями.

Новым министром иностранных дел назначается лицейский товарищ А. С. Пушкина князь Александр Михайлович Горчаков. До этого назначения он в 1833—1838 гг. был советником посольства в Вене, в 1841—55 гг. — посланником в Штутгарте, и в то же время с 1850 г. — посланником при германском союзе, а во время Восточной войны с 1852 по 1854 г. вел в качестве русского представителя, дипломатические переговоры в Вене. Наиболее видное положение Горчаков занимал в первые годы царствования Александра II, до 1863 г., являясь поборником всех реформ императора. «В Вашей опытности, в пламенной любви Вашей и преданности к Престолу и Отечеству, — сказано было в высочайшем рескрипте Александра II на имя князя А. М. Горчакова 19 апреля 1864 г., — я нашел достойного исполнителя всех моих намерений и желаний». 17 апреля 1862 г. Горчаков был возведен в звание вице-канцлера, 13 июня 1862 г. — в день пятидесятилетия поступления на службу — в звание канцлера иностранных дел. 18 марта 1871 г. в день ратификации Лондонского договора о нейтрализации Черного моря, он был «всемилостивейше пожалован, с нисходящим потомством титулом светлости».

В первые годы управления князя Горчакова Министерством иностранных дел были сделаны некоторые изменения в устройстве Канцелярии. Высочайше был утвержден новый штат Канцелярии, затем в 1862 г. особая канцелярия (секретная экспедиция) была соединена с Канцелярией. В это же время установлены были испытания способностей лиц, поступающих на службу по министерству».

Следует отметить особо, что принадлежа к наиболее широко образованному кругу лиц высшего света, князь Горчаков был весьма озабочен развитием отечественной исторической науки. В этой связи он нашел возможность открыть доступ ученым в государственный и московский главные архивы министерства, представляющие собой богатейшее собрание исторических документов и материалов. 19 января 1863 г. были высочайше утверждены правила для допуска ученых к занятиям в государственном архиве. Научная разработка всех его сокровищ была значительно облегчена разбором всех его дел, произведенным в 1864—1870 гг. директором архива К. И. Злобиным при содействии историка академика П. П. Пекарского. Благодаря их самоотверженному труду, разработанным ими классификациям и характеристикам документальных источников, нашедшим достойное продолжение в трудах всех последующих поколений работников этого архива, сегодня мы можем работать с грамотно разобранными и систематизированными бесценными историческими материалами.

В результате деятельности по обработке архива МИД еще в 1861—1862 гг. было осуществлено издание «Писем русских государей» в четырех томах, с 1880 г. начал издаваться «Сборник московского главного архива министерства». В 1874 г., почти через сто лет после указа императрицы Екатерины II 1779 г. об издании договоров России с иностранными державами, было начато обширное издание «Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами». Этот перечень научных трудов можно продолжить, но тема нашего исследования другая.

Обращаясь вновь к ней, рассмотрим вопрос о том, насколько обширна была сеть корреспондентов МИД, пользующихся шифрованной связью в рассматриваемый период.

В царствование императора Александра II установился обычай назначения послов при дворах великих держав. В Париж, Лондон, Константинополь, Вену стали прибывать только послы. В 1871 г. учреждено было посольство в Германии, а в 1876 г. — в объединенной Италии.

В 1861 и 1871 гг. было учреждено постоянное представительство при дворах держав Дальнего Востока, Китая и Японии. В 1861 г. назначен был в Китай министр-резидент, в 1863 г. — посланник. В 1871 г. в Японию был назначен поверенный в делах, в 1874 г. — министр-резидент, а в 1876 г. — посланник. На Балканском полуострове в 1868 г. учреждаются дипломатические агентства в Валахии и Молдавии и в Сербии. В 1878 г. учреждаются миссии в Румынии, Сербии, Черногории, а в вассальской Болгарии — дипломатическое агентство. В 1868 г. назначен был также дипломатический агент в Египет. Кроме того, было учреждено несколько генеральных консульств: в 1878 г. в Восточной Румелии, в Эрзеруме и Салониках, в 1880 г. — в Иерусалиме и в 1881 г. — в Яссах.

По штатам 1875 г. русских посольств за границей было пять: в Берлине, Вене, Константинополе, Лондоне и Париже; миссий двадцать одна — в Афинах, Берне, Брюсселе, Вашингтоне, Веймаре, Гааге, Гамбурге, Дармштадте, Дрездене, Иеддо, Карлсруэ, Копенгагене, Лиссабоне, Мадриде, Мюнхене, Пекине, Риме, Рио-де-Жанейро, Стокгольме, Тегеране и Штутгарте. Существовало также двадцать шесть генеральных консульств, сорок три консульства и семь вице-консульств.

