ПРОПЕДЕВТИКА И КРИТИКА

 

 

К.А.Свасьян

ПРОПЕДЕВТИКА И КРИТИКА Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1987 От автора Глава 1. АНТИНОМИЯ ПОЗНАНИЯ. ЭЙДОС В ЛОГОС В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ Глава 2. …

От автора

Книга открывается двумя главами, в которых, по существу, намечена вся дальнейшая ее тематика. Главы эти разыграны в преимущественно негативной… Центральная часть книги, или, собственно, центральная топика ее, сосредоточена… Об остальном судить читателю. Но если позволительно в случае автора говорить о "последнем слове", то мне…

Глава 1

АНТИНОМИЯ ПОЗНАНИЯ. ЭЙДОС И ЛОГОС В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

Когда мы говорим о непонимании чего-либо – как в предельно широком смысле, так и в контексте интересующей нас в данном случае истории философии, –… Предрассудок воистину авгиев. Расчистить его – нелегкая задача, но без этой… * * *

Глава 2

ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ КАК REDUCTIO AD ABSURDUM

В воспоминаниях К.-Г. Юнга приводится любопытный разговор, имевший место между ним и вождем одного из племен американских индейцев: — Видишь, – сказал Охвией Биано, – как жестоко выглядят белые. Их губы тонки,… Я спросил его, почему ему кажется, что все белые сумасшедшие.

Глава 3

СПРАВОЧНИК ФЕНОМЕНОЛОГА

ГОРИЗОНТ – Термин-метафора, характеризующий одну из основных черт интенциональной жизни сознания. В самом широком смысле горизонт символизирует… Небезынтересно было бы отметить в этой связи одну параллель, тем более…  

Глава 4

НАБЕГИ САМООЧЕВИДНОСТЕЙ

Дельфийская заповедь

Между тем загадка прокидывалась тенью нового Сфинкса. За шумным успехом растущих знаний о мире, оставался незаметным простейший с виду вопрос: что… Самопознание оказалось схожим с картинками из детских книг: там, в пестрой… Поиск человека стал поиском ковчега. К нему, по существу, вели все пути при умении путника не поддаваться искусам…

Авгиевы конюшни сознания

Что это: факт или притча? А может, и то и другое? Что, если в тот злополучный день на сцене шли именно эсхиловские "Персы"? И потом… Притча? Как вам будет угодно. Но если притча, то о чем? И опять же о чем… Сознанию в философской традиции Запада не повезло: им не занимались либо почти не занимались. Тематический круг…

Логическая аскетика

Впрочем, парадоксы теперь мало кого смущают. Они, по-видимому, уже отжили или отживают свой век, и острота их восприятия в наше время безнадежно… Обратим внимание: речь идет все же не о частных проявлениях кризиса,… Характерно, что это произошло именно в математике, точнее, что первый симптом этого был засвидетельствован именно…

Сотворение мира

Несостоятельность этих рассуждений обнаруживается в двояком плане. С одной стороны, только путем искусственных измышлений можно было столь… Таков один аспект созерцательной мысли, и он ограничен сферою чувственного… Едва покончивши с этим вопросом, мы оказываемся перед новым. Скажут: пусть так; пусть мысль активно порождает…

Курс ясновидения

Геометрический схематизм Декарта мощно импульсировал развитие новой физики, дав ей возможность заменить прежнюю ориентацию на "вещизм"… Математика ограничилась "кризисом оснований". Расколов надвое… Картезианское правило, таким образом, обернулось проблемой. Если вся человеческая наука заключается лишь в умении…

Глава 5

ИЗ ИСТОРИИ ОНТОЛОГИЧЕСКОГО ДОКАЗАТЕЛЬСТВА. МОЦАРТ

В высказываниях Эйнштейна есть афоризм, цитируемый иногда в подтверждение мудрой гармоничности миропонимания ученого: самое непонятное в мире… * * * Из воспоминаний Андреаса Шахтнера, великокняжеского придворного трубача в Зальцбурге. – "Однажды в четверг, после…

Глава 6

СУДЬБЫ ФЕНОМЕНОЛОГИИ. ОТ "СТРОГОЙ НАУКИ" К "ТОШНОТЕ"

 

Феноменологическая философия, поставившая себе целью одолеть путаный лабиринт современной ей мысли и поразить двуликого минотавра наивной рациональности и наивной иррациональности путем радикального совлечения с него бессознательно положенных предпосылок, претерпела удивительную в своей драматичности участь. Вступив в единоборство с могучим демоном парадоксов, узурпировавшим научную мысль XX века, она, казалось бы, не рассчитала всех последствий этого героического шага, и хотя поначалу действия ее внушали вполне определенную возможность успешного исхода, очень скоро выяснилось полнейшее неравенство сил, а вслед за этим отчетливо проступили и первые симптомы поражения. Парадокс, встревоженный нешуточностью противника, прибегнул к самому знаменитому из своих приемов; словно некий оборотень, описал он круг и въелся в самое сердцевину ненавистной ему рефлексии. Больше того, он стал ее сердцевиной. С этого момента исход уже был предрешен, и оставалось лишь разыграть спешную импровизацию исторической мизансцены.

