Курс лекций Вводная лекция

 

Белорусский государственный университет

Исторический факультет

 

 

М.Ф.Шумейко

 

 

АРХЕОГРАФИЯ

 

Курс лекций

 

 

Минск

 

 

Вводная лекция...................................................................................................................................... 4

Обзор источников и литературы...................................................................................................... 6

Раздел 1. Теоретические проблемы археографии....................................................................... 43

Лекция 1. Археография как наука и практическая деятельность по публикации исторических источников и ее взаимодействие со смежными историческими дисциплинами..................... 43

Лекция 2 Археографическая публикация и ее место среди других публикаций документов 62

Лекция 3 Источниковедческая критика в археографии как непременное условие подготовки документальных публикаций......................................................................................................... 76

Лекция 4 Проблема выбора объекта публикации в археографии............................................ 80

Лекция 5. Нормативно-методическая база археографии........................................................ 89

Раздел 2. История белорусской археографии................................................................................ 109

Лекция 1. Зарождение полевой, камеральной и эдиционной археографии в белорусских и литовских губерниях. “Белорусский архив древних грамот”..................................................................... 109

Лекция 2. Роль Петербургской археографической комиссии, Общества истории и древностей российских при Московском университете и других учреждений России в становлении белорусской археографии. Губернские статистические комитеты и их вклад в развитие практической археографии. 120

Лекция 3. Виленский и Витебский центральные архивы древних актовых книг и их роль в публикации исторических источников.............................................................................................................. 127

Лекция 4. Создание и деятельность Виленской археографической комиссии (1864—1915 гг.) 137

Лекция 5. Полевая, камеральная и эдиционная археография в деятельности управления Виленского учебного округа, Виленской публичной библиотеки, Северо-Западного отдела Русского географического общества, церковных, статистических комитетов, частных лиц............................................ 146

Лекция 6. Организация археографической работы в Беларуси в первой четверти ХХ в.. 155

Лекция7. .Создание Историко-археологической (Археографической) комиссии Инбелкульта. Первый съезд исследователей белорусской археологии и археографии............................................... 162

Лекция 8.. Инбелкультовские археографические издания . Археографическая деятельность В.У.Ластовского.............................................................................................................................. 166

Лекция 9. Археографическая деятельность Истпарта—Института истории партии............ 177

Лекция 10. Археографическая деятельность архивных органов и учреждений Беларуси в 1920-1940-е гг............................................................................................................................................................ 187

Лекция 11. Документальные публикации Института истории Белорусской академии наук в 1930—1940-е гг........................................................................................................................................................ 192

Лекция 12. Белорусские документальные публикации в годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие (1941—1956 гг.)................................................................................ 197

Лекция 13. Роль Археографической комиссии, Института истории и др. научных учреждений СССР в развитии белорусской археографии в 1950-80-е гг.................................................................... 211

Лекция 14. Развитие практической археографии в Беларуси в конце 1950—80-х гг........... 222

Лекция 15. Роль архивных, научных и других учреждений Беларуси в формировании археографической базы, развитии теории и методики археографии в 1990-е гг.................................................... 246

Раздел 3. Методика публикации документов как исторических источников....................... 265

Лекция 1. Методика публикации документов как исторических источников. Типология документальных изданий............................................................................................................................................. 265

Лекция 2. Выявление и отбор документов для публикации.................................................... 273

Лекция 3. Выбор текста документов........................................................................................... 280

Лекция 4. Передача текста документов....................................................................................... 288

Лекция 5. Сокращенная передача текста и содержания документов..................................... 312

Лекция 6. Археографическое оформление документов............................................................. 318

Лекция 7. Научно-справочный аппарат к документальным изданиям................................. 343

 

 

Вводная лекция

 

 

Вероятно, не ошибемся, если скажем, что ни одна специальная историческая дисциплина, тесно взаимодействующая с исторической наукой и оказывающая влияние на ее развитие, не вызывала в прошлом столько споров и дискуссий, как археография. Причину этого, на наш взгляд, следует искать, с одной стороны, в сфере терминологических дефиниций, а с другой—в той интегрирующей роли, которую археография играет не только среди гуманитарных , но и технических, естественных наук. Прошедшая в 1970-е годы на страницах журнала “Советские архивы” дискуссия о предмете, задачах археографии, хотя и закончившаяся фактически безрезультатно, выявила, тем не менее, различные, порой взаимоисключающие точки зрения относительно роли и места этой дисциплины в процессе исторического познания .

Обращаясь к истории белорусской археографии, нельзя не заметить, что в течение своего почти двухвекового существования преимущественно развивалась ее практическая сфера: в Х1Х—начале ХХ вв. в рамках российской археографии, а в последующий период—общесоюзной. Была создана огромная археографическая база, ставшая основой для проведения исторических исследований по различным периодам отечественной истории, база, которой до сих пор пользуются историки Республики (И это при всех ее очевидных недостатках, в большинстве своем обусловленных вненаучным влиянием, оказываемым на белорусских археографов).

Процесс приращения археографической базы продолжается и в настоящее время, несмотря на возникшие в последнее десятилетие сложности финансового характера. Все это очевидно, как очевидно и то, что изучение истории археографической мысли, истории археографической деятельности в Беларуси и даже кодификация приемов и методов научной публикации документов белорусского происхождения до сих пор находятся в “полуэмбриональном” состоянии. С учетом данного обстоятельства целью настоящего курса является, с одной стороны, познакомить слушателей с некоторыми, наиболее “трудными” вопросами, существующими в теории археографии, с другой-- дать представление об истории белорусской археографии, включая анализ ее организационных составляющих, деятельности конкретных личностей, внесших вклад в расширение археографической базы, и, наконец, с третьей, помочь студентам, будущим историкам и историкам-архивистам овладеть приемами и методами публикации документов как исторических источников.

Исходя из цели курса разработана и его структура, составившаяся из трех разделов, которым предшествует обзор источников и литературы по различным аспектам археографии. В лекциях раздела “Теоретические проблемы археографии” анализируются (преимущественно в историографическом аспекте) терминологические проблемы, существующие в археографии, исследуется взаимодействие археографии со смежными специальными историческими дисциплинами (особое внимание здесь уделяется самым тесным связям археографии с источниковедением), обосновывается понятие археографической публикации и ее отличие от прочих публикаций документов. В лекции , посвященной проблеме выбора объекта публикации в археографии, на примере конкретных документальных изданий, когда-либо появлявшихся в Беларуси, а также с учетом делопроизводственных документов, отложившихся в фондах научных, архивных и иных учреждений и организаций, занимавшихся подготовкой документальных публикаций, показывается, насколько сильным, а порой решающим, было и остается вненаучное влияние (политическое, идеологическое, межконфессиональное и пр.), оказываемое на археографов при отборе ими документов, предполагаемых к опубликованию. В этот же раздел включена и лекция о нормативно-методической базе археографии, хотя она в одинаковой мере “вписывается” в контекст и двух последующих разделов. Однако нам представляется более логичным связать историю складывания и кодификации приемов и методов публикации документов как исторических источников с теоретическими проблемами, поскольку именно во всевозможных “Правилах”, “Инструкциях”, “Методических рекомендациях” наиболее ярко проявляется уровень состояния и развития археографической мысли в тот или иной период.

Во втором разделе рассматривается почти двухвековая история белорусской археографии, ведущей свою родословную с “Белорусского архива древних грамот”. Здесь в хронологической последовательности излагаются организация и итоги археографической деятельности в белорусских и частично литовских губерниях в Х1Х—нач. ХХ вв. Учитывая наличие специальной работы Н.Н.Улащика “Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода”, в которой дан обстоятельный количественный и качественный анализ появившихся в это время документальных изданий, мы сосредоточили преимущественное внимание на вопросах организации археографической деятельности, методике публикации документов, вкладе конкретных личностей в приращение археографической базы.

Зарождение и развитие в этот период полевой, камеральной и эдиционной археографии нельзя, на наш взгляд, связывать только с необходимостью решения власть предержавшими задач сугубо политически-идеологического характера (хотя, безусловно, последние вольно или невольно стимулировали их).Это следует рассматривать и в контексте потребностей бурно развивавшейся в данное время исторической науки и особенно в связи с деятельностью центральных исторических архивов, появившихся в середине Х1Х в., а также работой губернских статистических комитетов, церковных историко-археологических комитетов, архивных комиссий и т.п. Отсюда—значительное внимание в курсе истории создания и анализу деятельности данных учреждений и организаций.

С образованием белорусской советской государственности начинается новый этап в истории белорусской археографии. Ее национальный характер особенно проявляется в деятельности Археографической комиссии Института белорусской культуры (Академии наук).Наряду с занятиями эдиционной археографией сотрудники комиссии совместно с представителями архивной службы республики в 1920-е гг. успешно решают ряд вопросов реституции белорусских архивов, создавая таким образом потенциальную базу для будущих археографических публикаций; инициируют проведение Первого съезда исследователей белорусской археологии и археографии, на котором так же, как и на состоявшейся несколько раньше архивной конференции обсуждаются вопросы научного характера по проблемам археографии. Начавшиеся в конце 1920-х—1930-е гг. в республике политические репрессии не дали развиться национальной археографической школе, свели к минимуму работу по публикации исторических источников.

Значительные утраты понесла археографическая база республики в годы Великой Отечественной войны. В течение первого послевоенного десятилетия идет процесс упорядочения сохранившейся ее части, появляются некоторые документальные публикации по новейшей истории.

Начиная со второй пол. 1950-х гг. в республике идет процесс кооперации деятельности архивных и научных учреждений в сфере практической археографии. Благодаря ей эдиционная археография в 1970--80-е гг. достигает своеобразного пика и затем, в 1990-е гг., идет на убыль. Мы пытаемся проанализировать причины этого явления.

Третий раздел курса “Методика публикации документов как исторических источников” носит преимущественно практический характер, Однако, его не следует рассматривать как своеобразный вариант “Правил издания исторических документов”. Здесь, основываясь на отечественных археографических публикациях, а также собственном опыте подготовки документальных изданий, мы обобщаем некоторые наблюдения относительно типологии документальных изданий, выявления, отбора документов для публикации, выбора и передачи текстов публикуемых документов, их археографического оформления, состава и объема научно-справочного аппарата применительно к различным типам, видам и формам документальных публикаций и пр.

В заключение отметим, что основные положения данного курса были апробированы нами на научных и научно-практических конференциях международного, республиканского и регионального уровней; отдельные лекции в форме научных статей полностью или частично публиковались в отечественных и зарубежных изданиях. И конечно же, главная апробация курса состоялась в аудиториях исторического факультета Белгосуниверситета. Здесь он читается студентам 3 и 4 курсов отделения архивоведения.

 

Обзор источников и литературы

Все источники по нашему курсу целесообразно сгруппировать в следующие разделы: документы законодательного и нормативного характера, свидетельствующие о теоретических и методических проблемах археографии, а также об истории создания и основных направлениях работы архивно-археографических учреждений Беларуси в Х1Х-ХХ вв; делопроизводственные материалы, образовавшиеся в деятельности этих учреждений и освещающие вопросы истории и методики публикации исторических источников; собственно документальные издания, предпринятые в разное время, разными учреждениями и отдельными лицами; документы личного происхождения, отложившиеся в личных архивных фондах известных белорусских, российских, польских, украинских историков, архивистов, археографов.

Данная классификация не претендует на универсальный характер, однако, в ней, как нам представляется, учтены наиболее существенные источники, позволяющие комплексно и в динамике исследовать исторические и теоретико-методические аспекты применительно к археографии.

Несмотря на то, что говорить об археографии как науке или научной дисциплине можно, лишь начиная с конца ХУ111—первой четверти Х1Х вв., представляется, тем не менее, целесообразным, включить в обзор источников первого раздела и ряд документов “доархеографического” периода, возникших в ХУ1—ХУ11 вв. и свидетельствующих о состоянии в то время потенциальной археографической базы (под последней мы вслед за профессором Московского историко-архивного института А.Д.Степанским подразумеваем совокупность археографически опубликованных документов ). Важнейшими среди них являются статьи “О книгах земских и замковых…” 4-го раздела Статутов Великого княжества Литовского редакций 1566 и 1588 гг. , статьи “О метриках Великого княжества Литовского”, “Хранение книг земских и гродских” Конституции Великого княжества Литовского 1607 г. и др. Эти источники дают также представление об архивном деле в Великом княжестве Литовском, уровень организации которого сыграл впоследствии крайне позитивную роль в становлении и развитии практической археографии не только в Беларуси, но и у ее ближайших соседей—в России, Польше, Украине, Литве.

Существенную группу источников составляют документы высших органов власти и органов управления Российской империи (Государственного совета, Святейшего синода, министерств внутренних дел, народного просвещения и др.), регламентирующие создание и раскрывающие основные направления деятельности Виленского и Витебского центральных архивов древних актовых книг, Виленской археографической, Витебской ученой архивной комиссий, церковных историко-археологических комитетов и др. Разбросанные по многим томам Свода законов Российской империи, эти документы по инициативе особой комиссии Русского исторического общества и в соответствии с решением первого съезда представителей губернских ученых архивных комиссий (С-Петербург, 6—8 мая 1914 г.), были сведены в двухтомный сборник .

В законодательных и нормативных актах ЦИК БССР, СНК БССР, Верховного Совета и Совета Министров республики, принятых в 1920-60-е гг., нашли отражение вопросы конкретного участия архивных органов и архивных учреждений Беларуси в публикаторской деятельности, а также в разработке всевозможных методических рекомендаций в сфере эдиционной археографии. Так, в Положении о ЦАУ БССР и его органах, утвержденном 8 декабря 1927 г. ЦИК БССР и СНК БССР, было зафиксировано, что одной из обязанностей Архивного управления является “издание справочников-указателей по архивам, архивных материалов, книг и брошюр по архивному вопросу” . Эта же позиция была подтверждена и в аналогичном документе, принятом высшим законодательным органом республики 15 октября 1930 г. . О необходимости сотрудничества архивных и научных учреждений при подготовке научных изданий документов шла речь в постановлении Президиума ЦИК БССР “По докладу Центрархива БССР о деятельности”, принятом 25 марта 1931 г. .

Важнейшим документом, сыгравшим позитивную роль в деле возобновления свернутой в 1930-е гг. в республике практической археографии, стало совместное постановление ЦК КПБ и СМ БССР “О мерах по упорядочению режима хранения и лучшему использованию архивных материалов министерств и ведомств”, принятое 31 марта 1956 г. Его 4-й и 5-й пункты содержали конкретные указания всем заинтересованным научным , архивным, культурно-просветительским учреждениям, вузам в трехмесячный срок разработать перспективные планы подготовки и издания сборников документов, обратив при этом особое внимание на источники советского периода.

В утвержденном Советом Министров республики 3 марта 1962 г. Положении об Архивном управлении при Совете Министров БССР одной из основных задач управления определялось изучение, обобщение и распространение передового опыта работы архивных учреждений в области археографии, планирование и координация издательской деятельности. С этой целью при управлении создавался научный совет . Для осуществления практической работы по подготовке документальных сборников в структуре управления в соответствии с постановлением Совета Министров БССР от 29 июня 1965 г. учреждался научно-издательский отдел .

Среди правительственных решений, принятых в 1990-е гг. и призванных активизировать как практическую работу по изданию документальных источников в республике, так и разработку теоретико-методических основ археографии, отметим распоряжения Совета Министров Республики Беларусь от 11 декабря 1991 г. о создании Белорусского научно-исследовательского центра документоведения и ретроинформации ; от 25 января 1994 г.—о переименовании Центра и создании в нем на общественных началах Белорусской археографической комиссии и др. .

Основополагающим документом в области архивного дела и археографии является первый в истории республики Закон “О Национальном архивном фонде и архивах в Республике Беларусь”, принятый 6 октября 1994 г.(изменения и дополнения к Закону приняты 6 января 1999 г.). Его 27-я статья определяет основные направления деятельности архивных учреждений по использованию документов Национального архивного фонда республики путем их публикации в средствах массовой информации, издания для изучения и использования .

И, наконец, исследователь истории белорусской археографии конца 1990-х гг. не может обойти своим вниманием принятое 28 октября 1999 г. постановление коллегии Госкомархива республики “Об Археографической комиссии Государственного комитета по архивам и делопроизводству Республики Беларусь” , утвержденное 27 января 2000 г. Положение об Археографической комиссии и др. Их появление следует рассматривать как реализацию ведущихся еще с 1950-х гг. среди архивистов и историков республики разговоров о полезности и целесообразности иметь координационный и научно-методический центр в области археографии.

Документы второго раздела сосредоточены в основном в фондах учреждений архивно-археографического профиля, как ранее действовавших, так и ныне существующих в Беларуси, Литве, а также в России, Украине. Это—фонды Виленского и Витебского центральных архивов древних актовых книг, Виленской археографической комиссии , Витебской ученой архивной комиссии, Института белорусской культуры, Главархива Беларуси, Истпарта ЦК КП(б)Б, Института истории партии при ЦК КПБ, Института истории Национальной Академии наук Беларуси, Белорусского НИИ документоведения и архивного дела и др.

Важнейшими документами данных фондов представляются протоколы заседаний комиссий, советов, коллегий, отделов, зафиксировавшие обсуждения как конкретных документальных изданий, так и проектов всевозможных нормативных документов (правил издания исторических документов. методических рекомендаций, инструкций, памяток и т.д.). Данную группу источников существенно дополняет переписка научных и архивных учреждений Беларуси с аналогичными учреждениями России, Украины, Литвы, Польши. В ней содержится информация о конкретном вкладе белорусских историков , архивистов , археографов в подготовку серийных и несерийных документальных изданий, разработку всевозможных методических рекомендаций и правил издания исторических источников и т.п. Зачастую переписка дополняет (или восполняет) отсутствующие в протоколах, планах, отчетах и других официальных документах сведения научно-методического характера, что уже само по себе представляется значимым.

Третий раздел источников—собственно сами документальные издания различных типов, видов и форм, вышедшие как на территории Беларуси (преимущественно в ХХ в.), так и за ее пределами и включающие в свой состав источники белорусского происхождения , а также документы, имеющие отношение к истории Беларуси.

Привлечение документов личных фондов крупнейших белорусских, российских, польских, украинских археографов, архивистов, историков (М.С.Грушевского, М.В.Довнар-Запольского, Д.И.Довгялло,В.С.Иконникова, М.Ф.Владимирского-Буданова, О.И.Левицкого, В.Л.Модзалевского, А.П.Сапунова, И.Я.Спрогиса, А.И.Миловидова, Е.Р.Романова, Р.Меницкого, С.Пташицкого, А.А.Шахматова и др.) дает возможность не только заглянуть в их творческие лаборатории, но и в некоторых случаях понять и объяснить необходимость и целесообразность принятия ими тех или иных решений, связанных как с изданием документальных сборников, так и с выработкой методики публикации исторических источников Это, на наш взгляд, чрезвычайно важно, ибо давно замечено, что тенденции развития исторической науки (равно как и археографии, призванной подпитывать последнюю опубликованием исторических источников) чаще всего приходится улавливать не в фундаментальных произведениях и творчестве крупных историков, а в общей атмосфере исторических течений, в дискуссиях . Изучение документов личных архивных фондов как раз- таки и способствует пониманию той творческой атмосферы, в условиях которой возникали и реализовывались многие археографические проекты. В них же исследователь может найти неформальные, т.е. не предполагавшиеся для опубликования в виде рецензий, оценки как документальной продукции, так и ее составителей.

 

***

Одна из первых попыток систематизировать обильную литературу, посвященную археографической деятельности научных учреждений Беларуси, была предпринята в статье Е.Ф.Шорохова . Автор подразделил ее на четыре основные группы: 1) историографического характера; 2) по истории и организации архивного дела; 3)по истории публикации документов, теории и методике археографии; 4) рецензии на археографические издания и на работы по истории публикации документов, теории и методике археографии.

Предложенная схема вполне приемлема как для литературы об археографии, появившейся в Х1Х—начале ХХ вв., так и для современных исследований. Далее в нашем обзоре мы будем принимать ее в расчет, одновременно рассматривая относящиеся к предмету нашего курса работы (монографии, материалы научных конференций, статьи, очерки, рецензии и т.п.) в хронологической последовательности.

Историография белорусской археографии (под последней мы понимаем науку, занимающуюся комплексом проблем, связанных с введением письменных источников белорусского происхождения и о Беларуси в научный оборот на этапе их поиска и собирания, научного описания и издания) возникает параллельно с зарождением и развитием практики публикации письменных источников белорусского происхождения и о Беларуси.

Археографическая деятельность в Литве и Беларуси, особенно активизировавшаяся в 1820-е гг. благодаря участию в ней профессоров Виленского университета, а также гомельских, полоцких, могилевских любителей старины, требовала осмысления ее результатов, определения новых направлений в сфере полевой и камеральной археографии. Было бы неверным утверждать, что это диктовалось исключительно нуждами развивавшейся исторической науки. Дело в том, что посредством практической археографии, равно как и историографии, зачастую решались вопросы политического, идеологического характера. В этой связи нельзя не согласиться с мнением современного белорусского исследователя, утверждающего, что “главной задачей публикации документов, изданных по инициативе правительственных учреждений и начальствующих лиц края в 40-е гг. Х1Х века, стало доказательство того, что в прошлом Белоруссия и Литва была краем “исконно русским и православным и что разницы между ними и собственно Россией никогда не было” .

И тем не менее в рамках складывавшихся “политических” археографии и историографии вольно или невольно, как это будет и позже, формировались элементы теории и методики этих наук, объективно способствовавшие развитию исторической науки в целом.

Как одну из первых попыток наметить археографическую программу, предполагавшую публикацию в первую очередь источников актового характера, следует рассматривать предисловие И.И.Григоровича к первой части документального сборника “Белорусский архив древних грамот”, увидевшего свет в 1824 г. в Москве Составитель, ссылаясь на западноевропейский опыт публикации исторических документов (имелись в виду издания ХУ1 в. И.Гербурта, С.Сарницкого, М.Догеля и др.), считал, что только они, в отличие от летописей, “раскрывают пред очами отдаленнейших потомков дух предков во всех его развитиях, объясняют сокровенные побуждения, причины и соотношения дел их” .Последующая практическая деятельность Григоровича в качестве главного редактора Петербургской археографической комиссии, свидетельствует, что он последовательно реализовывал программу публикации актовых источников по истории Беларуси и Литвы.

В отличие от И.И.Григоровича, отдававшего предпочтение публикации источников-остатков и видевшего в них наибольшую ценность, И.Н.Данилович, сам немало сделавший для введения в научный оборот источников-традиций, склонен был считать летописи такими же важными и подлежавшими опубликованию источниками, как и акты. В 1840 г. им была подготовлена специальная статья, в которой бралась под защиту вызывавшая наибольшие споры среди историков так называемая “Хроника Быховца”, обнаруженная в 1830-е гг. И.Климашевским в библиотеке помещика А.Быховца, владельца имения Могилевцы Волковысского у. Гродненской губ. Данилович считал, что она “заслуживает быть напечатанною если не по собственному внутреннему достоинству, то потому, что представляет собою образчик литовского летописания и по крайней мере доставляет случай оценить основательнее труд Стрыйковского и защитить его против критики, большей частью не весьма основательной” .

Наряду с анализом всех известных автору летописей белорусско-литовского происхождения в статье И.Н.Даниловича приводились соображения, которые могут быть отнесены к разряду теоретических. Ученый, в частности, высказал тезис о приоритете труда археографа перед работой историка-исследователя, облекши его в весьма оригинальную форму: “ Ибо если в обыкновенной жизни вода бывает тем вкуснее и здоровее, чем ближе к источнику, если тот оказывает более услуги, кто открывает новый источник, нежели тот, кто собирает текущую воду в каналы для дальнейшего провода оной, то и в истории стократно более заслуживает благодарность тот, кто издает в свет старые акты и летописи, нежели тот, кто составляет историю по готовым книгам” и пафосно завершив: “ Скольких избежали бы мы ошибок, если бы все рукописные летописи и акты народов были напечатаны; сколько заменили бы они собою ненужных книг, обременяющих письменные столы ученых!”.

Фактически здесь налицо попытка определить роль и место археографии, прежде всего, эдиционной, которые она играет среди исторической науки (по тогдашней терминологии “историографии”) и отметить ее влияние на состояние и уровень развития последней.

Создание во второй половине Х1Х в. в Беларуси и Литве специализированных архивно-археографических учреждений (виленских археологической и археографической комиссий, центральных архивов древних актовых книг в Вильно и Витебске, Виленской публичной библиотеки с Рукописным отделением и др.), одним из результатов деятельности которых стало появление серийных документальных изданий, отдельных сборников документов, опубликованных описаний, каталогов и т.п., вызвало многочисленные рецензии на эти издания, статьи и очерки информационно-обзорного, юбилейного характера.

Большое внимание документальной и справочной продукции своих земляков уделял проф. Петербургской духовной академии М.О.Коялович, сам внесший значительный вклад в публикацию исторических источников по истории Беларуси (Известно, что по поручению С-Петербургской археографической комиссии он подготовил сборники “Документы, объясняющие историю западнорусского края и его отношение к России и Польше” (1865), “Дневник Люблинского сейма 1569 ггода”(1869) и др.). Со знанием дела, но при этом не всегда оставаясь беспристрастным, он регулярно публиковал в российских ведомственных журналах рецензии на “Акты Виленской археографической комиссии”, “Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси”, “Описания Рукописного отделения Виленской публичной библиотеки” и др. документальные и справочные издания.

Так, главный недостаток первых трех томов “Актов”, по мнению М.О.Кояловича, состоял в случайности выбора объекта публикации, что в свою очередь было обусловлено недостаточной квалификацией составителей и редакторов. “Причина всех этих случайностей и затруднений,--отмечал рецензент,-- одна и та же—отсутствие в Вильно постоянных ученых сил, отсутствие, которое постоянно будет продолжаться и сказываться до тех пор, пока там не будет учреждено высшее заведение историко-филологического характера, светское или духовное”

Проблеме выбора документов для публикации была посвящена и рецензия М.О.Кояловича на 4-й том “Актов”, являвшийся продолжением предыдущего и включавший акты Брестского гродского суда за 1577-1799 гг. Подвергнув критике используемый составителями тома принцип отбора документов (с учетом их происхождения), Коялович предлагал впредь за основу отбора документов брать их содержательную сторону. “Издавать так[т.е. по происхождению—М.Ш.] конечно легче,--указывал он,-- легче находить материал, распределенный в архиве по этим группам и удобнее иметь дело с одною-двумя рукописными книгами, в которых собраны эти акты, нежели со многими; но наука не может уважать подобных удобств. Наука настоятельно требует другого начала при выборе документов, именно того, какому давно уже следует Киевская [археографическая—М.Ш. ]комиссия; то есть нужно выбирать из множества документов удовлетворяющие каким-либо жизненным насущным требованиям науки, т.к. обширность и специальность западно-русских архивов не дают никакой надежды на издание всего их материала, даже в довольно длинный период времени”

Из приведенной цитаты видно, что автор рецензии обратил внимание на несоответствие между принципами формирования архивных дел, применяемыми архивистами (по происхождению) и их использования историками и археографами (по содержанию). На это же противоречие, кстати говоря, указывает и профессор Московского историко-архивного института А.Д.Степанский, который, в частности, пишет: “Таким образом, и в археографии наличествует хорошо известные архивоведам “провениенцпринцип” и “принцип пертиненции”. Здесь мы сталкиваемся с объективным противоречием между архивным делом и исторической наукой, заключавшимся в том, что архивы хранят документы “по происхождению” (провениенцпринцип), а историки изучают прошлое “по темам” (пертиненцпринцип). Именно на преодоление этого противоречия направлены во многом архивные информационно-поисковые системы” .

Оставляя в стороне идеологическую подоплеку замечания М.О.Кояловича относительно критериев отбора документов для публикации (для него, как известно, “жизненными, насущными требованиями науки” являлись преимущественно те сюжеты, которые показывали преобладание в Беларуси православия, агрессивность по отношению к нему католицизма и пр.), нетрудно заметить, что следование им давало возможность еще большему проявлению субъективизма со стороны составителей при решении вопроса в пользу того или иного документа. Подтверждение этому дает анализ последующих томов серийного издания Виленской археографической комиссии: те из них, которые были составлены по сугубо тематическому признаку (как, например, т.16, включавший документы о истории церковной унии, или т.33, содержавший акты, “относящиеся к истории Западнорусской церкви за 1443—1663 гг.”) более других страдали тенденциозностью в части их содержания, не говоря уже о комментировании.

Справедливости ради отметим, что в рецензиях М.О.Кояловича помимо замечаний, обусловленных идеологическими взглядами автора, содержались весьма важные соображения методического характера, способствовавшие улучшению документальных изданий. Это и не удивительно, если принять во внимание огромный опыт, накопленный Кояловичем в сфере практической археографии. К их числу следует отнести рекомендации составителям тщательнее готовить предисловия и указатели к томам, внимательнее относиться к определению видов публикуемых документов и т.п.

Особое место среди работ, затрагивающих проблемы теории и методики археографии, занимает рецензия М.В.Довнар-Запольского на изданный в 1896 г. профессором Варшавского университета Ф.И.Леонтовичем 1-й том “Актов Литовской метрики” . Ее содержание , на наш взгляд, выходит далеко за рамки рецензии и представляет собой по существу тезисное изложение одним из основоположников белорусской национальной историографии и археографии задач последней как науки и сферы практической деятельности по публикации исторических источников. Учитывая то обстоятельство, что автор рецензии, как и М.О.Коялович, будучи практиком-археографом, изложил в ней много ценных соображений прикладного характера, она сохраняет свою актуальность и сегодня в первую очередь применительно к публикации такого важнейшего корпуса исторических источников, как документы Метрики Великого княжества Литовского.

Не отделяя содержательную сторону публикации от ее оформления, Довнар-Запольский обратил внимание на крайне слабую разработанность приемов и методов публикации первоисточников, что, по его мнению, неизбежно вело к появлению документальных изданий, повторяющих ошибки предыдущих публикаций источников. Ученый определил троякую цель археографического издания, заключавшуюся в точной передаче подлинников публикуемых документов, наличии информации о их внешнем виде, физическом состоянии, и, наконец, сопровождении их обстоятельным научно-справочным аппаратом.

Основываясь на собственном опыте работы с источниками, М.В.Довнар-Запольский совершенно точно сформулировал узловые проблемы эдиционной археографии, суть которых состояла в том, что по своему целевому назначению любое археографическое издание должно предоставлять в распоряжение пользователя не только содержание, но и образ публикуемых документов. А это может быть достигнуто путем опубликования правильно выбранного и точно переданного текста источника с приведением и комментированием всех его погрешностей и возможных неисправностей. Опубликованный источник должен сопровождаться научно-справочным аппаратом, существенно дополняющим текст и облегчающим работу с ним исследователя.

На примере конкретного рецензируемого издания ученый показал, в какой мере уровень документальной публикации может быть снижен вследствие игнорирования археографом оригинала источника и пользования его копией. (Как известно, Ф.И.Леонтович публиковал документы Литовской метрики по копиям с копий, снятым в 70-х гг. ХУ111 в. в Варшаве и переданным латинским алфавитом). “Но каковы бы ни были достоинства варшавской копии,--отмечал Довнар-Запольский,-- едва ли целесообразно издавать древнейшие документы по ней: копия, спешно сделанная в прошлом веке, никем не проверенная, внушает к себе недоверие; да если бы она была и точна, то все-таки с изданием по варшавской Метрике русская наука теряла бы немало, не говоря уже о том, что при переложении на латинский алфавит несомненно страдают географические названия, личные имена, терминология, но и, сверх этого, наша филологическая наука теряла бы важный источник для истории языка, к сожалению, до сих пор совсем не затронутый” .

Вывод Довнар-Запольского об основной задаче археографа—предоставить в распоряжение исследователя образ публикуемого документа, к тому же значительно обогащенный научно-справочным аппаратом—представляется нам крайне важным и заслуживающим право быть распространенным не только на документы раннего периода, к числу которых относятся и акты Литовской метрики, но и на источники нового и новейшего времени. Взяв на себя проведение внешней критики источника в процессе его подготовки к изданию, археограф, не подменяя исследователя, с одной стороны, облегчит его будущий труд, а с другой, предоставит в его распоряжение дополнительную информацию, которая, возможно, натолкнет исследователя на важные выводы научного характера. Так, например, воспроизведение археографом вставок, зачеркиваний, помет и пр. при подготовке к изданию текстов официальных документов будет способствовать не только воссозданию картины рождения этих документов, но и даст основание для выводов общественно-политического характера .

Представляются важными оценки документальной продукции Витебского центрального архива древних актовых книг, Виленской археографической комиссии, с которыми время от времени. на страницах “Этнографического обозрения”, киевских “Университетских известий”, “Журнала Министерства народного просвещения”, “Чтений в Историческом обществе Нестора-летописца” (г.Киев) и других периодических изданий выступали пользователи ею К.Н.Бестужев-Рюмин, М.Ф.Владимирский-Буданов, И.И.Лаппо, М.Н.Ясинский и др

Из работ историографического характера, появившихся во второй половине Х1Х в. и затрагивавших проблемы белорусской археографии, укажем на фундаментальное исследование В.С.Иконникова “Опыт русской историографии”, в двух книгах первого тома которого (Киев, 1891, 1892) содержалась характеристика деятельности учреждений и лиц (в том числе и на территории белорусских и литовских губерний), собиравших, хранивших и издававших исторические источники; очерки А.К.Киркора в 3-м томе “Живописной России” (СПб.—М., 1882), выросшую из курса лекций в Петербургской духовной академии книгу М.О.Кояловича “История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям” (СПб., 1884), монографию П.Н.Батюшкова “Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края” (СПб., 1890), Лекции по русской истории профессора С.Ф.Платонова (СПб., 1899) и др.

В отличие от В.С.Иконникова, уделившего преимущественное внимание истории эдиционной археографии в Беларуси и Литве и ее итогам, очерки А.Киркора содержали в числе прочего информацию, правда, в очень сжатом виде, могущую быть полезной для изучения состояния журнальной археографии в Литве (в частности. в Вильно) в Х1Х в. Наиболее ценной частью работы Батюшкова представляется приложение, в котором автор привел описания некоторых древнейших письменных памятников по истории Беларуси, начиная с Борисовых камней и Туровского евангелия. Очевидно, что при этом он активно использовал “Описание рукописей Виленской публичной библиотеки” Ф.Н.Добрянского (Вильна, 1882) и другие аналогичные работы камерального характера.

Организация археографической работы (преимущественно ее камерального и эдиционного направлений) стала предметом исследования многочисленных статей, публиковавшихся в изданиях Московского археологического общества, Петербургского археологического института, трудах археологических съездов и др.

В связи с деятельностью архивно-археографических учреждений в белорусских и литовских губерниях также появляется ряд работ обзорно-информационного и позже—юбилейного характера, в которых в большей или меньшей мере затрагиваются камеральные и эдиционные аспекты археографии .

Значительный интерес представляет и литература об архиве великокняжеской канцелярии (так наз. Литовской метрике), научное описание и публикация документов которой особенно активно началось после перевода Метрики в 1889 г. из Петербурга в Москву. В статьях о Метрике, описаниях ее документов и отдельных изданиях актов поднимались вопросы не только источниковедчески- архивоведческого, но и археографического характера. Это, с одной стороны. стимулировало развитие практической археографии, а с другой -- обращало внимание историков, архивистов, археографов на необходимость разработки вопросов методического характера применительно к публикации документов вообще, Литовской метрики, в частности .

Одна из первых попыток подвести итоги археографической деятельности специализированных учреждений, а также частных лиц, занимавшихся публикацией исторических источников в Беларуси и Литве, была предпринята руководителем муравьевского музея , созданного в Вильно в 1898 г., А.И.Миловидовым в статье “Прошлое и современное положение археографии в Северо-западном крае” . По мнению известного польского архивиста и археографа Р.Меницкого она носила ярко выраженный заказной характер и была призвана дезавуировать достаточно острую критику публикаторской деятельности Витебского центрального архива древних актовых книг, содержавшуюся в упоминавшейся выше статье-рецензии И.И.Лаппо “Витебский центральный архив и его издания”, опубликованной в 4-м номере “Журнала Министерства народного просвещения” за 1904 год .

Точкой отсчета археографии в “крае” А.И.Миловидов считал первую четверть Х1Х в. и связывал это с изданием “первого археографического сборника…под названием “Белорусский архив древних грамот”, который, по его мнению, выгодно отличался от изданного в 1788 г. первого виленского археографического сборника “Zbior praw і przywilejow miastu stolecznemu WXL Wilnowi nadanych”, подготовленного местным бургомистром Петром Дубинским, тем, что в нем отсутствовали тенденциозно подобранные документы. Связывая возможность развития археографической деятельности в “крае” с наличием здесь огромного количества письменных источников, отложившихся со времен Великого княжества Литовского, А.И.Миловидов отмечал, что именно в первой четверти Х1Х в. “вместе с пробуждением интереса к истории западнорусские архивы начинают приобретать и научный интерес”.

Исследователь сосредоточил свое внимание на организационной стороне археографической работы, воздержавшись от детального рассмотрения отдельных археографических изданий и лишь пожелав “дальнейшего расширения и улучшения столь важного для науки дела”. Специально не затрагивая методических аспектов публикации документов, А.И.Миловидов в то же время высказал ряд замечаний, которые по существу могут быть отнесены к теоретическим.

Здесь, прежде всего, заслуживает внимания понимание автором предмета и задач археографии. Оно созвучно современным определениям археографии как науки, ставящей своей целью введение в научный оборот письменных источников, начиная с их выявления, собирания, через последующее описание и издание. При этом Миловидов особо выделял камеральную археографию, подчеркивая, что сравнительно с эдиционной она еще не заняла должного места в работе архивистов и археографов. По его подсчетам только в Вильно за 1788—1904 гг. издано около 16 тыс. документов, между тем как описано было всего 9 тыс., что составляло мизерную часть документального богатства, хранившегося в Центральном архиве древних актов, Публичной библиотеке и других учреждениях города.

С созданием белорусской советской государственности археографическая деятельность в республике, равно как и анализ основных ее составляющих приобретают национальный характер. Заметный вклад в историографию источниковедения и археографии Беларуси внес В.И.Пичета, уже в начале 1920-х гг. предпринявший попытку создать комплексную работу в виде книги “Введение в русскую историю (источники и историография) ” (М., 1923). В источниковедческой ее части автор выделил специальный параграф, посвященный собиранию и изданию исторических источников в Беларуси.

Отметив объективные причины распыления белорусских архивных собраний между хранилищами России, Украины, Польши, ученый далее указал на приоритет польских историков в собирании и издании источников белорусского происхождения, подчеркнув при этом известную их пристрастность: “ Собиранием документов, их хранением, а также их изданием интересовались как польские, так и русские ученые. Работа тех и других шла параллельно. Однако долгое время впереди шли польские историки, так как Белоруссия, перешедшая к России после разделов Польши, долгое время была вне ученого внимания историков русских. Поэтому издание и собирание документов производилось польскими исследователями, освещавшими исторический материал с несколько односторонней польской точки зрения”.

В главе об исторических источниках Беларуси В.И.Пичета наряду с перечислением их основных видов и групп, характеристикой происхождения и анализом содержания привел также подробные сведения о важнейших публикациях этих источников в серийных изданиях Петербургской, Виленской, Киевской археографических комиссий, Виленского учебного округа и др.

В историографической части книги в главе “Историография Белоруссии” В.И.Пичета опять-таки отметил приоритет украинских и польских историков перед российскими в деле изучения истории Беларуси. “Исторические судьбы литовско-белорусского государства,--подчеркивал он,-- до появления собственной белорусской историографии были предметом ученого внимания и интереса со стороны польских историков”. С закрытием Виленского университета, считал Пичета, его место в деле изучения белорусской истории занял Киев с образовавшейся там школой историков и историков-юристов во главе с В.Б.Антоновичем и М.Ф.Владимирским-Будановым. Труды М.К.Любавского, по мнению Пичеты, составили эпоху в литовско-белорусской историографии, и вся последующая историография идет по пути, им проложенному. Высокий научный уровень работ Любавского В.И.Пичета связывал с наличием в них обильного нового материала, впервые вводимого ученым в научный оборот.

Высокую оценку давал В.И.Пичета и трудам И.И.Лаппо, особо выделяя его монографию “Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смуты в эпоху Стефана Батория”, как “прекрасное руководство по литовско-белорусским древностям”.

“Лаппо,--отмечал Пичета,-- также превосходный издатель документов Литовской метрики в Русской исторической библиотеке… Лаппо издал текст Статута 1588 г. в переводе на русский язык с обстоятельным введением” .

Из собственно белорусских историков В.И.Пичетой были упомянуты Ф.Ф.Турук, В.М.Игнатовский и А.П. Сапунов, причем последнему отводилось видное место среди исследователей белорусских документальных памятников как издателю “Витебской старины”.

Таким образом данная книга В.И.Пичеты, рассматриваемая самим автором в качестве элементарного учебного пособия по истории для начинающих исследователей, сыграла позитивную роль в деле развития историографии, источниковедения, археографии в условиях смены парадигм в исторической науке. Наблюдения и мысли автора, содержавшиеся в ней и затрагивавшие проблемы теоретического источниковедения (определение понятия “исторический источник”, вопросы классификации источников, их внешней и внутренней критики и др.), методологии истории сохраняют актуальность и в наше время.

Другим значительным источниковедчески-историографическим исследованием этого же автора, основанным на источниках исключительно белорусского происхождения, является статья “Распрацоўка гісторыі літоўска-беларускага права у гістарыяграфіі”.Отметив наличие в Великом княжестве Литовском множества документов общегосударственного и регионального значения, о сохранности которых заботились центральные и местные органы власти, магнаты, шляхта, В.И.Пичета обратил внимание на случайный, порой дилетантский характер их собирания и публикации в ХУ111 в. “Само же издание документов,--писал он,-- было довольно-таки кустарным, имело серьезные дефекты и неточности, ибо издателям документов не были известны способы научной критики”. С изданием в 1824 г. подготовленного И.И.Григоровичем “Белорусского архива древних грамот” Пичета связывал начало научной публикации документов белорусского происхождения, или имевших отношение исключительно к истории Белоруссии, т.е. зарождение белорусской археографии.

Далее ученый привел подробный перечень публикаций документов по истории Беларуси, предпринятых Петербургской, Виленской, Киевской археографическими комиссиями, неформальным объединением при управлении Виленского учебного округа, Обществом истории и древностей российских при Московском университете, губернскими статистическими комитетами, Московским архивом Министерства юстиции, Витебским центральным архивом древних актовых книг, Витебской и Смоленской губернскими учеными архивными комиссиями, частными лицами (М.Догелем, Ф.И.Леонтовичем, Т.Дзялынским, Е.Рачинским, А.П.Сапуновым и др.). При этом он выделил “Витебскую старину” А.П.Сапунова среди региональных изданий, одновременно подвергнув ее составителя серьезной критике за применявшуюся им методику публикации документов. Известно, что Сапунов в ряде случаев заменял передачу текстов документов пересказом их содержания, приводил сокращенные легенды, допускал субъективизм при составлении примечаний по содержанию и т.п. И как вывод, который В.И.Пичета делал относительно сапуновской “Витебской старины”:” Во всяком случае исследователи не всегда могут доверяться этому изданию—необходимо обращаться за проверкой и дополнениями к первоисточнику” .

Достаточно критически В.И.Пичета оценивал и издания Витебской ученой архивной комиссии, указывая на бессистемный и порой чисто случайный характер публиковавшихся там документов и материалов.

Таким образом, данная статья В.И.Пичеты, несмотря на ее преимущественно обзорно-библиографический характер, имела позитивное научное значение в качестве первого опыта источниковедения и историографии Белоруссии вообще и истории белорусской археографии, в частности.

Источниковедчески-археографический характер носили и статьи ученого о статутах Великого княжества Литовского. Они как бы подводили итоги исследованиям этих важнейших памятников законодательства Белорусско-литовского государства, которые велись в исторической и юридической литературе . Более подробно о них скажем в соответствующей лекции; здесь лишь отметим, что В.И.Пичета согласился с И.И.Лаппо, который опроверг существовавший миф об авторстве Л.Сапеги применительно к Статуту 1588 г.

В качестве заинтересованного, хотя и не всегда объективного оппонента В.И.Пичеты, равно как и других белорусских историков 1920-х гг., только-только подступавших к научной разработке истории Беларуси с национальных позиций, выступал живший до весны 1927 г. в Ковно В.Ю.Ластовский, издавший в 1926 г. свою знаменитую “Гісторыю беларускай (крыўскай) кнігі”. На страницах журнала “Крывіч” он регулярно откликался на выходившие в Беларуси книжные новинки, в том числе и учебные пособия, курсы лекций по истории Беларуси В.И.Пичеты, В.М.Игнатовского. Так, в рецензии на курс лекций по истории Беларуси Х1Х—начала ХХ вв., читаемый Игнатовским студентам Белгосуниверситета, Ластовский, упрекая автора курса за излишнее увлечение “польскімі гістарычнымі матэрыяламі”, вместе с тем подчеркивал:”Наша гісторапісь знаходзіцца яшчэ ў зародку, і няма не толькі распрацаваных архіўных матэрыялаў з пункту нашага ўласнага погляду, але найгорш, што яшчэ гэты погляд не выраблены”

Ставя целью своей книги показать, что письменность белорусского народа восходит к Х в., а по богатству документальных памятников занимает первое место среди восточнославянских государств, В.Ластовский в предисловии к “Гісторыі беларускай (крыўскай) кнігі” обращал внимание на крайнюю распыленность среди соседей Беларуси этих памятников, “якія можна рэстутаваць толькі пры натужнай працы сталых краевых вучоных устаноў, якіх не было дагэтуль”.

Именно проблемы реституции белорусских архивных, равно как и музейных, и библиотечных собраний обсуждались на Первой всебелорусской конференции архивных работников (май 1924 г.) и Первом съезде исследователей белорусской археологии и археографии (январь 1926 г.). Крайне важными представляются прозвучавшие здесь доклады известного белорусского историка и практика-археографа Д.И.Довгялло, которые следует рассматривать в качестве своеобразного итога его многолетней деятельности по публикации исторических источников, преимущественно актового характера. Доклад Довгялло о Метрике Великого княжества Литовского, с которым он выступил на съезде, был напечатан в его “Трудах”, а затем неоднократно переиздавался в форме отдельной брошюры, а также в газетах, журналах. В первом разделе доклада Довгялло дал определение Метрики как “архіва даўнейшай канцэлярыі вялікага князя Беларускага і Літоўскага” и ссылаясь на опубликованную накануне съезда статью М.В.Довнар-Запольского о Метрике, отметил значение составлявших ее документов как источников о прошлом Беларуси. Второй раздел касался истории Метрики. В третьем Довгялло, следуя за “Описанием книг и актов Литовской метрики” С.Л.Пташицкого, дал краткую характеристику входившим в Метрику книгам и отдельным актам. Четвертый заключительный раздел доклада носил сугубо археографический характер. В нем речь шла о необходимости изучения и издания документов Метрики.

“Архіўны матар’ял, які мае вялікую гістарычную і навуковую вартасьць,--подчеркивал Д.И.Довгялло,-- павінен адслужыць сваю службу перад працоўным народам. Ен павінен быць даступным да вывучэньня самых шырокіх колаў грамадзянства. Загэтым працяг друкаваньня Літоўскай мэтрыкі зьяўляецца намаганьнем часу. На гэтае вымаганьне павінна зьвярнуць увагу Савецкая улада”.

Несмотря на известную декларативность доклада, он тем не менее, привлек внимание научной общественности республики к важнейшему документальному собранию, каким являлась Метрика и способствовал возобновлению работы по изданию ее документов, прерванной с началом первой мировой войны.

Если выступление Д.И.Довгялло на съезде исследователей белорусской археологии и археографии касалось только документов Метрики, то его доклад “Археографические работы в Белоруссии” на Первой всебелорусской конференции архивистов представлял собой очерк истории и организации археографической деятельности в белорусских и литовских губерниях начиная с середины Х1Х в. Докладчик дал обзор основных документальных изданий по истории Беларуси, начиная с “Белорусского архива древних грамот” И.И.Григоровича и до томов “Русской исторической библиотеки” (1903—1915 гг.), полностью укомплектованных документами Метрики Великого княжества Литовского. Заключительный раздел доклада носил сугубо методический характер и более подробно о нем будет сказано в соответствующей лекции нашего курса.

Отметим также, что Д.И.Довгялло был первым среди белорусских историков, кто начал читать для студентов социального отделения педагогического факультета Белгосуниверситета (1925/26 уч. год) специальный курс “Источниковедение истории Беларуси”, в котором 8-9 лекции были посвящены истории белорусской археографии .

Вопросы преимущественно полевой археографии Беларуси стали предметом исследования А.А.Шлюбского, известного этнографа, историка, библиографа, архивиста 1920-30 гг. В 1925 г. в ковенском журнале В.Ластовского “Крывіч” была напечатана его работа “Матэрыялы да крыўскай гісторапісі: Доля кнігасховаў і архіваў”, не носившая строго научного характера. Основываясь на огромном количестве источников, в основном, опубликованных, автор попытался проследить судьбу утраченных архивных и книжных собраний белорусского происхождения, начиная с древнейших времен и до 1920-х гг. Несмотря на наличие в ней ошибок фактического характера (Шлюбский не всегда достаточно критически относился к имевшимся в его распоряжении источникам), спорных выводов относительно основной причины утраты белорусских архивных и книжных собраний (в качестве таковой автор усматривал “абмаскаліванне Беларусі”, хотя при этом же отмечал, что “беларускімі кніжкамі папаўняліся лепшыя бібліятэкі, архівы і муззэі Маскоўшчыны, а такжа Варшаўскія, Кракаўскія і Львоўскія”), работа, тем не менее заслуживает внимания как одна из первых попыток составления сводного обзора утраченного документального богатства Беларуси.

Наиболее значительным, хотя и менее заметным в белорусской историографии довоенного периода исследованием, появившимся в один год с работой А.А.Шлюбского, стала книга польского историка, архивиста и археографа Р.Меницкого, посвященная истории создания и характеристике основных направлений деятельности Виленской археографической комиссии. Она является прямым антиподом работ юбилейного характера о комиссии (А.О.Турцевича, Д.И.Довгялло, А.И.Миловидова и др.). Если последние старались показать только позитивное, с их точки зрения, в деятельности комиссии, то Меницкий, наоборот, в высшей степени критически оценивал ее издания, нередко подменяя научный анализ политическими сентенциями. Термины “шовинист”, “фанатик” применительно к характеристике председателей и членов комиссии довольно часто встречаются в этой работе, являющейся, тем не менее, на наш взгляд, одним из серьезнейших в виду его документальной основы научных исследований о Виленской археографической комиссии . Р.Меницкий известен также как автор ряда работ по истории архивного дела, в которых присутствуют и археографические сюжеты .

Аналогичные же сюжеты встречаются и в очерке Н.И.Касперовича о краеведении Беларуси . Отмечая большую роль местных краеведческих и историко-архивных учреждений (Северо-западного отдела императорского Русского географического общества в Вильно, Витебской ученой архивной комиссии, Витебского, Гродненского, Минского, Могилевского церковных историко-археологических комитетов и др.), в становлении краеведения Беларуси, автор очерка одновременно давал и характеристику их документальной продукции.

Публикаторская деятельность архивно-археографических учреждений, существовавших во второй пол. Х1Х—нач. ХХ вв. на территории белорусских и литовских губерний, рассматривается, правда, достаточно кратко, в до сих пор остающейся лучшей, по нашему мнению, работе по истории архивного дела в дореволюционной России профессора Московского историко-архивного института И.Л.Маяковского “Очерки по истории архивного дела в СССР”(М., 1941) . Правда, события общественно-политического характера, совпавшие с изданием книги, не могли не наложить отпечаток на некоторые ее положения. Так, всю ответственность за уничтожение письменных памятников Великого княжества Литовского на белорусском и украинском языках автор возлагает исключительно на католическое духовенство. “После Брестской унии 1569 г., --пишет он,-- католическое духовенство при прямом поощрении со стороны польского правительства и римского папы стало производить чистку библиотек и архивов церквей и монастырей от белорусских и украинских книг и документов” . Далее, ссылаясь на опубликованную в трагические для польского народа дни статью профессора А.А.Введенского “Польские паны в борьбе с белорусско-украинской культурой в ХУ1—Х1Х вв.” (Известия. №27. сентябрь 1939 г.), И.Л.Маяковский вслед за автором статьи повторяет информацию об уничтожении памятников белорусской и украинской письменности путем их скупки и последующего сожжения, как это действительно имело место. Однако, известно, что в Х1Х в. подобное варварство предпринималось и в отношении католических и униатских книг и документов, но теперь уже со стороны православного населения .

Замедление в 1930-е гг. практической археографии, характерное не только для Беларуси, но и для СССР в целом, не могло не оказать влияния на развитие археографической мысли и историографии археографии. И хотя именно в это время увидели свет работы научно-методического и даже теоретического характера в области археографии Н.Ф.Бельчикова, А.А.Сергеева, А.Л.Попова, А.А.Шилова,, были изданы “Основные правила публикации документов Государственного архивного фонда Союза ССР” (М., 1945), они в большинстве своем не касались тех или иных аспектов белорусской археографии. (Хотя, справедливости ради, отметим, что и “Руководство по публикации документов Х1Х в. и начала ХХ в.”, и “Основные правила публикации документов Государственного архивного фонда Союза ССР” сыграли в дальнейшем весьма позитивную роль как в деле развития практической археографии в республике, так и в деле совершенствования методики публикации документов как исторических источников).

Одной из первых, появившихся после войны работ, в которой присутствовали разделы об организации и некоторых итогах археографической деятельности в Беларуси, стала монография “Советская археография”, изданная в 1948 г и принадлежавшая перу выдающегося российского историка С.Н.Валка, по праву считающегося “патриархом российской археографии”. Как отмечают современные исследователи, и сейчас среди обязательной для изучения литературы по курсу археографии неизменно присутствует эта монография , равно как и его основные труды по археографии, публиковавшиеся в 1920-70-х гг. в различных изданиях, а после смерти ученого изданные в форме отдельной книги его учениками и сподвижниками .

“Советская археография” представляла собой не только аналитический обзор “обильнейшего итога трудов наших историков в деле издания документов”. В ней рассмотрена организация археографической работы как в дореволюционной России, так и в СССР, проанализирована действовавшая ранее и на время подготовки книги основная нормативно-методическая литература, регламентировавшая публикацию документов как исторических источников, обстоятельно исследованы вопросы археографической практики.

В отличие от современных историков археографии С.Н.Валк построил свой обзор не по так наз. учрежденческому принципу (т.е. с учетом принадлежности публикации к учреждению-издателю), а по принципу отношения опубликованных источников к тем или иным историческим эпохам (в соответствии с существовавшей на то время периодизацией российской истории ). Так, в главе об издании документов, созданных до середины Х1Х в. (так наз. период феодализма) ученый обратил внимание на два тома серийной публикации “Гісторыя Беларусі ў дакументах і матэрыялах”, отметив, что “это издание представляет большой интерес, оно включает в свой состав также впервые публикуемые материалы. Здесь же он указал на значение “Беларускага архіва” как источника по изучению истории белорусского крестьянства и белорусского города (возможно, при этом Валк воспользовался собственной рецензией на 1-й том этого сборника, помещенной в 3-м вып. журнала “Архивное дело” за 1928 год), упомянул о двухтомном сборнике “Матэрыялы да гісторыі мануфактуры на Беларусі ў часы распада феадалізма”. Из публикаций документов советского периода Валком названы “Крах немецкой оккупации в Белоруссии в 1918 году”, документальная подборка “для освещения того же вопроса в “Красном архиве” ( 1938. т.91) и сборник “Белоруссия в борьбе против польских захватчиков”, в последнем разделе которого дан “подбор документов для характеристики хозяйничанья белополяков и для борьбы большевиков и белорусского народа против них” .

Особого внимания заслуживают главы “Литература советской археографии” и “Вопросы советской археографической практики”. В первой автор показывает развитие и состояние археографической мысли в России, СССР, Украине с начала ХХ в. и до 1945 г., во второй—анализирует методику публикации исторических источников, акцентируя при этом внимание на ее наиболее сложных составляющих: выбор, передача, эмендация текста, подготовка примечаний, заголовков, легенд и т.п. При этом на “трудные вопросы” археографической теории, методики и практики С.Н.Валк отвечает чрезвычайно простым, без излишней наукообразности языком, приводя при этом многочисленные примеры из собственной археографической практики. И остается лишь сожалеть, что белорусские архивисты и археографы—современники издания “Советской археографии”, не смогли по достоинству оценить эту работу, считая, что в ней “отдельные вопросы подняты в порядке полемики и обсуждения и не смогут быть руководящими указаниями” . Но дело в том, что монография С.Н.Валка и не претендовала на роль руководящего пособия”: содержавшиеся в ней оригинальные суждения и наблюдения ученого должны были будировать археографическую мысль, а не загонять ее в жесткие рамки универсальных “Правил издания исторических документов”, чего фактически желали белорусские практики-археографы.

В “Избранные труды по археографии” С.Н.Валка вошли исследования, публиковавшиеся в форме статей, рецензий, обзоров в журналах “Борьба классов”, “Былое”, “Архивное дело” (1920-30 гг.), а также в “Исторических записках”, “Археографическом ежегоднике” (1950-70 гг.) и др. изданиях . По существу, это—продолжение книги “Советская археография”, переработанное издание которой ученый готовил в последние годы жизни, предполагая включить в нее статьи об археографической легенде, регестах, судьбах археографии и др., публиковавшиеся в “Археографическом ежегоднике”. “Избранные труды по археографии” таким образом представляют собой и своеобразный свод основных правил публикации исторических источников различных видов и периодов, и изложение основополагающих проблем теории и истории археографии. Применение в археографической практике содержащихся в книге Валка выводов и наблюдений имеет важное позитивное значение для всех сфер археографии.

С конституированием археографии в учебную дисциплину, что инициировала созданная в 1957 г. кафедра археографии Московского историко-архивного института, появляется ряд учебных и методических пособий, хрестоматий, призванных содействовать овладению будущими историками-архивистами основами археографии, включая познание ее истории, теории, методики. Одной из первых работ историко-археографического характера стал краткий очерк доцента кафедры, в прошлом автора –составителя “Основных правил публикации документов Государственного архивного фонда Союза ССР” П.Г.Софинова “Из истории русской дореволюционной археографии”, увидевший свет в 1957 г. По мнению автора он представлял “лишь первую попытку показать в системтическом изложении основные этапы развития русской археографии в ХУ111-ХХ вв.” . Не считая возможным дать подробный обзор опубликованных до революции источников, “так как это являлось бы вторжением в иную область исторической науки—источниковедение”, П.Г.Софинов сосредоточил основное внимание на организации археографической работы, анализе зарождения и развития археографической мысли и в меньшей мере затронул вопросы методики публикации исторических источников. Он дал высокую оценку “Белорусскому архиву древних грамот” И.И.Григоровича, отметив наличие в нем четких усовершенствованных легенд, чего не было даже в серийном фундаментальном издании “Собрание государственных грамот и договоров”, в рамках подготовки которого, как известно, шла работа над “Белорусским архивом”. “Это небольшое издание,-- указывал автор,-- можно признать вполне образцовым для первой половины Х1Х в.”. Говоря об “Актах Виленской археографической комиссии”, П.Г.Софинов подчеркивал их страховую функцию. Он, в частности, отмечал, что “значение этого издания повышается тем более, что в период временной оккупации прибалтийских республик и Белоруссии фашистские варвары уничтожили многие первоисточники, хранившиеся в архивах”.

Достаточно высоко оценивая в целом уровень развития практической археографии в дореволюционной России, П.Г.Софинов вместе с тем справедливо указывал на неразработанность теоретических вопросов применительно к публикации документов как исторических источников, отсутствие единых научных норм даже в отношении издания однообразных документов. Отсюда—разнобой с способах и приемах передачи текстов публикуемых документов, отсутствие унификации при составлении научно-справочного аппарата, проявление субъективизма составителей как на этапе отбора документов для издания, так и особенно при их комментировании и т.п.

В первом учебном пособии по археографии (Корнева И.И., Тальман Е.М., Эпштейн Д.М. История археографии в дореволюционной России М., 1969), изданном через 12 лет после очерка П.Г.Софинова, авторы смогли уделить большее внимание не только организационным, но и методическим аспектам деятельности архивно-археографических учреждений, возникших в числе прочих на территории белорусских и литовских губерний во второй половине Х1Х в. Авторы пособия вслед за Р.Меницким подвергли критическому анализу работу Виленской археографической комиссии. Они отметили малоэффективность ее деятельности особенно в начальный период, обратили внимание на недостатки в передаче текстов публикуемых документов, нечеткость появившихся с 6-го тома “Актов” указателей и в заключение сделали вывод о сугубо региональном значении документальной продукции комиссии : “ Методика научной подготовки документов к печати, применявшаяся комиссией, не поднималась выше уровня археографических приемов, применяемых другими учреждениями. Общее значение публикаторской деятельности комиссии при всех ее недостатках состояло в том, что опубликованные новые документы давали историкам значительный материал для изучения местной истории”.

В отличие от “Актов Виленской археографической комиссии” авторы учебного пособия дали высочайшую оценку подготовленному М.В.Довнар-Запольским и изданному в 1897 г. сборнику материалов Литовской метрики—“Документы Московского архива Министерства юстиции”. Они отметили тщательность составителя в передаче текстов публикуемых документов, четкое изложение им в археографической части предисловия приемов издания, добротность указателей и т.п.

К сожалению, в пособии совершенно отсутствуют сведения о камеральной и эдиционной деятельности Виленского и Витебского центральных архивов древних актовых книг; нет также упоминаний и о документальных изданиях Витебской ученой архивной комиссии и других учреждений (например, губернских статистических, церковных историко-археологических комитетов и др.) и частных лиц (А.П.Сапунова, Е.Р.Романова, Н.Я.Никифоровского и др.), занимавшихся публикацией документов в Беларуси в Х1Х—нач. ХХ вв.

В 1966-67 гг. увидело свет подготовленное кафедрой же археографии учебное пособие “История советской археографии” в 6-ти выпусках.. Группировка материалов в выпусках отражала периодизацию истории археографии, разработанную авторами пособия. Основное внимание в последнем обращалось на публикацию документов Коммунистической партии, трудов классиков марксизма-ленинизма; в числе белорусских документальных изданий авторы сочли возможным упомянуть лишь два тома “Гісторыі Беларусі ў дакументах і матэрыялах” и крайне неудачный (как по объекту публикации, так и по уровню археографической подготовки) сборник документов “на злобу дня”-- “За победу коммунистического труда”.

Краткий обзор важнейших публикаций документов по истории Беларуси до середины Х1Х в. содержится в небольшой по объему работе профессора Белгосуниверситета А.П.Игнатенко “Введение в историю БССР: Периодизация, источники, историография” (Мн., 1965), задумывавшейся автором, вероятно, не без влияния аналогичной работы В.И.Пичеты, изданной в 1923 г. ( о ней шла речь выше). Вполне понятно, что в четырехстраничном “археографическом” параграфе работы А.П.Игнатенко не смог уделить внимания методике публикации документов (да это вряд ли и входило в его задачу), ограничившись лишь самым общим замечанием о тематике документальных изданий: “документы освещали главным образом структуру государственнной власти, развитие учреждений и политических отношений в Беларуси и менее всего ее экономику, классовую борьбу и народные движения”

Пик развития практической археографии в Беларуси, пришедшийся на 1960-70-е гг., обусловил появление именно в этот период в республике и за ее пределами работ, затрагивающих проблемы теории, методики, истории белорусской археографии. В их числе—материалы республиканских научных конференций по вопросам архивоведения и источниковедения, археографии, а также статьи Е.Ф.Шорохова, З.Ю.Копысского, Э.Л.Козловской, Л.Н.Яшенко, В.Н.Жигалова и др. по различным аспектам белорусской археографии, публиковавшиеся в московских архивно-археографических периодических и повременных изданиях и трудах научных конференций и др.

Определенный интерес в “архивно-источниковедческом” сборнике представляют статьи Е.Ф.Шорохова “Использование документальных материалов в идеологической работе” и Л.В.Аржаевой “Публикация истрических источников в БССР. Автор первой статьи затронул проблему отбора документов для использования, включая и публикацию, попытавшись ее решить, с одной стороны, опираясь на принципы объективности, историзма, а с другой, с позиций господствовавшей тогда официальной идеологии. “В использовании документальных материалов—подчеркивал он,-- недопустимы коньюнктурщина, подтасовка фактов в угоду так называемой необходимости и целесообразности, перенесение на прошлое оценок сегодняшнего дня. В то же время нельзя под маркой “правды-матки” , под маркой “объективности” тащить на свет каждый факт из прошлого нашего государства, который мог бы очернить его историю” .

Второе, заслуживающее внимание, положение статьи состоит, на наш взгляд, в том, что автор ее пытается вывести использование документальных материалов, включая и их публикацию, из “узких”, по его мнению, рамок исторической науки. “Поскольку использование документальных материалов в идеологической работе направлено прежде всего на воспитание человека,--пишет он,--то, естественно, что и теория и методика его должны развиваться на стыке тех наук, которые занимаются обучением и воспитанием человека ( марксистско-ленинская теория познания, партийная пропаганда, педагогика, психология, логика, ораторское искусство)” . Впоследствии это положение будет неоднократно высказываться автором и в других его работах, о которых скажем ниже.

Статья Л.В.Аржаевой носила преимущественно обзорный характер. В ней автор обратила внимание на смену археографических парадигм в послеоктябрьский период (“впервые в государственном масштабе стали предприниматься шаги по обнародованию важнейших документов, отражающих историю жизни и борьбы трудящихся масс, революционного крестьянского и рабочего движения, историю классовой борьбы и пролетарских революций”), расширение тематики и повышение научного уровня документальных публикаций в послевоенные годы, отметила возникновение новых форм организации археографической деятельности, появление “коллективных документальных изданий” и т.д. В то же время Аржаева подчеркивала, что существующих форм координации работы по публикации источников в виде согласования издательских планов заинтересованных учреждений явно недостаточно. Она в очередной раз высказалась за создание в республике единого научного центра (Археографической комиссии, Научного совета по координации публикации документов), который бы обеспечивал научное и методическое руководство всей археографической работой, которая велась в республике .

Анализ содержания статьи, особенно ее первого раздела, показывает, что автор не дифференцирует археографические и неархеографические публикации и ставит знак равенства между декретами, указами, распоряжениями и др. документами оперативного характера, публиковавшимися в “Собрании узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства Белорусской ССР”, других официальных изданиях и издававшимися в форме отдельных сборников документов, серийных изданий и пр историческими источниками, предназначавшимися для познания исторического прошлого.

В “археографическом” сборнике, составившемся из докладов и выступлений, прозвучавших на проходившей 12—13 октября 1976 г. в Минске Научной конференции “по проблемам издания исторических источников и развития археографии в БССР”, публиковались наряду со статьями белорусских историков и архивистов и материалы их российских и литовских коллег. Центральное место в сборнике занимает статья заместителя руководителя Главархива республики В.Н.Жигалова о состоянии и задачах публикации документов в Беларуси. Помимо обзора изданных в республике за годы Советской власти документальных сборников в ней содержатся и некоторые замечания организационного характера, в частности, о недостаточно активном участии региональных госархивов республики в работе по подготовке документальных изданий, об отсутствии единого научно-координационного центра в области археографии и т.д.

