Конверсионный и разоруженческий процесс в России и его негативные социальные и экологические последствия

Как известно, Правительством Российской Федерации, исходя из оборонной доктрины, было принято решение о конверсии – уменьшении доли специализации военной промышленности в пользу производства гражданской продукции в оборонных отраслях. Другими словами, зна­чительном сокращении в условиях резкого падения спроса на военную продукцию, производства танков, стратегических ракет, военных само­летов, боевых машин пехоты, реактивных систем залпового огня и т.п. и перевода предприятий оборонной промышленности на выпуск необходи­мых потребительских товаров гражданского назначения.

По мнению специалистов, конверсия представляет собой “процесс структурной перестройки производства с целью частичного или полно­го перехода на новый состав выпускаемой продукции на предприятиях военно-промышленного комплекса путем изменения структуры производ­ственных мощностей, изменения состава и распределения производствен­ного персонала и потребляемых ресурсов для удовлетворения потреб­ностей развивающегося рынка в потребительских товарах при условии обеспечения Вооруженных сил в вооружениях и военной технике на уровне оборонной достаточности”^[clvi]. При этом основной целью конвер­сии отечественного ВПК должна была стать его адаптация к экономи­ческим условиям перехода к рыночным отношениям.

Бедой нашей конверсии, как показала практика, явилась ошибочно выбранная стратегия ее проведения: катастрофически обвальный харак­тер, полный отказ от традиционных рынков сбыта оружия, а также не­достаточная ресурсная поддержка со стороны государства (ныне выде­ляемые ассигнования на ее проведение составляют не более 25% от необходимых). То есть фактически в современных российских условиях так называемая конверсия оказалась еще одной непродуманной кампа­нией. Отсутствие достоверных расчетов породило очередную иллюзию, что достаточно сбросить военное производство, как экономика России, освобожденная от обременительных военных расходов, в ближайшие же годы начнет процветать и явится настоящим спасением для всего наше­го народного хозяйства. Другими словами, широкой общественности настойчиво внушалась мысль о том, что сокращение военного произ­водства позволит России в кратчайшие сроки разрешить все наболевшие проблемы, и в первую очередь в сельском хозяйстве, легкой и пище­вой промышленности, экологии и т.д.

Сейчас очевидно, что сама идея конверсии оказалась у нас пол­ностью дискредитированной. И неудивительно. Ограниченное финансиро­вание и отсутствие достаточных материально-технических ресурсов на ее проведение привели к жесточайшему кризису в отечественном ВПК. “В 1997 году перестали полностью финансировать конверсионные прог­раммы. Непродуманная приватизация предприятий, их дробление дали отрицательный результат. Предприятия сегодня имеют 40% устаревшего оборудования, заработная плата на них на 40% ниже средней по про­мышленности... В результате конверсии было создано 70 тысяч рабочих мест, вместо 400 тысяч”^[clvii].

В то же время хорошо известно, что основным предназначением ВПК всегда было и остается – обеспечение вооруженных сил страны самым современным оружием и военной техникой для обеспечения на­циональной безопасности. Поэтому смысл любой военной реформы, как справедливо подчеркивает В.Н.Любимов, заключается “в приведении армии и всей военной организации в состояние, адекватное угрозам военной безопасности государства. Однако в идеологию проводимых сегодня мероприятий, официально именуемых реформой, заложен совсем иной основополагающий принцип. Это минимизация расходов на оборону до 3-2,9 процента ВВП, сокращение, структурная реорганизация Вооруженных сил”^[clviii].

До недавнего времени оборонная промышленность (при всей изоли­рованности отечественной экономики от мирового хозяйства) всегда была “завязана” на мировой рынок, поскольку постоянно чувствовала “дыхание” конкуренции Запада. Поэтому нам и удавалось создавать системы мировых вооружений, не уступающих лучшим западным образцам, а нередко и превосходящие их. Так, по данным СИПРИ, в 1986 году на экспорт шло 17,5% всей продукции советского оборонного комплекса (между тем как в США, например, аналогичный показатель составлял лишь 5,9%). В настоящее время уровень военных экономических зака­зов в России составляет менее 20% от прежнего и становится все бо­лее экономически невыгодным, а высвобождаемые мощности задействова­ны под гражданские нужды всего лишь на 50%.