Своеобразие ситуации в значительной степени определялось особенностями философской карьеры самого родоначальника феноменологии. Гуссерль начинал не с философии, а шел в философию из науки. Талантливый математик, работавший ассистентом у знаменитого Вейерштрасса, он, к огорчению своего учителя, прочившего ему солидное математическое будущее, настолько увлекся философией, что увидел свое призвание именно в ней. Сильнейшим импульсом к принятию решения послужили лекции Франца Брентано, которые он посещал в середине 80-х гг. прошлого столетия; из них, по собственному его признанию, он почерпнул убеждение, давшее ему мужество избрать философию делом жизни; оно и определило пафос центральных устремлений феноменологии, плодотворность и бескомпромиссную глубину многих ее разработок. Но именно здесь и коренился источник "парадоксальных" срывов гуссерлианства. Этот вопрос стоило бы проанализировать в более детальном контексте. Пока Гуссерль занимался чисто логической проблематикой и исследованиями в области математического знания, ничто еще не предвещало переполоха. Более того, за короткий срок он не только снискал себе заслуженную славу среди ведущих направлений в логике начала века, но и был признан одним из крупнейших логиков современности. 1-й том "Логических исследований", нанесший смертельный удар логическому психологизму и релятивизму, обеспечил ему надежное, казалось бы, место в научном синклите европейской философии, хотя от внимательного глаза не ускользнула бы далеко идущая тенденция в самом авторском пафосе проблемных углублений. Шум поднялся уже с выходом в свет 2-го тома, или собственно феноменологии, где означенная тенденция выявилась в достаточно отчетливых контурах. Дело в том, что развитие феноменологического метода было связано не с отказом от прежних всеобще признанных и заслуженно оцененных позиций (это было бы еще в пределах сносного), а с продолжением и дальнейшей разработкой именно этих позиций. Выяснилось, что последовательное домысливание чисто логической проблематики ведет к прямой необходимости интуитивизма, считавшегося доселе прерогативой противоположного типа мышления; Гуссерль, внезапно и к недоумению своих единомышленников, оказался в самом средоточии иррационалистического кругозора, но совершил он этот путь с другого конца и вполне сознательно, ничуть не смущаясь странностью совпадения и, более того, требуя от логики радикального осмысления именно этого кругозора, который по недоразумению попал в зону влияния "ленивого иррационализма". Чтобы ярче осознать контраст ситуации, надо представить себе ее во всей конкретности: ведущий логик начала века, разделяющий лавры логического первенства разве что с вождями марбургского неокантианства, последовательно и без "скачков" вводит в логику тематический перечень бергсоновской философии, третируемой в чисто логических кругах, и объявляет его центральной проблемой самой логики, считая, что покуда логика не справится именно с этой задачей, ей уготована фатальная роль "философского мальчишества". При этом непрерывно подчеркивается строжайший рационализм предприятия; философия, если она хочет выполнить свое историческое призвание, должна быть единственно и абсолютно строгой наукой; в противном случае она механически скатывается до участи всякого рода "прислужниц".

Нетрудно догадаться о последствиях такой установки. Если бы можно было составить частотный словарь эпитетов в текстах Гуссерля, то на первом месте, без всякого сомнения, оказалось бы слово "радикальный". Это – не только любимейшее слово Гуссерля, но и mot-clé всей феноменологической философии, определившее сполна специфику ее метода [1]. Радикальный подход значит: добраться до корней проблемы, взять ее в корне, исходить из ее корней, не довольствуясь плодами, которые могут ведь оказаться "червивыми". Они и оказались: за ярким румянцем знаний таился изъедающий их изнутри "червь" парадокса.

Действительное объявление войны начинается именно здесь. Гуссерль стремится докопаться до корней самой научности. Иначе и быть не могло: если радикальная философия с самого начала ориентируется на статус строгой науки, то как же могла она осуществить себя, не прояснив заведомо логическую безупречность самой строгости и самой научности. И вот, вопреки всеобщей тенденции, исходящей из факта научности и приходящей к анализу научности, феноменология предпринимает анализ научного знания, исходя не из факта, а из критики существующего статуса научности. Выясняется, что этот статус покоится на непроверенных посылках, что он отличается от уровня повседневности лишь "более высоким рангом наивности"; и что одно из двух: либо нам придется критически переосмыслить само научное знание, чтобы обеспечить ему культурное место, соответствующее его притязаниям, либо же эта "наивность" расцветет всеми великолепиями "техники" и ввергнет человечество в полосу небывалого кризиса, чреватого бесславным концом более чем двухтысячелетней работы мысли. Этой альтернативой исчерпывается, по существу, вся проблематика феноменологии, весь ее смысл и устремления.

Реакция последовала незамедлительно. Нельзя сказать, что гуссерлевский "переворот" не увенчался никакими значимыми результатами. Достаточно будет упомянуть группу молодых психологов из Франкфурта и Геттингена, которые, вдохновившись феноменологическими перспективами, пересмотрели господствующую точку зрения и положили начало новой гештальтпсихологии, или мнение о Гуссерле такого математика как Герман Вейль [2], чтобы отказаться от любой однозначной оценки ситуации. И все же поражение было сокрушительным. Факт научности оказался гораздо сильнее и предпочтимее, чем критика научности. Монополией на факт (после распада "марбургской школы", т.е. смерти Когена и Наторпа и отхода Кассирера в сферу философии культуры) завладели в 20-е годы приверженцы логического позитивизма и аналитической философии. Феноменология была объявлена "научным мистицизмом" или попросту "мировоззрением", не хуже и не лучше других "мировоззрений", с которыми можно считаться только на вненаучном уровне [3]. Оценивать ситуацию не входит в нашу непосредственную задачу, но интересно бы догадаться в случае оценки, какое место занял бы здесь в ряду прочих самоновейший argumentum ad hemicraniam?

И тем не менее настоящее потрясение ожидало феноменологию не здесь, со стороны внешних и иначе ориентированных контроверз. Почти одновременно удар был нанесен с тыла, вернее, из недр самой феноменологии, вдруг обнаруживших в себе отчетливые тенденции саморазрушения. Гуссерль первым заговорил о "еретиках" феноменологии, называя имена Макса Шелера и Мартина Хайдеггера. Упоминание Шелера в данном контексте представляется не совсем корректным; Шелер никогда не считал себя и не был учеником и последователем Гуссерля в прямом смысле слова; он усваивал феноменологический метод вне рамок собственно феноменологии и всегда использовал его в своих целях настолько независимо и индивидуально, что говорить об "отступничестве" можно было бы лишь с большими смысловыми натяжками. Другое дело – Хайдеггер. Он был учеником Гуссерля, стал его ассистентом, имел доступ к неопубликованным трудам учителя, и когда в 1927 году увидела свет его книга "Бытие и время", эффект получился ошеломительным. Мастерски орудуя феноменологическим инструментарием, демонстрируя утонченную технику сущностного анализа, ученик открыто и с присущей ему южно-немецкой рустической незакомплексованностью "переосмыслил" ряд основных положений учителя и переключил феноменологию на неожиданнейшие перспективы, перевернувшие вверх дном весь царивший в ней строгий порядок. Сохранился экземпляр книги с гуссерлевскими маргиналиями; вот, к примеру, текст одной из пометок: "Вся проблематика смещена: Эго соответствует Dasein (наличное бытие) и т.д. Тем самым все становится, благодаря некоему "глубокомыслию", темным и философски лишенным значимости". Необходимо, справедливости ради, отметить, что в этих немногих словах, продиктованных к тому же чувством сильного (и вполне естественного) гнева, содержится тем не менее более проникновенное понимание сущностной специфики книги Хайдеггера, чем в иных специально-критических работах. Смещение проблематики: вместо "трансцендентальной субъективности" появляется конечное человеческое бытие, детерминируемое фактом смерти (как же было тут Хайдеггеру обойтись без хрестоматийной "Смерти Ивана Ильича"!); все это затем окутывается неким "глубокомыслием" (tiefsinnig) путем оригинальной эксплуатации лютеровско-кальвинистских идей и немецкого лексикона, чтобы в результате читателю была внушена темная идея бытия как "бытия-к-смерти" (употребление дефисов, несомненно, должно сгустить темноту и спровоцировать трепет).