Еще с 18 мая 1880 г., вследствие болезни светлейшего князя Горчакова Министерством иностранных дел начинает управлять статс-секретарь Николай Карлович Гирс. До этого он последовательно занимал должности генерального консула в Египте (1856—1858), в Молдавии и Валахии (1858—1863) и в Стокгольме (1872—1875). 2 декабря он был назначен товарищем министра иностранных дел и сенатором и одновременно управляющим азиатским департаментом министерства. 28 марта 1882 г. Гирс назначается министром иностранных дел.

Руководящие начала внешней политики царствования императора Александра III были выражены в циркулярном шифрованном сообщении русским представителям при дворах иностранных держав 4 марта 1881 г., в котором говорилось: «Вступая на прародительский престол, Государь Император наследует предания, освященные временем, деяниями предшественников, трудами, кровью поколений, создавших Русское государство... Россия... ныне достигла своего естественного развития; ей нечего желать, нечего домогаться от кого бы то ни было; ей остается лишь упрочивать свое положение, охранять себя от внешней опасности и развивать внутренние силы, нравственные и вещественные, накопляя запасы средств и умножая свое благосостояние...»

В рескрипте на имя Н. К. Гирса от 18 мая 1883 г. было заявлено, что «мирное развитие сил России должно составить исключительный предмет государственных интересов...»

По указу императора Александра III принятый издавна в политической переписке французский язык был заменен с 1887 г. русским, за исключением тех случаев, когда дипломатические представители сообщали о словесных или письменных переговорах с иностранными министрами, происходивших на французском языке. Между центральным управлением министерства и посольствами и миссиями были установлены с 1888 г. регулярные срочные курьерские сообщения.

В это время были учреждены новые миссии в Корее, в Мексике (1890 г.). В 1885 г. учреждено политическое агентство в Бухаре, генеральное консульство в Сетходе. На 1881 г. за границей находилось 127 посольских и консульских установлений, в последний же год царствования Александра III их было уже 144.

После смерти статс-секретаря Гирса, последовавшей в 1895 г., МИД управлял статс-секретарь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский. До этого с 1859 г. по 1863 г. он был посланником в Константинополе, с 1867 г. по 1878 г. — товарищем министра. За труды по собиранию исторических материалов Лобанов-Ростовский в 1876 г. избирается почетным членом императорской Академии наук. После заключения Сан-Стефанского мира с Турцией князь Лобанов-Ростовский был назначен послом в Константинополе. В 1879—1882 гг. он посол в Лондоне, в 1882—1895 гг. посол в Вене, в январе 1895 г. Лобанов-Ростовский определен послом в Берлине, но в феврале того же г. назначается управляющим министерством, а 6 марта — министром иностранных дел. 18 августа 1896 г. он внезапно скончался.

13 апреля 1897 г. министром назначается гофмейстер граф Михаил Николаевич Муравьев. С 1867 г. он — секретарь миссии в Штутгарте, затем на различных дипломатических постах за границей в течение тридцати лет. Скончался он 8 июня 1900 года. С этого времени управление министерством было вверено графу Владимиру Николаевичу Ламздорфу, с 25 декабря 1900 г. он министр. До этого статс-секретарь Ламздорф в 1882—1886 гг. состоял директором Канцелярии министерства, в 1886—1887 гг. — старшим советником и в 1897—1900 гг. — товарищем министра иностранных дел.

В 1902 г. у России за границей было восемь императорских посольств, двадцать пять миссий, три политических и дипломатических агента, двадцать девять генеральных консульств, шестьдесят девять консульств и тридцать девять вице-консульств. Всего же различных штатных установлений министерства за границей было сто семьдесят три, кроме того имелось более трех сотен нештатных консулов, вице-консулов и консульских агентов. Это широкое развитие сети русских дипломатических и консульских учреждений в иностранных государствах наглядно свидетельствует о том, насколько значительно увеличилась и расширилась сеть шифрованной связи, которая от первоначально более узкой географии применения распространилась до отдаленных стран Азии, Африки, Американского континента.

Рассмотрим некоторые наиболее типичные шифры России, впервые появившиеся и использовавшиеся на линиях связи МИД во второй половине ХIХ — начале ХХ в.

