Либеральные концепции свободы

Привсем многообразии их отличает одна общая черта: при оценке тех или иных социальных систем (институтов) либералы на первое место ставят свободу индивида. При этом ценности, которыми руководствуется индивид при пользовании своей свободой, оставляются на усмотрение индивида и объявляются областью индивидуальной этики и философии [M.Friedman, р.12]. По известной формулировке Дж.С.Милля, “человек сам лучше любого правительства знает, что ему нужно”. На социетальном уровне требованиям индивидуальной свободы в наибольшей степени отвечает экономический и политический либерализм. Правда, по поводу конкретной модели либерализма, которая в наибольшей степени способствовала бы возрастанию индивидуальной свободы, у западных обществоведов в настоящее время нет единой точки зрения. Чаще всего выделяют неолиберализм, или либерализм классический (его еще называют “традиционным либерализмом”, “либертаризмом”, “либерализмом ХIХ века”) и социальный либерализм (или либерализм “постклассический”, “новый”) [К.С. Гаджиев, С.383, 390; Либерализм в России, С. 71].

Две основные модели современного либерализма базируются на разных философско-экономических основаниях. Классический либерализм тяготеет к индивидуалистической, эгоистической и атомарной концепции общества, предложенной одним из основоположников английского классического либерализма И.Бентамом. Он рассматривал общество как сумму стремящихся к личному благу автономных индивидов-эгоистов. Из взаимоотношений на основе личной выгоды складывается внутренняя гармония их интересов, которая связывает их в единое целое. В таком случае государство и общество - искусственные институты, созданные для индивидов. Либералы-классики предлагали не вмешиваться в экономику, предоставить производство самому себе, ибо “естественный” порядок установится сам собой подобно тому, как вследствие закона тяготения устанавливается равновесие в мире физическом. Новый либерализм, напротив, базируется на представлении о том, что общество - органическое целое, а не сумма разрозненных частей, индивид - часть социального организма, а не независимый атом, человек может быть как эгоистом, так и альтруистом [Либерализм в России, С. 70-71].

Классический либерализм тяготеет к негативной трактовке свободы: как сформулировал эту позицию А. Берлин, “я свободен настолько, насколько в мою жизнь не вмешиваются другие”. Поэтому для приверженцев классического либерализма борьба за свободу означала борьбу за уничтожение внешних ограничений, накладываемых на экономическую, физическую и интеллектуальную свободу человека [К.С. Гаджиев, С. 375]. Ведущую идею классического либерализма сформулировал Бенжамен Констан: “Свобода во всем: в религии, в философии, в литературе, в промышленности, в политике” [Либерализм в России, С. 64].

Основные положения классических (неоклассических) либеральных концепций в части взаимосвязи индивидуальной свободы со свободой социетальной в самых общих чертах можно отразить в виде следующих тезисов.

1. Наиважнейшей частью общей свободы индивида выступает его экономическая свобода. Гарантом и мерой свободы является частная собственность (“свобода нуждается в собственности, собственность создает свободу”) [К. Гаджиев, С.393; Либерализм в России, С.47]. Напротив, экономический контроль означает контроль над всей жизнью людей, ибо, контролируя средства, нельзя не контролировать цели [Ф. фон Хайек, С.74].

2. Необходимым (хотя и недостаточным) условием индивидуальной свободы выступает экономическое устройство рыночного типа (“рынок всегда прав”): возможно, и существуют какие-то способы сохранить свободу при социализме, однако те, кто выступает и за социализм, и за свободу одновременно, по мнению либералов, не предпринимали серьезных попыток разработать институты, которые обеспечили бы их сочетание. Между тем, совершенно ясно, как способствует индивидуальной свободе свободное рыночное капиталистическое общество [M.Friedman, Р.18-19].

3. Экономическая свобода (как индивидуальная, так и социетальная) есть средство достижения свободы политической и гражданской [M.Friedman, р.11; Ф. фон Хайек, С. 81-82]. В частности, рынок резко сужает круг вопросов, которые нужно решать политическими средствами, позволяя свести к минимуму роль государства как прямого участника “игры”. Основные лозунги классического либерализма: “максимум личных свобод - минимум государственного вмешательства”, “государство - слуга народа, а не его хозяин” [Friedman Milton & Rose, Р.37; M.Friedman, Р.15, и др.].

4. Все страны движутся в направлении экономического и политического либерализма, “у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив” [Ф.Фукуяма, С.134], “цель истории - вестернизация мира” [Либерализм в России. С.43]. В преобразовании общественных структур предпочтение отдается методам эволюционно-реформистским, а не радикальным, взрывным, революционным [Л.Новикова, И.Сиземская, С.124].