В наши задачи не входит анализ концепции Хайдеггера. Хайдеггер в контексте нашей темы – лишь симптом судеб самой феноменологии. Характерно тут вот что. Гуссерля при чтении "Бытия и времени" должна была, по всей вероятности, особенно задеть следующая фраза: "Понять феноменологию значит уловить ее возможности" [4]. Вот уж действительно не к чему придраться. Формула – образец феноменологической ортодоксальности. Суть не в этом, а в том, насколько возможности, реализованные Хайдеггером в этой и последующих книгах, были возможностями самой феноменологии и были ли они в самом деле ее возможностями? С возможностями лично Хайдеггера дело обстояло куда проще: темное глубокомыслие оказалось, как и следовало бы ожидать, всего лишь незатейливой потенцией ясной, как день, простоты. Автор "Бытия и времени" стал... членом национал-социалистической рабочей партии Германии и первым национал-социалистическим ректором страны. Спор с учителем получил выразительную концовку в форме костра со сжигаемыми в нем "неарийскими" книгами" Гуссерля [5]. Дальнейшие фазы хайдеггеровской философии, по осознании всей губительности простоты, ознаменованы новым и удвоенным глубокомыслием, за которым прижизненно не воспоследовала очередная реакция простоты, хотя сам философ в поздние годы отошел от профессионально философской тематики, культивируя своеобразный мистически-почвенный круг мыслей, метко определенный одним немецким критиком (Р. Миндер) как "аграрный консерватизм".

Как бы ни было, но брешь была пробита, и "рабочее поле новой жизни" (так Гуссерль называл трансцендентальную феноменологию) вместо ожидаемых плодов строгой научности стало неудержимо произрастать "сорняками" экзистенциализма. Гуссерлю не довелось ознакомиться с последующими сюрпризами экзистенциальной обработки феноменологии, дошедшей до скандальности в азартных рефлексиях Сартра; мы вкратце остановимся на некоторых аспектах этой обработки в контексте интересующей нас симптоматологии. Сартр, изучавший книги Гуссерля в 30-е гг. и увидевший в них единственно достойный метод философствования, очень скоро переосмыслил феноменологию в духе хайдеггеровской ориентации, значительно расширив ее проблемный круг. Не последнюю роль сыграли при этом и чисто эссеистические способности молодого философа, выдержанные в типично галльской тональности безоглядно блистательного красноречия. Вот в каких ярких образах описывается здесь "интенциональность". "Если (предположим невозможное) вы бы вошли "внутрь" сознания, вас закрутил бы водоворот и выбросил бы на улицу, к подножию, дерева, в кучу пыли, потому что у сознания нет "внутри"; сознание – это не что иное, как "вне сознания", и именно это абсолютное движение во вне себя, этот отказ быть субстанцией и составляет сознание. Представьте себе теперь последовательный ряд таких рывков, которые отрывают нас от нас самих, которые..., выбрасывают нас вовне, в сухую пыль внешнего мира, на ухабистую дорогу, посреди вещей; вообразите, что сами мы заброшены, таким образом, самой нашей природой в безразличный, враждебный и упрямый мир; это открытие Гуссерль выразил знаменитой фразой: "Сознание всегда есть сознание чего-то"... Философия, трансценденции бросает нас на большую дорогу, среди опасностей, под ослепляющим светом. Быть, говорит Хайдеггер, значит быть-в-мире... Гуссерль вернул ужас и очарование самим вещам. Он вернул нам мир художников и пророков: ужасающий, враждебный, опасный, с убежищами любви и милосердия. Он создал реальную основу для новой трактовки страстей, вдохновляемой такой простой и так основательно не понимаемой нашими профессионалами истиной: если мы любим женщину, так это потому, что она способна возбудить любовь. Так мы освобождаемся от Пруста, как и от "внутренней жизни": мы напрасно стали бы искать как Амиель, как ребенок, который целует свое собственное плечо, ласк и неги от своей "внутренней жизни", так как, в конце концов, все находится вовне, все, вплоть до нас самих: вовне, в мире, среди других. Мы найдем себя не в каком-то неведомом укрытии, а на большой дороге, в городе, среди толпы, – вещь среди вещей, человек среди людей" [6]. Мы специально приводим эту живописную выдержку, поскольку в ней раскол явлен, так сказать, in statu nascendi. Характеристика интенциональности, сама по себе, дана здесь с талантливой точностью, но суть не в ней самой, а в особой силе акцентации, незаметно смещающей перспективы. Непонятно, почему природою нашего сознания мы оказываемся "заброшенными" (словечко из Хайдеггера: Geworfenheit) именно в безразличный, враждебный и упрямый мир, на большую дорогу, среди опасностей и т.д.? Сознание действительно направляет нас к самим вещам, и эта "простая истина", открытая Гуссерлем, была в самом деле основательно позабыта многими "профессионалами"; но при чем тут "враждебность", "опасность" и прочие предикаты из лексикона авантюристических романов? Речь ведь идет о философской проблеме, а не об "эйдетическом" прочтении "Графа Монте-Кристо". – Ничуть не бывало, ответит Сартр, философских проблем "в себе и для себя" не существует; они оправданы лишь в той мере, в какой они вписаны в контекст конкретной жизни. – Но конкретная жизнь – это еще чересчур абстрактно. Конкретная жизнь обывателя несоизмерима с конкретной жизнью, скажем, св. Франциска Ассизского или (просим прощения за безвкусицу контраста) Казановы. – Да нет же, последует в ответ, имеется в виду любое непосредственное обнаружение бытия, например, скука, тошнота и т.д. [7] – Как... тошнота?! – Самая обыкновенная. А уж после эйдетической редукции... категориальная. Угодно ли словами цитаты? "Та самая тошнота, на основе которой возникают все конкретные и эмпирические тошноты (от гнилого мяса, только что пролитой крови, экскрементов и т.д.), вызывающие у нас рвоту" [8]. Читатель не посетует на нас, если мы ограничимся, пожалуй, "категорией" одной тошноты и обойдем прочие "категории" непристойного и полупорнографического порядка [9], тем более, что и в этом случае сколько-нибудь обстоятельный анализ (чего!!!) выходит за рамки нашей работы.