 

Биграммные шифры

Французский биграммный телеграфный ключ № 302. Изобретен в 1855 г., введен в действие в 1856 г., выведен из действия в 1867 г.. Употреблялся… Французский биграммный ключ № 303. Аналогичен предыдущему. Введен в действие в… Французский биграммный ключ № 313. Аналогичен ключу № 302, введен в действие в 1857 г. Предназначался для консульств…

Биклавные шифры

Биклавный шифр представляет собой шифр многозначной замены, состоящий из 26 различных простых замен с достаточно сложным выбором замены на каждый… Основу шифра составляют: портфель с 24 передвижными полосками — главная часть… Каждая полоска представляет собой случайный набор с повторениями 20 букв латинского (французского) алфавита из 26…

Шифровальные коды

Объем кодов варьировался от 300 до 10000 словарных величин. В первые 50—70 лет в России в основном использовались коды объемом 300, 600, 900 и 1200… Лингвистической науке известно, что активная лексика любого языка, в том числе… Практически с самого начала употребления кодов в них были кодовые величины, в которых одному кодовому обозначению…

Перешифровальные ключи. Коды с перешифровкой

В связи с этим возникла насущная необходимость во введении усложнений для увеличения стойкости кодов. В инструкциях к шифрам МИД и Военного министерства России неоднократно… Параллельное применение нескольких кодов требовало больших затрат на составление и издание большого их количества и…

Шифры Цезаря

Более сложным шифром был шифр многозначной замены, получивший название «прыгающий шифр». Он появился в конце XIX века и криптографически представлял…   Книжные шифры

Множественный квадратный шифр.

Таблицы составлялись или по простой квадратной системе, или по сложной, или часть по одной, а часть по другой. Соответственно употреблялись три… 1. Множественный простой квадратный шифр; 2. Множественный сложный квадратный шифр;

Периодический раздельный шифр (гамбеттовский).

Сущность гамбеттовского шифра заключается в том, что буквы открытого текста, преобразованные в числовой ряд в соответствии с алфавитным порядком, видоизменяются числовым же ключом (короткой гаммой), накладываемым последовательно, периодически.

Предположим, необходимо зашифровать фразу: «Письмо не получила». Подставим вместо букв числовые значения их места в русском алфавите; получим ряд: 17, 9, 19, 30, 14, 1, 15, 6, 17, 16, 13, 21, 25, 9, 13, 1. Пусть ключом будет слово «ЕВРОПА», которое в числовом выражении имеет вид: 6, 3, 18, 16, 17, 1. Наложим ключ (гамму) периодически на цифровой текст (фразу) столько раз, сколько он на ней уместится, и произведем сложение вертикальных пар чисел. В результате получаем шифртекст:

Ключ: 6 3 18 16 17 1 6 3 18 16 17 1 6 3 18 16

Текст:17 9 19 30 14 1 15 6 17 16 13 21 25 9 13 1

-------------------------------------------------------

Шифртекст:23 12 37 46 31 2 21 9 35 32 30 22 31 12 31 17

Такой периодический раздельный шифр был весьма употребителен. «Раздельным» его называли потому, что из-за чередования двузначных и однозначных чисел их обычно писали раздельно. Впрочем, писали и слитно, вставляя перед однозначными числами ноль.

В этом шифре одно и то же число может передавать различные буквы, так как получается от сложения разных пар чисел.

Шифр этот становится более трудным для раскрытия, если укладывается в тексте ничтожное число раз. Это могло быть либо при очень коротком тексте, либо при длинном ключе. Обыкновенно длина ключа колебалась от 10 до 25 букв, а при таких размерах даже короткое письмо легко могло быть дешифровано.

Несколько более надежным был сокращенный гамбеттовский шифр.

В этом шифре сложение знаков шифра и текста берется по модулю объема алфавита, т. е. по модулю 30. Иногда использовался другой модуль, например 40.

Легко заметить, что и этот шифр не является стойким. Разумеется, раскрытие его усложняется, если взять очень длинный ключ и очень малый текст. Но большие ключи не удобны, а длина текста зависела от обстоятельств.

Замаскированный гамбеттовский шифр (наполеоновский).