Специалисты своевременно предупреждали, что непродуманный пос­пешный перевод предприятий ВПК с производства сложной наукоемкой продукции на выпуск потребительских товаров гражданского назначения может не только резко снизить “планку” к качеству выпускаемой про­дукции, но и вызвать тяжелый технический застой. Их опасения пол­ностью оправдались. “То, что преподносилось как конверсия, – отме­чает В.А.Борисов, – оказалось на деле развалом оборонного комплек­са страны, последствия которого скажутся через несколько лет ослаб­лением обороноспособности России. В результате резкого сокращения госзаказа на оборонную продукцию многие заводы столкнулись с жест­кой необходимостью свертывания военного производства, не имея при этом возможности его конверсии в гражданское русло”^[clix].

В России продолжается снижение объемов производства в ВПК, а главное – отставание в создании научно-технического задела по наи­более перспективным образцам стратегических вооружений, что приво­дит в конечном итоге к существенным потерям как для оборонного комплекса, так и всего народного хозяйства страны. На глазах неког­да высокопроизводительные отрасли превращаются в отстающие, а их предприятия – в неплатежеспособные. С одной стороны, они лишены ка­ких-либо прибылей из-за проводимой государством неразумной ценовой и налоговой политики. С другой стороны, не имеют достаточных средств непосредственно на производство гражданской продукции, а значит, возможности осуществлять инвестиции в конверсию и структурную пере­стройку самого производства. “Несвоевременные расчеты за выполнен­ный государственный оборонный заказ в течение 93-97 годов привели не только к разрушению финансового благополучия предприятий, но и к образованию громадных пени и штрафов... Опережающий рост цен на продукцию ТЭК и транспортные перевозки, коммунальные услуги, жест­кая налоговая политика привели к тяжелейшим последствиям для всей промышленности, а для оборонного комплекса – к катастрофе...”^[clx]. Основными факторами обвала производства стало резкое разрушение еди­ного экономического, таможенного, законодательного пространства.

Таким образом, предприятия ВПК, осуществляющие конверсию, ока­зались фактически заложниками недальновидной научно-технической и финансово-кредитной политики в России. В результате – неэффектив­ная конверсия (беспрецедентная по масштабам, глубине и срокам про­ведения), социальная напряженность в оборонном комплексе страны. Дальнейшее движение ВПК в направлении практически полного свертыва­ния производств вооружений несет уже реальную угрозу национальной безопасности России.

Очевидно, что конверсионный процесс в стране должен проводиться с учетом долговременных национальных интересов, и прежде всего ее безопасности.

Не секрет, что в планах укрепления своих экономических, воен­ных и научно-технических позиций в мире Запад, и прежде всего США (особенно военные ведомства), не последнюю роль отводят “заимствова­нию” новых идей, технологий и разработок, а также привлечению “моз­гов” из других стран, в том числе из России.

В последние годы американским правительством в качестве приори­тетных для национальной безопасности и долговременного качественно­го превосходства систем оружия выделено 22 технологии. Стоит взгля­нуть на них, чтобы понять, каких специалистов в первую очередь будут заманивать на Запад и в Америку из России.

Вызывает сожаление, что в то время, как большинство развитых стран вступает в новую фазу “технологической революции”, мы, зани­маясь в ходе так называемого “реформирования” страны лишь “само­бичеванием”, неправомерно возводим в абсолют наше научно-техничес­кое отставание от Запада. Несмотря на то, что нынешнее экономичес­кое положение России действительно чрезвычайно тяжелое, она тем не менее по-прежнему относится к категории промышленно развитых стран мира.

Недаром иностранный капитал, преследующий свои собственные це­ли в России, интересует не только наша земля, обилие и разнообра­зие природных ресурсов, емкость территорий, наличие большого коли­чества культурных и исторических памятников, дешевизна рабочей си­лы и т.д., но и наш еще достаточно мощный научно-технический потен­циал. По мнению многих зарубежных специалистов, Россия и сегодня располагает новейшими технологиями в самых различных отраслях, осо­бенно в “оборонке”.

Поэтому-то в последние годы западные предприниматели, пользу­ясь нашей российской бедностью, стремятся за бесценок скупить все, что только может представлять интерес для их стран, а именно: но­вые идеи и технологии, разработки, образцы и лицензии на наши нере­ализованные внутри страны изобретения и даже... самих ученых, осо­бенно специалистов в области фундаментальных наук, включая аспиран­тов и студентов (многие из которых становятся “невозвращенцами”), и прежде всего “оборонцев”, выполнявших ранее сложнейшие военные заказы, высочайшая квалификация которых оказалась практически не­востребованной.

