Или сообщество суверенных стран?

Последнее десятилетие с очевидностью выявило тенденцию роста и обострения противоречий между все возрастающей экономической и политической взаимозависимостью стран и народов, с одной стороны, и сохранением за национальным государством суверенитета и, соответственно, роли активного субъекта международных отношений.

Каков же путь разрешения этого противоречия? Ответ на этот вопрос не столь прост и однозначен, как это представляется с первого взгляда. Очевидно одно: роль государства и как главного субъекта политической власти, и как главного носителя монополии на легитимное насилие, и как важнейшего субъекта международных отношений с соответствующими модификациями в обозримой перспективе не только не сократится, но и в некоторых аспектах усилится.

Одной из главных сущностных характеристик современного государства является суверенитет, т.е. принцип, согласно которому конечная и высшая власть в пределах подвластной ему территории и над населением, проживающим на этой территории, принадлежит государству и только государству. Альтернативой суверенитету является либо мир, в котором нет конечной, высшей власти в пределах данной территории , либо мир, в котором отсутствуют сколько-нибудь четко очерченные государственные границы.

Очевидно, что отдельно взятые государства в совокупности составляют мировое сообщество, но каждое из них имеет в его рамках лишь ограниченное влияние и должно, исходя из собственных возможностей, приспосабливаться к логике конкурентной борьбы на международной арене. Здесь нельзя упускать из виду тот факт, что оборотной стороной усиления интернационализации и взаимозависимости стран и народов является усиление конкуренции и трений между ними в экономической и иных сферах.

Например, при перенесении по той или иной причине предприятий, производящих те или иные товары на новую территорию, тем более в другую страну, рабочие, оставшиеся на прежнем месте функционирования предприятия, остаются без работы. В результате возникают проблемы, которые рыночные механизмы сами по себе не могут решать без вмешательства государства. В этом смысле можно согласиться с Я.Накасоне и его коллегами, по мнению которых "по мере углубления взаимозависимости между государствами, а также по мере расширения трансконтинентальной экономической деятельности роль правительств в урегулировании различных разногласий не снижается, а скорее возрастает".

Государства ищут приемлемый баланс между растущей экономической взаимозависимостью и достижением национальных целей в международной экономике. А это предполагает растущую политическую координацию крупных индустриальных держав. Как отмечал американский экономист Э.Кэпстайн, государство сохраняет за собой заметную роль перед лицом могущественных международных экономических сил.

Государства реагировали на экономическую глобализацию посредством расширения международного сотрудничества. Но ирония ситуации состоит в том, что это сотрудничество базируется на принципе сохранения твердого контроля в руках того государства, на территории которого действуют фирмы. Международное сотрудничество между центральными банками зиждется на соглашениях о многонациональном или наднациональном сотрудничестве, но при сохранении контроля за материнской страной, т.е. ответственность за регулирование деятельности национальных финансовых институтов возлагается на государство и т.д. Иначе говоря, интернационализация и глобализация вовсе не приводят к полному отчуждению национальных банков от своих государств. Более того, в некоторых аспектах влияние государства даже несколько усиливается. Сейчас крупные государства способны оказывать существенное влияние на динамику финансовых рынков путем, например, открытия или закрытия доступа к своим финансовым рынкам. Как отмечал Э.Кэпстайн, "международное сотрудничество, базирующееся на признании контроля страны пребывания, представляет собой политическую структуру, созданную государствами для обеспечения глобальной финансовой системы рамками, в которых она может действовать"[27].

В рассматриваемом контексте особо важное значение имеет тот факт, что большинство транснациональных акторов, не обладающих суверенитетом (за исключением военных блоков), не располагают официально признанными легитимными инструментами насилия. У них нет территории, нуждающийся в защите. Очевидно, что они ослабляют власть государства и, поэтому, как считают многие авторы, наносят еще один удар силовой политике. Но в равной степени верно и то, что, избегая контроля со стороны государства, эти неизбранные народом, анонимные и зачастую наднациональные или вненациональные акторы не несут ответственности за свои действия перед обществом. При определенных условиях они способны выйти из-под контроля и тем самым превратиться в мощную анонимную власть, подчиняющую себе общество и рядовых граждан.

