СЕМАНТИЧЕСКИЕ МАРКЕРЫ

Если предложенный здесь подход верен, то предстоит проделать большую работу с тем, чтобы (1) определить, какого рода компоненты могут входить в стереотипы; (2) выработать подходящую систему представления стереотипов и т. д. Однако эту работу нельзя выполнить в ходе философского обсуждения. Скорее, это входит в компетенцию лингвистики и психолингвистики. И здесь, я думаю, может представлять ценность идея семантического маркера. Эта идея была сформулирована в работах Дж. Каца и Дж. Э. Федора, и мы воспользуемся ею в несколько модифицированном виде.

Рассмотрим стереотип слова «тигр». Он включает такие признаки как «быть животным»; «быть похожим-на-большую-кошку», «иметь черные полосы на желтом фоне» (или «желтые полосы на черном фоне»?) и т. д. В признаке животное есть что-то особенное. С точки зрения куайновского понятия центральности или неподверженности пересмотру, этот признак качественно отличается от других перечисленных признаков. Конечно, мы можем представить, что тигры могли бы не быть животными (они могли бы быть роботами). Но разъясняя этот случай дальше, мы видим, что тогда они должны были быть роботами всегда; мы вовсе не имеем в виду тигров, замененных роботами, поскольку тогда роботы не были бы тиграми. Если же они не всегда были роботами, то они должны были бы стать роботами, а это еще трудней вообразить. Если тигры есть и всегда были роботами, то эти роботы, должно быть, не очень «разумны», или иначе не могло бы быть так, что тигры не есть животные — мы, скорее, описывали бы тот случай, когда некоторые роботы являются животными. Лучше всего было бы представить их роботами, «контролируемыми другими» — скажем, оператором на Марсе, управляющим на расстоянии каждым их движением. Повторяю, очень трудно дать здесь разъяснения, и удивительно трудно придумать, с чего начать; именно поэтому легко сделать ошибочный вывод, что для тигра «логически невозможно» не быть животным. С другой стороны, нетрудно представить отдельного тигра без полос; он может быть альбиносом. Нетрудно представить конкретного тигра, который не выглядит как большая кошка: он может быть чудовищно изуродован. Мы можем даже представить разновидность тигров, утративших свои полоски или чудовищно изуродованных. Но тигры, переставшие быть животными? Опять очень трудно представить!

Отметим, что мы не совершаем ошибку, которую критиковал Куайн, и не приписываем абсолютную неподверженность пересмотру таким утверждениям, как «тигры — это животные», «тигры не могли бы превратиться из животных во что-то другое и при этом остаться тиграми». Действительно, мы можем описать неестественные ситуации, в которых такие утверждения были бы отброшены как ложные. Но мы считаем, что качественно труднее пересмотреть предложение «все тигры — животные», чем предложение «все тигры полосаты» — по сути, последнее утверждение можно и не считать истинным.

Такие признаки, как «животное», «живое существо», «создаваемый человеком предмет», «день недели», «период времени» не только как признаки с высокой центральностью связываются со словами «тигр», «моллюск», «вторник», «час», но и образуют часть широко используемой и важной системы классификации. Их центральность гарантирует, что объекты, отнесенные к этим рубриками, фактически никогда не придется классифицировать заново, поэтому эти рубрики используются в качестве естественных категориальных указателей (category-indicator) во множестве контекстов. Мне представляется разумным по аналогии с синтаксисом, где мы используем при классификации такие маркеры, как «имя существительное», «прилагательное», а в более узкой области, «конкретное имя существительное», «глагол, требующий одушевленного подлежащего и абстрактного дополнения» и т. д., использовать в семантике в качестве маркеров эти категориальные указатели.