Нам остается вернуться к поднятому уже выше вопросу: имманентны ли эти неожиданности возможностям самой феноменологии, и если да, то каким образом и в какой мере? Иными словами, речь идет о факте и мере ответственности самого Гуссерля в столь оригинальных интерпретациях его доктрины. Вопрос нелегок к неоднозначен, и, следовательно, ответы на него, по меньшей мере, требуют осторожности [10]. Разъяснения Гуссерля на этот счет предельно общи: он говорит о "мистике" и "моде", об "экзистенциальной гримасе", о "погрязшем в предрассудках и одержимом разрушительным психозом поколении, которое и слышать ничего не хочет о научной философии", но, при всей скидке на диагностическую точность этой реакции, она все же значима в плане оценки, а не анализа. Экзистенциалисты могли бы отпарировать удар: да, это – предрассудки – и это – психоз, но отнюдь не наши предрассудки и не наш психоз, а эпохальные. Мы признательны феноменологии за раскрепощение адекватных и сущностных потенций нашего сознания. Но мы хотим использовать эти потенции в самой гуще злобы дня, а не в стерильных условиях лабораторий. Наше время – время разрушительных психозов, и философия должна сопутствовать ему, исходить из его забот и напряжений, а не сновидеть наяву в волшебном замке "строгой научности", этом сладостном и неизжитом призраке XIX столетия... Оставляя в стороне правомерность таких возражений (кстати, философия психоза вовсе не оправдывает психоза философии), займемся непосредственной нашей проблемой. Что бросается в глаза прежде всего, так это разительная симметрия между ситуациями возникновения самой феноменологии и ее экзистенциалистского двойника. Надо вспомнить, какую реакцию вызвали начинания Гуссерля в среде университетской философии. Строжайший логик, воспитанный в традициях старого рационализма, он нанес незабываемый удар по этим традициям, инкрустировав в "строгую науку" проблематику современного ему иррационализма. И вот теперь, к концу жизни, аналогичное проделали с ним его ученики, выросшие в традициях его школы. Совпадения в общем и в частностях не лишены некоторой пародийности. В обоих случаях в фокусе внимания оказывается иррационализм: у молодого Гуссерля в бергсоновско-дильтеевском колорите, у молодого Хайдеггера и того пуще (но, по-видимому, и иррационалистическому складу не чужды законы роста и развития). Любопытная деталь: в свое время Наторп обвинил Гуссерля в "мистицизме"; теперь того же слова удостаивается со стороны Гуссерля, Хайдеггер. В итоге: экзистенциализм оказался по отношению к феноменологии в таком же положении, в каком сама феноменология некогда находилась по отношению к традиционной философии, и эта аналогия говорит о многом. Правда, она не полностью однозначна, так как тенденции и цели в обоих случаях были диаметрально противоположными: феноменология восприняла иррационализм с целью его окончательной рационализации на основе расширения и углубления самих рационалистических средств, тогда как экзистенциализм с самого же начала определился в качестве разновидности иррационалистической философии. Но нас интересует в данном контексте не разность результатов, а общность начинаний. Из всего можно было бы заключить, что хайдеггеровско-сартровские "аберрации", коренясь субъективно в личных психографических особенностях самих философов, объективно были заложены в общем потенциале феноменологии, разумеется, не в актуальной их форме, но именно как потенции. В конечном счете, вся проблематика феноменологии в силу самой своей радикальности должна была врастать в зону так называемых "иррациональностей", коль скоро уже инерция традиции определяла водораздел между мышлением и созерцанием, отдавая первое рассудку, а второе неразумию. Гуссерль поставил себе целью уничтожить водораздел, и насколько ему удалась эта задача – другой вопрос, но суть в том, что специфика самой задачи вынуждала его постоянно иметь дело с "иррациональным", а это не могло не сказаться опаснейшими последствиями, так как инерциальная сила традиции оставалась все еще достаточно внушительной и, следовательно, соблазняла реакцией прежних мыслительных привычек. Говоря грубо, нельзя было делать ставку на "созерцание сущности", не рискуя при этом престижем разума, понятого традиционно. В итоге, разум оказался "врагом мышления" у Хайдеггера и "пауком" у Сартра; созерцание же, став неразумным, окаменело от ужасных перспектив, достойных кисти Босха. Оно узрело абсурдность и бесполезность существования.

Нам еще предстоит в заключение более конкретно и по существу осмыслить степень ответственности ("самоответственности"!) Гуссерля в случившемся. Было бы нелепым говорить в данном случае о личной ответственности; личная непричастность и абсолютное "алиби" рационалиста Гуссерля не нуждаются ни в каких оговорках. Мы имеем в виду нечто иное, именно: редуцированную ответственность, коренящуюся в самих глубинах "трансцендентальной субъективности", которая фактически "самообнаруживалась" в "феномене" основателя феноменологии. Задача несколько диковинная, но вполне "адекватная": речь идет о тематизации и радикальном прояснении того самого сознания, в котором исторически впервые нашли последовательное оформление все специфические тенденции феноменологического метода. Только путем такой конкретизации, как нам кажется, может быть осуществлено имманентное осмысление и вырастающее за его пределы критическое переосмысление "феномена" самой феноменологии.

 

 

 

 

Глава 7

ГУССЕРЛЬ CONTRA ГУССЕРЛЬ. ПОСЛЕДНЕЕ ЭПОХЕ

Задача, стоящая перед нами, сводится в общем смысле к выяснению возможностей гуссерлевского. "радикализма". Требуется определить:… Критика стягивается в три вопроса, которые можно было бы по праву назвать… 1. То, что Гуссерль неустанно подчеркивал строго научный характер феноменологии, объяснимо, по крайней мере, и…

Вместо заключения. Дополнение к §5 главы 4

История науки в популярных изложениях удачно тиражирует описанную точку зрения, и вполне привычным кажется нам образ ученого мужа, бьющегося над… Спорить бесполезно. Да и как спорить с воззрением, в основе которого лежит… Если бы мы, мысля, не довольствовались номенклатурной облицовкой мысли и не оценивали бы мысль с точки зрения ее…