Вступая в новую фазу НТП, большинство стран постиндустриального мира испытывает жгучую потребность в высококвалифицированных спе­циалистах, наиболее простым и быстрым способом преодоления которой является их привлечение из других стран.

Расчеты, проведенные по методике ООН, показывают, что ежегодно “утечка” отечественных умов за рубеж оборачивается для нас ущербом в 60–70 млрд. долларов, грозящая обернуться для России в ближайшем будущем настоящей интеллектуальной катастрофой. Начиная с периода так называемой “перестройки”, в другие страны выехало около 170 ты­сяч ученых – фактически интеллектуальная элита страны. Только в США находится 10 тысяч российских специалистов. Численность работа­ющих в науке сократилась более чем на треть. Значительная часть уче­ных продолжает только числиться на своих рабочих местах, на самом же деле занимается чем угодно, только не наукой. Около 30% специа­листов ушло из науки вообще, в частности в коммерческие структуры. Многие из тех, кто остался, работают по контрактам с зарубежными фирмами.

Думается, что нарастание остроты экономических, политических, национальных и т.п. противоречий в России приведет к дальнейшей ак­тивизации процесса “утечки мозгов”. А в результате – к значительно­му отставанию от мирового уровня в ведущих областях культуры, нау­ки и техники, связанных с компьютеризацией, экологизацией, с разви­тием информатики, биотехнологии и др. Так, в частности, О.К.Дрейер и В.А.Лось считают, что в условиях дальнейшего неустойчивого разви­тия России представители престижных профессий (математики, физики, электронщики и др.) “все в большей мере будут ориентироваться на длительное пребывание в научных центрах западных стран и новых промышленных государств третьего мира”^[clxi].

Последнее обстоятельство, правда, особенно в связи с образова­нием избыточного людского и материального потенциала в российских атомных городах в условиях сокращения ядерных комплексов, вызывает сильную озабоченность американцев. С целью избежания “утечки” специалистов-“атомщиков” из России в такие страны, как Ирак и Северная Корея, они готовы инвестировать около 30 млн. долларов в работы над коммерческими проектами в закрытых ядерных городах. Главами энергетических ведомств США и РФ было под­писано совместное заявление, в котором говорится о полной решимости обеих стран конверсировать российскую атомную промышленность^[clxii].

Опасность состоит в том, что явная и скрытая “утечка мозгов” из России наносит не только огромный ущерб отечественной науке, тех­нике и экономике, но главное – теряется всякая надежда на преодоле­ние растущего научно-технического отставания от Запада.

Становится понятным, почему ныне придается такое значение “им­порту умов” из других стран. “Потенциальная отдача от высококвали­фицированного ученого и инженера оценивается в среднем в 20 раз выше затрат на его подготовку. Можно полагать, что США получают сегодня экономический эффект, исчисляемый многими десятками мил­лиардов ежегодно. Некоторые социальные, политические, военные и иные выгоды просто не поддаются учету”^[clxiii].

Стоит напомнить в этой связи одно из главных условий американс­кой экономической помощи России. Если для нашей страны доступ к за­рубежным передовым технологиям абсолютно закрыт КОКОМ, то для США мы должны предоставить, как сформулировано в статье 102 акта “О свободе для России и других Евразийских демократий”, “100 процент­ные гарантии допуска к талантливым изобретателям и к передовым технологиям России...”^[clxiv]. Этот корыстный интерес объясняется тем, что, несмотря на общий застой в нашей экономике, нам до последнего вре­мени (хоть и дорогой ценой) удавалось поддерживать на высоком науч­но-техническом уровне отечественную оборонную промышленность. Наша “оборонка” при продуманном подходе могла бы давать стране значи­тельные валютные средства не только за счет экспорта новейшей воен­ной техники и гражданской продукции, произведенной на базе конвер­сии, но также и лицензионной торговли современными технологиями.