Примечательно, что, вводя идею семантического маркера, Кац и Фодор не предполагали, что значение (в нашей терминологии, стереотип) исчерпывается перечислением таких маркеров. Скорее, в число маркеров включались только категориальные указатели высокой центральности, что предлагаем сделать и мы. Остальные признаки просто перечислялись как входящие в состав «отличителя». Схему этих авторов трудно сравнивать с нашей, ибо им хотелось бы, чтобы семантические маркеры плюс отличитель всегда обеспечивали необходимое и достаточное условие вхождения объекта в экстенсионал термина. Поскольку предполагалось, что маркеры и отличитель в совокупности составляет то, что каждый человек знает имплицитно, они должны были признать, что каждый человек имплицитно знает необходимое и достаточное условие вхождения объекта в экстенсионал таких терминов, как «золото», «алюминий», «вяз», а это, как мы уже отмечали, не всегда так. Затем Кац выдвинул требование, что все признаки составляют аналитически необходимое и достаточное условие вхождения в экстенсионал, и ему пришлось отбросить различие между маркерами и отличителями; если все признаки обладают центральностью, так сказать, в бесконечной степени, то почему одни из них нужно называть «маркерами», а другие — «отличителями»? С нашей точки зрения, первоначальное различие между «маркерами» и «отличителями» было правильным — если опустить идею, что отличитель обеспечивает (вместе с маркерами) необходимое и достаточное условие, и что в этом и состоит теория аналитической истины. На наш взгляд, идея семантического маркера, как мы ее понимаем, представляет собой важный вклад в теорию значения.

ЗНАЧЕНИЕ «ЗНАЧЕНИЯ»

Теперь мы можем подвести итог сказанному и предложить, каким образом можно было бы переформулировать понятие «значения». Предлагаемое нами решение — не единственно возможное, но оно поможет выделить некоторые важнейшие моменты. Кроме того, я думаю, оно максимально сохраняет то из обыденного употребления слова «значение», что, видимо, можно и уместно сохранить. Но поскольку, на мой взгляд, в том или ином виде допущения (I) и (II), сформулированные в первой части настоящей статьи, глубоко коренятся в обыденном представлении о значении, а эти допущения, взятые вместе, противоречат фактам, то невозможно переформулировать понятие «значение» без некоторых несогласующихся с интуитивным представлением следствий.

Говоря коротко, я предлагаю определить «значение» не путем выбора некоторого объекта, который затем отождествляется со значением (хотя, если потребуется, это можно сделать и обычной теоретико-множественной манере), а путем задания нормальной формы (normal form) (или, скорее, типа нормальной формы) для описания значения. Если мы знаем, каким должно быть «описание нормальной формы» для значения слова, то, как я понимаю, мы знаем, что такое значение в любом представляющем интерес для науки смысле.

Предлагаемое мной решение состоит в том, что описание нормальной формы для значения слова представляет собой последовательность или «вектор», который должен содержать следующие компоненты (возможно, уместно включить и другие типы компонентов):

(1) синтаксические маркеры, применяемые к данному слову, например, «имя существительное»; (2) семантические маркеры, применяемые к данному слову, например, «животное», «период времени»; (3) дескрипция дополнительных признаков стереотипа, если таковые имеются; (4) дескрипция экстенсионала.

Мое решение включает следующую конвенцию: все компоненты вектора, исключая экстенсионал, выражают гипотезу относительно знания языка отдельным человеком. Так, описание нормальной формы для слова «вода» могло бы быть таким:

СИНТАКСИЧЕСКИЕ УКАЗАТЕЛИ

собирательное имя существительное, конкретное

СЕМАНТИЧЕСКИЕ УКАЗАТЕЛИ

естественный вид; жидкость

СТЕРЕОТИП

бесцветная, прозрачная, без вкуса, утоляющая жажду и т. д.

ЭКСТЕНСИОНАЛ

Н₂О (может содержать примеси)

но это не означает, что знание о том, что вода есть Н₂О, вменяется отдельному носителя языка или даже обществу. Это мы утверждаем, что экстенсионалом термина «вода», как употребляют этот термин они (предполагаемые носители языка), на самом деле является Н₂0. Возражение: «кто мы такие, чтобы утверждать, что на самом деле является экстенсионалом их термина» — обсуждалось выше. Отметим, что, в основном, это возражение касается понятия истины, а экстенсионал, как связанное с истиной понятие, наследует ее проблемы.

