США: глобальное лидерство в новых условиях.

Начало 90-х гг. поставило политическое руководство США перед целым рядом новых вызовов, требовавших достаточно быстрых и продуманных действий страны на международной арене. Одной из основных проблем для Соединенных Штатов в тот период выступала необходимость использовать момент политического доминирования в мире для того, чтобы заставить участников МО играть по приемлемым для Вашингтона или разработанным им правилам. В качестве сверхзадачи после распада СССР выступало создание более однородного, чем ранее, относительно управляемого и в целом безопасного для США и их союзников мира. Предложенный вариант решения этой задачи получил наименование концепции “нового мирового порядка”, разработанной в недрах администрации Дж.Буша-старшего. В 1991-92 г. на волне эйфории от успеха в создании широкой международной коалиции и разгрома Ирака как государства-агрессора в ходе операции “Буря в пустыне” американская администрация исходила из функциональности и моральной и политической приемлемости ООН и других международных организаций и институтов для борьбы с традиционными угрозами безопасности на основе международного права. Имелась в виду, прежде всего, возможность возникновения в будущем ситуации нарушения суверенитета отдельных стран, главным образом в третьем мире, со стороны всевозможных “преступных” режимов типа режима, созданного в Ираке С.Хусейном. “Новый мировой порядок”, как он был артикулирован администрацией Буша в начале 90-х гг., был призван внести упорядоченность в МО и обеспечить неприменение силы, суверенитет и территориальную целостность государств мира.

На деле, однако, ситуация в 90-х гг. складывалась куда менее однозначно, чем это прогнозировалось. Дезинтеграция на Востоке и фрагментация на Юге (Сомали и ряд др. государств Африки и Азии), феномены неудавшихся и несостоявшихся государств, политическая и социально-экономическая дестабилизация в отдельных регионах мира поставили в повестку дня вопрос о “хаотизации” международных отношений. В результате дискуссии вокруг понятия “новый мировой порядок” сместились в плоскость поисков политических и процедурных решений, обеспечивающих и закрепляющих доминирующую роль США и Запада в целом в системе международных отношений.

Администрация Б.Клинтона уже с первых шагов на международной арене заявила о своей готовности пойти значительно дальше в обеспечении как раз элемента “новизны” конструируемого мирового порядка. В соответствии с логикой взятой на вооружение концепции “согласованной безопасности” речь шла уже о необходимости создания системы, ориентированной на противостояние новым типам угроз. В их числе - этнические конфликты, массированные нарушения демократии, прав человека и т.д. Надо сказать, что стратегия США при этом была неплохо фундирована в теоретическом плане.

В свое время в книге “Человек, государство и война” К.Уолтц указал три пути, в рамках которых можно пытаться описать систему международных отношений и выявить причины вооруженных конфликтов (войн)[30]. В их числе - поведение людей, внутреннее устройство государств и анархия в международных отношениях. В соответствии с первой точкой зрения конфликты и войны своим происхождением обязаны человеческой природе, инстинктам, страстям или предрассудкам. Вторая интерпретация подразумевает, что источник войн лежит в природе государств (особенностям организации политических систем и господствующим в их рамках политическим режимам). Наконец, К.Уолтц подчеркивал очевидное противоречие между гражданским порядком, господствующим внутри каждого государства, и естественным состоянием, царящим в рамках международных отношений. Центральное место отводилось им в этой связи структурным факторам международной среды.