Обосновывая свою концепцию, либералы-классики исходят из того, что, в принципе, существуют только два способа координации экономической деятельности миллионов: централизованное руководство, включающее принуждение (таковы методы армии и тоталитарного государства) и добровольное сотрудничество индивидов (таков метод, которым пользуется свободная частнопредпринимательская рыночная экономика). Возможность сотрудничества без принуждения в последнем случае обусловливается тем, что из экономической сделки выгоду извлекают обе стороны. Это касается как взаимоотношения “производитель-потребитель”, так и взаимоотношения “предприниматель-наемный работник”. В этих сделках обе стороны помогают друг другу зарабатывать средства к жизни; в противном случае та или иная сторона вправе не вступать в обмен [M.Friedman, Р.13; Л.фон Мизес, С.47].

Что дает принцип строго добровольного вступления в экономические сделки? “Пока сохраняется в силе свобода взаимообмена, главная особенность рыночной организации экономической деятельности состоит в том, что чаще всего она не позволяет одному человеку вмешиваться в деятельность другого. Потребитель огражден от принуждения со стороны продавца наличием других продавцов, с которыми он может иметь дело. Продавца ограждает от принуждения со стороны потребителя наличие других потребителей, которым он может продать свои товары. Работающего по найму ограждает от принуждения со стороны работодателя наличие других работодателей, к которым он может наняться, и так далее. И рынок делает все это беспристрастно и без центральной власти… Она [свободная экономика] дает людям то, чего они хотят, а не то, чего они должны хотеть по разумению какой-то группы” [M.Friedman, Р.14-15].

Действительными хозяевами в капиталистической системе рыночной экономики, по мнению либералов-классиков, являются потребители. Их не волнуют ни имущественные права капиталистов, ни судьбы рабочих, ставших безработными из-за того, что они перестали покупать тот или иной товар, главное для потребителей - их собственное удовлетворение. Тот, кто хочет зарабатывать и становиться богаче, непременно должен служить потребителям. Покупая или воздерживаясь от покупок, потребители определяют, что следует производить, сколько и какого качества, и сколько сырья и труда должно идти на изготовление данного товара, а сколько - на какой-то другой товар. Ценовая структура рынка (а не приказ бюрократов) говорит предпринимателям, насколько они свободны в выборе сферы вложения своего капитала. Стремление к прибыли заставляет предпринимателей поставлять те блага, на которые предъявляется повышенный спрос, искать не симпатичных им людей, а умелых работников, которые вследствие этого освобождаются от какой-либо личной зависимости от нанимателя, его пристрастия или неприязни, от необходимости угождать тем, кто уже достиг положения в обществе. Именно это (а не только конституции и билли о правах) в неискаженной капиталистической системе делает работающих по найму свободными людьми [Мизес Л. фон, С.23-24, 36, 73, 81]. Свобода здесь означает: ты зависишь от чьей бы то ни было оценки не больше, чем другие зависят от твоей [Там же, С.221-222].

Таким образом, экономические законы, основанные на стремлении к индивидуальной выгоде, ведут к наибольшему счастью для наибольшего числа людей: каждый получает выгоду от того, что предприниматель, производящий хорошие ботинки с минимальными затратами, становится богаче. Единственное средство добиться успеха - хорошо выполненная работа, так что каждый является творцом своего будущего: “смирительная рубашка бюрократической организации парализует инициативу индивида, в то время как в капиталистическом рыночном обществе новатор все еще имеет шансы на успех” [Там же, С.81, 99]. Вот почему необходимо предоставлять всем дееспособным членам общества максимум возможностей для самореализации и оптимум условий для свободной игры рыночных сил [R.Polin, C.Polin, Paris, 1984, Цит. по: К.Гаджиев (в), С.391; Л.фон Мизес, С.73 ].

Рынок способствует не только росту экономической свободы индивида, но и укреплению его свободы политической. Политическая свобода означает отсутствие принуждения одних людей другими. Ее сохранение предполагает наличие устойчивого противовеса концентрации власти в руках монарха, диктатора, олигархии или сиюминутного большинства, рассредоточение этой власти. Рынок способствует ослаблению принуждающей политической власти тем, что изымает экономическую деятельность из-под ее контроля [M.Friedman, Р.15-16]. Даже если те или иные индивиды попали в “черный список” по политическим мотивам и потеряли государственную работу, они могут сохранить свою свободу, нанявшись на работу на частные предприятия, если их руководители не симпатизируют правительству или если их деятельность будет сулить работодателям коммерческий успех [M.Friedman, Р.19-21]. История свидетельствует о том, - заключает М.Фридман, - что капитализм есть необходимое условие политической свободы.

