Фридрих Ницше: теория аполлонического и дионисийского начала в культуре, смерть Бога и проблема сверхчеловека

1. Фридрих Ницше: теория аполлонического и дионисийского начала в культуре, «смерть Бога и проблема сверхчеловека»

 

Ницше поднял важные вопросы о природе человека, о его бытии, о культуре как средстве человеческой самореализации. Он пытался постичь мир из полноты целого, из полноты человеческого существа. Ницше полагал, что уже греки в полной мере ощущали трагичность чувственного бытия, несмотря на стремление к красоте, празднествам, увеселениям, «греческую веселость».

В поисках причин такой парадоксальной связи, Ницше вглядывается в греческую мифологию. В ней нет ни намека на долг и самоограничение; «все наличное обожествляется, безотносительно к тому - добро оно или зло”, царствует стремление к чувственным радостям, царствует сама жизнь. И насколько противоречащим этому мироощущению кажется мудрость, вложенная греками в уста демона Силена, спутника Диониса: «Наилучшее для тебя вполне недостижимо: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для тебя - скоро умереть».

Но в этом противоречии Ницше и видел сущность эллинской культуры. Грек знал и ощущал страхи и ужасы существования, но чтобы иметь возможность жить он должен был заслонить себя от них иллюзией, и блестящим порождением его грез становится мир олимпийцев. Ницше пишет: «Как мог бы иначе такой болезненно чувствительный, такой неистовый в своих желаниях, такой из ряда вон склонный к страданию народ вынести существование, если бы оно не представлено ему было в богах озаренным в столь ослепительном ореоле…Так боги оправдывают человеческую жизнь, сами живя этой жизнью.»

Стремление к избавлению путем иллюзии становится началом не только религии, но и искусства, которое Ницше называет «иллюзией в иллюзии». Вечное страдание - единая первооснова мира, а из иллюзии подымается «новый, видению подобный мир – сияющее парение в чистейшем блаженстве и безболезненном созерцании, сверкающем в широко открытых очах”.

Философ подчеркивает противоположность и неразрывную связь Первоединого и иллюзионного мира, созданного человеком. Эти две сущности он положил в основу представлений об аполлоническом и дионисийском первоначалах.

Разные полюсы человеческого бытия были запечатлены в образах Аполлона и Диониса; эти два начала были прослежены в миросозерцании, культуре и историческом развитии греков. Два символа выразили всю полноту вечной жизни.

Дионисийское начало

 

В греческом пантеоне Дионис был Богом земли, плодородия, покровителем растительности, земледелия, виноделия; богом веселья, радости, буйства. Так же он олицетворял собой избыток, нарушение всякой меры, безмерное, взрывное буйство; символизировал ужас и восторг, нарушение принципа индивидуализма, отрицание различий, тенденцию к единству.

Для того чтобы полнее характеризовать дионисийское начало Ницше предлагает сравнить его с состоянием опьянения. «Либо под влиянием наркотического напитка, о котором говорят в своих гимнах все первобытные люди и народы, либо при могучем, радостно проникающем всю природу приближении весны просыпаются те дионисийские чувствования, в подъёме коих субъективное исчезает до полного самозабвения, » - пишет Ницше. Дионисийское начало характеризуется понятиями «безобразное» и «дисгармоническое». Это связано с тем ужасом, которое испытывает человек перед чем-то непознаваемым, иррациональным.

Ощущение опьянения стремится уничтожить индивидуальность и освободить человека из духовной оболочки, даря мистическое ощущение единства. Под влиянием дионисийских сил миллионы склоняются перед их богом, все люди становятся равны, исчезают границы, установленные обществом, и каждый чувствует себя единым со своим ближним. Человек словно впервые видит мир таким, какой он есть на самом деле. Иллюзорное покрывало сорвано, и все тайны мироздания открываются ему.

Дионисийское начало уходит от внешней красоты и гармонии форм, утоляет жажду прекрасного, непосредственно в первородном источнике жизни, и сливается с жизненным потоком, текущим под их покровом.

Мир Диониса влечет к себе человека, наполняет его дух томлением, раскрывает его внутреннюю красоту, вырывает его из цепей космического сновидения. Дионис влечет человека к раскрытию глубинных истоков жизни. «Художественная мощь целой природы открывается здесь в трепете опьянения, »- отмечает Ницше

Дионисийский человек для Ницше неразрывно связан с природой. Она ищет свое выражение в музыке, танцах и жестах. Таким образом, дионисийское начало рождает сущность искусства.

Аполлоническое начало

 

Аполлоническое начало представляет собой полную противоположность дионисийскому. Оно появляется в попытках человека познать и объяснить окружающий его мир, защититься от его ужасов посредством иллюзии, сновидения. Именно с состоянием сновидения соотносит аполлоническое Ницше. Под "сновидением" философ, по собственному его пояснению, разумеет, по существу, "внутреннее видение", "прекрасную видимость мира сновидений". Аполлон "царит над иллюзорным блеском красоты во внутреннем мире фантазий", он - "бог всех сил, творящих образами".