Надо сказать, что США в рамках своей политической стратегии наглядно продемонстрировали стремление устранить, по крайней мере, две из трех возможных причин возникновения войн и дестабилизации системы международных отношений. Во-первых, до сегодняшнего дня система международных отношений неизменно рассматривалась в качестве «анархичной» системы. Не в том смысле, что в ее рамках господствует полный произвол, а исходя из заявленного еще Т.Гоббсом постулата об отсутствии в ее рамках верховного арбитра, способного принять обязывающее для сторон того или иного конфликта решение, и легитимными средствами принудить, если необходимо, к его выполнению. Данная лакуна была заполнена самими США, попытавшимися выступить в роли этого самого арбитра, что по мысли западных аналитиков должно придать самой системе совершенно новые качества. Надо отметить, что в этом смысле весьма кстати пришлось и введенное в научный оборот в середине 90-х выражения «постмеждународные отношения». Если всерьез рассматривать возможность наличия единственного и неоспоримого гегемона в рамках системы международных отношений, выполняющего к тому же функции, изоморфные роли верховного арбитра, международные отношения действительно должны были приобрести совершенно новое качество.

Следующим вполне логичным шагом становится в этом плане борьба за «исправление» природы некоторых политических режимов, выступающих в качестве возмутителей спокойствия, руководствующихся в своем внешнеполитическом поведении ложными представлениями о «престиже» или детерминируемых неприемлемой с моральной и политической точки зрения идеологией. В этом смысле последовательное стремление США «дожать» некоторые из т.н. государств-изгоев хорошо вписывается в рамки заявленной стратегии. Если верна гипотеза о том, что “правильные” демократические режимы миролюбивы по самой своей природе, а демократические государства не воюют друг с другом, то практика “гуманитарных интервенций” представляет собой не только допустимую, но и вполне логичную меру своего рода превентивного воздействия на ситуацию.

Поскольку связь национальных интересов США с состоянием демократии в мире становится все более ощутимой в условиях растущей взаимозависимости и глобализации мировых процессов, постоянно растет заинтересованность Соединенных Штатов в поддержке тенденций к демократизации по всему миру. Как это было сформулировано в “Стратегии национальной безопасности в новом столетии” - демократические режимы более склонны сотрудничать друг с другом, реже развязывают войны и нарушают права своих граждан. Следовательно “всемирная тенденция продвижения к рынку продвигает и американские интересы”. Основными установками внешнеполитической стратегии США являлись т.о. обеспечение безопасности и процветания собственной страны, а также продвижение демократии и рыночных отношений во всем мире. Причем впервые официально “стратегия расширения свободного сообщества рыночных демократий” была выдвинута администрацией Клинтона в 1993 г., заменив уже явно морально устаревшую концепцию стратегического “сдерживания”.

Конкретные внешнеполитические шаги, особенности поведения США на международной арене зависят от целого ряда факторов. В их числе соотношение сил “изоляционистов” и “интервенционистов” в политическом истеблишменте, влияние внутриполитических проблем, инерционность системы созданных в годы холодной войны внутренних и международных структур и институтов, обслуживающих глобальные интересы США и т.д. Однако контуры глобальной стратегии США на протяжении 8 лет президенства Б.Клинтона в целом оставались достаточно стабильными. Стратегическая линия поведения США на международной арене определялась, прежде всего, положениями “Доктрины национальной безопасности США”. В соответствии с ее положениями выделялись “жизненно важные интересы” страны (в их числе обеспечение гарантированного существования и безопасности США как государства, безопасности американских граждан, а также союзников Соединенных Штатов); “важные национальные интересы” (затрагивающие процветание и экономическое благополучие США); и прочие национальные интересы (экологические и гуманитарные проблемы, урегулирование конфликтов за рубежом и т.п.). США при этом должны иметь способность обеспечивать национальные интересы и парировать традиционные и новые угрозы безопасности на собственной территории и за рубежами страны.

Отсутствие прямой военной угрозы рассматривалось Пентагоном как явление временное. Между тем, набор потенциальных противников был невелик. На роль серьезного конкурента США в глобальном плане в 90-х гг. и ближайшем будущем могли претендовать только КНР и Россия, в случае провала реформ и дестабилизации обстановки или смены режимов в этих странах. Для того, чтобы парировать эти потенциальные угрозы США должны были обладать в соответствующих регионах необходимыми и достаточными силами и средствами для оказания в случае необходимости противодействия потенциально опасным формам поведения этих государств.