Ссылки и примечания

Глава 1

1. В. Russell. A History of Western Philosophy. New York, 1945. pp. 576, 718, 53.
2. И. Кант, Сочинения в шести томах. т. 4, ч. 1, М., 1965, с. 201.
3. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, М., 1979, с. 336.
4. Е. Husserl. Formale und transcendentale Logik. Halle, 1929, S. 12.
5. Ср. E. Cassirer. Idee und Gestalt. 2. Aufl., Berlin, 1924, S. 115-117.
6. Ср. Густав Шпет. Философия Джоберти. "Мысль и слово", 1, М., 1917, с. 350.
7. Подробнее об этом см. К. А Свасьян. Философия символических форм Э. Кассирера (в печати).
8. А.Ф. Лосев. Музыка как предмет логики. М., 1927, с. 12-33
9. Там же, с. 119-120.
10. А.Ф. Лосев. Философия имени. М., 1927, с. 134-135.
11. И. Кант. Сочинения в шести томах, т. 3. М., 1964, с. 124.
12. Ф. де Ларошфуко. Мемуары. Максимы. Л., 1971, с. 158.
13. Л. Белый. Символизм. М., 1910, с. 141.
14. И.В. Гёте. Избранные философские произведения. М., 1964, с. 56.

Глава 2

1. С.G. Yung. Memories, Dreams, Reflections. New York, 1965, p. 247-248.
2. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 563.
3. "Платоновская идея, – пишет А Ф. Лосев, – это танец, доведенный до своего понятийного предела". А.Ф.Лосев. История античной эстетики. Высокая классика. М., 1974, с. 276.
4. Признание Алкивиада о Сократе. См. Платон. Соч. в трех томах, т. 2. M., 1970, с. 148.
5. Е. Cassirer. Symbol, Myth and Culture Essays and Lectures 1935-1945. Yale Univ. Press, 1979, p. 60.
6. E. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften und die Transcendentale Phänomenologie. "Husserliana", Bd. 6. Haag, 1954, S. 8.
7. Э. Гуссерль. Философия, как строгая наука. "Логос", кн. 1. М., 1911, с. 55.
8. Е. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften..., S. 315.
9. Ibid., S. 1.
10. Ibid., S. 4-5.
11. См. в этой связи интересную работу П. Шпета "Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сочинения Юма?". Киев, 1907.
12. П. Флоренский. Из богословского наследия. "Богословские труды", XVII, с. 124.
13. Термин Э. Кассирера. См. Е. Cassirer. Philosophie der symbolischen Formen, Bd. 1. Die Sprache, Berlin, 1923, S. 31.
14. Как часто забывают об этом, судя об "Аналитиках" Аристотеля в отрыве от его "Топики"!
15. И.В. Гёте. Избранные философские произведения, с. 285-286.
16. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, с. 7.
17. Тонкий анализ логического аспекта этой мистерии осуществил в свое время Г. Коген. См. H. Cohen. Logik der reinen Erkenntnis. Berlin, 1902.
18. Лейттема судьбы в Восьмой Дуннской Элегии Рильке.
19. Ср. острейшие антропологические идеации Макса Шелера: "По сравнению с животным, всегда говорящий "Да" действительности – даже там, где оно испытывает отвращение и обращается в бегство, – человек есть "мастер отказа" (der "Neinsagenkönner"), "аскет жизни", вечный протестант в отношении всякой голой действительности". Max Scheler. Die Stellung des Menschen im Kosmos. Bern, 1975, S. 55.
20. Cp. M. Merleau-Ponty. Eloge de la philosophie et autres essais. Paris, 1971, p. 162.
21. Ср. интересное описание признаков мифического сознания у Э. Кассирера. Е. Cassirer. Philosophie der symbolischen Formen. Bd. 2, Das mythische Denken. Berlin, 1925, S. 39-78.
22. В. Виндельбанд. История древней философии. СПб., 1908, с. 44.
23. См. О. Spengler. Der Untergang des Abendlandes. Bd. 1. Munchen, 1924, S. 168.
24. Е. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften..., S. 7.
25. Ibid., S. 339.
26. Е. Husserl. Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie, I. Halle, 1913, S. 6.
27. Е. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaflen..., S. 46.
28. Rudolf Stelner. Der menschliche und der kosmische Gedanke. Dornach, 1961, S. 10-11.
29. H. Vaininger. Philosophie des "Als ob". Berlin, 1922. Мы уже имели возможность однажды обсуждать этот курьез. См. К.А. Свасьян, Проблема символа в современной философии. Ереван, 1980, с. 25-26.
30. Correspondance inedite de l'abbe Ferdinand Galiani. Paris, 1818. t. 2, p. 212-213.