По утверждению Ницше наша внутренняя сущность испытывает сон с глубоким наслаждением и радостной необходимостью. Но иллюзия хрупка, сновидение не должно переступать определенной черты, чтобы ее не разрушить. Следить за этим призван бог солнца, искусства и красоты Аполлон. Образ Аполлона – это полное чувство меры, самоограничение, свобода от диких порывов, мудрый покой бога – творца образов.

Ницше отмечает, что аполлоническое помогает выразить в искусстве то, что зарождается в дионисийском: «Аполлоническое начало вырывает нас из всеобщности дионисийского и внушает нам восторженные чувства к индивидам; к ним приковывает оно наше чувство сострадания, ими удовлетворяет оно жаждущее великих и возвышенных форм чувство красоты; оно проводит мимо нас картины жизни и возбуждает нас к вдумчивому восприятию скрытого в них жизненного зерна. Необычайной мощностью образа, понятия, эстетического учения, симпатического порыва – аполлоническое начало вырывает человека из его оргиастического самоуничтожения и обманывает его относительно всеобщности дионисийского процесса мечтой.» Это означает, что Дионис в какой-то момент начинает говорить языком Аполлона. Высшая же цель искусства по Ницше – это заставить Аполлона говорить языком Диониса, чтобы в аполлонических видениях появилась дионисийкая мудрость, чтобы наше сознание смогло достигнуть действия по ту сторону художественного аполлонического воздействия.

Аполлоническое искусство характеризуется понятиям «красоты».В отличие от искусства дионисийского, аполлоническое воспринимается логически; оно сознательно и рационально.

 

Противоборство и взаимодействие двух начал как двигатель культуры

 

Два начала противостоят друг другу. Сравним: дионисийское - это трагико-героическое, безмерное буйство, иррациональное, беспокойное, неудовлетворенное, единое. А аполлоническое – это иллюзорно-оптимистическое,мера и упорядоченность,рациональное,спокойное,индивидуальное

Но эта противоположность позволяет культуре развиваться - поступательное движение культуры обуславливается двойственностью начал так же, как рождение зависит от двойственности полов. Аполлоническое начало противостоит дионисийскому подобно тому, как искусственное противостоит естественному, жизни, осуждая все чрезмерное, непропорциональное.

 

Концепция сверхчеловека

 

Идеал сверхчеловека Ницше наиболее подробно раскрывает в своей работе «Так говорил Заратустра» (1883-1886). Эта книга является рассказом о странствиях Заратустры – персонажа, основанного на образе иранского пророка шестого века до нашей эры Зороастра. Исследователи отмечают, что данная книга «строится как своего рода Евангелие: достаточно вслушаться в стиль и обороты речи Заратустры, его обращения к ученикам, разговор притчами и образами, загадками и ответами, и пр. То есть Заратустра выступил как новый Христос, точнее, анти-Христос, подменяя Его и выдвигая новые ценности».

"Сверхчеловек", о котором рассуждает философ, придет как высший биологический тип человека, взращенный "новой моралью". Новая мировая правящая раса должна будет господствовать на земле. Ей противопоставляется стадо людей, которое само в себе несёт инстинкт к самосохранению, реализующийся как против вырождающихся (преступников), так и против "выдающихся над толпой". Только "высшая раса" обладает чувством благородства, "аристократичностью". Этого-то как раз и недостает современным "господам" фабрикантам и торговым деятелям, сетует философ, чтобы стать господствующей силой. Но если внимательно отнестись к трудам философа, то мы обратим внимание на гуманизм и миролюбие его идей. Ф. Ницше резко выступает против стадности и подчинения личности толпе.

Стадо как людская масса готово только повиноваться, когда его вожак доказывает ему своё право на господство "аристократической внешностью". Отсутствие аристократизма провоцирует "массы" на мысль, что только случай и счастье возвышает одного человека над другим. А коли так, так "попытаем и мы однажды счастья и случай. Бросим и мы жребий - и начнётся социализм".

"Воля к власти" - это право только сильного, обыденная же мораль подрывает эту волю, она проповедует любовь к ближнему и сострадание.В книге "По ту сторону добра и зла" он определяет мораль и понятия "добро и зло" только как толкования, которые основываются на неморальных ценностях, на государственных интересах. Среди худших зол, пишет Ф. Ницше, есть зло поклонения государству. Государство там, где есть толпа, где человек теряет самого себя. "Бегите от идолопоклонства", призывает он. Идол толпы плохо пахнет. Только там, где государство кончается, начинается "полезный" человек.