Назовем два описания значения эквивалентными, если они во всем одинаковы, за исключением дескрипции экстенсионала, хотя экстенсионал в этих двух описаниях один и тот же. Стало быть, если экстенсионалом данного слова действительно является множество, имеющее разные дескрипции в двух описаниях значения, а другие компоненты описания значения правильно представляют различные аспекты знания языка, то оба описания являются правильными. Эквивалентные описания или одновременно правильны, или одновременно неправильны. Это иной способ выразить ту мысль, что, хотя мы должны использовать дескрипцию экстенсионала, чтобы задать экстенсионал, мы считаем, что в качестве компонента в описание входит экстенсионал (множество), а не дескрипция экстенсионала.

В частности, слова «вода» в диалекте Земли и диалекте Двойника Земли будут описаны одинаково, за тем исключением, что в последней колонке описание нормальной формы для слова «вода» в диалекте Двойника Земли будет XYZ, а не Н₂О. Это означает, с учетом сказанного, что мы приписываем одно и то же лингвистическое знание обычным жителям Земли и жителям Двойника Земли, но вместе с тем — разный экстенсионал слову «вода».

Предлагаемое нами означает, что мы сохраняем допущение (II), о котором речь шла ранее. Значение определяет экстенсионал — в силу, так сказать, своей структуры. Однако допущение (I) отбрасывается; психологическое состояние конкретного носителя языка не определяет, «какое значение имеют его слова».

Думаю, в большинстве контекстов это согласуется с тем, как мы используем язык. Но вот один парадокс: допустим, Оскар свободно говорит на двух языках — немецком и английском. С нашей точки зрения, в рамках всей совокупности его диалектов слова «beech» и «Buche» ²⁷ являются точными синонимами. Описания нормальной формы для их значения будут тождественны. Но Оскар может и не знать, что эти слова — синонимы! Носитель языка может иметь в своем лексиконе два синонима и не знать, что они синонимы!

Полезно рассмотреть, как в нашем анализе связаны между собой неправильность такого очевидного, на первый взгляд, рассуждения, как «если S₁ и S₂ синонимы, и Оскар понимает и S₁, и S₂, то Оскар знает, что S₁ и S₂ являются синонимами» и ложность допущения (I). Отметим, что если бы мы решили исключить экстенсионал из компонентов «вектора значения», что, как я понимаю, предлагает сделать Дэвид Льюис, то мы столкнулись бы с тем парадоксом, что слова «вяз» и «бук» имеют одно и то же значение, но разные экстенсионалы»!

Как утверждает почти любая материалистическая теория, полагать что-то (верить в некоторое высказывание), значит осуществлять обработку (processing) некоторой репрезентации этого высказывания, будь то предложение в языке, часть «мозгового кода», форма мысли и т. п. Материалисты, и не только они, не склонны думать, что в мышлении можно иметь дело с высказываниями в чистом виде. Но даже материалисты, как правило, считают, что высказывания, репрезентации которых используются в мышлении, являются (простите за каламбур) нематериальными. Пусть и S₁, и S₂ — две имеющиеся у меня репрезентации: если я верю в высказывание, выраженное с помощью репрезентации S₁, я также должен верить в это высказывание, когда оно выражено с помощью репрезентации S₂, — по крайней мере, я должен делать это, если хочу быть рациональным. Но это, как мы только что видели, неверно. Оскар вполне может считать, что это — «beech» (это несет на себе знак, говорящий «beech»), но не считать, что это — «Buche». Дело не только в том, что считать что-то — это процесс, предполагающий репрезентацию; Оскар верит в высказывание (если вообще нужно предполагать «высказывания») при одной его репрезентации и не верит — при другой.

В теории значения изумляет то, как долго этот предмет находился в тисках неверных философских представлений, и как сильны эти неверные представления. Один за другим философы отождествляли значение с необходимым и достаточным условием. В эмпиристской традиции один за другим философы отождествляли значение с методом верификации. Эти две позиции отнюдь не исключают друг друга; не так уж мало было философов, которые считали, что значение = методу верификации = необходимому и достаточному условию.