Одним из самых трудноразрешимых в международной политике является вопрос об использовании силы, о законности и правомерности ее использования для разрешения конфликтов, в том числе и вооруженных, в отдельных странах и регионах. Немаловажное значение в данном контексте имеет все более четко проявляющаяся тенденция к определенному пересмотру положения статьи 2 (7) Устава ООН, не допускающей вмешательства во внутренние дела государств за исключением тех случаев, когда события внутри государства связаны с угрозой международному миру и безопасности.

Путем расширительного толкования угроз международному миру и безопасности предпринимаются попытки пересмотра критериев вмешательства во внутренние дела того или иного государства. В этом контексте особую значимость приобретает так называемое "право на вмешательство (интервенцию)", согласно которому одно государство (или группа государств) вправе вмешиваться во внутренние дела другого государства в силу нарушения им прав своих граждан, бессилия его властей остановить начавшуюся гражданскую войну и т.д. Этот принцип зафиксирован в документах СБСЕ/ОБСЕ. Так, в Декларации стран-членов этой организации, принятой на встрече глав государств и правительств в Хельсинки в июле 1992 г., провозглашено, что выполнение обязательств по гуманитарным вопросам "не является исключительно внутренним делом государств".

Концепция “гуманитарной интервенции” получила свое развитие и практическое воплощение в 90-е гг., в период операции по оказанию гуманитарной помощи курдскому населению Ирака по окончании войны в Заливе, во время событий на Балканах и т.д. За последнее время "право на вмешательство" не раз с одобрения международного сообщества использовалось великими державами в различных регионах земного шара. Война в Персидском заливе и, особенно, распад Советского Союза и Югославии оказали огромное влияние на ход и характер дискуссии по этому вопросу во всем мире. Все большую актуальность он приобретает в свете обостряющейся проблемы оказания гуманитарной помощи, а также вооруженного вмешательства в некоторых регионах Азии и Африки, охваченных голодом и непрекращающимися гражданскими войнами.

Одним из трудноразрешимых в данном контексте является вопрос о согласии властей страны-объекта вмешательства относительно акций ООН, других международных организаций, отдельных стран или группы стран. Так, в Судане международные организации по оказанию гуманитарной помощи практически достигли соглашений, как с правительственными учреждениями, так и с руководителями восставших. Однако в Сомали не было достигнуто никакого соглашения по причине либо сопротивления правительства усилиям международного сообщества по оказанию такой помощи, либо отсутствия какой бы то ни было эффективной политической власти.

В связи с этими обстоятельствами остро стоит вопрос относительно того, имеет ли международное сообщество право вмешательства во внутренние дела других государств при отсутствии согласия соответствующего правительства. Вполне сознавая, что такое правило противоречит общепринятому международному принципу национального суверенитета, тогдашний Генеральный секретарь ООН Х.Перес де Куэльяр в своем выступлении в университете Бордо в 1991 г. призывал международные сообщества юристов помочь разработать "новую концепцию, которая соединила бы право и мораль".

Развивая дальше эту установку, следующий Генеральный секретарь ООН Б.Бутрос Гали утверждал: "Уважение к фундаментальному суверенитету и целостности (государства - К.Г.) имеет решающее значение для любого общего международного прогресса". Тем не менее, говорил он, "время абсолютного и исключительного суверенитета... прошло". Поэтому, необходимо найти "баланс между потребностями доброго международного правления и требованиями все более взаимозависимого мира". О том насколько далеко зашли в последнее время поиски указанного баланса говорит ход и исход военной кампании НАТО на Балканах.

Все вышеперечисленное не может служить основанием для характерной многим исследователям и наблюдателям склонности к упрощенному и одностороннему толкованию процессов транснационализации, глобализации и усиления взаимозависимости стран и народов. Эти процессы нельзя оценивать как показатель готовности людей отказаться от своих национальных идентичностей в пользу приверженности наднациональным или интернациональным организациям, как показатель движения в направлении неоглядного и абсолютного политического интернационализма и универсализма. Наблюдающееся в последние годы возрождение национализма, трайбализма, религиозного и культурного фундаментализма и т.д. могут стать предзнаменованием того, что процесс переоценки пределов власти национального государства, а также перераспределения и деления национального суверенитета достиг своего пика.