Критика христианства

В апреле 1864 года Ницше создал два философско-поэтических эссе: «Рок и история» и «Свобода воли и рок», где содержатся, чуть ли не все основные идеи его будущих произведений. Во втором эссе самыми примечательными кажутся резкие выпады Ницше против христианской идеи потустороннего мира: «То, что Бог становится человеком, указывает лишь: человек должен искать свое блаженство не в бесконечности, а создать свое небо на земле; иллюзия неземного мира исказила отношение человеческого духа к миру земному: она была созданием детства народов. В тяжких сомнениях и битвах мужает человечество: оно осознает в самом себе начало, сердцевину и конец религий».

Развитие эти мысли получат, конечно, гораздо позже. В 1882 году Ницше написал в Генуе «Веселую науку», в одном из фрагментов которой – «Безумном человеке» - возникает тема «смерти Бога», авторитет Бога и церкви исчезает, на их место приходит авторитет совести, авторитет разума. В 1883 году Ницше всего за несколько месяцев написал книгу «Так говорил Заратустра», первая часть которой заканчивается словами: «Мертвы все боги; теперь мы хотим, чтобы здравствовал сверхчеловек».

Сверхчеловек Ницше – это результат культурно-духовного совершенствования человека, тип, настолько превосходящий современного Ницше человека, что он образует новый и особый биологический тип. Сверхчеловек – это нравственный образ, означающий высшую ступень духовного расцвета человечества, олицетворение новых моральных идеалов, этот сверхчеловек приходит на место умершего Бога, он должен вести человечество к совершенству, должен восстановить в силе все качества человека.

Ницше обрушивался на один из главных постулатов христианской веры в вечное существование по милости Бога в потустороннем мире. Ему казалось абсурдом то, что смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и Евы, он высказал поразительную мысль о том, что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. И как можно жить, не думая о смерти, а зная о ее неумолимости и неизбежности, не бояться ее?

Перед лицом смерти мало кто найдет в себе мужество сказать, что «Бога нет».Достоинство сверхчеловека появляется из преодоления страха смерти, но совершенно по иному, чем в христианстве. В то время как христианин не боится смерти, поскольку верит в данную ему Богом вечную жизнь, то сверхчеловек Ницше не боится смерти, хотя не верит ни в Бога, ни в бессмертие, он сам себя чувствует Богом. Ницше говорит, что мужественный высший человек «с гордостью» созерцает бездну. Люди верят в Бога только потому, что боятся смерти. Тот, кто победит страх смерти, сам станет Богом.

Свою мечту о совершенстве люди в прошлые века воплотили в идее о существовании Бога как высшей и совершенной личности и тем самым признали невозможность достижения совершенства, ибо Бог – это потустороннее, недоступное, непостижимое бытие.

Смерть Бога потребовалась Ницше для утверждения жизни сверхчеловека как высшего идеала земного существования человека. Сверхчеловек Ницше предстает земным, посюсторонним и вроде бы вполне достижимым идеалом, устремляясь к которому человек приобретает реальную возможность преодолеть свое несовершенное состояние и стать выше самого себя.

 

Что означают слова «Бог мертв»? – То, что мир лишился своего смысла. Значит, необходимо наполнить мир иным смыслом, вместо умерших ценностей утвердить новые. «Умерли все боги, теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек», - говорит Заратустра. Смерть Бога открывает возможность свободы создания новых ценностей и сверхчеловека.

 

В чем же Ницше обвинял христианство? В том, что христианство - это религия сострадания, религия слабых и больных людей, что христианство ведет к несвободе и несопротивлению человека, что христианство оперирует сплошь воображаемыми понятиями, что оно возводит «греховность» человека и что, наконец, религия и наука несовместимы.

Христианство подхватило вымышленный Платоном истинный, сверхчувственный, потусторонний мир высших идеалов, норм, принципов, целей и ценностей, который был возведен над земной жизнью, чтобы придать последней порядок и внутренний смысл. Поскольку потусторонний мир понимался как совершенный, безусловный, абсолютный, истинный, добрый, прекрасный, желанный, постольку земной мир, в котором живут люди со всеми своими делами, заботами, трудностями и лишениями, представлялся в качестве лишь кажущегося, несовершенного, ненастоящего, обманчивого, порочного мира.

Искусственно воздвигнутый истинный мир предстал в сознании людей неким идеалом, которому были приданы соответствующие атрибуты в виде разнообразных ценностей и целей, и который в связи с этим стал основой для критики известного нам земного мира, ибо первый казался более ценным и значимым, чем второй.

В связи с этим Ницше выступал против признания существования идеального мира. Реально существующий мир – единственный мир, а некий «идеальный мир» есть своеобразное повторение существующего мира. Этот идеальный мир – целительный, утешающий мир иллюзий и фикций, это все, что мы ценим и ощущаем как приятное. Он есть источник опаснейших покушений на жизнь, величайших сомнений и всяческого обесценивания того мира, который мы представляем собой. Так земная жизнь оказывается лишенной смысла и ценности и начинает отвергаться.