К сожалению, сами мы даже самые блестящие имеющиеся у нас идеи не способны, как правило, довести до технического исполнения, тем более до массового, серийного производства. Зато это возможно на Западе, особенно в США, где прекрасно отлажен механизм улавлива­ния “чужих идей” и незамедлительного внедрения в производство но­вейших разработок. Поэтому обидно, что руководство Российской Феде­рации вместо того, чтобы одной из важнейших задач считать сохра­нение уникального интеллектуального потенциала, наработанного в отечественном ВПК для дальнейшего конструктивного использования в производстве наукоемкой гражданской продукции, отвечающей самым высоким современным научно-техническим требованиям, безответствен­но допустило его уничтожение. Представляется крайне недальновидным уничтожение отечественных оборонных предприятий и конструкторских бюро, которые даже по мнению японцев занимают лидирующее место в сфере высоких технологий. Более того, преступно разрушать оборонный потенциал страны, когда на ее границах идут войны и существует по­тенциальная угроза новых конфликтов, в частности “экологических”.

Фактически именно из-за отсутствия проработанной теоретической и концептуальной базы для осуществления конверсии в России произош­ли необратимые катастрофические последствия: деградация и развал складывающихся годами и десятилетиями творческих коллективов, конст­рукторских бюро, научно-исследовательских и проектных институтов, научно-производственных объединений в оборонной промышленности, полное обескровливание этих отраслей в результате так называемой “утечки мозгов”, “дикой коммерциализации”, предметом которой стал и уникальный интеллектуальный потенциал, в том числе и ВПК России. В результате оказались подорванными высокие технологии и те немно­гие отрасли и производства (и в первую очередь оборонной промыш­ленности), где нам с таким трудом удавалось удерживать передовые позиции в мире.

Реализация программы конверсии в России повлекла за собой и поспешную, непродуманную, в частности с экологической точки зре­ния, гонку в разоруженческих процессах.

За десять лет (1993–2003 гг.) США и Россия обязались перед ми­ровым сообществом радикальным образом сократить свои стратегичес­кие запасы оружия массового уничтожения, что в совокупности состав­ляет 80% ядерных арсеналов мира, 50% ядерных реакторов мира, 90% запасов заявленных химических отравляющих веществ.

Парадоксально, однако, что только в Парижской конвенции 1993 г. об уничтожении химического оружия содержится требование по обеспе­чению экологической безопасности процессов утилизации отравляющих веществ, охране окружающей среды, а также социальных гарантиях для военнослужащих и всего населения. В остальных же Договорах по сок­ращению стратегических, тактических, ядерных и обычных вооружений, заключенных нередко в нарушение всех норм международного права (как правило, на кабальных условиях для России, исключительно в пользу Америки, при самых унизительных трактовках) вопросы экологи­ческой безопасности фактически не затрагиваются. Причем что каса­ется экологической безопасности, то вплоть до того, что Америка мо­жет сохранять оружейный плутоний у себя после демонтажа ракет, а Россия должна непременно переводить его в энергетический плутоний.

Более того, экспертиза, особенно Договоров “СНВ-1” и “СНВ-2” по обеспечению экологической безопасности разоруженческих процес­сов соответствующими Министерствами России вообще не проводилась. “Поэтому остались неучтенными возможные катастрофические последст­вия процессов уничтожения ракет, слива и дезинтеграции ядерных ком­понентов ракетного топлива, разделки компонентов ядерных боеприпа­сов, ядерных энергетических установок и перевозки отработавшего ядерного топлива, разрушения взрывом шахтных пусковых установок”^[clxv].

В настоящее время в процессах радикального сокращения и утили­зации вооружений в России нарастает потенциальная опасность техногенных и экологических катастроф. У нас существует большой класс экологически опасных военных объектов, являющихся непосредственным источником радиоактивного, химического заражения, теплового загряз­нения окружающей среды, что ведет к накоплению радиоактивно-токси­ческих веществ в пищевых биологических цепях живой природы и высших животных.

В то же время отсутствуют экологически безопасные технологии для утилизации таких веществ и отходов разоруженческих процессов стратегических вооружений, как, впрочем, и технологии извлечения ядерного отработавшего топлива из реакторов, из которых его уже практически нельзя извлечь, нормальной разделки лодочных реакторов, подъема затонувших ракет и торпедных атомных подводных лодок с ядерными боеприпасами на борту, работ по реабилитации космоса от мусора, накопленного в годы холодной войны и т.д.