Представляются соответствующими действительности выводы автора статьи об отставании теории и методики белорусской археографии от общего уровня их развития в целом по СССР. К числу существенных недостатков, оказывающих негативное воздействие на развитие практической археографии, В.Н.Жигалов относил отсутствие “правил передачи текста документов на белорусском языке”

В публиковавшейся здесь же статье Е.Ф.Шорохова, о которой уже упоминалось в начале настоящего историографического обзора, помимо довольно удачной попытки систематизировать литературу об археографии Беларуси, содержался и ее обстоятельный анализ, что дало возможность автору, вслед за В.Н.Жигаловым сделать вывод о том, что “археографическая деятельность научных учреждений БССР наиболее активно освещалась в общесоюзной литературе” . Шорохов обратил также внимание на недостаточность разработки в республике теоретико-методических проблем применительно к археографии, следствием чего является преобладание обзорно-информационного характера в тех незначительных исследованиях по истории, теории и методике археографии, которые появляются в Беларуси и которые “слабо опираются на документальные источники и содержат, как правило, выводы и обобщения на полуэмпирической основе”.

Из помещенных во втором разделе данного сборника статей выделяется своей обстоятельностью исследование Е.Л.Бравер о публикации документов по истории социально-политической борьбы в городах Беларуси в ХУ1-ХУ11 вв., существенно дополняющее работу В.Н.Жигалова в этом же сборнике. К числу достоинств статьи следует, на наш взгляд, отнести и отсутствие в ней нигилистических оценок археографической деятельности архивно-археографических учреждений в белорусских и литовских губерниях в дореволюционный период, как это имело место в обзоре документальных изданий, подготовленном М.Ф.Залога . Вместе с тем автор совершенно справедливо указывала на недостатки в методике публикации документов, характерные для Виленской археографической комиссии, Виленского и Витебского центральных архивов древних актов и др. учреждений и частных лиц, занимавшихся в Х1Х—нач. ХХ вв. публикацией документов социально-политической истории ХУ1-ХУ11 вв. .

Р.С.Васильева Т.А.Воробьева, Л.Н.Исаченко, Э.Л.Козловская и др., анализировавшие методику подготовки белорусских археографических изданий, привели ряд примеров нарушения археографами принципов передачи текстов, включая имевшие место случаи контаминации, редактирования и т.д.

Анализ содержания данного сборника свидетельствует о возросшем научном уровне белорусских археографов, о их стремлении не только к расширению сферы практической археографии и совершенствованию ее организации в республике, но и к решению вопросов теоретического и методического характера в области археографии.

Заметную роль в последнем сыграли работы Е.Ф.Шорохова, возглавлявшего в 1960—70-е гг. научно-издательский отдел Архивного управления республики и в значительной мере определявшего “археографическую политику” в Беларуси. Его статья “Об актуальных вопросах развития археографии в БССР”, опубликованная в “Советских архивах” и носившая дискуссионный характер (на это указывало предпосылаемое ей редакционное предисловие), несмотря на название, поднимала ряд существенных вопросов, касавшихся не только узко регионального характера.. Основное внимание в ней автор уделил методике публикации документов “на языке оригинала”, отметив возникающие у белорусских археографов сложности с передачей текста документов, созданных до постановления СНК БССР “Об изменениях и упрощениях белорусского правописания” от 26 августа 1933 г. (Заметим, что проблемы, о которых говорил Шорохов, до сих пор остаются нерешенными в методическом плане и вызывают затруднения у публикаторов при подготовке издания, включающего подобные документы, а у пользователей, работающих с таким изданием—необходимость обращения к оригиналам опубликованных в нем документов).

В статье этого же автора, помещенной в “Помніках гісторыі і культуры Беларусі” ( 1975.№2) и не носившей строго научного характера, заметна попытка Шорохова вывести археографию за рамки научной сферы, связать решаемые ею задачи с потребностями идеологии. “Идейная направленность” документальной публикации для автора выступает в качестве высшего приоритете и в угоду ей публикации “прощался” недостаточно высокий научный уровень. “Вядома,--подчеркивал автор,-- можна мець сурьезныя прэтэнзыі да методыкі адбору і археаграфічнай апрацоўкі матэрыялаў ва ўсіх названых выданнях, аднак бяспрэчна, што ўсе яны адыгралі значную ролю у ідэйным [ подч. мною—М.Ш.] і навуковым жыцці рэспублікі” .

Наиболее значительной работой научного характера, подготовленной Е.Ф.Шороховым в рамках дискуссии о предмете, методах и задачах археографии (дискуссия возникла в связи с изданием учебного пособия профессора МГИАИ М.С.Селезнева “Теория и методика советской археографии” “. М., 1974), стала его статья “О некоторых вопросах теории советской археографии”, опубликованная в журнале “Советские архивы” (1976. № 4). Справедливо полагая, что задачи археографии значительно шире, нежели обслуживание исторической науки, автор затем слишком большое внимание уделил изданию документов в политических и идеологических целях, ссылаясь при этом на примеры публикации большевиками дипломатических документов царского и Временного правительств, издание документальных сборников пропагандистского характера в годы Великой Отечественной войны и т.п. Исходя далее из принадлежности к археографическим трех типов изданий (научных, предназначенных для решения научных задач, а также научно-популярных и учебных, призванных популяризировать знания и способствовать подготовке специалистов), Шорохов вполне обоснованно с точки зрения формальной логики ставил вопрос “Почему археография...не опирается в своих исследованиях на теорию и методику партийной пропаганды, педагогику, психологию, логику, библиографию, а только на исторические и смежные с ними научные дисциплины?” .

Вслед за М.С.Селезневым Е.Ф.Шорохов склонен был рассматривать “археографию” лишь как научную дисциплину, занимавшуюся разработкой теории, методики и истории подготовки документальных изданий и не подразумевал под ней практическую работу по публикации исторических источников. “Такое определение термина археографии,--по его мнению, -- исключит возможность употребления его в значении археографической практики, поможет четко разграничить методологию и методы подготовки документальных изданий и методологию и методы научной дисциплины, историю издания документов и истории археографии”. В дальнейшем эта его позиция, несмотря на критику, которой она подверглась в ходе дискуссии, осталась неизменной. На это, в частности, указывают содержавшиеся в его историографической статье фразеологизмы типа “литература о публикации документов и археографии”, хотя здесь же автор, явно противореча себе, употребляет выражения “археографическая практика”.

В статье “Археографические издания по истории Белоруссии” Е.Ф.Шорохов предложил свою периодизацию истории практической археографии в республике, выделив три этапа, для каждого из которых был характерен тот или иной тип документальных изданий. На первом этапе, продолжавшемся с середины 1920-х до середины 1930-х гг., превалировали, по его мнению, издания научного типа; на втором (середина 1930—середина 1950-х гг.)—научно-популярные. Наиболее значительное развитие публикация документов получает на третьем этапе, начавшемся, по мнению автора, после ХХ съезда КПСС. “Характерная особенность третьего этапа—улучшение организации координации и планирования работы по изданию документов, расширение тематики и хронологических рамок, увеличение количества изданий документов оветского периода, усиление роли архивных учреждений в публикационной работе, внимание к обобщению опыта и методическому обеспечению археографической деятельности, и наконец, повышение результативности и качества публикации документов в республике” .

Наиболее распространенным видом издания на этом этапе Шорохов считал тематические сборники, ориентированные по своему целевому назначению как на исследователей, так и на широкие круги читателей. “И если по археографической подготовке сборники относятся к научно-популярным, то по тематике, составу документов, объему и тиражу многие из них можно отнести к изданиям научного типа”, заключал далее автор. Сомнительность предлагавшихся здесь Шороховым критериев отнесения изданий к научному типу очевидна, однако сам автор считал, что они правильно отражают основные тенденции в публикации документов .

И чтобы завершить разговор о Е.Ф.Шорохове—историографе белорусской археографии, укажем еще на одну работу, в подготовке которой он принимал участие. Мы имеем в виду очерк археографической деятельности архивных учреждений союзных республик в 1918—1975 гг., опубликованный в т. 10 Трудов ВНИИДАД (М., 1979). Целью его являлось изучение как общих закономерностей, так и особенностей развития археографии в союзных республиках. Структура очерка, построенная с учетом существовавшей тогда периодизацией истории советского общества, включала три раздела: 1) организация публикационной работы; 2) тематика документальных изданий; 3) развитие теории и методики археографии.

Анализ содержания “белорусских разделов”, готовившихся Шороховым, показывает, что он, ввиду существующих реалий был вынужден сосредоточить преимущественное внимание на первых двух разделах. Что же касается анализа развития теории и методики археографии, то он почти не присутствовал в очерке вследствие индифферентного отношения белорусских исследователей к проблемам теоретико-методического характера.

Белорусский историк-архивист обратил внимание на использование в республике опыта архивистов России и Украины по изданию “разоблачительных” документов (попытка Могилевского ревкома издать обнаруженную в городе в 1918 г. переписку Николая 11), подчеркнул исключительную значимость методического раздела доклада Д.И.Довгялло об археографии в Беларуси, который ученый сделал на Первой всебелорусской конференции архивных работников (май 1924 г.), указал на нереализованность ряда задумок архивистов республики в 1920-30-е гг.в сфере практической археографии.

Представляются заслуживающими внимания соображения Шорохова относительно методики публикации документов на национальном языке. Они свидетельствовали о понимании автором статьи важности учета особенностей белорусского языка, изменения его грамматических норм, орфографии, графической системы и т.д. 105.

Написанные Шороховым разделы очерка получили высокую оценку со стороны историков, архивистов, археографов. Они были названы “наиболее удачными” в статье руководителя сектора археографии Всесоюзного НИИ документоведения и архивного дела ( Козлов О.Ф. Очерк археографической деятельности архивных учреждений союзных республик (из опыта подготовки) // Археографический ежегодник за 1983 год. М., 1985. С. 167).

Попытку дать классификацию белорусских документальных изданий, появившихся в течение 1921—1971 гг., предпринял З.Ю.Копысский в статье, опубликованной в “Археографическом ежегоднике за 1974 год” (М., 1975). В отличие от своих предшественников (например, Л.В.Аржаевой) автор достаточно четко разграничил археографические и неархеографические издания, исключив из объекта своего исследования “издания правительственных учреждений, ведомств, а также сборники воспоминаний, статистических материалов”. Они, по его мнению, требовали специального рассмотрения.

Копысский сгруппировал основные археографические издания с учетом принципа происхождения включенных в них документов: по истории феодализма, истории капитализма, истории Советской Белоруссии (в последнем разделе он выделил подраздел по истории Великой Отечественной войны). Внутри каждого раздела исследователь систематизировал публикации по типам и видам, ввел в составленные им таблицы дополнительные данные о количестве и хронологических рамках публикуемых в каждом сборнике документов, выделив при этом оригинальные. Автор отошел от присущего историографии археографии Беларуси обзорно-информационного характера, попытавшись показать тенденции развития документальных изданий, уделив значительное место анализу методики публикации, обратив внимание на имеющие место недостатки в археографическом оформлении сборников, на “документальные лакуны”, существующие по тем или иным периодам истории Беларуси.

Подводя итоги, З.Ю.Копысский отметил преобладание среди изданий научного типа по периоду феодализма документов экономического характера, по периоду капитализма—документов об истории революционного движения; для изданий послеоктябрьского периода—материалов о политической истории первых лет развития советского государства и общества.

Констатировав преобладание тематического вида изданий среди публикаций научного типа, автор статьи совершенно справедливо высказался за целесообразность расширения пофондовых публикаций, а также изданий учебного типа.

Несмотря на наличие в работе З.Ю.Копысского ряда неточностей фактического и методического характера, которые были отмечены Е.Ф.Шороховым , она, тем не менее, сыграла определенную позитивную роль прежде всего своим новаторским характером. Статья инициировала белорусских историков, архивистов, археографов обратить внимание на существующие в археографии проблемы теоретического и методического характера и попытаться решить их.

Заметный вклад в историографию белорусской археографию внес Н.Н.Улащик. Его монографию “Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода” (М., 1973) можно с полным основанием поставить в один ряд с блестящим исследованием С.Н.Валка “Советская археография”, хотя в ней и отсутствуют такие глубокие теоретические обощения по ключевым проблемам археографии, которые характерны для книги российского исследователя .

Н.Н.Улащик свел воедино многочисленные работы своих предшественников и таким образом представил комплексный анализ состояния археографической базы по истории Беларуси периода феодализма. Он, как и Валк, отошел от “учрежденческого” принципа изложения материала, заменив его анализом конкретных документальных сборников актового характера в хронологической последовательности, начиная от “Белорусского архива древних грамот” (1824 г.) и заканчивая “Дакументамі і матэрыяламі па гісторыі Беларусі”(1940 г.) 110.

Наряду с этим большое место в книге уделено и истории организации археографической работы в Беларуси и Литве в Х1Х—первой пол. ХХ вв. При этом автор не подпал под влияние крайне негативных оценок деятельности Виленской археографической комиссии, Виленского и Витебского центральных архивов древних актов и др. учреждений, которые давались им польскими и некоторыми российскими исследователями . Справедливо указывая на имевшие место тенденциозность при отборе документов, предназначавшихся для публикации, порой недостаточно высокий уровень их археографической подготовки и т.п., Н.Н.Улащик вместе с тем считал, что “изданные документы живут сами по себе, нередко утверждая совсем не то, что хотели доказать составители и редакторы, готовя том к печати”.

Самостоятельное научно-справочное значение имеют приводимые Улащиком подробные количественные характристики серийных документальных изданий комиссии и архивов. Им едва ли не впервые в белорусской археографии так подробно исследованы вопросы методики публикации исторических источников на примере основных документальных изданий Х1Х—первой пол. ХХ вв. Фактически он развил то, что в свое время лишь обозначил Д.И.Довгялло в упоминавшемся выше докладе об археографических работах в Беларуси. Данная работа ученого стала основополагающим трудом в области археографии и источниковедения истории Беларуси, без ссылок на который не обходится ни одно исследование современных отечественных (и зарубежных также) исследователей, занимающихся изучением аналогичных проблем. В этом нетрудно убедиться, обратившись хотя бы к соответствующим статьям белорусских энциклопедий.

Готовя книгу к изданию, Н.Н.Улащик был вынужден ограничиться анализом публикаций только актового материала ввиду существовавшего ограничения на объем научных монографий (20 печ. лист.). Об этом он сообщал в письме 6 февраля 1970 г. супругам Гениюш:” В истекшем году завершил работу, посвященную публикации источников по истории Белоруссии. Поскольку работа (неожиданно для меня) вышла за пределы положенного—летописи, статуты, мемуары, дневники и что-то еще не [удалось] включить в свой обзор. Отложил это на другое время”

Буквально через шесть лет после издания “Очерков” вышло ее продолжение, целиком посвященное анализу повествовательных источников, а также их публикациям. “Введение в изучение белорусско-литовского летописания” (М., 1980) одновременно подводило итоги многолетней деятельности ученого в сфере практической археографии и, в частности, в работе группы по изданию Полного собрания русских летописей. Как и в “Очерках” , во “Введении” Н.Н.Улащик самым тщательным образом проанализировал подготовленные им к изданию белорусско-литовские летописи, составившие 32-й и 35-й тома знаменитого серийного издания, начатого еще в 1841 г., дал обстоятельный обзор всех предшествующих публикаций этого важнейшего вида источников.

Уже после смерти Н.Н.Улащика были изданы некоторые его работы (к сожалению, не все одинаково завершенные), мыслившиеся ученым как продолжение цикла исследований по различным аспектам белорусской археографии. В их числе—статья “Публикация материалов Литовской метрики”, представляющая собой полный (на время подготовки статьи) обзор изданий документов Метрики начиная с изданий М.Догеля в 1755 г. и заканчивая 2-м томом “Беларускага архіва” (1928 г.) 112, незавершенная статья “Первый Литовский статут (Из истории находок рукописей и их изучения)” 113, фрагменты второй части “Очерков по археографии и источниковедению истории Белоруссии” 114, а также незавершенной работы “Мемуары и дневники как источники по истории Белоруссии (середина ХУ1—середина Х1Х столетий”.

Признанием огромного вклада Н.Н.Улащика в развитие белорусской исторической науки, равно как и археографии, источниковедения, историографии стала научная конференция, приуроченная к 90-летию со дня рождения ученого и состоявшаяся в Минске по инициативе Белорусского НИИ документоведения и архивного дела. Значительная часть докладов и сообщений, заслушанных на этой, равно как и на аналогичной конференции, проходившей месяцем раньше в Москве, была посвящена различным аспектам белорусской археографии и роли ученого в ее развитии. Археографические работы ученого, а также крайне важный для понимания его научного наследия, равно как и для истории белорусской археографии эпистолярий, опубликованы в избраных трудах Н.Н.Улащика .

Существенным дополнением, а в ряде случаев и уточнением исследований Н.Н.Улащика по проблемам истории и методики белорусской археографии может служить книга В.П.Козлова “Колумбы российских древностей” (М. 1981), посвященная в числе прочего и проблемам полевой археографии в белорусских и литовских губерниях в первой пол. Х1Х в. Избрав предметом своего исследования деятельность так наз. “румянцевского кружка”, автор обстоятельно, основываясь на изданных, а также впервые вводимых им в научный оборот источниках, проанализировал историю и организацию собирания и публикации исторических источников в белорусских и литовских губерниях, предпринятых под покровительством графа Н.П.Румянцева с помощью профессуры Виленского университета, а также археографов-любителей Гомеля, Могилева, Полоцка. В книге содержался вывод о ценнейшей источниковой базе, накопленной и достаточно хорошо сохранившейся на территории Беларуси и Литвы в период существования там Великого княжества Литовского, и доставшейся в конце ХУ111 в. России.

Общественно-политические события, произошедшие в конце 1980—начале 1990-х гг. в СССР, включая и Беларусь, самым непосредственным образом повлияли как на организацию публикаторской деятельности в республике, так и на изменение ее тематики. Отказ от официальной государственной идеологии, какой являлся марксизм-ленинизм, обусловил прекращение издания трудов К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, материалов КПСС-КПБ, в том числе и в переводе на белорусский язык, чем до этого занимались сотрудники специального подразделения Института истории партии (с 1 января 1991 г.—Института историко-политических исследований) при ЦК Компартии Беларуси, работники издательств и др. Радикальные перемены вызывали необходимость коренного пересмотра узловых проблем теории и методики археографии, таких, как определение критериев отбора документов для издания, выбор тематики публикаций, разработка нормативно-методической базы для издания документов на национальном языке и др.

Снятие “табу” со многих архивных материалов, с одной стороны, приход в практическую археографию массы энтузиастов-дилетантов, с другой, настоятельно выдвигали на первый план проблему подготовки кадров специалистов-археографов, которые могли бы со знанием дела вести публикаторскую работу, противодействуя таким образом грозящему захлестнуть историческую науку потоку примитивных публикаций документов, готовившихся в большинстве своем людьми, часто даже не слышавших об “археографии”. Инициативу в этом направлении проявили кафедра археографии Московского историко-архивного института, сектор археографии Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела и Археографическая комиссия Российской Академии наук. В течение нескольких лет сотрудниками этих учреждений были подготовлены и изданы учебные пособия, разработаны программы альтернативных учебных курсов по археографии, изданы методические пособия ( Добрушкин Е.М. История отечественной археографии: современные проблемы и задачи изучения. М., 1989; Он же Основы археографии: Учебное пособие. М., 1992; Он же. Теоретические проблемы отечественной археографии. Автореферат...докт. истор. наук. М., 1993.Археография. Программа курса (для дневного отделения факультета архивного дела (разработ. А.Д.Степанским и Г.И.Королевым) М., 1992; Программа курса “Археография”. Для вечернего отделения факультета архивного дела М., 1992. Более подробно об этом см.: Селезнев М.С. К истории преподавания курса “Археография” в МГИАИ // Отечественные архивы. 1993. №5. С. 59—62.

Методическое пособие по археографии в двух частях. М.: ВНИИДАД, 1991.Ч.1—11), призванные заменить собой существовавшие до этого в значительной мере догматические разработки по археографии. На страницах “Археографического ежегодника”, “Отечественных архивов”, других специализированных периодических изданий появляются статьи Е.М.Добрушкина, Г.И.Королева, Б.Г.Литвака, А.Д.Степанского, С.В.Чиркова и др. преподавателей и сотрудников Историко-архивного института, Археографической комиссии, в которых анализируется научное наследие выдающихся российских археографов, обобщается опыт российской и зарубежной археографии, исследуются ее важнейшие теоретические проблемы.

На фоне российской, равно как и украинской литературы историография белорусской археографии конца 1980-начала 90-х гг. выглядит достаточно скромно. Замедление, а затем почти полная приостановка практической археографии в республике, устранение Главархива от этой важнейшей сферы деятельности государственных архивов не способствовали появлению исследований, предметом которых являлись бы история, теория , методика археографии. Однако, это вовсе не свидетельствует о полном отсутствии таковых.

В отличие от 1960-70-х гг., когда ядром практической деятельности по публикации исторических источников в республике, а также научно-методическим и координационным центром в сфере археографии выступали архивные учреждения, в конце 1980—начале 90-х гг. к проблемам археографии обратились научные учреждения системы АН Беларуси, вузы, Белорусская энциклопедия, а также созданный в конце 1991 г. в структуре Госкомархива отраслевой НИЦ документоведения и ретроинформации (ныне БелНИИДАД).

Анализ отдельных аспектов археографической деятельности архивно-археографических, музейных и др. учреждений Беларуси конца ХУ111—нач. ХХ вв. содержится в работах Д.В.Карева, посвященных изучению состояния и развития исторической науки в белорусских и литовских губерниях в этот период ( Караў Дз.У. Беларуская гістарыяграфія у канцы ХУ111—пач. ХХ ст.ст. // В кн.: Наш радавод. Гродна, 1993. Кн. 5. С. 234—394; Он же Политика царизма и архивно-археографическая деятельность на территории Литвы и Белоруссии в 30-х –нач. 60-х годов Х1Х в.// Актуальные вопросы теории, методики и истории публикаций исторических документов. С.75—86.)

Автор, правда, специально не исследует уровень состояния археографической мысли, ограничиваясь с учетом историографической направленности своих работ лишь изучением организации работы по собиранию и публикации документов Виленским и Витебским архивами древних актов, Виленской археографической и Витебской ученой архивной комиссиями, губернскими статистическими комитетами, виленскими журналами, отдельными лицами и др. Характеризуя итоги их археографической деятельности, Д.В.Карев вслед за Н.Н.Улащиком повторяет тезис о том, что “изданные документы живут сами по себе, нередко утверждая совсем не то, что хотели доказать составители и редакторы…”

Чрезмерное увлечение автора исследованием политико-идеологических аспектов деятельности архивно-археографических учреждений не позволило ему уделить большего внимания вопросам теории и методики археографии, которые оказывали определенное влияние и на уровень общеисторических работ, являвшихся основным объектом исследования Д.В.Карева. И тем не менее его работы наглядно демонстрируют теснейшую связь археографии и историографии и их взаимовлияние.

Заслугой автора, на наш взгляд, является и то, что он, как и Н.Н.Улащик, “населил” свои исследования живыми людьми, попытался дать оценку их вклада в развитие исторической науки вообще, археографии, источниковедения и архивоведения. В частности. Правда, нельзя не отметить проявления им чрезмерных симпатий к виленской профессуре, не скрывавшей своих полонофильских взглядов. Это особенно заметно на фоне достаточно нигилистического отношения к представителям консервативного крыла в российской историографии (П.Н.Батюшкову, М.О.Без-Корниловичу, М.О.Кояловичу и др.) Возможно, здесь сработал стереотип прошлых лет, согласно которому “левые” априори всегда лучше “правых” (без оценки конкретного вклада тех и других в историческую науку).

Логическим продолжением исследований Д.В.Карева можно считать цикл историографических работ В.Н.Михнюка, хотя последние и появились несколько раньше трудов вышеупоминавшегося автора ( Михнюк В.Н. Становление и развитие исторической науки Советской Белоруссии (1919—1941 гг.) Мн., 1985; Он же. Гістпарт Беларусі: Асноўныя напрамкі дзейнасці // Весці АН БССР. Сер. Грамадск. Навук. 1983. № 6. С. 68—72.. 125.). Особого внимания заслуживает монография. О наиболее сложном периоде в истории исторической науки в Беларуси, когда шел процесс замены одной идеологии другой, а научные дискуссии по проблемам отечественной истории часто напоминали военные сражения и изобиловали фразеологией из арсеналов И.Сталина, А.Вышинского и иже с ними (“борьба на историческом фронте”, “отпор классовому противнику” и т.п.).

Время работы над монографией не могло не наложить отпечатка на ее содержание. Вряд ли можно согласиться сегодня с положительной оценкой, даваемой автором книги, известному письму И.Сталина в редакцию журнала “Пролетарская революция” (1931 г.), которым фактически было введено “табу” на широкое использование архивных материалов в исторических исследованиях, а историки вынуждены вместо ссылок на источники обильно цитировать высказывания “вождя всех времен и народов”. Именно с этого времени, как известно, наступает почти полный застой в публикации документов и материалов. Именно это письмо оказало весьма негативное воздействие на археографию вообще, белорусскую, в частности.

Всесторонне освещая вопросы организации исторических исследований в республике в довоенный период, В.Н.Михнюк попутно затрагивает и проблемы археографии в той ее части, которая оказывала непосредственное воздействие на историографию (анализ собирательской и публикаторской деятельности Истпарта, Центрархива, Инбелкульта, Института истории АН Беларуси и др.). В дальнейшем автор сосредотачивает свое внимание на анализе борьбы представителей нарождавшейся марксистской исторической науки против сионистских, нацдемовских, троцкистских и пр. историков.

В коллективной работе о состоянии исторической науки Беларуси в 1980-е гг. ( Михнюк В.Н., Петриков П.Т. Историческая наука Белорусской ССР. 80-е годы. Мн., 1987) авторы традиционно отвели несколько страниц обзору изданных в республике за рассматриваемый период трудов “классиков марксизма-ленинизма, документов КПСС”, “сборников документов и материалов по истории БССР и КПБ” и “мемуарных публикаций”. При этом авторы наряду с действительно археографическими публикациями включили в обзор и издания оперативного и справочного характера и именно им уделили преимущественное внимание. Они обратили внимание на позитивную роль в деле издания документальных сборников, которую играет кооперации историков и архивистов республики и отметили целесообразность введения в научный оборот итогов журнальной археографии .

Важной составляющей историографии белорусской археографии, появившейся в последнее десятилетие, являются статьи, опубликованные в “Энцыклапедыі гісторыі Беларусі” и посвященные как истории, так и теории и методике белорусской археографии.

В начале 1990-х гг. белорусские исследователи, вероятно, не без влияния примера российских коллег, обратили внимание и на журнальную археографию. Это направление представляется очень перспективным, учитывая огромное количество исторических источников, “рассыпанных” по многочисленным периодическим и повременным изданиям (центральным и региональным). Пока они, правда, ограничились анализом документальных публикаций в дореволюционных периодических изданиях, хотя, повторяем, следовало бы его распространить и на советские журналы, на страницах которых публиковалась в прошлом и продолжает публиковаться в настоящее время масса порой ценнейших исторических источников разных типов и видов.

Из имеющихся к настоящему времени работ по проблемам журнальной археографии укажем на статьи А.А.Воротниковой Беларуская археаграфія у першай палавіне Х1Х ст. // Весці АН БССР. Сер. грамадск. навук. 1991. № 5 и Д.В.Карева. Виленские журналы и археографическая деятельность в Белоруссии и Литве 3—х—50-х гг. Х1Х в.// В кн.: Мир источниковедения (сборник в честь С.О.Шмидта). М.: Пенза, 1994

Так, изучение журнальной археографии в первой половине Х1Х в. позволило первому автору сделать вывод о ее приоритете в деле популяризации исторического наследия наряду с попытками формирования археографических программ: “у 30-40 –е гады рабіліся першыя захады на стварэнне археаграфічных праграм...на старонках часопісаў..., ішла карпатлівая праца, не заўседы зладжаная і паспяховая, але з дастатковым размахам папулярызаваўшая гістарычную спадчыну” .

Историография белорусской археографии последних лет существенно пополнилась благодаря деятельности Белорусского НИИ документоведения и архивного дела. Институт выступил в роли инициатора и организатора проведения в 1990-е гг. ряда научных конференций различных уровней, на которых, в числе прочего обсуждались и проблемы белорусской археографии. В их числе—международная научная конференция “Архівазнаўства, крыніцазнаўства, гістарыяграфія Беларусі: стан і перспектывы”(1—2 декабря 1993 г.), вышеупоминавшаяся конференция, посвященная 90-летию со дня рождения Н.Н.Улащика (14—15 февраля 1996 г.), международная научная конференция “Замежная архіўная беларусіка” (25—26 апреля 1996 г.), региональная научно-практическая конференция “90 гадоў Віцебскай вучонай архіўнай камісіі” ( 24 ноября 1999 г.), международная научная конференція “Праблемы беларускай археаграфіі (да 175-годдзя выхаду ў свет “Беларускага архіва старажытных актаў”) (11—12 марта 1999 г.) и др.

Представляется заслуживающим внимания обращение историков к анализу творческого наследия известных белорусских историков и археографов. Оно не только способствует расширению источниковой базы для изучения истории белорусской археографии, но и способствует популяризации последней. Сложилась к настоящему времени уже значительная литература, посвященная анализу научной деятельности, включая и археографическую, основоположника белорусской историографии и археографии М.В.Довнар-Запольского. . В 1994 г. Белорусской энциклопедией совместно с Национальным архивом республики было издано оригинальное, ранее не публиковавшееся исследование самого ученого “История Белоруссии”. Этому предшествовал ряд статей в белорусских центральных и региональных изданиях . Сам факт издания книги выдающегося белорусского историка, археографа, этнографа имел большое значение для обогащения историографии отечественной археографии по ряду причин. Во-первых, сама рукопись труда ученого может (и должна) рассматриваться как исторический источник, как объект археографической публикации и по уровню ее подготовки к изданию возможно оценивать уровень современной археографии. Во-вторых, работа содержит ряд глав об истории и организации публикаторской деятельности в Беларуси и Литве в Х1Х—нач. ХХ вв. и в этом смысле ее можно рассматривать как историографическое исследование о белорусской археографии.

Своеобразным итогом довнароведческих изысканий, включая и исследование археографической деятельности ученого, последнего десятилетия стала книга “Даследчык гісторыі трох народаў: М.В.Доўнар-Запольскі” ( Гомель-Рэчыца, 2000), составившаяся из докладов и сообщений участников двух международных довнаровских чтений, проходивших в 1997 и 1999 гг. в г. Речице, а также материалы Третьих международных довнарских чтений (Мн., 2002).

Сподвижнику М.В.Довнар-Запольского на ниве практической археографии посвящен очерк М.Ф.Шумейко “Архивист и археограф Дмитрий Иванович Довгялло” (Мн., 2002), автор которого через призму документов белорусских, литовских, российских, украинских архивов пытается не только создать образ этого, безусловно выдающегося практика-археографа, но и проследить историю белорусской археографии конца Х1Х—первой четверти ХХ вв.

Археографические сюжеты присутствуют также и в работах краеведческого характера, посвященных “летописцу Витебщины” А.П.Сапунову .

Сложилась значительная литература об истории и методике публикации документов Метрики Великого княжества Литовского. Ее белорусская составляющая представлена статьями Г.Я.Голенченко, А.И.Груши,О.Дерновича, В.С.Менжинского, М.Ф.Спиридонова и др. исследователей, которые по примеру литовских коллег, издающих с 1997 г. дайджест “Новости Литовской метрики”, а также исходя из существующей потребности иметь специализированное издание по Метрике, приступили, начиная с 2001 г. к выпуску ежегодного альманаха “Metriciana”. Среди работ методического характера особо выделим рекомендации по изданию и описанию Метрики, содержательная часть которых имеет непреходящее научное и прикладное значение, а предисловие носит историографический характер . Не менее значимой в плане обогащения методики публикации актовых источников, включая и латинские грамоты, представляется монография одного из составителей вышеназванных методических рекомендаций—С.М.Каштанова “Актовая археография” (М., 1998). Предисловие и послесловие к монографии носят теоретический характер.

Состояние публикационной деятельности в республике в 1960-80-е гг. рассматривалось и в контексте архивного строительства в Беларуси в этот же период. . Авторы статьи по данной проблеме В.И.Леоновец и И.И.Шевчук напрямую связывали уровень развития исторической науки в республике с состоянием практической археографии. Проанализировав тематику изданных в это время документальных публикаций, они отметили недостаточное освещение в них идеологической борьбы в период подготовки и проведения Октябрьской революции, проявление субъективизма при отборе документов и пр. Одним из условий изменения подобной ситуации авторы считали необходимость объединения усилий историков и архивистов, решения организационных вопросов (в частности, создание археографической комиссии, специального архивно-археографического журнала и т.п.), а также отказ от практики подготовки так наз. “юбилейных” или “заказных” публикаций и т.д.

Из других работ, появившихся в Беларуси в 1990-е гг. и затрагивающих проблемы отечественной археографии, укажем на монографию Н.В.Николаева “Палата кнігопісная: Рукапісная кніга на Беларусі ў Х—ХУ111 стагоддзях” (Мн., 1993), брошюру московского исследователя Ю.А.Лабынцева “Архіў беларускага адраджэння (Дакументальныя помнікі беларускай царкоўнай і грамадзянскай гісторыі ў зборах музея імя Івана Луцкевіча ў Вільно)” (Мн., 1993), книгу обзорно-библиографического характера А.Калубовича “Крокі гісторыі. Даследаванні, артыкулы, успаміны “ ( Беласток—Вільня—Менск, 1993), работу И.Саверченко “Aurea mediocritas. Кніжна-пісьмовая культура Беларусі: Адраджэнне і ранняе барока” (Мн., 1998) и др.

Особо скажем об изданной в Минске в 1996 г. под грифами Института археологии Российской академии наук и Витебского областного историко-краеведческого музея работе Л.В.Алексеева “Археология и краеведение Беларуси. ХУ1 в.—30-е годы ХХ в.”. На ее примере достаточно хорошо прослеживается связь археографии с археологией и краеведением. Алексеев, как и автор аналогичной, изданной еще в 1984 г. работы, Г.А.Кохановский, попытался проследить, “когда на западных территориях Древней Руси зародился интерес к ее памятникам древности, как эволюционировала о них мысль и памятники эти начали восприниматься в качестве исторического источника” . Построив свое исследование по хронологически-личностному принципу, автор в живой, но не лишенной научности форме, изложил историю зарождения археологии (и археографии также), показал через конкретных лиц достигнутые результаты и нерешенные проблемы в сфере полевой и камеральной археологии (и археографии), выделил роль археологически-археографических изысканий, которые они играли в развитии краеведения в Беларуси. Самостоятельное научное значение имеет весьма полная библиография, а также фотоиллюстративный материал, присутствующие в книге.

Изучению состояния археографической мысли в Беларуси в послевоенный период посвящена статья Ю.В.Нестеровича Археаграфічная думка ў БССР у 40-80 –я гады.// Весці АН Беларусі. Сер. Гум. Навук. 1997. № 2. Основываясь на делопроизводственных материалах Главархива республики, автор сделал вывод о значительном вкладе белорусских историков-архивистов в создание основных нормативно-методических документов в сфере археографии (от “Основных правил публикации документов Государственного архивного фонда Союза ССР” (М., 1945) до “Правил издания исторических документов в СССР” (М., 1990). Нестерович делает совершенно правильный вывод о том, что степень участия историков-архивистов Беларуси в решении методических вопросов находится в прямой зависимости от уровня развития практической археографии и напрямую связывает затухание разработки вопросов теории и методики археографии, происходившее в республике в конце 1980-х гг. со свертыванием работы по публикации исторических источников в это же время.

Заслуживает также внимания историко-археографический очерк этого же автора, посвященный проблемам классификации археографических публикаций ( Праблемы класіфікацыі археаграфічных публікацый і беларускія археаграфічныя выданні (Гісторыка-археаграфічны нарыс) / Пад рэд. М.Ф.Шумейкі. Мн., 1997). В защищенной им в 1998 г. пока что единственной в республике диссертации по истории белорусской археографии был сделан обстоятельный анализ как организационных форм, так и итогов археографической деятельности в Беларуси в 1919—1991 гг., исследованы тенденции изменения тематики, типов, видов и форм документальных изданий в разное время и т.д.

В связи с созданием и деятельностью в республике отраслевого НИИ документоведения и архивного дела, занимающегося наряду с практической работой по публикации документов и решением вопросов теоретико-методического характера в области археографии и особенно в связи с созданием Археографической комиссии, возникновением отечественной архивно-археографической периодики появилась возможность для более серьезного исследования исторических и теоретико-методических аспектов белорусской археографии. В определенной мере она начала реализовываться в статьях М.Ф.Шумейко, его монографиях о проблемах реституции белорусских архивов, вкладе Д.И.Довгялло в архивно-археографическое строительство в Беларуси в конце Х1Х—первой половине ХХ в., очерках по истории архивного дела и др. .

Автор, опираясь на работы предшественников, пытается проследить историю зарождения, становления и развития белорусской археографии, определить ее роль и место среди смежных специальных исторических дисциплин, показать их взаимодействие и взаимовлияние. Уровень развития исторической науки в республике, считает он, в значительной степени зависит от состояния практической работы по публикации исторических источников, а последняя не может быть успешной без достаточного теоретического и методического обеспечения.

Анализируя современное состояние исторической науки Беларуси, автор приходит к выводу о том, что те кризисные явления, которые она переживает, во многом обусловлены не только проблемами методологического характера, но и недостаточным вниманием белорусских историков к проблемам разработки специальных исторических дисциплин, важнейшими среди которых являются источниковедение и археография.

Подводя итоги историогафического анализа белорусской археографии, отметим, что существует значительная (и по объему и по содержанию) литература, посвященная изучению различных сторон археографической деятельности. Она создавалась на протяжении почти двух столетий как на территории Беларуси, так и за ее пределами параллельно с практической работой по изданию документов в качестве исторических источников. Для Х1Х—начала ХХ вв. Преобладающими являлись рецензии на издавашиеся в Вильно, Витебске, Минске сборники документов серийного и несерийного характера, а также статьи обзорно-информационного и юбилейного характера, публиковавшиеся преимущественно в центральных(с-петербургских и московских) и местных (виленских, киевских) периодических изданиях. Значительную роль в этот период играли также сугубо исторические исследования, в которых присутствовали и археографические сюжеты.

С созданием архивно-археографических структур в Советской Беларуси (Центрархив, Археографическая комиссия Инбелкульта, Истпарт и др.) расширяется и углубляется тематика исследований: наряду с рецензиями на документальные сборники и источниковедческими работами появляются исследования, специально посвященные вопросам истории, теории и методики археографии. Их авторы пытаются отойти от полуэмпирических обобщений и выйти на уровень проблемного анализа состояния и перспектив развития археографии в республике. О возросшем теоретическом уровне исследований в области археографии свидетельствует участие белорусских археографов во всесоюзной дискуссии по проблемам археографии, развернувшейся в 1970-е гг. на страницах журнала “Советские архивы”.

В то же время заметно отставание белорусских археографов от их российских и украинских коллег. Достигнув определенных успехов в области практической археографии, они не смогли затем в полной мере использовать накопленный опыт, закрепить его в виде доступных широкой научной общественности монографий, научно-методических рекомендаций и учебных пособий, нормативных документов, хрестоматий и т.п. Между тем обобщение и материализация данного опыта, представляются крайне важными

Раздел 1. Теоретические проблемы археографии

Лекция 1. Археография как наука и практическая деятельность по публикации исторических источников и ее взаимодействие со смежными историческими дисциплинами.

Первое, с чем приходится сталкиваться исследователю, рискнувшему заняться изучением общих археографических проблем—это терминология и понятийный аппарат в археографии. Как известно, проблема дефиниций существует в любой науке; применительно же к археографии она по известным причинам приобретает особый смысл.

Дело в том, что до последнего времени среди историков, филологов то затухая, то вновь вспыхивая, ведутся споры как о предмете, объекте и “объеме” археографии, так и о самом термине “археография” ( См., напр.: Валк С.Н. Судьбы археографии // Археографический ежегодник за 1961 год. М., 1962; Селезнев М.С. По поводу термина “археография” // АЕ за 1963 год. М., 1964; Шмидт С.О. Некоторые вопросы развития советской археографии // АЕ за 1978 год М., 1979; Степанский А.Д. Археография: термин, объект, предмет // Отечественные архивы 1996. № 3; Козлов В.П. Теоретические основы археографии с позиций современности // Там же. 2001. № 1; Воробьева Ю.С. Теоретическое осмысление принципов отбора важно, но терминология требует обсуждения // Там же. № 3; Черных В.А. Еще раз об объекте и предмете археографии // Там же; Старостин Е.В. Терминологическая интервенция // Там же № 5; Литвак Б.Г. Несколько слов о статье В.П.Козлова и откликах на нее // Там же; Поздеева И.В. Новая концепция эдиционного архивоведения // Там же. 2002. № 1; Королев Г.И. В очередной раз об археографии// Там же; Каштанов С.М. О предмете и объекте археографии (Некоторые замечания по поводу статьи В.П.Козлова) // Там же.№ 3; Нестерович Ю.В.К вопросу о предмете археографии и типологии документальных публикаций // Там же и др.) Это обусловлено тем, что, по мнению авторитетнейшего российского историка и археографа С.Н.Валка “Историки прошлого века [ имелись в виду Н.А.Полевой и П.М.Строев—М.Ш.] выбрали для той научной и практической дисциплины, которая должна была иметь своим предметом вопросы издания документов, не совсем складное наименование археографии, наименование, которое за пределами России [как, впрочем, и других стран, ранее входивших в состав СССР—М.Ш. ] нигде и никогда в таком значении не применялось” .

В своей статье о “судьбах археографии” С.Н.Валк проследил трансформацию термина “археография” от “древлеописания” до “обозначения занятий над документами, которые окажутся древними лишь далеком будущем, через много и много веков” .

Известно, что впервые термин “археография” был употреблен в работе занимавшегося археологическими поездками по Греции и Малой Азии лионского врача Шарля Спона “Miscellanea eruditae antiquitatis”, появившейся в 1685 г. По мнению автора он обозначал науку о памятниках древности и не имел ничего общего с этимологией данного термина (“описание древностей” или “древлеописание”).

В Россию “археография” пришла в первой четверти Х1Х в. в том же значении, которое ей придал Ш.Спон и его последователи. Впервые данный термин был употреблен в 1807 г. профессором Московского университета Н.Ф.Кошанским, переводившим книгу французского историка О.Миллена “Руководство к познанию древностей” ( “археографией” Миллен , как и Спон, обозначал любое “объяснение памятников”, а к последним он относил все “древности” за исключением нравов и обрядов прошлого) .

Подобно споновскому и милленовскому, определение “археографии” встречается и в известной “Истории русского народа” Н.А.Полевого. Здесь автор выделяет четыре группы источников, с помощью которых может изучаться история. Три первые составляют летописи, дипломатические памятники и памятники палеографические, объясняющие веру, законы, нравы, обычаи ( сюда Полевой относил Русскую Правду, Слово о полку Игореве и др.) В четвертую группу Н.А.Полевой включил надписи на гробницах, зданиях, разных вещах, а также монеты, медали, изваяния и др. и назвал их “археографическими” памятниками. Применяя ныне существующие классификации исторических источников, все эти памятники мы бы отнесли к вещественным источникам, не составляющих в большинстве своем основу документальных изданий.

Человеком, связавшим “археографию” с письменными источниками, стал П.М.Строев, выступивший 14 июня 1823 г. на заседании Московского общества истории и древностей российских с широкой программой организации “исторически-ученой экспедиции”, целью которой должно было стать выявление, описание и последующая публикация документов. хранившихся в государственных, церковных, монастырских, частных архивах и библиотеках северных, центральных и западных губерний России.

“Итак, --говорил П.М.Строев,-- почтеннейшие сочлены, первою и основною частию обязанностей, предстоящих Обществу историческому, должно быть извлечение, сохранение и приведение в известность всех без изъятия памятников древних письмен наших. Для сего необходимо образовать экспедицию, которая обозрела бы, разобрала и с возможною точностию описала все монастырские, соборные и вообще казенные собрания рукописей на пространстве, прежде сего мною означенном И частные книгохранилища войдут в состав ее изысканий, если владетели пожелают отворить их… По совершении сей исторической экспедиции, когда рукописям всех монастырских библиотек составлены будут подробные каталоги, должно, почтеннейшие сочлены, приступить ко второй части наших преднамерений, то есть к обнародованию сих каталогов…Тогда, и не более как через шесть лет, начнется последняя и самая важнейшая часть наших занятий: наступит время изданий и критического обрабатывания Тогда, имея пред собою целые сотни списков летописей, будем мы печатать не два и не три из них, но многочисленные томы Собрания летописцев и писателей русской истории” .

Как известно, несмотря на негативное отношение Общества истории и древностей российских к предложенной П.М.Строевым программе, последняя, тем не менее в основном была реализована, дав жизнь специальному научному учреждению—Археографической комиссии, одной из задач которой являлось “систематическое издание в свет источников отечественной истории” .

Отметим, что термин “археография” как определение научной дисциплины, посвященной теории и практике издания источников, утвердившись в Х1Х в . в России, исчезает в то же время из научного лексикона ученых Европы, откуда он был заимствован. Там, когда речь идет о методах издания исторических источников, применяются термины edition, publication, edуtorstwo и др., но не археография .

Таким образом, термин “археография”, будучи вытесненным и замененным на Западе термином “археология”, в России, равно как и в Беларуси, превратился в обозначение особой научной дисциплины, ведающей проблемами издания источников. Здесь он с легкой руки П.М.Строева стал применяться для обозначения розыска и каталогизации документов, обозначения их описания и издания, для обозначения только их издания и даже для обозначения только теории и методики их издания.

Несоответствие этимологического значения термина “археография” тому виду деятельности, которую он обозначает, уже вызывало у многих российских историков сомнение в целесообразности продолжать употреблять случайно и некстати заимствованное из западной литературы слово. Вместо него они предлагали называть предмет своих занятий “изданием документов” или “методологией, методикой, техникой или даже практикой издания документов”. Эти сомнения в свое время разделял и С.Н.Валк, заканчивая свою статью о “судьбах археографии” следующим вопросом: “Не пора ли и нам, вместо того, чтобы изощряться во всяких определениях “археографии”, перейти к указанному уже в наше время советскими учеными давнему, но забытому общепонятному точному названию производимых нами разного рода “археографически” загадочных работ?” .

И тем не менее, несмотря на сомнения авторитетного историка-археографа относительно целесообразности употребления термина “археография” применительно к сфере практической деятельности по введению исторических источников в научный оборот, в том числе и путем их опубликования, а также к науке, занимающейся разработкой теории и методики их издания, с учетом сложившейся традиции мы не склонны менять “археографию” на “методологию, методику, технику и практику издания документов”. Более рациональным, на наш взгляд, является заключение своеобразного “договора” в среде ученых и практиков--публикаторов об однозначном, не допускающем других толкований, употреблении данного термина применительно и к научной дисциплине, и к сфере практической деятельности, призванной вводить в научный оборот ранее не издававшиеся исторические источники.

Возвращаясь к дискуссиям, возникавшим вокруг термина “археография”, отметим, что уже в 1920-е гг. высказывались мнения, что археография включает исключительно вопросы, связанные с изданием источников (что касается их выявления, описания , то это относили к области архивоведения). (Заметим, что и через 80 лет подобные суждения как будто бы вновь начинают звучать, свидетельством чему является напечатанная в первом номере журнала российский архивистов –“Отечественные архивы” за 2001 год статья члена-корреспондента РАН, руководителя Росархива В.П.Козлова “Теоретические основы археографии с позиций современности).

До середины 1950-х гг. господствовало определение археографии как “вспомогательной исторической дисциплины, ставящей своей задачей разработку методов публикации исторических документов и подготовку их к изданию” . В Беларуси такое определение археографии удерживалось до 1980-х гг., в чем нетрудно убедиться, обратившись к первым томам “Беларуская савецкай энцыклапедыі “ и “Энцыклапедыі літаратуры і мастацтва Беларусі” (изданы соответственно в 1969 и 1984 гг.). Автор статей “Археаграфія” в обоих изданиях Т.А.Воробьева определяет археографию как “дапаможную гістарычную дысцыпліну, якая распрацоўвае прынцыпы і метады выдання пісьмовых гістарычных крыніц” . Как видим, здесь нет ни слова о предшествующих изданию выявлении и описании исторических источников..

Между тем, начиная со второй половины 1950-х гг., с созданием в 1956 г. в системе Академии наук СССР Археографической комиссии, приступившей к изданию “Археографических ежегодников”, ситуация изменилась. В сферу деятельности комиссии вошли не только вопросы публикации источников, но и проблемы архивоведения, источниковедения, других специальных исторических дисциплин, что привело к возрождению “строевского”, широкого понимания археографии, включающего собирание, описание и издание источников. С другой стороны, продолжало существовать определение археографии и в узком смысле, ограничивавшеее ее сферу лишь публикацией документов.

Прошедшая в 1970-е гг. дискуссия между сторонниками того и другого понимания археографии окончилась, как и можно было предполагать, безрезультатно. Однако сравнительный анализ мнений обеих сторон дал возможность руководителю Археографической комиссии АН СССР С.О.Шмидту сделать выводы, которые легли впоследствии в основу определения понимания археографии в так называемых “широком” и “узком” смыслах и не были оспорены большинством археографов, архивистов, филологов.

Возражая против сведения археографии только к сфере эдиционной деятельности (т.е. исключительно к работе по изданию источников), С.О.Шмидт вместе с тем признавал, что именно она, опираясь на подлинно научно-методическую базу, приобрела наибольший размах. Учитывая распространенное понимание археографии как дела издания документов, ученый предлагал трактовать ее в более широком смысле “как науку о собирании, описании и издании письменных исторических источников (или документальных памятников), и в более узком—как теорию, методику и практику публикации документальных памятников” .

В рамках “широкого” понимания археографии С.О.Шмидт выделял и более дифференцированные направления, отражавшие и характеризовавшие отдельные сферы археографической деятельности. Одно из них—полевая археография, под которой понимались поиск и изучение документальных памятников в среде их бытования, другое—камеральная, или описательная археография, предполагающая описание памятников в камеральных условиях, и, наконец, третье—эдиционная археография (от латинского editio—издание), целью которой является подготовка документальных изданий. При этом ученый оговаривал, что последняя—наиболее знакомая всем сфера археографической деятельности. Такое определение археографии в “широком” и “узком” смыслах, сформулированное Шмидтом, закрепилось впоследствии не только в специальной научной литературе, но и в учебных пособиях ( см., напр.: Документальные памятники: Выявление, учет, использование: (Учебное пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности “история”) М., 1988. С. 20.), энциклопедических справочниках (см., напр.: Энцыклапедыя гсіторыі Беларусі Мн., 1993. Т.1. С. 160) и др.

По мнению члена-корреспондента РАН С.М.Каштанова, сменившего в 2002 г. на посту председателя Археографической комиссии РАН С.О.Шмидта, “нельзя не признать, что все три функции традиционной археографии обладают известным единством целей, и если поисковая археография составляет первый этап работы над введением письменного памятника в научный оборот, то описательная археография является вторым ее этапом, часто находящим выражение в в печатных описях, каталогах, перечнях, обзорах. Третий, или заключительный, этап этого движения источника из неизвестности в известность состоит в его издании, что и служит предметом теории и практики собственно археографии в нынешнем узком смысле этого слова. Исконная широта задач археографии как бы зафиксирована в названии учреждения, ведающего данным кругом вопросов (Археографическая комиссия), и в названии его печатного органа (“Археографический ежегодник”)” (Каштанов С.М. Актовая археография. М., 1998. С. 7).

Нетрудно заметить, что как “широкое”, так и “узкое” понимание археографии связано с публикационной деятельностью. Исходя из этого мы склонны рассматривать археографию в широком смысле прежде всего как научную дисциплину (или науку), которая занимается всем комплексом проблем, связанных с введением письменных источников в научный оборот на этапе их поиска и собирания (полевая археография), научного описания (камеральная) и публикации (эдиционная). В узком же смысле под археографиеймы подразумеваемнаучную дисциплину (или науку), разрабатывающую теорию и методику публикации документов

С учетом данного определения археографии как науки объектом ее исследования является не документ, но его публикация. Только археография, на наш взгляд, в отличие от документоведения, источниковедения, дипломатики, архивоведения и др. специальных дисциплин источниковедческого цикла, рассматривает специфические вопросы теории и методики публикации документа в качестве исторического источника, что, собственно и делает ее самостоятельной научной дисциплиной со своим собственным подходом к документу, своим предметом исследования.

Под последним, опираясь на мнение профессора Московского историко-архивного института А.Д.Степанского, следует признать историю и современное состояние археографической мысли, методику публикации исторических источников, состав и содержание археографически опубликованных источников по отечественной истории.

Археография как научная дисциплина (или наука) свои рождением обязана той широкой практической деятельности по изданию документов, результаты которой стали востребоваться оформившейся в конце ХУ11—начале ХУ111 вв. исторической наукой. Расширение исторических исследований в свою очередь требовало привлечения новых исторических источников, доступных не только одиночкам-историографам, но и широкому кругу историков-исследователей, появившихся в ХУ111 в. в России, Беларуси, Украине, Польше, других странах. Спрос на доступные исторические источники в форме документальных публикаций рождал, таким образом, предложение последних. Работа по публикации документов приобретает широкий размах. В результате ее складываются определенные приемы подготовки публикаций, совершенствуется техника издания документов.

И, наконец, наступает время, когда эти приемы и навыки, которые издатели нащупывают чисто эмпирическим путем, начинают обобщаться и систематизироваться. Разработка методики публикации исторических источников, в свою очередь опирающаяся на вопросы теоретического характера (выяснение природы, структуры исторического источника; возможность познания исторического прошлого через анализ фактов, заключенных в источнике и т.п.) знаменует собой становление археографии как научной дисциплины.

В принципе, такой же или примерно такой путь проходили в своем становлении и развитии и другие науки. Возьмем для примера наиболее близкое археографии архивоведение, которое в упрощенном виде может быть определено как “наука об архивах”. Возникшее, как и археография, в недрах все той же археологии (припомним, что проблемы архивоведения, как и археографии, обсуждались на всех без исключения 15-ти археологических съездах, проходивших в России в 1860-1910-х гг., а кадры архивистов наряду с археографами готовили преимущественно Петербургский и Московский археологические институты), архивоведение претерпело существенные, в том числе и лингвистические, трансформации, прежде чем превратиться в “комплексную дисциплину, изучающую историю, организацию, теорию и практику работы архивов в области учета, описания, использования, обеспечения сохранности документов, научную организацию труда и экономику архивного дела”. Именно так определяет его Словарь современной архивной терминологии социалистических стран (М., 1982. Вып.) Как известно, для слушателей обоих институтов, желавших специализироваться в архивном деле, читался курс “наука об архивах” или “архивоведение”, строившийся из двух частей: архивоведения ( с ударением на первое “е”) и архивоведения (с ударением на второе “е”). Первая часть излагала историю архивов, вторая—давала основы техники архивной работы.

С конституированием архивоведения в специальную историческую дисциплину оно почти сразу же приобрело сферу своего практического применения. Таковой стало оформившееся в России, равно как и в Беларуси в первой четверти ХХ в. в качестве самостоятельного архивное дело, квалифицируемое как “деятельность по организации хранения, учета и использования архивных документов”, или “отрасль жизнедеятельности общества, охватывающая научные, политико-правовые, культурологические и технико-экономические аспекты организации хранения архивных документов и использования их информации”. Таким образом были “разведены” архивное дело как сфера практической деятельности и архивоведение как наука, занимающаяся изучением различных аспектов этой сферы. ( Заметим, правда, что современные украинские архивисты вновь пытаются “свести” архивное дело и архивоведение, предлагая термин “архивистика” и понимая под ним “архивоведение и архивное дело в их единстве”).

Ничего подобного не произошло (да и не могло произойти!) с археографией, поскольку сфера ее применения, в отличие от архивоведения, безгранична. В результатах археографии как науки одинаково заинтересованы не только историки, но и представители любых других наук, озабоченные их состоянием и развитием, и не в меньшей мере практики, занимающиеся введением в научный оборот документов через их опубликование (а среди последних могут быть как архивисты, так и музейные, библиотечные работники, преподаватели вузов, краеведы, дилетанты-публикаторы, не связанные с деятельностью каких-либо государственных или общественных организаций и т.п.)

Невозможность достаточно четко определить сферу применения археографии как науки наводит на мысль о целесообразности использования данного термина не только для обозначения науки, но также ипрактической деятельности, связанной с введением в научный оборот новых исторических источников.

Абсолютно противоположной точки зрения на этот счет придерживался один из участников дискуссии о предмете и задачах археографии, проходившей в 1970-х гг., белорусский архивист-археограф Е.Ф.Шорохов. Не соглашаясь с определением археографии как вспомогательной исторической дисциплины, он считал, что “археография—это научная дисциплина, изучающая и разрабатывающая теорию, методику и историю подготовки документальных изданий”. Такое определение археографии как научной дисциплины, по его мнению, исключит возможность употребления его в значении археографической практики (подч. мною—М.Ш.), поможет четко разграничить методологию и методы подготовки документальных изданий и методологию и методы самой научной дисциплины, историю создания документов и историю археографии .

Если против расширительного толкования Е.Ф.Шороховым археографии (не как вспомогательной исторической, а научной дисциплины) трудно что –либо возразить, то его тезис об исключении практической деятельности по изданию документов из сферы археографии вызывает возражение Кстати говоря, противореча себе, Е.Ф.Шорохов везде в своих статьях употребляет выражение “археографическая деятельность”, обозначая им работу по публикации документов. Именно так—“Археографическая деятельность научных учреждений Белорусской ССР”--названа его статья в сборнике “Вопросы археографии в БССР” (Мн., 1980. С. 63). Следуя логике своих рассуждений, автор должен был бы ее назвать “Деятельность научных учреждений Белорусской ССР по изданию исторических источников”, но не “Археографическая деятельность…”.

Видимо, более отвечающей логике и теории научного познания представляется точка зрения, согласно которой в сферу археографии включается и область научного знания (научная дисциплина), и непосредственно археографическая практика. Таким образом вслед за современными российскими исследователями (С.Н.Валком, С.О.Шмидтом, Е.М.Добрушкиным и др.) мы склонны рассматривать археографию как специфическую отрасль знания, которая содержит в себе археографию и как научную, и как учебную дисциплины, а также практику издания документов как исторических источников .

Наиболее существенные доводы в пользу оставления практической работы по публикации документов в сфере археографии содержатся в статье С.О.Шмидта “Некоторые вопросы развития советской археографии”(Археографический ежегодник за 1978 год), который при этом опирался на выводы патриарха российской археографии С.Н.Валка. Последний, полемизируя с М.С.Селезневым, который как и Е.Ф.Шорохов, “желает термин “археография” употреблять только для “археографии” как “научной дисциплины”, но вопреки традиции, не желает употреблять его для “практики” [подч. мною—М.Ш.], отмечал, что “как и до сих пор в отношении “археографии”, этим термином обозначались и теория, и практика издания документов, таким же образом и в других областях существует также терминологическое единство теории и практики. См., например, в БСЭ (т.26. с.615) определение медицины: “Медицина…--система научных знаний и практич[еская] деятельность, направленные на сохранение и укрепление здоровья людей”.

Представляется очень удачным, на наш взгляд, введенное в научный оборот А.А.Амосовым словосочетание “практическая археография” для обозначения деятельности по подготовке и публикации документов как исторических источников. Оно в настоящее время устойчиво закрепилось в научной и практической деятельности как российских, так и белорусских историков, архивистов. археографов (См., напр. нашу статью “Эдиционная археография и ее роль в формировании национального самосознания белорусского народа” (Наш радавод. Гродна, 1996. Кн. 7. С. 124), публикацию Я.Янушкевича “Класік беларускай гісторыі” (Літаратура і мастацтва. 1997. 29 жніўня. С. 16) и др.

Как и любая научная дисциплина, археография не может обойтись без самопознания. Последнее предполагает изучение истории организации археографической работы (складывание и развитие сети архивно-археографических государственных и общественных учреждений и организаций, частная деятельность профессиональных историков, архивистов, археографов, работа археографов-дилетантов и т.п.), вклада конкретных личностей в ту или иную сферу археографической деятельности, анализ разработки и совершенствования теории археографии, изучение методических приемов, применявшихся археографами при подготовке конкретных документальных изданий, исследование количественных данных археографической продукции и т.п. Изучение исторических аспектов археографии имеет не только научное, но и прикладное значение. Опираясь на опыт прошлого, оно способствует развитию и совершенствованию археографической мысли и методики публикации документов, подсказывает наиболее эффективные формы организации археографической деятельности, оказывает существенное влияние на научно обоснованное формирование общегосударственных или общенациональных программ публикации исторических источников, помогает, наконец. в деле подготовки высококвалифицированных кадров археографов.

Археография занимает видное место в системе научного исторического знания как процесса, поскольку способствует расширению источниковой базы для проведения научных исследований, делает доступными многие исторические источники, хранящиеся в государственных и частных архивах, рукописных отделах библиотек и музеев.

Не касаясь здесь других наук, отметим, что в процессе научной разработки истории работа исследователя с письменными источниками занимала и занимает преимущественное место. Исходя из этого археография со времени своего зарождения развивалась как научная область, охватывающая только письменные памятники. Однако, в настоящее время с расширением документальной базы исторических исследований, с появлением источников на небумажных носителях (кино и фотопленка, магнитная лента, оптический диск и др.) все эти источники также могут быть включены (и уже включаются в объект публикации, в чем нетрудно убедиться, обратившись, например, к Правилам издания исторических документов в СССР (М., 1990)...

Публикуя документы как исторические источники, археограф, кроме того, что делает их более доступными для исследователя, берет на себя еще и проведение части источниковедческой критики этих источников (никоим образом не вторгаясь в прерогативу историка-исследователя). Более подробно об этом речь будет идти в соответствующей лекции нашего курса.

Обратившись к истории исторической науки, нельзя не отметить, что в период ее становления историки сами занимались и поиском, и сбором необходимых документов, их описанием, обработкой и затем уже анализом и использованием содержавшейся в них информации с целью создания всевозможных исторических построений. Так, или примерно так, работали выдающиеся российские историки В.Н.Татищев, М.М.Щербатов, И.Н.Болтин, Н.М.Карамзин, чьи исторические исследования приобрели характер первоисточников в силу того, что в них использовалась информация документов, впоследствии утраченных. Напомню вам, что вот уже более двух столетий воображение историков будоражит упоминаемое В.Н.Татищевым в “Истории Российской” свидетельство, согласно которому ученый пользовался летописью, по его мнению составленной в Полоцке в Х111 в. Между тем сама эта летопись не сохранилась и о ее существовании нам известно благодаря Татищеву.( Подробнее об этом см.: Чамярыцкі В. Таямніцы Полацкага летапісу // Архівы і справаводства 1999. № 1. С. 32.). В конце ХУ111—нач. Х1Х вв. происходит своеобразное “разделение труда” между историками –исследователями и историками-археографами. Логика здравого смысла подсказывала целесообразность проведения изысканий источников и их публикацию однажды и для всех вместо поисков всегда и каждым в отдельности. Формируются специальные исторические дисциплины, предметом которых выступают определенные свойства документов как исторических источников.

Позднее в недрах московской школы историков созрело и теоретическое обоснование целесообразности разделения функций издателей рукописей и их исследователей. По мнению известного российского историка, палеографа и археографа И.Ф.Колесникова письменный памятник для историка это—“источник определенного исторического изыскания”; задачи историка—критика событий, подбор и оценка фактов. “Для археографа,--писал ученый,-- письменный памятник есть вообще исторический источник, а не источник определенного исторического изыскания… Задача археографа—заложить прочный и надежный фундамент для всевозможных исторических построений” .

Публичность опубликованного документа не только облегчает труд историка-исследователя, но и выступает своеобразной гарантией обоснованности и проверяемости выводов, которые тот делает, опираясь на данный документ. Она таким образом выполняет функции контроля как за историческими исследованиями, в которых использовался этот документ, так и за предыдущими публикациями этого же документа (если, разумеется, таковые были ).

По этому поводу Д.И.Довгялло в докладе на Первой всебелорусской конференции архивных работников (май 1924 г.) высказывался следующим образом: “Издание в печати архивных материалов как первоисточников для истории белорусского народа и характеристики белорусской культуры,-- является со всех точек зрения не только крайне желательным, но и необходимым. На ближайшей очереди масса документов чрезвычайно ценных, без которых не может быть поставлено правильно и всесторонне освещено прошлое белорусского народа, особенно под углом марксистской точки зрения. Кроме того, для той же цели настала надобность в новой проверке с делами и уже изданных актов и документов[подч. мною—М.Ш.], чтобы дать новое издание, которое могло бы удовлетворять всяким научным изысканиям” .

Совершенствование организации исторических исследований привело к тому, что историк-исследователь уже в архивах может вести поиск и отбор необходимых ему для исторических построений документов благодаря деятельности профессионального историка-архивиста, взявшего на себя труд по собиранию, хранению, описанию документов. Наличие хорошо разработанного научно-справочного аппарата делает эту работу успешной и целенаправленной и кроме того устраняет противоречие между организацией хранения документов в архиве (по происхождению) и их использованием историком-исследователем (по содержанию) .

Однако, каким бы совершенным ни был научно-справочный аппарат архива, он не может свести до минимума затраты времени исследователя на по существу второстепенную работу, связанную с выявлением, копированием отобранных документов. Для собственно анализа содержания источников, обобщений и выводов в этом случае остается не так уж много времени. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и факторы экономического характера ( большие финансовые расходы на поездки в архивы, расположенные в других городах, а тем более—государствах, высокие цены на изготовление копий документов и т.п.)

С учетом этих и других обстоятельств публикация документов вполне оправданно выделилась в специфический вид научной деятельности. Впоследствии, благодаря развитию исторической науки и особенно источниковедения, публикационная деятельность приобрела сугубо научный характер, который не сводится к простому тиражированию документов с целью обеспечения их доступности. Ею начали заниматься квалифицированные специалисты, имеющие как общеисторическую подготовку, так и владеющие специальными историческими знаниями. В соответствии с принципом разделения научного труда они взяли на себя часть источниковедческой работы, подпадающей под понятие “внешняя критика источника” (т.е. установление подлинности источника, его автора, времени и места создания и т.п.), оставив вторую часть источниковедческой критики для своих коллег—историков-исследователей.

Замечено, что деятельность историков, архивистов, археографов, готовящих публикации документов, зачастую оказывает более глубокое и долговременное влияние на историческую науку, чем выводы общеисторического характера или построения и концепции историка Это характерно как для прошлого, так и нынешнего состояния исторической науки, более других подверженной влиянию различных вненаучных факторов (политических, идеологических, конфессиональных, этнических и др.) Меняются концепции, методы исторического исследования; неизменным остается лишь исторический источник как явление, заключающий в себе информацию о прошлом, используемую историком в исследованиях. Отсюда очевидны приоритеты документа перед историческим исследованием, хотя, безусловно, и он (документ) не может быть полностью застрахован от проявлений субъективизма при своем создании

.Приведем на этот счет мнение таких авторитетных в исторической науке России конца Х1Х—нач. ХХ вв. историков, какими были академики С.Б.Веселовский и С.Ф.Платонов. Так вот, в 1909 г. первый писал второму: “Мне всегда казалось, что тщательно собранные и подобранные документы[подч. мною—М.Ш.] составляют для науки более прочное приобретение, чем само исследование, написанное по ним” . Попутно заметим, что Веселовский и позднее считал самым плодотворным путем в науке “путь искания новых источников и выбора тем в зависимости от количества и содержания сохранившихся источников” .

А еще за полвека до Веселовского и Платонова один из основателей Киевской археографической комиссии, профессор университета св. Владимира Н.Д.Иванишев в разговоре с коллегой историком как-то обмолвился: “Вот ваш Гизо—великий историк, а что станется с его взглядами лет через 20—30? А мои издания[имелся в виду серийный сборник документов комиссии “Архив Юго-Западной России”--М.Ш. ] будут иметь вечное значение для исторической науки” .