При этом «совершенный» мир, по мнению Ницше, был создан на основе страданий и бессилия людей. Те, кто презирает тело и землю ради потустороннего мира, - это больные и умирающие. В глубине христианства живет ненависть больных людей, инстинкт, направленный против здоровых людей. Не обладая самостоятельностью, здоровьем, интеллектуальными способностями, физической крепостью простолюдины, слабые, больные, усталые, отверженные, обездоленные, посредственные, неудачники используют христианскую мораль для оправдания недостатка мощи и уверенности в себе и для борьбы с сильными и независимыми людьми.

Именно они, «упадочные люди», а не сильные личности, нуждаются во взаимопомощи, сострадании, милосердии, любви со стороны окружающих, человечности. Без этого они просто бы не сумели выжить и тем более навязать свое господство и отомстить за себя и за свою врожденную ущербность и неполноценность. Высшим же людям такого рода моральные ценности не только не нужны, но и вредны, ибо обессиливают их души. Они поэтому разделяют ценности противоположного характера, которые связаны с утверждением инстинкта воли к жизни и власти.

В книге «По ту сторону добра и зла» Ницше пишет, что «всюду, где только появляется на земле религиозный невроз, мы встречаем его в связи с тремя опасными диетическими предписаниями: одиночество, пост и половое воздержание».

Можно вспомнить также известное положение Ницше, вызывающее много споров: «Падающего - толкни». Какой смысл вкладывает философ в этот сам по себе неприглядный тезис? Ницше, прежде всего, имеет в виду критику христианства в связи с тем, что христианство называют религией сострадания, а в Библии сострадание возведено в ранг первой добродетели. Сострадание же, считает Ницше, «есть расточительность чувства, вредный для морального здоровья паразит. Оно патологично. Это – зараза», сострадание уменьшает энергию жизненного чувства, разносит «заразу страдания» - оно воздействует угнетающе.

Сострадая кому-то, человек сам слабеет. Сострадание во много крат увеличивает

потери силы, страдания же и без того дорого обходятся. Ницше считает, что сострадание парализует закон развития – закон селекции, когда слабые и больные должны умереть, чтобы дать дорогу сильным и здоровым; сострадание поддерживает жизнь в том, что созрело для гибели. Поэтому: «Пусть гибнут слабые и уродливые – первая заповедь нашего человеколюбия. Надо еще помогать им гибнуть. Что вреднее любого порока? – сострадать слабым и калекам – христианство»

Любая религия появилась из страха и нужды, когда люди не знали ничего о природе и ее законах, все было проявлением мистических сил, которых можно было умиротворить путем молитв и жертвоприношений. Ницше пишет, что христианство ни в одной точке не соприкасается с действительностью, в религии присутствуют сплошь выдуманные понятия: Бог, душа, дух, грех, кара, искупление, благодать, страшный суд, вечная жизнь.

Христианство противопоставляет духовное (чистое) и природное (грязное). И, как пишет Ницше, «этим все объясняется». У кого есть причины ненавидеть природное, реальное? -–У того, кто от этой реальности страдает. А страдают от действительности слабые и больные, которых сострадание поддерживает «на плаву».

Церковь же возводит в ранг святых больных или безумцев, а «высшие» состояния души, религиозный экстаз напоминают Ницше эпилептоидные состояния.

 

Христианство возникло, чтобы облегчить жизнь человека, но теперь оно должно сначала отяготить их жизнь сознанием греховности, чтобы потом иметь возможность облегчить их. Церковь устроила все так, что без нее теперь ни шагу: все естественные события (рождение, свадьба, смерть) теперь требуют присутствия жреца, который бы «освятил» событие. Христианство проповедует греховность и презренность человека вообще, так что уже невозможно презирать других людей. Путем выдвижения чрезмерных требований, сравнения человека с совершенным Богом церковь заставляет человека чувствовать себя греховным, дурным, ему становятся нужны сверхъестественные силы, чтобы снять это бремя, чтобы «спастись» от «греховности», но когда отпадает представление о Боге, то отпадает и чувство «греха» как нарушения божественных предписаний.

Инстинктивная ненависть к реальности, неприятие антипатии, вражды, как следствие болезненности, ведут только к тому, что человеку не хочется сопротивляться, не хочется бороться с этой действительностью – и появляется христианство, религия любви, то есть несопротивления и покорности. «Не противиться, не гневаться, не призывать к ответу. И злу не противиться – любить его».

Религия является для общества тормозящим, мешающим, негативным фактором. Религия служит массам, это оружие черни и рабов. В христианстве находит свое выражение ненависть черни, рядового человека к благородным. Бог, святость, любовь к ближнему, сострадание – предрассудки, выдуманные теми, чья жизнь пуста и монотонна. Вера в Бога не возвышает и не одухотворяет человека, а, напротив, сковывает его и лишает свободы. Свободному человеку Бог не нужен, ибо он сам для себя высшая ценность.