Представляется, что составной частью военной политики России (в интересах построения радикально обновленных систем военной безо­пасности) должен стать всесторонний учет воздействия процессов заг­рязняющих выбросов с объектов военной деятельности как на население, так и на природу страны. То есть в связи с масштабностью разору­женческих процессов повышается актуальность исследования проблем обеспечения всех видов безопасности в процессах военной деятель­ности. А это немыслимо без разработки теоретических основ оценки влияния катастроф и загрязнений окружающей среды на состояние на­циональной безопасности России в интересах обеспечения всех видов безопасности, физической защиты объектов, населения и окружающей природной среды. Другими словами, необходима продуманная, научно обоснованная целевая программа обеспечения экологической безопас­ности разоруженческих процессов. Проявление же поспешности в при­нятии политических решений по этим вопросам в надежде на помощь иностранных инвесторов, по существу, “только способствовала воз­растанию валютно-финансового закабаления нашей страны и не принесла достаточной финансовой поддержки...”^[clxvi].

И наконец, конверсионный процесс нанес существенный ущерб экологической безопасности России.

Дело в том, что при уничтожении и утилизации стратегических и химических вооружений не были просчитаны экологические последствия (в том числе и долговременные) для здоровья населения и в первую очередь самих военнослужащих и их семей.

Между тем воздействие загрязняющих выбросов с военно-промыш­ленных объектов (на этапе разделки, утилизации отслуживших срок эксплуатации или сокращаемых по Договорам систем оружия военной техники) приводит к необратимым изменениям как среды обитания, так и к губительным последствиям для функциональных, биофизических и генетических возможностей самого человека. То есть на здоровье военнослужащих особых родов войск (РВСН, ПВО, химических войск, АПЛ) значительное негативное влияние оказывает не только профессио­нальные, но и экологические факторы, а именно: загрязнение окружаю­щей природной среды в местах расположения войск, ракетных точек, а также проведения ликвидации в ходе конверсии стратегических и хими­ческих вооружений.

По мнению специалистов, наиболее опасными для здоровья военно­служащих являются радионуклиды, компоненты ракетного топлива, осо­бенно – гептил. Сегодня не секрет, что места расположения ракетных войск нередко буквально окружены гептиловыми озерами. Гептил же, как известно, – суперэкотоксикант. И у нас имеется немало отраслей военной деятельности, где он широко использовался: это ступени про-тиворакет, заправлявшиеся гептилом, морские гептиловые ракеты – баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ): космические ракеты, ракеты ПВО, а также оперативно-тактические ракеты (средней дальнос­ти). Всего получается, около шести направлений. “С точки зрения проблемы гептила, у нас состоялась необъявленная химическая война. Мины замедленного действия, вызванные испытаниями гептила в качест­ве ракетного топлива, были разбросаны по России в сотнях мест. Этим процессом были охвачены миллионы людей”^[clxvii].

В результате в семьях военнослужащих выше отмеченных родов войск (и в первую очередь ракетчиков) отмечаются: нарушение ре­продукции как “мужской” фактор, определяющий патологию зачатия (рождение детей с грубыми внутриутробными дефектами развития), не­доразвитие плода, невынашиваемость беременности, неполноценное по­томство. Не случайно и то, что в последние годы ракетчики среди военнослужащих занимают ведущие места по онкозаболеваемости.

“Младенческая внезапная смертность” в семье военнослужащих – тоже проблема, обусловленная экологическими факторами, как и феномен “желтых детей”. Специалисты считают, что “желтые дети” – это не только гептильная проблема, она шире. Когда мы говорим о проб­леме “желтых детей”, речь идет об общем токсическом ударе на людей разной природы. Общий признак явления “желтые дети” – изменение количества билирубина в организме, его могут вызывать разные химические причины, а результат внешне один – желтая пигментация^[clxviii].

Все это свидетельствует о серьезности существующих проблем.

Вывод напрашивается сам собой: необходима опережающая экологи­ческая политика не только в связи с военной, и в, частности, ракетно-космической деятельностью, но и конверсионным и разоружен­ческим процессом, влекущим за собой негативные социальные и эколо­гические последствия.

В противном случае бездумная конверсия, как и разоружение, не обеспечивающие экологической безопасности России, могут привести к необратимым изменениям здоровья населения, генофонда нации и природной среды собственной страны. Кроме того, к уменьшению боеспособности наших войск, неспособности российской армии выполнять стратегические задачи по защите России от возможной агрессии, обес­печению ее территориальной целостности и национальной безопасности в условиях нарастания угрозы общепланетарной экологической катаст­рофы, обострения борьбы в мире за передел территорий и природных ресурсов планеты.