Глава 3

1. Е. Husserl. Erfahrung und Urteil. Untersuchungen zur Genealogie der Logik. Prag, 1936, S. 31.
2. Е. Husserl. Cartesianische Meditationen. Eine Einleitung in die phänomenologle. Hamburg, 1977, S. 47.
3. E. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften..., S. 267.
4. M. Merleau-Ponty. Eloge de la philosophie, p. 243.
5. E. Husserl. Erfahrung und Urteil. S. 28.
6. Paul Valery. Oeuvres completes. t. 1, Paris, 1957, pp. 1203-1204. См. на эту тему: К.А. Свасьян. Голоса безмолвия. Ереван, 1984, с. 94-126
7. M. Heidegger, Vortrage und Aufsatze. Pfullingen, 1954, S. 168. Cp. аналогичные мотивы в одном из писем Рильке: "Еще для наших дедов был "дом", был "колодец", знакомая им башня, да просто их собственное платье, их пальто; все это было бесконечно большим, бесконечно более близким, почти каждая вещь была сосудом, из которого они черпали нечто человеческое и в который складывали нечто человеческое про запас. И вот из Америки к нам вторгаются пустые равнодушные вещи, вещи-призраки, суррогаты жизни... Дом, в американском понимании, американское яблоко или тамошняя виноградная лоза не имеют ничего общего с домом, плодом, виноградом, которые впитали в себя надежды и думы наших предков... Одухотворенные, вошедшие в нашу жизнь, соучаствующие нам вещи сходят на нет и уже ничем не могут быть заменены. Мы, может быть, последние, кто еще знали такие вещи". Р.-М. Рильке. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1971, с. 306.
8. E. Husserl. Erfahrung und Urteil. S. 44.
9. Е. Husserl, Die Krisis der europäischen Wissenschaften..., S. 152.
10. Paul Valery, Oeuvres completes. t. 1, p. 721.
11. Е. Husserl. Logische Untersuchungen. Bd. 2, T.2. Elemente einer phänomenologischen Aufklärung der Erkenntnis. Halle, 1901, S. 634.
12. Э. Гуссерль. Философия, как строгая наука, с. 29.
13. Е. Husserl. Ideen..., III. Die phänomenologle und die Fundamente der Wissenschaften. "Husserliana", Bd. 5. Haag, 1971, S. 80.
14. E. Husserl. Cartesianische Meditationen. S. 74-75.
15. H. Bergson. Ecrits et paroles, t. 2. Parts, 1959, p. 303.
16. I. Benrubi. Souvenirs sur Henri Bergson. Neuchatel, 1942, p. 79.
17. A. Diemer. Edmund Husserl. Mesenheim a. G., 1956. S. 86.
18. E. Husserl. Formale und transcendentale Logik. S. 265.
19. E. Husserl. Zur Phänomenologie des inneren Zeitbewusstiseins. "Husserliana", Bd. 10. Haag, 1966. S. 4.
20. Ibid., S. 333. Cp. R. Sokolowsky. Husserlian Meditations. How Words present Things. Evanston, 1974. pp. 138-169.
21. Ibid., S. 182.
22. Е. Husserl. Analysen zur passiven Synthesis. "Husserliana", Bd. 11. Haag, 1966. S. 326.
23. E. Husserl. Ideen..., III, S. 117. Ср. остроумное замечание французского философа Алена: "Не лес, в котором я прогуливаюсь во сне, находится в моем теле, а мое тело в лесу". Alain. Elements de la philosophie. Paris, 1969, p. 61.
24. Е. Husserl. Ideen..., I, S. 184.
25. Ibid., S. 42. Мы не ошиблись бы, предположив, что дальнейшее радикальное осмысление, поверх всех неосознанных "запретов" самого Гуссерля, оказало бы немалую услугу специалистам в области мифологии.
26. Э. Гуссерль. Философия, как строгая наука, с. 14.
27. Р.-М. Рильке. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи, с. 305-307.
28. E. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 91.
29. E. Husserl. Ideen..., II, S. 81.
30. Ср. изложение этого же отрывка в контексте сравнительного анализа Гуссерля и Фихте в прекрасной книге П. П. Гайденко. "Философии Фихте и современность". М., 1979, с. 146-152.
31. Е. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 91-155.
32. Е. Husserl. Ideen..., I, S. 206.
33. M. Merleau-Ponty. Eloge de la philosophie, p. 104.
34. Е. Husserl. Formale und transcendentale Logik, S. 216.
35. J.N. Mohanty. Phenomenology and Onlology. "Phaenomenologica", 37. Haag, 1970, p. 145.
36. E. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 86.
37. F.W.J. Schelling. Philosophie der Mythologie. Sämtliche Werke, 2-te Abt., Bd. 1. Stuttgart, 1856. S. 207 ff.
38. E. Husserl. Ideen..., I, S. 206.
39. Е. Husserl. Erfahrung und Urteil, S. 12
40. E. Husserl. Die Idee der Phänomenologie, "Husserliana", Bd. 2. Haag, 1958, S. 60.
41. Ibid., S. 62
42. Э. Гуссерль. Логические исследования, ч. 1. Пролегомены к чистой логике. СПб., 1909, с. 124.
43. Е. Husserl. Formale und transcendentale Logik, S. 144.
44. E. Husserl. Erste Philosophie, T. 2. Theorie der phänomenologische Reduktion. "Husserliana", Bd. 8. Haag, 1959, S. 32.
45. Е. Husserl. Ideen..., III, S. 152.
46. E. Husserl. Formale und transcendentale Logik, S. 2.
47. Ibid., S. 3.
48. E. Husserl. Ideen..., III. §7.
49. E. Husserl. phänomenologische Psychologie, "Husserliana", Bd. 9. Haag, 1962. S. 188.
50. E. Husserl. Briefe an Roman Ingarden. Haag. 1968. S. 73-74.
51. E. Husserl, Ideen..., I, S. 56-57. Глубокий анализ редукции и феноменологического метода вообще дан Н.В. Мотрошиловой в статье "Специфика феноменологического метода". См. "Критика феноменологического направления современной буржуазной философии", Рига, 1981. Мне хотелось бы также с особым удовольствием отметить недавно вышедшую книгу В. У. Бабушкина "Феноменологическая философия науки (Критический анализ)". М., 1985. Эта книга, думаю я, обладает всеми преимуществами настольной книги; я познакомился с ней уже по написании своей работы, получив от чтения не только удовольствие, но и пользу.
52. E. Husserl, Phanoraenologische Psychologie, S. 194.
53. Е. Husserl, Phenomenology. In: "Encyclopaedia Britannica", 14ed., London—New York, v. 17, p. 700.
54. Е. Husserl. Formale und transcendentale Logik, S. 209-210.
55. E. Husserl. Ideen..., II, S. 297 ff.
56. E. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 37.
57. E. Husserl. phänomenologische Psychologie, S. 74.
58. Ibidem.
59. E. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften, S. 269.
60. E. Husserl. Phänomenologische Psychologie, S. 253.
61. Е. Husserl, Formale und Transcendentale Logik, S. 248.
62. Е. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 7.
63. Ibid., S. 157.
64. E. Husserl. Erste Philosophie, T. 2. S. 19.
65. E. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften..., S. 348.
66. Ibid., S. 188.
67. E. Husserl. Briefe an Roman Ingarden, S. 79.
68. Неудовлетворительность этого определения особенно бросается в глаза, если сравнить его с приведенными в 1-й главе дистинкциями А. Ф. Лосева между эйдосом и логосом.
69. Пример взят нами из книги: R. Sokolowsky. Husserlian Meditations. How Words present Things, pp. 76-77.
70. "Феноменология, – настаивает Гусрерль, – не есть "литература", по которой можно прогуливаться глазами. Она – как и всякая серьезная наука – требует работы, плодом которой оказывается методически вышколенный глаз и сила собственного суждения". E. Husserl. Ersle Philosophie, T. I, Kritische Ideengeschichte. "Husserliana", Bd. 7. Haag, 1956, S. 238.
71. См. К.А. Свасьян. Философское мировоззрение Гёте. Ереван, 1983.
72. Гуссерль в приложении к "Критической истории идей" упоминает Гёте в связи с его полемикой против Ньютона. Оценка ситуации выглядит непостижимой. Гёте вменяется в вину общий грех послекантовского немецкого идеализма: отсутствие трансцендентального внимания к теоретико-познавательной проблематике. E. Husserl. Ersle Philosophie, T. I. Kritische Ideengeschichte, S. 407. Поразительно, что Гуссерль проглядел чистую эйдетическую феноменологию как раз там, где она была развита Гёте с наибольшей силой: в "Учении о цвете". Остается предполагать, что подобная оценка оказалась следствием крайне нефеноменологического прочтения Гете; если бы Гуссерль применил здесь собственный метод редукции, идеации и свободной вариации в фантазии, он расширил бы свое восприятие до горизонта Гёте и обнаружил бы в нем кристальное наличие этого же метода.
73. Цитирую по изданию, объединившему две книги: Rudolf Steiner. Grundlinien einer Erkenntnistheorie der Goetheschen Weltanschauung. – Wahrheit und Wissenschaft. Stuttgart, 1961.
74. Отсюда можно уже заключить, насколько это эпохе радикальнее Гуссерлевского, которое хочет начать познание с чистой субъективности, нарушая тем самым собственное же требование дonpeдикативности опыта
75. У Гуссерля – мы знаем – прямо противоположная картина: он начинает с сознания и пытается "заключить в скобки" только объективность, желая получить только субъективность, тогда как логика редукции требовала, чтобы в скобки была заключена и субъективность, ибо что же такое "субъективность", как не познавательная предпосылка в теория познания, притязающей на беспредпосылочность?