Однако одного этого условия недостаточно. В фашистской Италии и Испании, Германии нескольких периодов, Японии перед Первой и Второй мировыми войнами, в царской России до Первой мировой войны господствующей формой экономической организации было частное предпринимательство, но эти страны не были политически свободными [M.Friedman, Р.10]. Более свежий пример сочетания рынка в экономике с авторитаризмом в политике - пиночетовский режим в Чили. Неудачи реформ в России на фоне успешности экономических преобразований в Китае также опровергают тезис о необходимости установления демократии как предварительном условии утверждения рыночной экономики. В последние годы переход к рыночной экономике был более успешным именно при авторитарных режимах, поэтому можно утверждать, что рыночная экономика в принципе совместима со всеми политическими режимами [К. Гаджиев (б), С.6].

В обществе, члены которого стремятся достичь максимально возможной свободы выбора, либералы-классики предписывают государству всего лишь четыре обязанности. Первые две - защита членов общества от принуждения как со стороны своих сограждан, так и извне. Если мы не защищены от принуждения, мы не обладаем действительной свободой выбора. Когда вооруженный грабитель обращается ко мне со словами “кошелек или жизнь”, он предоставляет мне своеобразный выбор, но нельзя сказать, что этот выбор свободный или что последующий “обмен” является добровольным [Friedman Milton & Rose, Р.28-29]. Две другие обязанности приводят к наиболее трудным проблемам, ибо при определенной интерпретации они могут стать оправданием безграничного расширения власти государства. Речь идет об обязанностях государства, во-первых, содержать некоторые общественные учреждения, прибыль от которых никогда не сможет окупить затраты какого-либо отдельного лица, хотя они смогут легко окупиться в масштабе большого общества, и, во-вторых, защищать интересы тех членов общества, которые сами не в состоянии отвечать за свои действия [Friedman Milton & Rose, Р.29-33]. Либералы-классики считают, что современные правительства сплошь и рядом превышают свои полномочия под предлогом выполнения этих обязанностей.

Новый, или социальный, либерализм отличает, прежде всего, признание позитивной роли государства в экономической и социальной жизни, - разумеется, только в том случае, если государственное регулирование способствует реализации либеральных ценностей, защите прав и свобод человека. Другая отличительная черта - отказ от изначального равнодушия к социальной сфере. Новые либералы считают, что государственное вмешательство (в экономику и в неэкономическую жизнь, включая помощь малоимущим) позволяет сгладить социальные конфликты и защитить капиталистическое общество конца ХХ века от потрясений. В то время как стремление решить экономические проблемы без учета социального компонента представляет собой не социальный либерализм, а социальный дарвинизм. Социальный либерализм больше тяготеет к позитивной трактовке свободы, его лозунгом могли бы стать слова Л.Рутье: “Либерализм настоящий не позволяет использовать свободу для того, чтобы ее уничтожить”. [К. Гаджиев, С.392-394; Либерализм в России, С. 71].

“Новые” либералы критикуют “старых” за их представление о рынке как свободной игре экономических сил, полагая, что в конкуренции побеждает не лучший с точки зрения потребителя, а сильнейший. Этот победитель диктует уровень цен и зарплат. Рынок - не естественный феномен, ведущий к гармонии, а искусственный механизм, который нуждается в совершенствовании правил игры, в судьях и арбитрах. Отрицая концепцию государства как “ночного сторожа”, новые либералы поддерживают его активную роль в “социальном рыночном хозяйстве” (Германия), которое исключает крайности как необузданного либерализма, так и тотального коллективизма. Так, Р.Дарендорф выделяет либерализм “формальный” и “материальный”. Первый как де юре закрепленная гарантия основных прав человека недостаточен, необходимо фактически (“материально”) повышать жизненные шансы каждого индивида, ибо “человек не может быть свободным в нищете”. Материальная свобода означает наличие определенных экономических средств, способствующих достижению индивидами своих целей. Обеспечить сохранение определенного минимума материальной свободы - задача государства, ибо свобода не существует сама по себе, а тесно связана с безопасностью, равенством и справедливостью [Петров И., С.79, 81; Либерализм в России, С.72]. Даже либерал-классик Ф. А. Хайек признает: “Единственное, чего не выдержит демократия, от чего она может дать трещину, - это необходимость существенного снижения уровня жизни в мирное время или достаточно длительный период, в течение которого будут отсутствовать видимые улучшения” [Ф.А. Хайек, С.156].