ГЛАВАV
ПРОБЛЕМА ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ

В настоящее время масштабы проблемы экологической безопасности, ее серьезность и срочная необходимость практических действий опреде­ляются размахом и глубиной экологического кризиса. Экологическая безопасность – составная часть национальной и международной (глобаль­ной) безопасности, связанная с состоянием окружающей среды (природ­ных ресурсов, воды, атмосферы, почвы, растительного и животного ми­ра), исключающим возникновение экологических кризисов и катастроф (как естественного, так и антропогенного характера), угрожающих существованию общества, здоровью и нормальной жизнедеятельности человека. Обеспечение экологической безопасности носит зачастую об­щемировой характер.

Как известно, первая фаза экологического кризиса современной ци­вилизации была связана с научно-техническим прогрессом промышленно развитых стран, которые первыми начали борьбу с загрязнением среды обитания, стали проводить экологическую политику, нацеленную на ста­билизацию роста народонаселения, депопуляцию, улучшение качества жизни и сохранение природы. Около трех десятилетий назад в этих странах заговорили о глобальных проблемах современности и угрозе экологической катастрофы на планете. Именно с конца 60-х гг. круп­нейшими представителями интеллектуального мира на Западе были ис­пользованы возможности системного анализа, математических методов и вычислительной техники для моделирования и прогноза различных сцена­риев намечающихся кризисов и тупиков в развитии человечества в гло­бальном масштабе. Несмотря на различия в подходах, большинство авто­ров указывало на неизбежное и неразрешимое в своей основе противоре­чие между ростом материального производства и численности населения и принципиально ограниченными природными ресурсами планеты. Единственной альтернативой глобальной экологической катастрофе первые алар­мисты считали замораживание экономического роста, сокращение населе­ния, вплоть до остановки развития вообще.

В связи с этим наибольшую известность в мире получили так назы­ваемые доклады Римскому клубу, президентом которого был А.Печчеи: “Пределы роста” (Д.Медоуза); “Человечество на перепутье” (М.Месаровича, Э.Пестеля); “Перестройка международного порядка” (Я.Тинбергена); “За пределами века расточительства” (Д.Габора, У.Коломбо); “Це­ли для человечества” (Э.Ласло); “Нет пределов обучаемости” (Дж.Бот­кина, аль-Манджры, Мирчи Малицы); “Диалог о благосостоянии и благо­получии” (О.Джарини); “Маршруты, ведущие в будущее” (Б.Гаврилишина); “Микроэлектроника и общество. На радость и на горе” (А.Кинга) и др. Все доклады носили остро критический характер, отвергали ценности “западной цивилизации”: ориентацию на безудержный рост и максималь­ное потребление, пренебрежение какими-либо другими социально значи­мыми критериями прогресса.

Сам А.Печчеи пытался найти пути решения глобальных проблем и предотвращения общепланетарной экологической катастрофы, исходя из гуманистических принципов: “Нам никогда не преодолеть возникших пе­ред человечеством затруднений, если мы прежде со всей ясностью не осознаем, что единственный путь к спасению лежит через то, что я на­зываю человеческой революцией, – через Новый Гуманизм, ведущий к развитию высших человеческих качеств”^[clxix]. Главную цель Нового Гуманизма он видел в движении к социальному равенству, социальной справед­ливости: “Если смотреть на будущее в долгосрочной перспективе, без справедливости нет и не может быть никакого стабильного мира или безопасности, никакого социального развития, никакой свободы личнос­ти, человеческого достоинства или приемлемого качества жизни для всех. Справедливость становится, таким образом, в новую эпоху условием sine qua nоn самого существования человеческого общества”^[clxx]. Причем концепция справедливости, согласно А.Печчеи, предполагала некий гарантированный социальный минимум – уровень жизни, исходящий из учета человеческих потребностей в пище, жилье, медицинском обслу­живании, образовании, информации, коммуникациях, средствах передви­жения и т.д., который должен был стать неотъемлемым правом любого родившегося на свет гражданина.