Дифференцияация научной деятельности в рамках исторической науки не ведет, однако, к обособлению историка-исследователя от архивиста, археографа по профессиональной принадлежности. Как известно, архивист зачастую работает в качестве практика-археографа и историка-исследователя и наоборот, последний нередко оказывается в роли архивиста и археографа. На неразрывную связь архивистов, археографов, историков указывает хотя бы то обстоятельство, что лица, готовящие себя к архивной работе и заканчивающие высшие учебные заведения получают квалификацию “историк-архивист”, а штатные научные сотрудники государственных архивов, занимающиеся там публикационной деятельностью, именуются “археографами”.

Обратившись к опыту прошлых лет, мы также видим, что именно сочетание в одном лице навыков профессионального историка-архивиста и археографа приносило наибольшую пользу как в области архивного дела, так и в сфере археографии.(Известно, например, что наиболее квалифицированно были подготовлены тома “Актов Виленской археографической комиссии”, “Историко-юридических материалов” и др. изданий Н.И.Горбачевским, Д.И.Довгялло, которые одновременно являлись и членами археографической комиссии, и архивариусами Виленского и Витебского центральных архивов древних актовых книг).

С расширением источниковой базы, появлением в архивах документов массового характера союз историка, архивиста и археографа приобретает еще большую актуальность. И недаром известный российский историк, ученик выше упоминавшегося академика С.Ф.Платонова, член-корреспондент Российской Академии наук С.В.Рождественский в статье под характерным названием “Историк -археограф-архивист”, которая открывала первый номер журнала российских архивистов “Архивное дело”(1923), счел необходимым выделить роль архивиста в проведении исторических исследований, закрепить за ним статус равноправного партнера историка-исследователя и археографа-публикатора. Ученый, в частности, писал: “Когда историческая наука все шире и глубже захватывает такие области, где доминирующим источником ее питания является массовый архивный материал, архивисту должна быть отведена определенная и самостоятельная роль в научном строительстве. Архивист перестал быть чиновником и должен стать научным работником высшей квалификации , равноправным сотрудником историка-исследователя и археографа”.

Считается, что документальная публикация должна предшествовать или идти параллельно аналитическим исследованиям в области исторической науки. В целом это верно, если принять во внимание то обстоятельство, что именно историк-исследователь, занимающийся конкретными историческими изысканиями, лучше других осведомлен и о круге источников, существующих по конкретной, им разрабатываемой теме, и более других заинтересован в обеспечении публичности этих источников путем их опубликования.

Не отрицая позитивного влияния историографии на определение тематики документальных публикаций (ниже мы скажем и об обратной стороне этого влияния, следствием чего может стать появление публикаций, соответствующих заданным историческим схемам и построениям), в то же время отметим и такие случаи, когда, наоборот, публикации документов стимулировали развитие исторической науки, подсказывали исследователям направления изучения и даже определяли результаты исследований. Это, конечно же, не имеет ничего общего с неверно понимаемыми в прошлом (да и в настоящее время также!) некоторыми археографами целями и задачами документальных публикаций: “документально осветить то или иное событие, явление” или с помощью документальной публикации провести своеобразное “исследование в документах и материалах”. Достижение подобных целей и решение таких задач , как подчеркивает современный российский историк и археограф Б.Г.Литвак, неизбежно ведет к экстенсивному формированию источниковой базы, усилению “информационного шума” в археографической продукции и в конечном итоге способствует созданию самой благоприятной среды для “утонченной, так сказать документальной фальсификации исторического явления” .

Речь в данном случае идет о другом. Как свидетельствует история археографии, нередко документальная публикация, подготовленная квалифицированными специалистами и соответствующая всем параметрам археографического издания, обращает внимание историка-исследователя на проблему, которой посвящена эта публикация, вызывает у него интерес к данной проблеме и в конечном итоге стимулирует изучение ее..

Все вышеизложенное дает нам основание перейти к определению места археографии среди специальных исторических дисциплин источниковедческого цикла.

Прежде всего отметим взаимодействие археографии и источниковедения. Последнее имеет особое значение для археографии, исходя не только из близости объекта исследования обеих научных дисциплин (для археографии, как мы это уже выяснили, таковым является документальная публикация, для источниковедения—исторический источник, выступающий в качестве объекта документальной публикации), но и из целей археографии ( а таковыми, в числе прочих является публикация документов как исторических источников) и общих методов исследования.

В процессе подготовки публикаций документов археограф использует те же методы работы с документами как источниками, которые применяет и историк-исследователь при анализе источников, прежде чем положить их в основу своего исторического построения. С другой стороны, практическая археография и сама вырабатывает новые приемы и методы работы с источниками, и ими она обогащает источниковедение.

Общность исторического развития источниковедения и археографии также сближает эти две научные дисциплины. Как отмечалось в начале лекции, археография своим рождением обязана исторической науке, бурное развитие которой способствовало разделению труда между историками и публикаторами исторических документов, стимулировало появление общедоступных документальных публикаций. Однако, для того, чтобы последние могли удовлетворить запросы историков, для подготовки таких публикаций требовались специальные знания и навыки, которыми располагало к тому времени уже сформировавшееся в недрах исторической науки источниковедение.

Связь археографии и источниковедения со всей очевидностью проявляется при подготовке документальных изданий научного типа, основанных на изучении многих списков или сложных рукописей и сопровождающихся при этом историческими или филологическими комментариями. Здесь текстологическая и археографическая работа непосредственно смыкается с собственно источниковедческим исследованием. Один только сравнительный анализ объемов собственно текстов документов в изданиях научного типа и примечаний к ним (текстуальных, по содержанию), а также предисловий, указателей и других элементов научно-справочного аппарата показывает, в какой степени археография зависит от источниковедения (это же не может не свидетельствовать и об обогащении источниковедения посредством археографии) Например, для подготовки в 1930-40-е гг. издания Русской Правды были привлечены все известные 103 списка этого памятника краткой и пространной редакций. Комментарии к тексту памятника составили едва ли не половину всего издания. Примерно такое же соотношение комментариев и текста документов мы встречаем и в издании “Полоцкие грамоты Х111—начала ХУ1 в.”, подготовленном А.Л.Хорошкевич. К небольшому, в несколько десятков страниц тексту Баркулабовской летописи, белорусский текстолог А.Ф.Коршунов сделал около 500 примечаний

Из других дисциплин источниковедческого цикла археография взаимодействует с палеографией, хронологией, геральдикой, сфрагистикой и др. В известной мере своим становлением эти дисциплины обязаны развитию публикационной деятельности, поскольку были призваны обслуживать ее. Но в то же время , без владения приемами и методами данных дисциплин не могли бы вообще состояться документальные публикации ( и это, кстати говоря, относится не только к подготовке изданий документов раннего периода).

К исторической дисциплине “археография” очень близка (зачастую совпадая с ней) филологическая дисциплина “текстология”. Граница между ними определяется характером публикуемых материалов: текстологи работают преимущественно с литературными произведениями (художественными, публицистическими, научными), а археографы—с документами юридического, делового, бытового характера Как показывает археографически-текстологическая практика, и эта граница представляется достаточно условной ввиду условности отнесения тех или иных объектов публикации к историческим источникам или к литературе. Наглядный пример тому—летописи, хроники, агиографическая литература и т.д. Напомним, что в прошлом их подготовкой к изданию занимались археографы. Фундаментальная, начатая еще в 1841 г. и до сих пор продолжающаяся серия “Полное собрание русских летописей” готовилась Петербургской археографической комиссией хотя и с участием крупнейших российских ученых-филологов. Киевской археографической комиссией был подготовлен к изданию ряд украинских летописей в 1840-80-х гг.

С другой стороны, белорусские филологи издали ряд сборников , хотя и касавшихся истории белорусской литературы Х1Х—нач. ХХ вв., но включавших в свой состав традиционно “археографические” документы. Это обстоятельство, кстати говоря, дало основание Н.Н.Улащику рассматривать данные издания во второй части своей монографии по археографии и источниковедению истории Беларуси.

Очень схожими являются и задачи публикаций, готовящихся текстологами и археографами. Они сводятся к установлению точного текста произведения у текстологов, выбора основного текста документа -- у археографов; организации (кодификации) этого текста --у первых, эмендации текста--у вторых. Одинаковыми являются задачи передачи и комментирования текстов в текстологии и археографии . Исходя из общности характера деятельности текстологов и археографов и учитывая размытость граней между текстологией и археографией, современные ученые-археографы допускают и предполагают слияние этих обеих родственных дисциплин, исторически сложившихся раздельно, в единую, условно называемую ми “ретроэдиторика” .

Очень много точек соприкосновения имеет археография с архивоведением и архивным делом. До недавнего времени вообще считалось, что археография прежде находилась в рамках архивоведения и затем выделилась из него. Кстати говоря, на якобы подчиненность археографии архивоведению указывает тот факт, что сектор археографии Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела функционирует в составе отдела архивоведения этого института; в Белорусском НИИ документоведения и архивного дела также существует отдел археографии .

Однако, схожесть археографии и архивоведения, а также профессиональная близость архивистов и археографов, доходившая, как выше мы отмечали, до совмещения этих специальностей в лице одних и тех же работников, не должны говорить о подчиненности археографии (как научной дисциплины) архивоведению и археографии (как практической работы по публикации документов) только архивному делу. И это, повторяем, несмотря на то, что работа по описанию и публикации документов является одним из направлений деятельности государственных архивов, а археография в большой мере использует не только фактологическую информацию архивоведения и архивного дела, но и их принципы и методы. Но, с другой стороны, и архивисты, выступая в качестве археографов, используют приемы и методы археографии, опираются на теоретические разработки в области археографии (в частности, в вопросах выбора объекта публикации и др.) Взаимодействие археографии и архивоведения проявляется и в том, что археография дает архивоведению( как, впрочем, и другим наукам ) материал для исследования собственной истории, истории архивного дела . Здесь в качестве примера можно сослаться на два сборника документов—“Архивное дело в БССР (1918-1968) (Мн., 1972) и “Архіўная справа на Беларусі у дакументах і матэрыялах (1921—1995 гг.)” (Мн., 1996), подготовленные в отделе публикацитй Главархива Беларуси (первый) и в отделе архивоведения Белорусского НИИ документоведения, археографии и архивного дела (второй).

Что же касается предпринимаемых в Беларуси попыток отождествления археографии с архивоведением, а также с архивным делом, то они, на наш взгляд, вызваны тем, что ведущую роль в практической археографии в республике в 1960—нач. 80-х гг. играли как раз-таки архивные учреждения, располагавшие в тот период не только документальной базой, но и наиболее квалифицированными кадрами архивистов-археографов.. С другой стороны, этому способствовало и отсутствие в республике специализированного археографического центра, который бы координировал научно-методическую и практическую деятельность научных и архивных учреждений Беларуси в области археографии и сам вел научно-методическую работу.

Обращаясь к истории организации архивной и археографической работы в дореволюционной Росии (включая белорусские и литовские губернии), нельзя не отметить, что там функции сотрудников исторических архивов и археографических комиссий были четко разграничены, хотя на практике, как выше уже говорилось, зачастую одни и те же люди (как, например, Н.И.Горбачевский, Д.И.Довгялло и др.) вели и архивную, и археографическую работу, но служа при этом в разных учреждениях ( исключение здесь составляет Витебский архив древних актов, хотя и его сотрудники неоднократно ставили вопрос о необходимости учреждения по аналогии с Виленской археографической комиссией наряду с архивом такой же комиссии по изданию актов). И уже тогда наиболее дальновидные чиновники из МВД, МНП, а также ученые Академии наук, университетов, различных исторических и археологических обществ весьма критически относились к чрезмерно активной археографической деятельности некоторых сотрудников центральных исторических архивов, не без оснований полагая, что она может нанести существенный урон сугубо архивной работе.

“Наши провинциальные центральные архивы (Киевский, Виленский, Витебский,--писал профессор Киевского университета В.С.Иконников,-- предпочитают составлению и изданию архивных описей издание самих материалов, посвящая свое служебное время выборке и переписке документов для изданий местных археографических комиссий” . Директор Московского архива Министерства юстиции Н.В.Калачов также считал приоритетной в работе архивиста не публикацию документов, а составление описей “ с целью обнародования последних” .

Сменивший Калачова на посту директора архива Д.Я.Самоквасов , выступая с докладом “Об организации и деятельности центральных архивов древних актов в западных губерниях” на 1Х Археологическом съезде в Вильно (10 августа 1893 г.) вообще внес предложение о недопустимости совмещения архивной службы с какой-либо иной. Оно было поддержано рядом участников съезда; при этом архивариус Виленского центрального архива И.Я.Спрогис однозначно заявлял, что “задача архивов описание, а не издание; последнее есть дело археографических комиссий” .

Тридцатью же годами раньше, когда возникла идея объединить Виленский центральный архив древних актовых книг с только что созданной в Вильно Археографической комиссией, Министерство народного просвещения воспротивилось этому, принимая во внимание слишком различные функции, исполняемые сотрудниками данных учреждений. По его мнению “ архивариусы заняты преимущественно хранением, описанием и выдачей справок и выписок из дел, не представляющих научного интереса, а сугубо практический (купчие крепости, дарственные записи, документы, подтверждающие дворянство), а сотрудники Виленской археографической комиссии ведут научную работу” .

Разницу в работе архива и комиссии усматривал и виленский генерал-губернатор Э.Т.Баранов. По его мнению, “...первый обращает внимание по преимуществу на внешнюю классификацию актовых книг, вторая проникает [в] самое внутренне содержание акта и выбирает из массы только то, что полезно для науки”.

Мы намеренно так подробно остановились на вопросах взаимосвязи и взаимодействия археографии с архивоведением и архивным делом, поскольку и сегодня в очередной раз предпринимается попытка свести археографию к “эдиционному архивоведению” (В.П.Козлов, И.В.Поздеева). С другой стороны, выяснение общего и отличного у этих двух научных дисциплин и сфер практической деятельности, возможно, будет способствовать решению некоторых организационных вопросов в части совершенствования археографической работы в республике .

Достаточно противоречивые отношения сложились у археографии с историографией. Последняя не только способствовала зарождению и становлению работы по публикации документов, как исторических источников, но и в значительной мере определяла выбор объектов публикации, как, впрочем, и архивоведение, и источниковедение. В периоды кризисов в исторической науке археографическая продукция пытается выдвинуться на передний план, компенсировать собой отсутствие аналитических исследований исторической тематики.

Так было, например, в 1920-е гг., когда, по словам российского историка А.Л.Попова, “у ободренных первыми успехами наших археографов , по-видимому, явилось желание подать первую помощь историкам, причем подать эту помощь они решили, заместив их собою. Археографы заговорили о необходимости преодолеть различие—“дуализм”, как они выражаются, существующий между работой в области исторического исследования и публикацией исторических документов” .

Результатом такого преодоления стало издание многочисленных сборников документов, во многом дублировавших по своему составу друг друга и в конечном итоге не стимулировавших углубленного изучения исторического процесса.

Нечто похожее, на наш взгляд, происходит в исторической науке и в настоящее время. Если в 1920-е гг. была разрушена концепционная основа исторической науки, то в наши дни происходит процесс значительного изменения установившихся стереотипов по существенным проблемам исторического развития страны, общества, особенно советского периода. В число актуальных выдвигаются проблемы, ранее находившиеся если не под полным запретом, то с молчаливого согласия историков-конформистов в режиме ограниченного доступа. В условиях едва только начавшегося осмысления историками данных проблем и отсутствия каких-либо концепций их изучения, у археографов опять-таки может явиться мысль о замещении документальными публикациями отсутствующей историографической традиции В том, что подобный процесс имеет место в Беларуси, можно убедиться, обратившись к многочисленным документальным публикациям (преимущественно малых форм)—о политических репрессиях в республике в 1930-50-е гг., коллаборационизме в годы Великой Отечественной ворйны, национально-государственном строительстве в 1920-30-е гг., внешнеполитической деятельности и др. Так, составители и редакторы многотомного документального издания “Знешняя палітыка Беларусі” во введении к первому тому сборника, увидевшего свет в 1997 г., прямо пишут: “…у беларускай гістарыяграфіі да гэтага часу няма спецыяльнага выдання, у якім бы сістэматызавана разглядалася знешнепалітычная дзейнасць нашай дзяржавы. Гэты прагал заклікана запоўніць шматтомнае выданне дакументаў і матэрыялаў “Знешняя палітыка Беларусі”, першая кніга якога у вашых руках”. .

Между тем, как совершенно справедливо, по нашему мнению, утверждает современный российский историк и археограф Б.Г.Литвак, “публикация—“исследование” уместна и даже желательна в самом начале историографической традиции; в дальнейшем ее участие в историографическом процессе должно сводиться не к простому документальному иллюстрированию уже достигнутого историографией, а к высвечиванию таких тайников документального наследия, которые еще не включены в научный оборот” .

Дающая материл для исторических построений, но сама определяющаяся уровнем развития и направлением исторической науки, археография не может не отражать состояние последней. Однако археографическое освоение нового материала должно сочетаться с изучением отдельных процессов и явлений, ранее не бывших в поле зрения исторической науки. Забегание археографии вперед может привести (как это ни покажется странным) к сдерживанию развития исторической науки, субъективизму и произволу археографов в части отбора источников для публикации, к появлению, наконец, утонченной документальной фальсификации.

С другой стороны, отставание археографии от историографии чревато тем, что документальные публикации могут оказаться под сильным влиянием уже сложившихся историографических “установок” и будут полностью соответствовать параметрам состояния историографии вопроса, не стимулируя углубленного его изучения. Вывод таким образом напрашивается сам собой: археография и историография должны в своем развитии идти что называется “рука об руку” и тогда успех обеим гарантирован.

Тесная связь археографии с историографией и их взаимовлияние дают основание современным историкам включать в свои исследования о развитии исторической науки разделы, посвященные состоянию публикационной деятельности по тем или иным проблемам или периодам (см., например, учебник Н.Л.Рубинштейна “Русская историография” (М., 1941), в котором ряд параграфов и глав носят археографический характер: “Развертывание научной работы. Журналы. Архивы. Публикации”, “Издание исторических памятников”, “Археография”, “Археографическое направление”, “Собирание и публикация памятников русской истории. Изучение источников”. Археографические сюжеты также присутствуют в историографических исследованиях и белорусских историков Э.Г.Иоффе, Д.В.Карева, В.Н.Михнюка, П.Т.Петрикова, В.В.Чепко и др.). Археографические сюжеты присутствуют также и в работах общеисторического, источниковедческого характера ( см., например, главы ”Научное изучение Белоруссии с 60-х гг.”, “Национальное направление подготовки возрождения” монографии М.В.Довнар-Запольского “История Белоруссии””, представляющие собой по существу источниковедчески-археографический обзор изданий по истории Беларуси и в то же время очерк по истории организации архивно-археографической деятельности в Литве и Беларуси во второй половине Х1Х—начале ХХ вв.; российские и белорусские учебники по историческому источниковедению и др.)

Выяснение значения археографии для исторической науки в целом, определение ее места среди других источниковедческих дисциплин дают основание говорить о интегрирующей роли археографии, которую она играет по отношению к другим наукам (и не только гуманитарного профиля).

Интегрирующий характер археографии как научной дисциплины и сферы практической деятельности мы усматриваем и в том, что она прежде всего разрабатывает теорию и методику публикации документов как исторических источников, обеспечивает публичность и доступность этих источников, что в равной мере необходимо и крайне полезно для развития любой науки. Как совершенно справедливо отметил академик Д.С.Лихачев, археография только с первого взгляда кажется узкой дисциплиной. “На самом деле,--писал он,--нет шире этой науки, и пространства ее соприкосновения с другими науками—самые обширные” .

 

Лекция 2 Археографическая публикация и ее место среди других публикаций документов

В упоминавшихся в предыдущей лекции дискуссиях о предмете и задачах археографии, прошедших в 1970—2000-е гг. на страницах журналов “Советские архивы”, “Отечественные архивы”, почти не затрагивался вопрос о том, что представляет собой публикация исторических источников, или, говоря другими словами, всякую ли документальную публикацию можно считать археографической Однако, это вовсе не свидетельствует о полной ясности в данном вопросе. До сих пор, например, существуют различные подходы к определению понятия “публикация исторических источников” в археографии. До сих пор даже в литературе по истории археографии на одну доску ставятся, с одной стороны, издания типа “Декреты Советской власти”, “Беларускі архіў” и др., предпринятые с целью изучения исторического прошлого, а с другой -- публикации постановлений и распоряжений органов власти и органов управления, осуществленные в официальных изданиях типа “Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР”, “Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства БССР”, “Ведомости Верховного Совета БССР”, “Национальный реестр правовых актов Республики Беларусь” и др. с целями, далекими от удовлетворения потребностей исторической науки.

В истории белорусской археографии можно встретить немало примеров смешения археографических публикаций с изданиями документов оперативного характера, предпринятыми в управленческих и иных целях. Так, автор статьи обзорно-информационного характера, посвященной публикации исторических источников в Беларуси, в перечень научных публикаций документов включает и документы, обнародованные вслед за их созданием в белорусских периодических изданиях—газетах “Буревестник”, “Известия Витебского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов” (приказ № 1 Минского совета, материалы Второго всероссийского съезда советов и др.), не предназначавшиеся во время их опубликования для изучения в качестве исторических источников .

Не одно поколение студентов Московского историко-архивного института воспитывалось на том, что у истоков советской археографии стоял матрос-большевик Н.Г.Маркин, под редакцией которого в 1917—1918 гг. изданы 7 выпусков сборника секретных документов. “Первая публикация—“Сборник секретных документов из архива бывшего Министерства иностранных дел” под ред. Н.Г.Маркина,--читаем во введении к “Хрестоматии по археографии”,-- осуществленная по прямому указанию В.И.Ленина, имела огромное значение для развития молодой советской археографии. Этой публикацией Советское правительство разоблачило перед всем миром тайную дипломатию европейских буржуазных првительств, в том числе самодержавного и буржуазного временного правительства России Она вскрыла империалистическую сущность первой мировой войны и показала ее истинных виновников” .

Между тем эта публикация, к слову сказать, крайне неряшливо подготовленная, предпринималась в четко обозначенных политических целях и не предназначалась для научных исследований. Как не предназначалась для аналогичных целей и подобная ей публикация, годом позже появившаяся в Ковно и также носившая обличительный характер . Мы имеем в виду книгу К.Б.Езовитова “Белорусы и поляки: Документы и факты из истории оккупации Белоруссии поляками в 1918 и 1919 гг.”

Сторонник наиболее догматических и консервативных взглядов на проблемы археографии, возглавлявший в 1960—нач. 1980-х гг. кафедру археографии Московского историко-архивного института, проф. М.С.Селезнев до недавнего времени, например, продолжал настаивать на необходимости включения оперативных публикаций в объект археографии . Как ни странно, подобную точку зрения разделяет и нынешний руководитель Росархива, член-кор. РАН В.П.Козлов, связывая начало систематической подготовки документальных публикаций в России с именем Петра 1. “Именно при нем,--пишет он в дискуссионной статье о теоретических основах археографии,--возникла практика опубликования официальных документов—императорских указов, распоряжений высших и местных правительственных учреждений” Заметим, что данное положение вызвало критическое замечание со стороны участника дискуссии Б.Г.Литвака. В нем он увидел продолжение смешения археографических и неархеографических публикаций, характерных для советской археографии.

Так что же следует понимать под археографической публикацией документови в чем состоит ее отличие от иных документальных публикаций, предпринимаемых разными людьми в разное время и с разными целями?

В предыдущей лекции уже отмечалось, что традиционно основное внимание археография уделяет ретроспективным публикациям документов. С учетом этого обстоятельства (т.е. времени создания документов), а также принимая во внимание целевое назначение публикации, можно выделить признаки, наличие которых дает возможность отнести публикацию к разряду археографических.

Итак, археографическойможет бытьпубликация, которая осуществляется в целях познания, или способствования познанию прошлого (а не в управленческих и иных целях.). Во-вторых, публикуемый документ берется из архива (музея, рукописного отдела библиотеки, частной коллекции, среды бытования), а не из текущего делопроизводства. В-третьих, публикацию осуществляет археограф ( а не создатель документа), причем источник не только вопроизводится, но и “обогащается” археографическим оформлением и научно-справочным аппаратом .

Такое определение археографической публикации исключит из объекта археографии многочисленные оперативные публикации в различных официальных и ведомственных изданиях (помещенные в последних документы могут выступать и выступают как в качестве объекта публикации, в том числе и археографической, так и в качестве объекта исследования историков и представителей других наук), широко выходившие до недавнего времени “труды”, “сочинения”, “статьи и речи” партийных и государственных деятелей при их жизни, а также прижизненные издания воспоминаний участников революцинных событий, фронтовиков, партизан, подпольщиков, ныне издающиеся “записки”, “размышления”, “исповеди” и пр. политических лидеров, военных, представителей политического истеблишмента и т.п.

Главной задачей археографической публикации является обеспечение доступности включенных в нее документов для широкого круга читателей ( в том числе и ученых-исследователей). Она призвана если не заменить, то минимизировать обращение исследователя в архив , что, как мы отмечали в предыдущей лекции, само по себе бывает в ряде случаев затруднительно, а порой и невозможно.

Несколько слов о том, как понималась сущность документальной публикации в разное время. Уже начиная с ХУ111 в. в Беларуси, Польше, России, Украине начинает осознаваться практическая значимость научных публикаций документов.С ее учетом были изданы в 1758-59 гг 1 и 5-й тома из запланированных восьми сборника документов “Codex diplomaticus Regni Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae…” (составитель--уроженец Лидского повета Матей Догель (1715—1760 ); в 1761—1777 гг.-- т. 1-5 “Historiarum Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae scriptorum…collectio…” (составитель-- Митцлер де Колофф (1711—1778 ) .

Один из основоположников источниковедения и археографии в России, ученик крупнейшего представителя библейской экзегетики в Германии Михаэлиса, Август-Людвиг Шлецер (1735—1809 ) полагал, что для издания летописей необходимо сравнение многих списков с целью создания “совершенной и совсем верной Российской истории”. Подготовленная им и изданная в 1767 г. первая часть Никоновской летописи отличалась большой тщательностью. В предисловии к ней Шлецер отмечал: “Всякий лист правлен был по крайней мере четыре раза; и всякий раз сношон был не только от слова до слова, но и от буквы до буквы с подлинником” как переписчиком С. Башиловым (1740—1770), так и самим Шлецером .

Другой видный российский археограф (и одновременно просветитель) Н.И.Новиков (1744—1818 ), внесший большой вклад в развитие русской археографии, отмечал большую пользу для ученых “от издания во свет манускриптов”. Благодаря практической деятельности по публикации документов, он едва ли не впервые в российской археографии вышел на методические обобщения, касавшиеся необходимости точной передачи текстов, составления к публикуемым документам указателей, примечаний, легенд и т.п. В статье об издании “Древней российской вивлиофики”, помещенной в 4-м номере “Санктпетербургских ученых ведомостей” за 1777 год, он, в частности, писал:”Впрочем, желали бы мы, чтобы при издании подобных сим записок, каковые составляют Древнюю российскую вивлиофику, наблюдаемо было следующее: чтобы прилагаемы были ко всякой части алфавитные росписи находящимся во оной части материям, которые при книгах сего рода весьма нужны для приискивания желаемых вещей; чтобы сколько возможно делаемы были примечания на темные и невразумительные места и слова; чтобы в леточислении всегда прибавляем был год от Р.Х.; чтобы древнее правописание не было изменяемо на новое, а наипаче, чтобы ничего прибавляемо, убавляемо или поправляемо не было, но печатано было бы точно так, как обретается в подлиннике; и, наконец, чтобы означаемо было точно, откуду получен список, где находится подлинник, и каким почерком писан, старинным или новым” .

Критикуя А.-Л. Шлецера и его последователей за “буквалистский” подход при публикации документов, предполагавший сохранение в тексте всех ошибок писцов, вышедших из употребления букв, неверного словоразделения и т.п., будущий организатор археографической экспедиции в России П.М.Строев (1796—1876) считал, что “не в сохранениии древних букв и сокращений состоит истинная точность изданий исторических рукописей, но в правильном словоразделении. Старинные писцы наши писали сплошь, без всяких расстановок, а потому все искусство издателей должно заключаться в уменье рассекать сии сплошные строки и посредством препинательных знаков давать им надлежащий смысл. В подтверждение сего можно представить великое множество неправильных и даже смешных рассечений из всех доселе изданных летописей и других памятников древности. Например, в Русской летописи по Никонову списку, ч. У11, стр, 219, вместо и Нагаи бы к Асторохани кочевали напечатано: и Нагаи быка Сторохани кочевали...”.

Поэтому, готовя в 1820 г. к изданию летопись, обнаруженную в 1817 г. в Воскресенском монастыре (вышла в 2-х частях в 1820-21 гг. под названием “Софийский временник”), П.М.Строев в противоположность Шлецеру и его сторонникам, применил научно-критический прием при передаче текста памятника. В предисловии к изданию он, в частности, писал: “При печатании Временника Софийского наблюдаема была возможная точность...дабы доставить сему изданию сколь возможно более ясности, я должен был допустить следующие отмены против рукописей.: 1) исключил буквы, неупотребительные в нынешней гражданской печати, 2) дополнил слова, стоящие под титлами, 3) расставил в приличных местах препинательные знаки и 4) выправил орфографические ошибки писцов, нимало не касаясь древних грамматических форм, невразумительных архаизмов и самого выговора” .

Сущность и задачи археографической публикации документов были достаточно четко определены и белорусским историком и археографом М.В.Довнар-Запольским (1867—1934). Так, в упоминавшейся в историографическом обзоре нашего курса рецензии на 1-й том “Актов Литовской метрики”, подготовленный проф. Варшавского университета Ф.И.Леонтовичем, ученый отмечал: “Всякое издание первоисточника в археографическом отношении [подч. мною—М.Ш.] должно, по нашему мнению, преследовать троякую цель: Прежде всего, издание должно точно передавать подлинник. Во-вторых, издание должно дать в руки читателю все средства к тому, чтобы он мог самостоятельно отнестись к первоисточнику. Наконец, третья сторона издания—это та, чтобы оно давало возможность быстро ориентироваться в сыром материале. Тут все имеет значение, начиная с таких мелочей, как правильная пунктуация, вразумительность заглавий отдельных документов и кончая такими важными сторонами археографического издания [подч. мною—М.Ш.], как указатели, предисловие, группирующее материал и примечания” .

На значение археографической публикации указывал и зачинатель белорусской археографии И.И.Григорович в предисловии к “Белорусскому архиву древних грамот”. Он отмечал, что с появлением предпринятого по инициативе графа Н.П.Румянцева документального издания “Собрание государственных грамот и договоров” (вышло в 4-х томах в 1813-28 гг) “история нашего Отечества под пером искусным озарилась новым светом и трудолюбивому историографу принесла уже всеобщую дань признательности”.

Анализ этих и других многочисленных наблюдений российских, белорусских и др. историков ХУ111-ХХ вв. вполне определенно свидетельствует, что под археографической публикацией ими понималась публикация как единичных документов, так и их собраний с адекватным оригиналу текстом, снабженная научно-справочным аппаратом, облегчавшим работу исследователя с данной публикацией.

Очевидно, что появление документальных публикаций нельзя связывать только с развитием исторической науки, которая, как известно, сформировалась на довольно позднем этапе развития человеческого общества. Нельзя связывать ее и с появлением книгопечатания, хотя, разумеется, последнее значительно способствовало ее расширению. О публикациях документов в примитивной форме можно говорить, на наш взгляд, с зарождением письменности. И те немногочисленные, дошедшие до нас из глубокой древности письмена (на камне, бересте, пергамене и др. материале) могут и должны рассматриваться как прообразы появившихся .значительно позже археографических публикаций, предназначавшихся преимущественно для нужд исторической науки.

Еще в древности обнародование документов, осуществлявшееся в сугубо практических целях (политических, идеологических, религиозных и пр.) предпринималось как посредством их прочтения перед собравшимися, так и путем копирования. Известна, например, практика переписывания книг в специальных мастерских-скрипториях в монастырях Полоцка. Созданные по инициативе Евфросиньи Полоцкой в Х11 в., они стали центрами переписки книг. По свидетельству “Жития преподобной Евфросиньи Полоцкой” и сама Евфросинья занималась переписыванием книг: “..нача книгы писати своими руками” Из скрипториев книги затем распространялись по всей Полоцкой земле и за ее пределами .

Наряду с памятниками духовного содержания копировались и тексты литературного характера, тиражировались законодательные акты для знакомства с ними граждан. Документы копировались как для доведения их содержания до сведения и исполнения, так и в актуальных политических целях: для доказательства или подтверждения всевозможных имущественных, сословных прав, обоснования действий, изобличения политических противников и т.п.

На последнее обращали внимание многие исследователи, занимавшиеся изучением источников актового характера. Так, например, сравнительный анализ подлинных договорных грамот московских великих князей ХУ в. с их копиями, изготовленными гораздо позже, дал основание академику Л.В.Черепнину установить причину изготовления последних: “Обычно это делалось тогда, когда старый документ приобретал актуальное значение в политической борьбе более позднего времени” .

Зачастую документы копировались и с целью обеспечения их сохранности. На это указывает, например, переписка книг архива великокняжеской канцелярии—т. наз. Литовской метрики, предпринятая по распоряжению канцлера Великого княжества Литовского Льва Сапеги в конце ХУ1—нач. ХУ11 вв.. Подобная практика (замена обветшавших грамот на новые путем их копирования) широко применялась в средние века.

Постепенно сфера применения публикаций документов расширяется. Наряду с информационными появляются издания в справочных, учебных целях. К последним может быть отнесен и “Сборник палеографических снимков с древних грамот и актов, хранящихся в Виленском центральном архиве и Виленской публичной библиотеке” (Вильна, 1884) . Он включал ряд сделанных с помощью литографии снимков с пергаменных и бумажных грамот за 1432—1548 гг. , как ранее уже издававшихся, так и оригинальных и предназначался для овладения навыками работы с аналогичными документами как архивариусов, так и будущих исследователей, преподавателей гимназий, студентов и др.

Однако, и с появлением научных изданий документов, рассчитанных прежде всего на ученых, документальные публикации , предназначавшиеся для удовлетворения потребностей общества в ретроспективной информации, не исчезают. Таким образом, исходя из целевого назначения, можно говорить о существовании двух потоков документальных публикаций, условно названных археографическими и неархеографическими. Общим для них является объект публикации, т.е. документ, независимо от его вида, времени создания, места нахождения (в архиве, текущем делопроизводстве, среде бытования и т.п.). Общим также для обоих потоков публикаций является и наличие воспроизведенной информации ( текста ) документа.

Что касается различий, существующих между археографической и неархеографической публикациями, то их можно свести к следующим:

Во-первых, они, как уже отмечалось, различаются по целевому назначению, что, собственно говоря, и определяет характер работы составителя при подготовке документа к изданию. Целью любого неархеографического издания является донести до потребителя содержаниепубликуемого документа, познакомить его с имеющимся в документе описанием фактов, событий, не вдаваясь в подробности, связанные с происхождением документа, изучением личности его автора, установлением причин, вызвавших его появление и т.п. Публикуя, допустим, в сегодняшней газете текст вчерашнего выступления Президента Республики Беларусь, составитель (а им может быть как сотрудник Администрации Президента, так и работник редакции газеты) преследует лишь одну цель, а именно: довести высказанные в нем мысли и положения главы государства до читателя. Узнать из такой публикации нечто большее (например, о причинах выступления Президента, вариантах текста выступления, лицах, готовивших его, характере правок, внесенных главой государства при знакомстве с ним и т.д.) не представляется возможным, да это и не нужно, исходя из целевого назначения публикации.

Время создания документа при этом не играет существенной роли: точно так же, неархеографически может быть издан и текст выступления политического деятеля древности.

Неархеографически могут быть опубликованы и законодательные акты, как древние, так и абсолютно новые. В первом случае это может быть сделано для удовлетворения каких-либо учебных или иных (не связанных с научными) потребностей, во втором—для введения этих актов в жизнь современного общества. И в первом, и во втором случаях работать с такими публикациями исследователю (историку, юристу, политологу и пр.) крайне затруднительно, поскольку помимо текстов самих документов здесь не имеется никакой другой информации: о происхождении документов, этапах и особенностях их создания, существовании различных точек зрения у лиц, причастных к созданию документов и т.п.

Приведем несколько примеров подготовки публикаций как древних, так и современных актов законодательного характера. Так, в 1936 г. в Ленинграде проф. И.И.Яковкиным был подготовлен и издан сборник документов “Законодательные акты Великого княжества Литовского”. Он предназначался для студентов-- историков и юристов и включал 20 документов (полностью или в извлечениях); среди них—фрагменты трех редакций Статута Великого княжества Литовского 1529, 1566, 1588 гг., Судебник короля Казимира Ягеллона 1468 г., Устава на волоки 1557 г. и др. Кроме текстов документов, к тому же ранее уже публиковавшихся в других изданиях, дополнительной информации в данной публикации нет. Однако, с учетом назначения данной публикации (для учебных целей) она может быть причислена, как и аналогичная работа, подготовленная на юридическом факультете Белгосуниверситета—“Дагаворы і граматы як крыніца беларускага феадальнага права: Дапаможнік для студэнтаў юрыдычнага факультэта” (Мн., 2000)-- к разряду археографических изданий (учебного типа).

Совершенно иной характер носит подготовленный в 1960-80-е гг. сотрудниками МИД БССР совместно с Отделом правовых наук АН Беларуси двухтомный сборник документов “Белорусская ССР в международных отношениях: Международные договоры, конвенции и соглашения Белорусской ССР с иностранными государствами ( 1944—1959)” (Мн, 1960); Белорусская ССР в международных отношениях: Многосторонние международные договоры, конвенции и соглашения БССР ( 1960—1980)” (Мн., 1983). В отличие от вышерассмотренной публикации настоящая не носит учебного характера. Целью ее является свести воедино по возможности все, принятые республикой с момента ее вступления в ООН, международные договоры, соглашения и конвенции и таким образом облегчить работу дипломатов при подготовке в будущем аналогичных документов.

Здесь также кроме текстов документов, систематизированных по тематическому признаку, нет никаких других элементов, указывающих на то, что перед нами--археографическая публикация. Несмотря на то, что большая часть включенных в данный сборник документов к настоящему времени утратила свое практическое назначение, превратившись исключительно в исторические источники, двухтомник, тем не менее , не превратился в археографическую публикацию вследствие того, что при своем создании не преследовал ни учебных (как “Законодательные акты Великого княжества Литовского”), ни научных ( как продолжающееся документальное издание “Знешняя палітыка Беларусі”) целей.

Точно такой же неархеографической является и публикация ныне действующей Конституции Республики Беларусь с поправками и дополнениями, внесенными в ходе референдума 1996 г., растиражированная в республиканских периодических (официальных и неофициальных) изданиях, в форме брошюр и т.д. К числу неархеографических следует отнести и 8-томную публикацию собрания законов Речи Посполитой начиная с Х1У в. и до Четырехлетнего сейма включительно, предпринятую пиарами в 1733—1782 гг.в Варшаве и известную под названием “Volumina Legum”. ( В 1859-60 гг. сборник был переиздан в Петербурге Иосафатом Огрызко. В 1889 г. юридическая комиссия Академии наук в Кракове выпустила 9-й том “Volumina Legum”, в состав которого включила конституции сеймов 1782, 1784, 1786 и 1788-1792 гг.) И дело здесь не только в том, что это издание носит частный характер, но прежде всего в полноте корпуса опубликованных документов (пропущенными оказались многие конституции (до 1661 г.), относящиеся к Великому княжеству Литовскому), погрешностях, допущенных при передаче текстов, составе научно-справочного аппарата и т.д. .

Как выше уже отмечалось, целью археографического издания (прежде всего научного типа) является предоставить в распоряжение пользователя не только текст публикуемого документа, но и по возможности полную информацию о нем, которая в совокупности с текстом создаст как бы образ вводимого в научный оборот исторического источника. Исходя из этого историческая (как, впрочем и любая другая наука) стремится получить в свое распоряжение именно археографические издания, даже при наличии других, но неархеографических публикаций этого же документа. Отсюда проистекают неоднократные переиздания документальных памятников, имеющих особое значение, но предыдущие публикации которых не отвечают запросам исследователей.. Известно, например, что Соборное уложение 1649 г. помимо его двукратного издания в год принятия переиздавалось около десятка раз в ХУ111 в. и еще много раз в Х1Х --ХХ вв. Дважды издавались белорусско-литовские летописи только в серийном издании “Полное собрание русских летописей” (первый раз—в т. 17 ( 1907); второй раз—в тт. 32 (1975), 35 ( 1980). А наиболее любопытный летописный памятник регионального характера—Баркулабовская летопись—переиздавалась свыше десяти раз. Неоднократно переиздавался и такой важнейший памятник законодательного характера, как Статут Великого княжества Литовского .

Дабы у вас не создалось впечатление, что необходимость археографических изданий документов при наличии неархеографических публикаций этих же документов возникает применительно лишь к памятникам письменности древности или средневековья, укажем на пример, связанный с научным изданием источников новейшего времени. Речь идет о публикации декретов органов власти и органов управления Советской России, предпринятой по инициативе и с участием С.Н.Валка. В 1939 г. ученый опубликовал специальную статью, в которой, тщательно проанализировав имевшиеся к тому времени публикации декретов и их источники, пришел к выводу: “Ни одно из существующих изданий не может удовлетворить требованиям исторической науки”. Исходя из этого Валк поставил вопрос о настоятельной необходимости “иметь научное издание декретов”, которое бы давало “на основе всех имеющихся источников текста—критически установленный правильный текст документов” и “историю текста каждого из декретов” . К этой статье Валка мы еще будем обращаться, касаясь вопросов выбора основного текста документов официального характера для публикации.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что цель археографической публикации состоит в том. что она должна включать публикуемый документ в процесс исторического познания. Пользователь ею должен иметь возможность работать с текстом публикуемого документа не как простой читатель, но как ученый, т.е. анализировать текст, сравнивать его различные редакции и списки (при этом сравнительный текстологический анализ может привести его к важным выводам источниковедческого, палеографического, филологического характера), знать по возможности все о документе (его происхождении, времени и месте создания, авторе, физической сохранности, внешних особенностях и т.п.) Одним словом, пользуясь терминологией М.В.Довнар- Запольского, археографическая публикация предполагает опубликование документа в таком виде, чтобы исследователь мог отнестись к нему как к первоисточнику. Затем, пользователь должен иметь своеобразный отчет публикатора о проделанной им научной работе, без которого сложно проверить ее научную достоверность и качество, убедиться в ее научной состоятельности.

И, наконец. пользователь должен знать о приемах и методах, которыми публикатор руководствовался, готовя публикацию. Это имеет значение не только для адекватного восприятия текста опубликованного документа тексту оригинала, но и помогает решению вопросов практического свойства.(однажды, в археографической части предисловия познакомив пользователя с тем, как он будет передавать текст публикуемого документа, публикатор в дальнейшем избавится от необходимости делать текстуальные примечания в каждом конкретном аналогичном случае, что позволит сократить объем публикации и удешевит подготовку ее издания).

Таким образом, анализ внутренней структуры археографической публикации позволяет сформулировать ряд положений, наличие которых наряду с внешними признаками , о чем шла речь в начале лекции (целевое назначение; место хранения документа; лицо, готовящее публикацию) выделяет ее среди других документальных изданий .Итак, археографическая публикация должна включать в свой состав три блока информации: а) информацию документа (т.е. собственно текст документа); б) информацию о документе; в) сведения о приемах и методах, с помощью которых археограф подготовил данное издание. Присутствие этих блоков создает источниковедческую полноценность публикации и при наличии внешних признаков дает основание причислить ее к разряду археографических. Отсутствие первого блока делает невозможной саму публикацию. Отсутствие или недостаточность же двух других снижают ее научный уровень и исключают публикацию из разряда археографических.

Археографическая публикация имеет позитивное значение не только для развития наук, включая и историческую, но и для общества в целом. Дело в том, что все публикации документов (как археографические, так и неархеографические) призваны удовлетворять самые разные потребности общества: научные, культурные, политические, идеологические, справочно-информационные и др. Но только археографические публикации оказывает мощное воздействие на развитие культуры и просвещения путем распространения исторических и общекультурных знаний среди населения.

Научно изданные документальные памятники используются не только профессиональными историками (или представителями любых других отраслей наук), но и “рядовыми” читателями, желающими приобщиться к познанию истории своей страны, ее культуры, литературы, искусства. Этим, на наш взгляд, объясняется огромный спрос на издания академического характера памятников мировой и отечественной истории, литературы. При этом пользователи такими изданиями , не принадлежащие к категории ученых, оставляют вне поля своего внимания различные источниковедчески-текстологические изыски, которые сопровождают публикуемый текст. Именно последний выступает для них в качестве главного объекта и при этом они уверены, что имеют дело с подлинным текстом, не урезанным купюрами, не отредактированным публикатором. Одним словом, научный характер публикации выступает в качестве своеобразного гаранта полноты текста , исключения подделок

В то же время археографические публикации могут выступать в качестве основы для подготовки других, неархеографических публикаций тех же самых памятников. Это делается с целью облегчения прочтения и восприятия текста документов большим, нежели только ученые, кругом лиц, возможностью их использования студентами, школьниками в качестве учебных пособий..

Иногда это становится причиной недоразумений между археографами, публикующими в разное время один и тот же документ (или документы). Так случилось, например, с публикацией универсала Б.Хмельницкого в “Помніках гісторыі і культуры Беларусі” (1977. № 1) (подгот. Е.Л.Бравер), до этого неоднократно публиковавшегося А.П.Грицкевичем ( в кн.: Слуцк. Мн., 1970. С. 18—20; Українськом історїчном журнале. 1970. № 12. С. 92—94; Acta Baltika—Slawica. Bialystok. 1969).

А.П.Грицкевич обвинил Е.Л.Бравер в плагиате, между тем, как публикации обоих археографов по своему целевому назначению не совпадали. Публикация Бравер не носила строго научного характера (в отличие от публикаций ее оппонента) и имела своей целью популяризацию документа, написанного рукой выдающегося государственного деятеля Украины

Кстати говоря, данный конфликт между двумя археографами (подобные примеры могут быть продолжены: вспомним историю с открытием и переводом с латинского языка знаменитой “Песни про зубра” Миколы Гусовского, о чем писала газета “Народная воля” 6 октября 1998 г.) высветил существующую и до сих пор неразработанную и неясную проблему “интеллектуальной собственности” в археографии. На нее обратил внимание , признанный специалист в области дипломатики и археографии С.М.Каштанов. Он, в частности, пишет: “ Ни у кого нет официальных и исключительных прав на издание тех или иных источников (такое право было в свое время у ИМЛ в отношении документов “классиков марксизма-ленинизма”). Право в этой сфере заменяется моралью. Каждый старается издать то, что ему понравилось, часто совершенно не считаясь с тем, что другие исследователи занимались теми же документами и тоже хотели бы “приложить руку” к их публикации…Избежать “археографического пиратства”, вольного или невольного, нельзя без морально-этического самосовершенствования археографов. Безусловное моральное право на публикацию отдельных актов имеют их находчики и исследователи [подч. мною—М.Ш.]. Что же касается составления больших сборников актов, то эту работу надо вести не захватным способом, подпольно и монопольно, а с приглашением к участию специалистов, занимающихся непосредственно теми источниками, которые предполагается включить в сборник”.

В числе важнейших функций, выполняемых археографической публикацией, назовем и такую, как обеспечение сохранности документальных памятников. По этому поводу один из участников научной конференции по проблемам археографии (Минск, 1976 г.) высказался вполне определенно: “Изданные источники остаются жить, тогда как неизданные рукописи часто погибают без следа” . В подтверждение данного тезиса он отметил, что именно благодаря дореволюционным изданиям (“Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской”, “Собрание древних грамот и актов Минской губ.” и др.) дошли до современного читателя (и исследователя также) тексты документов, подлинники которых не сохранились .

Нельзя также не согласиться с мнением современного российского исследователя о том, что “лучшей из всех известных ныне форм охраны документов является их публикация” . Скольким документальным публикациям обязано человечество возможностью ознакомиться с содержанием многих памятников письменности, физически утраченных!

Данная охранительная функция археографических публикаций проявляется как бы в двух ипостасях. Во-первых, как уже отмечалось, даже простое тиражирование текстов документальных памятников гарантирует сохранность их содержания в случае физического уничтожения оригиналов. Отсюда очевидна огромная ответственность археографа, берущего на себя труд сохранить для потомков не только содержание публикуемых документов, но и донести до них их образ путем включения в публикацию максимума информации о их внешнем виде, особенностях текста, материале, размере и т.п.

Во-вторых, научная публикация документа в значительной степени избавляет исследователя от необходимости обращения к подлиннику, что само по себе предполагает обеспечение его лучшей сохранности . Замечено, что чем квалифицированнее изданы документы, тем меньше обращение к их оригиналам . А это с свою очередь не может не создавать более благоприятных условий для их хранения . Каким бы аккуратным ни было обращение с подлинником, оно все равно сопряжено с его извлечением из места хранения, транспортировкой, изменением температурно-влажностного режима и т.п.

Несмотря на очевидные различия археографических и неархеографических публикаций, на практике до сих пор предпринимаются попытки совместить их в одном издании . Происходит это не только ввиду игнорирования публикаторами теоретических вопросов археографии или их неопытности, но в большинстве случаев по причинам сугубо прагматического свойства.

“Золотой век” многотомных серийных публикаций, который наступил в конце 1950-х гг., к настоящему времени практически закончился Безусловно, не все, созданные в это время серийные издания (в том числе и в Беларуси) могут удовлетворить запросы современных исследователей. Это в первую очередь касается общесоюзных документальных изданий типа “История индустриализации в СССР”, “История коллективизации”, “Великая Октябрьская социалистическая революция” и др. В то же время отметим такие, имеющие непреходящее научное значение и до сих пор продолжающиеся публикации, как “Декреты Советской власти”, “Восстание декабристов” и др. Как совершенно справедливо пишет современный российский историк, теперь вопрос “что публиковать?” все чаще сталкивается с вопросом “на что публиковать?”.

Однако, как нам представляется, и в современных непростых экономических условиях расширение сферы практической археографии не должно идти за счет снижения научного уровня публикаций. И вдвойне расточительными и неоправданными представляются продолжающие иметь место попытки совмещения в редких документальных изданиях научных и популярных публикаций. Предпринимаемые в казалось бы благовидных целях, а именно, для расширения круга читателей, а, следовательно, и для увеличения тиража, такие публикации не отвечают требованиям ни профессиональных ученых, ни “рядовых” читателей. В то же время нередко за декларированием заботы об интересах пользователя ( а им может быть как исследователь, так и обычный читатель) скрывается пропагандистское назначение и идеологическая цензура документов Небезынтересно в этой связи привести фрагмент выступления одного из составителей сборника “Документы обличают” на заседании Научного совета Архивного управления Беларуси 19 февраля 1964 г. Он, как нам кажется, объясняет истинные причины (идеологического характера) публикации документов в извлечениях. “Так, в антирелигиозном сборнике “Документы обличают”,--говорила Э.Л.Козловская,--необходимость публикации документов в извлечениях диктовалась не только экономичностью помещения документов, но и стремлением отобрать только те документы и фрагменты из них, которые ни одной своей фразой не могли бы быть использованы для пропаганды религиозной идеологии, мракобесия и изуверства церковников и сектантов”.

Замечу, что это не помешало данному составителю заявить на семинаре сотрудников, занимающихся публикационной работой (2—3 декабря 1965 г.), что основным принципом археографического оформления документов сборника “Документы обличают” явилась научная добросовестность[выделено мною—М.Ш.].

По аналогичной же причине, проявляя “заботу” о читателе, издательство “Московский рабочий” выпустило в усеченном виде “Письма русского офицера” Ф.Глинки, опустив описание торжественного молебна в русской армии перед Бородинским сражением

В заключение отметим, что проблема определения археографической публикации, ее функций и задач, а также места среди других публикаций документов имеет не только сугубо научный, но и прикладной характер. Дело в том, что археографическая публикация может состояться в любой форме; главное, чтобы в ней присутствовали те признаки внешнего и внутреннего свойства, о которых шла речь выше. Но при этом есть формы, наиболее подверженные трансформации в неархеографические публикации. Речь идет о т. наз. “малых формах публикации” (т.е. публикациях документов в периодических изданиях), получивших по известным причинам особенно широкое распространение в настоящее время.

Несмотря на очевидные преимущества малых форм публикации перед книжными (оперативность, экономичность, широкий круг читателей и т.п.), они, тем не менее, представляются нам вынужденной мерой и не только по причине их “мимолетности”. На это обстоятельство обращает внимание и А.Д. Степанский , подчеркивая преобладание в настоящее время оперативных и компактных форм публикаций—журнальных и даже газетных—перед ретроспективными и книжными. Однако, ученый считает, что это—временное явление и только с возобновлением широкого издания сборников, серийных публикаций научного типа, специальных археографических журналов можно будет, по его мнению, говорить о становлении нового этапа в российской археографии. Не секрет, что журнал, как и газета, “живут” весьма непродолжительное время, а посему опубликованные в них документы зачастую становятся недоступными для исследователя. С другой стороны, вынужденные постоянно думать о расширении числа подписчиков, увеличении тиража, издатели периодики (особенно, неспециализированной) в погоне за сенсацией могут не останавливаться перед публикацией сомнительных, а то и заведомо подложных документов. (Вспомним хотя бы историю с листовкой антисемитского характера, присланной в конце 1980-х гг. в редакцию журнала “Знамя”. Как выяснилось вскоре после опубликования листовки, приславший ее сам же ее и сочинил .)

Говорить о присутствии хоть каких-то элементов источниковедческой критики при подготовке документальных публикаций в таких изданиях, конечно же, не приходится. Здесь отсутствуют признаки не только “культуры правил”, но даже “культуры традиций” в части передачи текстов публикуемых документов, их археографического оформления, состава научно-справочного аппарата. Действуя по наитию, дилетанты-публикаторы тиражируют тексты документов, пользоваться которыми затруднительно не только обычному читателю, но и профессиональным археографам, текстологам.

Позитивные изменения в области практической археографии могут произойти лишь в случае отказа от бытующего среди части историков мнения, что публикация документов-- дело простое и всем доступное. Хотел бы напомнить вам, что еще два столетия тому назад один из выдающихся российских археографов П.М.Строев, выступая 14 июня 1823 г на заседании Московского общества истории и древностей российских, предостерег своих последователей от поспешных и не соответствующих, по его мнению, действительности, выводов относительно археографии. Он, в частности, говорил: “ Книгоописание не есть дело, известное всякому; оно есть наука, имеет свои правила и требует познаний разнообразных и многочисленных” . Десятью же годами раньше главный смотритель Комиссии печатания государственных грамот и договоров К.Ф.Калайдович писал: “…намерение сохранить от гибели древние рукописи весьма похвально, но … люди, не учившись постепенно сему искусству, никогда не могут иметь совершенных понятий о сем деле”

.. Начавшаяся в республике работа по подготовке правил издания исторических документов вселяет надежду на то, что с их принятием завершится археографический беспредел в сфере практической археографии, а также будет уделено более серьезное, чем ныне, внимание изучению актуальных вопросов теории и методики археографии, включая и объект ее исследования.

 

Лекция 3 Источниковедческая критика в археографии как непременное условие подготовки документальных публикаций

В предыдущих лекциях речь уже шла о взаимодействии археографии и источниковедения. При этом отмечалось, что данные научные дисциплины роднит не только исторический источник, выступающий в качестве объекта публикации и исследования, но и общность исторических судеб возникновения и развития этих дисциплин, а также единство приемов и методов, применяемых историком-исследователем и археографом в работе с источниками. Последнее обстоятельство наводит на мысль о том, что нет абсолютно никакой разницы в подготовке научного исследования и документальной публикации и тогда между ними неизбежно должен быть поставлен знак равенства. Однако, как мы уже выяснили, данное предположение не выдерживает никакой критики: документальная публикация, являясь основой для подготовки аналитического исследования, в то же время ни в коей мере не должна замещать его собой. Примеры подобных явлений, имевших место в истории исторической науки (и археографии также), носили только негативный характер.

С учетом схожести приемов и методов работы с источниками, применяемыми историками-исследователями, с одной стороны, и археографами, с другой, следует в то же время присмотреться и к существующим различиям с тем, чтобы попытаться дифференцировать источниковедческую критику при подготовке исследований и документальных публикаций. В том, что такие различия существуют, убеждает нас обращение к изучению истории исторической науки, научного наследия известных белорусских, российских, украинских, польских и др. историков. Так же, как дифференцировался в прошлом труд археографа и архивиста, о чем мы уже говорили со ссылками на мнения И.Я.Спрогиса, Д.Я.Самоквасова и др., точно так же отделялись занятия археографа от работы историка.

Обратимся к творчеству российского историка В.О.Ключевского, счастливо сочетавшего в себе качества выдающегося историографа, источниковеда с блестящим мастерством педагога, популяризатора исторических знаний. В курсе лекций по источниковедению он, в частности, говорил: “Историк вынужден еще терпеливо сидеть сложа руки в ожидании, когда покончит свою пыльную инвентарную работу архивариус” .

Мы видим, что ученый достаточно четко отделяет функции историка-исследователя, задачей которого является осмысление содержания исторического источника для познания исторического процесса, от функций архивариуса (археографа), призванного привести этот источник в известность.

Другой российский историк и археограф С.Н.Валк также полагал, что издание исторических источников хотя и является важным этапом в процессе исторического познания, но не совпадает полностью с самим историческим исследованием. Он проводил четкую грань между публикацией исторического источника и его последующим использованием в историческом исследовании. Издание документов, в понимании Валка, хотя и важная, но все же “вспомогательно-историческая” работа, цель которой состоит в том, чтобы предоставить тексты документов историку-исследователю в виде, пригодном для их использования в качестве исторического источника.

Упоминавшийся в предыдущих лекциях И.Ф.Колесников писал, что труд археографа, требующий от него широкого образования, общего и специального, большой опытности и навыка в работе, все-таки только труд чернорабочего, а его работа—черновая работа, мимо которой большинство людей пройдет без внимания и понимания. “Давая материал для десятков ученых диссертаций,--подчеркивал Колесников,-- самому археографу она не сулит ни славы, ни известности, ни ученых степеней и денег”.

На дифференциацию труда археографа и историка-исследователя, а значит, и различия в подготовке документальных публикаций и аналитических исследований обращал внимание и занимавшийся в конце Х1Х в. описанием документов Московского архива Министерства юстиции В.Н.Сторожев. Научная археография, по его мнению, должна чутко прислушиваться к запросам исторической науки и согласно с этими запросами разрабатывать и издавать архивный материал в наиболее целесообразном для исследователей виде, стараясь, насколько возможно более, избавлять последних от черновой подготовительной работы разбора и описания массы материала” .

Исходя из различий в подходе к источнику, существующих у историков-исследователей и археографов, такие виды работы издателя, как установление характера текста (т.е. степени его подлинности), выяснение места, времени, автора публикуемого документа, упоминавшийся выше С.Н.Валк понимал как “самую сложную часть работы археографа, обуславливаемую общими требованиями исследователя, стремящегося получить издание в виде, пригодном для того, чтобы непосредственно приступить к исследованию”.

Различным, как уже отмечалось в предыдущих лекциях нашего курса , является и видение исторических источников историками и археографами. Для первых письменный памятник—это источник определенного исторического изыскания (т.е. изучения специального вопроса); для вторых—это “вообще исторический источник”, критическая обработка которого предполагает его использование в дальнейшем в разных направлениях. “Поэтому,--подчеркивал цитировавшийся выше И.Ф.Колесников,-- хорошо выполненная археографическая работа должна быть пригодною для поколения историков и для многих исторических исследований” .

Мы неоднократно указывали, что конечной целью археографа является предоставление в распоряжение исследователя как можно более точного образа исторического источника, который затем будет подвергнут всесторонней источниковедческой критике. Для того же, чтобы этот образ соответствовал оригиналу, к нему в процессе создания следует применить определенный набор источниковедческой критики. Получается своеобразный “ложный круг”, а именно: документ издается с целью последующего изучения; но для того, чтобы документ издать, его следует изучить.

Действительно, без предварительного изучения документа в процессе подготовки его к изданию обойтись невозможно—это вытекает из самого представления о целях археографической публикации и условиях ее осуществления. Однако, данное положение не противоречит другому тезису археографической теории, а именно: публикация рассчитана на то, чтобы предоставить пользователю возможность критического использования данного документа.

Как весьма точно подметил академик Д.С.Лихачев, “источник и в изданном виде должен оставаться источником, и свобода источниковедческой интерпретации должна быть в известной мере оставлена будущему исследователю. Издание должно давать возможность для более углубленной работы последующих исследователей. Издание текста не закрывает собой изучение памятника, а продуманно его открывает”

К сожалению, последнее не всегда имеет место в реальной жизни. Известно немало случаев, когда после опубликования источника его переставали использовать историки, видя, очевидно, в его доступности для всех недостаток и переключаясь на поиски ранее неизвестных широкому кругу исследователей архивных материалов. Это вело к экстенсивному пути развития исторической науки: вместо углубленного анализа уже известных источников шел процесс накапливания и приращения фактов путем введения в научный оборот новых источников.

Возражая против распространенного среди части историков мнения о том, что ценность подлинного документа после его опубликования существенно снижается, известный российский историк-архивист И.Л.Маяковский писал: “Но даже самые тщательные издания и воспроизведения оригиналов не могут исчерпать всей их ценности, т.к. неотделимой от оригиналов останется вся та индивидуальная, осязательная их сторона, которую Легер называет “прелестью подлинника, отражающей черты его времени”. Следовательно, оригинал или подлинник всегда остается принципиально неисчерпаемым источником новых данных" .

Возвращаясь к проблеме так наз. “ложного круга”, укажем, что кажущееся противоречие разрешается путем определения достаточности источниковедческой критики при подготовке археографической публикации. Дело в том, что в процессе подготовки документального памятника к изданию источниковедческие изыскания в большей своей части затрагивают проблемы внешней критики источника, а после его опубликования внимание исследователей переключается на внутреннюю .

Археограф берет на себя не всю, а лишь первоначальную критику публикуемого источника, составляющую так наз. “внешнюю критику”. При этом ее количество не должно превышать необходимого и достаточного объема. Недостаточность критики может негативно повлиять на создание источниковедчески полноценной публикации; превышение же ее сопряжено не только с опасностью заполнения ненужной информацией публикации, чем особенно грешили издатели “Актов Виленской археографической комиссии”, занимая иногда до половины объема томов различного рода “предисловиями—исследованиями”, к тому же не всегда имевшими прямое отношение к содержанию (а тем более—к характеристике внешних особенностей) публикуемых документов, но и с конвергенцией документального издания в “публикацию—исследование”.

Подводя итоги, отметим, что исходя из содержания понятия “археографическая публикация”, а также учитывая условия ее осуществления, применение источниковедческой критики в процессе подготовки документа к публикации является не только желательным, но и обязательным. Другое дело, что она должна иметь четко очерченные границы, глубину и направленность. Смысл ее заключается в том, что она призвана обеспечить готовящейся публикации источниковедческую полноценность, а это достигается путем предоставления в распоряжение пользователя точно воспроизведенного текста документа с его по возможности полным научным описанием. Критика же фактов, содержащихся в публикуемом источнике, выходит за рамки археографии и составляет предмет исследования историков.

Лекция 4 Проблема выбора объекта публикации в археографии

 

Не менее важной, но, к сожалению., недостаточно изученной в археографии, является проблема, суть которой можно свести к попытке ответа на вопрос “ что следует публиковать?” Эта проблема особенно актуализировалась в условиях постоянно продолжающегося увеличиваться разрыва между объемом создаваемых документов вообще, архивных, в частности и реальными возможностями их опубликования, а также в связи с приходом в практическую археографию людей, не всегда имеющих четкое представление о задачах археографических публикаций, условиях и методах их подготовки и т.п.

На последнее обстоятельство обращает внимание российский историк А.Д.Степанский, который, в частности, пишет: “Наши дни дают особенно много примеров того, как ценнейшие источники появляются на страницах не научных изданий усилиями лиц, никогда не слышавших слова “археография”. В лучшем случае дело здесь сводится к примитивному воспроизведению текста”

Анализируя современные документальные публикации, преимущественно журнального вида, его коллега О.В.Наумов подчеркивает: “К сожалению, определенная утрата навыков научно-археографической работы наложила отпечаток на процесс издания документов, предопределила известную отрывочность, фрагментарность, а иногда однобокость и некомплексность большинства публикаций, ошибки в комментариях”

Эти недостатки, характерные для российских документальных публикаций последнего десятилетия, присущи и сборникам документов и особенно журнальным публикациям, изданным в это же время и в Беларуси. Недостаточный уровень профессиональной подготовки белорусских археографов, с одной стороны, игнорирование ими “культуры правил” и “культуры традиций” в археографии, с другой, приводят к появлению документальных публикаций, сработанных по наитию, а потому малоценных для отечественной науки, в том числе и исторической

Вненаучное влияние (политическое, идеологическое и др.), в течение длительного времени оказываемое на археографа, определявшего выбор объектов публикации, привело к тому, что вопрос “что надо публиковать?” решался не на научной основе, а ответ на него не всегда зависел от историков, археографов, архивистов. Хотя, справедливости ради, отметим, что значительная часть часть последних целиком разделяла и поддерживала установки, задаваемые документальным публикациям господствовавшей идеологией. В такого рода публикациях конформисты—археографы, как и их заказчики, усматривали мощное средство идеологического воздействия на членов социалистического общества. По их мнению опубликованные источники должны были доказывать преимущества социалистической системы, изобличать пороки капиталистического общества .

“В использовании документальных материалов,--утверждал, например, белорусский археограф Е.Ф.Шорохов,-- недопустимы конъюнктурщина, подтасовка фактов в угоду так наз. необходимости и целесообразности, перенесение на прошлое оценок сегодняшнего дня. В то же время нельзя под маркой “правды- матки”, под маркой “объективности” тащить на свет каждый факт из прошлого нашего государства, который мог бы очернить его историю”[подчеркн. мною—М.Ш.].

Однако, было бы некорректным утверждать, что политизация и идеологизация археографии, проявляющиеся в заданности, тенденциозности отбора источников для публикации, присущи только советскому времени. Анализ документальных изданий Х1Х—нач. ХХ вв. свидетельствует, что этим же болезням были подвержены и они. Достаточно, например, обратиться к “Актам Виленской археографической комиссии”, чтобы убедиться в этом: в них, как правило, превалируют документы, доказывающие преобладание в средние века православия на белорусских землях, показывающие притеснения православных со стороны католиков, выясняющие “русское” происхождение древнейших магнатских родов в Великом княжестве Литовском и т.п.

После 1917 г. тенденциозность при отборе источников приобретает другой характер: начинают широко публиковаться документы правящей партии, ее лидеров, искусно отобранные и искусно подобранные. “ В них,--отмечает современный российский исследователь,-- содержится только то, что партийное руководство считало нужным предавать гласности” 4.

Известно, например, что незадолго до августа 1991 г. к заместителю генерального секретаря ЦК КПСС В.А.Ивашко обратился директор Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС академик Г.Л.Смирнов. Он указывал, что среди документов, относившихся к конкретной политической деятельности В.И.Ленина как руководителя государства, имеются такие, публикация которых, по его мнению, вызвала бы весьма неоднозначную реакцию в стране и мире. Речь шла о документах, свидетельствовавших о фактическом поощрении лидером российских большевиков насильственных действий против суверенных государств (в частности, против Эстонии и Латвии), раскрытии тайных методов работы государственных организаций Советской России по отношению к иностранным подданным (содержание их в концлагерях, организация слежки за прибывавшими в Россию иностранцами и т.п.). Приведя эти и ряд аналогичных примеров, содержавшихся в документах Ленина, руководитель историко-партийного института делал следующий вывод: “Документы подобного рода публиковать в настоящее время представляется нецелесообразным” .