Из всего сказанного со всей очевидностью вытекает, что за последнее десятилетие ХХ в. международная политическая система подверглась существенной трансформации. И этот процесс продолжается поныне. Хотя, при всех необходимых здесь оговорках независимые национальные государства и остаются главными (или, во всяком случае, одними из главных) акторами международной политики, масштабы и формы конфликтов между странами и народами, споров и проблем, которые структурируют отношения между государствами, цели, преследуемые государствами, и ресурсы, используемые для реализации этих целей и осуществления силы на международной арене - все это изменилось или находится в процессе изменения.

Формируется новая парадигма, служащая мировоззренческим выражением глубинных процессов, происходящих в современном мире. Эта парадигма, начавшая формироваться в 70-х - 80-х годах, получила более или менее четко обозначившиеся очертания (особенно в ее геополитической части) с распадом Советского Союза окончания холодной войны и крушения биполярного миропорядка.

Изменения, связанные с развитием технологий, по-видимому, способствуют модификации параметров национального суверенитета. Но эти изменения не отменяют роль силы ни внутри отдельно взятых стран, ни на международной арене. Они ведут к модификации распределения мощи между государствами, не отменяя сам фактор силы, создают новые формы экономического взаимодействия между странами. Их следствием является изменение отношений между правительственными и неправительственными акторами, при сохранении основополагающих властных прерогатив, в том числе и монополии на легитимное насилие, в руках государства.

Поднимая новые и по-новому интерпретируя традиционные проблемы, эти изменения способствуют значительному усложнению международной политики, при этом, отнюдь не изменяя ее основополагающие принципы. В частности, фундаментальными элементами международной системы остаются независимые государства, каждое из которых ревниво защищает свою независимость, в конкурентной борьбе с другими государствами стремятся сохранить свободу действия и привержены максимизации национального благосостояния и влияния. Каждая страна стремится разработать собственное понимание нового мирового порядка, найти свое место во взаимозависимой структуре мирового сообщества.

Международные организации отличаются от государств по множеству основополагающих параметров. Так, за редкими исключениями международные организации не обладают собственными источниками финансирования. К тому же они не обладают собственной единой валютой. Они лишены территориальной основы и, поэтому, не в состоянии осуществлять самостоятельный контроль над природными ресурсами планеты. Что особенно важно, международные организации не вправе создавать и содержать собственные вооруженные силы. В этом плане монополия на легитимное насилие сохраняется за государствами, кроме, естественно, тех случаев, когда государства по взаимному согласию могут делегировать такую власть для выполнения специальных, строго оговоренных операций той или иной международной организации, например, ООН. Т.о. со всех этих точек зрения их нельзя считать самостоятельными действующими лицами или субъектами мировой политики, способными самостоятельно принимать и осуществлять сколько-нибудь масштабные решения. ООН была задумана и в течение всего периода своего существования действовала как ассоциация государств, призванная обеспечить условия для реализации интересов своих членов.

Очевидно, что роль, которую международные организации играют в современном мире, производна от роли входящих в них государств. Они создаются и существуют по воле государств и способны более или менее эффективно функционировать постольку, поскольку этого хотят сами создавшие их государства. Как правило, в подавляющем большинстве случаев решения международных организаций принимаются на основе принципа единогласия. Принцип равного суверенитета ООН резервирует за каждым государством как равноправным членом международного сообщества право не признавать любые решения, которые они не поддерживают. Но все это отнюдь не означает, что международные организации не способны играть и действительно играют важную роль в обеспечении международной безопасности, предотвращения войны, сохранении и поддержании мира, помощи развивающимся странам и решении множества других вопросов, представляющих интерес для всего мирового сообщества.

Таким образом, нет никаких серьезных оснований утверждать, что народы и государства уступят свою независимость и право самим решать свои проблемы какой-то абстрактной наднациональной, надгосударственной бюрократии. Поэтому на поставленный в заглавии данного раздела вопрос можно было бы ответить так: мы находимся на пути, ведущему в дальней перспективе к транснациональному миру, в котором государства и народы сохранят за собой существенную роль, прерогативы и функции.