А.Печчеи отдавал себе полный отчет в том, что вопрос о социаль­ном минимуме неразрывно связан с вопросом о социальном максимуме: “Речь идет о тех верхних пределах, за которыми потребление и расто­чительство становятся предосудительными, даже преступными, и должны наказываться и пресекаться”^[clxxi]. Именно поэтому в конце 70-х гг. сна­чала под эгидой Римского клуба, а затем и независимо от него проводи­лись специальные исследования, в частности проект под названием “Альтернативное будущее мира”, целью которого была подготовка науч­но обоснованного ответа на вопрос, в состоянии ли современное чело­вечество гарантировать определенный социальный минимум всему мирово­му населению?

Ответ был в принципе положительным, при одном условии – жестком самоограничении запросов “потребительского общества”, основанного на ненасытном стремлении обладать все большим и большим количеством благ, способствующих формированию ложных ценностей и их насаждению в мире в невиданных до настоящего времени масштабах. Другими слова­ми, чтобы иметь возможность обеспечить всем людям планеты необходи­мый исходный уровень благосостояния и достойной жизни, именно бога­тым промышленно развитым странам, в первую очередь, следовало поду­мать о том, как постепенно ограничить свои экстравагантные расточительные привычки и умерить неуемную страсть к потреблению. Тем са­мым Римским клубом был вынесен, по существу, “смертный приговор” за­падной цивилизации и показано, что при сохранении существующей ори­ентации развития промышленно развитых стран весь мир неминуемо ждет глобальная экологическая катастрофа.

Сегодня можно говорить о поднимающейся волне второй фазы гло­бального экологического кризиса, связанной с индустриализацией отс­талых стран, которые слишком бедны, чтобы обращать внимание на раз­рушение природы, где численность населения намного больше, чем в раз­витых странах в период промышленной и научно-технической революции, в результате чего общее воздействие на среду жизни ожидается на по­рядок выше, чем на первой фазе экологического кризиса. Биосфера и экосфера планеты вряд ли выдержат такое давление.

Строгий научный анализ существующего положения показывает, что мировая цивилизация уже движется к планетарной климатической и эко­логической катастрофе без всякого ядерного катаклизма, под воздейст­вием лишь антропогенных факторов. Стремительно нарастает опасность постепенного сползания общества к “тихой” биохимической и генетичес­кой деградации в результате техногенного (радиоактивно-токсического) загрязнения окружающей среды и самого человека. Трагедия заключает­ся в том, что отравление биосферы уже сейчас представляет угрозу здоровью и жизни каждого человека на земном шаре, а это оказывает непосредственное влияние на общество.

Что касается России, то сложившаяся социально-экологическая си­туация является угрожающей, а в ряде случаев и просто катастрофичес­кой. Экологическая опасность для России проявляется сегодня в сле­дующем: возрастании риска крупных ядерных, радиационных, технологи­ческих и экологических катастроф (естественного и антропогенного характера); быстром расширении масштабов радиоактивного и токсическо­го загрязнения окружающей среды и зон экологических бедствий; исто­щении ряда невозобновимых и деградации возобновимых природных ре­сурсов (плодородия почв, рыбных и лесных ресурсов и т.п.); ухудше­нии качества вод, загрязнении воздушного бассейна и продуктов пита­ния; снижении продолжительности жизни, высокой детской смертности, увеличении общей заболеваемости и генетического груза в населении; росте социальной напряженности в результате плохой экологической обстановки в стране; усилении роли России как дестабилизирующего фактора в обеспечении международной экологической безопасности.

Отличие нынешней социально-экологической ситуации от ранее имев­ших место на российской территории в том, что внутренние причины, ее породившие, уступили место внешним факторам. Поспешное вступле­ние России в мировую экономическую систему не только предоставило возможность “выкачивать” все ценное из нашей страны, но и угрожает значительным усилением негативного воздействия на состояние природ­ных ресурсов, среды обитания и здоровье населения. О том, что это может произойти, своевременно предупреждали отдельные отечественные ученые. Так, в частности, Н.Ф.Реймерс писал: “Переход к рыночной экономике в нашей стране на первых этапах приведет к тяжелым природно-ресурсным и экологическим последствиям. Начальное накопление ка­питала в условиях деморализации мощной, но безнадежно устаревшей индустриальной машины чревато огромными ущербами для природы и лю­дей... Связано это с тем, что в стране нет плана экоразвития...”^[clxxii]. Все это, конечно, может лишь подтолкнуть страну на грань экологичес­кой катастрофы.