«Христианство – это восстание пресмыкающихся по земле против всего, что стоит и высится: евангелие «низких» принижает», «Христианство вело борьбу не на жизнь, а на смерть с высшим типом человека, оно предало анафеме все основные его инстинкты и извлекло из них зло. Христианство принимало сторону всего слабого, низкого, уродливого; свой идеал оно составило по противоположности инстинктам сохранения жизни, жизни в силе».

У Ницше вопрос веры связан с проблемой морали, ценностей и поведения человека. Смысл и цель, с которой Ницше объявил войну христианству, - это упразднение морали. Смерть Бога открывает человеку возможность творческой свободы для создания новых ценностных миров.В гибели заложено возрождение. На место духовных ценностей, связанных с идеей Бога, Ницше ставит диаметрально противоположные ценности, вытекающие из потребностей и целей реальной жизни сверхчеловека.

Приход сверхчеловека обусловлен процессом становления человека, отвержением бытия Бога и связанных с ним моральных и религиозных ценностей. Отсюда в философии Ницше вытекает тотальный нигилизм и переоценка всех ценностей. Цель бытия человека Ницше видит в создании того, что выше человека, а именно в создании сверхчеловека, который должен превосходить человека в той же степени, в какой последний превосходит обезьяну.

Взятый сам по себе, человек в силу своего несовершенства не может быть целью для самого себя. В цепи развития живого мира он представляет собой мост между животными и сверхчеловеком, и поэтому содержанием его жизни является переход и гибель, то есть не результат, а процесс становления, человек должен принести себя в жертву земле, чтобы она стала землей сверхчеловека.

 

Раскрывая содержание христианской морали, Ницше отмечает, что это мораль альтруизма, добра, любви к ближнему, сострадания и гуманизма. Поскольку она является стадной моралью, не выражающей в себе естественные жизненные инстинкты отдельно взятого человека, постольку ее утверждение и поддержание в жизни людей возможно лишь только посредством принуждения. Христианская мораль – это долг, которому все должны беспрекословно подчиняться.

Чтобы такое подчинение осуществилось и понадобилась идея Бога, как высшего нравственного идеала, авторитета и судьи, который не только предписывает нравственные нормы, но и неустанно и скрупулезно следит за их исполнением: наказывает грешников (пытками в аду) и поощряет праведников (безмятежной жизнью в рае). Страх перед божьим наказанием является основным мотивом морального поведения людей.

Одним из исходных и ключевых постулатов анализа особенностей христианской морали у Ницше является тезис о наличии среди людей прирожденных рангов, то есть о том, что люди не равны. По его мнению, в зависимости от имеющейся у индивидов с рождения степени мощи и полноты воли к власти, а также наличия у них физиологического превосходства люди делятся на две породы (расы) – низшую (к которой относится подавляющее большинство людей) и высшую (незначительное меньшинство). Сама природа выделяет сильных духом, мускулами и посредственных людей, которых намного больше.

В этой связи в морали не может иметь силы положение «что справедливо для одного, то справедливо и для другого». Так, если один признает справедливыми такие моральные требования как «не убий», «не кради», то другой может их оценить как несправедливые. Поэтому в обществе должно быть столько моралей, сколько имеется среди людей рангов (слоев).

Согласно Ницше, «есть мораль господ и мораль рабов». При этом в жизни тех и других возникают и утверждаются диаметрально противоположные моральные ценности. Христианская мораль является недоразумением в силу, прежде всего того, то она призвана победить страсти и инстинкты с целью исправить человека и сделать его лучше на основе требований разума. Однако, согласно Ницше, подъем добродетельности несовместим с одновременным ростом ума и понимания, а источник счастья заключается вовсе не в разуме, а в жизненных инстинктах.

Поэтому отказываться в морали от страстей и инстинктов – значит подрывать корень человеческой жизни и тем самым придавать морали противоестественное состояние. По мнению Ницше, всякая мораль отрицает жизнь, ибо направлена на борьбу с инстинктами и влечениями человека. Христианские моралисты пытались всеми силами заглушить, искоренить, вырвать вон и тем самым очистить человеческую душу от скверны. Основанием для этого служил тот факт, что страсти часто оказываются источником больших бед. К тому же, будучи связаны со стремлением людей к мимолетным удовольствиям и наслаждениям, они представлялись как проявление животного начала в человеке, поэтому оценивались в качестве ненормальных и опасных явлений.

Когда индивид оказывается в подчинении у своих страстей, он утрачивает способность разумного контроля за своим поведением и тем самым, пусть временно, перестает быть мыслящим существом. Но в жизни человека только то правильно и нормально, что направляется разумом. Отсюда делался вывод, что человек не может быть «хорошим», пока не освободится от своих дурных и предосудительных страстей.