По причине политического характера в течение более полувека советской стороной отрицалось существование секретного дополнительного протокола к советско-германскому Договору о ненападении от 23 августа 1939 г., документов о “катыньской трагедии” и т.п.

Сравнительный анализ дипломатических документов, опубликованных в двухтомном сборнике “Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937—1939 гг. (М.: МИД СССР, 1981), с одной стороны, книге “Альтернативы 1939 года” (М.: Изд. АПН, 1989), с другой, дают обильную пищу для размышлений относительно критериев выбора объекта публикации, которыми руководствовались советские археографы в период “развитого социализма”. Подобные примеры могут быть значительно дополнены.

Иногда немногие документы, все же проскальзывавшие сквозь цензурное сито, становились причиной приостановления или даже закрытия изданий, в которых они публиковались. Так случилось, например, с журналом “Исторический архив”, закрытым в начале 1960-х гг. из-за публикации в нем переписки К.С.Станиславского с В.И.Немировичем-Данченко.

Помимо воздействия господствующей в стране идеологии на выбор объектов публикации состав публикуемых документов может быть обусловлен и субъективными представлениями публикатора о ценности тех или иных источников или целых групп. А эти представления, в свою очередь, могут формироваться под влиянием причин интеллектуального, мировоззренческого, национального, конфессионального, художественного и пр. характера. Археограф, имеющий туманное представление об истории белорусского книгопечатания, скорее всего не обратит внимания на документы, либо написанные Ф.Скориной, П.Мстиславцем, И.Федоровым, либо в которых упоминаются эти фамилии. Публикатор, исповедующий православие, вероятнее всего отдаст предпочтение документам, вышедшим из-под пера православных, а не приверженцев какой-либо иной веры. В археографии известно немало случаев публикации случайно обнаруженных или случайно подобранных документов.

Учитывая эти обстоятельства, возникает мысль о том, что необходимо выработать специальные научные критерии, применяя которые можно определить круг документов, заслуживающих обязательной (первоочередной) публикации. Эти критерии должны, вероятно, базироваться не только на общих принципах, применяемых в исторической науке (историзм, объективность, всесторонность, комплексность), но и находиться в сфере тех специальных источниковедческих дисциплин, с которыми наиболее тесно взаимодействует археография (историография, архивоведение, источниковедение ). На последнее обстоятельство наталкивает и целевое назначение археографических публикаций, призванных снабжать науку новыми документами, которые в свою очередь будут служить источниками для историков-иследователей, занимающихся изучением преимущественно конкретных исторических сюжетов . При этом публикация должна быть не только источниковедчески полноценной (а это достигается достаточным уровнем источниковедческой критики при ее подготовке), но и обеспечивать источниковедческую полиинформативность и самоценность каждого документа в качестве исторического источника.

Наконец, выбор документов для опубликования в значительной мере как бы уже предопределен архивистом, отобравшим их на постоянное хранение в соответствии с критериями, действующими в архивоведении (На их основе были созданы в прошлом и ныне создаются всевозможные перечни (типовые, ведомственные) документов с указанием их сроков хранения).

Выработка критериев для определения объектов публикации в археографии должна быть подчинена главной задаче, которую ставит перед собой археограф, а именно: как добиться того, чтобы выбранные для публикации документы, будучи изданными, принесли науке больше пользы, чем иные, чтобы они способствовали объективному познанию исторического прошлого (применительно к исторической науке).

С учетом вышесказанного можно выделить три основных фактора, применение которых в совокупности будет способствовать решению вопроса о выборе объекта публикации.

Первый из них находится в сфере историографии. Анализируя состояние и уровень развития исторической науки в целом, отдельных ее направлений, в частности, археограф определяет те наиболее актуальные или приоритетные сферы исторических исследований, которые разрабатываются в настоящий момент и нуждаются в “документальном обеспечении”. Бывают и прямо противоположные ситуации. Иногда издание определенных документов может свидетельствовать о тех или иных тенденциях, господствующих в историографии. На это обстоятельство применительно к публикации “Сборника грамот Коллегии экономии” обратил внимание С.Н.Валк, который, в частности, писал: “В то же время выход “Сборника” теснейшим образом связан с очередными проблемами нашей тогдашней историографии: можно установить, что издание тех или других групп исторических источников являлось результатом господства то одних, то других историографических теорий”

Как бы то ни было, историографический фактор выступает для публикатора в качестве своеобразной лоции, указывающей наиболее активно используемый историками фарватер движения. Отсутствие или недостаточность археографических публикаций нередко выступали в качестве одной из основных причин отставания в тех или иных направлениях исторических исследований .

Отсюда вполне оправдано в историографию белорусской (как, впрочем, и российской, украинской и др.) археографии включаются работы и историографического характера, в которых, наряду с анализом основных направлений исторических исследований содержится и характеристика документальных изданий, послуживших основой этих исследований . То же самое можно сказать и применительно к историографическим обзорам о состоянии исторической науки в Беларуси, о которых упоминалось в историографическом обзоре курса..

Архивоведческий фактор предусматривает учет специальных архивных характеристик документов, которые могут претендовать на опубликование. Здесь прежде всего следует иметь в виду полноту, или точнее—репрезентативность (представительность) документов архивного фонда по отношению к материалам, созданным в делопроизводстве данного учреждения—фондообразователя. И если вследствие некачественно проведенного архивистами отбора документов на постоянное хранение или по каким-либо иным причинам (например, из-за физического уничтожения части документов и пр.) их совокупность в архивном фонде не дает представления об основных направлениях работы фондообразователя, не содержит важнейших материалов, которые в дальнейшем могли бы быть использованы в качестве исторических источников, археограф должен поставить под сомнение целесообразность публикации таких документов. К сожалению, ранее действовавшие перечни документов, подлежащих отбору на постоянное хранение (типовые и ведомственные), как раз-таки и не способствовали формированию в архивных фондах репрезентативных документов. Они в большинстве своем игнорировали многие комплексы документов (например, переписку), “обескровливая” таким образом архивные фонды учреждений и организаций.

Важным здесь представляется также и учет физического состояния потенциального объекта публикации. Находящиеся под угрозой физического уничтожения документы (вследствие угасания текстов, прогрессирующего процесса старения и разрушения носителя и т.д.) должны публиковаться в первую очередь, конечно же, с учетом их значимости: случайно попавшие в архив и сохраняющиеся там “третьесортные” документы, подвергающиеся разрушению, не могут претендовать не только на первоочередную, но и вообще на любую публикацию

Источниковедческий фактор проявляется в том. что археограф должен попытаться определить источниковедческий потенциал документов, претендующих на публикацию, установить их информационную ценность сегодня и через некоторое время. И здесь археограф, равно как и архивист, выступает в роли футуролога: от того, что они отберут к опубликованию (первый) или к постоянному хранению (второй), будет зависеть полноценность археографической или источниковой базы для подготовки будущих исторических исследований.

Сочетание этих трех факторов и должно, на наш взгляд, помочь в определении выбора объекта публикации. В этой связи заслуживает внимания предложение А.Д.Степанского согласовывать в процессе выработки тактики археографического освоения документальных комплексов, ранее неведомых не только публикатору, но и исследователю, публикацию источников с изданием справочников по составу и содержанию архивных документов и подготовкой научных исследований. Союз археографа, архивиста и историка таким образом является залогом успешного выбора “археографической политики”. Что же касается ее последующей реализации—то это дело не отдельных, автономно работающих научных и архивных учреждений, но труд в кооперации, труд, координируемый и направляемый специальным археографическим центром (комиссией, советом, институтом и т.п.)

К сожалению, начатая в республике в 1960-70-е гг. работа по кооперации и координации археографической деятельности через издание Главархивом выпусков “Тематики исследований, ведущихся в госархивах Белоруссии”, путеводителей и справочников по документам архивов в дальнейшем не получила должного развития, что не могло не отразиться на состоянии практической археографии в последующий период. Попытки решения этих же вопросов организационным путем (т.е. через создание археографической комиссии, научного совета по публикации документов и т.п.) также оказались малоэффективными.

Возвращаясь к критериям отбора документов для публикации, отметим, что помимо трех основных, названных нами, и имеющих, так сказать, “общеисторический характер”, существуют и другие, сугубо археографические. К ним следует отнести учет качества предыдущих публикаций, если таковые, разумеется, были, соотношение опубликованных и неопубликованных материалов и т.п.

И все-таки главное, что лежит в основе выбора объекта публикации—это ценностный фактор документа, или целого комплекса документов, предполагаемых к опубликованию. Именно с учетом этого фактора решается вопрос о включении или, наоборот, не включении источника в публикацию. Но поскольку понятие о ценности документа различно у разных археографов, ценностный фактор дает возможность обоснования целесообразности и необходимости публикации любыхдокументов. Там, где выбор объекта публикации не ограничен его видовыми рамками или местом хранения, более всего возможен произвол публикатора, вынужденного руководствоваться только ценностным фактором Нетрудно заметить в этой связи, что наиболее уязвимыми с точки зрения проявления субъективизма в выборе объекта публикации являются тематические издания, предполагающие включение в них документов различных видов, хранящихся в разных местах, но объединенных одной темой. Именно они представляют собой наибольшую по объему часть археографической продукции, когда-либо созданной в Беларуси (подобная картина, кстати говоря, характерна и для других стран).

Однако, прежде чем продолжить разговор о проблемах выбора объекта публикации в археографии, необходимо сказать несколько слов о существующих в археографии классификациях документальных публикаций, обусловленных как их целевым назначением, так и характером документов. в них включенных. Это поможет разобраться в тех спорных вопросах, которые до сих пор дискутируются в современной археографии и во многом связаны как раз-таки с проблемой выбора объекта публикации.

Как известно, наиболее распространенными в археографии являются классификации документальных публикаций по типам и видам. Первая исходит из деления публикаций по их целевому назначению и предполагает издания научного, научно-популярного (популярного) и учебного типов. Вторая учитывает содержание документов, включенных в публикацию, их происхождение, вид (разновидность), место хранения и др. С учетом этих факторов публикации подразделяются на тематические, пофондовые, издания документов одного вида или одного лица . Нетрудно заметить, что в основе данной классификации лежит один или несколько внешних признаков, связанных с происхождением или содержанием документов.

Так, тематические публикации могут включать в себя самые разнородные виды документов, находящиеся в различных местах хранения и связанные своим происхождением с различными учреждениями, организациями, лицами. Объединяющим началом в таких публикациях, как мы уже отмечали, выступает тема.

Пофондовые публикации определяются местом хранения документов: в них должны быть включены все без исключения документы одного фонда (или его разновидности), нескольких фондов, или части фонда.

Публикации документов одного вида или одного лица объединяет общность видов источниковили ихсоздателей.

Уже из этой краткой характеристики встречающихся в археографии классификаций документальных изданий явствует, насколько сложным и подверженным различным влияниям субъективного, политического, идеологического, межконфессионального и иного характера представляется отбор документов для тематических изданий в отличие от пофондовых и даже видовых.

Среди археографов существуют различные точки зрения относительно того, какие документальные издания лучше других способныпреодолеть большую массу документов, претендующих на опубликование, сохраняя при этом источниковедческую полноценность публикаций и предоставляя в распоряжение исследователей всесторонний и комплексный корпус исторических источников. Одни видят выход в издании тематических сборников документов, поскольку именно они, по их мнению, более других соответствуют удовлетворению запросов исследователей, в большинстве своем работающих по конкретным темам. Залогом успеха таких изданий считается правильно выбранная, актуальная тема .

Их оппоненты считают, что в основе выбора объекта публикаций таких изданий лежит лишь один из трех факторов, а именно—историографический, который почти всегда находился и находится под сильным вненаучным влиянием (политическим, идеологическим и др.). Тематические сборники документов, по их мнению, имеют малое значение для науки. Им противопоставляются издания, в которые включаются документы с учетом их внешних признаков, обусловленные местом хранения, видом, временем создания и т.п. В качестве примеров называются “Беларускі архіў”(Мн., 1928. Т.2), “Инвентари магнатских владений Белоруссии ХУ11—ХУ111 вв. Владение Сморгонь” (Мн., 1977); “Инвентари магнатских владений Белоруссии ХУ11—ХУ111 вв. Владение Тимковичи” ( Мн., 1982); “Помнікі старажытнай беларускай пісьменнасці” (Мн., 1975); “Белоруссия в эпоху феодализма” (Мн., 1959—1979. Т. 1—4); “Белоруссия в эпоху капитализма” (Мн., 1983, 1990. Т. 1, 2.) и др. (Заметим, правда, что два последних серийных издания могут рассматриваться и в качестве тематических).

Однако, сборники такого рода составляют лишь небольшую часть археографической продукции в Беларуси.

Готовя любое издание—тематическое, пофондовое, видовое--, археограф сталкивается с необходимостью решения проблемы выбора и отбора для него документов. Однако, степень ее остроты применительно к разным изданиям неодинакова. В первом, где объединяющим началом выступает тема, отбор происходит на уровне каждого документа. В зависимости от его содержания (имеет отношение к теме или не имеет) решается вопрос о включении или невключении документа в тематическую публикацию.

По этому поводу С.Н.Валк в свое время писал: “Кто хоть раз имел дело с подбором документов для такой цели, тот знает, сколько тревог и колебаний переживает каждый составитель, так как, не в пример первому типу сборников, где вопрос о подборе решается сразу в отношении целой группы документов [ выше речь шла о пофондовых и видовых изданиях—М.Ш.], теперь каждый отдельный документ заявляет свои притязания на право быть помещенным в сборник, и выбор документов должен быть сделан индивидуально, применительно к оценке значения каждого документа. Все, сказанное выше, показывает, как ответственна и сложна работа по подготовке такого рода сборника. Всякая малейшая методологическая ошибка, всякая малейшая неправильность в понимании исторического характера темы отразится на подборе документов” .

Проявление субъективизма составителей при формировании тематических изданий не исключалось прежде, когда главной задачей отбора документов, исходя из принципа коммунистической партийности, являлось определить “идейное содержание и направленность любой публикации” , не исключается оно и сегодня, когда вышеуказанный принцип канул в Лету, уступив место другим, еще более политизированным и идеологизированным.

В пофондовых и видовых изданиях, где выбор объекта публикации не связан с темой, содержание документа не влияет на решение вопроса о том, включать или не включать его в публикацию. Этим гарантируется исключение проявления субъективизма при оценке документа, а также достигается возможность использования пофондовых и видовых публикаций при разработке значительного количества исследований.

Однако, это не свидетельствует о том. что данные издания лишены недостатков. К числу последних, на наш взгляд, следует отнести издержки финансового характера, сопутствующие процессу подготовки пофондовых или видовых изданий: призванные включать все без исключения документы фонда или источники одной разновидности, такие публикации значительно разрастаются в объеме, что требует увеличения расходов на их издание. В этой связи заметим, что в современной археографической практике вопрос “на что публиковать?” все чаще берет верх над вопросом “что публиковать?”. И нередко выбор объекта публикации зависит от финансовых возможностей организаций и учреждений, заказывающих археографам подготовку документальных изданий .

Нельзя также не учитывать и качества научной обработки многих архивных фондов, документы которых предполагаются к опубликованию. Наличие в них дублетных, а также второстепенных материалов неизбежно ставит перед археографом вопрос о необходимости селекции документов (хотя, разумеется, и не с той степенью остроты, как это имеет место при подготовке тематических изданий). Наконец, степень сохранности документов фонда также порождает проблему выбора источников.

В то же время эти и другие подобные проблемы, связанные с выбором объекта публикации в пофондовых и видовых изданиях несравнимы с аналогичными проблемами, возникающими при подготовке тематических .

Все вышесказанное вовсе не говорит за то, что следует полностью отказаться от подготовки тематических изданий и переключиться на пофондовые и видовые. Это нецелесообразно делать как по причине уже существующего значительного количества таких изданий, так и вследствие невозможности по причинам финансового характера готовить исключительно пофондовые и видовые издания.

Сборники документов тематического характера окажутся полезными для исторической, как, впрочем, и для любой другой науки в том случае, если каждый документ в них будет публиковаться с учетом всех археографических установок, выработанных в процессе многолетней практической деятельности по изданию документов и в большинстве своем зафиксированных в правилах, методических рекомендациях, памятках, инструкциях, а также вошедших в “культуру археографического обычая”.

В заключение отметим. что проблема выбора объекта публикации предусматривает рациональное преодоление массы документальных богатств, хранящихся в архивах, рукописных отделах библиотек, музеев, частных собраниях. Над ее решением стали задумываться уже в Х1Х в. в связи с расширением объема источников, претендующих на опубликование и в то же время ограниченностью технических и материальных возможностей реализовать эти публикации.

Признавая недостаточно высоким “коэффициент полезного действия” отбора документов “под тему”, тем не менее, исходя из сложившихся реалий историки имели, имеют и будут иметь дело со всякими видами документальных публикаций, в том числе и тематическими. Что же касается пофондовых и видовых изданий, то их подготовка еще долгое время будет позволительна исключительно для наиболее древних, а потому малочисленных исторических источников, а также отдельных комплексов документов новейшего времени, создававшихся, например, в экстремальных условиях. Однако, приоритет пофондовых и видовых публикаций сравнительно с тематическими в изданиях научного типа должен сохраняться.

Лекция 5. Нормативно-методическая база археографии

 

Данное понятие включает в себя вопросы отбора, оценки, систематизации, упорядочения и кодификации приемов и методов создания научной публикации документов. Выше я уже обращал ваше внимание на то обстоятельство, что именно благодаря нормативно- методическому творчеству археография сформировалась как научная дисциплина, а также выделилась в особый вид практической деятельности по публикации документов с характерными для него особенностями, приемами.

Не останавливаясь подробно на истории развития правил, методических рекомендаций, инструкций, создававшихся в разное время и регламентировавших порядок публикации документов различных видов и периодов, отметим здесь лишь место нормативно-методической базы в археографии ( и как науки, и как сферы практической деятельности).

Дело в том, что правила, инструкции, методические рекомендации и в целом нормативная деятельность публикаторов призваны прежде всего воздействовать на работу издателей исторических документов. Помимо сугубо практического значения (способствовать унификации приемов публикации документов и таким образом делать их одинаково понятными и доступными для любого пользователя) нормотворческая деятельность имеет большое значение и для развития собственно археографической мысли.

К сожалению, история археографии свидетельствует и о другом: правила, инструкции, рекомендации имеют тенденцию и “заражать” догматизмом археографическую мысль, не способствуя ее развитию и совершенствованию. Именно из них в археографию нередко переносилось формалистическое отношение к различным ее проблемам. Зачастую правила, инструкции, рекомендации становились своеобразным “тормозом”, сдерживавшим развитие теории и методики археографии. Особенно это заметно по отношению к решению вопросов отбора документов для издания. Зафиксированные во многих правилах основные принципы селекции документов (коммунистической партийности, классового подхода и т.п.) висели своеобразными веригами на археографах, лишая их возможности публиковать многие исторические источники, не соответствовавшие этим принципам. На данное обстоятельство применительно к истории белорусской археографии и архивоведения мы неоднократно обращали внимание в работах последнего десятилетия .

Очевидно, что правила и подобные им нормативно-методические документы призваны обобщать опыт предшествующей издательской практики, выделяя из нее сложившиеся, общепринятые нормы. Они должны отбирать те приемы, которые наиболее соответствуют научным, источниковедческим представлениям своего времени, исследовательской парадигме определенного научного коллектива. Их направленность призвана формировать своеобразную публикационную культуру. При этом важно представлять, что в данное время (время публикации тех или иных документальных собраний) входило в понятие правил, а что оставалось само собой разумеющимся, не требующим фиксирования.

К примеру, когда археограф Х1Х—начала ХХ вв. исправлял орфографию древнего памятника, подставляя в конце слов после согласных отсутствовавшую в оригинале букву “ер”, он едва ли задумывался о значении этого знака или об исторической обусловленности естественного языка. Он передавал текст так, как тот передавался в его время (а не во время создания документа), полагая это само собой разумеющимся и не требующим пояснения.

Так, публикуя в 1865 г. в журнале “Русский архив” “Собственноручные бумаги князя Потемкина-Таврического” (последний, как известно, жил в ХУ111 в.), редактор-издатель журнала П.И.Бартенев писал в комментариях к ним: “Мы ввели правописание нынешнее[подч. нами—М.Ш.], сообразно принятому нами правилу удерживать подлинное правописание лишь в случаях характерных и в памятниках более отдаленной старины, где иногда способ начертания имеет некоторую важность для истории языка”. Далее Бартенев объяснял, что поскольку публикуемые им документы не являлись ни древними, ни характерными, то и стала возможной замена их “правописания”.

С другой стороны, передавая в 1997 г. текст “Всеподданнейшего отчета” виленского, гродненского и ковенского генерал-губернатора Д.П.Святополк-Мирского ( 20 мая 1904 г. направлен Николаю 11) с сохранением в нем орфографии подлинника, белорусские археографы, вероятно, полагали, что таким образом они создают сугубо научную публикацию, хотя в данном случае объект публикации никак нельзя отнести ни к уникальному, ни к древнему. Игнорирование публикаторами не только “культуры правил” (последние гласят, что документы нового времени публикуются без сохранения орфографии оригинала), но и “культуры археографической традиции” (как это, например, имело место в случае с подготовкой П.И.Бартеневым публикации бумаг кн. Потемкина- Таврического) привело к тому, что этот явно не уникальный документ нового времени оказался опубликованным в виде, затруднительном для понимания его содержания пользователями, не относящимися к категории ученых (студентами, школьниками, учителями и т.п.).

Нельзя также согласиться и с современными украинскими археографами, исповедующими буквалистский подход в передаче текстов документов не только раннего периода, но и первой четверти ХХ в., исполненных на русском языке. Приведем в качестве примера фрагмент опубликованного ими письма В.Л.Модзалевского профессору Киевского университета св. Владимира В.Ю.Данилевичу от 31 ноября 1919 г.: “ДЬятельность Архивнаго Управленія возникшаго на УкраинЬ въ революціонный пЬріодъ и существовавшаго два года, закончилась 15 октября 1919 года: въ этотъ день оно распоряженіемъ Попечителя Кіевскаго Учебнаго Округа опечатано и тЬм самымъ лица, въ немъ работающія,распущены…” 4.

Не сомневаясь в точности передачи современными украинскими археографами орфографии и правописания письма В.Модзалевского, возникает вопрос в целесообразности сохранения последних. К тому же, как известно, в начале 1918 г. в России произошла реформа орфографии и правописания, в результате которой ликвидировались “ять”, “ер” в конце слов после согласных, “и десятиричное”; упрощалась орфография и т.п. Безусловно, в занятом Добровольческой армией Киеве Модзалевский не мог писать так, как писали в советских Москве, Петрограде (заметим, что и в последних реформа правописания непросто реализовывалась даже в официальном делопроизводстве: люди долго еще не могли отучиться писать так, как они это делали в течение предыдущих десятилетий). С учетом всех этих нюансов, требующих пояснений, а также исходя из сложившихся археографических традиций и обычаев, более целесообразным и не нарушающим стиля документа приемом, была бы передача его текста по современным орфографии и правописанию.

Далее на примере российской (а затем и советской) археографии рассмотрим, как развивалась ее нормативно-методическая база. К сожалению, белорусская археография, развивавшаяся в рамках преимущественно российской, не дает сколько нибудь значительных примеров, свидетельствующих о попытках создания национальных правил издания исторических источников. Всевозможные инструкции и памятки, разрабатывавшиеся белорусскими археографами применительно к конкретным документальным изданиям, находились в русле общесоюзных (российских) правил и рекомендаций, и не отличались оригинальностью. Однако, далее мы скажем и о них..

Как известно, несмотря на то, что к началу ХХ в. российская археография имела значительный фонд опубликованных источниколв и в связи с этим большой опыт методики подготовки документальных изданий, общих правил публикации источников, как актового, так и нарративного характера, выработано не было. И даже те учреждения, обязанностью которых являлась только публикация документов (Петербургская, Киевская, Виленская, Кавказская археографические комиссии), не ставили перед собой задач выработать хотя бы для подготовки своих изданий каких-либо единообразных эдиционных приемов.

Как правило, археографы основывались на сложившейся традиции, брали за образец предшествовавшие публикации подобного материала, внося при этом свои дополнения и изменения в приемы изданий. Таким образом “культура правил” в это время, как очень точно подметил современный историк археографии, была вытеснена из археографии “культурой обычая”.

Обратившись, например, к “Положению о Комиссии для разбора и издания древних актов в г.Вильне”, утвержденному в 1869 г. и регламентировавшему основные направления ее деятельности, мы с удивлением обнаруживаем, что среди 13 параграфов документа лишь два (3-й и 7-й) имеют отношение и то больше к организации археографической работы в данном учреждении, нежели к методике ее проведения. Так, параграф 3 определял круг документов, подлежавших опубликованию: “акты государственные и юридические (т.е. грамоты, уставы, наказы, судебные дела, привилеи, фундуши, записи и др.), объясняющие состояние местного населения и Православной церкви, законодательство, управление и судопроизводство Западно-русского края до конца ХУ11 ст., а также исторические записки, дневники и др. материалы” .

В параграфе 7-м говорилось буквально следующее: “Члены комиссии обязаны: а) рассматривать древние акты, распределять их по отделам, определять их достоинство в историческом отношении и отбирать их для печатания; б) иметь надзор за правильностью переписки актов, поверять списки с подлинниками, свидетельствовать верность каждого собственноручной подписью, присоединять к каждому акту, если понадобится, обстоятельные заглавия, описания и примечания и в) при печатании держать корректуру и вообще наблюдать за исправностью печатания. При издании актов и рукописей должны быть соблюдены все условия, требуемые от подобных трудов исторической наукой” .

Как видим, здесь не упоминается ни о том, как должен передаваться текст публикуемых документов; ни об унификации приемов археографической подготовки документов к изданию (составление заголовков, легенд), ни о порядке составления научно-справочного аппарата. Не поднимались эти вопросы , судя по делопроизводственным материалам Виленской археографической комиссии, и на ее заседаниях, где обсуждались подготовленные к изданию тома серийного и несерийного характера. Схожая ситуация имела место и в работе созданных за два-три десятилетия до Виленской Петербургской и Киевской археографических комиссий (См., например: Правила для руководства Петербургской археографической комиссии, утвержденные 18 февраля 1837 г. (Хрестоматия по археографии: Пособие для студентов Московского государственного историко-архивного института/ Под ред. Проф. Г.Д.Костомарова (На правах рукописи). М., 1955. С. 148—153; проект Положения о Киевской археографической комиссии, подготовленный, вероятно, на основе аналогичного положения, утвержденного в 1840-е гг. (Журба О.І. Київська археографічна комісія 1843—1921: Нарис історії і діяльності. Київ, 1993. С. 166—169).

Однако, в связи с появлением большого числа серийных изданий, что вызывало необходимость коллективной археографической работы, требовавшей не только длительной подготовкой, но и соблюдения единства эдиционных приемов, крупные издательские планы, зарождавшиеся в начале ХХ в., начинают сопровождаться всевозможными правилами-инструкциями . От них затем ученые шли к созданию правил публикации источников определенного вида, к обобщению археографических норм.

Так, необходимость унификации эдиционных приемов при археографической подготовке одного из важнейших и вместе с тем сложнейших повествовательных источников, каким являлись летописи, привела к разработке А.А.Шахматовым в 1905 г. проекта правил для издания летописей. Он включал в себя вопросы выбора и передачи основного текста летописи, приведения разночтений, встречавшихся в других редакциях и списках этого же источника, употребления правописания применительно к летописным текстам, создававшимся до ХУ в. включительно и в более позднее время и т.д. А.А.Шахматов существенным образом дополнил и развил положения методического характера применительно к публикации летописей, высказывавшиеся А.Н.Олениным, К.Ф.Калайдовичем, П.М.Строевым и др. российскими археографами еще в первой четверти Х1Х в.

После обсуждения шахматовский проект вошел в сводный документ , носивший название “Правила для издания императорской Археографической комиссии”. И хотя официально правила не были утверждены, редакторы “Полного собрания русских летописей” использовали его в работе, о чем свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что вопросы о приемах передачи текстов стали реже обсуждаться на заседаниях комиссии.

Помимо шахматовских правил издания летописей, включавших 16 пунктов, в данный сводный проект были включены и правила издания документов актового характера (6 пунктов, регламентировавших издание грамот до ХУ1 в., 22 пункта— об издании актов и 9 пунктов, касавшихся составления указателей к изданиям), в разработке которых помимо А.А.Шахматова участвовали В.Г.Дружинин С.А.Андрианов и др. В 1907 г. этот проект был издан типографским способом..

Кроме Петербургской археографической комиссии, находившейся, как известно, в ведении Министерства народного просвещения, разработкой правил издания документов занимались некоторые центральные российские исторические архивы, а также высшее научное учреждение России—Академия наук, с деятельностью которой связана подготовка первого фундаментального нормативно-методического документа, регламентировавшего порядок публикации источников актового характера. Речь идет о “Правилах издания Сборника грамот Коллегии экономии”, инициатива подготовки которых, равно как и самого сборника принадлежала академику А.С.Лаппо-Данилевскому . Для изучения постановки археографической работы в западноевропейских странах А.С.Лаппо-Данилевский посетил Австрийский институт исторических исследований, Берлинскую и Мюнхенскую археографические комиссии по изданию источников, Итальянский исторический институт. Он подготовил для Академии наук планы издания документов ХУ1—ХУ111 вв.(1900 г.) и частных и правительственных великорусских актов (1901 г.).

Первый набросок правил был готов в 1901 г. Однако, вплоть до своей смерти 7 февраля 1919 г. ученый продолжал вести работу над их совершенствованием. “В итоге,--как отмечал ученик А.С.Лаппо-Данилевского, С.Н.Валк,-- оказался составленным труд, который далеко превзошел собою все аналогичные западноевропейские образцы правил издания документов , труд, значение которого для разрешения некоторых общих вопросов археографии далеко выходит за узкие прикладные рамки установления правил издания одного совсем особого фонда” .

Правила увидели свет в 1922 г.. Они подразделялись на 240 статей и охватывали вопросы начиная с передачи текста грамот, составления к ним заголовков и легенд, до указателей. Некоторые из впервые употребленных здесь А.С.Лаппо-Данилевским терминов (“легенда”, “начальный протокол”, “конечный протокол”, “клаузула” и т.п.) прочно вошли во всеобщее употребление в сфере археографии и дипломатики. Правила регламентировали порядок передачи текста публикуемых документов, составления к ним заголовков, научно-справочного аппарата и т.д., что вполне может быть использовано и современными археографами.

Можно с уверенностью сказать, что “Правила” А.С.Лаппо-Данилевского явились образцом для всех последующих аналогичных работ, хотя о их составителе до недавнего времени по известным причинам вспоминали немногие археографы –соотечественники ученого.

Таким образом эта, остающаяся до настоящего времени актуальной работа А.С.Лаппо-Данилевского, завершала дореволюционную литературу по методике археографии.

В связи с существенными изменениями, произошедшими после октября 1917 г. в организации археографической работы, тематике публикаций. приходом в практическую археографию людей, в большинстве своем не владевших навыками публикационной деятельности, остро встал вопрос о разработке нормативно-методической базы, которая позволила бы на первых порах продолжить эдиционную деятельность по отношению к документам, ранее не бывших объектами публикации. Первым опытом в этом направлении стали “Правила издания документов”, составленные сотрудниками Петроградского отделения Главного управления архивным делом (утверждены 15 сентября 1919 г. и перепечатаны в “Сборнике декретов, циркуляров, инструкций и распоряжений по архивному делу”.М., 1921. Вып. 1. С. 118—122). Несмотря на то, что “Правила”, по мнению составителей, носили универсальный характер (т.е. могли быть применимыми при подготовке публикаций как древнейших документов, так и источников нового и новейшего времени), в них все-таки преобладали вопросы методики публикации первой группы источников. Это обусловлено участием в их разработке ученых (А.А.Шахматова, С.Ф.Платонова, В.Г.Дружинина), связанных преимущественно с деятельностью Петроградской археографической комиссии, в большинстве своем занимавшейся публикацией документов допетровского времени. В отличие от лаппо-данилевских пространных “Правил” настоящие предельно сжатые—они включали всего 40 пунктов.

“Правила” 1919 г. определяли цели публикации, принципы передачи текста и археографического оформления документов, их систематизацию внутри публикации, порядок составления научно-справочного аппарата и т.д. В них указывалось, что издания документов могут предназначаться для исследований исторического, историко-юридического, историко-географического и иного характера; для лингвистических и палеографических же целей признавалось предпочтительным издание памятников “фотомеханическими способами”.

Передача текста документов в “Правилах” поставлена в зависимость от времени их создания и особенностей языка: при издании документов, восходивших к первой половине ХУ1 в. и ранее рекомендовалось печатать их “строка в строку с подлинниками”; тексты документов со второй половины ХУ1 в. до ХУ111 в. должны были воспроизводиться с “возможной точностью”, но без выделения вносимых в строку надстрочных букв и букв в словах, стоявших под титлами. Тексты документов ХУ111—Х1Х вв. предлагалось передавать с сохранением их фонетических особенностей; твердый и мягкий знаки употреблять по современному правописанию, букву “ять” заменять на соответствующую ей букву “е”. “Правила” учитывали особенности публикации документов на иностранных языках .

Изменение после октября 1917 г. археографической парадигмы (мы имеем в виду обращение к документам нового и новейшего времени) настоятельно требовало разработки нормативно-методического обеспечения этой деятельности. Созданное в 1918 г. Главное управление архивным делом России рассматривало свои подведомственные архивы (прежде всего центральные исторические) как учреждения, обеспечивающие сохранность находившихся в них документов и в то же время как научно-методические центры, призванные не только хранить, но и публиковать исторические источники.

Уже на Первой всероссийской конференции архивных деятелей в 1921 г. А.А.Шилов выступил с докладом “Разработка историко-революционных материалов архивного фонда в связи с издательской деятельностью”. В нем он предложил Главархиву составить в Госиздате отдельную секцию, которая бы занималась изданием историко-революционных документов и книг. В принятой конференцией резолюции Главархиву рекомендовалось организовать издание документов по истории революционного движения и особенно по истории движения в провинции .

Состоявшийся в 1925 г. Первый съезд архивных деятелей России в отличие от конференции 1921 г. перешел от вопросов организации археографической деятельности архивных учреждений к обсуждению приемов и методов издания источников нового и новейшего времени. В прозвучавшем здесь докладе А.И.Андреева “О правилах издания исторических текстов” особо подчеркивалась необходимость разработки нормативного документа для подготовки публикаций источников нового времени. Доклад С.Н.Валка касался вопросов, связанных с приемами издания историко-революционных документов . Докладчик ограничил свое выступление лишь анализом подготовки текста документа к изданию, оговорив при этом, что вопросы, связанные с историческим комментированием его содержания должны стать предметом особого обсуждения.

Отметив совершеннейшую неразработанность методики публикации историко-революционных документов (в отличие от документов других категорий, издание которых уже имело некоторые традиции), С.Н.Валк справедливо, на наш взгляд, указал, что “результатом этого явился ряд изданий первоклассного по своему содержанию значения, которыми вместе с тем почти невозможно пользоваться в целях тщательно поставленной научной работы”. С учетом этого и других обстоятельств вопрос о разработке более или менее обязательных норм издания такого рода документов становился настоятельно необходимым.

С.Н.Валк обратил также внимание на проблему выбора текста применительно к документам нового и новейшего времени. Учитывая авторство и условия создания подобного рода источников, он предлагал отказаться от такого формального, по его мнению, критерия выбора текста, как “последняя воля автора”, заменив его историческим критерием, предполагавшим изучение условий возникновения каждой из редакций или списков подготавливаемого к публикации документа. Заслуживали внимания выводы докладчика о редакции, транскрипции и эмендации текста; они сохранили свою актуальность до настоящего времени, войдя в различные правила издания документов и методические рекомендации. Как “Правила” А.С.Лаппо-Данилевского, так и доклад его ученика С.Н.Валка, переработанный затем в статью, во многом послужил основой для последующего развития теории и методики археографии.

В резолюции по обоим докладам (А.И.Андреева и С.Н.Валка) отмечалось, что съезд “настаивает на единообразной системе издания документов и полагает необходимой выработку подробных правил издания архивных документов силами специально созданной комиссии при научно-организационной коллегии Центрархива”. Однако данная резолюция осталась благим пожеланием российских архивистов и археографов. Единственным реальным делом в части ее реализации можно считать подготовленный С.Н.Валком “Проект правил издания трудов В.И.Ленина” (М., 1926), хотя и носивший предварительный характер, но тем не менее содержавший ряд исключительно важных вопросов теоретико-методического порядка: определение состава и задач издания, передача текста, составление научно-справочного аппарата и др. По мнению учеников и коллег С.Н.Валка, готовивших в 1990-е гг. “Проект правил трудов В.И.Ленина” к переизданию, “В полной мере эти правила могут быть использованы в будущем. Вместе с тем разработка этих правил и выполненная по ним археографическая обработка ленинских текстов позволили уже в 20-е гг. заложить основу важнейшего для советского источниковедения направления научных исследований—источниковедения ленинского наследия” .

Несмотря на серьезные подступы российских археографов к созданию нормативной базы в области археографии приоритет в этом направлении, тем не менее, должен быть отдан их украинским коллегам. В 1931 г. Центрархив Украины организовал курсы для работников архивов. На них в числе прочих были прочитаны два курса лекций – П.А.Билыка “Об археографической работе архивных органов” и В.И.Веретенникова “Задачи археографической техники” , представлявшие собой по существу изложение истории украинской археографии (первый) и методики публикации документов (второй).

В том же 1931 г. состоялся Второй всеукраинский съезд архивных работников. На нем были приняты “Основные установки к методологии и технике публикации документов для нужд научно-исторического исследования” (проект П.А.Билыка, по существу повторивший проект временных правил издания документов канцелярского происхождения ХУ111 и Х1Х вв., разработанный В.И.Веретенниковым) и “Правила научно-документальной публикации в журнале “Архів радянської України” (проект Е.И.Когана) .(Оба документа перепечатаны современными украинскими археографами в кн.: Едиційна археографія в Україні у Х1Х –ХХ ст.: Плани, проекти, програми видань. Київ, 1993. Вип. 1. С. 186—202).. Несмотря на обусловленную временем подготовки обоих документов крайнюю политизацию и идеологизацию ( современный украинский историк Г.В.Папакин называет готовившийся Коганом проект “апофеозом класово-документаційної війни”), они, тем не менее, могут рассматриваться в качестве первого опыта формирования нормативно-методической базы советской археографии .

Заметим, что и в Беларуси еще за несколько лет до съезда украинских архивистов предпринимались попытки хотя бы на уровне обсуждения подойти к решению вопроса о технике публикации документов. Мы имеем в виду заключительный раздел доклада заведующего Могилевского губернского архива Д.И.Довгялло “Археографические работы в Белоруссии”, с которым он выступал на Первой всебелорусской конференции архивных работников (май 1924 г.) Он назывался “Замечания о методе работы” и фактически носил характер методических рекомендаций в области практической археографии. (Подробнее о нем будет идти речь в лекции, посвященной организации археографической работы в Беларуси в 1917—1941 гг.)

По некоторым данным в 1933 г. в Центрархиве Беларуси готовилась работа о методологии и методике публикации документов, судьбу которой нам, к сожалению, не удалось установить .

С созданием в 1930 г. Московского историко-архивного института обсуждение вопросов методики (или техники) публикации документов переносится в его стены, где читался специальный курс археографии, разработанный А.А.Сергеевым. Последний редактировал журнал “Красный архив” и был более других подготовлен к составлению правил издания документов, сочетая в себе опыт практика-публикатора и педагога. К сожалению, преждевременная смерть А.А.Сергеева (скончался 19 сентября 1935 г. на 50-м году жизни) не позволила ученому завершить начатой работы .

Тем не менее, опубликованные А.А.Сергеевым в журнале “Архивное дело” статьи “Методология и техника публикации документов” (1932. № 1—2) и “К вопросу о разработке правил издания документов ЦАУ СССР” (1935. № 1) , имели позитивное значение для работы его последователей, хотя и не были свободны от недостатков. В качестве приложения к последней статье автор опубликовал проект “Правил издания документов ЦАУ СССР” .

Статья другого российского археографа А.Л.Попова “К вопросу о наших публикациях исторических документов” появилась почти одновременно с вышеупомянутой последней работой А.А.Сергеева в том же журнале (1935. № 3) . Она, как и выше упоминавшиеся работы украинских ученых, содержала ряд нигилистических оценок археографической деятельности предшественников. Отмечая достижения советской археографии по сравнению с дореволюционной академической работой, “прославленной своими черепашьими темпами”, автор указывал, что “в области археографической обработки и способов воспроизведения текстов перед нами стоит большая, еще не преодоленная задача по критическому освоению старого, накопившегося в этой области технологического наследства” .

В завершение статьи А.Л.Попов сугубо по-большевистски, решительно призывал покончить с редакторским субъективизмом, произволом и анархией, господствовавшими в области издания документов. “Карфаген должен быть разрушен,--патетически восклицал он,--анархия в публикаторском деле должна быть уничтожена, правила издания документов должны быть выработаны”.

Несмотря на то, что в статье помимо вопросов теоретического характера (о соотношении публикации и исторического исследования, определении тематики публикаций и др.) затрагивались и методические проблемы (о составлении указателей, легенд и т.п.), она не имела практического значения для работы археографов и не могла удовлетворить запросы последних. С учетом данного обстоятельства попытки создания правил издания исторических документов, в которых в первую очередь были заинтересованы архивисты, продолжались. Попутно отметим выдающуюся роль в этом деле журнала “Архивное дело”, ставшего после создания в 1929 г. союзного ЦАУ, его органом.

Появившаяся в № 4 журнала за 1935 год статья А.А.Шилова “К вопросу о публикации исторических документов” представляла собой отклик на проект “Правил издания документов ЦАУ СССР” А.А.Сергеева, опубликованный в предыдущем номере. Дело в том, что Шилов, как и Сергеев, занимался разработкой аналогичного нормативного документа, правда, ограниченного в своем применении только источниками нового времени. Созданные им “Правила по подготовке к изданию документов нового времени (Х1Х—ХХ вв.)” были опубликованы в качестве приложения к книге Г.А.Князева “Теория и техника архивного дела” (Л., 1935. С. 108—120). Они выгодно отличались от “Правил” А.А.Сергеева стройностью и доступностью изложения материала и к тому же охватывали основные вопросы, связанные с изданием документов.

А.А.Шилов не ограничился 12-ти страничным вариантом “Правил”, но продолжил работу по их дополнению и совершенствованию, в результате чего к 1936 г. была подготовлена книга, изданная в 1939 г. Московским историко-архивным институтом (здесь Шилов читал курс археографии вместо умершего А.А.Сергеева) под заглавием “Руководство по публикации документов Х1Х и начала ХХ в.”. По мнению рецензировавшего “Руководство” С.Н.Валка оно должно было стать (и, заметим, стало на более чем десятилетие!) настольной книгой для историков и архивистов, занимавшихся публикацией выдвинувшихся в число наиболее приоритетных документов. Работа А.А.Шилова по существу стала первым основательным нормативно-методическим документом в области практической археографии нового времени и охватывала все вопросы, связанные с публикацией документов данного периода. Два ее обстоятельных раздела связаны с установлением текста публикуемых документов; затем следовали разделы, посвященные составлению заголовков, легенд, комментариев, вступительных статей. В самостоятельные автор выделил разделы, касавшиеся методики и приемов составления указателей и разного рода справочников.

“Руководство” А.А.Шилова учло весь многосторонний практический опыт подготовки документальных изданий, появившихся в течение двух предыдущих десятилетий. Его достоинством являлись четкость построения, а также простота и ясность изложения—качества, крайне необходимые для подобного рода изданий. “А А.Шилову,--писал рецензировавший “Руководство” С.Н.Валк,-- удалось, таким образом, на деле избежать опасности превратить свое руководство в книгу, где вопросы издания документов утонули бы в общих рассуждениях об общих свойствах документа, и мы можем найти в ней лишь частные увлечения подобного рода; в то же время можно упрекнуть автора в том, что некоторые важные вопросы издания документов оказались в его книге только в виде упоминаний” .

В числе недостатков издания рецензент называл: смешение автором регест с публикациями документов в извлечениях; отождествление “отпусков” с “черновыми проектами бумаг”; формальный подход к решению вопроса о выборе текста при наличии нескольких редакций подлинного авторского текста; недосточную четкость изложения вопросов эмендации текста и др.

Тем не менее, несмотря на отмеченные С.Н.Валком недостатки (кстати, заметим, что сама рецензия представляла собой блестящую работу теоретико-методического характера применительно к археографии, не утратившую своей актуальности до настоящего времени ), “Руководство” А.А.Шилова стало явлением не только в российской, но и в мировой археографической литературе. Российские, белорусские, украинские археографы, занимавшиеся публикацией документов нового времени, действительно, получили в свое распоряжение настольную книгу, дававшую ответы на многие сложные вопросы, неизбежно возникавшие в ходе практической деятельности.

Если шиловское “Руководство” “облегчило жизнь” публикаторам документов нового времени, то появившиеся за три года до него аналогичные “Правила издания документов ХУ1—ХУ11 вв.” были призваны регламентировать порядок издания документов раннего (допетровского) периода. Речь идет о разработанных Историко-археографическим институтом АН СССР (сост.: акад. Б.Д.Греков, В.Г.Гейман, Р.Б.Мюллер, К.Н.Сербина, Н.С.Чернов) и опубликованных в т. 2 сборника статей Института “Проблемы источниковедения” (Л., 1936. С.315—331) “Правилах издания документов ХУ1—ХУ11 вв.”. В них в числе прочего рассматривались вопросы, связанные с сокращенной передачей текста, что являлось крайне актуальным особенно при публикации документов нового и новейшего времени, ибо “чем далее историк удаляется от глубокого средневековья и чем ближе подходит ко все более и более новым временам, тем большая лавина документов обрушивается на него, и не только потому, что им естественнее было сохраниться в течение меньшего возраста их жизни, но и потому, что государственный аппарат увеличивался с каждым столетием, а рост государственного аппарата вел за собою все усиливающуюся деятельность разнообразнейших канцелярий этого аппарата” . Основу раздела о сокращенной передаче текста составил опыт, накопленный сотрудниками Института в ходе издания документов в сокращенном виде, путем регест или путем сведения документов в табличну. форму.

Другим важным обстоятельством, характерным для “Правил” Историко-археографического института, было то, что они, следуя в духе “Правил издания Сборника грамот Коллегии экономии” акад. А.С.Лаппо-Данилевского, более или менее подробно разрешали вопросы перевода орфографии документов ХУ1—ХУ11 вв. на современную.

Итогом всей предшествовавшей практической и методической деятельности археографов России, Украины, Беларуси стало появление в 1945 г. “Основных правил публикации документов Государственного архивного фонда СССР”. Они вышли под грифом ГАУ НКВД СССР и Института истории АН СССР. Составителем их был доцент МГИАИ П.Г.Софинов, одновременно возглавлявший и издательский отдел Главархива.

В предисловии к ним отмечалось, что “в отличие от всех предыдущих настоящие правила строились применительно не к документам одного определенного периода, а вообще к документам, независимо от их характера и времени происхождения”. Обстоятельный анализ “Основных правил” сделал С.Н.Валк, посвятив им целую главу (“Вопросы советской археографической практики”) в своей монографии “Советская археография”. К ним мы еще вернемся в соответствующей лекции нашего курса. Здесь же лишь отметим, что начиная со времени их подготовки прослеживается участие белорусских архивистов и археографов в обсуждении готовившихся в Москве аналогичных документов.

Активизация нормотворческой деятельности в области археографии, начавшаяся в 1950-60-е гг., напрямую связана с происходившими в это время в СССР событиями общественно-политического характера. Бурный всплеск практической археографии, которой наряду с научными и архивными учреждениями стали заниматься и представители вузов, музеев, библиотек, сотрудники издательств, редакций газет и журналов и др., появление новых объектов публикации в виде ранее засекреченных архивных фондов и т.п. настоятельно требовали методического обеспечения эдиционной деятельности. Именно этими обстоятельствами обусловлено появление в 1950--60—е гг. ряда правил издания документов. Сравнительно с предыдущими, готовившимися преимущественно одним учреждением и рассчитанными на применение к ограниченному кругу источников, правила 1950-60-х гг. создавались в кооперации и носили универсальный характер

Так, над “Правилами издания исторических документов” 1955 г. (в следующем, 1956 г., учитывая огромный спрос на них, была издана вторая их редакция) работали Институт истории АН ССР, Главархив СССР и Московский историко-архивный институт. В числе составителей документа мы встречаем известных российских археографов и историков-- С.Н.Валка, А.А.Новосельского, Л.Н.Пушкарева и др.

Как выше уже отмечалось, архивисты и археографы Беларуси в числе других принимали участие в обсуждении проекта этих правил (последние готовились в качестве новой редакции “Основных правил публикации документов ГАФ СССР”). Сделанные ими замечания и предложения в значительной мере носили теоретический характер (предлагалось, например, раскрыть понятие “внешняя и внутренняя критика документов”, дополнить критерии выбора темы не только ее научным значением и политической актуальностью, но и наличием документов по данной теме и др.) .

Утвержденные и изданные “Правила” содержали 205 пунктов, сгруппированных в 10 разделов с учетом основных этапов подготовки издания: 1.Выбор темы, выявление и отбор документов. 2. Установление текста. 3. Заголовки. 4. Легенды. 5. Научно-справочный аппарат издания. 6. Приложения. 7. Иллюстрации. 8. Расположение отдельных частей и документов в издании. 9. Оглавление. 10. Внешний вид издания.

Содержание первого раздела давало более глубокое по сравнению с “Основными правилами” 1945 г. представление о проблемах выбора темы, выявления и отбора документов, хотя и ограничивалось только тематическими изданиями.

Во втором разделе более четко излагались вопросы, связанные с установлением текста. Вопреки сложившейся археографической практике предлагалось при передаче древних и авторских текстов приводить исправное чтение в подстрочнике (а не в основном тексте). В 3-м пункте этого раздела рекомендовалось при передаче текста сохранять орфографию оригинала в документах, созданных до середины ХУ111 в. (Это было обусловлено появлением в данное время грамматики М.В.Ломоносова, основанной на морфологическом принципе, хотя, как известно, традиции старой орфографии, исходившей из фонетических и морфологических принципов, сохранялись в России до начала Х1Х в.).

В раздел о научно-справочном аппарате составители включили такие его разновидности, отсутствовавшие в “Основных правилах” 1945 г., как хроника событий, терминологический указатель, перечень использованных источников, список сокращений, библиографию.

Представлялось спорным предложение о необязательности сопровождать издание документов историческим предисловием, ограничиваясь только археографическим. На наш взгляд, оно было обусловлено искренним желанием составителей “Правил” покончить с проявлением засилья политики и идеологии. имевшим до этого место в археографии. (Как выше уже отмечалось, это было особенно заметно в нормативно-методических документах 1930-х гг. , созданных украинскими археографами). Сомнительным являлось и отнесение обоснования даты и авторства документа в примечания по содержанию. В этой связи нельзя не согласиться с замечанием рецензента, указывавшего, что “место такому обоснованию в текстуальных примечаниях, поскольку указание на дату и автора связано с историей создания текста документа” . Излишне пространными представлялись и изложения особенностей характера примечаний по содержанию: примечание как оценка, примечание как пояснение, примечание как дополнение, примечание как справка и т.п.

Несмотря на эти и другие, имевшиеся в “Правилах” недостатки, в целом они сыграли позитивную роль: благодаря им в археографической практике были достигнуты определенные успехи в смысле унификации приемов публикации исторических источников.

Особый интерес для истории белорусской археографии представляет подготовка “Правил издания документов советского периода”, осуществленная под руководством С.Н.Валка (изданы в 1960 г.) . В отличие от предыдущих они имели несколько “облегченный” характер, на что указывает хотя бы сокращение в них разделов до восьми: 1. Работы, предшествующие выявлению и отбору. Виды изданий. 2. Выявление и отбор. 3. Археографическое оформление. 4. Передача текста. 5. Систематизация документов. 6. Научно-справочный аппарат. 7. Приложения. 8. Иллюстрации.

Свыше 40 предложений и замечаний было сделано сотрудниками архивных органов и учреждений Беларуси на проект данных “Правил”. Наиболее существенные из них сводились к следующему: дать более точное определение типов, видов и форм публикации в соответствии с их целевым назначением; четче изложить принципы выявления и отбора документов для издания и др. Оригинальным, но оставшимся нереализованным являлось предложение белорусских архивистов дополнить имевшиеся типы публикаций: академический (научный), агитационно-пропагандистский (научно-популярный), учебный (хрестоматийный) еще и справочным.

Вторично белорусские архивисты и археографы ставили вопрос о включении в готовившиеся “Правила” параграфов, которые бы регламентировали передачу текстов документов “на языках народов СССР (белорусском, украинском)”. Данное обстоятельство может свидетельствовать как о понимании важности ими данной проблемы, с одной стороны, так и о недостаточном знакомстве с методической литературой в области археографии, с другой. Дело в том, что на Украине в это время близилась к завершению работа М.Пещака и В.Русановского над подготовкой “Правил видання пам’яток української мови Х1У—ХУ111 ст. (выйдут в свет в Киеве в 1961 г.), разрабатывались и другие аналогичные документы . Неясными и требовавшими пояснений, по мнению архивистов и археографов из Беларуси, представлялись определяемые в проекте “Правил” границы древних документов, нового времени.

Больше всего споров вызвали те пункты проекта “Правил”, которые касались допустимости повторной публикации документов в зависимости от типа издания. Белорусские археографы считали, что повторная публикация в изданиях научного типа возможна лишь в случаях, когда предыдущая публикация стала библиографической редкостью; если при публикации документ был искажен или опубликован неправильно; если готовились видовое или пофондовое издание.

Что касается научно-популярных и учебных изданий, то здесь, по мнению белорусских археографов, “повторные публикации документов возможны, а временем и необходимы”.

В то же время наиболее дальновидные практики –археографы усматривали в широко допускаемой проектом “Правил” повторной публикации документов опасность стирания граней между археографической публикацией и историческим исследованием. “Сборник документов—это не исследование, а пособие для работы над анализом той или иной темы,--говорил сотрудник Госархива Минской обл.-- Ранее опубликованные документы можно использовать для публикации только в совершенно исключительных случаях, когда публикации стали библиографическолй редкостью, либо утрачены” .

Попытка покончить с идеологическим диктатом в археографии, правда, сугубо административными методами, была предпринята представителями ЦГАОР республики. Они считали необходимым “вставить отдельно пункт о запрещении однобокого издания документов в целях восхваления или угоды тому или иному руководящему деятелю, когда документы специально подбираются и даже искажаются. Так было с ролью Сталина в гражданской войне, с ролью Хрущева в Отечественной войне и т.д.” . С учетом данного обстоятельства сотрудники ЦГАОР Беларуси предлагали ввести в “Правила” пункт об ограничении или даже запрещении подготовки сборников документов по современной тематике, “которая еще не стала историей, документы еще не поступили в архив” .Представители Госархива Минской обл. вообще требовали установить срок, по истечении которого документы могли бы быть опубликованы.

Разумеется, такого рода радикальные предложения не только не попали в готовившиеся “Правила”, но даже не вошли в сводный перечень предложений и замечаний, направленный из Минска в Москву. Хуже, что не были включены в перечень и предложения давать побольше примеров, взятых не только из московских, но и из местных (включая и белорусские) документальных изданий, а также примеров, поясняющих “стилистические особенности и выражения” .

Представляются важными замечания о воспроизведении подписей в публикуемых документах. Белорусские архивисты и археографы считали, что “Правила” должны включать специальные примечания к пункту о подписях. В нем необходимо оговорить, что подпись должна воспроизводиться независимо от дальнейшей судьбы ее носителя (троцкист, сталинист, эмигрант, коллаборационист и т.п.) “Об этом, -говорилось в замечаниях методической комиссии ЦГАОР республики,-- можно рассказать в комментариях или в подстрочных примечаниях. У нас и так из-за разных перестраховок обезличена история” .

Помимо упомянутых выше правил в это же время появляется ряд памяток, инструкций, методических рекомендаций, призванных унифицировать подготовку многотомных серийных документальных изданий—по истории революции 1917 г., гражданской войны, индустриализации, коллективизации, культурного строительства и др. . Все они составлялись в развитие и дополнение уже существующих правил и содержали конкретные рекомендации по передаче текста, особенностям археографического оформления документов, научно-справочного аппарата к ним и т.п.

Приступив в конце 1950-нач. 1960-х гг. к подготовке белорусских томов общесоюзной серии по истории культурного строительства, архивисты и археографы республики столкнулись с рядом проблем, обусловленных отсутствием в нормативно-методических документах указаний о принципах археографического оформления документов, написанных на национальном языке, приемах передачи их текстов. Это вызвало необходимость разработки специальной “Памятки по археографической обработке документов сборника “Искусство Белоруссии”, написанных на белорусском языке”. Памятка представляет собой интерес как едва ли не первая попытка обобщения опыта публикации документов на белорусском языке

Новым шагом в методике публикации документов стал выход в свет в 1969 г. “Правил издания исторических документов в СССР”. Они готовились рядом архивных и научных учреждений СССР: ГАУ, ВНИИДАД, Институтом истории СССР АН СССР, ИМЛ при ЦК КПСС, Комитетом по печати при СМ СССР, МГИАИ. Активное участие в подготовке и обсуждении проекта “Правил” приняли и белорусские архивисты и археографы, сделавшие ряд важных замечаний и предложений, призванных улучшить готовившийся документ.

В отличие от предыдущих в “Правилах” 1969 г. была отражена специфика подготовки изданий в зависимости от их типов и видов, а также методика работы с различными источниками (мемуарными, эпистолярными, статистическими, на иностранных языках, языках народов СССР и др.)Здесь более детально рассматривались вопросы классификации документальных изданий, давалось определение типов, видов и форм документальных изданий , подчеркивалось, что любая публикация независимо от типа, вида и формы должна отвечать всем научным требованиям.

Нововведением стал раздел о сокращенной передаче содержания документов в виде регест и таблиц (раздел 1У); были расширены и конкретизированы положения о передаче текста источников (раздел 111), об археографическом оформлении издаваемых документов (раздел У) и составлении научно-справочного аппарата издания (раздел У1). В приложении давались рекомендации об организационно-методической работе на различных этапах подготовки документальных изданий.

Учитывая детальную разработку приемов издания отдельных видов источников(например, древнейших ), эти вопросы в “Правилах” освещались в самой общей форме. Не получили достаточного отражения в “Правилах” и приемы издания кинофотофонодокументов, поскольку “современная археографическая практика не дает для этого необходимого материала” .

Если говорить о замечаниях и предложениях белорусских архивистов и археографов на проект “Правил”, то они, на наш взгляд, представляются весьма существенными и свидетельствуют о возросшем уровне археографической мысли в республике. Помимо множества частных замечаний, в большинстве своем учтенных составителями “Правил” (возможно, подобные замечания высказывались и другими участниками обсуждения проекта “Правил”), сотрудниками архивных учреждений республики высказывались и соображения теоретического характера. Так, вновь было повторено предложение дополнить тип изданий справочным, а форму—моноизданием .

В то же время в замечаниях к проекту “Правил”, поступивших из Беларуси, заметна тенденция к идеологизации и политизации документальных изданий Предлагалось, например, сделать больший акцент на использование принципа партийности при решении вопроса отбора документов для издания. Возможно, это было обусловлено не только обстоятельствами объективного характера, но и субъективными взглядами некоторых руководящих работников Главархива республики на цели и задачи археографических публикаций .

Как выше уже отмечалось, самостоятельная нормотворческая деятельность белорусских археографов и архивистов ни в довоенный, ни в послевоенный периоды не отличалась активностью. На это обстоятельство указывал руководитель архивной службы республики, отмечая, что многочисленные памятки, инструкции, методические рекомендации (в том числе и по вопросам публикации документов), разрабатываемые архивистами республики, оставались невостребованными в работе архивных органов и учреждений по причине их крайне низкого научно-методического уровня.

Необходимость разработки методических вопросов археографии осознавалась и рядовыми архивистами, отмечавшими отсутствие творческой атмосферы в научно-издательском отделе управления и апеллировавшими к опыту украинских коллег. Обращение к опыту украинских археографов было не случайным. Дело в том, что, как выше уже отмечалось, именно тогда, в конце 1950—нач. 60-х гг. ими был разработан и издан ряд методических рекомендаций и правил издания источников украинского происхождения 60. С воссозданием же в 1969 г. Археографической комиссии АН Украины и особенно с созданием в 1987 г. на ее базе академического Института украинской археографии (ныне Институт украинской археографии и источниковедения им. М.С.Грушевского Национальной АН Украины) разработка теоретико-методических проблем археографии, включая и создание нормативных документов в области археографии, приобрела широкий размах. Свидетельством тому служат многочисленные методические рекомендации, инструкции, правила издания исторических документов различных типов и периодов .

Из других нормативно-методических документов, появившихся в середине 1980-х гг., особого внимания заслуживают изданные в 1985 г. в Вильнюсе под грифами Института истории СССР АН СССР , Археографической комиссии при Отделении истории АН СССР, Института истории АН Литвы и Центрального государственного архива древних актов “Методические рекомендации по изданию и описанию Литовской метрики”( составители А.Л.Хорошкевич и С.М.Каштанов). Разработка рекомендаций была обусловлена заключенным в начале 1980-х гг. соглашением между историками СССР (включая Россию, где, как известно, хранится Метрика, Беларусь, Литву и Украину) и Польшей о подготовке двухсерийной советско-польской публикации документов Метрики .

Несмотря на казалось бы ограниченную сферу применения рекомендаций (при подготовке публикаций документов архива канцелярии Великого княжества Литовского), они фактически представляли собой вариант правил издания актов ВКЛ и в таком качестве использовались и продолжают использоваться археографами Беларуси, Литвы, России, Украины, занимающимися публикацией такого рода документов. Высокая научная квалификация составителей рекомендаций (А.Л.Хорошкевич—автор многих исследований по истории Северо-восточной Беларуси ХУ в., составитель многотомного документального издания “Полоцкие грамоты Х11—нач. ХУ1 в”, С.М.Каштанов—крупнейший специалист в области дипломатики ), а также участие в их обсуждении многих российских, белорусских, литовских, украинских, польских историков-медиевистов обеспечили высокий научный уровень этого документа .

При подготовке рекомендаций составители опирались на ранее созданные нормативно-методические документы, о которых шла речь выше, а также работы А.А.Зимина “Методика издания древнерусских актов” (М., 1959), Н.П.Ковальского “Источниковедение истории Укпраины (ХУ1—первая половина ХУ11 века)” (Днепропетровск, 1977—1979. Ч.1—4) и др. При составлении правил описания Метрики (часть 2 рекомендаций) за основу была взята “Инструкция по описанию славянорусских рукописей Х1—Х1У вв. для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР”(сост. Л.П.Жуковская и Н.Б.Шеломанова) .

Первая часть рекомендаций представляет собой правила издания документов Метрики. Она разбита составителями на 3 главы: 1. Общие вопросы. 2. Тексты и их археографическое оформление. 3. Научно-справочный аппарат. Внутри глав материал систематизирован по разделам; содержание последних разбито на параграфы и подпараграфы.

В первой главе излагаются вопросы, связанные с оформлением титульных листов к томам, нумерацией последних, составлением введений и предисловий к томам.

Наиболее обширна вторая глава, охватывающая проблемы отбора документов и их расположения в томах, издания книг и отдельных грамот, а также переиздания ранее публиковавшихся документов. Самостоятельный научный интерес представляет 2-й раздел главы, касающийся составления заголовков к документам. Его содержание относится как к археографии, так и к дипломатике, поскольку здесь не только приводится перечень основных видов документов, существовавших в Великом княжестве Литовском, но и раскрывается их назначение, дается сравнительный анализ их с аналогичными документами, существовавшими в Русском государстве. Данный раздел представляет собой значительную основу для активизации работы белорусских историков в области дипломатики.

3-й раздел главы включает вопросы передачи текстов документов, написанных как кириллицей, так и латиницей, 4-й посвящен особенностям публикации иноязычных документов. 5-й раздел (“Легенда”) составители подразделили на два: в первый включили методику составления легенд к документам в сборниках; во втором изложили методику составления легенд как к отдельным документам, так и к публикуемым полностью книгам. 6—9 разделы касаются палеографических примечаний к тексту, вариантов, приложений, иллюстраций.

В заключительной главе рекомендаций выделены разделы, излагающие методику составления примечаний, хронологических перечней опубликованных документов (для полностью публикуемых книг), таблиц соотношения пагинаций книг, перечней разновидностей опубликованных документов, таблиц использованных архивных фондов и печатных изданий, переводных таблиц, списков сокращений, указателей, оглавлений, списков опечаток.

Третью часть рекомендаций составил список сокращений исторических, археографических и лингвистических терминов, названий учреждений и политико-административных единиц, архивов и архивных собраний, изданий источников и литературы и т.п.

В качестве приложения к рекомендациям приводится фрагмент польской “Инструкции по изданию исторических источников с ХУ1 до середины Х1Х века (Вроцлав, 1953), определяющий порядок воспроизведения текстов источника на польском языке. Вследствие отсутствия в Беларуси собственных правил издания исторических документов данные рекомендации, как выше уже отмечалось, в определенной степени восполняют этот пробел .

В заключение отметим еще один документ нормативно-методического характера, до недавнего времени являвшийся обязательным. Речь идет о “Правилах издания исторических источников в СССР” (2-е, переработ. и доп. изд. М., 1990), явившихся итогом дальнейшей разработки и усовершенствования основных положений и приемов, применявшихся при издании исторических источников и зафиксированных в первой редакции “Правил” 1969 г.

“Правила” содержат расширенное и конкретизированное определение изданий научного, научно-популярного и учебного типов. В них сравнительно с предыдущим документом 1969 г. добавились такие формы документальных изданий, как корпус и моноиздание (на необходимость включения последнего неоднократно указывали белорусские архивисты, обсуждая еще проект “Правил” 1969 г.).

Существенной отличительной чертой “Правил” 1990 г. является и включение в них основных теоретических и методических положений о подготовке к изданию кинофотофонодокументов. Был также значительно расширен раздел о выявлении документов: добавлены новые параграфы о выявлении документов, опубликованных в периодической печати, документов личного происхождения, статистических материалов, военной документации, картографических, технических документов и т.д.

Пополнились разделы, регламентировавшие отбор документов, передачу текстов. Переработан и дополнен раздел “Сокращенная передача текста и содержания документов”; введен новый параграф о публикации картографических документов в извлечениях. Фактически заново написана часть раздела о составлении регест; при этом составители уточнили само определение данного термина, выделили их типы и виды, более четко определили круг источников, подлежавших регестированию. Особое внимание при этом было уделено массовым источникам, применение которых в исторических исследованиях в данное время заметно расширяется.

“Правила” учли многочисленные предложения и пожелания практиков-археографов о насыщении их новыми примерами, взятыми не только из московских документальных изданий, но и из выходивших на местах сборников документов.

Таким образом “Правила издания исторических документов в СССР” 1990 г. представляли собой наиболее полное изложение методических положений и приемов публикации исторических источников (включая и кинофотофонодокументы), относившихся к различным периодам. Они нацеливали археографов на необходимость научно-критического изучения происхождения и содержания отбираемых для издания исторических документов, максимально точную передачу их текстов, хотя, заметим, по-прежнему в качестве одного из основополагающих принципов отбора документов для издания оставался принцип “коммунистической партийности”.