Если на Западе многие десятилетия сосуществуют обе модели либерализма, то российский либерализм чаще выступал как социальный. Позже мы вернемся к рассмотрению того, к чему привели недавние попытки отечественных реформаторов реализовать принципы классического либерализма. Здесь же назовем одну важную особенность российского либерализма, которую не обходят вниманием многие зарубежные исследователи. Если на Западе, писал Е.Ламперт, либеральные течения были направлены на ограждение прав личности от вмешательства государства, то русский либерализм никогда не бросал вызова власти. В сознании русских людей слишком укоренилась убежденность в творческой силе государственной власти. Поэтому русский либерализм не столько отстаивал права личности, сколько стремился к видоизменению государственного строя [Либерализм в России, С.9]. По мнению Д.Фильда, все русские либералы были твердо убеждены, что только государственная власть может служить орудием прогресса, поэтому многие из них относились к борьбе за конституционные учреждения и за введение экономического принципа laissez faire, laissez passer (не мешайте действовать) отрицательно [Там же, С.9].

Здесь уместно вспомнить классификацию либерализмов Б.Чичерина (1862), которая находит отклики во многих современных концепциях свободы на Западе и представляется весьма актуальной при изучении трансформационных процессов в современной России. Как известно, он различал либерализм уличный, оппозиционный и охранительный. Низшую ступень занимает либерализм уличный: “уличный либерал не хочет знать ничего, кроме собственного своеволия…Он жадно сторожит каждое буйство, хлопает всякому беззаконию, ибо самое слово “закон” ему ненавистно… терпимости к мысли, уважения к чужому мнению, к человеческой личности, всего, что составляет сущность истинной свободы…, от него не ожидайте. Он готов стереть с лица земли всякого, кто не разделяет его необузданных порывов… Все вертится на личных выходках, на ругательствах… Уличный либералист питает непримиримую ненависть ко всему, что возвышается над толпой, ко всякому авторитету…”. Короче, это скорее извращение, чем проявление свободы [Б.Чичерин, С. 41-42].

Второй вид либерализма - оппозиционный, - сопутствует любым общественным преобразованиям и систематически обличает стоящих у власти реформаторов в чем бы то ни было. Речь идет не о законной критике тех действий властей, которые противоречат мнению мыслящего человека, ибо “самое умеренное и серьезное либеральное направление не может не стоять в оппозиции к тому, что нелиберально”. В данном случае речь идет о либеральном направлении, которое “систематически становится в оппозицию, которое не ищет достижения каких-либо политических требований, а наслаждается самим блеском оппозиционного положения. В этом есть своего рода поэзия, есть чувство независимости, есть отвага, есть, наконец, возможность более увлекающей деятельности и более широкого влияния на людей, нежели какие представляются в тесном круге, начертанном обыкновенной практикой, жизнью”.

Оппозиционный либерализм понимает свободу с чисто отрицательной стороны, верх благополучия - освобождение от всяких законов и стеснений - идеал, неосуществимый в настоящем и переносимый на прошлое или будущее. В настоящем же он отрекается от данного порядка (“отменить, разрешить, уничтожить - вот вся его система”) и остается при этом отрешении. “Боевые снаряды” его немногосложны: вся общественная жизнь разбивается на два противоположных полюса, между которыми проводится непроходимая и неизменная черта. Каждый полюс наделяется ярлычками, означающими похвалу или порицание. К положительным ярлыкам относятся такие, как “община”, “мир”, “народ”, “выборное начало”, “самоуправление”, “гласность”, “общественное мнение” и т.п. Отрицательными ярлыками наделяются “централизация”, “регламентация”, “бюрократизация”, “государство”. При этом они не разбирают, что разумеется под первыми, а что под вторыми ярлыками, почему первые - положительны, а вторые - отрицательны, подобного рода разбор выходит за правила игры. “Постоянная оппозиция, - заключает Б.Чичерин, - неизбежно делает человека узким и ограниченным. Поэтому, когда, наконец, открывается поприще для деятельности, предводители оппозиции нередко оказываются неспособными к правлению…” [Там же, С.43-47].