Глава 4

1. J. L. Borges. A Personal Anthology. New York, 1967, p. 209
2. Цит. по кн : Hannah Arendt. The Human Condition. Chicago Univ. Press, 1958, p. 26.
3. Cp. E. Cassirer. Philosophie der symbolischen Formen, Bd. 2. S. 115.
4. См. об этом статью К. Поппера. Epistemology without a knowing subject. In: K. Popper. Objective Knowledge. Oxford, 1974, pp. 106-152.
5. Так Гегель определяет кантовский опыт. См. Hegels Vorlesungen ûber die Geschichte der Philosophie, 3-er Theil. 2-te Aufl., Berlin, 1814, Kap. 4.
6. Это блестящее историко-философское more syllogistico приведено Вл. Соловьевым в его магистерской диссертации "Кризис западной философии". Собр. соч., 2-е изд., т. 1. СПб., с. 133-134.
7. Д. Локк. Опыт о человеческом разуме. М., 1898, с. 111.
8. "Действительно ли природа может быть такой абсурдной, какой она предстает перед нами в этих атомных экспериментах?" В. Гейзенберг. Физика и философия. Μ., 1963. с. 23.
9. Или под особую конфессиональную рубрику "постулатов импотенции" ("postulates of impotence"), по выражению Э.Т. Уиттейкера, одного из крупнейших математиков современности. См. Die Philosophie im XX Jahrhundert. Eine enzyklopâdische Darstellung ihrer Geschichte, Disziplinen und Aufgaben, hrsg. von F. Heinemann. Stuttgart, 1963, S. 363.
10. "Hat Jesus gelebt?" – так была сформулирована тема, обсуждавшаяся в начале века на открытых народных собраниях в Берлине с участием видных теологов и пасторов. См. Berliner Religiosgesprach: hat Jesus gelebt? Reden ûber "Die Christusmythe". Berlin, 1910.
11. С.К. Клини. Введение в метаматематику. М., 1957. с. 42.
12. Речь идет о парадоксе Эйнштейна-Подольского-Розена. Для того, чтобы получить внушительно наглядное впечатление о возможностях этого парадокса, любопытно было бы услышать объяснение, которое дает ему Франко Селлери, профессор теоретической физики Барийского университета. Если предположить, говорит он, что теоретическая физика корректна, то из этого вытекает следующее: имеются два стула, изготовленные на одной и той же мебельной фабрике и находящиеся в двух разных городах. Если теперь я разобью один из этих стульев, то другой стул, находящийся, скажем, в Риме, одновременно и сам собой разлетится на куски. Эйнштейн дважды говорил в этой связи о "телепатии" в 1949 году. См. Einstein. Philosopher. Scientist. Ed. Schilpp. Evanston, 1979, pp. 85, 683. Ср. О. Costa de Beauregard. Cosmos et conscience, dans: "Science et conscience. Les deux lectures de l'Univers". Paris, 1980, pp. 57-76.
13. Г. Шпет. Мудрость или разум? "Мысль и слово" 1, М., 1917. с. 17.
14. Вот любопытная откровенность математика: "Исчисляют (известно, что тут все в порядке), но не размышляют (от этого бывает мигрень). Это – политика страуса и выбор, лишь прикинувшийся мудростью" (Эберхард). См. "Science et conscience. Les deux lectures de l'Univers", p. 68.
15. В. Russell. The Principles of Mathematics, I. Cambridge, 1903, p. 114.
16. Употребление скобок в самой графике текста имеет целью хоть сколько-нибудь облегчить процесс описания. Со(знание) обозначает редуцированное сознание, (со)знание – его обычную нередуцированную форм).
17. Отсылаем читателя для более подробного ознакомления с этой темой к уже упомянутой ранее нашей монографии "Философское мировоззрение Гёте", с. 107-111.
18. R. Descartes. Oeuvres complètes, t. XI. Paris, 1826, p. 580.
19. Для более подробного и специального ознакомления с этим вопросом можно, среди прочего, рекомендовать следующие книги отечественных авторов: П.А. Флоренский. Мнимости в геометрии. M., 1922; А.Φ. Лосев. Античный космос и современная наука. М., 1927; А.Ф. Лосев. Диалектика мифа. М., 1930; В.Г. Богораз (Тан). Эйнштейн и религия. М.-П., 1923.
20. И. Кант. Соч. в шести томах, т. 3, с. 118.
21. Там же, с. 88.