К числу недостатков данного документа следует отнести также и то, что в нем, как и в предыдущем, отсутствовало изложение особенностей публикации документов на иных, кроме русского, языках, хотя в предисловии и было отмечено, что “Настоящее издание Правил может послужить основой для разработки правил публикации исторических документов на языках народов СССР” . Вызывает возражение расширение в “Правилах” 1990 г. допустимость повторной публикации документов (в отличие от первой редакции “Правил”, допускавших возможность повторной публикации документов в изданиях научного типа в трех случаях, во второй редакции это количество было расширено до восьми). Оно не только не способствовало приращению археографической базы за счет введения в научный оборот оригинальных источников, но и давало “зеленый свет” перепечатке ранее уже издававшихся документов

Подводя итоги изучению формирования и нынешнего состояния нормативно-методической базы в сфере археографии, отметим, что создание конкретных правил, рекомендаций, инструкций самым непосредственным образом связано с потребностями практической деятельности по изданию исторических источников. Именно необходимость публикации тех или иных видов источников вызывала разработку всевозможных частных правил и рекомендаций, сводившихся затем в универсальные документы, которые могли быть применимы при подготовке публикаций, включавших в свой состав разнообразные по происхождению, содержанию, месту нахождения исторические источники. В то же время сама нормотворческая деятельность стимулировала развитие археографической мысли, зачастую приводила к выводам, имевшим не только сугубо прикладное, но и научное значение. Так, именно благодаря “Правилам” 1969 и 1990 гг. , на наш взгляд, выявились со всей очевидностью противоречия между заложенными в них принципами “коммунистической партийности”, с одной стороны, и историзма и объективности, с другой, особенно проявлявшиеся при отборе документов для издания.

 

Раздел 2. История белорусской археографии

Лекция 1. Зарождение полевой, камеральной и эдиционной археографии в белорусских и литовских губерниях. “Белорусский архив древних грамот”.

 

Присоединение в конце ХУ111 в. белорусских земель к Российской империи и активная политика царского правительства по руссификации подпавшего под его власть населения ставили перед исторической наукой вообще, зарождавшейся археографией, в частности, задачи политического свойства.

“Сии провинции,--писала Екатерина 11, имея в виду часть Польши, Литву, Беларусь, Правобережную Украину, Крым, часть Казахстана,--надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть, как волки в лесу”. Такими “легчайшими способами”, имевшимися в распоряжении российского правительства, являлись, с одной стороны, предание забвению исторических памятников прошлого порабощенных народов, а с другой, их использование для обоснования ”законности” своего владычества. Первое осуществлялось путем вывоза с присоединенных территорий в российские столицы письменных ценностей, индифферентного отношения к гибели остававшихся в провинции документов, второе—путем публикации “нужных” исторических источников.

Так, в 1770—90-е гг. по личному указанию императрицы управляющий Московского архива Коллегии иностранных дел, известный русский историк и археограф Н.Н.Бантыш-Каменский подготовил ряд документальных сборников, предназначавшихся “для служебного пользования” правительства и содержавших документы об отношениях России с Речью Посполитой (В 1860-е гг. они под названием “Переписка между Россиею и Польшею по 1700 год, составленная по дипломатическим бумагам управляющим Московского архива Коллегии иностранных дел Н.Н.Бантыш-Каменского” были переизданы Обществом истории и древностей российских при Московском университете). Данная публикация помимо чисто политического значения являлась еще и престижным для России делом, т.к. аналогичной работой в этот период занимались в Германии, Франции, Англии, Швеции, Дании . Здесь прежде всего следует указать на публикацию “Памятников германской истории”( “Monumenta Germaniae historica”), начатую по инициативе крупного политического деятеля Пруссии барона Карла фон Штайна в первой четверти Х1Х в. и продолжающуюся уже более полутора веков и др. Об этом писала профессор Московского историко-архивного института О.М. Медушевская в статьях Источниковедение и гуманитарная культура и Архивный документ, исторический источник в реальности настоящего, опубликованных в журнале “Отечественные архивы”( 1992.№/4; 1995. № 2).

Однако, в отличие от западноевропейских стран, где подобные фундаментальные серийные издания исторических источников несли в себе идеи государственности и национальной культуры, российская документальная публикация была призвана “оправдать” в глазах мировой общественности недавно состоявшиеся разделы Речи Посполитой : отсюда очевидна заданность в подборе включенных в нее документов и материалов.

Говоря о становлении белорусской археографии, нельзя не вспомнить и о предпринятых еще до присоединения белорусских земель к России публикациях документов, хотя и не носивших строго научного характера, но тем не менее свидетельствовавших о понимании их составителями важности эдиционной деятельности. Здесь я имею в виду вышедшее в 1730—1780—е гг. в Варшаве восьмитомное неофициальное издание документов древнего литовского и польского права под названием “Voluminaш legum”. Включенные в него документы (статуты, конституции, привилеи как Речи Посполитой, так и Великого княжества Литовского) охватывали период с 1347 по конец ХУ111 в. (В 1859—1860 гг. восьмитомник был переиздан в Петербурге; в 1889 г. в Кракове издан 9-й том, в 1952 г. в Познани—10-й).

В 1750-е гг. пиаром Матеем Догелем (1715—1760 ), кстати говоря, уроженцем Лидского повета, в Вильно было положено начало публикации документов Литовской метрики (Codeх Diplomaticus Regni Poloniae et Magni ducatus Lithuaniae, in guo pacta, foedera tractatus pacis etc. Vilnae .1758, 1759. Т.1, 5 и др ), продолжающееся до настоящего времени. (В соответствующей лекции нашего курса я скажу о нынешнем состоянии работы по изданию в Беларуси документов Метрики). Тремя десятилетиями позже там же сыном дрогичинского войта, виленским бургомистром Петром .Дубинским был издан на польском и латинском языках “Zbior praw i przуwilejow miastu stolecznemu Wilnowi nadanуch”, включавший 157 документов начиная с первого привилея г.Вильно 1387 г. и заканчивая 1782 г. Эта публикация, представлявшая собой, по мнению современных белорусских историков, один из первых тематических сборников документов по истории Великого княжества Литовского, была оценена официальной российской историографией начала ХХ в. как “тенденциозное издание польских археографов, стремившихся посредством архивных документов доказать, что Северо-Западный край издавна был польский. для чего даже документы, написанные на древнем западнорусском языке, передавались в польской транскрипции, так что производили впечатление польских документов”. Кстати сказать, о “битве за Беларусь”, развернувшейся в сфере археографии в середине Х1Х в. между польскими и русскими учеными, говорили в 1920-е гг. и многие белорусские историки, краеведы, этнографы. Так, В.И.Пичета, во “Введении в русскую историю” писал: “ Собиранием документов, их хранением , а также их изданием интересовались как польские, так и русские ученые. Работа тех и других шла параллельно. Однако долгое время впереди шли польские историки, так как Белоруссия, перешедшая к России после разделов Польши, долгое время была вне ученого внимания историков русских. Поэтому издание и собирание документов производилось польскими исследователями, освещавшими исторический материал с несколько односторонней польской точки зрения[ подч. мною—М.Ш.] “. Ему вторил руководитель Витебского окружного бюро краеведения Д.М.Василевский в статье о столетии краеведческой работе в Беларуси, помещенной в журнале “Наш край” (1926. № 2-3(5-6). Отмечая начавшееся с 1840-х годов в белорусских губерниях православными священниками издание древних актов, грамот с целью доказать “што “праваслаўны “ рускi селянiн з Беларусi падобен да маскаля ня толькi па вызнаньнi, а i па мове”,он далее подчеркивал: “ Палякi не здавалiся: яны таксама займаюцца выданьнямi беларускiх старадаўных грамат, але, каб упэунiць чытача у пераважнасьцi польскай мовы на Беларусi , заведама псуюць свае выданьнi, перакладаючы граматы з беларускай на польскую мову[подч. мною—М.Ш.]. Такi характар маюць “Skarbiec dуplomatow ...” Данiловiча”.

Имеются свидетельства и еще более ранних публикаций документов белорусского происхождения, к тому же осуществленных белорусами. Как считает историк белорусской археографии Н.В.Николаев, зарождение последней вообще следует отнести к первой половине ХУ111 в., когда в 1745—1747 гг. в Люблине был издан двухтомный сборник “Svada Latina”, включавший собрание риторики, статистики, писем, панегириков, надписей, поэтики, истории. Значительная часть его документов касалась рода Сапегов. Сборник был составлен секретарем Пинского дистрикта ордена отцов марианов Я.Д.Островским при предположительном участии канцлера Великого княжества Литовского Ф.Сапеги.

Эти и другие документальные издания, появившиеся в ХУ111 в. и содержавшие в своем составе письменные источники белорусского происхождения, безусловно должны быть приняты во внимание при исследовании истории белорусской археографии в качестве предтечи ее зарождения и оформления как самостоятельной науки и сферы практической деятельности Однако, только с первой четверти Х1Х в., когда на территории белорусских и литовских губерний сформировались архивно-археографические центры, начавшие вести планомерную работу в области полевой, камеральной и эдиционной археографии, можно, на наш взгляд, говорить о возникновении белорусской археографии . Заметим, кстати, что начало эдиционной деятельности на Украине наши украинские коллеги относят к середине Х1Х в. и связывают это с созданием в 1843 г. Временной комиссии для разбора актов при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе, традиционно именуемой в научной литературе Киевской археографической комиссией; россияне за точку отсчета отечественной археографии берут 1767 год, когда Академия наук издала сразу три книги, в которых помещались публикации ценнейших источников по истории Древней Руси: Радзивилловская летопись по Кенигсбергскому списку, Правда Русская и Никоновская летопись .

По большому счету, выяснение “древности рода” любой науки, включая и археографию, бесперспективное, мягко говоря, занятие, ибо, как к слову сказал академик М.Н.Тихомиров, ”в науке же следует идти по принципу:”несть еллин, несть иудей, но вси богови”. Исторический опыт показывает, что автаркия в науке, равно как и в обществе, государстве неизбежно ведет к застою, кризису.

Объективные условия сложились таким образом, что в течение почти столетия белорусская археография развивалась в теснейшей интеграции прежде всего с российской, а также украинской и польской археографией. Отсюда порой достаточно сложно (да и нужно ли?) разграничивать по национальному признаку объекты ее исследования. Белорус по происхождению М.В.Довнар-Запольский, обязанный Киевскому университету своим становлением как ученого, в результате работы в конце 1890-х гг. в Московском архиве Министерства юстиции подготовил и опубликовал ряд документальных сборников, полностью укомплектованных актами Метрики Великого княжества Литовского, разработал систему их описания. Выдающийся российский филолог и историк, академик А.А.Шахматов вместе с поляком С.Л.Пташицким издали в 1907 г.17-й том “Полного собрания русских летописей”, состоявший из белорусских и литовских летописей; тот же Шахматов инициировал деятельность Б.А.Тарашкевича по подготовке к публикации полоцких грамот, хранившихся в Рижском городском архиве, оказывал содействие польским историкам, оказавшимся с началом первой мировой войны без средств к существованию в занятом русскими войсками Львове. Подобные примеры могут быть значительно расширены и продолжены.

Возвращаясь к истории зарождения и становления белорусской археографии, отметим, что одним из первых археографических центров, начавших с 1820-х годов заниматься . планомерной работой по выявлению, описанию и публикации документальных материалов, был Виленский университет, в котором работали известные польские, белорусские, русские, украинские историки, юристы И.Лелевель, И.Данилович, И.Ярошевич, И.Онацевич, И.Лобойко и др. Все они помимо преподавательской вели активную археографическую деятельность, разыскивая в архивах белорусских церквей и монастырей, частных собраниях памятники белорусской письменности и культуры. Так, Даниловичем был обнаружен в библиотеке известного мецената и в прошлом государственного деятеля России графа Н.П.Румянцева, о котором будет идти речь далее, Судебник Казимира 1У 1468 г. (документ был передан в библиотеку в 1817 г. известным библиографом В.Г.Анастасевичем, который в свою очередь нашел список Судебника в Новгородской Софийской библиотеке). В 1826 г.Судебник был издан Даниловичем ( Statut Kazimierza Jagellonczуka , pomnik najdawneiszуch uchwal Litewskich z ХУ wieku, wуnalezionу i drukiem ogloszonу, staraniem Ignacego Danilowicza, professora w Cesarskim Uniwersуtecie Charkowskim .Wilnie, 1826. Вторично Судебник 1468 г. на языке оригинала был напечатан И.И.Григоровичем в 1-м томе “Актов Западной России”.Спб.,1846. Впоследствии этот памятник права Великого княжества Литовского неоднократно переиздавался, в том числе и в 1-м томе сборника документов “Белоруссия в эпоху феодализма” Мн., 1959.(по публикации Григоровича). В 1823 г И.Н.Данилович напечатал. в ”Dziennike Wilenskim” Супрасльскую летопись, выявленную профессором этого же университета М.К.Бобровским в Супрасльском монастыре. Уже после отъезда ученого в Харьков летопись была переиздана в 1827 г. А. .Марцинковским под названием “Летописец Литвы и Хроника русская, стараниями Игнатия Даниловича изданная” .

С именем же И.Н. Даниловича связаны попытки первого научного издания статутов Великого княжества Литовского 1529, 1566 и 1588 гг., предпринятые по инициативе так наз. Румянцевского кружка, членом которого был ученый. Войдя в 1822 г. в состав комиссии по изданию статутов, Данилович развернул активную деятельность по выявлению как можно более полного корпуса всех имевшихся списков и редакций статутов .Через год он имел сведения о 5-ти списках первого, 22-х—второго и одном—третьего статутов. С помощью максимального собрания списков ученый надеялся , как он сам говорил, ”собрать занимательнейшие разности” (т.е. варианты) и ”восстановить” первоначальные тексты статутов. Документы предполагалось публиковать на языке оригинала с параллельным переводом на русский язык, сопровождая их обширными историческими и текстуальными примечаниями. К сожалению, эта работа, требовавшая не только интеллектуальных, но и значительных финансовых затрат, не была завершена. Дело ограничилось копированием одного из списков статутов, находившихся в Публичной библиотеке, а также их описанием, опубликованным Даниловичем в “Dziennike Wilenskim” за 1823 год Впервые Статут Великого княжества Литовского 1529 г. на языке оригинала, но латинской графикой будет издан известным польским библиографом графом А. Дзялыньским в сборнике “Zbior praw litewskich od roku 1389 do roku 1529”.( Poznan, 1844).

Другим центром археографических изысканий в рассматриваемый период были Гомель, Полоцк, Мстиславль, другие белорусские города и местечки. В Гомеле, принадлежавшем А.П.и Н.П. Румянцевым, с 1814 г. жил известный государственный деятель России, покровитель и организатор археографических поисков гр Н .П .Румянцев. Именно с его деятельностью связано появление первого белорусского археографического сборника документов, что стало своеобразной точкой отсчета, от которой ведет свою родословную белорусская археография.

Государственный канцлер, председатель Государственного совета , министр иностранных дел России при Александре 1, Н. П. Румянцев (1754-1826) после своей отставки в 1814 г занялся активной археографической деятельностью, объединив вокруг себя блестящую плеяду ученых, преимущественно историков, получивших по имени своего руководителя название “Румянцевского кружка”. Однако, будучи еще министром иностранных дел, Румянцев в 1811 г. добился создания при Московском архиве Коллегии иностранных дел специальной комиссии для печатания государственных грамот и договоров. Итогом деятельности комиссии стало четырехтомное документальное издание под названием “Собрание государственных грамот и договоров”, украшенное родовым гербом Румянцевых с весьма примечательным девизом “Non solum armis” (“Не только оружием”) и увидевшее свет в московской типографии Н.С. Всеволжского в 1813—1828 гг.

Разыскивая документы для сборника, Румянцев и члены его кружка (а среди них были А.Х. Востоков, К.Ф.Калайдович, Н.Н.Бантыш Каменский, П.И.Кеппен, И.Ф.Крузенштерн, В.Г.Анастасевич, И.Н. Лобойко, И.Н.Данилович, П.М.Строев, И.И.Григорович и др.) не ограничивались обследованием лишь московских архивов, понесших значительные потери от наполеоновского нашествия, но обращались и к провинциальным хранилищам, в том числе и белорусским, хотя и пострадавших в ходе войны 1812 года, но тем не менее хранивших достаточно много ценных документальных памятников.

Корреспондентом “Румянцевского кружка” по восточно-белорусским архивам стал выходец из многочисленной семьи священника гомельской усадьбы Румянцева И.И.Григорович (1790—1852), “пенсионер” графа в Петербургской духовной академии . Окончив академию и переехав в начале 1820-х гг. в Гомель, Григорович по совету своего покровителя серьезно занялся изучением истории края. Уже первое его знакомство с местными архивами оказалось весьма успешным: поиски документов для “Собрания государственных грамот и договоров” привели к открытию многих интересных документов, носивших сугубо региональный характер. Мысль об их отдельном издании под названием “Белорусский архив”, вероятно, в равной мере принадлежала как Григоровичу, так и Румянцеву. Подобная публикация помимо сугубо научного могла иметь и идеологическое значение, поскольку она, по словам Григоровича, обнаруживала “дух папизма” и те притеснения от него, которые пришлось вынести в Беларуси православным. С последним соглашался и Румянцев, но, очевидно, как человек светский, а потому более веротерпимый, он считал целесообразным подобрать и прокомментировать документы “без всякой желчи и той ненависти, которую часто являли наши духовные особы к католической религии” .

Для дальнейших разысканий материалов И.И.Григорович привлек к сотрудничеству архивариуса Полоцкой греко-униатской духовной консистории Кунцевича, полоцкого архимандрита И Шулякевича, переводчика Могилевского магистратского суда Н Г..Горатынского, смотрителя полоцких уездных училищ А.М.Дорошкевича, служащего полоцкого уездного казначейства И. Сыщанко и др.. Участие в последующем редактировании сборника принимал и помощник Румянцева по археографической деятельности, известный историк и археограф К.Ф.Калайдович .

Обращает на себя внимание тщательность, с которой помощники Григоровича описывали грамоты или снимали с них копии. При этом они, вероятно, руководствовались методикой описания рукописей, специально разработанной Григоровичем. Наше предположение о ее существовании подтверждает обнаруженный доктором филологических .наук Н. В. Николаевым в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Москва) документ, составленный И. И. Григоровичем в Гомеле 19 октября 1821 г. и названный им “Наставление, как поступать при отыскании харатейного Евангелия, для показания его древности”.( Опубликовано в 3-м выпуске “Беларускага археаграфічнага штогодніка). О снабжении И.И.Григоровичем Н.Г.Гортынского с двумя писцами инструкцией по археографичекой обработке рукописей пишет и Д.Л.Яцкевич в статье “Мікалай Рыгоравіч Гартынскі—гісторык і археограф”, помещенной в вышеуказанном издании. Так, все описания сделаны по единому формуляру, который включает следующие позиции: 1)номер по порядку; 2) время и место издания;3) содержание; 4) приметы; 5) для отметок.

Приведем в качестве примера описание грамоты Стефана Батория о пожаловании г. Могилеву магдебургского права и герба одной башни, данной 28 января 1578 г. в Быдгощи (опубликована в “Белорусском архиве” под № 12), сделанное Н.Г. Гортынским и присланное в адрес И.И.Григоровича.. В графе “приметы” читаем: “Привилегия писана на большом пергаментном листе по латине: первая строка имени Господня наведена золотом, в средине письма , в четвероугольнике продолговатом изображена для герба одна башня и наведена пестро золотом—в конце с левой стороны подписался король “Stephanus Reх”, а с правой—скрепа подканцлера Остафея Воловича. А висящая печать с шнурками и частью пергамента отрезана, чем несколько и письмо отнято.При чинении сей описи найдена в жестяной коробочке в сундуке с привилегиями одна малая Великого княжества Литовского печать с шелковыми шнурками—на коей поелику усмотрено в окружной надписи Stephanus и пр., а кроме прописанной привилегии от его короля более никаких не имеется, то оная печать и привешена к сей привилегии” .

К маю 1820 г. И.И.Григорович предоставил Н.П.Румянцеву копии с десяти актов, хранившихся в Могилевском архиве и описание редких книг Оршанского Кутеинского, Могилевского братского монастырей и нескольких церквей. В конце 1823—начале 1824 гг. он со своими помощниками описал и скопировал в архиерейском и магистратском архивах Могилева, библиотеках Мстиславского и Оршанского монастырей несколько десятков актов ХУ11—ХУ111 вв. Вскоре эти материалы были дополнены копиями с грамот, находившихся в Виленском кафедральном соборе и присланных И.Григоровичу И.Н.Лобойко. Преподаватель Виленского университета ксендз Сосновский передал Григоровичу копии еще четырех грамот, разысканных им в виленских церквах и монастырях.

Собранные таким образом И.И.Григоровичем с помощью местных любителей старины материалы должны были по замыслу инициаторов издания составить три тома сборника документов “Белорусский архив древних грамот”. Позитивное отношение к этой идее обладавшего значительными финансовыми средствами гр. Н.П.Румянцева создавало благоприятные условия для ее реализации. К сожалению, смерть в январе 1826 г. просвещенного мецената не дала возможности Григоровичу издать второй том “Белорусского архива”, фактически уже подготовленный им к этому времени .

Двумя же годами раньше, 6 апреля 1824 г.(это была Пасха) Н.П.Румянцев писал из Москвы, где печатался первый том “Белорусского архива” , в Гомель И.И.Григоровичу: ”Примите вместо красного яйца первый отпечатанный лист “Архива белорусских грамот”...” .

Первый том сборника открывался жалованной грамотой короля Казимира могилевским боярам Ильиничам на Семенчинскую церковь ХУ в. Она публиковалась по списку ХУ11 в., хранившемуся в библиотеке Могилевской семинарии. Последним из помещенных в сборнике документом была грамота короля Станислава Августа епископу Белорусскому Г.Конисскому на устройство в Могилеве греко-латинского училища и типографии (датирована 18 апреля 1768 г.). Она публиковалась по подлиннику, хранившемуся в архиерейском архиве Могилева. Среди помещенных в сборнике 57 документов были фундушевые грамоты о пожертвованиях в монастыри и церкви, уставы о вольностях, акты о введении нового календаря, привилеи, грамоты русских, польских, белорусско-литовских правителей и др. Они публиковались на старобелорусском, русском, польском и латинском языках, причем документы на двух последних давались с параллельным переводом на современный изданию сборника русский язык.

В небольшом историко-археографическом предисловии, написанном И.И.Григоровичем 15 августа 1823 г., обращалось внимание на то, что не только Московский архив Коллегии иностранных дел, но “и отдаленные частные архивы во многих городах и монастырях имеют также свои исторические сокровища” . Далее составитель, как бы оправдываясь за свой “регионализм” (имея в виду то обстоятельство, что не все из включенных в сборник грамоты относятся прямо к истории государства Российского, равно как и не все могут быть интересны), указывал, тем не менее, что “они [т.е. грамоты—М.Ш.] служат источником для истории Белоруссии, церковной и гражданской,--и в сем отношении содержат в себе много важного и любопытного”.

Вероятно, И.И.Григорович прислушался к совету своего сановного покровителя, рекомендовавшего составителю проявлять большую веротерпимость при отборе документов для включения в сборник. На это указывает как содержание последнего, так и декларация Григоровича в предисловии: “ Здесь найдем те права, кои предоставлены были в Польше и Литве исповедующим православную веру,[подч. мною—М.Ш.] среди их гонений и озлоблений ”. ( Попутно Н.П. Румянцевым была решена и проблема с цензурой, возникшая из-за включения в рукопись сборника буллы папы Клемента У111 и сообщения о Брестском соборе 1596 г. Разрешение на издание книги было получено в обмен на изъятие текстов обоих документов из набора ).

Заключительная часть предисловия носила ярко выраженный археографический характер: здесь составитель излагал принципы систематизации документов в сборнике и передачи их текстов, отмечал наличие примечаний, легенд и т.п.

В археографическом отношении “Белорусский архив” даже превзошел документальное издание, в рамках которого он готовился, а именно—“Собрание государственных грамот и договоров”. В нем отмечались подлинность или копийность публикуемых документов, почерки, которыми они были исполнены, приводились описания печатей (на с. 39, например, помещался рисунок герба г. Могилева., пожалованного городу в 1578 г.), воспроизводились подписи и образцы почерков (в частности, на с.59—короля Сигизмунда и канцлера Великого княжества Литовского Л.Сапеги 1588 г.; на с.111—патриарха московского Никона 1658 г.).

Характерной особенностью сборника, выгодно отличавшей его от “Собрания государственных грамот и договоров”, являлось наличие в нем легенд к каждому документу (в серийном издании указание на место хранения публикуемых документов вынесено в заголовок: “Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел”). В них указывались места хранения публикуемых документов, наличие предшествующих публикаций (если таковые имелись) и т. д. В конце сборника приводились подробные исторические примечания, касавшиеся содержания публикуемых источников.

По оценкам современных белорусских и российских археографов это небольшое документальное издание можно признать вполне образцовым для первой половины Х1Х в. .

Сам Григорович придавал большое значение изданному сборнику. Такой вывод можно сделать из его письма брату вскоре после появления книги . В нем он с удовлетворением отмечал: “Теперь и наша Белоруссия не совсем исчезнет с лица земли, но да ведает свет, что были времена, когда она была славнее и добродетельнее, нежели ныне” . В предисловии к оставшейся неизданной второй части “Белорусского архива” Григорович продолжал: “Появление в свет первой книжки “Архива”, разрушив многие преграды и предубеждения, по крайней мере объяснило истину, еще новую в здешнем крае, истину того, что собирание старинных документов имеет особенную цену и пользу для исследователя истории и языка” .

Появление “Белорусского архива” было встречено весьма позитивно, прежде всего в научных кругах, однако, присутствие в нем документов на старобелорусском языке, далеко не всем понятном, ограничивало круг потенциальных пользователей сборником. С учетом этого обстоятельства И.Н.Лобойко предложил составителю присоединить к очередному тому сборника “словарь неудобопонятных белорусских слов”. На необходимость такого словаря указывал и Н.П.Румянцев в письме к И.И.Григоровичу в апреле 1824 г.: “Я не скрываю, что чрезвычайно желал, чтобы Вы до “Белорусских грамот” присоединили словарь белорусских слов, для нас непонятных, и постарались бы их объяснить. Нет сомнения, что этот словарь придал бы большую цену тому изданию, над которым Вы сейчас работаете и поставил бы Ваше имя в ряд тех, кто занимается действительным образованием” . К сожалению реализовать эти пожелания Григорович не смог. Лишь в 1847 г. по предложению министра народного просвещения П.А.Ширинского-Шихматова (одновременно он возглавлял и Петербургскую археографическую комиссию, в которой едва ли не с момента ее создания в 1837 г. работал И.И.Григорович) он приступил к работе над ”словарем белорусского наречия”, но смерть в 1852 году прервала ее Фрагменты рукописи словаря хранятся в коллекции Григоровичей в БГАМЛИ. (См. также: Ватацы Н.Б. Ці друкаваўся “Слоўнік” І.Грыгаровіча?[Ответ на вопрос Н.Н.Улащика о словаре белорусского языка И.И.Григоровича] // В кн.: Ватацы Н.Б. Шляхі. Мн., 1986. С.147—153).

Приступая к подготовке второго тома сборника, И.И.Григорович находился в несомненно лучшем положении, сравнительно со временем работы над первым томом. К этому времени, как отмечал он в вышеупоминавшемся предисловии, “открылась возможность рассмотреть архивы почти во всех городах Белоруссии”. Обнаруженные в полоцких, витебских, мстиславских хранилищах “важные памятники старинной письменности”, а также передача Григоровичу некоторыми учеными отдельных ”любопытных грамот” допускали возможность выбора документов при подготовке их к публикации. Последнее обстоятельство было отмечено составителем в предисловии ко второй части “Белорусского архива”: “Поелику при богатстве нового запаса грамот открылась необходимость разделить оный на две части, то вторую книжку “Архива” надлежало начать снова помещением в ней древнейших грамот, чтобы чрез то в следующей дать место и позднейшим. Таким образом в сей второй части заключаются грамоты с половины Х111 до окончания ХУ1 века” .

Том открывался буллой папы Иннокентия 1У епископу Кульмскому об обращении в христианскую веру литовского князя Миндовга (датирована 15 июля 1252 г.). Затем следовали три аналогичные буллы—17 августа 1252 г.(две) и 25 июля 1253 г., ранее уже публиковавшиеся. Среди других документов, предполагавшихся к изданию во втором томе, находились письма русских и литовских князей, польских королей, уставные и жалованные грамоты великих князей и королей, запись очевидца о “нечаянном нападении на Гомель московского войска и о сожжении оного” (6 мая 1681 г.) и др. В примечаниях приводилась родословная таблица князей мстиславских с правками, сделанными рукой Григоровича .

Что касается археографического оформления данного тома, то оно было идентично предшествовавшему: документы давались на языке оригинала с параллельным переводом (для писаных на польском и латинском) на русский язык, приводились описания печатей, факсимиле отдельных почерков и т.д. Тексты снабжались легендами, указывавшими на подлинность документов и место их хранения. Содержание второго тома “Белорусского архива” представляло собой важный источник и по истории архивного дела в Беларуси, поскольку многие. его документы, извлеченные из конкретных церковных и монастырских архивов, свидетельствовали о существовании последних в первой четверти Х1Х в.

Сравнительный анализ содержания первых двух томов “Белорусского архива” подтверждает вывод составителя о расширении документальной базы последнего. Так, если в первом томе публиковались 17 документов из Могилевского архиерейского архива, 16—из библиотеки Могилевской семинарии,11—из Могилевской духовной консистории, 7—из Могилевского магистрата, то во второй были включены 12 документов из библиотеки Н.П.Румянцева, 10—из Полоцкой униатской духовной консистории, 8—из Могилевского архиерейского архива, 7—из книг Литовской метрики, 5—из библиотеки Могилевской семинарии, 4—из архива униатских митрополитов, 9—из Мстиславского поветового суда, Полоцкого магистрата, Оршанского Кутеинского, Могилевского Богоявленского братского монастырей и др.

К сожалению, как выше уже отмечалось, второй том “Белорусского архива” , полностью подготовленный к печати к концу 1825 г.(предисловие к нему датировано 26 декабря 1825 г.) , так и остался в рукописи; третий том, который должен был включить документы ХУ11 в., очевидно, не готовился. Попытки Григоровича уже после смерти своего сановного покровителя заинтересовать изданием второго тома “Архива” , занявшего к этому времени одно из высших мест в церковной иерархии Е.Болховитинова, а также Академию наук и другие учреждения, не увенчались успехом.

В дальнейшем 26 из 67 документов второго тома “Белорусского архива” были включены в пятитомный сборник документов, издававшийся Археографической комиссией в Петербурге—“Акты Западной России” (выходили в 1846—1853 гг.), редактором и составителем первых четырех томов которого был И И. Григорович. Вероятно тогда же он передал рукопись второго тома “Белорусского архива” в собственность Археографической комиссии, на что указывают соответствующие ссылки в “Актах Западной России”. Впоследствии она попала в коллекцию известного красноярского купца-библиофила Г.В.Юдина, откуда в 1960 г. была передана в Центральный государственный архив литературы и искусства БССР (ныне БГАМЛИ), где и хранится в настоящее время в составе коллекции Григоровичей и ждет своего исследователя и публикатора

 

Лекция 2. Роль Петербургской археографической комиссии, Общества истории и древностей российских при Московском университете и других учреждений России в становлении белорусской археографии. Губернские статистические комитеты и их вклад в развитие практической археографии.

Следующий этап в истории белорусской археографии связан с деятельностью возглавляемой П.М.Строевым археографической экспедиции и созданной по итогам ее работы Археографической комиссии в Петербурге. Известно, что в ходе экспедиции, начавшейся в марте 1829 г. и продолжавшейся шесть лет, было обследовано более 200 хранилищ ,находившихся на территории 14 губерний северо-восточной и средней части России, выявлено и скопировано свыше 3 тыс. актов. Однако, полностью выполнить намеченный инициатором экспедиции план ей не удалось: архивы Беларуси, равно как и Литвы и Украины остались не осмотренными, что и вызвало появление в 1837 г. указа, подписанного Николаем 1, об отсылке из белорусских городов в адрес Археографической комиссии в Петербурге древних грамот и столбцов .

После прекращения в конце 1834 г. деятельности археографической экспедиции 24 декабря 1834 г. по распоряжению Николая 1 при Министерстве народного просвещения учреждается специальная комиссия для издания актов, собранных в ходе экспедиции. После опубликования ею в 1836 г. четырех томов “Актов Археографической экспедиции” на базе временной комиссии в феврале 1837 г. создается постоянная Археографическая комиссия, развернувшая планомерную деятельность по выявлению, собиранию, описанию и изданию источников актового и повествовательного характера. Через широкую сеть корреспондентов комиссия стала получать регулярную информацию о хранившихся в местных архивах древнейших памятниках, а также копии и даже оригиналы документов, формируя таким образом собственный архив. Именно в первый период ее деятельности наблюдается широкий отток документальных памятников с территории Беларуси. Впоследствии они осели в крупнейших российских архивохранилищах, рассеялись по многим частным коллекциям Москвы, Петербурга .

Среди важнейших серийных изданий комиссии, предпринятых в первой половине Х1Х в., укажем на следующие: “Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства” (1838 г.), “Акты исторические” в 5-ти томах ( 1841—1842 гг.), “Дополнения к актам историческим” в 12-ти томах (1846—1875 гг.), “Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек А.И.Тургеневым” (“Monumenta historica Russiae”) в 2-х томах (1841—1842 гг.) и том дополнений к ним ( “Supplementum ad historica Russiae”) (1848 г.), “Полное собрание русских летописей” (начато в 1841 г.) и др. Все они наряду с собственно российскими содержали и документы белорусского происхождения.

Так, среди “Актов Археографической экспедиции” находились договорные грамоты Полоцка с Ригой, письма польской королевы Елены к отцу, великому князю московскому Ивану 111 и ответ последнего (1503 г.). В “Актах исторических” публиковались грамоты польского короля Казимира 11 , данные Сапеге и воеводам, отписки последних о военных действиях, переписка русских воевод с белорусско-литовскими пограничными старостами о проезде царских и королевских послов, о вооруженных конфликтах. В т.4 были помещены грамоты о передаче России в 1654-1655 гг. Могилева, Велижа и др. белорусских городов.

Особый интерес в тургеневских “Актах” представляли хранившиеся в Ватиканском тайном архиве копии писем папы римского к великому князю Литовскому Гедемину, польскому королю Ягайло и великому князю Витовту, письма папы Урбана У111 к ряду знатных особ в Короне об утверждении церковной Унии в Великом княжестве Литовском (1645 г.) и др. В дополнениях к ним были опубликованы дипломатические документы ХУ1—ХУ11 вв. , в том числе булла папы Климента У111 князю К.Острожскому и ответ последнего на нее (1596, 1698 гг.), материалы о переговорах послов Великого княжества Литовского и Речи Посполитой с московскими боярами в 1608—1615 гг., грамоты и др. документы, подтверждавшие права православного населения в Великом княжестве Литовском и Короне и свидетельствовавшие о его отношениях с католиками, униатами в 1632—1764 г..

Как выше уже отмечалось, активное участие в деятельности Археографической комиссии принимал И.И.Григорович, ставший ее членом с 1837 года. В 1838 г. он был назначен главным редактором издаваемых комиссией актов, что давало ему возможность самому определять издательскую политику. Григорович обратился к документам, отражавшим историю близких ему Беларуси, Литвы, Украины Х1У—ХУ11 вв., в том числе и выявленным им и его помощниками в 1820-е гг. в архивах Могилева, Мстиславля, Полоцка и других .белорусских городов. В результате был подготовлен и издан сборник в пяти томах ”Акты Западной России”(1846—1853 гг.). Григорович являлся не только главным редактором, но и составителем первых четырех и половины пятого (вторую часть заключительного тома готовил к печати Тарнава-Боричевский после смерти.Григоровича ) томов “Актов”; он сам подбирал для издания документы, обрабатывал их, писал предисловия и комментарии.

В сборник вошло около 2 тыс. документов, систематизированных Григоровичем по хронологичесому принципу с сохранением сплошной нумерации разделов (всего 18) соответственно правлениям: т.1 Раздел1 Государственность Ольгерда, после 1340 г.…Раздел 5 Государственность Александра Казимировича(1492—1506 гг.); т.2 (Раздел 6. Государственность Сигизмунда 1(1506—1544 гг.);… т.5. Раздел 18. Государственность Фридриха-Августа 11 (1697—1699 гг.). Среди них находились и те 26 документов, которые Григорович предполагал опубликовать во втором выпуске “Белорусского архива древних грамот”: в т.1--№№ 12,16, 36, 42, 43, 82, 139, 159, 177, 204; в т.2--№№65, 70, 142, 172, 232; в т.3--№№ 32,94, 121, 145; в т.4—№№ 16, 19, 23, 44, 48, 171, , 230. Это были уставные, жалованные, отказные. Подтвердительные грамоты великих князей, королей и бояр, данные монастырям, церквам, жителям Полоцка, Витебска, Могилева и т.п. Среди иных документов, публиковавшихся в пятитомнике, важнейшие памятники права—Вислицкий статут Казимира 111, принятый в 1347 г. на вече малопольских баронов , Краковский и Вартовский статуты Ягайло 1420 и 1423 гг., Судебник Казимира 1У 1468 г., жалованные грамоты Александра Казимировича на магдебургское право г.Полоцку (4 октября 1498 г.), г.Минску (14 марта 1499 г.) и др. (т. 1); Устава на волоки 1557 г., материалы о Ливонской войне (т.3); материалы. объясняющие историю церковной унии, документы об интервенции Речи Посполитой в Россию в начале ХУ11 в(т.4); универсалы Б.Хмельницкого, малороссийских гетманов о правах и повинностях жителей г. Киева во второй половине ХУ11 в. (т.5) и др.

В предисловии, открывавшем издание “Актов”, И.И.Григорович отметил, что главной причиной, побудившей его подготовку, стала незавершенность работы строевской Археографической комиссии, вследствие чего неосмотренными оказались архивы западных губерний. Далее он познакомил читателей с основными архивами и библиотеками, как гражданского, так и духовного ведомств, в которых проводилось выявление документов для сборника, а также с методикой подготовки их к изданию: “руководствовались теми же правилами, что и при “Актах Археографической экспедиции” и “Актах исторических” (с. 111).

Политически-идеологический аспект данной публикации отметил небезызвестный М.О.Коялович, особо выделив примечания И.И.Григоровича. ”Труды эти такого рода,--писал он,-- что подобного им по достоинству у нас нет ничего до сих пор. Конечно, есть и в них свои недостатки., но достоинства покрывают их совершенно и составляют необычайное для того времени явление: мы разумеем здесь не столько выбор самых актов, что большею частью зависело от случая, сколько собственно примечания к ним редактора. В них мы видим всю литературу, объясняющую тот или другой документ... Благодаря этим примечаниям они открыли совершенно новую сторону гражданской и особенно религиозной жизни этого края. Ими ниспровергнута бездна заблуждений, перешедших в науку...”.

Большую роль в становлении и развитии белорусской археографии в первой половине .Х1Х в. наряду с “Румянцевским кружком”, Археографической комиссией сыграло и старейшее Общество истории и древностей российских при Московском университете (создано в1804 г.) .В его изданиях: “Русские достопамятности”(т.1—3, 1815—1844 ), “Русский исторический сборник”(т.1—7, в 22-х кн.;1837—1844),”Чтения в Обществе истории и древностей российских”(издавались с 1846 г.),”Временник Общества истории и древностей российских”(1848—1856) было опубликовано огромное количество исторических источников, извлеченных как из белорусских, так и из российских архивов, библиотек и музеев и освещавших историю Великого княжества Литовского, Речи Посполитой Х1У—ХУ111 вв. Здесь регулярно печатались памятники белорусско-литовского летописания и исследования о них, воспоминания и дневники деятелей Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, законодательные , хозяйственные и др. документы, частная и дипломатическая переписка Радзивиллов, Сапегов и др. Так, в самой первой книге “Чтений” их редактором, бывшим одновременно секретарем общества О. М. Бодянским, был опубликован.Летописец Великого княжества Литовского и Жомойтского, представлявший собой фрагмент открытой ученым летописи Рачинского или Познанской, в свою очередь входившей в состав рукописного сборника ХУ1 в., в кн. 8 за 1847 г.—записка преосвященного Г.Конисского об истории церковной Унии, в кн.6(19) за 1848 г.—дневник Самуила Бельского за 1609 г, в кн.8(21) за этот же год—письмо гетмана Великого княжества литовского Я.Радзивилла к польскому королю 12 августа 1654 г., в кн.9(22) —речь Ивана Грозного перед панами-радой в 1572 г. и др. В изданиях Общества была широко представлена частная и дипломатическая переписка Радзивиллов, Сапегов, представителей других магнатских родов Великого княжества Литовского.

Анализ археографической деятельности российских исторических обществ и учреждений в первой пол.Х1Х в. показывает, что они придавали большое значение публикации документов, касавшихся истории Беларуси. Однако, для большинства чиновников, стоявших у руководства этими обществами и учреждениями и имевших весьма слабое отношение к исторической науке, Беларусь представлялась не более чем Западной Русью, которая “некогда оторвалась от своего национального ядра и благодаря правительственной политике в ХУ111 в.слилась с основным национальным элементом”. Исповедуя такие взгляды, и Археографическую комиссию и Общество истории и древностей российских в первую очередь интересовали те документы, которые подчеркивали общие черты жизни белорусского и русского народов, а также материалы, характеризовавшие политические и религиозные отношения Беларуси и Польши. Такая направленность публикаций сохранится и в последующем. Правда, заинтересованное участие в конце Х1Х—начале .ХХ вв. в издании документов белорусского происхождения таких выдающихся археографов, как А.А.Шахматов, С.Л.Пташицкий и др. будет способствовать существенному расширению археографической базы по истории древних белорусских княжеств, а также Великого княжества Литовского

Об археографической деятельности в собственно Беларуси и Литве в первой половине.Х1Х в. можно в определенной мере говорить в связи с работой губернских статистических комитетов. Их появление было юридически оформлено Положением о создании губернских и областных статистических комитетов, принятым в 1835 г. Целью комитетов являлся сбор информации о прошлом и настоящем хозяйства, населения регионов об историко-бытовых особенностях губерний и т.п. Свойственная большинству комитетов археографическая деятельность осуществлялась в выявлении и публикации на страницах выходивших с 1838 г. “Губернских ведомостей”, а с 1840 г. “Памятных книжек” губерний документов и материалов по истории края. До этого отдельные материалы, присылаемые из белорусских губерний, печатались в издании Центрального статистического комитета —“Журнале МВД”.

Члены комитетов принимали активное участие в упорядочении губернских и уездных архивов, нередко предотвращая уничтожение невежественными чиновниками хранившихся в них ценных документов.. Они противодействовали широко развернувшейся в1830—40-е гг. в белорусских, равно как и в украинских, литовских губерниях, фальсификации архивных документов, содействуя работе специально созданной в ноябре 1842 г. комиссии для проверки актовых книг в западных губерниях. Привлекавшиеся к деятельности комиссии члены статистических комитетов (как правило, это были преподаватели гимназий, историки, этнографы, краеведы) в процессе практических занятий с документами на предмет установления их подлинности вольно или невольно вырабатывали навыки их источниковедческой критики, впоследствии использовавшиеся при подготовке и археографических публикаций .

Кроме того, Виленский и Минский статистические комитеты имели непосредственное отношение к подготовке региональных сборников документов, представлявших собой едва ли не первые археографические издания , вышедшие на территории собственно Литвы и Беларуси.

Идея издания сборника документов в Вильно принадлежала местному гражданскому губернатору кн. В.А.Долгорукому. Именно он поднял вопрос о создании при местном статистическом комитете особой комиссии для описания материалов, хранившихся в архивах гражданского и духовного ведомств. Преемник Долгорукого на посту губернатора А.В.Семенов привлек к этой работе историка А.Мартиновского, который, как выше отмечалось, еще в 1827 г. издал латинской графикой подготовленую к печати И.Даниловичем Супрасльскую летопись под названием “Latopisiec Litwy i kronika Ruska”, помощника архивариуса Главного литовского трибунала В.Нарбута, священника Корсакевича и делопроизводителя статистического комитета Яхимовича. Разумеется, что планировавшаяся публикация предназначалась не только для удовлетворения потребностей исторической науки в оригинальных исторических источниках. По замыслу инициаторов издания публикация около 200 документов должна была убедить читателей в том, что значительное число литовцев в прошлом исповедали православие и лишь после унии с Польшей были заново окрещены по католическому обряду .

В 1843 г. сборник в двух частях под названием “Собрание древних грамот городов: Вильно, Ковно, Трок, православных монастырей, церквей и по разным предметам” был издан. В первой его части помещалось 97 привилеев и других документов, выданных Вильно с 1387 г., во втором—94 акта, касавшиеся православных церквей, монастырей, братств. Сборник вызвал значительный интерес, на что указывают многочисленные рецензии, помещенные как в местной пресе, так и в столичных изданиях . Несмотря на его политическую заданность, он, тем не менее, представлял определенный научный интерес как источник по истории взаимоотношений различных конфессий в Великом княжестве Литовском.

Аналогичное “Собрание древних грамот и актов городов Минской губ., православных монастырей, церквей и по разным предметам”, включившее в свой состав 171 документ, было издано в Минске в 1848 г. Его инициатор—все тот же А.В. Семенов, ставший к этому времени минским гражданским губернатором. Для подготовки сборника им в 1845 г. была создана специальная комиссия, фактическим руководителем которой стал ректор Минской духовной семинарии, архимандрит Геласий. Документы для сборника выявлялись в архивах Минска, Новогрудка, Пинска, Речицы, Слуцка. Одинаковое целевое назначение обоих сборников и обусловленное одним руководством единство эдиционных приемов при их подготовке делают сборники похожими друг на друга.. На это обстоятельство обратил внимание автор статьи “Памятники русской старины ,собранные и изданные в Минске”, убеждая читателей, что тенденциозность и субъективизм составителей сборника не имели места при его подготовке.

Он, в частности, писал: “Ближайшее рассмотрение этих, заключающихся в “Минском собрании” памятников, приводит совершенно к тем же результатам, какие извлечены были нами пять лет тому назад из рассмотрения актов, изданных в Вильне. Иначе, впрочем, и быть не может: то, что составляет историческую истину, является тем в большей ясности, чем глубже и многостороннее подвергается исследованию. А повсеместное и , можно сказать, почти исконное владычество имени Русь, языка русского и веры православной в нынешних западных губерниях Российской империи, равно как и огромное преобладание там русской стихии народонаселения над всеми прочими: все это, хотя и недавно еще обнаруживавшееся вполне, но в настоящее время такие уже исторические истины, которые могут оставаться неизвестными только людям вовсе незнакомым с движением исторической литературы, и против которых могут восставать только глубокое невежество или фанатические пристрастия”.

Не соглашаясь с данной, откровенно предвзятой оценкой документального издания, тем не менее, еще раз подчеркнем, что это был первый и единственный, изданный в Х1Х в. в Минске документальный сборник. Его особенностью, на что обратил внимание Н.Н.Улащик, является то, что здесь были опубликованы документы, представлявшие определенный интерес для филологов. Дело в том, что в опубликованных в сборнике актах середины ХУ11 в. уже заметны те особенности языка, которые были “узаконены” только в Х1Х в.—“дзеканье”, замена буквы “в” буквой “у” и др.

Таким образом, эти два сборника, несмотря на присущие им недостатки, обусловленные вненаучным влиянием, проявившимся при отборе и комментировании документов, представляют несомненный интерес как первый опыт местных археографических изданий. Кроме того, включенные в них документы не могли не обратить внимания на такую важную проблему, как сохранность архивных материалов в белорусских и литовских губерниях, что в конечном итоге заставило местную администрацию принять некоторые меры к улучшению условий хранения архивных документов и обеспечению их защиты от всевозможных подделок. “Обнародование их,--отмечал спустя несколько десятилетий после появления сборников А.И.Миловидов,-- вместе с трудом виленской комиссии не могло не обратить внимания правительства на важность и вместе печальное положение архивного богатства в Северо-Западном крае. Последствием этого было высочайшее повеление об учреждении местных архивов, археографических комиссий и открытии в 1852 г. в Вильне Центрального архива древних актовых книг”.

В заключение, говоря о белорусской археографии в первой половине .Х1Х в., следует отметить, что она развивалась в рамках российской, имевшей к этому времени значительные традиции, достаточно рациональные организационные формы и самое главное-- высококвалифицированные кадры. Археографическая деятельность на белорусских землях особенно активизировалась после войны 1812 г. Российские научно-исторические общества и учреждения (Общество истории и древностей российских при Московском университете, ”Румянцевский кружок”, Комиссия по печатанию государственных грамот и договоров, Археографическая комиссия в Петербурге и др.) через широкую сеть корреспондентов из Беларуси втягивали в археографическую сферу белорусские губернии, рассматривая их прежде всего как средоточие ценных документальных памятников . Археографическое освоение Беларуси, к которому в 1820-е гг. активно подключились российские историки, имело как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, ”ученая дружина” графа Н.П.Румянцева с помощью виленской профессуры, а также гомельских, могилевских, полоцких и др. любителей старины (преимущественно православных священников) выявила, сохранила и частично ввела в научный оборот древние документальные памятники, многие из которых находились в плачевном состоянии вследствие наполеоновского нашествия, небрежения к ним со стороны чиновников; но с другой стороны, эти памятники оказались вывезенными с территории Беларуси. Наиболее активно процесс вывоза из Беларуси древних памятников начался с 1837 г. и был связан с деятельностью Археографической комиссии в Петербурге.

И тем не менее следует признать, что взяв на себя роль государства-депозитария для хранения части белорусских архивов, Россия тем самым вольно или невольно способствовала сохранению многих из них.. Межконфессиональные распри, восстания, войны, вспыхивавшие в конце ХУ111—Х1Х вв. на территории Беларуси, уносили в небытие не только человеческие жизни, но и создававшиеся многими поколениями белорусского народа документальные памятники. Униаты жгли документы и книги православных, последние вместе с уничтожением принадлежавших униатам церквей и монастырей уничтожали и находившиеся там архивы; повстанцы громили ненавистные им административные и судебные учреждения, уничтожая вместе с современной документацией и сохранявшиеся там памятники древнего права и т. п. . Были и другие причины массового уничтожения белорусских письменных памятников, обусловленные переходом белорусского духовенства, магнатерии, шляхты из православия в католичество, следствием чего становилось их индифферентное отношение к собственным древностям, в большинстве своем носивших конфессиональный характер .

Отсутствие в этот период на территории белорусских губерний специализированных архивно-археографических учреждений, высших учебных заведений, недостаток научных кадров стимулировали отток из Беларуси документальных памятников. И только со второй половины Х1Х в. благодаря деятельности Виленского и Витебского центральных архивов древних актов, Виленской археографической и Витебской архивной комиссий, церковных историко-археологических комитетов и др. учреждений, организаций и частных лиц можно говорить о начале формирования в Беларуси собственной археографической базы

Лекция 3. Виленский и Витебский центральные архивы древних актовых книг и их роль в публикации исторических источников

Во второй половине ХIХ в. в белорусских и литовских губерниях наряду с ранее существовавшими учреждениями, в определенной мере занимавшимися и археографической деятельностью (имеются в виду созданные в 1830-е годы губернские статистические комитеты), возникает ряд специализированных архивно-археографических центров, главной задачей которых являлось осуществление камеральной и эдиционной деятельности. К их числу относятся Виленский и Витебский цент­ральные архивы древних актовых книг, Виленская археографическая комиссия, неформальное объединение при управлении Виленского учебного округа, Виленский музей древностей с археографической комиссией при нем и др. Активизируется так называемая частная и журнальная археография. Причины этого явления, на наш взгляд, следует связывать не только с событиями общественно-политического характера, которые имели место в России, Литве, Польше и Беларуси в тот период (Крымская война, крестьянская реформа 1861 г., восстание 1863 г. и др.), но и с бурным развитием исторической науки, настоятельно требовавшей новых документальных источников, археографически обработанных и введенных в научный оборот путем их опубликования.

С другой стороны, создание на местах архивно-археографических учреждений знаменовало собой прекращение имевшей место при Екатерине II и ее последователях практики стягивания в центр с территории “губерний, от Польши отошедших” многочисленных документальных памятников. Новые учреждения и должны были организовать хранение и использование того, что не успели вывезти в российские столицы в конце ХVIII — первой половине ХIХ в.

2 апреля 1852 г. Николай I подписал указ Правительствующему сенату “Об учреждении в Киеве, Витебске и Вильно центральных архивов для актовых книг западных губерний”, в котором говорилось: “Обратив особенное внимание на имеющиеся в западном крае империи древние актовые книги, так называемые городские, земские и местские (бывшие в местечках магдебургий), важные в археологическом отношении и составляющие единственные в своем роде материалы для отечественной ис­то­рии и дворянских родов, мы возложили на министров внутренних дел, юстиции и народного просвещения изыскание способов как к извле­чению более существенной пользы из содержания означенных книг, так и к сохранению оных”.

Наивно было бы полагать, что царское правительство действительно заботилось о сохранении и изучении документальных материалов тех земель, которые в конце ХVIII в. были присоединены к Российской империи (на это российские власти вынуждены будут обратить внимание позже, особенно после восстания 1863 — 1964 гг.). Истинная причина состояла в другом. Речь идет о появившихся в огромном количестве фальшивых актов (на дворянство, владение поместьями и т. п.), что причиняло значительный материальный ущерб как государственной казне, так и частным лицам. Хранившиеся в архивах судебных и административных учреждений актовые книги были легко доступны фальсификаторам, за соответствующую мзду изготавливавшим любую подделку.

Только по фондам Национального исторического архива Беларуси мною выявлено значительное количество документов о расследованиях по делам об изготовлении фальшивок, производившихся в 1820-1850-х гг. Среди них—хранящиеся в фонде канцелярии Витебского, Могилевского и Смоленского генерал-губернатора дела “О выдаче из Могилевского дворянского собрания подложных в дворянстве свидетельств разным лицам” 1827—1829 гг, “О производстве следствия о составлении фальшивых документов о дворянском происхождении и снабжении ими за деньги лиц разного звания 1832 г, “По отношению генерал-майора фон Дребута о производстве фальшивых дворянских бумаг адвокатом Кучинским и писцом Клементовичем” 1838—1839 гг.; в фонде Витебского губернского правления—“Дело об открытии комиссией, учрежденной 18 января 1849 г. в. г.Витебске подложных актов на дворянство Лоссовских, Бедрожицких, Шадурских” и др. О фальсификациях документов, имевших место в книгах Полоцкого земского суда в 1830-е гг., я писал в статье “Аб архіўных фальсіфікацыях: Полацкі пажар 1837 г. і яго наступствы”, помещенной в 3-м номере журнала “Архівы і справаводства” за 1999 год.

“Когда русское правительство возвратило древнее свое состояние—Северо-Западный край,--писал в характерном для российского чиновника духе помощник архивариуса Виленского центрального архива В.К.Голуб,-- он уже был наводнен подлогами и фальсификациями…; подделка юридических актов с целью размножить число дворян при русском правительстве считалось некоторого рода добродетелью. Подделывать акты с целью возведения в дворянскеое достоинство лиц, которые никогда не были дворянами, или хотя и были, но не имели на то никаких доказательств, сделалось синонимом “спасать братию” .

Действительно, фальсификации начались задолго до присоединения белорусских земель к России. На это указывают многочисленные сеймовые постановления Речи Посполитой. Так, в постановлении 1726 г., в частности, говорилось: “Размножились по разным местам подделки публичных актов, которыми потрясена доверенность к правительству, и имущество, и честь дворянства доходят до крайнего положения; и потому в предотвращение на будущее время подобных злоупотреблений, подтверждая прежние законы, строго предписываем Коронным трибуналам, чтобы по обнаруженному и ясно доказанному преступлению в подлоге заведующий актами, будь это писарь, или регент, или сусцептант[от пол. suscept, т.е.человек, делавший пометку на акте—М.Ш.], принявший этого рода фабрикацию или фальсификацию, был наказан смертию, а сторона, в пользу которой сделана подделка, теряла свое дело и подвергалась наказанию по усмотрению трибунала” .

Однако, суровость наказания не останавливала ни “мастеров”, ни их заказчиков: к 1830 гг. всего 4% предъявлявшихся в суды документов оказались подлинными. Для преграждения доступа фальшивок в актовые книги 19 февраля 1833 г. была учреждена специальная комиссия, которой вменялось в обязанность перенумеровать листы в книгах, прошнуровать, припечатать и скрепить их подписями всех членов. Однако, эта акция вследствие формального отношения к ней чиновников да и некомпетентности многих из них не дала ожидаемых результатов: подделки не только продолжались, но и множились. Не имела успеха и деятельность аналогичной комиссии, учрежденной 3 ноября 1842 г.(Подробнее о работе этих и других аналогичных комиссий вы можете узнать, познакомившись со статьей научного сотрудника Института истории Национальной академии наук Беларуси Е.Филатовой “Дзейнасць камісій па разглядзе метрычных і актавых кніг у беларуска-літоўскіх губернях (1833—1851гг.)”, опубликованной в 5-м номере журнала “Архівы і справаводства” за 2002 год).

И вот тогда-то было приня­то решение изъять книги из присутственных мест и сконцентрировать их в специально создан­ных для этого центральных архивах в Вильно, Витебске и Киеве. По замыслу инициаторов данного мероприятия оно должно было затруднить доступ фальсификаторам к подлинным документам. Справедливости ради заметим, что учреждение архивов хотя и приостановило, но не прекратило процесс изготовления фальшивок. По данным современной американской исследовательницы П.К.Гримстед, специально занимавшейся изучением вопроса об архивных фальсификациях на Украине, только за первые 15 лет существования Киевского центрального архива было подделано 2664 документа в 777 хранившихся в нем книгах.

. В соответствии с выше упоминавшимся указом изъятию подлежали актовые книги по 1799 год включительно. Последняя дата была продиктована интересами дворянства, т.к. юридическая сила сохранялась за актами, внесенными в книги по 1799 год, после чего в присоединенных землях входили в силу общероссийские учреждения и законы.

Виленский архив, находившийся в ведении Министерства народного просвещения и разместившийся в здании закрытого в 1832 г. университета, начал функционировать с года своего учреждения. Витебский же, поставленный под контроль Министерства внутренних дел, вследствие отсутствия помещения смог начать свою работу лишь в конце 1862 г. Под его хранилища приспособили бывший фарный римско-католический костел. В нем наряду с Центральным архивом разместились архивы губернского правления и канцелярии генерал-губернатора.

К 1863 г. благодаря деятельному участию “главного начальника края” и одновременно попечителя Виленского учебного округа И.Г.Бибикова в создании архива концентрация книг в нем была в основном завершена. Из присутственных мест Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской губ. сюда были переданы 18.243 книги. В 1887 г. архив пополнился еще 5 тыс. книг судов Люблинской губ. и к концу века в нем насчитывалось 23.326 книг (около 15 млн. документов) . В Витебском архиве к 1896 г. находилось 1823 книги (до 300 тыс. актов) судов Витебской и Могилевской губ. В отличие от Виленского архива, где хранились документы как центральных, так и местных судов Великого княжества Литовского, в Витебском находились материалы только низовых судебных учреждений восточной части княжества. Таким образом, документы обоих архивов дополняли друг друга.

Разобрав, систематизировав и отреставрировав поступившие книги, сотрудники обоих архивов приступили к работе по использованию находившихся в них документов, предварительно составив научно-спаравочный аппарат в виде каталога и описи. Она шла по трем направлениям: выдача выписей из актовых книг, справок и сообщений по требованиям присутственных мест и просьбам частных лиц; составление описей документов с именными и географическими указателями к ним; и, наконец, публикация документов.

Как уже отмечалось в предыдущей лекции, первое направление носило не только сугубо прикладной, но и научный характер, поскольку требовало от архивистов высокого профессионализма и формировало у них элементы источниковедческой культуры в работе с документами. На последнее обстоятельство указывал первый архивариус Виленского архива, кандидат Петербургской духовной академии Н.И.Горбачевский (1809—1880), внесший значительный вклад не только в архивное дело и архивоведение, но и в источниковедение, дипломатику, археографию и другие специальные исторические дисциплины, о чем более подробно скажем ниже, в связи с его деятельностью в составе местной археографической комиссии . Он, в частности, писал: “Нужно быть слишком ограниченным или легкомысленным, чтобы без надлежащего и подробного осмотра акта давать мнение о его действительности или недействительности; иногда от одного документа зависит участь нескольких десятков семейств”.

Анализ сохранившихся делопроизводственных материалов архивов дает представление о методике работы архивариусов по установлению подлинности (или, наоборот, подложности) тех или иных документов. Она в основном сводилась к проведению внешней критики источников. Архивариусы обращали внимание на наличие или отсутствие в актах поправок, подчисток, приписок ; исследовались также почерк, которым был исполнен документ; материл письма, последовательность нумерации и т.п. Важную роль в решении вопроса о подлинности актов играло наличие в книге неповрежденных печати и шнура, оставленных комиссией, проверявшей данную книгу. В случае, когда интересовавший заявителя документ был исполнен на бумаге, более нигде в книге не встречавшейся, отличным от других почерком, имел нумерацию, выделявшуюся от основной, принималось решение о сомнительности такого документа. Так, по прошению графа А.Солтана в Витебский архив подтвердить подлинность шести документов для их представления в Департамент герольдии Правительствующего сената (29 мая 1901 г.) только половина была признана таковыми.(Сомнительными оказались документы имущественного характера: запись на имя жены, жалоба и духовное завещание).

Камеральная археография в работе архивов, особенно Виленского, также занимала большое место. Именно она, а не эдиционная деятельность, по мнению ряда известных белорусских и российских историков конца Х1Х—нач. ХХ вв., должна была иметь приоритет в работе архивариусов.

В начале 1900-х гг. руководитель Виленского архива вместе с помощниками О.В.Щербицким и В.К.Голубом приступили к подокументному описанию актовых книг архива. В 1-й вып. “Описи документов Виленского центрального архива древних актовых книг” (Вильна, 1901) вошло описание 3566 документов 12 книг Россиенского земского суда за 1575—1585 гг. Всего же было издано 10 выпусков “Описи” (последний вышел в 1913 г. и включал описание актов Брестского гродского суда за 1575—1715 гг.), содержавших не только описание документов, но в некоторых случаях и их тексты (целиком или фрагменты) 64 актовых книг Россиенского земского и подкоморского, Упитского, Вилкомирского и Брестского гродских судов. С учетом 23 тыс. хранившихся в архиве книг, это была, конечно, “капля в море”, и если бы виленские архивисты продолжали использовать подобную методику, то им пришлось бы затратить несколько сотен лет, чтобы завершить описание всех книг.

Некоторая деятельность в сфере камеральной археографии в конце Х1Х в. велась и в Витебском архиве. Однако, главной здесь была эдиционная работа . За 30 лет, что архив просуществовал в Витебске, его сотрудниками было издано 32 тома “Историко-юридических материалов, извлеченных из актовых книг губерний Витебской и Могилевской”. В отличие от виленских публикаций, содержавших преимущественно документы о положении деревни, в витебском сборнике публиковались материалы, касавшиеся в основном городов.

Если учесть, что штаты Витебского архива ограничивались двумя-тремя сотрудниками (в отдельные годы работу вел только один архивариус), то его эдиционную деятельность следует признать достаточно интенсивной .

Как уже отмечалось, с самого начала Витебский архив был поставлен в неравные условия с Виленским: последний имел значительно больший штат сотрудников; кроме того, в Вильно параллельно с архивом существовала Археографическая комиссия, занимавшаяся исключительно публикацией его документов. Предполагалось создать такую же комиссию и в Витебске. Однако, инициатива архивариуса А.М.Сазонова не встретила поддержки со стороны официальных органов, как не была принята идея архивариуса назвать проектируемую документальную серию “Белорусским археографическим сборником”, поскольку в Вильно уже издавался “Археографический сборник документов”.

И тем не менее, несмотря на все сложности организационного и финансового характера, в 1871 г. вышел 1-й том сборника документов Витебского архива. В предисловии к нему обозначались основные задачи издания, которые не могли не отвечать духу и букве известной уваровской формулы “православие, самодержавие , народность”.Вместе с тем здесь мы встречаем весьма критические высказывания редактора-составителя в адрес российского правительства, которое, по его мнению, недостаточно хорошо заботилось о сохранности документов Витебского архива .

С именем А.М.Сазонова (1818—1886) связаны не только становление первого исторического архива Беларуси, но и подготовка и издание половины томов его серийного документального издания. Несколько слов о А.М.Сазонове. До своего назначения в сентябре 1862 г. на должность архивариуса он работал инспектором Динабургской гимназии. Археографический дебют Сазонова состоялся в “Витебских губернских ведомостях”, где им было опубликовано несколько актов ХУ11 в. из книг Полоцкого магистрата. Прежде чем приступить к изданию “Историко-юридических материалов”, он неоднократно обращался в Виленскую археографическую комиссию за консультациями по различным вопросам методического характера.

К сожалению, витебское издание, особенно в первой своей части, существенно уступало “Актам” Виленской археографической комиссии. Анализ “сазоновских” томов показывает, что их составитель достаточно вольно подходил к археографической подготовке документов, иногда даже заменяя передачу текстов на польском языке изложением их содержания без каких-либо комментариев. Заголовки составлялись не ко всем документам; предисловие имеется лишь к первому тому. Отсутствие примечаний, легенд и особенно указателей значительно снижают уровень сборника и затрудняют работу с ним исследователей.

Не особенно вникая в тонкости передачи текстов публикуемых документов, А.М.Сазонов в ряде случаев действовал сообразно с современными ему правилами русской грамматики и орфографии. Во всяком случае, он нигде не оговаривал, будет ли ставить вместо буквы “е” букву “ять” и пр.; отсюда опубликованные им на старобелорусском языке документы мало что дают как источники по истории языка.

Сменивший Сазонова М.Л.Веревкин (1818—1896) продолжил работу по изданию документального сборника. Совместно с Н.Н.Мещерским он составил и отредактировал изданный в 1888 г. т.17 “Историко-юридических материалов”. Во всем, что касалось методики публикации, Веревкин следовал своему предшественнику. В числе недостатков готовившихся им томов следует отметить наличие в них большого количества опечаток, ошибок, являвшихся, как нам представляется, следствием отсутствия у редактора-составителя технических помощников . Среди достоинств издания укажем на появление начиная с т.17 географического и именного указателей.

В связи с ведомственной подчиненностью Витебского архива организация в нем публикаторской деятельности несколько отличалась от Виленской археографической комиссии. Здесь архивариус единолично определял состав публикуемых документов, составлял смету на их издание, большую часть в которой занимал собственный гонорар за выявление и обработку документов. С передачей же архива в ведение Министерства народного просвещения этот порядок претерпел существенные изменения и был унифицирован с тем, который имел место в Вильно.

Первые попытки реорганизации Витебского архива предпринимались начиная с 1890-х гг. в связи с деятельностью специальной комиссии, учрежденной при Министерстве народного просвещения для обсуждения вопроса о мерах по более эффективной деятельности центральных архивов в “западных губерниях”. 19 ноября 1893 г. из Департамента общих дел МВД в адрес витебского губернатора было направлено письмо, в котором отмечалось исключительное положение Витебского архива, имевшего общие назначение и организацию с аналогичными Виленским и Киевским, но подчинявшегося не МНП, а МВД. “Кроме того,--говорилось в письме,--архив этот помещается в таком городе, где нельзя предполагать достаточного числа лиц, интересующихся историческими изысканиями, и вызывает при существовании Центрального же архива в Вильне бесполезное раздробление материалов, относящихся до истории Северо-Западного края”.