Не нужно проводить специальных исследований, чтобы констатировать, что в современном российском обществе распространены и уличный, и оппозиционный либерализмы. Как соотносятся они со свободой? “Неистовые крики” уличного либерализма ее прогоняют, ибо “свобода не является среди людей, которые делают из нее предлог для шума и орудие интриг”. А оппозиция без содержания не в силах вызвать свободу [Там же, С.49]. Положительный смысл и конструктивную роль в осуществлении реформ, по Б.Чичерину, несет лишь третий вид либерализма - либерализм охранительный. Его суть - в примирении начала свободы с началами власти и закона. Либеральные меры (предоставление обществу прав и свобод, самостоятельности, возможности реализовать все законные желания) должны опираться на сильную власть - блюстительницу государственного единства и порядка, связывающую и сдерживающую общество, строго надзирающую за исполнением законов и внушающую гражданам уверенность в том, что во главе государства есть твердые руки, на которые можно надеяться, и разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы [Там же, С.49-50]. “Власть и свобода точно так же нераздельны, как нераздельны свобода и нравственный закон” [Там же, С.48]. Отсюда, в частности, следует, что задача проведения реформ средствами, исключающими произвол и нарушение законности, предполагает наличие сильного государства.

В этом смысле слабое государство угрожает либеральным ценностям в не меньшей мере, чем тоталитарное или близкое к нему. Поэтому либеральные концепции свободы в поисках “исторической меры” по-разному решают вопрос о соотношении либеральных мер и государственной власти - в зависимости от конкретных условий и обстоятельств того или иного общества. Они не дают готовых рецептов, а лишь стимулируют поиск этой меры - взвешенной, продуманной, изменчивой, - которая не дала бы хода взрывным, революционным методам преобразований по замене одного типа общества другим, а способствовала бы эволюционно-реформистскому развитию уже установившегося типа общественного устройства. Как замечает один из приверженцев классического либерализма Ф. фон Хайек: “ Сама природа принципов либерализма не позволяет превратить его в догматическую систему. Здесь нет однозначных, раз и навсегда установленных норм и правил. Основополагающий принцип заключается в том, что, организуя ту или иную область жизнедеятельности, мы должны максимально опираться на спонтанные силы общества и как можно меньше прибегать к принуждению… Либерал относится к обществу, как садовник, которому надо знать как можно больше о жизни растения, за которым он ухаживает” [Ф.А. фон Хайек, С.21-22].

Таким образом, все разновидности либеральных концепций свободы, защищая автономию личности и объявляя ее свободу высшей целью общественного развития, так или иначе, непременно связывают ее со становлением экономического и политического либерализма.

Но решает ли общество либерального типа проблему свободы человека? Самые радикальные либералы отвечают на этот вопрос утвердительно. Признавая, что в реальном мире до победы либерализма еще далеко (в настоящее время он победил пока в сфере сознания, идей), в то же время полагают, что именно идеальный мир и определит в конечном счете мир материальный [Ф.Фукуяма, С.135]. По их мнению, именно либерализм предложил человечеству “окончательную рациональную форму общества”. “В рамках этой идеологии “решены все прежние противоречия и удовлетворены человеческие потребности”. Так что задача истории сводится к тому, чтобы данную идеологию последовательно претворить в жизнь, в том числе и в странах, где она утвердилась, а также распространить на все другие страны и регионы. В этом и усматривается “конец истории””[ Ю.А. Замошкин, С.152]. Что касается России, то, по оценке Ф.Фукуямы вряд ли перестройка будет столь успешной, чтобы в каком-то обозримом будущем эту страну можно было назвать либеральной, “однако в конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества, достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития” [Ф.Фукуяма, С.144].

Однако, чтобы более основательно ответить на вопрос, решает ли либерализм проблему индивидуальной свободы, необходимо предварительно найти ответы на ряд других вопросов. Что понимают под свободой человека разные группы индивидов в данном обществе и в данных условиях? Какое место понимаемая таким образом свобода занимает в их актуальном жизненном пространстве? Является ли западная интерпретация индивидуальной свободы универсальной, пригодной для обществ с иным уровнем развития материально-вещественной среды и иным типом культуры? Если да, то какой тип либерализма в данных условиях и обстоятельствах, в частности, здесь, в России, больше способствует возрастанию индивидуальной свободы, а какой - меньше? А если свобода по западному образу и подобию мало отвечает представлениям о свободе индивидов (групп), социализировавшихся в других общественных системах, то как скажется внедрение той или иной модели либерализма на уровне их свободы? Тот же вопрос можно поставить применительно к представителям социальных групп, имеющих разные конкретные образы свободы. Ни на один из этих вопросов либеральные концепции свободы не дают ответа даже на теоретическом уровне, не говоря об эмпирических изысканиях. Кроме того, задача поиска меры между пределами власти и пределами свободы, которую ставят некоторые либералы, в каждом конкретном обществе в каждый момент времени имеет свое решение. Это указывает на отсутствие готовых универсальных схем предпочтительности той или иной модели либерализма и на необходимость специальных эмпирических исследований соответствующего общества с тем, чтобы определить наиболее подходящую модель.