Распад коммунистического блока государств и роспуск Варшавского договора, безусловно, усилили, особенно в начале 90-х гг., позиции неоизоляционистов. Во многом под их влиянием после окончания холодной войны США пошли на свертывание своего военного присутствия на некогда “передовых рубежах” противостояния коммунизму. В частности, уже в 1990 г. были опубликованы два документа, в которых, помимо прочего, четко формулировались задачи по выводу американских войск из Восточной Азии - Стратегическая инициатива в Восточной Азии (East Asia Strategic Initiative I, II). Планом предусматривалось существенное сокращение американского военного присутствия в Корее и Японии и полный вывод американских войск с Филиппин. В 1991-93 гг. осуществлялся вывод американских войск из Европы, причем численность контингента была уменьшена втрое (с примерно 330 до 100 тыс. военнослужащих). В целом Вашингтон действительно существенно сократил свое присутствие в Европе и Восточной Азии (до 100 тыс. военнослужащих в каждом из регионов). Одновременно по окончании операции “Буря в пустыне” 25-тысячный контингент американских войск был размещен в районе Персидского залива.

В 1993 г. США разработали и собирались принять военную доктрину, основанную на принципе победы в одном региональном конфликте и сдерживании другого до подхода сил, высвобожденных после окончания первого конфликта (Win - Hold - Win), что позволило бы максимально сократить численность вооруженных сил и уменьшить степень их боевой готовности, тем самым, получив “мирные дивиденды” от “победы” над СССР. Однако в июле 1993 г. исходя из соображений поддержания баланса сил в Азии, а также под давлением со стороны союзников (в первую очередь, Японии, Южной Кореи и др.) официально была принята стратегия победы в двух региональных конфликтах одновременно (Win - Win).

Вместе с тем, США уделяли все большее внимание политическим средствам обеспечения собственного доминирования в мире. Для обеспечения интересов США в Вашингтоне была разработана т.н. концепция “Превентивной обороны”. “Превентивная оборона” при этом подразумевала способность США путем расширения взаимодействия по линии международных организаций, в ходе осуществления специальных программ и т.д. трансформировать в нужном для них направлении характер военных доктрин, направленность военного строительства в других странах и т.д.

Вашингтон в полной мере сохранил глобальную систему военно-политических союзов и обязательств, созданную в годы холодной войны. Более того, важнейший из этих союзов - НАТО - был расширен за счет приема новых государств-членов (формальное решение о расширении принято в ноябре 1996 г.). Больше того, Вашингтон получил возможность контролировать военно-политическую ситуацию в странах Центральной и Восточной Европы, не входивших в состав блока НАТО, за счет принятой на Брюссельской 1994 г. сессии альянса программы “Партнерство во имя мира”.

Помимо чисто географического расширения и увеличения до 19 количества членов союза, имело место расширение функций альянса - с “защиты территории” входящих в союз государств до обеспечения стабильности всего евро-атлантического региона в т.ч. за счет действий вне пределов Европы. Данное положение было закреплено в новой стратегической концепции НАТО, принятой на юбилейной Вашингтонской сессии в апреле 1999 г.

Задачей США являлось сохранение лидирующих позиций в рамках альянса и доминирования НАТО в вопросах обороны и безопасности по отношению ко всем прочим организациям и союзам в рамках сообщества западных государств. В этом плане администрация Б.Клинтона достаточно гибко подходила к вопросу о признании “европейской идентичности” и значимости европейской составляющей в НАТО, места ЗЕС в обеспечении обороны и безопасности и т.д. Тем не менее, проведенные в 90-х гг. реформы в области военного планирования и управления Северо-атлантическим союзом в полной мере сохранили руководящую роль Соединенных Штатов в его структурах и закрепили доминирующее положение НАТО в вопросах обеспечения совместной обороны. Более того, в 90-е гг. наметилась тенденция к замещению НАТО ряда функций таких общепризнанных международных организаций, как ООН.