Далее губернатор информировался о решении комиссии объединить Витебский и Виленский архивы с передачей первого в МНП. М.Л.Веревкин категорически возражал против такой реорганизации, ссылаясь при этом на положительные отзывы академика К.Н.Бестужева-Рюмина, профессора Киевского университета М.Ф.Владимирского-Буданова, выпускника Петербургского археологического института В.А.Лялина и др., данные ими на “Историко-юридические материалы”; наличие местных научных сил, в частности, А.П.Сапунова, издававшего “Витебскую старину”; наконец, сравнительно небольшие расходы на содержание архива. Архивариус не без оснований полагал, что с объединением двух архивов “витебские акты окажутся на заднем плане; очередь до них дойдет разве в отдаленном будущем”. “Кроме того,--писал он в ответе в департамент,--с перемещением архива в отдаленную Вильну возникнет немало затруднений и с административной точки зрения, т.к. явится затруднение в своевременном наведении разного рода справок, часто имеющих насущный интерес”

С учетом этих обстоятельств Веревкин предлагал оставить архив в Витебске, увеличив его штаты и финансирование, а “для привлечения местных ученых сил к участию в разработке и издании актов назначить таким сотрудникам вознаграждение сообразно с вознаграждением трудящихся на этом поприще в Виленской и Киевской археографических комиссиях”. Вероятно, данные соображения витебского архивариуса были приняты во внимание при решении вопроса о судьбе архива: во всяком случае, утвержденное 22 января 1896 г. мнение Государственного совета носило паллиативный характер—Витебский центральный архив древних актовых книг сохранял самостоятельность и лишь передавался в подчинение МНП с прежним финансированием.

Реформирование Витебского архива по времени совпало со смертью Веревкина (умер 20 февраля 1896 г.). По распоряжению губернатора 24 февраля была составлена комиссия под председательством помощника инспектора местной духовной семинарии, кандидата богословия Д.И.Довгялло (1868—1942), которая должна была провести ревизию архива и передать его в подчинение МНП. В комиссию вошли также секретарь губернского статистического комитета С.Г.Гарский и редактор “Витебских губернских ведомостей” И.И.Пилин. Временно исполняющим обязанности архивариуса был назначен преподаватель Витебской мужской гимназии, статский советник А.П.Сапунов, который и принял 14 марта 1896 г. от комиссии Довгялло архив, найдя его состояние “во всем согласным с настоящим актом”.

В ходе работы комиссия сличила все актовые книги с передаточными описями, установив при этом отсутствие лишь одной книги (Динабургского уездного суда за 1773 г.), а также наличие в них множества повреждений. Выяснилось, что имели место нарушения правил хранения архивных документов ( 9 книг обнаружили на квартире покойного архивариуса, что, очевидно, было обусловлено подготовкой им очередного тома серийного издания), отсутствовали передаточные описи на актовые книги и т.п.. С учетом всех, указанных в акте комиссии замечаний, попечитель учебного округа в июне 1896 г. поручил А.П.Сапунову устранить их.

10 апреля следующего года Сапунов информировал попечителя о завершении работы по ремонту здания архива, реставрации актовых книг. В ходе последней, которая велась с ноября 1896 по апрель 1897 г., были отремонтированы и заново переплетены почти все книги, за исключением находившихся в хорошем состоянии актов Могилевского магистрата.

В связи с переводом А.П.Сапунова на службу в Московский университет должность архивариуса Витебского архива с 1 июня 1897 г. занял выпускник петербургских Духовной академии и Археологического института, кандидат богословия Д.И.Довгялло, работавший до этого помощником инспектора местной духовной семинарии. С его именем связан заключительный и наиболее эффективный период деятельности архива вообще, археографической, в частности.

С приходом Довгялло существенным образом изменился характер публикаций. Он начал печатать более разнообразный материал, давать примечания, зачастую палеографического характера и, что особенно важно, передавать тексты, придерживаясь оригинала. Ко всем, составленным им томам (27—32), имеются предисловия, носящие историко-археографический характер, а также примечания и указатели.

Изменилась и организация работы по публикации документов. Теперь она строилась по аналогии с Виленской археографической комиссией. Перечень предполагаемых к опубликованию документов просматривался и утверждался попечителем округа. После издания очередного тома часть тиража (60 экз.) направлялась в адрес попечителя для “поднесения и рассылки разным почетным лицам”; из них—один экземпляр в бархатном переплете, шесть—в коленкоровом, 15—в папке, остальные—без переплета. Начиная с 27-го вып. архивариус уже не получал гонорара за подготовку издания. Об этом 11 декабря 1897 г. попечитель округа Н.А.Сергиевский информировал Д.И.Довгялло, ознакомившись с представленной последним сметой расходов на издание тома. Он, в частности, писал: “Что же касается ходатайства Вашего о назначении Вам гонорара за труды по изданию означенного тома актов, то к удовлетворению оного не представляется никаких оснований, так как издание древних актов входит в круг прямых Ваших обязанностей”. Попечитель рекомендовал оставшиеся 933 руб. из выделенных по смете 2 тыс. истратить на нужды архива, что и было впоследствии сделано архивариусом.

Руководство учебного округа взяло под пристальный контроль археографическую деятельность Витебского архива, требуя от архивариуса письменных объяснений причин невключения в тот или иной том издания ранее заявленных к опубликованию документов. Так было, например, с 27-м томом, куда не вошли предполагаемые акты из книги Оршанского уездного суда за 1683 г. и др. изданиями

Как уже отмечалось, довгялловские тома “Историко-юридических материалов” выгодно отличались от предшествующих как по характеру документов, так и по составу научно-справочного аппарата. Относясь с уважением к своим предшественникам, Д.И.Довгялло в качестве введения, открывавшего 27-й том, поместил очерк об истории Витебского архива. В следовавшем за ним обширном предисловии он представил источниковедческий анализ публикуемых в томе документов (приходо-расходных книг Могилевского магистрата за 1716 г., ревизий, инвентарей. люстраций Режицкого староства за 1538—1738 гг., актов Витебского гродского суда за 1722 г., Ушачской магдебургии за 1733—1764 гг. и др.), дал их палеографическое описание.

Предисловие знакомило читателей с принципами, которыми руководствовался составитель, отбирая документы для публикации. “При выборе этих документов для печати,--писал Довгялло применительно к материалам книги Ушачской магдебургии,-- мы руководствовались уже не одними интересами историческими. Означенная книга сильно подверглась тлению и многие документы еле могут быть разбираемы, а некоторые уже и безвозвратно утрачены. Чтобы сохранить что можно из тронутого тлением, мы и решили напечатать предлагаемые документы из означенной книги”. Здесь, как видим, налицо учет составителем архивоведческого фактора при решении вопроса о выборе объекта публикации.

Публикацию постановления Витебского сеймика о подтверждении дворянского происхождения А.В.Слепородова-Занковича (11 февраля 1722 г.) составитель сопроводил примечанием, крайне важным для исследователя, изучающего историю архивного дела в Беларуси в первой четверти ХУ111 в. В нем, в частности, говорилось: “Таким образом, Витебская Благовещенская церковь служила архивом всех имущественных и сословных документов, которые в 1708 г. были сожжены московским войском. В одном из документов Витебского гродского суда от 16 января 1714 г. прибавлено, что этот ужасный пожар, повредивший весь город, был произведен отрядом русских под началом капитана Соловьева 28 сентября 1708 г. и что актовые книги Витебского гродского суда сгорели в склепу Благовещенской церкви” .

Еще более удачным по составу документов оказался 28 том “Историко-юридических материалов”. План его был представлен на рассмотрение попечителя учебного округа в ноябре 1898 г. Довгялло предполагал включить в том Гербовник дворян и шляхты Оршанского повета ХУ1—ХУ111 вв., а также “наиболее важные в историко-юридическом отношении отдельные записи и явки из актовых книг” Витебского, Оршанского земских судов за 1645, 1683 гг., Мстиславльского и Полоцкого гродских судов за 1666,1668 гг. и др. Особое значение архивариус придавал публикации “гербовника”: “Что же касается гербовника Оршанского дворянства, то он представляет выдающийся по редкости экземпляр, т.к. в нем сохранились рисунки гербов каждой фамилии. В настоящую пору, когда в геральдической науке особенное внимание обращено на гербы, издание имеющегося в Витебском центральном архиве гербовника будет несомненно иметь громадную важность и значение. Текст гербовника имеет быть издан с рисунками гербов”.

И действительно, помещенный в 28-м томе “Оршанский гербовник” представляет научное значение как для специалистов-геральдистов, так и для археографов. Имеются сведения, что им заинтересовались известные польские историки Ф.Пекосинский, В.Меницкий и др. Для удобства пользования “гербовником” гербы в нем располагались в алфавитном порядке по фамилиям владельцев; правда, по техническим причинам они выполнены в одном цвете.

Проблема отбора и группировки публикуемых документов и далее оставалась в центре внимания Д.И.Довгялло. Об этом он сообщал попечителю округа, приступая к подготовке очередного, 29-го тома. “Означаемый выпуск…,--писал он 27 июля 1899 г.,-- я намерен посвятить исключительно лишь инвентарям, явленным в актовых книгах б[ывшего] Полоцкого уездного суда…и таким образом ввести некоторую систему в издание “материалов” Витебского центрального архива”.

В ставших заключительными 30 и 32-м томах “историко-юридических материалов” Д.И.Довгялло применил прием сплошной публикации документов отдельных книг (дел), характерный, как известно, для пофондовых изданий, относящихся к высшему типу археографической продукции—научным изданиям. На этот раз объектом публикации стала 1-я книга Могилевского магистрата за 1577-1578 гг.

Таким образом можно говорить о достаточно высоком научном уровне “довгялловских” томов “Историко-юридических материалов”, выгодно отличавшихся от предыдущих как по составу документов, так и по уровню их археографической подготовки, объему и качеству научно-справочного аппарата и т.п.

В целом же в издании Витебского центрального архива древних актов было опубликовано, в большинстве своем впервые, свыше 3 тыс. документов, не считая помещенных в первых 10-ти томах приходо-расходных книг Могилевского магистрата. Это были акты витебских магистрата, земского и гродского судов, аналогичных могилевских, полоцких, оршанских, мстиславских, кричевских и др. учреждений. Здесь было помещено значительное количество привилеев городам Восточной Беларуси на магдебургское право, инвентарей, документов социально-экономического характера. До сих пор не утратили своего научного значения опубликованные в серийном издании Витебского архива материалы об иезуитах в Беларуси (т.18—21), данные о метрологии (т.1, 4, 12, 13), топонимике, исторической географии, архивах (т.17, 27 ) и др.

Всего лишь 40 лет просуществовал первый исторический архив Беларуси—Витебский центральный архив древних актовых книг. 24 ноября 1902 г. было принято “мнение” Государственного совета “Об утверждении временного штата Центрального архива древних актовых книг”, второй пункт которого гласил: “Упразднить с того же срока[т.е. с 1 января 1903 г.--М.Ш.] Витебский центральный архив древних актовых книг с передачей всех хранящихся в нем актов в Виленский центральный архив” .

На перевозку документов архива было ассигновано 1,1 тыс. руб. Организацией этой работы занимался назначенный исполняющим обязанности помощника архивариуса Виленского центрального архива Д.И.Довгялло. К началу 1903 г. упаковка актовых книг была завершена. Вместе с ними в Вильно передавались и нераспроданные книги серийного издания (около 6 тыс. экз,). Библиотека архива распределялась между витебскими статистическим комитетом и мужской гимназией; наиболее ценная ее часть передавалась Виленской публичной библиотеке.

Несмотря на сравнительно небольшой объем архива его перевозка затянулась и продолжалась до 1908 г. В 1906 г. был издан заключительный, 32-й том серийного документального издания теперь уже бывшего Витебского центрального архива древних актовых книг.

 

Лекция 4. Создание и деятельность Виленской археографической комиссии (1864—1915 гг.)

Другим археографическим центром, хотя и находившимся за пределами этнографической Беларуси, но имевшим отношение к изучению ее истории (как по характеру публиковавшихся им документов, так и по составу сотрудников), является Виленская археографическая комиссия. Ее учреждение в значительной мере обусловлено теми общественно-поли­ти­ческими событиями, которые имели место в белорусских и литовских губерниях, а также в Польше в 1860-е годы.

Подавив восстание 1863 — 1864 гг., одной из главных задач которого являлось восстановление Речи Посполитой в границах 1772 г., царская власть решила, что действен­ным доказательством необоснованности притязаний поляков на Бела­русь, Литву, а также Правобережную Украину может стать публикация “нужных” исторических документов. Одновременно они должны были служить доказательством “законности” господства царизма на этих зем­лях. По тогдашнему представлению власть предержавших понятие “пра­вославный” идентифицировалось с понятием “русский”. Поэтому следующей важнейшей задачей, которая ставилась перед архивно-ар­хео­графическими учреждениями и организациями Беларуси и Литвы, явля­лось издание документов, показывающих наличие здесь в прошлом пра­во­славных церквей и монастырей, а также имевшие место гонения и притеснения, кото­рые православным пришлось терпеть от католиков и униатов, начиная с конца ХVI в.

Для этой же цели требовалось издание материалов, свидетельствовавших, что многие аристократические или просто дворянские фамилии, ставшие в середине ХIХ в. католическими и польскими, в средние века были православными и, следовательно, русскими. В том, что публикации Виленской археографической комиссии оправдали возлагавшиеся на нее со стороны официальных органов надежды, нетрудно убедиться, обратившись к отзывам на них, появлявшимся в российских исторических журналах, а также к отдельным трудам российских историков. Так, познакомившись с документальными изданиями комиссии и Витебского центрального архива, заведующий Московским архивом Министерства юстиции проф. Д. Я. Самоквасов писал: “Изучение юридических актов, составляющих содержание древних актовых книг центральных архивов, выяснило факты, радикально изменяющие понятия историков первой половины ХIХ ст. о древнем Литовском государстве, составе его народонаселения, судебно-административных учреждениях, отношениях к Польше и России и т. д. Между прочим доказан факт чрезвычайно важного научного и практического значения, по которому на всем пространстве западных губерний России ХIV — ХVII ст. жил православный русский народ, говоривший языком Начальной Русской летописи и Русской Правды; а в среде этого народа литовское племя не составляло и десятой доли государственного народонаселения. До конца ХII ст. все юридические акты в Литве были писаны на русском языке, а личные топографические имена в актовых книгах являются русскими именами: не было Радзивиллов, Бобржинских, Добржинских и т. д., а были Радивилы, Бобринские, Добринские и т. д. Только со времени политического соединения Западно-Русского края с Польшей полонизируется его исконное русское народонаселение, русское православие соединяется с католицизмом и русский юридический язык в актовых книгах заменяется языком польским”.

Принимая во внимание вышеуказанные политические и идеологические мотивы, сопровождавшие создание Виленской археографической комиссии, было бы в то же время некорректным, на наш взгляд, однозначно негативно оценивать ее лишь как учреждение, выполнявшее сугубо официально-охранительные задачи. При всей тенденциозности отбора документов для издания, недостатках их археографической обработки, комиссия, по нашему глубокому убеждению, внесла позитивный вклад в формирование источниковой базы для изучения истории Беларуси.

На оценку ее деятельности с полным основанием можно распространить мнение известного белорусского историка и археографа Н. Н. Улащика, высказанное им применительно к учреждениям, занимавшимся в ХIХ в. в Беларуси публикацией документов. Не отрицая определенной политической заданности, имевшей место в публикаторской деятельности, ученый вместе с тем писал: “При всей тенденциозности публикаторов результатом их деятельности было издание массы разнообразнейших источников, представляющих огромное культурное богатство. Изданные документы живут сами по себе, нередко утверждая совсем не то, что хотели доказать составители и редакторы, готовя том к печати”. Памятуя об этом, и следует, на наш взгляд, рассматривать деятельность Виленской археографической комиссии.

С другой стороны, изучение истории создания и итогов полувековой деятельности комиссии должно рассматриваться в контексте исследования работы аналогичных учреждений, возникших примерно в это же время или несколько ранее в России, Украине, на Кавказе.

Как известно, в 1864 г. была создана Кавказская археографическая комиссия для издания материалов по истории Кавказа; значительно расширили свою деятельность Петербургская и Киевская археографические комиссии, существовавшие с 1834 и 1843 гг. и приступившие в конце 1850-х—начале 70-х гг. к изданию документальных серий “Архив Юго-Западной России” , “Русская историческая библиотека” и др. В 1866 г. наряду со старейшим Московским обществом истории и древностей российских возникло Русское историческое общество, занявшееся публикацией документов преимущественно послепетровского периода. В 1860 — 1870-е годы активно заявляет о себе журнальная археография: с 1863 г. начинает выходить журнал “Русский архив”, с 1870 — “Русская старина”, в которых публикуются в основном повествовательные источники.

На фоне такой заметно усилившейся археографической работы в России во второй половине ХIХ в. вполне логичным выглядело и создание Виленской археографической комиссии, которому предшествовал длительный подготовительный период. Дело в том, что в 1850-е — первой половине 1860-х годов в Вильно при Музее древностей, созданном по инициативе и на средства Е. П. Тышкевича, действовала Археологическая комиссия, одной из важнейших задач которой являлась публикация документов. Годы работы комиссии по времени совпали с подъемом революционного движения в России и национально-освободительного-- в Польше. Последнее получало широкую поддержку среди шляхты Беларуси, Литвы и Правобережной Украины. Эти обстоятельства не могли не оказать влияния на направление и характер деятельности комиссии.

Воспользовавшись правом собирать акты и рукописи упраздненных католических монастырей, возглавляемая Е. П. Тышкевичем комиссия, в состав которой входили историк Т. Нарбут, П. В. Кукольник, А. Киркор, К. П. Тышкевич и др., активно занялась комплектованием своих коллекций. Программа действий комиссии, написанная ее председателем, предусматривала, что “все предметы древности должны служить верным изображением… жизни других народов”. Предполагалось, что комиссия после разысканий памятников древности займется затем обобщением всего собранного материала, а также будет выявлять и публиковать различный актовый и другой материал.

Реализация намеченной программы началась незамедлительно. В 1858 г. под редакцией ученого секретаря комиссии М. Крупо­ви­ча был издан “Zbior dyplomatow rzadowych i aktow prywatnych poslugujacych do rozjasnienia dzieow Litwy (“Собрание государственных и частных актов, касающихся истории Литвы и соединенных с ней владений (от 1387 по 1710 г.)”, а в 1860 — 1862 гг. — подготовленный И. Даниловичем в двух томах “Skarbiec diplomatуw papiezskich, cesarskich, krуlewskich, ksiązecych, uchwal narodowych, postanowien roznych wlad i urzedow Poslugujacych do krytycznego wyjasnienia dziejow Lirwy, Rusi Litewskiej i osciennych im krajow”(“Собрание грамот папских, императорских, королевских, княжеских…”) (оба сборника вышли в Вильно; последний издан после смерти Даниловича Я.Сидоровичем ). Они сразу же обратили на себя внимание местной администрации ввиду того, что в них преобладали документы на латинском и польском языках и отсутствовали апологетически-православные материалы. В этом усматривалась явно полонофильская направленность публикаций Археологической комиссии.

При таких обстоятельствах виленский генерал-губернатор В. И. На­зимов решил поставить вопрос о создании в Вильно по примеру Петербурга и Киева археографической комиссии, состоявшей из “православных русских”. Она должна была нейтрализовать “полонофильскую” Археологическую комиссию и своими публикациями доказывать, что Великое княжество Литовское было не польской провинцией, а “краем русским и православным”.

Посылая в январе 1862 г. в Министерство внутренних дел “Записку о политическом состоянии генерал-губернаторства”, В. И. Назимов одно­временно ходатайствовал об открытии археографической комиссии, составленной из “русских ученых”, а также о создании в Вильно русского университета. События 1863 г. отсрочили ре­шение вопроса о комиссии и только покончив с восстанием, сменивший В. И. На­зимова, М. Н. Муравьев вновь обратился к делам комиссии, дав указание своей “правой руке” — попечителю Виленского учебного округа И. П. Корнилову открыть комиссию, что и было сделано 17 апреля 1864 г.

Как и аналогичные учреждения в Петербурге и Киеве, Виленская комиссия находилась в ведении Министерства народного просвещения и ее непосредственным начальником являлся попечитель Виленского учебного округа. В то же время, учитывая особенности создания комиссии, она полностью зависела от виленского генерал-губернатора. Достаточно сказать, что ее председателя и членов назначал лично Муравьев.

Первым председателем комиссии стал брат небезызвестного драматурга Нестора Кукольника— доктор права П.В.Кукольник (1795—1884), ранее бывший виленским цензором, учителем истории Виленской римско-католической духовной семинарии, членом Археологической комиссии. В состав комиссии вошли также настоятель местного православного собора А.И.Пщолко, чиновник особых поручений при генерал-губернаторе И.А.Никотин и архивариус Виленского центрального архива древних актов Н.И.Горбачевский. В должности председателя Кукольник пробыл менее года и в феврале 1865 г. ее занял известный этнограф, впоследствии автор “Сборника белорусских песен” (М., 1876) П.А. Бессонов (1828—1898), судя по отзывам знавших его людей, личность довольно противоречивая. В 1866 г. он был уволен с занимаемой должности. Носило ли это увольнение идеологический характер, как считают некоторые современные исследователи, или причиной все же была крайняя неуживчивость, амбициозность Бессонова, трудно сказать

На первом же заседании комиссии, состоявшемся 27 апреля 1864 г., был обсужден план ее работы и распределены обязанности между членами. Очевидны политическая и идеологическая заданность, которые придавались работе комиссии. Предполагалось все документы, готовившиеся к публикации, группировать по трем разделам: “акты, проясняющие элемент православия в Западном крае”; “акты, служащие к прояснению администрации Западного края в разных эпохах существования Великого княжества”; “акты юридические и вместе этнографические, коих содержание большей частью относится к своеволию, грабежам, насилиям, нападениям на дома и имения, разбоям на дорогах и разного рода истязаниям, произведенным буйною польскою шляхтою”.

Главная мысль, которой должны были руководствоваться члены комиссии при отборе документов, состояла в том, чтобы с их помощью доказать, “что Западный край никогда не был счастлив под польским правительством… и что только под русским правительством Западный край забыл свои страдания, исцелил прежние раны и начал свое истинно политическое состояние”. Следует заметить, что эта мысль достаточно последовательно проводилась в жизнь, особенно в первый период деятельности комиссии, облегчая таким образом составителям решение проблемы выбора объекта публикации.

Для реализации установок, поставленных перед комиссией, более всего подходили древние акты Гродненского земского суда, поскольку население Гродно и Гродненского повета до конца ХУ1 в. было преимущественно православным. Именно эти акты и составили первый том серийного издания комиссии. Несколько позже комиссия обратилась к документам Брестского воеводства, т.к. “по своему географическому положению это воеводство подвержено было первому натиску польского влияния и жители его стояли в числе передовых бойцов за православие и русскую народность”

Более пяти лет комиссия работала как временное учреждение. В качестве постоянной она оформилась лишь 17 ноября 1869 г., уже издав два тома “Актов”. Именно тогда было принято “мнение” Государственного совета, утвержденное императором. В 1870 г. были утверждены и правила, определявшие деятельность комиссии и просуществовавшие вплоть до прекращения ее деятельности летом 1915 г. Анализ их содержания показывает, что правила не являлись нормативно-методическим документом в сфере эдиционной археографии, скорее они регламентировали техническую и организационную стороны подготовки публикации и не более того.

В соответствии с правилами председатель и члены комиссии обязаны были разбирать старинные акты и документы, находившиеся в Виленском цент­ральном и других архивах “Северо-Западных губерний” и печатать наиболее важные из них. Для определения, какие документы являются “наиболее важными”, комиссия должна была собираться не менее одного раза в неделю. И конечно же, последнее слово в решении вопроса о “важности” документов было за попечителем учебного округа, являвшимся по существу политическим цензором документального издания комиссии.

Правила определяли порядок подготовки материалов к изданию, но совершенно не затрагивали вопросы передачи текста документов, очередности их публикации. Последнее приводило к хаотичности издания источников, на что неоднократно обращали внимание рецензенты “Актов”, в частности, М.О.Коялович, о чем уже говорилось в историографическом обзоре нашего курса.

Сами члены комиссии также не поднимали вопроса о том, как следует передавать тексты документов, и таким образом за полвека существования учреждения документы публиковались по-разному. Разным был и подход к их археографической обработке, в чем нетрудно убедиться, обратившись к анализу различных томов “Актов”. Единственное правило, которому старались следовать члены комиссии,
состояло в том, что документы должны были публиковаться на
языке оригинала.

Вторжение правил грамматики русского языка в передачу текстов на старобелорусском языке приводило порой к замене многих характерных только для белорусского языка терминов на казавшиеся состави­телям адекватными русские слова. Несовершенными в ряде случаев являлись и редакционные заголовки к документам, предлагаемые составителями; порой требовали уточнения и конкретизации легенды, указатели и пр.

Публикуя документы, составители и редакторы не оговаривали, как они раскрывают титла, как отмечают зачеркнутые или исправленные слова Нет также и указаний на то, исправлялись ли в тексте явные ошибки, описки; отсутствовали сведения о внешних особенностях документа (писан ли он одним или несколькими почерками и т.п.).

Разнообразными были и заголовки, готовившиеся составителями: нередко в них отсутствовали те или иные элементы; не всегда точно определялись виды документов, произвольно менялись названия категорий населения (например, вместо “шляхтич” писалось “дворянин” и т.п.).

Достаточно несовершенным было и обозначение легенд, в которых указание на архив заменялось данными об учреждении, создавшем публикуемый документ: “Из актовой книги Брестского гродского суда за 1551 год”, “Из актовой книги Гродненского земского суда за 1531 год” и т.п. В тех случаях, когда публикуемый документ был взят не из архива, а например, из Виленского публичной библиотеки, указывались зал, шкаф, полка, номер рукописи и листы. В легендах не отмечались переходы с листа на лист, а указывался лишь объем публикуемого текста: например, “от л.5 до л. 10” и т.п. Это, несомненно, затрудняет работу исследователей с публикациями Виленской археографической комиссией и не дает им возможности представить “образ” документов, многие из которых ныне уже не существуют.

Начиная с т.6 в “Актах” появляются указатели—именной, географический, предметный; последний, правда, встречается не везде. Вне зависимости от языка документов понятия в указателях давались исключительно на языке археографического оформления издания—русском, вследствие чего нередко имела место значительная путаница. Недостаточное знание составителями старобелорусского языка, а также правил, по которым образуются топонимы, неадекватный перевод с польского на русский приводили к тому, что в географических указателях вместо белорусских топонимов сплошь и рядом встречаются польские (вместо “Марковщина”, “Кунцевщина”--“Марковщизна”, “Кунцевщизна” и т.п.). Аналогичная ситуация имела место и с написанием фамилий: Радзивиллы—Радивилы; Вайнилловичи—Войниловичи и т.п.

Достаточно несовершенными были и предметные указатели. Помимо того, что они не являлись полными, в них зачастую присутствовали явные ошибки, иногда носившие курьезный характер. На одну из них обратил внимание Н.Н.Улащик, приведя пример, когда в т.20 слово “перник” (т.е. пряник) составители приняли за “пернач” (разновидность булавы, означавшей символ власти), хотя из контекста явно следовало, что речь идет о продукте питания.

И тем не менее, несмотря на массу недостатков, имевших место в серийном издании Виленской археографической комиссии, вненаучное влияние, проявлявшееся при отборе документов и их подготовке к изданию, оно должно быть признано объективно полезным для исторической науки. 39 томов “Актов”, десяток отдельных сборников — таков общий итог полувековой деятельности комиссии. Анализ основного серийного издания показывает, что большинство его томов формировалось с учетом принципа происхождения документов, а также видового признака, которые хоть в какой-то степени позволяли избегать субъективизма составителей при решении вопроса о выборе объекта публикации (акты Гродненского земского суда — т. 1, 17, 21; Гродненского гродского суда — т. 7; Брестского гродского суда — т. 3 — 6; Слонимского земского суда — т. 22; Минского гродского суда — т. 36; Могилевского магистрата — т. 39; Главного Литовского трибунала — т. 11 — 13, 15; инвентари — т. 14, 25, 35, 38). Менее защищенными от проявлений вненаучного влияния оказывались тома, построенные по тематическому признаку (церковная история — т. 16, 19, 33; о событиях войны 1654 — 1667 гг. — т. 34; о войне 1812 г. — т. 37) .

Помимо значительного вклада в практическую археографию, комиссия сыграла определенную роль в становлении и развитии ее методики (хотя, как выше отмечалось, ей, как впрочем и аналогичным учреждениям в Петербурге, Киеве, Тифлисе, так и не удалось выработать общих принципов передачи текста документов, их археографической обработки, составления научно-справочного аппарата и т. п.). Это стало возможным благодаря участию в ее работе таких высокопрофессиональных историков-архивистов и историков-археографов, как Н. И. Гор­ба­чевский, И. Я. Спрогис, А. О. Турцевич, Д. И. Довгялло и др., которые в процессе своей практической деятельности формировали эдиционную культуру, передававшуюся затем из поколения в поколение и в конце концов составившую основу “культуры правил”, закрепленную позже в различных правилах издания исторических документов, методических рекомендациях, инструкциях по передаче текста документов и т. п.

Неоценимое значение для белорусской археографии (как в прошлом, так и в настоящем) имеют работы Н. И. Горбачевского, без которых крайне затруднительна работа по научному изданию исторических источников вообще, Великого княжества Литовского, в частности. Мы имеем в виду его “Каталог древним актовым книгам губерний: Виленской, Гродненской, Минской и Ковенской, также книгам некоторых судов губерний Могилевской и Смоленской, хранящимся ныне в Цент­раль­ном архиве в Вильне” (Вильна, 1872), “Краткие таблицы, необходимые для истории, хронологии, вообще для всякого рода археографических исследований и в частности для разбора древних актовых книг и грамот Западного края России и Царства Польского” (Вильна, 1867) 46, “Словарь древнего актового языка Северо-Западного края и Царства Польского” (Вильна, 1874). Над последним архивариус работал в течение нескольких лет и этот труд был отмечен наградой Российской академии наук—Уваровской премией. Словарь включал названия всех судов, действовавших в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой, названия сановников от высшего до низшего с объяснением их компетенций, древних польских и белорусско-литовских монет с вычислением их стоимости в разное время и с переводом на русскую монету, мер и весов, окончательно установившихся в 1764—1766 гг. Он содержал также слова и изречения средневекового латинского языка, употреблявшиеся в польской и белорусско-литовской юриспруденции, названия подвижных праздников и недель года, которыми были обозначены в древние времена явки актов, древние названия ремесел, орудий труда, оружия, одежды и т.д. Источником для составления словаря Н.И.Горбачевскому послужили Volumina legum, Статуты Великого княжества Литовского, сочинения польских авторов, но самое главное—многочисленные акты, хранившиеся в Виленском архиве, с которыми ежедневно работал архивариус. И совершенно обоснованно в предисловии к словарю автор отметил, что “труд этого рода будет полезен не только для занимающихся археографией Северо-Западного края и Царства Польского, но и вообще для занимающихся относящимися к нему историческими исследованиями”.

Словарь Горбачевского не утратил своей научно-справочной значимости и до настоящего времени, в чем нетрудно убедиться, обратившись к исследованиям белорусских, российских, польских и др. историков, занимающихся изучением истории Великого княжества Литовского. Можно предположить, что именно он подвигнул известного российского архивиста и археографа И.Ф.Колесникова в 1930-е гг. заняться составлением подобного словаря по документам Госархива феодально-крепостнической эпохи (нынешний РГАДА). Правда, в отличие от своего виленского коллеги, Колесникову не удалось завершить работу .

Достойным продолжателем дела Н. И. Гор­бачевского на ниве археографии по праву может считаться И. Я. Спро­гис, каталогом которого (к сожалению, не завершенным ) до сих пор пользуются как исследователи, работающие с актовыми книгами, так и сотрудники Национального исторического архива Беларуси, где хранится часть этих книг.

Большое научное и практическое значение имел подготовленный членом комиссии С. В. Шолковичем и изданный в 1884 г. “Сборник палеографических снимков с древних грамот и актов, хранящихся в Виленском центральном архиве и Виленской публичной библиотеке”. Он не только знаменовал собой продолжение традиций факсимильных публикаций актов и грамот, заложенных еще в ХVII в выдающимся французским медиевистом и палеографом Ж. Мабильоном., но и по примеру “Образцов древней письменности” И. П. Сахарова (1841), “Сборника палеографических снимков с почерков древнего и нового письма, изданного для воспитанников Межевого ведомства” П. И. Иванова (1844) и др. предназначался для подготовки специалистов-палеографов и археографов, имевших дело с документами белорусско-литовского происхождения периода Великого княжества Литовского.

В “Сборнике” полностью и в извлечениях публиковались 59 документов за 1432—1548 гг., представлявших собой типические образцы деловой письменности Великого княжества Литовского (королевские грамоты и листы, продажные записи, судебные приговоры, мировые сделки и пр.). Первые 29 печатались по рукописям на пергамене, хранившимся в архиве и библиотеке, остальные 30—по документам актовых книг. “Сборник” состоял из двух частей: в первой помещались факсимиле рукописей, во второй—набранный шрифтовым способом их текст (причем, для впервые публикуемых документов текст передавался полностью; для ранее издававшихся он заменялся пересказом содержания). Документы сопровождались легендами с указанием мест хранения публикуемых документов, описанием их внешних особенностей и т.п.

Готовя сборник, С.В.Шолкович преследовал двоякую цель: палеографическую и археографическую “Облекая в такую форму объяснительный текст,--писал он в предисловии,-- комиссия имела в виду не только сообщить необходимые сведения о рукописях, облегчить их чтение для неспециалистов, но и продолжать издание древних актов, хотя и без группировки их на отделы”.

На учебную сторону сборника обратил внимание А.И.Миловидов, который так отзывался о нем: “ Последнее издание является особенно ценным вкладом в науку, т.к. оно представляет первый опыт коллективного издания снимков с памятников западнорусского рукописного дела. Сборник этот и поныне служит единственным руководством к изучению литовско-русской палеографии в постепенном переходе полуустава ХУ века под влиянием готического письма в скоропись” .

Опыт работы виленских археографов в области подготовки образцов деловой письменности Великого княжества Литовского ХУ—ХУ1 вв. стал предметом обсуждения участников У1 Археологического съезда, состоявшегося в Одессе (с докладом по этому вопросу выступал председатель Виленской археографической комиссии Я.Ф.Головацкий) .

Весной 1914 г. комиссия отметила свой полувековой юбилей. 17 апреля в зале Виленской публичной библиотеки состоялось торжественное собрание комиссии, на котором с основным докладом выступал ее председатель Д.И.Довгялло. Накануне была издана юбилейная записка с фотографиями всех председателей комиссии, за исключением “склочного” П.А.Бессонова, а также большинства членов, начиная с первого состава, а также с описанием основных итогов деятельности учреждения-юбиляра . А спустя чуть более года комиссия эвакуируется из города, предварительно отправив в Ярославль наиболее древние актовые книги Виленского центрального архива, а также некоторые рукописи и книги, хранившиеся в рукописном отделении местной публичной библиотеки . В 1920-е гг. часть их вернется в Вильно и Витебск; некоторые же до сих пор продолжают пребывать в архивах и библиотеках России .

 

Лекция 5. Полевая, камеральная и эдиционная археография в деятельности управления Виленского учебного округа, Виленской публичной библиотеки, Северо-Западного отдела Русского географического общества, церковных, статистических комитетов, частных лиц

 

Наряду с Витебским и Виленским центральными архивами древних актов, Виленской археографической комиссией в 1860-е годы в белорусских и литовских губерниях возникает и ряд других объединений, в деятельности которых археография также занимает значительное место.

15 февраля 1867 г. попечитель учебного округа И. П. Корнилов обратился к начальнику края Э. Т. Баранову с докладом, в котором указал на наличие в созданной на базе фактически разгромленного Музея древностей Виленской публичной библиотеке, а также в архивах церквей и монастырей края множества “весьма замечательных и объясняющих историю северо-западных губерний” древних рукописей и актов, не ставших объектом публикации местной археографической комиссии. С учетом этого обстоятельства попечитель просил разрешения истратить на издание подобных документов 25 тыс. руб., выделенных предшественником Э. Т. Баранова на “полезные издания и ученые командировки”.

Согласие генерал-губернатора было получено, и тогда же при управлении учебного округа образовался частным образом кружок любителей местной старины для подготовки и издания “Археографического сборника документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси”. В него вошли учитель местной гимназии В. Л. Миротворцев, профессор Литовской духовной семинарии Ф. Г. Елеонский и прикомандированный к округу помощник архивариуса Виленского центрального архива П. А. Гильтебрандт. Впоследствии кружок пополнился еще рядом лиц, в том числе преподавателями духовной семинарии Ф. Н. Добрянским, Ф. Смирновым, О. В. Щербицким и др.

Началу работы над “Археографическим сборником” предшествовала активная подготовительная деятельность. В 1864 — 1866 гг. управлением учебного округа был организован ряд своего рода археографических экспедиций, целью которых являлось обследование архивов церквей, монастырей, а также библиотек учебных заведений, частных собраний и пр. В результате сверхштатный учитель учебного округа Н. И. Соколов и учитель рисования Виленской гимназии В. И. Грязнов отыскали в 1865 г. в Турове один из древнейших памятников письменности — Евангелие ХI в., которое, как явствовало из двух записей на полях, сделанных кн. К.И.Острожским в 1508 и 1513 гг. принадлежало Туровской Преображенской церкви, а также две рукописные книги на старобелорусском языке: Минею за декабрь месяц и духовные стихи. Переданные в рукописное отделение Виленской публичной библиотеки, они (особенно Евангелие) по праву заняли там почетнейшее место и были включены во всевозможные справочники . В 1867 г. уникальная туровская находка под названием “Туровское евангелие Х1–го века” была издана факсимильным способом в Петербурге под редакцией известного ученого П.И.Савваитова.

Как писал в отчете о деятельности Виленского учебного округа за 1864—1868 гг. его тогдашний попечитель И.П.Корнилов: “Отделение рукописное, старопечатно-славянское и западнорусский и польский исторический отдел особенно обязаны своим богатством А.В.Рачинскому, который во время троектратных с ученою целью поездок в губернии Витебскую, Могилевскую и Гродненскую приобрел для библиотеки огромное количество книг и рукописей. Он отыскал в Полоцке доселе неизвестный список западнорусской Новгородской и Литовской летописи конца ХУ века, Авраамка и открыл в частной библиотеке г. Кулаковского, в Гродненской губернии, летописный сборник Супрасльского монастыря, который долгое время считали потерянным. Обе рукописи поступили в библиотеку” .

Летом 1867 г. П. А. Гильтебрандту и В. Л. Миротворцеву после неоднократных безуспешных попыток наконец-таки удалось получить доступ к документам фамильного архива кн. Радзивиллов в Несвиже.

Все это вселяло уверенность в хорошие результаты, о чем не без некоторого бахвальства сообщал в сентябре 1867 г. И.П.Корнилов в письме профессору Петербургского университета В.И.Ламанскому, приглашая последнего приехать в Вильно: “Выберите несколько свободных дней , да приезжайте полюбопытствовать, что делается при учебном округе в Вильне. Смею думать, что Вы найдете много интересного в нашей замечательной библиотеке и отделе рукописей. Мы Вам покажем массы приготовленных к печати и печатаемых актов. В начале октября выйдет 1-й том сборника актов, издаваемых при Виленском учебном округе, независимо от актов, издаваемых Виленской комиссией, которую, надеюсь, мы перещеголяем, потому что наша работа идет несравненно быстрее и успешнее” .

И действительно, уже в год создания кружка увидели свет четыре тома “Археографического сборника”, обошедшиеся казне всего в пять с небольшим тыс. руб. (для сравнения: на содержание Виленской археографической комиссии, издававшей в год по одному тому “Актов”, в 1867 г. было истрачено свыше 9 тыс. руб.).

Отмечая оперативность подготовки первых томов “Археографического сборника”, Петербургская академия наук констатировала: “Едва ли подобное учреждение, где бы то ни было может похвалиться большей деятельностью, а это даже не учреждение, а просто редакция, состоящая под надзором г. попечителя Виленского учебного округа, редакция, ожидающая не окладов жалованья и преимуществ, а теплого сочувствия к делу и содействия того, кто стоит во главе ее”.

В течение 1867 — 1904 гг. было издано 14 томов “Археографического сборника”, включавших документы рукописного отделения Виленской публичной библиотеки, Литовской духовной семинарии в Вильно, Несвижского архива кн. Радзивиллов, Жировицкого монастыря, политического отдела канцелярии Виленского генерал-губернаторства и др. Что касается содержания документов “Археографического сборника”, то оно в основном сводилось к освещению социально-экономической истории, событий политического характера, культуры Беларуси, положения православной и униатской церквей и др. Нет нужды говорить о том, что существенную роль в сборнике учебного округа, как и в издании археографической комиссии, играли политически-идеологические установки, а именно: включенные в него документы должны были доказывать преобладание в прошлом в Беларуси и Литве православных церквей и монастырей, демонстрировать агрессивную сущность католицизма по отношению к православию и т.п. Судя по официальным отзывам на “Археографический сборник” эти установки были успешно реализованы .

Однако, в отличие от “Актов Виленской археографической комиссии” в “Археографическом сборнике” наряду с документами актового характера были широко представлены повествовательные источники. Так, во 2-м томе публиковались “Записки игумена Ореста”, созданные в конце 1820 — начале 1830-х годов, в 7-м — письма кн. Радзивиллов, Б. Хмельницкого, Ивана Грозного, в 10-м — дневник Полоцкого Софийского монастыря и др.

Привлекая более широкий, чем в “Актах”, круг источников, составители и редакторы “Археографического сборника” в то же время нередко позволяли себе достаточно вольное обращение с текстами публикуемых документов, что не могло не снижать их научного уровня. При этом они руководствовались соображениями. явно не научного характера. “Относительно русского правописания, — говорилось в предисловии к 1-му тому сборника, — было взято за правило — возможная близость к современному правописанию со стороны, так сказать, буквенной, не касаясь звуковой…, введено повсюду “ять”, прописные буквы, знаки препинания, словосокращения раскрыты, предлоги отделены”. Нетрудно заметить из процитированного фрагмента, что редакторы “Археографического сборника”, как и “Актов”, считая белорусский язык лишь наречием русского, стремились передавать белорусские тексты ХVI — ХVIII вв. по правилам русской грамматики и орфографии, ликвидируя таким образом особенности, характерные для старобелорусского языка.

Камеральной археографии уделяли значительное внимание и сотрудники рукописного отделения Виленской публичной библиотеки, созданной, как выше уже отмечалось, на базе Виленского музея древностей. Описанием переданных сюда документов архивов закрытых церквей, костелов, монастырей, а также учебных заведений, фамильных собраний (сюда, например, был передан деречинский архив кн. Сапегов, с которым связана полудетективная история ) , занимался заведующий отделением П. А. Гильтебрандт. В 1871 г. увидел свет подготовленный им первый выпуск “Перечневой описи рукописей Виленской публичной библиотеки”, который включал описание 82 книг и рукописей на церковнославянском языке.

Неполнота и недостатки описания П. А. Гильтебрандта побудили его преемника Ф. Н. Добрянского вернуться к этой работе. В итоге в 1882 г. было издано подготовленное им “Описание рукописей Виленской публичной библиотеки, церковнославянских и русских”, в которое составитель включил уже 329 рукописей, рукописных книг и сборников, сгруппированных по хронологически-тематическому принципу. Открывал “Описание” раздел наиболее ценной части библиотеки — “Рукописи на пергамене”, в котором П. А. Гильтебрандт описал уже упоминавшееся Туровское евангелие ХI в., Мстижское евангелие ХIV в., Триодь цветную ХV в., сборник пергаменных отрывков разного времени и др. Во втором разделе были учтены тексты Священного писания, в третьем — творения святых отцов, в четвертом — исторические сочинения, в пятом — богослужебные книги, в шестом — смесь и в заключительном седьмом были описаны рукописи на русском языке.

Работа Ф. Н. Добрянского представляла исключительно важное значение не только в плане камеральной археографии (составитель в отличие от своего предшественника приводил начальные слова отдельных статей описываемых документов, что давало возможность проводить сравнительный анализ этих документов с другими их списками и редакциями), но также и в плане изучения истории архивного дела в Беларуси (он проследил пути поступления книг и рукописей в Виленскую публичную библиотеку, отметив при этом основные центры средоточия документальных памятников — Супрасльский, Жировицкий, Витебский Марков, Слуцкий монастыри, Литовская духовная семинария, в которую, в свою очередь, передавалось очень много богослужебных и светских книг из “белорусских мест”).

Работа по описанию рукописного отделения библиотеки была продолжена и в конце ХIХ — начале ХХ в. В 1895 — 1906 гг. на средства Виленского учебного округа было издано “Описание рукописного отделения Виленской публичной библиотеки” в пяти выпусках. В первых трех, изданных под редакцией соответственно Ю. Ф. Крачковского, Ф. Н. Добрянского, К. И. Снитко, были описаны документы Виленского капитульного архива (в основном — визиты и инвентари костелов) и все находившиеся в отделении грамоты на пергамене; в двух последующих (ред. А. И. Миловидов, Ф. Н. Добрянский) — позже поступившие грамоты на пергамене, а также рукописные сборники на старобелорусском, латинском, польском, немецком, итальянском, шведском языках. Всего в “Описании” зафиксировано 3 тыс. отдельных грамот (из них — 805 на пергамене) и 939 рукописных сборников.

Наиболее важные, по мнению составителей, документы были полностью или в извлечениях напечатаны в “Приложениях”, составлявших вторую часть каждого из пяти выпусков. Особый интерес среди этих документов (а их было около 200) представляли помещенные в первом выпуске визиты “Об архиве Виленского капитула”, “Об епархиальном архиве”, которые были составлены в 1828 г. проф. Виленской духовной семинарии кс. И. Бовкевичем, а также “Дневник каноника Брестского капитула М. Бобровского, веденный им во время путешествия за границу в 1817 — 1820 гг.” (вып. 5), ревизии г. Бельска 1779 г., документы, касавшиеся г. Белостока за 1745 — 1777 гг.(вып. 4) и др.

Некоторый след в белорусской археографии второй половины ХIХ — начала ХХ в. оставили и такие учреждения, как Северо-Запад­ный отдел Русского географического общества (открыт в Вильно в 1867 г.), церковные историко-археологические комитеты с музеями и древлехранилищами (начали создаваться в центрах епархий с 1890-х годов), губернские статистические комитеты, продолжившие свою деятельность и в рассматриваемый период, Витебская ученая архивная комиссия (создана в 1909 г.) и др.

В соответствии с Положением о Северо-Западном отделе РГО, утвержденным 26 февраля 1867 г., последний должен был заниматься изучением местного края и особенно исследованиями в области археографии, археологии, статистики, этнографии. С этой целью на отдел возлагались обязанности по разысканию и приведению в известность уже собранных и хранившихся в местных архивах и у частных лиц сведений о крае для последующего их научного исследования, собиранию через местных жителей этнографических и исторических материалов, организации “ученых экспедиций” и т. п..

По мысли инициатора создания отдела И. П. Корнилова, он должен был заменить “существовавшую в крае временную археологичес­кую комиссию, работавшую в полонизаторском направлении”. С отъездом в 1868 г. И. П. Корнилова из Вильно его на посту председателя отдела сменил новый попечитель учебного округа — П. Н. Батюшков, претендовавший на роль историографа “Северо-Западного края”. Правителем дел стал виленский цензор А. М. Энгель, членом отдела — председатель местной археографической комиссии Я. Ф. Головацкий, возглавивший в отделе секцию археологии и археографии.

Главным направлением работы указанной секции, в которую, поми­мо председателя, вошли А. М. Энгель и архивариус Виленского цент­раль­ного архива Н. И. Горбачевский, стала подготовка и издание совмест­но с членами археографической комиссии, сотрудниками Централь­но­го архива инвентарей белорусских и литовских городов, составление ука­зателей древних топонимов, описаний дел местных архивов и т. п. Так, А. М. Энгель занялся описанием дел архива Виленского генерал-губернаторства. Подготовленная им вместе с К. Н. Гомолицким первая часть первого тома “Описания” вышла из печати в 1869 г. и получила высокую оценку Петербургской археографической комиссии. Вместе с тем председатель последней П. А. Муханов писал: “…для пользы истории не сле­дует ограничиваться только сохранением и описанием архивов, необ­хо­­димо приступить к напечатанию описей… Судя по вышедшей в свет пер­вой части первого тома этого описания можно надеяться, что и в сле­ду­ющих частях этого издания занимающиеся историей Северо-За­пад­ного края приобретут богатый материал для своих исследований”.

В следующем году работа по описанию архива была завершена изданием второй части первого тома и первой части второго под названием “Архив Виленского генерал-губернаторства”.

Деятельность отдела “проявлялась” до начала 1880-х годов. Она велась, как уже отмечалось, в кооперации с другими учреждениями. Не имея в этот период собственного печатного органа, отдел публиковал отдельные протоколы своих заседаний в центральных “Известиях” Русского географического общества.

В 1880-е годы работа отдела фактически прекратилась, хотя решение о его закрытии не принималось. С января 1910 г. начинается новый этап в истории отдела, связанный с участием в нем в качестве правителя дел Д. И. Довгялло и председателя секции археографии Ф. Н. Доб­рян­ско­го. Существенный вклад в расширение археографической базы, со­вер­шенствование методики публикации документов внесли начавшие издаваться с 1910 г. “Записки” отдела. Редактором всех четырех книг “За­писок” был Д. И. Довгялло. На страницах этого издания регулярно помещались небольшие документальные подборки, рецензии на докумен­тальные издания, появлявшиеся в Вильно, Витебске, Минске, Могилеве, печатались протоколы заседаний отдела и его общих собраний, отчеты о работе и т. д. Заслуга правителя дел состояла и в том, что, несмотря на официально-охранительный характер отдела, ему удалось привлечь к участию в “Записках” представителей литовских и польских научных организаций и учреждений.

Наряду с государственными учреждениями и организациями археографическую деятельность вели и церковные историко-археологические комитеты (с музеями и древлехранилищами), возникшие в конце ХIХ — начале ХХ в. во всех епархиальных городах. Нетрудно предположить, что она отличалась еще большей идеологической заданностью и еще более ограниченным кругом источников, составлявшим объект публикации или описания. Однако участие в работе церковных комитетов известных историков-архивистов, краеведов, археографов способствовало собиранию, сохранению и введению в научный оборот многих уникальных памятников письменности.

Старейшим среди подобных учреждений являлось созданное в октябре 1895 г. при Свято-Владимирском епархиальном братстве (г. Витебск) епархиальное церковно-археологическое древлехранилище с комиссией и комитетом по историко-статистическому описанию церквей и приходов епархии. До 1903 г. его возглавлял Д. И. Довгялло, который вместе с учителем местной гимназии Н. Я. Никифоровским подготовил и опубликовал в нескольких номерах “Полоцких епархиальных ведомостей” за 1897 — 1899 гг. “Описание предметов древности, поступивших в Витебское епархиальное церковно-археологическое древлехранилище”. Тогда же А. П. Сапуновым был описан архив Полоцкой духовной консистории.

В Могилевском епархиальном церковно-археологическом комитете с музеем, существовавшим с апреля 1897 г., хранились документы ХV — ХVII вв., а также редкие издания начала ХVII в. Архив музея насчитывал более 4 тыс. документов, преимущественно ХVII в., включая и переписку Г. Конисского с И. Волчанским. Многие из них регулярно публиковались на страницах местных епархиальных ведомостей.

Некоторую археографическую деятельность вел и созданный в ноябре 1904 г. Гродненский церковный историко-археологический комитет, открыв летом 1905 г. свое древлехранилище в Борисоглебском монастыре.

Наиболее заметной являлась деятельность Минского церковного историко-археологического комитета, открытого позже других — в фев­ра­ле 1908 г. Идея его создания принадлежала редактору “Минских епар­хи­альных ведомостей” Д. В. Скрынченко, одновременно являвшемуся и преподавателем местной духовной семинарии. Целью данного комитета, по мысли инициатора его создания, являлось историческое обсле­до­ва­ние внешнего и внутреннего развития местной церковно-религиозной и общественной жизни, исследование вещественных памятников живой ста­рины в виде местных народных обычаев, изданий и песен, при­ве­де­ние в известность и описание всякого рода памятников древности и ар­хи­вов церквей, монастырей, епархиальных управлений и пр.

К сожалению, занятая руководством комитета ярко выраженная антипольская, антикатолическая позиция во многом вредила его деятельности. Инициаторы создания комитета не скрывали истинных задач возглавляемой ими организации, особенно актуализировавшихся в связи с принятием 17 апреля 1905 г. известного указа о свободе вероисповеданий. “Многие стали еще больше сознавать, — отмечалось в годичном отчете комитета, — необходимость при таком положении вещей не только непосредственного участия словом и делом в защите православной веры, но и обладанием тем оружием для этой борьбы — памятниками археологии, которые наглядно показывают всем сомневающимся, что Минская губ. — русский край, а не польский”.

Решению этой задачи в достаточной степени и была подчинена деятельность комитета с музеем; в этом нетрудно убедиться, обратившись к анализу содержания его трудов — четырех выпусков (в пяти книгах) “Минской старины” (1909 — 1913).

Критикуя руководство Виленского музея древностей за тенденциозный, по их мнению, подбор экспонатов, отмечая богатство Беларуси документальными памятниками, уплывавшими в Виленский и Московский музеи древностей, авторы публикаций в “Минской старине” вместе с тем не желали видеть даже зачатков нарождавшейся “белорусскости”. В этом отношении показательна статья Д. В. Скрынченко “Белорусы, их разговорный и книжный язык при свете истории”, автор которой однозначно утверждал: “У белорусов нет своего особого языка…, у них общерусский язык”.

Однако не эти и им подобные публикации (вроде биографии кс. Ф. Сен­чиковского, подготовленной А. В. Жиркевичем и занявшей два фолианта третьего выпуска “Минской старины”) определяли значение трудов Минского церковного комитета как источника по истории белорусской археографии. Гораздо больший научный интерес и практическое значение имели помещенные здесь описания документов и публикации некоторых из них. Так, в первом выпуске был опубликован инвентарь одного из древнейших белорусских монастырей — Пинского Лещинского, составленный 26 декабря 1588 г. и выявленный Д. И. Дов­гял­ло среди актов Пинского земского суда. Текст этого интереснейшего документа сопровождался предисловием историко-археографического и примечаниями филологического характера.

Весь четвертый выпуск заняло описание документов древнейшей части архива Слуцкого Свято-Троицкого (Тройчанского) монастыря за 1517 — 1747 гг. Этот архив в 1870 г. был передан в Минский Свято-Духов монастырь, где его в начале 1900-х годов обследовал и частично описал А. П. Сапунов. С созданием же комитета и музея архив по распоряжению Минской духовной консистории был передан сюда, где его полностью описал священник А. К. Снитко.

В обширном археографическом предисловии, предварявшем описание архива Слуцкого монастыря, составитель отмечал: “Издавая настоящее описание архива, я имел в виду исполнить черную работу: дать сырой материал, сделать доступным для лиц, изучающих западно-русскую старину, имеющееся в архиве Минского комитета собрание документов. С этой целью я старался передать по возможности подробное содержание актов, подчеркнуть характерные обороты речи и юридические термины. Некоторые документы приведены мною полностью и не только дословно, но и буквально, с сохранением своеобразной, порой заведомо ошибочной, даже для этого времени, орфографии, и лишь по техническим соображениям я позволил себе вынести в строку буквы из-под титлов”.

Благодаря данной публикации становится известным о составе архивов этого и других слуцких монастырей в ХVII — ХVIII вв., а также об архивах Слуцкой архимандрии, Слуцкого Спасского братства и др.

Таким образом, можно утверждать, что несмотря на все недостатки в деятельности данного комитета, равно как и его издания, о которых выше уже говорилось, он вольно или невольно вносил свой позитивный вклад в дело пропаганды идеи о необходимости собирания, упорядочения, охраны и использования исторических источников И в этом состоит главная заслуга минского и других аналогичных комитетов, существовавших в белорусских губерниях в данный период.

Подобные же цели преследовали и продолжавшие выходить под эгидой губернских статистических комитетов губернские ведомости, памятные книжки губерний, обзоры губерний и др. Кроме того, в этих изданиях было опубликовано значительное количество исторических источников, а также основанных на документах историко-геогра­фи­чес­ких и историко-статистических очерков, этнографических обзоров и др., представлявших в ряде случаев уникальную источниковую базу для изучения различных аспектов белорусской истории.

Важную роль в истории белорусской археографии в конце ХIХ — начале ХХ в. играла так называемая “частная археография”, т. е. публикация документов отдельными лицами, в большинстве своем не связанными с деятельностью государственных или общественных учреждений и организаций архивно-археографического профиля. Чаще всего ее вели историки, занимавшиеся исследованием истории Великого княжества Литовского, а также краеведы. Укажем лишь на некоторые подобные публикации, появившиеся в это время в Беларуси, Литве, России, Украине, Польше. Это — документальные издания С. А. Бершадского, Ф. И. Ле­онтовича, М. В. Довнар-Запольского, А. П. Сапунова и др.

Примером ярко выраженной политической археографии могут служить издания документов, предпринятые управлением Виленского генерал-губернаторства, а также музеем М. Н. Муравьева в начале ХХ в. Речь идет о 5 и 6 книгах “Виленского временника” (обе — в двух частях), представлявших собой публикации документов о войне 1812 г. и восстании 1863 г.

И в завершение лекции отметим археографическую деятельность Витебской ученой архивной комиссии, внесшей свой посильный вклад как в создание археографической базы по отечественной истории, так и особенно в подготовку кадров историков-архивистов и историков-археографов. Подробно об этом я говорил в соответствующей главе 1-го тома учебного пособия “Архивоведение Беларуси”, статьях, опубликованных в материалах конференций, посвященных 90-летию комиссии, 150-летию со дня рождения А.П.Сапунова, 140-летию начала деятельности Витебского центрального архива и др., к которым вас и отсылаю.

Подводя итоги археографической деятельности учреждений и организаций, частных лиц во второй половине ХIХ — начале ХХ в. отметим следующее. Ее расширение и активизация в значительной мере были обусловлены потребностями бурно развивавшейся исторической науки, требовавшей введения в научный оборот новых комплексов документальных источников. Существенное воздействие на развитие практической археографии в этот период оказывала деятельность местных историков-краеведов, а также профессиональных ученых-историков, которые параллельно с научными исследованиями вели и широкую публикаторскую работу. Решая сугубо политические, идеологические задачи, царская администрация в белорусских и литовских губерниях вольно или невольно стимулировала археографическую работу. С приходом в историческую науку и археографию М. В. Довнар-Запольского, Д. И. Дов­гялло, Б. А. Тарашкевича и др. можно связывать начало формирования в рамках общероссийской исторической науки элементов национальной белорусской археографии, которые получат свое развитие в деятельности Историко-археологической (впоследствии Археографической) комиссии Инбелкульта (позже — Белорусской Академии наук).

 

4 курс

Лекция 6. Организация археографической работы в Беларуси в первой четверти ХХ в.

После октября 1917 г. наряду со сменой государственного и общественного строя существенным образом меняется и “археографическая парадигма”. Вместо ранее господствовавшей уваровской триады “самодержавие—православие—великорусская народность”, под влиянием которой находилось большинство документальных публикаций, возникает новая формула “диктатура пролетариата—марксизм-ленинизм—интернационализм”, начинающая диктовать археографам, какие документы надлежит отбирать и издавать в первую очередь.

Что касается форм организации археографической работы в 1920-е гг., то здесь прослеживается сохранение определенной преемственности с дооктябрьским периодом. На место Виленской археографической комиссии, Витебского и Виленского центральных архивов древних актов, управления Виленского учебного округа приходят созданные в 1920-е гг. Археографическая комиссия Инбелкульта, Центрархив и Комиссия по собиранию и изучению документов по истории партии и Октябрьской революции (Истпарт Беларуси). Заметим, что именно последнее учреждение проявляло наибольшую активность в деле выявления и публикации документов соответствующей тематики, хотя его продукцию с большой долей условности можно отнести к археографической.

Издававшиеся Истпартом, а затем созданным на его базе Институтом истории партии и революционного движения документальные сборники отличали крайняя идеологизация и политизация, что обусловливало тенденциозность в отборе и передаче текстов публикуемых документов, характер составлявшихся к ним комментариев, низкий уровень археографической подготовки источников и т.п. Ставший в 1924 г. во главе Истпарта интернационалист С.Х.Агурский явно уступал монархисту М.О.Кояловичу, когда дело касалось теории, методики и практики археографии. Отсутствие специальной историко-археографической подготовки, низкий общеобразовательный и культурный уровень тех, кто возглавил историко-партийные учреждения республики обусловили и соответствующий уровень готовившейся ими документальной продукции .К числу особенностей, характерных для организации археографической работы в рассматриваемый период, следует отнести и исчезновение “частной археографии”, широко распространенной в Х1Х—начале ХХ вв.

Одной из главных идеологических задач органов Советской власти вскоре после их возникновения стало обличение царского самодержавия и Временного правительства. Существенную роль в ее выполнении призвано было сыграть обнародование документов, разоблачавших тайную дипломатию предыдущих правительств. Таким образом, с первых шагов большевики, не отличавшиеся оригинальностью в части “обличительного запала” от своих предшественников, решили поставить дело публикации документов на службу возглавляемой ими диктатуры пролетариата. Об этом недвусмысленно заявил их лидер, выступая с докладом о мире на Втором Всероссийском съезде Советов 26 октября (7 ноября) 1917 г: “Тайную дипломатию правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров[выделено нами—М.Ш.], подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 года”.

Сразу же вслед за ленинской речью в советских газетах, а также в виде отдельных изданий стали публиковаться документы, обнаруженные пришедшими к власти большевиками в российском Министерстве иностранных дел. В 1917—1918 гг. под редакцией помощника Л.Д.Троцкого, 24-х летнего матроса Н.Г.Маркина, отличавшегося, как и его начальник, склонностью к авантюризму и, вероятно, неуравновешенной психикой, были изданы 7 выпусков “Сборника секретных документов из архива бывшего Министерства иностранных дел”, ставшие, по мнению известного российского археографа А..Л.Попова “первым прорывом революции в запретную зону тайной дипломатии” . Они включали в себя тексты не подлежавших огласке договоров и соглашений, заключенных царским и Временным правительствами с иностранными государствами .

Аналогичным же (политическим) целям в это время была подчинена и архивно-археографическая деятельность в Беларуси. Об этом, в частности, может свидетельствовать следующий факт. Осенью 1918 г., вскоре после оставления кайзеровскими войсками Могилева, на чердаке городской Мариинской женской гимназии была обнаружена личная переписка последнего российского императора (около 3 тыс. телеграмм на русском, французском и английском языках). Могилевский ревком, очевидно, не без влияния “маркинских публикаций” принял решение издать эти документы, и только телеграмма председателя ВЦИК Я.М.Свердлова с настоятельным приказом переслать всю переписку в Москву помешала могилевским “археографам” реализовать свой замысел .

Обличительный же характер (но уже не царского самодержавия или Временного правительства, а польских оккупантов в Беларуси) носила и подготовленная руководителем военно-дипломатической миссии Рады Белорусской народной республики в Латвии и Эстонии полковником К.Б.Езовитовым книга “Белорусы и поляки: Документы и факты из истории оккупации Белоруссии поляками в 1918 и 1919 гг.” (издана в Ковно на нескольких европейских языках). Целью ее, по словам автора-составителя, являлось “опираясь на официальные и строго проверенные документы, нарисовать , поскольку это является в современных условиях возможным, оборотную картину польского хозяйничанья в Белоруссии, раскрыть перед глазами всех соседей Польши и ее высоких покровителей весь ужас польского произвола и заставить их, наконец, услышать стоны истязаемого белорусского народа” .

Книга состояла из двух частей: в первую было включено предисловие Министерства белорусских дел Правительства Литвы и краткий, в 12 страниц, очерк Езовитова с характерными заголовками подразделов: “Кто такие белорусы?”, “Кто такие поляки на Беларуси?”, “Для чего нужна полякам Белоруссия?” и т.п.; во вторую—собственно документы (их было помещено 33), хронологически охватывавшие период с 24 февраля 1918 г. по 17 августа 1919 г. Последние были выявлены в архивах Совета министров БНР, Министерства белорусских дел и личном архиве автора-составителя книги. Среди документов—мемориал Народного секретариата БНР, ноты Совета министров БНР по поводу польской агрессии, циркуляр Гродненской губернской управы, доклады, показания и заявления учреждений и граждан по поводу бесчинств польских оккупантов и т.п.

Завершало книгу заключение, в котором К.Б.Езовитов, реально оценивая сложившуюся ситуацию (“Россия охвачена пожаром гражданской войны, очень похожей на самоубийство. Украина, схваченная за горло большевиками и предательски пронзенная в спину польским штыком…”), призывал белорусский народ “взяться за оружие и заставить вмешаться Антанту в действия его дорогого детища—Польши” и в то же время “твердо вести национальную работу, подымая народное самосознание, освещая ум его школой, раскрывая глаза его на весь ужас польского владычества и воспитывая сознательное и упорное тяготение к национальному государственному строительству” .

Явно небольшевистский характер книги не помешал ей, тем не менее, удостоиться положительной рецензии в центральном историко-партийном журнале “Пролетарская революция”. Рецензент А.Еременко , в частности, отмечал, что “несмотря на то, что указанные документы собраны белорусскими националистами с целью повлиять на общественное мнение Европы—против польского насилия, и преследуют только революцию в буржуазно-националистических рамках, все-таки в них проскальзывают черточки, выходящие за узкие грани национальной революции… Несмотря на тенденциозность в подборе документов, сборник является заметным вкладом в исторические материалы о революции и контрреволюции в Белоруссии” .

Другая положительная рецензия на сборник Езовитова—Е.Хлебцевича—была опубликована в органе Наркомата по делам национальностей . Заметим, что ни в рецензиях, ни в самом сборнике не было и речи о принципах и методах публикации документов, поскольку издание последнего было предпринято в сугубо политических, а не научных целях.

Подобный же обличительный характер имели и другие издания, появившиеся примерно в это же время и содержавшие либо документальные приложения, либо обильное цитирование документов в аналитических авторских текстах: Навіна А. (Луцкевіч) Польская акупацыя у Беларусі. Вільно, 1920; Турук Ф.Ф. Белорусское движение: Очерк истории национального и революционного движения белорусов. С приложением образцов белорусской нелегальной литературы, важнейших документов белорусских политических партий и национальных организаций и этнографической карты белорусского племени, составленной акад. Е.Ф.Карским. М., 1921 и др.

Возвращаясь к теме становления белорусской советской археографии, отметим, что события 1919—1920-х гг.(оккупация западной части Беларуси войсками Польши, присоединение Витебской и Могилевской губерний к России) самым неблагоприятным образом сказались на состоянии практической археографии в республике. Вывоз архивов за пределы Беларуси лишал археографов документальной базы, без которой была немыслима сколько-нибудь эффективная археографическая деятельность. Данные обстоятельства диктовали необходимость решения вопросов как о возврате вывезенных из Беларуси архивов, так и о поисках, упорядочении и начале научного использования рассеянных по республике документальных собраний. Этому в значительной мере и была подчинена деятельность созданных в 1921 г. Истпарта Беларуси и Архивной комиссии Наркомпроса республики (последняя в 1922 г. была преобразована в Центрархив БССР). Сотрудники этих учреждений выявляли архивные документы белорусского происхождения в хранилищах Москвы, Ленинграда, других городов России, Закавказья, вели переговоры с представителями Центрархива России на предмет их возвращения в республику.

Вопросы реституции белорусских архивов стояли в центре внимания проходившей в мае 1924 г. Первой всебелорусской конференции архивных работников, а также состоявшегося в январе 1926 г. Первого съезда исследователей белорусской археологии и археографии. Эти два научные форма стали своеобразными вехами в истории археографии и архивоведения республики, к сожалению, не получившие впоследствии должного продолжения и развития.