Христианская мораль как инстинкт стада, как своеобразная иллюзия рода является определенной тиранией и гнетом по отношению к отдельно взятой личности, особенно и, прежде всего, высшей. Принуждая к выполнению нравственного долга, она лишает человека свободы, независимости, самостоятельности, активности, творчества и заставляет его жертвовать собой для будущего. Быть моральным – значит оказывать послушание и повиновение издревле установленному закону или обычаю. Личность тем самым попадает в зависимость от нравственных традиций. В этой связи оказывается, что уважения в ней достойно лишь то, в какой мере она способна повиноваться.

Мораль долга требует от индивида постоянно держать себя в руках, то есть неукоснительно руководствоваться и подчиняться ее раз и навсегда установленным правилам, что при наличии неизбежных проявлений присущих ему естественных побуждений и склонностей не может не порождать раздражительность и внутреннее напряжение. Выполняя одинаковые для всех нормы нравственности, человек оказывается в своем поведении запрограммированным на определенный стандарт и образ действия, что уничтожает его индивидуальность, ибо не позволяет ему проявить себя.

Долг заставляет человека работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия, то есть автоматически. Это ведет к обеднению личности, к ее самоотказу и отрицанию ее уникальности. Попадая в сферу морали индивид обрекается, кроме того, на постоянное болезненное недовольство собой, поскольку не в силах достичь предписываемых ему нравственных идеалов и целей. Человек перестает принадлежать себе и стремиться к достижению своих интересов, в которых как раз и выражается воля его жизненных инстинктов. Тем самым человек начинает выбирать и предпочитать не то, что ему нужно, а то, что ему вредно.

Ограничивающий свободу личности моральный долг посредством воспитания внедряется в духовный мир человека в виде совести, представляющей собой сознание вины и в то же время своеобразный внутренний трибунал, который постоянно заставляет индивида находиться в подчинении у общества. Совесть – это общественный долг, то есть стадный инстинкт, ставший внутренним убеждением и мотивом поведения личности. Она осуждает поступок потому, что он долгое время был осуждаем в обществе.

Отвергая христианскую мораль, основным понятием которой является понятие вины, Ницше не мог не отвергать и совесть как сознание вины. Для Ницше совесть предстает в качестве чисто негативного феномена, недостойного какого - либо уважения. Ницше призывал «ампутировать» совесть, которая в его понимании является только сознанием вины, ответственности, долженствования, некоего суда.

На место христианской морали Ницше предлагал мораль эгоизма, когда поведение отдельно взятого человека предельно раскрепощается. Эгоизм – это способ жизни человека за счет других. Для эгоиста другие имеют значение только как средства. Целью же является он сам, всегда и при любых обстоятельствах. Эгоизм выступает главным пунктом в искусстве самосохранения личности и ее становления самой собой. Только в морали эгоизма личность приобретает сознание своей бесконечной ценности.

Согласно Ницше, право на эгоизм должны иметь не все, а только высшие люди, с жизнью которых якобы связано развитие человеческого рода. Незнатные, слабые и посредственные люди не имеют права на эгоизм, поскольку он ориентировал бы их на самоутверждение и отнимание места под солнцем у высших людей. Поэтому «слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно еще помочь в этом».

Христианство навязывает жизни воображаемый смысл, препятствуя тем самым выявлению смысла истинного и заменяя реальные цели идеальными. В мире же, в котором «Бог мертв» и не существует более моральной тирании, человек остается одиноким и свободным. Но одновременно он становится и ответственным за все существующее, ибо разум находит полное освобождение, лишь руководствуясь осознанным выбором, лишь взваливая на себя определенные обязательства. И если необходимости невозможно избежать, то истинная свобода и заключается в ее полном принятии. Принять мир земной и не тешить себя иллюзиями о мире потустороннем – это означает господствовать над всем земным.

Ницше потому и отвергал христианство, что оно отрицает свободу духа, самостоятельность и ответственность человека, превращает несвободу в идеал, а смирение – в добродетель.

«Смерть Бога»

Источником большинства недоразумений, по-видимому, служит то, что мы стремимся увидеть в словах о смерти Бога личную позицию Ницше, и забываем напутствие Хайдеггера: "необходимо читать Ницше, непрестанно вопрошая историю Запада".

В таком "историческом" ракурсе тезис "Бог мертв" оказывается уже не точкой зрения мыслителя в вопросе религии, а попыткой указать на некое пороговое состояние, на некий переломный момент в судьбах Запада.