Глава 5

1. Слова одного из участников диспута в книге А. Гейтинга "Интуиционизм". М., 1965, с. 15.
2. Фраза, приписываемая Гердеру, – по другим источникам, Лютеру: "Германия была реформирована песнями".
3. Ф. Ницше. Ecce Homo. СПб., 1911, с. 105.
4. А.Ф. Лосев. Музыка как предмет логики. М., 1927.
5. Вот два выразительных свидетельства, принадлежащих Скрябину и Эрнсту Курту, крупнейшему музыкальному теоретику XX века: "Запись дает метр, а мы получаем ритм. Во всяком произведении борьба метра с ритмом: метр знаменует собою схему упорядоченности, а ритм живую ткань. А точно записать и нельзя" (Л. Сабанеев. Воспоминания о Скрябине. М., 1925, с. 117). "Цепляясь за нотную запись, легко можно утратить ощущение непрерывности и воспринимать лишь разрозненную последовательность нотных знаков. Внешний вид нот, означающих отдельные тоны, затемняет в нашем сознании истинную сущность мелодического потока" (Эрнст Курт. Основы линеарного контрапункта. Мелодическая полифония Баха. М., 1931, с. 36).

Глава 6

1. По Гуссерю, "всякая подлинная философия максималистична в хорошем смысле". E. Husserl. Shorter Works. Univ. of Notre Dame Press, 1981, p. 262.
2. "Гуссерль стал тем, кто вывел меня из позитивизма и наново открыл мне более свободный взгляд на мир". H. Weyl. Erkenntnis und Besinnung. (Ein Lebensruckblick). In: H. Weyl. Gesammelte Abhandlungen, Bd. 4. Berlin, 1968, S. 937. Еще одно свидетельство крупнейшего дирижера и музыковеда: "Феноменология, пути которой проложил Гуссерль, представляет собой нечто единственное, могущее привести к полному разъяснению музыкальных проблем". Эрнест Ансерме. Беседы о музыке. Л., 1985, с. 60.
3. В текстах раннего Витгенштейна сохранился любопытный набросок, озаглавленный "Anti-Husserl". По Витгенштейну, "в феноменологии речь идет всегда о возможности, т.е. о смысле, а не об истинном и ложном". См. Ludwig Wittgenstein und der Wiener Kreis. Oxford, 1967, S. 63. Следует ли из этого, что когда в логистике речь идет об истинном и ложном, это предполагает отсутствие смысла, т.е. бессмысленность.
4. M. Heidegger. Sein und Zeit. Halle, 1927, § 7.
5. Мы не беремся утверждать личное участие в этом самого Хайдеггера. Мнения на этот счет существуют различные. Хайдеггер в скором времени отошел от режима и даже вышел из партии, что в весьма мягкой, подозрительно легкой форме отразилось на его личной и даже общественной жизни (он продолжал преподавать в университете до конца войны), но крайне симптоматичен сам факт его приобщения к гитлеризму. См. на эту тему обстоятельную, хотя и тенденциозно (про-хайдеггеровски) написанную книгу французского философа Ж.-М. Палмье. J.-M. Palmier. Les écrits politiques de Heidegger. Paris, 1968.
6. J.-P. Sartre. Une Idée fondamentale de la phénoménologie de Husserl: l'intentionnalité. – J.-P. Sartre. Situations I. Paris, 1975, pp. 40-42.
7. Сведущий читатель обратит внимание на то, что мы уже очутились в самом начале сартровского трактата "Бытие и ничто". См. J.-P. Sartre. L'être et le néant. Paris, 1955, p. 14.
8. Ibid., р. 404.
9. Любителям можно было бы порекомендовать c. 431-484, 663-690 того же издания.
10. См. на эту тему в нашей литературе: Н.В. Мотрошилова и Э.Ю. Соловьев. От защиты "строгой научности" к утверждению иррационализма. "ВФ", 1964, №5. З.М. Какабадзе. Проблема "экзистенциального" кризиса и трансцендентальная феноменология Э. Гуссерля. Тбилиси, 1966. П.П. Гайденко. Проблема интенциональности у Гуссерля и экзистенциалистская категория трансценденции. В кн.: Современный экзистенциализм. М., 1966. Г.M. Тавризян. Проблема человека во французском экзистенциализме. М., 1977. В.А. Лекторский. Субъект, объект, познание. М., 1980, с. 74-111.

Глава 7

1. E. Husserl. Die Idee der Phänomenologie, S. 24.
2. Гуссерль с особым удовлетворением подчеркивал этот факт. Феноменология, по его словам, "в методологической строгости не уступает ни одной из современных наук". E. Husserl. Shorter Works, p. 10.
3. E. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 161.
4. Лев Шестов. Умозрение и откровение. Париж, 1964, с. 306.
5. Лев Шестов. Апофеоз беспочвенности. Собр. соч., изд. 2-е, т. 4, СПб., (б. г.), с. 40-41. Не странное ли совпадение, что еще до встречи с Гуссерлем Шестов имел в России почитателя в лице талантливого гуссерлианца Г. Шпета?
6. "Может показаться ироничным, – замечает один из современных исследователей феноменологии, – что философия, базирующаяся на поиске рационального оправдания всякой достоверности, должна была завершиться узаконением того, что греки считали областью "мнения" (т.е. доксических очевидностей – К. С.)". Richard Stevens. James and Husserl. The Foundations of Meaning. "Phaenomenologica", 60. The Hague, 1974, p. 125.
7. Е. Husserl. Die Krisis der europäischen Wissenschaften..., S. 508.
8. E. Husserl. Formale und transcendentale Logik, S. 242.
9. E. Husserl. Ideen..., III, S. 75.
10. Е. Husserl. Cartesianische Meditationen, S. 25-26.
11. Е. Husserl. Zur Phänomenologie des inneren Zeitbewusstseins, S. 75.
12. Ibid., S. XVI.
13. Из послесловия А. Ф. Лосева к книге: А. Хюбшер. Мыслители нашего времени. М., 1962, с. 337-338.
14. Позволительно в этой связи сослаться на Шеллинга, который мог бы преподать феноменологии хороший урок реализма: "Во всем действительном, – говорит Шеллинг, – должно познавать двоякое, две совершенно различные вещи: что (was) есть сущее, quid sit, и что (dass) оно есть, quod sit. В первом случае ответ на вопрос: что (was) оно есть – дает мне возможность проникнуть в сущность вещи, или позволяет мне понять вещь, т.е. иметь о ней понятие или иметь ее самое в понятии. Но во втором случае усмотрение того, что (dass) оно есть дает мне не просто понятие, но нечто выходящее за пределы понятия, именно, само существование". F.J.W. Schelling. Sàmtliche Werke. Stuttgart, 1856, 2-te Abt., Bd. 3, S. 571.
15. Немногие философы поняли это. Принцип связи, без которого не существовало бы ничего, не был познан. Но, промахнувшись в этом, они не достигли истинной мудрости" ("Охота за мудростью", гл. 25).

 

 

+++