О первой конференции белорусских архивистов написано немало . При этом авторы публикаций в российских и белорусских изданиях основное внимание уделяли освещению таких проблем, рассматривавшихся на форуме архивистов, как возвращение в республику вывезенных с ее территории архивных фондов, подготовка кадров архивных работников, упорядочение архивных документов и др. Об археографической же деятельности архивных и научных учреждений, о чем также шел разговор на конференции, упоминалось лишь вскользь . Между тем сам факт включения в повестку дня работы архивной конференции специального доклада об истории, теории и методике белорусской археографии свидетельствовал о понимании белорусскими историками и архивистами важности этой научной дисциплины и сферы деятельности научных и архивных учреждений, без развития и совершенствования которых были крайне затруднены получение и распространение исторических знаний, в целом развитие исторической науки в республике.

Непосредственным поводом для созыва конференции послужили как общественно-политические события, произошедшие в это время в республике (имеются в виду возвращение Беларуси из состава России Витебщины, Могилевщины, установление нового районирования, что вызывало необходимость реорганизации сети архивных учреждений), так и потребность обсуждения накопившихся вопросов теоретического и практического характера в области архивоведения и архивного дела. Конференция, по нашему мнению, сыграла заметную роль в истории отечественного архивоведения и архивного дела вследствие того, что это была одна из немногих встреч архивистов республики, на которой наряду с виднейшими представителями дореволюционного архивоведения и археографии участвовали и совсем еще юные архивисты, а также ученые-историки, руководители центральных органов управления республики. Среди делегатов конференции мы видим руководителей Центрархива Беларуси Д.Ф.Жилуновича, М.В.Мелешко, И.М.Барашко, Г.И.Бобровскиого, заведующих губернскими архивами, уездными отделами Центрархива Б.Р.Брежго, Д.И.Довгялло, И.В.Доминиковского, Э.К.Лейланд, П.Я.Тараймовича, а также представителей Белгосуниверситета В.И.Пичету, В.Д.Дружчица, И.А.Сербова и др.

На заседаниях конференции было заслушано и обсуждено 17 докладов. В их числе—носившие сугубо архивоведческий характер доклады Д.И.Довгялло—о составлении архивных описей; В.И.Пичеты—о деятельности разборочных комиссий; Б.Р.Брежго—о приемке, размещении и хранении архивных фондов; И.А.Ракова—о делопроизводстве и текущих архивах ведомств. Наряду с ними здесь прозвучали четыре доклада В.И.Пичеты: о деятельности Центрархива России, о влиянии договоров России с Польшей, Литвой и Латвией на состояние белорусских архивов, о пересмотре архивного законодательства Беларуси, о подготовке кадров архивных работников; два доклада Д.И.Довгялло: о положении архивного дела на Могилевщине, об археографических работах в Беларуси; два доклада Б.Р.Брежго: об архивах и архивном деле на Витебщине, о подготовке архивистов; доклад В.Г.Краснянского об истории минских архивов и др.

Наибольший интерес вызвали доклады Пичеты о влиянии заключенных Россией договоров с Польшей и прибалтийскими государствами на судьбы белорусских архивов и Довгялло—о белорусской археографии. Знавший все нюансы, связанные с реализацией Рижского мирного договора в части передачи польской стороне архивов (В.И.Пичета, как известно, был экспертом в Смешанной российско--украинско--польской комиссии), докладчик обратил внимание участников конференции на крайне неблагоприятную для российско-украинских (а значит и белорусских) архивов ст. Х1 договора . Согласно ей выдаче польской стороне подлежала значительная часть архивных материалов, созданных центральными и местными органами бывшего Великого княжества Литовского, а также документы тех белорусских земель, которые по договору отходили к Польше.

Центральное место в докладе В.И.Пичеты отводилось освещению “борьбы” за Литовскую метрику, которая на протяжении двух лет велась между польскими и российскими учеными и политиками. Пичета подчеркивал, что “Литовская метрика является основным материалом по изучению прошлого, культуры Беларуси; отсутствие ее не дает возможности белорусским ученым делать свои исследования, т.к. провинциальные архивы не дают для Беларуси ничего” .

По предложению Д.И.Довгялло в принятую конференцией резолюцию “О Литовской метрике” был включен специальный пункт с поручением Центрархиву обратиться в высший законодательный орган республики с тем, чтобы тот принял самые энергичные меры, направленные на недопущение вывоза в Польшу , Литву и другие страны архивных материалов белорусского происхождения, и прежде всего Литовской метрики. В резолюции также подчеркивалась необходимость возвращения в республику архивов, вывезенных с территории Беларуси в “дореволюционное время и во время разных оккупаций” Разговор о необходимости скорейшей реституции белорусских архивов, начатый в мае 1924 г., получит свое продолжение через полтора года на Первом съезде исследователей белорусской археологии и археографии, о котором пойдет речь ниже.

Как уже отмечалось, для нас особый интерес представляет доклад Д.И.Довгялло “Археографические работы в Белоруссии”. Инициатива его подготовки исходила от руководства Центрархива, обратившегося в начале 1924 г. к заведующему Могилевского губернского архива с предложением выступить на планировавшейся конференции с докладом об археографической деятельности в Беларуси, “сделав обзор предшествовавшим археографическим работам, [отметив]необходимость таких работ, их возможность при современном состоянии архивов и пути для их осуществления” .

В соответствии с рекомендациями Довгялло выделил в докладе пять разделов, изложив в них, насколько это было возможным, не только вековую историю белорусской археографии, но и некоторые вопросы теоретического и методического характера. В докладе содержался обзор основных археографических изданий Виленской археографической комиссии, Виленского и Витебского центральных архивов древних актов, управления Виленского учебного округа, Виленской публичной библиотеки, канцелярии Виленского генерал-губернатора и других учреждений и частных лиц, занимавшихся в Х1Х—начале ХХ вв. изданием документов.

Самостоятельный научный интерес представляли положения доклада, которые могут быть отнесены к теоретическим: определение предмета археографии, критериев выбора объекта публикации и т.п. Они свидетельствовали об уровне археографической мысли в республике в 1920-е гг., без учета которой наши представления о состоянии археографии в этот период были бы неполными.

Как следовало из доклада, Д.И.Довгялло не отождествлял археографию только с эдиционной деятельностью. Созвучно современным сторонникам толкования археографии в “широком смысле” докладчик считал, что “В собственном смысле археография обнимает описание и научное издание в печати разных архивных материалов, служащих историческими первоисточниками”. С учетом данного обстоятельства он вполне правомерно включил в свой обзор белорусских археографических изданий наряду с “Актами Виленской археографической комиссии” и другими серийными документальными изданиями Витебского центрального архива древних актов, управления Виленского учебного округа и др. и “Описи документов Виленского центрального архива”, “Описание рукописного отделения Виленской публичной библиотеки”, “Описание Витебского центрального архива древлехранилища”, описание архива Полоцкой духовной консистории и др.

К разряду археографических Довгялло относил лишь научные издания документов, “служащих историческими первоисточниками”, и могущих таким образом удовлетворить запросы историков-исследователей. Смысл, который он вкладывал в понятие “научное издание”, раскрывался в заключительном разделе доклада, названном “Замечания о методе работы”.Основным критерием отнесения изданий к разряду научных докладчик считал полноту и точность передачи текстов публикуемых документов (“без самомалейших изменений или выпусков, а тем более добавлений”). Вторая особенность, характерная для научных изданий, сводилась Довгялло к наличию плана работы, “который гарантировал бы выпуск в свет в ближайшую очередь самонужнейших для разработки истории белорусского народа материалов”

С учетом собственного опыта, накопленного в сфере эдиционной археографии, Д.И.Довгялло выбор объектов публикации напрямую связывал с историографическим и архивоведческим факторами. Применительно к определению конкретных документальных комплексов, подлежавших первоочередной публикации, первый, по его мнению, проявлялся в недостаточности изучения отечественной историографией истории аграрных волнений в белорусских губерниях в середине Х1Х в., революционного движения в 1904-1905 гг.; второй—в наличии в губернских архивах соответствующих документов—инвентарей, уставных грамот и дел, связанных с освобождением крестьян. Учет этих двух факторов и должен был определить те “самонужнейшие” комплексы документов, заслуживавшие первоочередной публикации.

Крайне любопытными и до настоящего времени остающимися актуальными представляются выводы ученого относительно задач археографической публикации. Последняя, по его мнению, призвана не только способствовать расширению источниковой базы для проведения исторических исследований, но и одновременно служить действенным средством проверки точности ранее опубликованных документов. Последнее обстоятельство имело очень важное значение, если принять во внимание тенденциозность значительной части дореволюционных археографов, которая проявлялась не только в выборе источников для публикации, но и в полноте и точности передачи их текстов, характере предисловий, примечаний и даже указателей. Эта тенденциозность, вне всякого сомнения, была обусловлена как характером официальных учреждений архивно-археографического профиля, в которых работали археографы, так и приверженностью последних господствовавшей в стране официальной идеологии.(В этом смысле не составлял исключения и сам докладчик, занимавший в конце Х1Х—начале ХХ вв. не самые нижние ступени в российской Табели о рангах и верой и правдой отрабатывавший свои чины и ордена ).

Вместе с тем Д.И.Довгялло в отличие от своих коллег на Украине (например, П.А.Билыка) и в России (А.А.Сергеева и др.) не оценивал однозначно нигилистически всю дореволюционную археографическую продукцию. Справедливо отмечая присущий ей тенденциозный характер (“Не требует доказательств то мнение, что три кита лежали в основе казенных изданий по истории: православие, самодержавие и великорусская народность” ), Д.И.Довгялло в то же время не исключал возможности использования опыта, накопленного в процессе более чем полувековой деятельности виленских и витебских архивно-археографических учреждений. Более того, его заключительное слово на конференции прямо свидетельствовало о том, что Довгялло был сторонником использования ранее существовавших в белорусских и литовских губерниях и оправдавших себя форм организации археографической деятельности. Он, в частности, предлагал создать в Минске археографическую комиссию, которая бы “пачала падгатоўку для выдання матэрыялаў па гісторыі Беларусі і гэтым самым працягнула тую працу, якая праводзілася да рэвалюцыі” .

Правда, конференция оставила без внимания данное замечание докладчика. В принятой резолюции отсутствует запись о целесообразности создания в Минске археографической комиссии. Конференция ограничилась лишь констатацией факта о наличии в Беларуси археографических работ, имевших научную ценность и признала необходимым “аднавіць як найхутчэй выданне матэрыялаў па вывучэнню гісторыі беларускага народу ў Х1Х—ХХ стст., якія з’яўляюць асабліва вялікі інтарэс і [па] гісторыі Беларусі”.

 

Лекция7. .Создание Историко-археологической (Археографической) комиссии Инбелкульта. Первый съезд исследователей белорусской археологии и археографии.

Очевидно, не без влияния доклада Д.И.Довгялло на архивной конференции 1924 года и особенно благодаря его активной научной и организаторской деятельности, начавшейся сразу же после переезда ученого в Минск, археографическая работа в республике вскоре получила организационное оформление. Руководство ею было возложено на Историко-археологическую секцию Инбелкульта, созданную 24 февраля 1925 г. Ее возглавил В.И.Пичета... Последний, занимая ряд ответственных должностей (в том числе и ректора Белгосуниверситета), отнимавших много времени и сил, обратился к М.В.Довнар-Запольскому и Д.И.Довгялло с предложением возглавить работу по организации и координации археографической деятельности в республике. Предложение Пичеты было принято и летом 1925 г. оба ученых переехали в Минск (первый—из Баку, второй—из Могилева), где активно включились в работу секции .

1 октября 1925 г. в структуре Историко-археологической секции была создана одноименная комиссия, которой поручалось осуществление в республике археографической работы. Первым ее председателем стал М.В.Довнар-Запольский, секретарем—Д.И.Довгялло. Формально называясь Историко-археологической комиссией (название Археографической она получит в 1927 г., после реорганизации Инбелкульта), фактически, по характеру выполняемой работы, это была Археографическая комиссия, о чем и писал в 1927 г. Д.И.Довгялло в своей записке “Архэографічная камісія”, направленной в президиум высшего научного учреждения республики: “ Пры Акадэміях навук СССР, УССР, пры Кракаўскай акадэміі працуюць камісіі архэографічныя. З 1 кастрычніка 1925 г. Архэографічная комісія заснавана прі Інстытуце беларускай культуры. Усе камісіі гэтыя працуюць над розшукамі, апрацоўкай і выданьнем у друку крынічных матар’ялаў, іх перапіскай, усебаковым іх вывучэньнем з боку архэографічнага. Гэту устаноўку мае і Архэографічная камісія ІБК” .

Буквально через неделю после конституирования комиссии, 8 октября 1925 г. ее председатель и секретарь представили в президиум Инбелкульта доклад с обоснованием необходимости продолжить издание актов Литовской метрики, начатое еще дореволюционной Петербургской археографической комиссией. При этом они справедливо полагали, что “у цяперашні час ніводная установа РСФСР ужо не прыйме на сябе працы і расходаў па падоўжаньню гэтага выданьня”. Целесообразность данной работы авторы доклада обосновывали научным значением составлявших Метрику документов как источников для изучения белорусской истории ХУ—ХУ111 вв.: “Кожнаму дасьледчыку беларускай старажытнасьці да ХУ111 ст. добра вядома, што без скарыстаньня Літоўскай метрыкі нельга асьвятліць усякае пытаньне і што з вывучэньня гэтае крыніцы патрэбна пачынаць дасьледчую працу па гісторыі Беларусі”.

Одновременно комиссией был составлен и представлен в президиум Инбелкульта список архивных фондов, вывезенных в разное время с территории Беларуси. 17 октября 1925 г. на заседании комиссии принимается решение об издании “першага тому гістарычных дакументаў”. И хотя название проектируемого сборника в решении комиссии отсутствовало, нетрудно предположить, исходя из ссылки на упоминаемый в протоколе заседания “Белорусский архив древних грамот” И.И.Григоровича, что такое же название и инбелкультовского сборника документов не вызвало ни у кого возражений. Оно не только символизировало сохранение и продолжение традиций отечественной археографии, заложенных в 1824 г., но и сразу же указывало на национальный характер готовившегося документального издания—“Беларускі архіў”. Предполагалось ежегодно выпускать по одному тому объемом не менее 40 печатных листов. В выше упоминавшейся записке Д.И.Довгялло “Архэографічная камісія” отмечалось, что к 1933 г. должны были быть изданы семь томов “Беларускага архіва” . Однако, как увидим далее, эти планы не были реализованы в полном объеме вследствие ряда объективных и субъективных причин.

Помимо серийного документального издания комиссия предполагала готовить и публикации учебного типа в форме небольших брошюр (до 3 печатных листов). Они должны были содержать важнейшие документы по истории Беларуси и таким образом помогать студентам овладевать работой с историческими источниками. Необходимость такого издания была очевидной для Д.И.Довгялло, начавшего с 1 октября 1925 г. читать разработанный им курс лекций по источниковедению истории Беларуси для студентов социально-исторического отделения педагогического факультета Белгосуниверситета. (Заметим, что данный курс носил комплексный характер: помимо сугубо источниковедческих сюжетов он давал представление об основах архивоведения и археографии) .

Был разработан план издания библиотечки исторических источников по истории Беларуси, в ноябре 1925 г. направленный в методический кабинет Наркомпроса республики и не встретивший там возражений. В соответствии с ним должны были быть опубликованы фрагменты древнерусских, белорусско-литовских летописей, немецких и польских хроник, а также ряд источников актового, законодательного характера и др.. По замыслу составителей (М.В.Довнар-Запольского, Д.И.Довгялло, В.И.Пичеты и др.) каждая брошюра должна была включать короткое предисловие формального характера (“бо кожны, карыстаючыся матэрыяламі, больш ці менш дасканала сам разбярэцца у ім, ці атрымае у гэтым патрэбнае асвятленьне ад выкладчыка”), самые необходимые примечания, поясняющие “ цемные мейсцы тэксту” и в конце—небольшой словарь старобелорусских слов и выражений. Документы на старобелорусском, древнерусском, старопольском языках публиковались без перевода; латинские тексты давались в переводе на белорусский язык (перевод согласился сделать Б.И.Эпимах-Шипилло). К сожалению, это весьма важное начинание комиссии не было реализовано. Как не была издана и книга филиграней ХУ1—ХУ11 вв., подготовленная Д.И.Довгялло с участием руководителя кафедры истории искусства Инбелкульта Н.Н.Щекотихина по актовым книгам Метрики .

Осенью 1926 г. вследствие травли, которой М.В.Довнар-Запольский подвергся со стороны ЦК КП(б)Б из-за попытки издать книгу “История Белоруссии”, ученый вынужден был покинуть Беларусь. Руководство комиссией перешло к В.И.Пичете, а сама она была причислена к кафедре истории белорусского права Инбелкульта, которую также возглавлял ученый. Фактически единственным сотрудником комиссии оставался Д.И.Довгялло. В 1928 г. занимаемая им должность секретаря была переименована в должность “ученого специалиста археографии”, хотя в некоторых официальных документах 1930 года он по-прежнему называется “ секретарем Археографической комиссии” . К деятельности Археографической комиссии (а точнее, к археографической работе Д.И.Довгялло ) мы еще вернемся, познакомившись с итогами работы Первого съезда исследователей белорусской археологии и археографии.

Целью данного съезда, проходившего 17—18 января 1926 г. в Минске, являлось подвести первые предварительные итоги осуществлявшихся в Беларуси археологических изысканий, но самое главное—обратить внимание научной общественности, руководства республики на бедственное положение белорусских архивных, музейных, библиотечных собраний. Анализ прозвучавших на съезде докладов, сообщений, а также принятых по ним резолюций свидетельствует, что работа первого форума белорусских историков, архивистов, археологов носила преимущественно информационно-пропагандистский, нежели научный характер. Исключение составлял, на наш взгляд, доклад будущего известного белорусского археолога А.Н.Левданского о белорусских городищах, не публиковавшийся в “Трудах” съезда . Заметим также, что собственно археографические вопросы занимали сравнительно небольшое место в работе съезда.

В ходе работы трех заседаний были заслушаны и обсуждены 12 докладов (четыре из них полностью напечатаны в “Трудах” съезда, остальные даны в виде изложений в протоколах заседаний) .

Как уже отмечалось, большинство докладов носило информационный характер. Это относится к двум выступлениям М.В.Довнар-Запольского о старых белорусских архивах, находившихся за пределами Беларуси (они были основаны на еще дореволюционных записках ученого, которые не отличались полнотой); Д.И.Довгялло—о Литовской метрике ( его докладчик считал конспектом двух статей о Метрике Довнар-Запольского и известного описания С.Л.Пташицкого); М.В.Мелешко, А.Ясенева, В.Дмитриева—об архивном деле в Беларуси; П.Харламповича, Я.Василевича, И.Б.Симановского—о музеях и библиотеках республики и др.

Лаконичность опубликованных материалов (оригиналы протоколов и др. материалов съезда не сохранились) не дает возможности составить более или менее полное представление о характере обсуждавшихся на съезде вопросов, точках зрения его участников по тем или иным вопросам. Резолюции же (а их было принято шесть: “Аб Літоўскай мэтрыцы”, “Аб беларускіх архіўных фондах за межамі БССР”, “Аб архэолегічных досьледах”, “Аб музэйнай справе ”, “Аб Цэнтрархтве БССР і яго аддзелах”, “Аб звароце бібліотэк ”) лишь фиксировали окончательные решения.

В первой резолюции съезд, как и архивная конференция 1924 г., счел необходимым довести до сведения правительства Беларуси мнение о целесообразности оставления Метрики в пределах СССР, “бо яна з’яўляецца гістарычнай уласнасцю працоўных Беларусі”.. Далее, ссылаясь на имевшееся принципиальное согласие соответствующих органов России передать Метрику в Беларусь, съезд подчеркнул необходимость сделать это как можно скорее.

Особый интерес представлял третий пункт данной резолюции, имевший, несмотря на свой декларативный характер, прямое отношение к предмету археографии. Он, в частности, гласил:”...зьезд лічыць: а) бязумоўна неабходным выданьне Літоўскай мэтрыкі ў друку у мэтах даступнасьці яе для шырокіх колаў грамадзянства і найбольшага навуковага яе скарыстаньня...” .

Затрагивала вопросы археографии и резолюция “Аб архэолегічных досьледах ”. Во втором ее пункте говорилось: “З абмену думак выясьнілася, што ранейшыя выданьні Літоўскага статуту зьяўляюцца бібліографічнай рэдкасьцю і не здавальняюць навуковым патрабаваньням. З гэтае прычыны зьезд зьвяртае ўвагу Інбелкульту на неабходнасьць прыняцьця належных крокаў да выданьня Літоўскіх статутаў—як навуковага характару, так і для навучальных патрэб” .

Приведенный фрагмент резолюции любопытен в двух аспектах. Во-первых, включение в резолюцию “Об археологических исследованиях” вопросов, связанных с переизданием пеисьменных источников не может не свидетельствовать о том, что белорусские историки в тот период не дифференцировали памятники на археологические и археографические, продолжая традиционно рассматривать археографию как часть археологии. Во-вторых, здесь налицо попытка классифицировать археографические издания по типам: научного типа (“ навуковага характару”) и учебного типа (“для навучальных патрэб”). К сожалению, повторимся, из материалов съезда не видно, какой обмен мнениями по поводу переиздания статутов состоялся среди участников съезда, кто был инициатором постановки этого вопроса и т.п. Отметим лишь, что эта, как и предыдущая резолюция осталась нереализованной тогда в Беларуси: первое научное издание Статута ВКЛ 1529 г. будет предпринято в Минске лишь в 1960 г.(под редакцией известного литовского ученого К.И.Яблонскиса). Правда, вскоре после съезда научное и учебное издания статутов ВКЛ действительно появятся, но не в Беларуси, а в Литве и в России. В 1934 г. подготовленный к изданию И.И.Лаппо Статут 1588 г. увидит свет в Каунасе; в 1936 г. фрагменты трех редакций Статута ВКЛ будут изданы в подготовленной профессором Ленинградского университета И.И.Яковкиным хрестоматии “Законодательные акты Великого княжества Литовского”.

 

Лекция 8.. Инбелкультовские археографические издания . Археографическая деятельность В.У.Ластовского.

Говоря о деятельности Историко-археологической (Археографической) комиссии Инбелкульта, нельзя не отметить, что она могла состояться лишь благодаря поистине подвижнической работе Д.И.Довгялло, его огромному опыту по изданию документов, накопленному в прошлом. В 1927 г. увидел свет составленный им 1-й том “Беларускага архіва”--первого белорусского (советского) археографического издания. Он был издан тиражом 600 экз под редакцией А.Смолича.

План тома, как уже отмечалось в предыдущей лекции, был утвержден на заседании комиссии 17 октября 1925 г. Он определял его состав, структуру, формат, особенности передачи текста публикуемых документов и т.п. В нем, в частности, отмечалось: “Пры друку ніякіх асобнасьцей архэографічнага пісьма арыгітнала не уводзіць, за выключэньнем цітулаў, якія не раскрываць. Фармат выданьня узяць з скарынінскага зборніку[имелся в виду уже подготовленный к этому времени сборник статей “Чатырохсталецьце беларускага друку. 1525—1925”, который будет издан в 1926 г.—М.Ш ] у 2 калонкі. Шрыфт—звычайны корпус. Тыя граматы, якія будуць знойдзены надрукаванымі у Беларускім архіве, выданьня 1824 г.лічыць неабходным надрукаваць з погляду бібліографічнай рэдкасьці вызначанага выданьня, дзеля зьмяшчэньня у прадмове тому першага актаў зробіць бібліографію надрукаваных дакументаў па гісторыі Магілева”.

При знакомстве с томом бросается в глаза очевидная схожесть его структуры, археографического оформления документов, состава научно-справочного аппарата с изданиями Виленской археографической комиссии, Витебского центрального архива древних актов и это вполне понятно, учитывая причастность к изданию последних Д.И.Довгялло. Вместе с тем составитель попытался сгруппипровать документы в томе не по тематическому принципу, как это имело место в большинстве готовившихся им в конце Х1Х—начале ХХ вв. изданий, а по принципу происхождения документов. Он выделил “Справы вышэйшых устаноў” (имея в виду Раду и Сейм Великого княжества Литовского), “Справы мясцовых устаноў” (“Акты да гісторыі Магілеўшчыны”) и “Справы Скарбу ВКЛ”.

В первом разделе, охватывавшем период с 1548 по 1566 гг., были опубликованы помимо “Угоды Рады ВКЛ с Сигизмундом 11 Августом” 42 письма Сигизмунда к Я.Ходкевичу и Е.Воловичу, относившиеся ко времени работы Брестского сейма 1566 г. Письма публиковались на языке оригинала (польском), однако каждому из них предшествовало краткое изложение содержания на современном белорусском языке, подготовленное составителем сборника.

Самый обширный раздел тома—второй; он включает 134 документа за 1562—1697 гг.; в третий вошли четыре документа исключительно финансово-экономического характера общегосударственного значения.

Наряду с собственно документами том содержал оглавление, предисловие, географический, именной и предметный указатели. В обширном предисловии составитель отметил особое значение публикуемых документов в связи с отсутствием в Беларуси старых архивных фондов, подробно остановился на характеристике их содержания, указал место хранения (документы первого и третьего разделов печатались по копиям, снятым М.В.Довнар-Запольским в архивах Кракова, Варшавы, Ленинграда и Москвы; копии для второго раздела были сделаны самим Довгялло с хранившейся в рукописном отделе Могилевского музея книги, составленной, как установил Довгялло в 1678 г. одним лицом (в курсе лекций по источниковедению истории Беларуси он говорил, что книга была переписана в Могилевском магистрате в 1691 г.) и затем дополнявшейся вплоть до 1709 г.).

Целью предисловия, по словам Д.И.Довгялло, являлось “даць некаторыя рэдакцыйныя тлумачэнні, патрэбныя для тых дасьледчыкаў, якія не маюць заўседы пад рукамі справачнай гістарычнай літаратуры і вымагаюць высвятленьня гістарычнай каштоўнасьці найбольш складаных і таму цяжкіх дакументаў”. Большое внимание Довгялло уделил характеристике “довнарских” документов, привлекая для этого исследования российских и польских историков (из 19 страниц предисловия 13 занимает как раз-таки анализ источников 1-го раздела). И лишь около страницы Довгялло отвел характеристике документов “своего” раздела, ибо полагал, что достаточно ознакомиться с оглавлением, чтобы представить себе характер документов (это были привилеи Могилеву на магдебургское право, выдававшиеся начиная с 1562 г.). Единственное, что счел необходимым отметить составитель применительно к документам данного раздела, это указать на их значение как источника по истории первых 120 лет существования Могилева при магдебургском праве, особенности языка (он подчеркнул, что начиная с первой четверти ХУ11 в. документы составлялись на польском языке, но с заголовками на старобелорусском).

Собственно археографическая часть предисловия заняла буквально семь строк: “Пры выданьні захоўваўся правапіс і скарачэньні, ужытыя ў копіях дакументаў, якія былі ў Камісіі, і...Камісія мела магчымасьць сама навочна праверыць матэрыялы з архіваў магілеўскіх. Надрукавана літаральна згодна з тым, што было у руках Камісіі. Толькі у перадачы вялікіх літар зроблена выключэньне: вялікія літары ужыты толькі для назваў геаграфічных і асоб” .

Что касается передачи текста, то здесь Д.И.Довгялло строго придерживался оригинала, сохраняя заголовки документов и допуская лишь замену вышедших из употребления букв кириллического алфавита на соответствовавшие им современные. В “Змесце” он привел все заголовки вошедших в том документов в переводе на современный белорусский язык. Четко обозначены легенды к документам первого и третьего раздело: ссылки на места хранения указаны после каждого документа. Что касается “своего” раздела, то здесь Довгялло совершенно оправдано, с учетом того, что все его документы взяты из одной книги, ограничился указанием полной легенды лишь к первому, публикуемому в данном разделе документу: “З Магілеўскага дзяржаўнага музэю, рукапіснае аддзяленьне, кніга 78”; в последующих случаях указывались ссылки только на лист этой книги. Текстуальные примечания и примечания по содержанию в томе отсутствуют; все указатели составлены по смешанному, русско-латинскому алфавиту. К недостаткам данного тома следует, на наш взгляд, отнести то, что к ранее издававшимся документам отсутствовали справки с указанием на предыдущие публикации .

Первое белорусское археографическое издание было замечено в Москве, Киеве, Риге. С.Н.Валк в “Обзоре документальных публикаций”, помещенном в 3-м номере журнала “Архивное дело” за 1928 г., писал о нем буквально следующее: “Надо отметить, что несмотря на несомненную спешку в подготовке, этот первый том, тем не менее, отличается тщательностью работы, вниманием к требованиям археографии и хорошей внешностью”. Украинский исследователь истории магдебургского права С.Иваницкий подробно анализировавший опубликованные в томе 134 акта, выданных Могилеву, также высоко оценил первый том “Беларускага архіва” . Рецензией на том откликнулся и недавний коллега составителя Б.Р.Брежго, в 1925 г. переехавший из Витебска в Ригу .

Еще более удачным, как по выбору объекта публикации, так и особенно по уровню археографической подготовки, оказался второй том “Беларускага архіва”, вышедший в 1928 г. По авторитетному мнению Н.Н.Улащика он стал “вершиной редакторской и источниковедческой деятельности Д.И.Довгялло”. Его составила 16-я книга записей Литовской метрики, которая представляла собой акты Витебского и Полоцкого гродских судов за 1530—1539 гг. Издавая ее, Инбелкульт тем самым приступал к реализации резолюции Первого съезда исследователей белорусской археологии и археографии “Аб Літоўскай мэтрыцы”.(Объективности ради заметим, что ни по происхождению, ни по содержанию книга не имела отношения к Метрике, что и было оговорено составителем в предисловии к тому).

Выскажем предположение, что копия с этой книги , хранившейся в Московском архиве Министерства юстиции, переименованном после июня 1918 г. в Первое московское отделение юридической секции Единого государственного архивного фонда (ЕГАФ), была сделана Д.И.Довгялло еще в бытность его заведующим Могилевского губернского архива, т.е. задолго до принятия Инбелкультом решения о ее издании.

Приступая к работе над книгой, Довгялло имел довольно много образцов аналогичных изданий и, прежде всего, выполненные на высоком для своего времени научном уровне 20, 27, 30, 33 тома “Русской исторической библиотеки”, изданные Петербургской археографической комиссией в 1903—1915 гг. (В них, как известно, полностью были опубликованы несколько книг записей, книг судных дел, книг публичных дел Метрики и др.). Данное обстоятельство составитель и отметил в предисловии к тому: “Наогул пры друку захоўваліся тыя правілы, якія ў свой час былі устаноўлены Археографічнай камісіяй для выданьня Літоўскае мэтрыкі”

В отличие от первого тома, в этом Д.И.Довгялло при передаче текстов актов старался сохранить все их особенности, даже несмотря на то, что они переписывались в конце ХУ1 или начале ХУ11 вв. Были сохранены “іа” (“йотованное а”), “омега”; правда, вместо “малого юса” и “ижицы” Довгялло употреблял “я” и “у”. Все, написанные под титлами слова, им были раскрыты с заключением в квадратные скобки восстановленных букв; внесены в строку надстрочные буквы; слитно написанные в оригинале предлоги отделены (“увовторок”—“у в овторок”, “довитебска”—“до Витебска” и т.п.)

Как и в первом томе, здесь, учитывая несоблюдение переписчиком книги хронологической последовательности расположения актов, а также присутствие заголовков лишь к их части, Довгялло провел большую работу по систематизации материала, отразив это в оглавлении. Все, составленные им на современном белорусском языке заголовки к документам, включая и к отсутствовавшим в оригиналах, расположены по хронологическому принципу с отсылкой к номерам актов, что не затрудняет работу с томом. В оглавлении составитель сообщил пользователю сборником сведения о наличии (или, наоборот, отсутствии) заголовков документов, давая во втором случае “звездочку”, в первом –проставляя буквы “Б” или “П”, что обозначало не только наличие заголовка, но и язык, на котором он составлен: белорусский или польский. Имевшийся в книге собственный перечень к части актов (216 номеров из всех 415) составитель привел в конце, справедливо считая его продолжением основного текста.

Открывало том обстоятельное предисловие, составленное из четырех разделов. В первом, названном составителем “Кніга запісаў № 16”, давалась палеографически--источниковедческая характеристика публикуемого источника с указанием его объема, времени составления, внешнего вида, особенностей бумаги и ведения записей. Здесь же давались описания филиграней, отмечалось наличие нумерации, помет и т.п. Д.И.Довгялло высказывал предположение, что книга была составлена в середине ХУ1 в. Затем, по его мнению, книга вследствие изношенности могла быть переписана или отдельно, или во время массовой переписки книг Метрики, которая велась в конце ХУ1—начале ХУ11 вв. На основе анализа филиграней (в этом ему помогал Н.Н.Щекотихин) Д.И.Довгялло пришел к выводу, что книга могла быть переписана в 1602 г. Исследовав количественный состав актов книги за разные годы (52—за 1530 г.; 36—за 1531 г.; 61—за 1532 г.; 149—за 1533 г.; 50-за 1534 г. и т.п.) Довгялло пришел к выводу, что они представляют собой ни что иное, как остатки судебных дел и актов бывшей канцелярии витебского, а затем полоцкого воеводы Яна Глебовича. Он вполне обоснованно предположил, что книга велась воеводским писарем в Витебске в 1530-1532 гг., когда Глебович был витебским воевоодой а затем продолжала вестись в 1533—1539 гг. в Полоцке, куда в качестве воеводы переехал Глебович. “Калі ж Ян Юравіч Глябовіч пачаў новы этап сваей службовай дзейнасьці,-- отмечал Довгялло,-- усе кнігі яго канцэлярыі з Полацку (сумесна з віцебскімі) трапілі в Вільню, дзе знайшлі невядома калі і чаму месца для сябе ў Дзяржаўным архіве Літоўскай мэтрыкі” . Как известно, Ян Глебович был канцлером ВКЛ, в ведении которого находилась так наз. Большая метрика; отсюда можно предположить, что переписанные акты Витебского и Полоцкого гродских судов (с нарушением хронологической последовательности их размещения в книге) по его приказу были переданы в архив великокняжеской канцелярии, где впоследствии по систематизации С.Л.Пташицкого и составили 16-ю книгу записей.

Во втором разделе предисловия составитель дал характеристику публикуемым актам, сгруппировав их по содержанию (о землевладении и землепользовании, о праве на наследство, об уголовном праве, о истории Витебска и Полоцка и т.п.). Особо Довгялло выделил документ № 305—о цыганах в Полоцке, поскольку этот акт им был использован при подготовке статьи “Цыгане на Беларуси”(опубликована в 12-м номере журнала “Наш край” за 1926 г.) и документы № 372, 373, имевшие отношение “да Полацкае слыннае фаміліі Скарынаў”.

Третий раздел Довгялло специально посвятил изложению методов датировки актов. Здесь составитель объяснил, каким образом он устанавливал время создания того или иного документа. Целесообразность проведения подобной работы Довгялло усматривал в том, что она должна “дапамагчы шырокім колам дасьледчыкаў карыстацца кожным актам паасобку, што без больш-менш детальнага вывучэньня кожнага акту цяжка”.

Особый интерес представляет заключительный раздел предисловия, названный “Заўвага аб мове актаў і метаде выданьня”. В нем составитель подчеркивал, что книга записей написана кириллицей на белорусском языке. “Нават у тых загалоўках, -отмечал он,-- якія маюцца да пэўнай колькасьці актаў і зроблены лацінкай, фактычна заўважаецца пераважна беларуская транскрыпцыя і нават мова, за невялікім выключэньнем”. В качестве примеров Довгялло привел ряд заголовков и выражений из документов, хотя и написанных латинской графикой, но по существу—по-белорусски. Отмечая хороший белорусский язык актов, составитель в то же время обращал внимание пользователей на далеко не выдержанные правила правописания. Он, в частности, указывал на путаницу с употреблением после твердых “р”, “ж”, “ч”, “ш” мягких “і”, “е”, “я” и твердых “ы”, “о”, “а” без какой- либо последовательности: “маръшалок”, “нашого”, “подскаръбей”, “дворанин” и в то же время—“вчинил”, “поручил” и т.п. Довгялло обратил также внимание на наличие в текстах ошибок писцов и переписчиков. Причины нарушения правописания и наличие значительного количества ошибок “механического характера” он объяснял тем, что “перад намі копія, зробленая прытым у досыць позьні час”. С учетом данного обстоятельства он справедливо отмечал, что “з мовазнаўчага погляду гэтыя акты не даюць такога каштоўнага матэрыялу, як з боку праўнага і гістарычнага” .

Высокий научный уровень тома дополняли географический, именной и предметный указатели, причем первым двум предпосылались списки сокращений. Таким образом 2-й том “Беларускага архіва” можно считать не только “вершиной редакторской и источниковедческой деятельности ” Д.И.Довгялло, но и образцом белорусских археографических изданий, превзойти который не удалось современным белорусским археографам.

Ставший заключительным третий том “Беларускага архіва” готовился Д.И.Довгялло параллельно с предыдущим. В течение двух с половиной месяцев (с 15 июня по 1 сентября 1927 г.) он работал в архивах и рукописных отделах библиотек Москвы, выявляя документы для сборника. На этот раз объектом публикации были избраны материалы. относившиеся к истории Минска, начиная с ХУ и до конца ХУ111 в., которые логически продолжали могилевские и полоцко--витебские акты, введенные в научный оборот в первых двух томах “Беларускага архіва”

Завершение работы над томом по времени совпало с реорганизацией высшего научного учреждения республики, а также прокатившимися по Беларуси арестами в связи с делом о так наз. “Саюзе вызвалення Беларусі”, инспирированным спецслужбами. В соответствии с решением президиума созданной на базе Инбелкульта Белорусской академии наук от 15 октября 1929 г. в структуре последней был создан Институт исторических наук. Его директором стал В.М.Игнатовский, заместителем—В.Д.Дружчиц, секретарем—Д.И.Довгялло.

Третий том даже по внешнему оформлению отличался от двух предыдущих: на обложку вынесено название “Менскія акты” и годом издания обозначен 1931, в то время, как на титульном листе воспроизведено название серии—“Беларускі архіў” и год издания указан 1930. Даже беглого взгляда достаточно для того, чтобы сделать предположение о спешке, с которой готовился этот том: тексты документов передавались по “облегченному варианту”—без раскрытия титлов, с немногочисленными примечаниями, касавшимися в основном уточнений или обоснований датировки документов, отсутствовало предисловие (случай, безусловно, уникальный для изданий научного типа в форме серии!). Правда, легенды есть ко всем документам, включая и к тем, которые ранее уже публиковались; их составитель поместил перед текстом. Открывавший том “Зьмест” давал представление о степени оригинальности включенных в него документов: из 247 лишь 24 ранее публиковались.Большинство документов относилось к ХУ11 в. (124); документов ХУ111 в. опубликовано 65; ХУ1—51; ХУ—7.Наряду с московскими архивами и библиотеками документы для тома были выявлены Д.И.Довгялло и в Минском историческом архиве (книги цеховых дел).

Объединяющим началом этого тома являлся Минск: здесь были опубликованы все привилеи городу на магдебургское право, начиная с 1499 г., а также подтвердительные привилеи, документы о городской торговле, взимании податей, строительстве церквей и острогов, открытии аптек; уставы и книги различных цеховых объединений и т.п. Завершали том географический и именной указатели, составленные по такому же, что и в первом томе, принципу.

Не отличаясь таким высоким научным уровнем, как второй том, этот завершающий, тем не менее, представлял собой добротно подготовленное документальное издание, предназначавшееся для изучения региональной истории (Минск за 400 лет).

Из инбелкультовских археографических изданий, вышедших в 1927 г., следует остановиться еще на двух сборниках: “Сацыялістычны рух на Беларусі ў пракламацыях 1905 году” (подготовлен секцией по изучению революционного движения в Беларуси) и “Rok 1863 na Minszczyznie (Materjaly archiwum wydzialu 111 w kancelarji cesarskiej” (подготовлен польским отделом).

Основную составительскую работу над первым сборником вел заместитель руководителя Центрархива республики М.В.Мелешко, одновременно являвшийся и действительным членом Инбелкульта; автором исторической части предисловия являлся заведующий Центрархивом Д.Ф.Жилунович. С учетом данного обстоятельства этот сборник можно причислить и к продукции архивных учреждений Беларуси .

Объектом публикации составитель избрал весьма несложный с точки зрения передачи текста вид документов—прокламации, изданные в форме листовок в течение 1905 года различными политическими партиями и движениями (белорусскими социал-демократическими группами, Белорусской социалистической громадой, Бундом, Еврейской сионистской социалистической партией, ученическими организациями и др.). Однако, несложный в плане передачи текста, этот источник в силу специфики его создания вызвал немало затруднений в части установления его авторства, времени, места создания и т.п. Вследствие этого М.В.Мелешко вынужден был отказаться от составления полных редакционных заголовков, ограничившись лишь указанием причин появления прокламаций и их целей.

Стремление составителя к аутентичности воспроизведения текста документов выразилось в том, что он не счел возможным пойти даже на изменение пунктуации. Единственное, на что он вынужден был согласиться по техническим причинам (оговорив это в легендах), это на замену буквы “ять” современным “е” и на пропуски буквы “ер” в конце слов и замены ее апострофом в середине (эти буквы отсутствовали в минских типографиях, поскольку, как известно, вместо “ер” в белорусском языке употребляется апостроф, а буква “ять” ко времени издания вышла из употребления).

Все документы, сгруппированные по принципу происхождения (прокламации организаций РСДРП, БСГ, Бунда и т.д.) публиковались на языке оригинала с сохранением грамматико-синтаксических особенностей. С целью упрощения набора легенды к документам помещались в сводном виде в конце книги. Они включали в себя: а) описание оригинала (где находится, техника издания, транскрипция текста и т.п.); б)указание на знаки и пометки, имевшиеся на документе (в том числе, описание печатей); в) обоснование датировки; г) сведения о предыдущих публикациях, если, разумеется, таковые имелись. Наличие алфавитного, географического, предметного указателей, а также списка сокращенных слов должны были, по мнению составителя сборника, подчеркивать его научный характер

.Значение данного издания, на наш взгляд, состоит в том, что оно представляло собой первую археографическую публикацию документов, ранее не выступавших в качестве объекта публикации. Изданный в лучших традициях дореволюционной археографии, этот сборник как бы декларировал сохранение преемственности между старой археографической школой и складывавшейся современной.

К сожалению, ничего подобного нельзя сказать относительно сборника о событиях 1863 года на Минщине, объектом публикации которого также выступали нетрадиционные документы. Справедливости ради отметим, что подобные публикации предпринимались и в прошлом, начиная с заказного издания 1865 г., готовившегося М.О.Кояловичем и К.А.Говорским и до публикаций А.В.Белецкого и А.И.Миловидова (1907—1915 гг.) .

Составители польского отдела Инбелкульта включили в сборник два дела Третьего отделения собственной е.и.в. канцелярии, в том числе и совершенно случайные и малозначительные документы. Несмотря на формально пофондовый характер издания, что должно было указывать на его высший (научный) тип (публиковались все без исключения документы, находившиеся в делах), сопровождаемый к тому же предисловием, именным и географическим указателями, оно, тем не менее, вызвало весьма острую критику со стороны ряда известных российских археографов. Так, А.А.Сергеев оценил его как “яркий образец археографической безграмотности”. Обстоятельный разбор сборника был сделан С.Н.Валком, особо обратившим внимание на то, как белорусские составители решали проблему отбора документов для издания. Он, в частности, писал:”Прежде всего, издатели “Rok…” публикуют все дело целиком со всеми случайными в нем бумажками, препроводительными, малозначащими документами и т.п. Если это и возможно в отношении к таким первоклассным делам, как дела декабристов, то в отношении к массе дел это совершенно безрассудная трата не только материальных средств, но и нарушение должной экономии энергии для пользующегося сборником историка: максимум, что можно требовать из соображений педантизма—это приводить такой подсобный состав дел в виде регест, но, думаю, что его достаточно вводить в виде примечаний к другим документам, либо дать его общее описание в предисловии”. Сравнивая далее методику публикации документов, использовавшуюся Историко-археологической комиссией Инбелкульта при подготовке первого тома “Беларускага архіва” с методикой их коллег из польского отдела, рецензент опять же делал вывод не в пользу последних: “Техника издания документов, к которой со вниманием отнеслась Историко-археологическая комиссия ИБК, его польской комиссией пренебрежена. К работе машинистки добавлены лишь заголовки, а в остальном, где сплетен текст документа с резолюциями, регистратурными пометками, бланковыми штампами и т.д., читатель должен разбираться сам, и мы не думаем, что он всегда сумеет это сделать с успехом без оригинала” .

Желая в заключение рецензии успехов археографам из польского отдела в “новом и важном культурном деле”, С.Н.Валк надеялся, что только их стремление поскорее заявить о начале работы было причиной такого “скороспелого дебюта”.

Из других инбелкультовских археографических изданий укажем на предпринятые еврейским отделом “малые формы публикации” (в 1-й книге журнала “Цайтшрыфт” за 1926 г., публиковались, например, архивные документы Минского кагала Х1Х в., не носившие, правда, оригинального характера, поскольку еще в 1869 г. в Вильно Я.Брафманом была опубликована “Книга кагала”)

Таким образом, инбелкультовский археографический период , несмотря на его непродолжительность (1925—1928 гг.), сыграл заметную роль в истории отечественной археографии. Именно в это время последняя приобретает национальный характер. Знаменательным событием данного периода стал Первый съезд исследователей белорусской археологии и археографии, обозначивший “болевые точки”, существовавшие в археологии, археографии, архивоведении и наметивший пути их преодоления. Активное участие Историко-археологической (Археографической) комиссии в решении вопросов реституции архивных собраний способствовало поступлению в белорусские архивохранилища многих документальных комплексов, находившихся за пределами республики.

Еще до создания Археографической комиссии Инбелкульта практической археографией за пределами Беларуси занимался известный деятель Белорусской народной Республики, историк, этнограф и писатель В.У.Ластовский (1882—1937). В 1925 г. в Ковно, где в то время проживал ученый, вышел в свет подготовленный им к переизданию “Летописец Великого князства Литовского и Жомойтского”. В основу публикации Ластовский положил текст летописи, ранее публиковавшейся в 17-м томе Полного собрания русских летописей (1907 г.). Отметив в предисловии к изданию вошедшие в 17-й том собрания 16 списков летописей и хроник Великого княжества Литовского, составитель далее обращал внимание, что это—далеко не все белорусско-литовские летописи. “Можна сьмела казаць,--подчеркивал он,--што лік захаваўшыхся сьпіскаў летапісаў Вялікага княства Літоўскага даходзіць да паўсотні, з якіх некаторыя вядомы вучоным толькі з названьня, бо дагэтуль знаходзяцца у прыватных кнігасховах” . Заметим, что данное предположение ученого впоследствии подтвердилось благодаря разысканиям белорусских и российских археографов.

Что касается передачи текста “Летописца”, то здесь белорусский археограф буквально следовал 17-му тому “Полного собрания русских летописей”, использовав лишь “для лягчэйшага чытаньня” современную пунктуацию и дополнив раскрытую конечную “г” буквой “о” (вместо имевшегося в оригинале “жомойтског”, “другог” и т.п. он всюду передавал “жомойтского”, “другого” и т.п.)

В отличие от этого издания, предпринятого В.У.Ластовским скорее в популярных, нежели научных целях, следующая его работа, вышедшая там же в 1926 г., носила оригинальный характер. Речь идет о труде “Гісторыя беларускай (крыўскай) кнігі: Спроба паясніцельнай кнігапісі ад канца Х да пач. Х1Х стагоддзя”. Он представлял собой описание наиболее ценных памятников письменности и материальной культуры Беларуси, в том числе Супрасльской рукописи, Туровского евангелия, так наз. Борисовых камней, Радзивилловской летописи, Статутов ВКЛ и др. Издание сопровождалось иллюстрациями некоторых древнейших памятников; в отдельных случаях целиком (или фрагментами) приводились тексты включенных в книгу описаний рукописей, рукописных и старопечатных книг.

“Мэта гэтай кнігі...,--говорилось в предисловии к ней,--была паказаць, што пісьменнасьць крыўскага народу па сваей даўнасьце сягае Х стагодзьдзя, а па багацтву помнікаў займае першае мейсца на усходнай славяншчыне”. Очевиден учебный (хрестоматийный) тип данного издания. На это прямо указывал и сам составитель: “Пасколькі пазвалялі маючыяся пад рукамі матэр’ялы, аўтар стараўся даць хоць кароценькія выпіскі з кніг і дакументаў ня толькі для ілюстрацыі мовы помніка, але і у надзеі, што гэткім спосабам удасцца зьвярнуць увагу чытаючага грамадзянства на неадзоўную патрэбу увясьці у курс нашых сярэдніх школ выклад старакрыўскай пісьменнасьці і граматыкі, каб зьвязаць новачасную пісьменнасьць са старымі традыцыямі і здабыткамі у дзедзіне духовасьці”.

Если говорить об отзывах современников на “Гісторыю беларускай (крыўскай ) кнігі”, то они, учитывая личность ее составителя, носили больше общественно-политический, нежели научный характер. Так, руководитель высшего научного учреждения республики С.М.Некрашевич , в частности, писал: “Пры слабасці апісання помнікаў у кнізе В. Ластоўскага мы зашмат спатыкаем непатрэбных разважанняў агульнагістарычнага характару: аб “Крывіі”, аб палітычных адносінах літоўска-беларускай дзяржавы да суседзяў”. Однако чуть ниже рецензент все же признавал, что “праца Ластоўскага набывае ўжо характар не гісторыі кнігі, а гісторыі асветы на Беларусі побач з пераліченнем беларускіх рукапісных і друкаваных помнікаў”.

“Капітальнае выданне”—так была названа опубликованная в “Przeglade Wilenskim” рецензия на книгу Ластовского. Автор ее восторженно писал: “Гэты вонкава адмысловы том не менш варты здзіўлення як велізарны інтэлектуальны зрух гісторыка беларускай літаратуры. Відаць, ужо даўно рыхтаваўся Ластоўскі да гэтага выдання, але тое зусім не змяншае нашага здзіўлення імпануючай скрупулезнасцю, з якой выканаў свой намер, даруючы беларускаму народу гісторыю ягонага пісьменства, якім слушна мог ганарыцца перад іншымі народамі. Перапісаць такі твор было б довадам незвычайнай працавітасці. Тым больш захапляемся Ластоўскім, бо ен чалавек не першай маладосці , здароўя досыць слабога, у дадатак стала заняты чыннай палітыкай. Аднак чаго толькі не здзейсніць гарачая, шчырая, бескарыслівая любоў да айчыны, спалучаная з багатымі ведамі і сканцэнтраванай воляй?!”.

Едва ли не в подобных выражениях передает свои впечатления от знакомства с книгой Ластовского, состоявшегося в 1960-е гг., и Народный поэт Беларуси Нил Гилевич, который пишет: “Уражанне, помню, было незвычайнае. Я гартаў падоўгу гэтую агромністую—на 776 старонках велічэзнага фармату—таміну, чытаў і перачытваў, і проста не мог сабе даць веры, што гэта зрабіў—падрыхтаваў і выдаў, прычым за кароткі час, за некалькі гадоў—адзін чалавек Адзін—адзін!—здолеў выканаць такую тытанічную працу! Колькі ж гадзін у суткі і з якім напружаннем ен працаваў? І якую ж трэба мець прафесійную падрыхтоўку, каб асіліць такое? Ну, сказаў я сабе, цяпер мне зразумела, чаму В.Ю.Ластоўскі быў абраны правадзейным членам Беларускай акадэміі навук—у ліку самых першых, яшчэ пры заснаванні акадэміі.”.

Оставляя без внимания, с одной стороны, возвышенные, свойственные преимущественно литераторам, оценки деятельности В.Ю.Ластовского в области изучения истории Беларуси, а с другой, бытовавшие до недавнего времени, упрощенные, зачастую вульгаризаторские характеристики его работ исторического, этнографического, лингвистического характера, отметим, несмотря ни на что, значительность вклада ученого, который он внес хотя бы в пробуждение интереса общественности к изучению отечественной истории, ее популяризацию. Представляется крайне важным и то внимание, которое он уделял вопросам выявления, собирания и охраны памятников письменности белорусского происхождения, регулярно помещая публикации на эти темы в своем журнале “Крывіч” С учетом этих обстоятельств заслуживает однозначно позитивной оценки обращение современных белорусских филологов и историков к выявлению, введению в научный оборот и изучению научного наследия В.Ю.Ластовского .

 

Лекция 9. Археографическая деятельность Истпарта—Института истории партии

 

Комиссия по истории Октябрьской революции и истории Коммунистической партии (Истпарт) была создана в июне 1921 г. на правах отдела ЦБ КП(б)Б. Ее возглавил секретарь Центрального бюро В.Г.Кнорин, ставший впоследствии доктором исторических наук, профессором Института красной профессуры, редактором предшествовашей “катехизису истории ВКП(б)” “Краткой истории ВКП(б)” (издана в 1934 г.) .

Задачей белорусского Истпарта, как и аналогичных комиссий в России, на Украине являлось выявление, собирание и публикация документальных материалов по истории большевистской партии, революционного движения и т.п. . Впоследствии собранные комиссией материалы составили основу архива Компартии Беларуси, просуществовашего вне рамок Государственного архивного фонда до 1991 г.

В октябре 1929 г. на базе Истпарта был создан Институт истории партии и Октябрьской революции при ЦК КП(б)Б, который в числе прочего также вел работу и по публикации документов. В 1938 г. Институт был ликвидирован и вплоть до его восстановления в 1946 г. незначительной публикационной работой занимался партийный архив, ранее входивший в структуру Института, а затем перешедший в непосредственное подчинение высшему партийному органу республики.

Главная проблема, с которой Истпарту (как, впрочем, и Инбелкульту) пришлось столкнуться с первых шагов после создания, заключалась в отсутствии на территории республики архивов, с помощью которых можно было бы изучать историю революционного движения, публиковать соответствующие документы. Решая эту проблему, сотрудники аппарата Истпарта проделали значительную работу по выявлению белорусских материалов в архивах Москвы, Ленинграда, других городов России, а также Закавказья. Свидетельством активной собирательской деятельности Истпарта в этот период могут служить его документы, хранящиеся в Национальном архиве Республики Беларусь в составе хорошо известного белорусским историкам фонда № 60.

Благодаря этой деятельности, уже через четыре года после своего создания Истпарт смог внести лепту в ознаменование начавших отмечаться с 1925 г. всевозможных юбилеев . К 20-летию революции 1905 г. им был подготовлен и издан сборник статей, воспоминаний и материалов “1905 год у Беларусі” (под ред. М.Шульмана).Под “материалами” имелись в виду включенные в сборник всего лишь четыре документа: обращения Минской группы РСДРП и забастовочного комитета железнодорожников к гражданам Минска, рабочим и служащим Либаво-Роменской железной дороги; обвинительный акт по делу о забастовке железнодорожников Минска. Они публиковались в переводе на белорусский язык без каких бы-то ни было примечаний, контрольно-справочных сведений и т.п.

В следующем году под редакцией С.Х.Агурского, Б.Оршанского и И.М.Барашко был издан уже сугубо документальный сборник под тем же названием с подзаголовком “Зборнік архіўных дакументаў”. (Обе книги вышли под грифом Комиссии ЦИК БССР по празднованию 20-летия революции 1905 г. и Истпарта ЦК КП(б)Б). В архивном сборнике было опубликовано 413 документов, систематизированных по географически-хронологическому принципу: Минщина—160 док.; Виленщина—118 док.; Могилевщина—56 док.; Гродненщина—43 док.; Витебщина—36. Они были выявлены в восьми делах архивного фонда 4-го делопроизводства Департамента полиции МВД, хранившихся в Ленинградском отделении Центрархива России и представляли собой донесения, сообщения, телеграммы губернских жандармских управлений, губернаторов в Департамент полиции о революционных выступлениях различных групп населения. Наряду с документами карательных органов в сборнике публиковались и листовки социал-демократических, бундовских, эсеровских организаций и групп, сохранявшиеся в вышеуказанных делах в качестве улик.

“Тэхнічныя умовы друку,-- отмечалось в заметке “Ад рэдакцыі”,--не дазволілі нам выдрукаваць дакументы з найбольшай літаральнасцю, гэта значыць, з захаваннем старой арфаграфіі”. Тексты передавались по современному русскому правописанию.

Автор предисловия Б.Оршанский попытался дать источниковедческую характеристику публикуемых документов: он обратил внимание на их тенденциозность, выразившуюся, по его мнению, в стремлении авторов доказать, что “ у так званых “заходніх губернях” у рэвалюцыйным руху прымалі удзел адны толькі яўрэі”. Вопросы методики публикации документов им вообще не затрагивались. Документы в сборнике публиковались по упрощенной форме: в них отсутствовали не только заголовки (последние воспроизводились в “Змесце”), но и легенды и текстуальные примечания; лищь кое-где давались примечания по содержанию. На ненаучный тип издания указывает и отсутствие так необходимых здесь указателей (данное обстоятельство весьма затрудняет работу исследователей со сборником). Неудачный выбор объекта публикации, с одной стороны, неряшливость в оформлении издания, с другой, вызвали заслуженную критику сборника.

Как продолжение документальных изданий юбилейного характера, но уже регионального уровня, можно рассматривать подготовленную Оршанской окружной комиссией по празднованию 20-летия революции 1905 г. книгу “1905 год на Аршаншчыне” (издана в 1926 г. в Орше). Ее первая часть представляла краткий очерк предреволюционных и революционных событий на Оршанщине, составленный в основном по воспоминаниям и периодической печати; во вторую вошли 23 документа и хроника событий 1905 года в уезде.

В предисловии к книге говорилось: “Зборнік выпускаецца, каб рабочыя і сяляне Аршаншчыны змаглі прачытаць хоць няпоўны малюнак 1905 году на Аршаншчыне, паглядзець здымкі ахвяр, загінуўшых ад рукі чорнае рэакцыі і напружыць сваю памяць, каб дадаць усе мажлівае з гэтага перыяду, дапамагчы больш поўнаму асьвятленню аднаго з важнейшых этапаў барацьбы рабочае клясы за лепшую будучыню”.

Спешность, с которой готовилась книга и ее ограниченная источниковая база (на последнее указывали сами составители) обусловили ее достаточно “провинциальный” характер. Из всех документов лишь семь носили оригинальный характер; остальные же перепечатывались из минского сборника архивных документов. Оршанский сборник являет собой первый опыт региональных изданий, имевших некоторое значение для краеведения.

К подобным же изданиям может быть отнесен и сборник смешанного типа Гомельского истпарта “1905 год в Гомеле и Полесском районе. Материалы по истории социал-демократического и рабочего движения в 1893—1906 гг.” (издан в 1925 г. в Гомеле). В него вошли две статьи—Н.Бухбиндера “Еврейское рабочее движение в Гомеле (1890—1905 гг.). По неизданным материалам” и Я.Драпкина “”1905 год в районе Полесского комитета РСДРП”. Первая ранее уже публиковалась в органе Ленинградского истпарта—журнале “Красная летопись”, вторая носила оригинальный характер. В качестве приложений к статьям публиковались документы и материалы (27—к первой и 18—ко второй), дополнявшие аналитический текст. Они сопровождались незначительными примечаниями по содержанию. Именной указатель (глухой), помещенный в конце сборника, носил общий характер, т.е. относился и к статьям, и к документам.

Публикаторы—авторы статей сопроводили приложения небольшим археографическим предисловием, отметив в нем сохранение стиля публикуемых документов и оговорив некоторые особенности передачи их текста, в частности, эмендацию: “ В некоторых случаях, когда в интересах удобочитаемости необходимо было сделать незначительные изменения, редакция оговаривает это в примечаниях” .

Сравнительно с оршанским сборником гомельское истпартовское издание было подготовлено на более высоком археографическом уровне, хотя также не свободно от недостатков.

К 10-летию революции 1917 г. под редакцией С.Х.Агурского был издан сборник смешанного типа “Кастрычнік на Беларусі”, заключительная часть которого состояла из документов, хранившихся в архиве ЦК КП(б)Б, недавно созданном Музее революции БССР, а также публиковавшихся в белорусской периодике. Как и предыдущие издания, это носило ярко выраженный пропагандистский характер. На это указывают не только состав подобранных документов, но и их интерпретация в предисловии и примечаниях. Целевое назначение сборника, о чем прямо заявляли его составители, помочь “рабочым і сялянам выучыць гісторыю Кастрычніцкай рэвалюцыі на Беларусі”.

Хронологически документы сборника охватывали период с марта 1917 по март 1919 г. и были сгруппированы в девять разделов, названия которых носили явно публицистический характер: “Сяляне за большэвікоў”, “Барацьба з контррэвалюціяй” и т.п.

В первом разделе публиковались документы о создании и деятельности Минского совета (протоколы его заседаний, уставы, обращения и пр).; во втором—материалы о Минской социал-демократической организации. Третий и четвертый разделы освещали революционные события в Минске и на Западном фронте накануне и в период октября 1917 г.. В трех последующих разделах публиковались документы о деятельности большевистской фракции в Облискомзапе, материалы Совнаркома Западной обл., резолюции крестьянских съездов в поддержку революции и т.п.

Восьмой раздел включал декреты органов Советской власти о роспуске “контрреволюционных организаций”—Минской городской думы, Белорусской Рады, Земского союза и др. Заключительный раздел содержал документы о борьбе против немецкой оккупации белорусских земель, об образовании БССР и создании вскоре после этого Литовско-Белорусской республики.

Помимо короткого “Тлумачэння да дакументаў”, нескольких примечаний текстуального характера и легенд только к документам, взятым из периодики, других элементов научно-справочного аппарата в сборнике нет. Помещенный в конце книги именной указатель относился как к статьям и воспоминаниям, так и к документам.

Наиболее слабым местом сборника являлся отбор документов. Составитель не включил в него ни одного материала, исходившего из противостоявшей большевикам стороны. Кроме того, им были проигнорированы и документы, свидетельствовавшие о наличии разногласий по некоторым вопросам среди самих большевиков. На последнее обстоятельство было обращено внимание вскоре после выхода в свет сборника . Рецензент совершенно справедливо упрекал составителя в том. что им подобраны материалы “без сучка и задоринки” и оставлены без внимания те, которые свидетельствовали об ошибках по национальному вопросу, допускавшихся витебскими большевиками, представителями Облискомзапа. Были высказаны претензии и к группировке материала; в частности, отмечалось, что наиважнейший документ, включенный в сборник—“Манифест Временного рабоче-крестьянского правительства ССРБ” помещен в конце книги, в то время как он, по мнению рецензента, должен бы открывать публикацию. ( С последним трудно согласиться, ибо это нарушало бы хронологическую последовательность расположенных в сборнике документов).

Поскольку речь зашла о манифесте, отметим, что именно его публикация в сборнике представляла наибольший интерес с точки зрения археографии. Можно говорить о первой попытке научного издания одного из основных законодательных актов Советской Беларуси.

Учитывая достаточно сложные обстоятельства, связанные с подготовкой, принятием и распубликованием этого документа, составитель поместил в сборнике имевшие между собой некоторые разночтения тексты манифеста на белорусском и русском языках, сопроводив их следующим примечанием: “Намі дадзены тут два тэкста маніфеста: беларускі і расійскі—у такім выглядзе, як яны захаваны у першатворах[Остается загадкой, что имел в виду под “першатворамі”составитель, поскольку легенды к обоим текстам отсутствуют. Можно лишь предположить, что речь шла об оригиналах манифеста, хранившихся в архиве Истпарта—М.Ш. ].У некаторых деталях гэтыя абодвы тэксты ня супадаюць між сабой. Напрыклад: у расійскім першатворы паказаны з шэрагам прозвішчаў сяброў Часовага рэвалюцыйнага рабоча-сялянскага ураду і камісарыяты, якімі яны кіравалі, у беларускім—няма. Ня супадаюць таксама і некаторыя іншыя, менш важныя і не маючыя значэння падрабязнасці[подчеркн. мною—М.Ш.” ].

С последним замечанием составителя трудно согласиться. Объявленные им “менее важными и не имеющими значения ” расхождения в обоих текстах, на наш взгляд, представляются весьма значительными для изучения истории происхождения манифеста. Именно сравнительный анализ разночтений, имевшихся в текстах документа, дает возвожность установить время создания последнего, а также его автора и язык, на котором был составлен манифест .

С реорганизацией в конце 1929 г. Истпарта в научно-исследовательскитй институт по изучению истории партии и революционного джвижения меняется не только направление деятельности нового учреждения (от собирательской к исследовательской), но и тематика продолжавшихся документальных изданий. На первое место выдвигается подготовка публикаций по истории местных коммунистических и комсомольских органов и организаций. Начавшаяся в республике борьба с так наз. “национал-демократизмом” обусловила появление заказных документальных изданий, которые имели обличительный характер, хотя и содержали некоторые формальные признаки археографических публикаций.

С конца 1920-х гг. в Беларуси начали издаваться сборники “КП(б)Б в резолюциях и постановлениях ее съездов и конференций”. В 1928 и 1934 гг. вышли два сборника под таким названием (они содержали документы за 1917—1921 гг.). и “КП(б)Б у рэзалюцыях”. Ч. 1 (1903—1921 гг.). В 1934 г. увидели свет еще два сборника—“ЛКСМБ у дакументахі матэрыялах. 1918—1920” и “Пратакол 1 з’езду КП(б)Б”. Характерной особенностью этих изданий являлось то, что большинство включенных в них документов ранее публиковались в газетах и брошюрах.

Так, в основу издания “Пратакол 1 з’езду КП(б)Б” были положены материалы, напечатанные в 1919 г. смоленским книгоиздательством “Звезда” в форме брошюры. Затем они были сверены с текстом протокольных отчетов съезда, публиковавшихся в январе 1919 г. в газете “Звезда”, а также с рукописью отдельных протокольных записей, сохранившихся в архиве А.Ф.Мясникова. При подготовке текста к изданию составитель (а им был научный сотрудник Института истории партии Ю.Н.Майзель) исправил имевшиеся в нем орфографические ошибки и явные, по его мнению, описки, сделав в некоторых случаях вставки с заключением последних в квадратные скобки. Текст основного документа был дополнен рядом материалов, имевших отношение к работе съезда. В их числе—Манифест Временного рабоче-крестьянского советского правительства Беларуси (на белорусском и русском языках), записка А.Ф.Мясникова руководителю Минской почтово-телеграфной конторы о необходимости распубликования манифеста и др.

Характер сопровождавших публикацию комментариев явно указывал на время, в которое они готовились: так, об авторе манифеста Д.Ф.Жилуновиче упоминалось лишь как о переводчике документа на белорусский язык; при этом отмечалось, что Жилунович “как национал-демократ пробрался в партию, чтобы внутри ее проводить контрреволюционную враждебную работу” . Цель данного примечания более чем очевидна—отлучить обвинявшегося в национал-демократизме первого председателя правительства Советской Беларуси от созданного им документа, прокламировавшего рождение белорусской республики. Заметим, что подобные попытки предпринимались Истпартом с конца 1920-х гг. Так, в декабре 1928 г. его руководитель С.Х.Агурский писал в адрес И.В.Сталина: “Многоуважаемый тов. Сталин! Из прилагаемой при этом копии Вашего письма к т. Мясникову и Калмановичу, датированного 29 декабря 1918 г., видно, что Вы руководили работой по провозглашению Белорусской Республики и приняли участие в составлении Манифеста Временного революционного рабоче-крестьянского правительства Белоруссии. Истпарту необходимо установить автора этого манифеста. Ввиду того, что у нас в Белоруссии установить это невозможно [и это при том. что в Минске в то время проживали Д.Ф.Жилунович, А.Г.Червяков и другие участники и очевидцы событий, связанных с провозглашением БССР?!!—М.Ш.], убедительно просим, если помните, сообщить нам, кто являлся автором этого документа” .