С другой стороны, удивляет то, насколько слабым оказалось воздействие фактов. В конце концов, в настоящей статье отмечены не более, чем обыденные истины о том, как мы употребляем слова и как много (или, скорее, как мало) мы на самом деле знаем, когда их употребляем. Сам я стал размышлять над этими вопросами после того, как опубликовал статью, в которой с уверенностью утверждал, что значением слова является «совокупность семантических правил» ²⁸, а затем засомневался, как можно таким образом объяснить значение обычного слова «золото». Нельзя сказать, чтобы философы никогда не обращались к подобным случаям: Локк, например, приводит это слово в качестве примера, но у него не возникает никаких сомнений в том, что значение этого слова является необходимым и достаточным условием!

Если и есть причина, почему мнение и ученых, и непрофессионалов оказалось столь ошибочным в отношении предметов, с которыми каждый сталкивается в повседневном опыте, о которых у всех нас имеется больше данных, чем мы можем осознать, и есть, если отбросить предвзятые мнения, весьма ясные интуиции, — то эта причина должна быть связана с тем, что существовавшие всегда и существующие теперь невероятно ошибочные воззрения о языке отражают две характерные и очень важные тенденции в философии: тенденцию трактовать познание как чисто индивидуальный процесс и тенденцию игнорировать мир в той мере, в какой он составляет нечто большее, чем совокупность индивидуальных «наблюдений». Игнорировать разделение лингвистического труда значит игнорировать социальный аспект познания; игнорировать то, что мы назвали индексальностью, значит игнорировать вклад, вносимый окружающей средой. Традиционная философия языка, подобно традиционной философии, не принимает во внимание существование других людей и мира; более адекватная философия и более адекватная наука о языке должны включить их в область своего исследования.

 

_____________________________________________________________________

* The Meaning of "Meaning". Впервые опубликована в кн.: Gunderson К. ed.) Language, Mind and Knowledge, Minnesota Studies in the Philosophy of Science, Vol. VII (University of Minnesota Press, Мpls.) © 1975 University of Minnesota. Перевод выполнен по кн.: Риtnam Н. Mind, Language and Reality, Philosophical Рареrs, Cambridge, Mass., 1975, Vol. 2, Гл. 12, с. 215—272.

¹ Сегодня уже невозможно перечислить всех исследователей, внесших свой вклад в эту область, но первыми, конечно же, были Зелинг Харрис и Ноам Хомский.

² Обсуждение по этому вопросу см. в работе: Риtпат Н. Тhе "innatnеss" hypothesis еtc. // Synthese, 1967, Vol. 17, р. 12 - 22, Нотsky N. Problems оf Кnowledge and Freedom. New York, 1971 (вчастности, Гл. 1).

³ См. обсуждение этого вопроса в кн.: Ziff P. Understanding Understanding. N. Y., 1972 (в частности, Гл. VIII).

⁴ Эта традиция выросла из анализа определенного термина — а именно, термина «Бог», который вызвал целую дискуссию в средневековой философии; считалось, что термин «Бог» определяется через конъюнкцию таких терминов, как «Благой», «Всемогущий», «Всезнающий» и т. п., т. е. через конъюнкцию так называемых «Совершенств». Однако возникла проблема в связи с тем, что Бога считали Единым, а Единство исключало какую бы то ни было сложность Его сущности. Таким образом, «Бог» определялся через конъюнкцию терминов, но Бог (без кавычек) не мог быть ни логическим произведением свойств, ни уникальной вещью, являющей собой логическое произведение двух и более отдельных свойств, поскольку даже этот очень абстрактный вид «сложности» считался несовместимым с совершенством Единого. Над этим теологическим парадоксом веками бились еврейские, арабские и христианские теологи (достаточно упомянуть доктрину отрицательных определений Бога, разрабатываемую Маймонидом и Аквинатом). Примечательно, что такие теории, как концептуализм и номинализм — представляющие интерес и сегодня, — сначала были предложены в качестве решения проблемы предикации применительно к Богу. Не менее примечательно и то, что излюбленная для всей этой теологии модель определения (модель в виде конъюнкции-всех-свойств) сохранилась, по крайней мере через свои следствия, в философии языка вплоть до настоящего времени.