Надо сказать, что со вступлением в должность президента Б.Клинтона США выдвинули концепцию “многосторонней дипломатии” в урегулировании конфликтов, призванную обеспечить коллективные усилия стран мира под эгидой ООН для разрешения самых сложных конфликтных ситуаций современного мира. В мае 1993 г. Клинтон подписал даже свою знаменитую “директиву №13”, согласно которой США заявили о своей готовности предоставлять свои войска в распоряжение и под командование ООН для участия в миротворческих операциях. Соединенные Штаты приняли участие в операциях в Боснии, Сомали и на Гаити. Однако провал операции в Сомали и неэффективность “голубых касок” в Боснии позволили им выступить с официальными заявлениями о неэффективности военных структур ООН и о необходимости обеспечения компетентного - американского или натовского -руководства миротворческими операциями. Дрейф Вашингтона в сторону действий в рамках НАТО или даже односторонних операций вне контроля ООН был обусловлен еще и нежеланием ставить внешнеполитические цели и приоритеты самих Соединенных Штатов в зависимость от решений, принимаемых Советом безопасности ООН, где правом “вето” обладали такие страны как КНР и РФ, как правило не испытывавшие особого восторга от действий США на Балканах и в ряде других регионов мира.

Приход к власти новой американской администрации президента Дж.Буша оставляет много вопросов о перспективах американской внешней политики в меняющемся мире. На уровне риторики самого Дж.Буша и членов его команды (прежде всего К.Райс) от новой американской администрации веет каким-то почти “пещерным” реализмом времен разгара холодной войны и абсолютной бескомпромиссностью. Однако в системе МО существуют определенные ограничения, которые по всей вероятности не дадут трансформировать предвыборную риторику в реальный политический курс Вашингтона, во всяком случае, в заявленном объеме.

14.1.1. Отношения США с объединенной Европой

Ключевой проблемой в трансатлантических отношениях является задача взаимного приспособления институтов ЕС и НАТО в области обеспечения политического руководства и безопасности, а также США и ЕС и затем НАФТА и ЕС в плане создания в перспективе условий для организации в северном полушарии североатлантической зоны свободной торговли.

В представлениях американской политической элиты НАТО вполне справедливо продолжает считаться главным организационным связующим звеном между США и Европой. На протяжении всей холодной войны безопасность европейских стран зависела от Соединенных Штатов. Надо отметить, что и после окончания холодной войны институты НАТО четко фиксировали преобладающее положение США. Вашингтон контролирует объединенное командование, которое возглавляется американским генералом и активно сопротивлялся вплоть до середины 90-х гг. развитию “европейской идентичности” в рядах альянса, на чем настаивала вернувшаяся в его ряды Франция.

США на протяжении 90-х гг. полуофициально противились “распылению” ресурсов Европы на создание структур и боевых подразделений в рамках ЗЕС и под эгидой ЕС, равно как увеличению веса европейцев в командных структурах Североатлантического альянса. Однако, имея опыт постепенного смягчения “сепаратистской” позиции европейцев предпочли не препятствовать тенденции, а дождаться когда она сама собой сойдет на нет в связи с проблемами строительства “второй опоры” ЕС. В противном случае со временем предполагалось добиться ответных уступок со стороны ЕС в ответ на согласие США по вопросам европейской оборонной интеграции.

Помимо чисто политических, американская администрация руководствовалась и иными прагматическими мотивами. США не хотели гасить европейскую военно-политическую активность безоговорочно, дабы не возрождать у европейцев чувства бессилия и зависимости. Вместе с тем, после подписания Амстердамских соглашений и особенно в связи с изменением ранее проамериканской (проатлантической) позиции Британии по вопросу интеграции ЗЕС в структуры Европейского Союза в 1998 г. стало фактом отсутствие формализованных связей между НАТО и ЕС, что со временем грозит перерасти в серьезную проблему.