Слова "Бог мертв", "оказываются здесь лишь диагнозом и прогнозом", "стрелкой сейсмографа, фиксирующей глубинную ситуацию эпохи". Если всё же попытаться дать какое-то название позиции Ницше, то его следовало бы, по-видимому, назвать "без-божником": чутким ухом уловив основную мелодию своей эпохи, он попытался "вблизи увидеть роковое, больше того, пережить его на себе", осуществить акт "самоидентификации, добровольного усвоения болезни".

Однако, если Ницше выражает не своё личное мнение, а говорит от имени некой исторической реальности, и его слова должны затрагивать всю европейскую культуру, то почему же и в наше время многие остаются верующими, многие в своей жизни продолжают уповать на христианского Бога? Может, пророчество Ницше оказалось ложным, может, не было никакого переломного момента?

На подобные возражения можно ответить указанием на то, что "событие" смерти Бога имеет совсем иные масштабы, чем просто одно-два столетия: с одной стороны, "слова Ницше нарекают судьбу Запада в течении двух тысячелетий его истории", и, с другой, стороны "само событие слишком ещё велико, слишком недоступно восприятию большинства, чтобы и сами слухи о нём можно было считать дошедшими - не говоря о том, сколь не многие ведают ещё, что, собственно, тут произошло…".

Иными словами, мы принадлежим лишь только к началу эпохи, пронизанной и определяемой этим "событием". "Не исключено, что в этого Бога ещё долго будут верить и считать его мир "действительным", "действенным" и "определяющим". Это похоже на то явление, когда свет тысячелетиями назад погасшей звезды ещё виден, но при всем своём свечении оказывается чистой "видимостью"".

И все же, отныне история Запада будет определяться, по мнению Ницше, медленным, но неуклонным движением по пути всё более и более ясного осознания смерти Бога. Возможно, что такие явления двадцатого века, как кризис христианства и тотальная утрата веры это всего лишь первые симптомы этого осознания.

К тому же идея смерти Бога Ницше не сводится просто к кризису религии. В первую очередь, столь фундаментальное событие, как смерть Бога, должно затронуть наиболее универсальное из мировоззренческих учений - метафизику. Если вспомнить, что христианство Ницше рассматривал как "платонизм для народа", а ""Бог" здесь одновременно служит ведущим представлением для "сверхчувственного" вообще и его различных истолкований, для "идеалов" и "норм", для "принципов " и "правил", для "целей" и "ценностей", которые учреждены "над" сущим, чтобы придать сущему в целом цель, порядок и - как вкратце говорят - "смысл"", то смерть Бога оказывается неразрывно связанной с крушением бинарной диспозиции потустороннего и посюстороннего, материального и идеального, созданной Платоном и на протяжении тысячелетий фундировавшей, определявшей и довлевшей над мышлением западного человека.

То, что для Ницше слова "Бог мертв" означают, помимо всего прочего, так же и высвобождение наших представлений о сущем из-под гнёта метафизического учения Платона, доказывает постоянное присутствие тематики "помрачения и солнечного затмения" во всех фрагментах, посвященных этому событию. Так, например, в одном из самых известных - "Безумный человек" автор вопрошает устами провозвестника смерти Бога: "Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца?".

Если вспомнить притчу Платона, где Солнце выступало метафорой для сферы сверхчувственного, идеального - сферы, образовывавшей и ограничивавшей "горизонт" мышления западного человека лишь внутри "света", которого сущее могло быть доступно взору, таким, каким оно "выглядит", то есть таким, каков его "вид" (идея), - то смерть Бога, действительно, предстаёт, как "стирание краски со всего горизонта", ибо отныне "сфера сверхчувственного уже не стоит над головами людей как задающий меру свет".

Одновременно с этим смерть Бога выступает для Ницше открытием нового горизонта - "горизонта бесконечного", как самая широкая открытость, какую мы только можем пережить. "Мир ещё раз стал для нас бесконечным", ибо исчезает замыкавшая и ограничивавшая его сфера сверхчувственного, ибо становление и многообразие высвобождаются из-под владычества "Единого" и "Бытия", смерть Бога делает невозможной стратегию сведения всего мирового разнообразия к единому верховному принципу и открывает всю разнородность и плюрализм Вселенной. "Бытие и Единое не просто теряют свой смысл, они приобретают иной смысл, новый. Ибо отныне Единым зовется многообразие как таковое (осколки и части), становление зовётся Бытием утверждается единство многообразия, Бытие становления".

Мир ещё раз стал для нас бесконечным так же потому, что отныне он предстаёт пред нами как царство случая и случайности, как "божественный стол для божественных игральных костей", вмещающий в себя бесконечное разнообразие возможностей.

Со смертью Божественного Логоса, сотворившего мироздание "по своему образу и подобию", неизбежно терпит крах ещё один фундаментальный для метафизики и европейской культуры постулат, провозглашающий тождество Бытия и мышления. "Обезбоженная" Вселенная, освобожденная от диктата подчинения цели, от "вечного паука-разума и паутины его", выступает во всей свой чуждости "Истине", "логичности", "упорядоченности", каким бы то ни было универсальным причинно-следственным закономерностям, во всей свой "извечной хаотичности".