⁵ Двойник (нем. яз.) — прим. перев.

⁶ Или, скорее, они напишут: «На Двойнике Земли (название, данное Земле на Двойнике Земли— X. П.) слово "вода" означает Н₂ 0».

⁷ Содержание данного раздела образуют лекции, прочитанные мной в Вашингтонском Университете (Летний институт философии) в 1968 г., и лекция, прочитанная в Университете шт. Миннесота.

⁸ На самом деле, это допущение не требуется для последующего доказательства: что нам нужно, так это возможность существования одного и того же естественного вида более, чем в одном возможном мире.

⁹ Эти идеи были сформулированы в моих лекциях, прочитанных в 1968 г. в Вашингтонском Университете и Университете шт. Миннесота.

¹⁰ Kripke S. "Identity and necessity" // Munitz M. (ed.) Identity and Individuation, N. Y., 1972, p. 135—164. В русск. переводе: Крипке С. Тождество и необходимость // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII. «Логика и лингвистика». М., 1982, с. 366.

¹¹ Великолепное обсуждение именно этих проблем см. в работе: Boyd R., Realism and Scientific Epistemology (неопубликована, ксерокопия рассылается автором, отделение философии Корнельского университета).

¹² Мысленный эксперимент (нем. яз.) — прим, перев

¹³См. сноску 10 — Прим. перев.

¹⁴ Putnam H. It ain't necessarily so // Putnam H. Mathematics, Matter and Method. Philosophical Papers, Cambridge..., 1975, Vol. I, p. 237—249.

¹⁵ Идея «однокритериального» слова и теория аналитической истины, основанная на этом понятии, представлена в статье: Putnam H. The Analytic and the Synthetic // Putnam H. Mind, Language and Reality. Philosophical Papers, Cambridge..., 1975, Vol. 2, p. 33—69.

¹⁶ Этот пример взят из докторской диссертации Энтони Кроха (защищенной в Массачусетском технологическом институте на отделении лингвистики в 1974 г.)

¹⁷ Я не имею в виду понятия «образца», согласно которой любой образец К с необходимостью есть К (в реальности).

¹⁸ Putnam H. Explanation and Reference // Putnam H. Mind, Language and Reality. Philosophical Papers, Cambridge..., 1975, Vol. 2, p. 196—214.

¹⁹ Термин введен Куайном (в книге «Word and Object»): он означает перевод, для которого не может стать подспорьем общая культура или родственные языки.

²⁰ Обсуждение вопроса о предполагаемой невозможности единственно правильного радикального перевода см.: Putnam H. The Refutation of conventionalism // Putnam H. Mind, Language and Reality. Philosophical Papers, Cambridge..., 1975, Vol. 2, p. 159—191.

²¹ Putnam H. Is Semantics Possible? / /Putnam H. Указ. соч. р. 139—152.

²² Это обосновывается в статье: Putnam H. Is Semantics Possible? //Putnam H. Указ. соч. р. 139—152.

²³ См.: Putnam H. The Analytic and the Synthetic //Putnam H. Указ, соч., р. 33—69.

²⁴ Reichenbach H. The Theory ol Relativity and A Priori Knowledge. California, 1965, p. 31.

²⁵ В кн.: Schilpp P. (ed.) Albert Einstein: Philosopher-Scientist. N. Y., 1951.

²⁶ Benacerraf P. Mathematical Truth // Journal of Philosophy, 8 November 1973 (70:19, 661—679).

²⁷ Оба переводятся как «бук»

²⁸ Putnam Н. How not to talk about meaning //Putnam H. Указ, соч., p. 117—131.