Ключом служила условная фраза или слово. Пусть ключом будет «СИЛъНЫЙ ПОЖАР», и требуется зашифровать фразу: «Нам нужен наборщик, нет ли… Нетрудно заметить, что составление трудоемкой таблицы этого шифра не делает… Разностный гамбеттовский шифр с двойным периодом

Слитный периодический шифр с разнородным ключом

Вторичный слитный шифр (комбинация с квадратным) Шифр состоит в том, что числовой ключ накладывается на предварительно… Естественно, этот шифр более надежен, чем предыдущие, однако он чересчур громоздок. Составлять первичный шифртекст,…

– Конец работы –

Используемые теги: История, шифровального, дела, России0.049

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ИСТОРИЯ ШИФРОВАЛЬНОГО ДЕЛА В РОССИИ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Еще рефераты, курсовые, дипломные работы на эту тему:

Лекции по дисциплине История Отечественная история, История России
Составитель к и н доцент УШКАЛОВ В А г Составитель лекций к ф н доцент Топчий И В... Лекция Введение Теоретические проблемы истории...

История лесного дела в России
Костромской государственный технологический университет... С И Кожурин В В Шутов М В Ермушин В И Метельков...

История развития банковского дела в России
Находясь в центре экономической жизни, обслуживая интересы производителей, банки опосредуют связи между промышленностью и торговлей, сельским… Банки - это атрибут не отдельно взятого экономического региона или какой-либо… С их помощью человечество становится богаче.Известно, однако, и другое неумелое обращение с деньгами, использование…

ИСТОРИЯ ТАМОЖЕННОГО ДЕЛА И ТАМОЖЕННОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ
Высшего профессионального образования... Российская таможенная академия... Санкт петербургский имени В Б Бобкова филиал...

ИСТОРИЯ ТАМОЖЕННОГО ДЕЛА И ТАМОЖЕННОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ
Посредством внешнеэкономических связей осуществляется международное разделение труда, обмен его результатами между разными странами. С целью ускорения экономического развития страны необходимо увеличивать… Именно поэтому представляется целесообразным рассмотреть становление таможенной системы на примере Советского…

История развития сестринского дела в России
В настоящее время профессия медицинской сестры является малоуважаемой и малооплачиваемой. 1 Становление ухода на Руси X – XVII в.в. Женский уход за… В монастырях сестры ухаживали за больными бескорыстно. Массово для ухода за… В 1650 году появилась больница на территории Андреевского монастыря. Достоверных данных нет, но возможно в этих…

История лесного дела в России
Костромской государственный технологический университет...

Курс лекций и семинаров "История России: 1861-1995 гг."
Истоки истории и её цель.Тойнби. Постижение истории. Тойнби. Цивилизации перед судом истории. Фукуяма. Конец истории? Маркс. К критике политической… Отрывки и афоризмы. Леонтьев. Византизм и славянство. Соловьёв. Русская идея.… Декрет ВЦИК. 21 марта 1921 г. М. А. Волошин.Терминология. 1921 г. Выступление В. Ульянова Ленина на конференции…

История России XX — НАЧАЛО XXI века
Учебник, созданный учеными-историками, предназначен для использования в 9 классе по курсу отечественной истории. В нем освещены предусмотренные… Очередное издание учебника существенно доработано...

История России конца 19 - начала 20 века
С 1988 нач. межнац. столкновения. Признали восст-ть роль Советов, кот. якобы забрала партия. Рук. роль партии при этом. д. сохр-ся. В 06.88 19… С 90 КПСС утрач. монополию на власть, возн. полит. партии. В 90 разраб.… Суды местные местные, мир. судьи и общие. Несмен. судей и след-лей, прокур. надзор. Адвокаты. 4. Изм-я в составе СССР…

0.03
Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • По категориям
  • По работам
  • ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА РОССИИ ОМСКАЯ АКАДЕМИЯ... Кафедра теории и истории права и государства ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА РОССИИ...
  • История Руссов: идеология казачества и его место в истории Украины и России Недавно р Москве переиздана довольно старая книга, глубоко и, на наш взгляд, правильно трактующая этот вопрос, Происхождение украинского сепаратизма… Ее судьба странна и трагична, как судьба ее автора. Окончив в 1927 году… Нам еще только предстоит в полном объеме познакомиться с его трудами. Украинская национальная идеология развивалась в…
  • Женщины и власть в России: история и перспективы Однако уже применительно к правлениям женщин-императриц XVIII века оценки далеко не столь положительны. Авторы отмечают, что на троне женщинам… Между тем опыт XVIII века - ключевой в истории отношений женщин и власти в… Кризис, переживаемый сейчас политической системой нашей страны, в частности, угроза олигархии или автократии, делает…
  • История России На сайте allrefs.net читайте: "История России"