Бытие представляет собой отныне бесконечное разнообразие саморазвивающихся частиц и осколков, имеющих свои уникальные пути, не сводимые к единой линейной истории и незамкнутые "высшим и единственным Пределом".

Но, в первую очередь, "мир ещё раз стал для нас бесконечным, поскольку мы не в силах отмести возможности того, что он заключает в себе бесконечные интерпретации": смерть Бога означает утрату веры в саму возможность построения единой и систематичной концептуальной модели мира, радикальный отказ от претензии на всеобъемлющее описание и объяснение, ибо исчез источник универсальной генерализирующей интерпретации Универсума. Открывается возможность бесконечного разнообразия толкований бытия с самых различных точек зрения и позиций, одинаково правомерных и не сводимых к одной.

Радикальное изменение наших представлений о мире после смерти Бога предполагает трансформацию методов и идеалов его познания. Многообразие и становление требуют не поисков "Абсолютной Истины", а истолкования и оценки: истолкования всегда закрепляющего лишь частичный и фрагментарный "смысл" за неким явлением и оценки определяющей иерархическую "ценность" смыслов, не умаляя и не упраздняя при этом их разнообразия.

Отказ от идеи "взгляда со стороны Бога", то есть от "опыта сверх-исторического наблюдения, от взгляда-над-или-поверх, от взгляда, который невозмутимо возносится и парит над Прошлым", предполагает отказ от определяемого ею идеала "незаинтересованного созерцания", нейтрального взгляда в котором "должны быть парализованы, должны отсутствовать активные и интерпретирующие силы, только и делающие зрение".

Взамен старой теории познания Ницше предлагает свою концепцию "перспективизма": каждая потребность, влечение, каждое "за" и "против" является новой перспективой, новой точкой зрения, и чем большему количеству аффектов предоставим мы слово в обсуждении какого-либо предмета, тем более полным окажется наше представление о нем, наша объективность. Место абсолютного, парящего - над, незаинтересованного, безмятежного "глаза без взгляда" занимает взгляд, как подвижный центр пластических сил, интерпретирующих бытие, для которого основным элементом различения является воля к власти.

Смерть Бога, как абсолютного субъекта и абсолютного разума, на идею которого ранее опирался и, в сущности, дублировал его свойства конечный субъект, должна привести к тому, что в человеке, с одной стороны преодолевается его раздвоенность на "тело" и "душу", "материальное" и "духовное", но при этом, с другой стороны, происходит расщепление индивидуального "Я" - то, что будет позже названо в постмодерниской философии "смертью субъекта".

В ситуации смерти Бога становится невозможной многовековая стратегия подавления в человеке одних его свойств ("телесного", "природного"), рассмотрения их как "не истинно человеческих", за счет вынесения других в сферу внеприродного Бытия. "Иное" в человеке - "Само", бессознательное - вырывается из-под господства человеческого разума.

После смерти Бога становится очевидной вся зависимость "Я" от этой сферы, и тем самым выявляется его многомерность, разрушается миф о его монолитности. Вместе с христианством должна исчезнуть также "роковая атомистика, которой успешнее всего и дольше всего учило христианство, атомистика душ", душа должна отныне рассматриваться как "множественность субъекта" и "общественный строй аффектов и инстинктов".

Но смерть Бога означает не только "смерть субъекта", должен "умереть" и сам человек. Если перестаёт существовать нормативный и идеальный образец человека, исчезает идея его вечной и неизменной природы, то человек оказывается подвластным эволюции, может быть рассмотрен как "то, что должно превзойти".

" Ницше достиг той точки, где человек и Бог сопринадлежат друг другу, где смерть Бога - синоним исчезновения человека и где обещанное пришествие сверхчеловека означает с самого начала и, прежде всего неминуемость смерти человека."

Основные причины и последствия события "смерти Бога" в контексте европейской культуры

Мировая история, по мнению Ницше, представляет собой извечный дуализм, антагонизм и противоборство двух типов сил - "активного" и… "Господин" устанавливает и созидает ценности, "раб" же… "Мораль господ" создаётся как утверждение и благодарный гимн жизни, жизни в её многообразии. "Мораль…

Человек должен осознать истинный источник ценностей - собственную волю к власти, отвергнуть и разрушить само "место" прежних ценностей - "верх", "высоту", "запредельность" - и создать новые жизнеутверждающие, возвеличивающие человека: "наверное, человек оттуда и начнет подниматься всё выше и выше, где он перестанет изливаться в Бога".

Таким образом, «Философия Фридриха Ницше – это уникальный и всей жизнью осуществленный эксперимент саморазрушения «твари» в человеке для самосозидания в нем «творца», названного «сверхчеловеком».