Между тем имелись достаточно убедительные сведения, не оставлявшие сомнений в том, что автором манифеста был Д.Ф.Жилунович. Так., в письме последнего, 7 ноября 1930 г. направленном в ЦК КП(б)Б (о нем не могли не знать составители сборника), отвергая выдвинутые обвинения в национализме, он писал: “Свое отношение к белорусской контрреволюционной радовщине я отметил совершенно ясно в написанном моей рукой Манифесте Временного революционного правительства БССР[подч. мною—М.Ш.]. Этим манифестом Рада объявлена вне закона” . Однако подобные свидетельства не устраивали обвинителей Жилуновича, отсюда и их попытки связать создание манифеста с именем Сталина.

Борьба против “национал-демократизма”, развернувшаяся в начале 1930-х гг. в республике, требовала “документального подтверждения” наличия такового. Пытаясь получить его, ЦК КП(б)Б поручил своему институту собрать по возможности все сведения, указывавшие на связь с деникинцами, поляками, французами и др. обвинявшихся в национализме руководителей БНР А.И.Цвикевича, В.У.Ластовского, И.Н.Середы, Я.И.Лесика, а также участвовавших в 1917—1920-х гг. в местных национальных организациях ( одесские Белорусский гай, Белорусский национальный комиссариат и др.) белорусских коммунистов А.В.Балицкого, П.В.Ильюченка, А.Ф.Адамовича и др. С этой целью были тщательно исследованы переданные в конце 1920-х гг. в Институт истории партии документы архива БНР, а также полученные из Одесского краевого исторического архива копии документов о деятельности в 1918—1920-х гг. в Одессе белорусских национальных организаций, в которых состояли Балицкий, Ильюченок, Адамович и др. Собранные документы наряду с добытыми оперативным путем сведениями фигурировали в деле о так наз. “Саюзе вызвалення Беларусі”, келейно решенном в недрах представительства ОГПУ по Беларуси в начале 1930-х гг. и ставшем причиной многих человеческих трагедий (самоубийство В.М.Игнатовского, покушение на самоубийство Я.Купалы и др.) .

Для широкой же белорусской общественности были предъявлены свидетельства “контрреволюционной” деятельности бывших деятелей БНР в форме книги научного сотрудника Института истории партии А.И.Зюзькова под характерным для того времени названием “ Крывавы шлях беларускай нацдэмакратыі”, изданной Белгосиздатом в количестве 7 тыс. экз. Ее первая часть представляла очерк истории белорусского национального движения, начиная с марта 1917 г. и до самоликвидации правительтства БНР в октябре 1925 г. Во вторую были включены, как пишет современный белорусский исследователь, “35 саморазоблачительных документов, характеризующих деятельность Рады БНР” .

В редакционном предисловии “Ад Інстытуту гісторыі партыі” отмечалось: “Сабраны т. Зюзьковым багаты фактычны матэрыял неабвержна даказвае ролю беларускага нацыяналізму, як фактычнага прыслужніка расійскага або польскага вялікадзяржаўнага шавінізму... Брашура т. Зюзькова напісана галоўным чынам на падставе матэрыялаў, якія знаходзяцца у Інстытуце гісторыі партыі. З гэтых жа архіўных матэрыялаў прыведзены і публікуючыся у дадатку да кнігі т. Зюзькова дакументы” .

Открывала приложение грамота к белорусскому народу, изданная 27 октября (9 ноября) 1917 г. Великой белорусской радой, Центральной войсковой радой, Белорусским исполкомом Западного фронта, Белорусской социалистической громадой и Белорусской народной партией социалистов. Последним, включенным в приложение документом, была выписка из протокола третьего заседания Белорусского национально-политического совещания, состоявшегося 28 сентября 1921 г. в Праге и обсудившего резолюцию о Слуцком восстании. Здесь публиковались также ставшие впоследствии широко известными Третья уставная грамота Рады БНР от 25 марта 1918 г., письмо делегации правительства БНР германскому имперскому канцлеру с просьбой признать независимость БНР (октябрь 1918 г.), письмо военно-дипломатической миссии Рады БНР в Латвии и Эстонии статс-секретарю США с информацией о военно-политическом положении Беларуси (20 января 1920 г.) и др. Очевидна определенная заданность в отборе документов для издания: в приложение не попали имевшиеся в распоряжении автора-составителя телеграмма Рады БНР германскому кайзеру Вильгельму 11 от 25 апреля 1918 г., Первая и Вторая уставные грамоты Рады БНР и др.

Целевое назначение публикации определило и уровень ее археографической подготовки. Археографическое предисловие здесь сводится к короткому замечанию: “Усе дакументы, што прыводзяцца ніжэй, прерадрукаваны з арыгіналу, якія захоўваюцца у архіве Інстытута гісторыі партыі і рэвруху на Беларусі”. Примененный составителем буквалистский подход в передаче текста документов должен был создавать видимость подлинности публикуемых источников. Приводились все, имевшиеся на документах, штампы, пометы делопроизводственного характера, сохранены орфография и даже пунктуация оригинала; купюры отмечены отточиями. Очевидно, что Зюзьков сохранил собственные заголовки документов, поскольку в некоторых из них отсутствует указание вида (У аддзел грашовых спраў (док. 6); Господину германскому канцлеру (док. 11) или не раскрывается содержание (Грамота (док. 8).

К нескольким документам сделаны примечания текстуального характера и по содержанию. Так, к заголовку док. 24 с грифом “сакрэтна” (текст оригинала на русском языке) составитель сделал следующее примечание: “Увага: Адрэсат і “сакрэтна” надпісаны ад рукі, па-беларуску. Такія ж лісты пасланы ўсім прадстаўнікам Рады пры уладах заходніх дзяржаў” 85. К письму Национального комиссариата в Одессе, 6 августа 1918 г. направленному в народный секретариат БНР (док. 12), составитель со ссылкой на непубликуемый документ (протокол заседания Белорусской национальной рады от 10 августа 1918 г.) указывает об избрании консулом С.М.Некрашевича (в письме речь шла лишь о выдвижении его кандидатуры на эту должность) .

Несмотря на заказной характер книги А.И.Зюзькова и связанные с этим недостатки как в части отбора, так и археографической подготовки и комментирования публиковавшихся в ней документов (сюда можно добавить отсутствие перечня документов, указателей, несоблюдение хронологического принципа при расположении публикуемых материалов и пр.), она, тем не менее, может быть причислена к разряду оригинальных, прежде всего, с учетом объекта публикации. Говившаяся в сугубо политических, обличительных целях, она вольно или невольно способствовала тому, что многие документы Рады и правительства БНР, ранее лежавшие под спудом в партийном архиве, стали известны белорусскому читателю. Это была одна из первых тематических публикаций документов по истории Рады и правительства БНР и ее местных органов. Впоследствии, несмотря на свой заказной и во многом тенденциозный характер, она стала основой для подобных изданий и не только в Беларуси , но и за ее пределами .

По аналогии с Московским институтом истории партии белорусский историко-партийный институт обращается к составлению хроник событий. В 1934 г. была издана подготовленная Л.Н.Майзелем книга “1905—1907 гг. на Беларусі. Хроніка падзей”, содержавшая помимо собственно хроники более 50 документов, извлеченных составителем из белорусского партийного архива, Минского исторического архива, Музея революции БССР и др. Здесь впервые в практике публикационной деятельности использовался прием передачи содержания документов посредством таблиц (о численности стачек, их участниках, количестве бастовавших предприятий и др.).

До 1938 г. Институтом были подготовлены и еще несколько документальных публикаций, правда, так и не увидевших свет. Среди них—“Газета “Звезда” (3 1-81; № 1-17)” (под ред. В.Фомина), сборник “КП(б)Б у пратаколах 1,11 і 111 канферэнцый РСДРП(б) Паўночна-Заходняй вобласці і фронта” (подг. Ю.Н.Майзель), 11 и 111 части сборника “КП(б)Б у рэзалюцыях і рашэннях з’ездаў” (подг. М.Кушнеров), “КПЗБ у рэзалюцыях”, “Сборник документов и материалов по истории КП(б)Б”, “Сталин и образование КП(б)Б и БССР”, сборник памяти А.Ф.Мясникова и др.

Через два года после закрытия Института в серии “История гражданской войны в СССР” был издан сборник воспоминаний и документов “Белоруссия в борьбе против польских захватчиков 1919—1920 гг.” (М., 1940), в который вошли некоторые документы и материалы. хранившиеся в архивах ЦК КП(б)Б и Октябрьской революции и содержавшие сведения об ущербе, нанесенном жителям Беларуси польскими войсками .

Шестью годами ранее, в 1934 г. под грифом созданного при Институте секретариата “Истории гражданской войны в Белоруссии” вышла книга бывшего начальника коммунистического отряда по борьбе с бандитизмом в Гомельской губ. Е.Чернявского “Ликвидация”, которая в беллетристической форме описывала деятельность отряда по разгрому банды Галака (И.В.Васильчикова). В качестве приложения к ней публиковались четыре документа из Центрального архива Красной Армии и Гомельского архива.

Это была первая книга библиотечки “История гражданской войны в Белоруссии”, которую начал издавать секретариат. В ней предполагалось опубликовать ряд воспоминаний участников гражданской, советско-польской войн, однако, сделано это не было. Так, не увидели свет воспоминания командира 111 конного корпуса Г.Д.Гая “111 конный корпус в борьбе за Советскую Белоруссию” (правленная автором корректура воспоминаний хранится в НАРБ) , не были опубликованы и подготовленные секретариатом воспоминания бывших бойцов этого корпуса по причине ареста их командира.

По политическим мотивам (заключение в 1939 г. договора о дружбе между СССР и фашистской Германии) не был издан подготовленный в этом году сотрудниками партийного архива ЦК КП(б)Б сборник документов “Крах немецкой оккупации в Белоруссии в 1918 году”.

Подводя итоги почти двадцатилетней деятельности историко-партийных учреждений республики в сфере археографии, отметим. что несмотря на значительный объем опубликованных ими документов и материалов, нет оснований говорить о сколько-нибудь заметном их вкладе в развитие белорусской археографии. Решавшие преимущественно политические и пропагандистские задачи, они в ходе своей практической деятельности даже не пытались ставить вопросы методического характера применительно к изданию документов. Не ставили подобных вопросов и рецензировавшие документальную продукцию Истпарта и Института истории партии историки республики. Последних больше интересовала “идеологическая выдержанность”, “политическая направленность” публикаций и именно этому они посвящали свои рецензии в местной периодике.

На примере документальных публикаций. готовившихся историко-партийными учреждениями республики, особенно наглядно проявляется “заказной” характер подобных изданий, появлявшихся в целом в СССР в это время. Анализировавший состояние публикационной деятельности архивных и других учреждений СССР в 1920-1930-е гг. известный российский археограф А.Л.Попов не только не скрывал этого, но даже ставил в заслугу публикаторам: “Для нас стало аксиомой положение о том, что публикатор исторических документов всегда выступает в качестве выполнителя определенного социально-политического заказа[подч. мною—М.Ш.], что всякую публикацию можно и должно рассматривать как орудие политической борьбы. Мы, публикаторы, должны уметь вскрыть социально-политический смысл и характер каждой отдельной появившейся и появляющейся публикации, мы должны уметь точно и четко наметить свою целевую установку во всех тех случаях, когда мы приступаем к публикаторской работе” .

 

Лекция 10. Археографическая деятельность архивных органов и учреждений Беларуси в 1920-1940-е гг.

 

В отличие от соответствующих комиссий Инбелкульта, а затем Исторического института Белорусской академии наук и Истпарта археографическая деятельность архивных органов и учреждений республики в рассматриваемый период почти не “проявлялась”. Неоднократные попытки белорусских архивистов обратить внимание властей на необходимость создания в Беларуси специализированного архивно-археографического периодического издания, активизации практической и методической работы в области археографии так и оставались попытками. Причины подобного явления применительно к 1920—нач. 1930-х гг. кроются, на наш взгляд, в том, что работники архивных учреждений вынуждены были решать преимущественно архивно-технические задачи (размещение, описание, каталогизация вернувшихся в белорусские архивохранилища фондов). Не следует сбрасывать со счетов и проблему кадров. В 1930-е гг. архивисты будут отвлечены на другую, мало свойственную им работу, о чем будет идти речь ниже.

Примечательно отметить, что в отличие от Первой всебелорусской конференции архивных работников, широко обсуждавшей, как было отмечено в предыдущих лекциях, вопросы публикационной деятельности архивных учреждений, на Втором совещании архивных работников (декабрь 1927 г.) даже не предпринимались попытки затронуть аналогичные вопросы. Выступавший здесь с основным докладом заместитель руководителя Центрархива республики М.В.Мелешко специально оговорился, что вопросы, связанные с освещением публикационной деятельности архивов “не относятся к данной теме”.

И тем не менее в начале 1930-х гг. ЦАУ Беларуси предпринимает некоторые шаги в сторону оживления публикационной деятельности архивных органов и учреждений. К этому его обязывало утвержденное ЦИК и СНК республики 8 декабря 1927 г. Положение о ЦАУ БССР и его органах , один из пунктов которого гласил: “К обязанностям ЦАУ относится… издание справочников-указателей по архивам, архивных материалов, книг и брошюр по архивному вопросу” .

Активная архивно-археографическая работа украинский архивистов и археографов, с которыми их белорусские коллеги имели постоянные контакты, также заставляла руководителей архивного управления Беларуси предпринимать некоторые действия в аналогичном направлении.

29 ноября 1932 г. Президиум ЦИК БССР, заслушав на своем заседании доклад директора ЦАУ БССР А.Р.Иодко о состоянии архивного дела в республике, принял постановление, в третьем пункте которого, в частности, говорилось: “Исходя из того, что издание Центральным архивным управлением БССР исторических и других материалов на основе архивных фондов БССР имеет большое значение в деле социалистического строительства БССР, предложить Центральному архивному управлению разработать отдельно вопрос об издании этих материалов и внести свои предложения на рассмотрение Президиума ЦИК”.

В соответствии с решением высшего законодательного органа республики руководством архивного управления был разработан и направлен для утверждения Президиумом ЦИК БССР “Издательский план ЦАУ БССР на 1933 год”. Он предусматривал создание ежеквартального журнала “Архіў Савецкай Беларусі” объемом 20 печ. лист. Структура журнала состояла из четырех разделов. В первом, носившем документальный характер, предполагалось в 1933 г. опубликовать “Дзеннік падзей 1917 года на беларусі і на Заходнім фронце”(27 печ. лист.), “Менская буржуазія ў 1917 годзе”( 4 печ. лист.), “Магілеўскі Савет рабочых і салдацкіх дэпутатаў і Стаўка” (4.5 печ. лист.), “Мазырская павятовая часовая Народная Дырэкторыя” ( 1 печ. лист), “Матэрыялы па гісторыі белапольскай акупацыі” (4 печ.лист.), “Матэрыялы першых двух з’ездаў Саветаў Беларускай ССР”(6 печ. лист.), “Партызанскі рух на Беларусі” (2 печ. лист.), “Новыя дакументы аб паўстанні 1863 г.” (4,5 печ. ліст.), “З быта віцебскага духавенства” (2 печ. лист.)

Во втором разделе, задачей которого являлось публиковать обзоры актуальнейших архивных фондов, предполагалось поместить сводные обзоры фондов Минского исторического архива, фабричных инспекторов и отдельных фабрик, минского и витебского губернаторов и др.

Третий раздел журнала, носивший название “Архівазнаўства і архіўнае жыцьце”, должен был освещать вопросы теории и практики архивоведения, опыт архивной работы на местах и в соседних республиках. Заключительный четвертый раздел мыслился как библиографический..

Помимо журнала план предусматривал издание в 1933 г. в форме отдельной брошюры обзора фонда Минского губернского правления (8 печ. лист.), а также ряда популярных брошюр. Среди последних значились: “Кулацкія паўстанні ў БССР у перыяд грамадзянскай вайны”, “Аб антыяўрэйскіх пагромах на Беларусі”, “Беларусь пад ботам польскага акупанта”, “Архівы БССР на службе сацыялістычнага будаўніцтва(растлумачэнне значэньня архіваў)”, “Каталег ДАФ БССР”, “Структурна-функцыянальная гісторыя устаноў БССР у перыяд грамадзянскай вайны(даведчая дапамога для гісторыкаў і архіўных працаўнікоў”.

Издательский план ЦАУ Беларуси на следующий, 1934 год предусматривал помимо ряда включенных в предыдущий план объектов и публикацию весьма важных справочных и методических изданий, в том числе—“Пуцевадзіцель па архівам Беларусі” в двух выпусках ( 26 печ. лист.) (составители И.И.Василевич, М.А.Вахаев, П.Е.Вашкевич,П.Н.Галынчик, М.А.Рябцев, Л.Е.Соколовский, И.Н.Шабатин и др.), “Падручнік архівазнаўства”. Т.1. (10 печ. лист.) (автор И.Н.Шабатин) . К сожалению ни один из включенных в планы объектов так и не увидел свет по причине “отсутствия бумаги”.

Опять-таки по аналогии с украинскими архивистами и археографами предпринимаются попытки выйти на уровень теоретических и методических обобщений в области археографии. На это указывает тот факт, что летом 1933 г. руководителю ЦАУ А.Р.Иодко и недавно перехавшему из Украины сотруднику управления И.Н.Шабатину было предложено Рабочей коллегий ЦАУ подготовить специальную работу по методологии и методике публикации документов объемом 2 печ. лист. (Заметим, что за два года до этого, в 1931 г. на Украине были утверждены одобренные 11 Всеукраинским съездом архивных работников “Основні настанови до методологиї та техніки наукової публікації документів для потреб науково-історичного дослідження” и “Правила науково-документальної публікації в журналі “Архів Радянської України”.). Проследить, насколько было реализовано данное поручение, не представилось возможным ввиду отсутствия каких-либо материалов на этот счет. Известно, что летом 1934 г. И.Н.Шабатин по причинам бытового характера (необеспеченность жильем, конфликт с руководством ЦАУ) вынужден был уехать из Беларуси, так что можно предполагать, что его совместная с Иодко работа о методологии и методике публикации документов так и осталась незавершенной .

Не был реализован и проект издания журнала “Архіў Савецкай Беларусі” по причине негативного отношения к нему со стороны ЦК КП(б)Б. На последнее обстоятельство недвусмысленно указывает резолюция, начертанная на представленной руководством ЦАУ в высший партийный орган республики программе предполагаемого журнала: “Да справы.Культпроп ЦК лічыць немэтазгодным выданьне часопісу”

Предшественником так и не начавшего издаваться журнала стал “Бюлетень ЦАК БССР”, первый номер которого за июль 1933 года (на ротапринте, со штампом Главлита) хранится в НАРБ . В статье А.Р.Иодко “Ад ЦАК БССР”, открывавшей бюллетень, подчеркивалась важность документальных публикаций архивными учреждениями “ва усіх галінах навукова-даследчых работ, на ўсіх участках фронта ідэалагічнай барацьбы за генеральную лінію партыі”. Автор указывал, что в силу ряда причин ЦАУ Беларуси с большим опозданием приступает к осуществлению издательских планов. Однако, как выше уже отмечалось, и этим планам не суждено было сбыться.

Такая “археографическая немощь” архивных учреждений республики в довоенный период обусловлена, на наш взгляд, помимо выше называвшихся причин объективного характера и еще одним обстоятельством, а именно, выбиванием из архивной службы наиболее квалифицированных кадров историков-архивистов. С учетом этого трудно согласиться с тезисом современного исследователя истории археографической деятельности архивных учреждений о том, что для предвоенного периода было характерно изменение организации работы по изданию источников. Суть этого изменения состояла в том, что центр тяжести публикационной работы якобы был перенесен на государственные архивы. .

Как известно, негативное влияние на архивную систему в СССР, включая и ее белорусскую составляющую, оказали изменения в политической системе советского общества в 1920-1930-е гг. Последняя постепенно была подчинена интересам тоталитарного государства, составной частью пропагандистской машины которого являлись архивы.

Начиная с середины 1930-х гг. государственные и ведомственные архивы Беларуси, равно как и других республик СССР, оказались втянутыми в тщательно спланированную Сталиным и его присными кампанию по “очищению партии от чуждых элементов” (имеется в виду принятое 13 мая 1935 г. ЦК ВКП(б) решение о проведении проверки документов у членов и кандидатов в члены партии . Так, например, Белорусский партийный архив с середины мая до конца 1935 г. по запросам партийных комитетов, контрольных комиссий, политотделов РККА и органов НКВД навел справки на 12 тыс. граждан, в 1936 г. выдал 5 тыс. справок о выявленных по документам всякого рода оппозиционеров.

С передачей в 1938 г. государственных архивов в ведение НКВД подобная работа значительно активизировалась. Новое направление приобрела “разработка” архивных документов по заданиям оперативных органов НКВД СССР в связи с присоединением к СССР западных областей Беларуси, Украины, а также Латвии, Литвы, Эстонии. 23 ноября 1940 г. была утверждена специальная инструкция по учету контрреволюционного элемента, проходившего по архивным материалам этих республик.

За неделю до начала войны, 16 июня 1941 г. начальник Архивного отдела НКВД Беларуси И.А.Переплетчиков информировал руководителя союзного архивного управления И.И.Никитинского о результатах исполнения этой инструкции. Отмечалось, что было выявлено и взято на карточный учет по Барановичскому областному госархиву 7.074 чел. “контрреволюционного элемента”, по Брестскому—80. 459 чел., по Белостокскому—10. 034 чел., по Вилейскому—7. 310 чел, по Пинскому—9.970 чел.; всего, таким образом—114.847 чел. В основном это были члены различных партий и союзов, бывшие полицейские, сотрудники польской дефензивы и т.п.

Таким образом архивы оказались встроенными в репрессивный аппарат тоталитарного государства и говорить о каких-либо научно-культурных или просветительских функциях, выполняемых ими в данный период, не оснований. Подтверждением этого может служить невостребованность архивной информации(разумеется, кроме той, о которой речь шла выше). Практически архивы оказались закрытыми не только для “рядовых” граждан, но и для исследователей. Да и о каких исследованиях, особенно в области новейшей истории, могла идти речь, если Сталин дал уничижительную характеристику архивным документам (“Кто же, кроме безнадежных бюрократов, может полагаться на одни лишь бумажные документы?”), а самих работников архивных учреждений обозвал “архивными крысами”?!! .

Фактически своим письмом в редакцию журнала “Пролетарская революция” Сталин поставил под сомнение значимость архивных документов как исторических источников. Последствиями письма, по мнению современного исследователя истории архивного дела, стали не только ужесточение процедуры получения допуска в архивы исследователей, целенаправленное уменьшение количества занимающихся в читальных залах, но и превращение издания архивных документов в средство деформации исторического сознания общества, снижение уровня археографического оформления публикаций, уменьшение их количества и т.п. .

Именно с учетом данных обстоятельств следует рассматривать единственную, подготовленную архивистами республики до войны и изданную документальную публикацию “Бесправие трудящихся Белоруссии в царской России: Документы из госархивов БССР по выборам в государственные думы 1905—1912 гг.) (Мн., 1938). Ее появление было обусловлено проходившими в 1938 г. выборами в Верховные Советы Союза ССР и Белорусской ССР. Аналогичные публикации документов были изданы в Орле, Ростове на Дону с теми же, что и в Беларуси, агитационно-пропагандистскими целями.

Принимая во внимание эти же обстоятельства, становится понятным, почему было отвергнуто предложение о подготовке документального сборника “Беларусь—колония царской России”. С ним в начале 1936 г. обратился к руководству архивной службы республики сотрудник Северно-Белорусского отделения ЦАУ (г.Витебск) Ю.Н.Майзель (ранее он работал в Институте истории партии, 28 ноября 1935 г. был исключен из партии “за протаскивание троцкистской контрабанды в своих работах”). Оно не вписывалось в русло официальной историографии, все более и более приобретавшей национал- коммунистический характер с великодержавным оттенком.

 

Лекция 11. Документальные публикации Института истории Белорусской академии наук в 1930—1940-е гг.

Единственным учреждением, продолжавшим в 1930-1940-е гг. заниматься археографической деятельностью, являлся Институт истории Академии наук, созданный в конце 1920-х гг. на базе исторических кафедр Инбелкульта. Вначале он назывался Институтом исторических наук, в марте 1931 г. получил то название, под которым известен и сегодня .

Неизменный и один из немногих подлинных археографов Беларуси Д.И.Довгялло продолжал вести плодотворную археографическую работу. В середине 1930-х гг. им были подготовлены два тома сборника “ Матэрыялы да гісторыі мануфактуры Беларусі ў часы распада феадалізма”(отв. ред. академик В.К.Щербаков).Работа осуществлялась в рамках широко распространенного в те годы “социалистического соревнования” между научными учреждениями. Договор о соревновании между Археографической комиссией Белорусской АН и Археографической комиссией АН СССР был заключен в 1930 г. Последняя к этому времени уже издала в своих “Трудах” первую часть сборника “Крепостная мануфактура в России”. Очевидно, что подготовка белорусского издания могла быть инициирована работой российских археографов, хотя сама идея о целесообразности иметь подобную публикацию обсуждалась еще в 1924 г. на конференции архивных работников Беларуси.

В первый том (вышел в 1934 г.) были включены 54 документа, преимущественно ведомости о фабриках Минской и Могилевской губ. за 1794—1840 гг., а также погубернские ведомости за тот же период. Второй том (издан в 1935 г.) в своей первой части “Статистика” являлся непосредственным продолжением первого и включал аналогичные документы за 1841—1864 гг. Вторая часть тома, озаглавленная составителем “Урадавыя мерапрыемствы”, охватывала период с 1793 по 1861 гг. В нее вошла переписка, главным образом об отдельных мануфактурах в белорусских губерниях, а также указы о создании мануфактур, сообщения губернаторов в Государственную мануфактур-коллегию о их численности и т.п. Публиковавшиеся документы хранились преимущественно в фондах Ленинградского отделения Центрального исторического архива СССР, а также в Могилевском (“Восточно-Белорусском”), Витебском (“Северно-Белорусском”) отделениях ЦАУ БССР.

В кратком предисловии у первому тому (оно названо “Уводныя тлумачэнні”) Д.И.Довгялло изложил цели сборника и принципы публикации включенных в него документов. Текст передавался на языке оригинала(преимущественно—русском), однако при этом каждому документу предшествовало краткое изложение его содержания на белорусском языке. Легенды с указанием листов, на которых находились публиковавшиеся документы, присутствовали всюду.

“Друкуемыя намі матэрыялы па гісторыі мануфвктуры на Беларусі.—отмечал Довгялло,--дадуць мажлівасць даследчыку падыйсці уплатную да пытання аб узнікненні мануфактуры на Беларусі, яе ўзаемаадносін з рамяством, да пытання аб узаемаадносінах мануфактуры і феадальнага спосаба вытворчасці”.

Вместо изложения истории мануфактур, составитель дал в предисловии историю формирования архивного фонда Министерства финансов, в котором находились ведомости о фабриках и заводах, но которые затем были уничтожены. И только благодаря сохранившимся в фондах канцелярий губернаторов, в частности, Могилевской, черновым отпусковам этих ведомостей стала возможной публикация сборника.

Во втором томе, в отличие от предыдущего, присутствует обширное предисловие общеисторического характера, написанное В.К.Щербаковым как своеобразная реакция на критику, которой подвергся первый том (Рецензент, в частности, указывал на отсутствие развернутого предисловия, плохое оформление обложки книги, а также недостатки в отборе документов для издания ). В нем ответственный редактор признал ее справедливой, отметил значение публиковавшихся документов для изучения численности мануфактур, характера выпускавшейся ими продукции, рынков сбыта этой продукции и т.п.

Что касается археографической части предисловия, то оно сводилось к следующему замечанию: “Паколькі гэты выпуск з’яўляецца працягам папярэдняга і работай таго ж самага археографа, то пры публікацыі матэрыялаў выкарыстаны тыя самыя археаграфічныя падставы, якія былі уведзены у 1 выпуску”. К обоим томам составлены именной, географический и предметный указатели, которым, как и в “Беларускім архіве” предпосылались списки сокращенных слов.

Своеобразным заключительным аккордом старой археографической школы можно считать издание в 1936 и 1940 гг. двух томов серийного документального издания “Гісторыя Беларусі ў дакументах і матэрыялах” (последнее должно было охватить всю историю белорусского народа с древнейших времен). Отметим, что аналогичные издания готовились в это же время на Украине, в Казахстане, Мордовии, других республиках СССР. Это было обусловлено решением СНК СССР и ЦК ВКП(б) о преподавании гражданской истории в школах, принятым в мае 1934 г.

Работа над первым томом сборника началась летом того же года. Составители сборника (академик В.К.Щербаков, доцент БГУ К.И.Керножицкий и ученый специалист археографии Д.И.Довгялло) ставили задачу его изданием дать белорусским историкам, студентам созданных в это время исторических факультетов, преподавателям своеобразное учебное пособие по истории Беларуси, “узброіць іх адпаведным фактычным матэрыялам, падабраўшы гэты матэрыял па асноўных пытаннях гісторыі Беларусі эпохі феадалізма” .

Целевое назначение сборника, имевшего учебный характер, обусловило и соответствующий уровень археографической подготовки включенных в енго документов. Учитывая отсутствие специальной палеографической подготовки у потенциальных пользователей изданием, составители упростили передачу текста документов: исключили буквы “ер” в конце слов, заменили “омегу”, “ять”, “фиту”, “юс большой”и др. на соответствовавшие им “”о”, “е”, “ф”, “я”и др. Текст был разбит на параграфы или абзацы, введена современная пунктуация. Наряду с древней датировкой документов(буквенной, от сотворения мира) везде дана современая (цифровая, от Рождества Христова).

В первый том вошло 396 докуметов с древнейших времен до присоединения в 1772 г. Восточной Беларуси к России. Они сгруппированы в 12 разделов, которые по мнению составителей должны были дать представление об основных этапах белорусской истории :1.Нараджэнне феадалізма ў Беларусі (1Х—Х111 стст.); 2. Утварэнні Вялікага княства на тэрыторыі Літвы і Беларусі и т.д. Нумерация в каждом разделе приводилась самостоятельная. Поскольку большинство документов тома, а это были выдержки из летописей, немецких, латинских, польских хроник, материалы Литовской метрики, грамоты, привилеи, законодательные акты и т.п., ранее уже публиковались, составители передавали их тексты на языке предыдцщих публикаций(в основном—старобелорусском и древнерусском). Тексты же на польском и латинском языках давались в переводе на белорусский язык.

Более всего были представлены документы, отражавшие социальные проблемы: классовая структура общества, классовая борьба; менее- источники об истории культуры, религии, городов. Заметна определенная заданность в редакционных заголовках. Элементы политизации видны и в предисловии: в нем, с одной стороны, подвергалась критике “школа Покровского”, с другой—“белорусские националисты, извращавшие историю ВКЛ”. Критиек подвергались М.В.Довнар-Запольский, В.И.Пичета, В.М.Игнатовский, которые, по словам автора исторической части предисловия (им, скорее всего, был В.К.Щербаков) мало внимания в своих исследованиях по истории ВКЛ уделяли классовой борьбе .

Особенностью данного тома является то, что в нем едва ли не впервые в истории белорусской археографии содержание ряда документов передавалось в виде регест и таблиц. Вместо полных леггенд к каждому документу давались ссылки на номер того или иного издания, составившего библиографический указатель, помещенный в конце книги.

Наряду с библиографическим в сборнике давались именной и географический указатели, содержание, а также имевший особое значение для данного тома “Слоўнік незразумелых слоў”. Текстуальные и примечания по содержанию давались постранично. Все археографическое оформление тома выполнено на белорусском языке.

Это была типичная хрестоматия по отечественой истории, укомплектованная наиболее характерными документами или их фрагментами. Лишь три, включенных в издание источника (два из них—инвентари, выявленные и обработанные Д.И.Довгялло), носили оригинальный характер.

Второй том сборника в нарушение его серийного характера вышел под несколько измененным названием—“Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі” через четыре года после первого, хотя в предисловии к последнему указывалось, что составителями ( Щербаковым, Керножицким и Д.А.Дудковым) уже подготовлен и сдан в печать второй том сборника 121. Причина задержки издания обусловлена репрессиями против составителей. В.К.Щербаков был арестован 1 июня 1937 г., Д.И.Довгялло—10 декабря 1937 г., К.И.Керножицкий—на следующий день .

Составителями второго тома значились директор Института истории Белорусской академии наук, специалист по истории древнего мира академик Н.М.Никольский, а также доценты БГУ Д.А.Дудков и И.Ф.Лочмель.

В отличие от первого тома, здесь из 686 документов за 1772—1903 г. лишь незначительную часть составляли источники, ранее публиковавшиеся. Они также сгруппированы в 12 разделов. В томе широко представлены материалы, показывавшие политику царизма в области землевладения; документы о насильственной русификации населения присоединенных губерний, об угнетении еврейского населения и т.п. В одних разделах преобладали данные по западным губерниям, в других—по восточным. Здесь еще более заметно проявление политизации как в подборе документов, так и в характере их комментирования.. Вместо употреблявшихся в предисловии к первому тому выражений типа “беларускія нацдэмы” во втором вполне в духе того времени уже фигурируют “беларускія нацыянал-фашысты”.

Формально составители тома сохранили эдиционные приемы, состав научно-справочного аппарата, внешнее оформление, характерные для предыдущего тома: здесь есть предисловие, именной, географитческий указатели; указатель архивных фондов и печатных материалов, использованных при составлении сборника; перечень публиковавшихся документов; текстуальные и примечания по содержанию, а также оглавление.Однако более тщательное изучение состава включенных в него документов, и особенно истории подготовки тома не может не свидетельствовать об архисильном проявлении вненаучного влияния, оказываемого на археографов.

Подводя итоги археографической деятельности научных, историко-партийных и архивных учреждений Беларуси за довоеннный период, отметим. Что характерной его чертой являлось сосуществование старой археографической школы с нарождавшейся советской. Представители первой в лице М.В.Довнар-Запольского, Д.И.Довгялло, В.И.Пичеты и других, продолжая лучшие традиции дореволюционной археографии, не только обогащали археографическую базу, но и пытались с учетом открывшихся возможностей, к сожалению, оказавшихся скоротечными (имеется в виду доступ к архивам, ранее засекреченным, введение в оборот новых видов источников и т.п.) обобщать и применять опыт эдиционной археографии применительно к документам нового и новейшего времени.

С другой стороны, именно в это время стало сказываться отставание белорусских археографов от их российских и украинских коллег в части теоретического и методического осмысления вопросов, связанных с публикацией документов как исторических источников. Это проявлялось в отсутствии специальной архивно-археографической периодики в республике, а также в том, что до войны не было издано сколько-нибудь заметных работ, предметом исследования которых являлись бы археографические публикации.

Немало вредило практической археографии и то, названное современным российским историком-архивистом “броуновское движение”, которое в течение всего довоенного периода происходило в архивах как России, так и Беларуси ( бесконечное фондирование и перефондирование архивных документов, передача их из архива в архив, объединение и разъединение фондов и т.п.), а также отсутствие в архивохранилищах республики многих документальных комплексов.

Начавшиеся с 1930-х гг. в Беларуси, равно как и на Украине, в России репрессии против научных кадров гуманитарного профиля (аресты Д.И.Довгялло, М.В.Мелешко, В.У.Ластовского, Я.И. Лесика и др., высылка В.И.Пичеты, М.В.Довнар-Запольского, самоубийство В.М.Игнатовского) прервали процесс становления и развития национальной архивно-археографической школы. Завершению разгрома археографии способствовала передача в 1938 г. архивных органов и учреждений в ведение НКВД. Это мероприятие почти наглухо закрыло двери архиов перед историками и археографами, лишив первых важнейших источников, а вторых—объектов публикации.

Лекция 12. Белорусские документальные публикации в годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие (1941—1956 гг.)

 

Великая Отечественная война, как и предшествовавшие ей революция 1917 года, и особенно гражданская, советско-польская войны, аренами которых являлась территория Беларуси, самым неблагоприятным образом сказались на публикации документов и материалов. Основа археографической базы—государственные архивы республики—частично были уничтожены в ходе военных действий, частично остались на оккупированной территории Из более чем 7,5 млн. дел, хранившихся накануне войны в государственных архивах Беларуси, на восток было эвакуировано всего 75 тыс. дел, что составляло 1% от всего Государственного архивного фонда республики.

В этих условиях была совершенно свернута археографическая деятельность, которая и накануне войны, как уже отмечалось в предыдущих лекциях, не отличалась по известным причинам особой активностью.

Вывезенные в восточные районы России документы из некоторых белорусских архивов не могли стать объектом для публикаций: это были в основном материалы “спецхранов”. К тому же вследствие отсутствия архивистов. недостатка помещений и пр. они в большинстве своем в течение всей эвакуации продолжали оставаться не распакованными в российских архивохранилищах. Единственный, полностью вывезенный из Могилева в Уфу партийный архив ЦК КП(б)Б, также вплоть до своей реэвакуации в Беларусь в 1944 г. вел исключительно работу по упорядочению находившихся в нем и поступавших из различных городов России документальных комплексов своего профиля . Поступившие в конце 1990-х гг. в Национальный архив РБ воспоминания бывшего в годы войны заведующего партийным архивом ЦК КП(б)Б Ф.О.Попова(незавершенные, написаны в 1969-1970 гг.) содержат некоторые подробности о том, как был осуществлен вывоз архива в Уфу, а затем организована работа по использованию его документов, в основном, в учетно-справочных целях.

Оставшиеся в Минске, Витебске, Могилеве и других областных центрах республики архивы мало интересовали как оккупантов, так и коллаборационистов, возглавлявших управы (архивы находились в ведении последних) . В отличие от архивов Киева, Львова, других украинских городов, документы которых стали объектом исследований и публикаций украинских и немецких историков и архивистов по проблемам, например, магдебургского права, в белорусских архивах в основном занимались работой по разборке и описанию древних грамот и актов, упорядочению метрического фонда и т.д. Время от времени, правда, в оккупационных периодических изданиях (“Беларускай газэце”, “Менскай газэце”, “Раніце”,”Minsker Zeitung” и др.) появлялись статьи исторической тематики, в том числе и основанные на архивных материалах, а также об архивах. “На многих из них, --как совершенно справедливо отмечает современный белорусский исследователь,--лежит печать шовинизма, русофобии, антиполонизма, антисемитизма” .

В 1943 г., например, в “Беларускай газэце” была опубликована (под псевдонимом “Архивариус”) статья “Як бальшавікі знішчалі беларускія архівы”, основанная на делопроизводственных материалах созданного буквально накануне войны Исторического архива АН БССР. В ней речь шла о перевозке в 1940-41 гг. в Минск Виленского исторического архива и последующей судьбе этого уникального документального собрания. Несмотря на то, что большинство изложенных в ней фактов действительно имели место, общий тон статьи, равно как и ее выводы были густо сдобрены русофобией и антисемитизмом .

Не избежала антипольской направленности и статья бывшего в 1911-1913 гг. секретарем Витебской ученой архивной комиссии, а в 1920-30 гг.-- директором Двинской белорусской гимназии С.П.Сахарова о А.П.Сапунове.

Единственным учреждением, пытавшимся в условиях войны хоть как-то организовать работу по использованию документов в пропагандистских целях, стала Комиссия по истории Отечественной войны при ЦК КП(б)Б, созданная в июне 1942 г. Она, как и ЦК Компартии республики, а также высшие органы власти и управления Беларуси, находилась в Москве. С началом освобождения территории республики комиссия в 1943 г. переехала в Гомель, а оттуда в 1944 г.—в Минск. “В задачи Комиссии,--отмечалось в одном из инструктивно-методических документов,--входит собирание и подготовка к печати документов и материалов об участии БССР в Великой Отечественной войне против германского фашизма” .

К концу войны комиссией были подготовлены и изданы пять сборников документов агитационно-пропагандистского характера. Среди них—сборник в двух частях о зверствах оккупантов в Беларуси “Ничего не забудем, ничего не простим”, “Письма из немецкого рабства”, “Первый и второй митинги представителей белорусского народа”, “25 лет Белорусской ССР” (вышли из печати в 1943-44 гг.). В печать были сданы сборник статей и документов “Белорусский народ в боях за Родину”, сборник статей, рассказов, заметок и иллюстраций из партизанского рукописного журнала “Народные мстители” (издавался одноименной бригадой им. В.Т.Воронянского, действовавшей в Минской обл.) и др.

Позитивное значение для активизации работы комиссии в области собирания и публикации документов по истории войны сыграли решения состоявшейся 1—3 июня 1943 г. в Москве конференции историков-архивистов, носившей юбилейный характер (она была приурочена к 25-летию принятия декрета “О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР” от 1 июня 1918 г.) . В ее работе принял участие и научный сотрудник комиссии И.К.Купреев, составивший подробный отчет о конференции и спроецировавший основные положения обсуждавшихся здесь вопросов на деятельность находившегося в Уфе партийного архива ЦК Компартии Беларуси, а также собственно комиссии .

Анализируя работу конференции и принятые ею резолюции, отметим, что особый интерес представляли доклады заместителя директора Института истории АН СССР А.М.Панкратовой “Государственный архивный фонд СССР и историческая наука”, профессора А.С. Ерусалимского “Международное значение советских документальных публикаций”, начальника научно-издательского отдела Управления госархивами НКВД СССР П.Г.Софинова “Основные этапы развития русской археографии”, непосредственно посвященные проблемам археографии. Последний из названных нами докладов, кстати говоря, привлек наибольшее внимание участников конференции (в прениях по нему выступили академик М.Н.Тихомиров, д.и.н. В.Д.Бонч-Бруевич, профессор Н.М.Коробков, д.и.н. Н.Л.Рубинштейн, ученый археограф УГА НКВД СССР Е.А.Луцкий).

Конференция поставила перед архивистами и историками ряд задач, обусловленных как потребностями военного времени, так и нацеленных на длительную перспективу. В главных своих чертах они сводились к обеспечению сохранности документов и их последующей публикации. Отметим. что решения конференции в области публикационной деятельности архивных и научных учреждений СССР (включая и Беларусь) определили основное направление практической археографии на послевоенный период.

Широкая программа публикации документов, намеченная в докладе А.М.Панкратовой, предусматривала издание серий документальных сборников по истории создания русской государственности, истории дореволюционной России, Советского союза, национальных республик, славянских народов, Великой Отечественной войны и т.д. Они были призваны формировать у русского, белорусского, украинского и других народов СССР чувство национальной гордости за свое прошлое, способствовать росту “народного самосознания, интернационализма и патриотизма”. В целях координации и научного руководства публикацией документов намечалось создание при УГА НКВД СССР Государственной археографической комиссии; признавалась необходимость выработки единого для историков и архивистов перспективного плана издания документальных сборников, а также единых принципов их публикации .

Представлялся очень важным обсуждавшийся на конференции по инициативе П.Г.Софинова, В.В.Максакова и писателя А.Н.Толстого вопрос о целесообразности создания Центрального государственного архива Великой Отечественной войны, куда должны были войти все документальные материалы , относящиеся к повседневной истории военных действий и жизни на войне. Как считает современный российский исследователь истории архивного дела Т.И.Хорхордина, “речь шла по сути дела, о создании Архива повседневности войны”. Однако, эта идея, формально поддержанная на конференции, фактически не была ( и не могла быть!) реализована в условиях еще продолжавшейся войны, как не реализована она и до сих пор. Оказалась неудачной и попытка создания Государственной археографической комиссии: она появится лишь в 1957 г. и не при Архивном управлении, как это мыслилось участниками конференции, а в структуре АН СССР ..

Как установил современный российский исследователь, нарком внутренних дел СССР С.Н.Круглов 17 июля 1944 г. направил в адрес секретаря ЦК ВКП(б) А.С.Щербакова письмо и проект постановления секретариата ЦК ВКП(б) о создании Государственной археографической комиссии при СНК СССР во главе с акад. А.Я.Вышинским (последний, как известно, был заместителем председателя СНК СССР). Заместителями руководителя комиссии должны были стать директор Института истории АН СССР акад. Б.Д.Греков и руководитель архивной службы И.И.Никитинский. Среди потенциальных членов предполагаемой комиссии фигурировали директор Института Маркса-Энгельса-Ленина В.С.Кружков, академики В.П.Потемкин и Е.В.Тарле, член- кор. АН СССР А.В.Ефимов, начальник военно-исторического отдела Генштаба Красной армии ген.-майор А.Н.Таленский и начальник издательского отдела УГА НКВД СССР П.Г.Софинов.

Эта идея не встретила поддержки в ЦК ВКП(б), ибо, как считает В.А.Черных, “была воспринята как очередная попытка НКВД расширить пределы своей компетенции… ЦК ВКП(б), видя в публикации исторических документов идеологическое оружие, предпочитал оставить за собой контроль за его применением”

Начавшие появляться вскоре после конференции документальные публикации носили ярко выраженный военно-патриотический характер. Они были посвящены событиям Семилетней войны 1756-1762 гг., Отечественной войне 1812 г., Великой Отечественной войне .

Наиболее значительным событием, непосредственно вытекавшим из решений конференции, стало издание в 1945 г. “Основных правил публикации документов Государственного архивного фонда СССР”. Они были составлены П.Г.Софиновым и подводили итоги пройденного советской археографией пути, являясь в то же время новой ступенью в ее развитии. При составлении правил были использованы “лучшие русские и иностранные издания документов, а также богатый опыт нашей археографии в области теоретической разработки приемов и методов публикации исторических текстов”. “Основные правила” на десятилетие стали “настольной книгой” археографов, в том числе и белорусских, которые вскоре после окончания войны возродили практику публикации сборников документов.

Учитывая плачевное состояние государственных архивов Беларуси, частично вывезенных оккупантами на Запад, частично приведенных в хаотическое состояние, что не позволяло в короткое время осуществить подготовку оригинальных археографических публикаций, белорусские архивисты и историки обратились к “заготовкам” прошлых лет, которые по разным причинам не были реализованы до войны. Одной из них стала благополучно сохранившаяся в партийном архиве ЦК КП(б)Б рукопись сборника документов “Крах немецкой оккупации в Белоруссии в 1918 году”. Как уже отмечалось, сборник был подготовлен еще накануне войны, однако по политическим причинам не дошел до читателя. Высылая в конце марта 1945 г. рукопись сборника в адрес секретаря ЦК КП(б)Б П.К.Пономаренко, заведующий партийным архивом ЦК Ф.О.Попов, бывший одним из его составителей, рекомендовал адресату обратить внимание на первый раздел сборника “Большевистская партия—организатор побед…”, т.к., писал он, “партийные организации в своих решениях брали курс на международную революцию”. После незначительной доработки рукописи, особенно предисловия, книга увидела свет в 1947 г.(составители Ф.О. Попов и В.А. Беляева).

В сборник вошло 196 документов (из них только три, ранее публиковавшиеся) преимущественно из партийного архива, Государственного архива Минской обл.( 80 док.) и ЦАОР БССР. Они систематизировались по хронологически-тематическому принципу в 7 разделов и должны были, по словам автора предисловия Ф.О.Попова дать “яркую картину совместной борьбы всего советского народа под руководством партии Ленина-Сталина за освобождение своей родины от нашествия немецких захватчиков”. Исходя из этой задачи, главное место в сборнике отводилось публикации документов партийных органов: обращений партийных комитетов к населению Беларуси с призывами к борьбе против оккупантов, протоколов их заседаний и т.п. Здесь публиковались также отчеты, приказы главнокомандующего Западным фронтом, резолюции различных собраний, содержавшие протесты против грабежей белорусского крестьянства, горожан, учинявшихся немецкими войсками и т.д.

С целью обличения деятелей Белорусской народной республики в специальном разделе под названием “Кровавый путь предателей Родины”, вероятно, заимствованном составителями у А.И.Зюзькова, назвавшего свою книгу “Крывавы шлях беларускай нацдэмакратыі” (Мн., 1931), публиковалось 24 документа; среди них—телеграмма Рады БНР германскому кайзеру, письмо делегации БНР к германскому послу при правительстве Украинской Народной республики от 25 апреля 1918 г., постановление Народного секретариата БНР об отмене на территории Беларуси всех декретов Совнаркома РСФСР от 12 июля 1918 г., письма к кайзеру и президенту США от 20 октября 1918 г. и др.

Особенно примечательна публикация письма 25 апреля 1918 г.. Составители опустили фрагменты, в которых шла речь о существовании в древности и в средние века белорусской государственности, убрали абзацы, в которых говорилось о восстаниях против “русского правительства” в 1830, 1863 гг., о тяготении белорусского народа по своей культуре к “народам западноевропейским, а не к востоку”.

Целевое назначение сборника более чем очевидно: показать аналогии между захватнической политикой кайзеровской Германией в 1918 году и фашистской Германией в 1941—1945 гг. и одновременно провести параллели между деятельностью Рады БНР в 1918 году и Белорусской центральной радой в 1943—1944 гг.

Характерной особенностью данной публикации является чрезвычайно низкий уровень археографической обработки включенных в нее документов, отсутствие какой бы то ни было унификации при составлении редакционных заголовков, неверное определение составителями отдельных видов документов (например, сводки, переданные телеграфом, они обозначают как телеграммы), разнобой в обозначении датировки документов (в одних случаях месяц указывается римскими цифрами, в других—словами) и т.п.

Некачественный перевод текста ряда документов(причем, без оговорок), передача его с купюрами (без отточий) дополняют негативную характеристику издания. Из научно-справочного аппарта в нем представлены лишь предисловие общеисторического характера (в духе “двух вождей”) и перечень публикуемых документов, одновременно выполняющий и функции легенд (Правда, в перечне отсутствуют заголовки; вместо них составители указывают номера, под которыми документы помещены в сборнике, а также сокращенные названия архивов, номера фондов, описей и дел. Указания на листы и подлинность документов отсутствуют).

К некоторым документам составители дали заголовки публицистического характера, что присуще публикациям учебного типа, а также документальным подборкам в периодических и продолжающихся изданиях. Все они имеют ярко выраженный идеологический налет: например, к письму делегации Рады БНР (док. 141)—“Письмо белорусских националистов...”; к информации о восстании левых эсеров в г.Горки в марте 1918 г.(док.145)—“Информация о белогвардейском мятеже...” и т.п.

Своеобразным образцом “археографической неряшливости” может служить док. 126, озаглавленный как “Сообщение члена Витебского исполкома Витебскому губисполкому 30 сентября 1918 г.” Из него совершенно неясно (это, кстати, характерно и для других заголовков), о чем идет речь в сообщении, кто являлся его автором (член городского? губернского? уездного исполкома?). Составители датировали документ 30 сентября 1918 г. , хотя в нем речь идет о состоявшемся 28 октября 1918 г. освобождении частями Красной Армии г.Лепеля.

Оставив без комментариев имевшуюся в документе фразу “Помещики во главе с Ландратом разбежались”, составители породили недоумение у читателей: о чем идет речь—о помещике по фамилии Ландрат или все же о местном органе немецких оккупационных властей—сельском совете (der Landrat) .

Требует пояснения и заголовок к док. 129—“Рапорт Карповинского волостного головы начальнику державной варты 8-го участка Речицкого уезда” Вероятно, имелась в виду гетманская администрация. Неуклюже транслитерированное составителями название немецкой газеты “Die Wacht im Osten” (“Восточная стража”) как “Дивахт имостен” не может не вызвать затруднения с пониманием заголовка периодического издания.

Одним словом, сборник изобилует примерами того, как не следует публиковать документы. Единственное его позитивное значение, на наш взгляд, состоит в том, что многие, включенные в книгу документы, в 1939 году хранившиеся в Госархиве Минской обл. и ЦАОР БССР, были во время войны утрачены и их содержание дошло до нас благодаря данной публикации. Здесь налицо тот случай, о котором Н.Н.Улащик писал : “Изданный самым примитивным способом источник остается жить, тогда как неизданные рукописи часто погибают без следа”.

Помимо реализации “заготовок” белорусские археографы в конце 1940-нач. 1950-х гг. включились в работу по подготовке оригинальных публикаций документов военного времени, завершению серийных изданий, начатых до войны. Значительным препятствием для широкого развертывания публикационной деятельности в этот период, как отмечали руководители архивной службы Беларуси, являлось почти полное отсутствие научно-методической литературы и систематического обмена документальными изданиями между государственными архивами союзных республик. “Основные правила публикации документов Государственного архивного фонда СССР” по мнению белорусских архивистов недостаточно освещали ряд вопросов методики археографической деятельности (в частности, издание документов в извлечениях; издание отдельных видов документов; вопросы датировки документов различных периодов и т.п.).

К сожалению, белорусские архивисты недооценили научно-методического значения изданной в 1948 г. книги С.Н.Валка “Советская археография”. Вероятно, под влиянием крайне тенденциозной и во многом вульгаризаторской критики монографии С.Н.Валка со стороны Б.Кочакова, а затем М.С.Селезнева и В.В.Максакова, они предлагали организовать широкое обсуждение затронутых в книге вопросов с тем, чтобы использовать его результаты для составления конкретных методических разработок .

И тем не менее участие белорусских архивистов и археографов в обсуждении проектов правил публикации документов, разрабатывавшихся в этот период преимущественно в Москве, свидетельствовало о их возросшем научном уровне. Замечания, дополнения и предложения к новой редакции “Основных правил публикации документов ГАФ СССР”, направленные в ноябре 1951 года из Минска, не сводились только к частным вопросам методики публикации, но затрагивали и проблемы теоретического характера: обоснование выбора темы публикации (а, следовательно, и критерии отбора документов для включения в издания), сокращенная передача содержания документов в форме регест, таблиц и пр. Заслуживали внимания и предложения белорусских архивистов об унификации и кодификации эдиционных приемов, которые бы гарантировали от “археографического беспредела” в публикационной деятельности, разворачивавшейся в республике. По их мнению разрабатываемые правила издания документов должны были согласовываться с другими научно-исследовательскими учреждениями с тем, “чтобы они являлись обязательными для всех составителей документальных публикаций” .

Если говорить о состоянии практической археографии в этот период, то ее можно охарактеризовать как время попыток подступа к развертыванию широкой публикационной работы отдельными учреждениями (архивами, Институтом истории партии при ЦК КПБ, Институтом истории АН БССР и др.). Вследствие разобщенности деятельности нередко эти попытки завершались неудачей. Так было, например, с подготавливаемыми в конце 1940—начале 50-х гг. документальными сборниками о истории партизанского движения в Беларуси в годы Великой отечественной войны.

Несмотря на решение ЦК КП(б)Б, обязывавшее отдел пропаганды и агитации подготовить и представить к установленному сроку на рассмотрение специальной комиссии ЦК ряд сборников документов (“Борьба белорусского народа против немецко-фашистских захватчиков в Великой Отечественной войне”, “Враги о партизанах”, “Зверства немецких захватчиков в Белоруссии” и др.), оно так и не было выполнено. Причина этого заключалась как в недостатке кадров, способных на должном уровне готовить документальные публикации, так и в отсутствии в партийном архиве ЦК КП(б)Б многих документальных комплексов—объектов потенциальных изданий.

По причине же недостатка кадров, а также отсутствия связей с другими научно-исследовательскими, музейными и архивными учреждениями республики не были реализованы в республике в рассматриваемый период многие планы и Института истории АН БССР, возобновившего свою деятельность вскоре после освобождения республики. Так, в плане научно-исследовательских работ Института на первую послевоенную пятилетку (по сектору истории СССР и БССР) предусматривалось “продолжить и расширить систематическую публикацию архивных документов и др. материалов по истории БССР” .Для решения этой задачи намечалось создать в составе сектора специальную археографическую комиссию, “которая будет руководить составлением и изданием проектируемой серии документов” .

Не последнюю роль в сдерживании развития практической археографии в Беларуси в этот период играли и обстоятельства идеологического характера. По этим причинам, в частности, было задержано издание подготовленного в 1953 г. 4-го тома сборника “Документы и материалы по истории Белоруссии”, завершавшего собой серийное издание, начатое еще в 1936 г. (том выйдет в 1954 г. под названием “Из истории установления Советской власти в Белоруссии и образования БССР”). Дело в том, что составители предполагали включить в него наряду с “безукоризненными” документами и материалы информационного характера, взятые из газет небольшевистского направления, а также “документы, исходящие от лиц, учреждений, враждебных революционному движению”, документы, подписанные людьми, впоследствии объявленными “врагами народа” и т.п. Стоявший на страже соблюдения “идеологического целомудрия”, в том числе и в публикационной деятельности, высший партийный орган республики, естественно, не мог допустить такой “ереси”, что повело к необходимости коренной переработки заключительного тома серийного издания и задержало его выход в свет.

По аналогичным же причинам из готовившегося к изданию сборника о партизанском движении были исключены документы, свидетельствовавшие о проявлении культа личности Сталина, о пособниках оккупантов, фактах негативного отношения населения к партизанам, о минском подполье и др., а в сборник о борьбе трудящихся Западной Беларуси за национальное и социальное освобождение в 1930-е гг. не вошли документы о деятельности Коммунистической партии Западной Беларуси, КСМЗБ, Коминтерна (это станет возможным лишь после ХХ съезда КПСС). Характерно замечание, сделанное П.К.Пономаренко на рукопись присланного ему весной 1945 г. из Могилева сборника листовок о партизанском движении. Давая в целом позитивную оценку сборнику, адресат в то же время рекомендовал составителям исключить из него ряд директив ЦК КП(б)Б по развертыванию партизанского движения, ссылаясь на их секретный характер. “Широко описывая партизанскую борьбу и историю развития движения,-писал он,- мы не намерены выбалтывать все наши приемы и методы, которыми мы пользовались. Незачем помогать вооружать нашим ценнейшим опытом тех, кого вооружать нежелательно”.

Таким образом, можно сделать вывод, что для подготовки (а тем более—издания) в этот период значительных тематических или пофондовых публикаций, предполагающих прежде всего наличие высококвалифицированных кадров, максимально полную источниковую базу, а также соответствующую общественно-политическую обстановку, не было еще условий.

С учетом этих обстоятельств археографы республики обратили свое внимание на документы, выявление и археографическая подготовка которых, не требовали, с одной стороны, значительных усилий и высокой квалификации составителей, а с другой, сводили к минимуму проявление субъективизма в вопросах их отбора. Речь идет о “Зборніке лістовак усенароднай партызанскай барацьбы у Беларусі у гады Вялікай Айчыннай вайны (1941—1944 гг.)”. Работа над ним велась еще в годы войны; окончательно же он был подготовлен Институтом истории партии при ЦК КП(б)Б и издан в 1952 г. В сборник вошло 252 документа, хранившихся в партийном архиве ЦК КП(б)Б, Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны и Гомельском краеведческом музее. Выбор объекта публикации был обусловлен не только причинами, о которых шла речь выше, но и тем обстоятельством, что аналоги подобных изданий уже имелись в России : “Листовки Сталинградской областной партийной организации”(Сталинград, 1943), “Литовки партизанской войны в Ленинградской обл. 1941-1944 гг.” (Л., 1945) и др.

Следуя принципам публикации данного вида источников, которыми руководствовались российские археографы, их белорусские коллеги также сгруппировали документы в соответствии с авторско-корреспондентским признаком по 5 разделам. В первый они включили листовки ЦК КП(б)Б, СНК и Президиума Верховного Совета БССР; во второй—документы местных партийных подпольных органов и организаций; в третий—листовки комсомольских и общественных организаций; в четвертый—листовки партизан Беларуси. В заключительный пятый раздел были вынесены листовки, адресованные войскам противника и их пособникам и изданные от имени органов и организаций, представленных в предыдущих четырех разделах. Внутри разделов документы располагались в хронологическом порядке.

Несмотря на вид издания ( публикация документов одной разновидности), нет оснований причислить сборник к научному типу. Очевиден пропагандистский его характер. На это, в частности, указывает апологетическое, в духе культа личности Сталина, предисловие общеисторического характера. Содержание последнего полностью соответствует духу “холодной войны”, в условиях которой готовился сборник: в нем главными виновниками развязывания второй мировой войны объявлялись исключительно “американско-английские империалисты”.

Наличие стереотипной, повторяющейся информации о ходе боевых действий на фронтах, а также зачастую преувеличенные данные об успешных операциях партизан Беларуси, взятые из сводок Совинформбюро, местной подпольной печати, не могут не снижать источниковедческого значения данной публикации. Кроме того, многие листовки содержат информацию в зашифрованном виде, что затрудняет ее использование и требует проведения дополнительных источниковедческих изысканий.

Готовя материалы к изданию, составители не провели соответствующей работы с тем, чтобы дешифровать такие фрагменты, обозначив это соответствующим образом. Справедливости ради отметим. что определенная источниковедческая работа составителями все же проводилась. Так, в 1950 г. руководством Института истории партии были направлены письма председателям областных и районных исполнительных комитетов Советов депутатов трудящихся, директорам библиотек, музеев с просьбой проверить достоверность содержания отдельных, высылаемых им листовок . Отсутствие ответов не дает возможности сделать вывод о качестве проведения данной, крайне важной работы.

Невысокий источниковедческий и археографический уровень издания дополняет почти полное отсутствие в нем текстуальных примечаний и примечаний по содержанию ( исключение составляют обильные ссылки на работу И.Сталина “О Великой Отечественной войне Советского Союза”). Нет в сборнике также и каких-либо указателей, крайне необходимых для такого объемного и включающего массу географических наименований, издания. В качестве единственного элемента научно-справочного аппарата в книге дается лишь перечень опубликованных листовок.

Если говорить о передаче текста публикуемых документов, то и здесь возникает довольно много вопросов к составителям. Ряд документов содержит неточности фактического характера, оставленные публикаторами без комментариев (док. 129 и др.). Опубликованный текст ряда листовок по причинам политического и идеологического свойства имеет существенные расхождения с оригиналом. Так, в одном случае сделаны купюры ( без обозначения их отточиями ) о заключенном летом 1941 г. советско-английском военно-политическом соглашении., в другом случае (док. 290), наоборот, составители “дополнили” текст листовки собственными субъективными характеристиками польского эмигрантского правительства и др. Отдельные легенды к документам неполные и не соответствуют действительности. Тексты всех листовок публиковались исключительно на белорусском языке; при этом перевод многих из них с языка оригинала (русского, немецкого, венгерского и др.) не оговаривался.

Изданием “Зборніка лістовак” открывалась серия документальных публикаций, посвященных истории Беларуси в годы Великой Отечественной войны. Особенно широкий размах эта работа приобретет в 1960-80-е гг., о чем будет идти речь в следующих лекциях.

Наряду с подступами к подготовке документальных публикаций новой тематики середина 1950-х гг. была отмечена появлением ряда продолжающихся изданий. Среди них выделяются своим объемом 3-й и 4-й тома начатого еще до войны в сугубо учебных целях серийного издания “Гісторыя Беларусі у дакументах і матэрыялах”. Задумывавшаяся как хрестоматия по отечественной истории, эта серия, на наш взгляд, стала одновременно и своеобразной хрестоматией по истории белорусской археографии 1930-50-х гг., поскольку позволяет проследить изменение методики публикации документов, имевшее место во время издания всех ее четырех томов и обусловленное рядом причин субъективного (уровень научной квалификации составителей довоенных и послевоенных томов, учет ими археографических традиций предшественников и пр.) и объективного (обязательное следование появившимся после войны нормативным документам в области археографии и др.) характера.

3-й том сборника по своему объему, действительно, превзошел серийные издания, когда-либо выходившие в Беларуси; не появилось его аналогов (в смысле объема) и позже. Составители (а ими была группа научных сотрудников Института истории АН БССР под руководством А.И.Вороновой) включили в том 1.199 документов за 1900—1917 гг. , что составило почти 95 печ. лист. Структура тома (а в нем имеются 7 разделов) свидетельствует о явном преобладании здесь документов по истории революционного движения (725):

Раздел 3 Революционное движение в Белоруссии в начале ХХ в.—93 док.;

Раздел 4. Белоруссия в период первой буржуазно-демократической революции (1905—1907 гг.)—343 док.;

Раздел 5. Белоруссия в годы столыпинской реакции и революционного подъема (1908—1914 гг.)—238 док.;

Раздел 7. Белоруссия во время Февральской буржуазно-демократической революции—51 док.

“Нереволюционные” разделы составили 474 док.:

Раздел 1. Экономика и положение трудящихся Белоруссии в начале ХХ в.—287 док.;

Раздел 2. Просвещение Белоруссии в начале ХХ в.—53 док.

Раздел 6. Белоруссия в период первой мировой войны (1914—1917 гг.)—134 док.

Большинство включенных в том документов носили оригинальный характер и были выявлены в архивах Москвы, Ленинграда, Киева, Вильнюса, Минска, Могилева, Гомеля и Гродно. Вместе с тем “ в целях полноты освещения отдельных вопросов в настоящем сборнике были использованы частично материалы ранее изданных сборников: “Документы и материалы по истории Белоруссии”(том 2), “Бесправие трудящихся Белоруссии в царской России”, “Большевики в годы империалистической войны”, “Первое мая в царской России”. Особенностью тома и, в частности, его первого раздела являлось наличие здесь значительного количества статистического материала, представленного в форме таблиц, подготовленных составителями тома как на основании архивных материалов, так и различных статистических сборников.

Проводя археографическую обработку документов, составители руководствовались “Основными правилами публикации документов Государственного архивного фонда СССР” (М., 1945). Однако, в части составления заголовков они отступили от правил, использовав прием, характерный, как нам представляется, для изданий учебного типа. В строгом соответствии с правилами на первое место составители вынесли порядковый номер документа, а затем, в нарушение правил и последовательности расположения элементов заголовка, обозначили содержание документа, расположив далее остальные элементы заголовка и поместив дату после заголовка, а не наоборот, как того требовали правила:

№299

Состояние народного образования в Могилевской губ.

Из рапорта могилевского губернатора

1903 г.сентября 23

 

Между тем, в случае строгого следования правилам, заголовок должен был бы выглядеть так:

№ 299

1903 г.сентября 23.—Из рапорта могилевского губернатора о состоянии народного образования в Могилевской губ.

 

В целом же, если не считать примененной составителями вышеупомянутой новации, уровень подготовки данного тома может быть признан достаточно высоким. На это указывает и следование в основном оригиналу при передаче текстов документов и состав научно-справочного аппарата тома. Последний включает предисловие, состоящее из общеисторической и археографической частей, список сокращенных слов, указатель архивных фондов и печатных источников, использованных при составлении сборника, примечания (текстуальные и по содержанию), предметный и географический указатели, перечень публикуемых документов. (Правда, по каким-то причинам в археографической части предисловия составители, характеризуя состав научно-справочного аппарата, проигнорировали список сокращенных слов, равно как и предметный и географический указатели).

Естественно, что такой огромный том не был свободен и от недостатков. Помимо уже отмеченных укажем на явную ограниченность примечаний по содержанию (всего 88 на 1200 документов!), большая часть которых к тому же неоправданно пространно рассказывают о хорошо известных событиях, политических деятелях и т.п.

Если в предисловии к этому сборнику было лишь указано, что “часть материалов к тому была получена из Архивного управления МВД БССР (к 4-му разделу)”, то заключительный 4-й том издавался уже под грифами Института истории АН БССР и Архивного управления Беларуси, что свидетельствовало о складывании равноправного партнерства и кооперации в области археографической деятельности между научными и архивными учреждениями республики. В дальнейшем это сотрудничество выльется в подготовку и издание многочисленных документальных публикаций, которые, несмотря на все их недостатки, сыграют позитивную роль в деле развития отечественной исторической науки.

По своему целевому назначению заключительный том серийного издания носил научно-популярный характер и являлся, говоря словами его составителей “первой попыткой более или менее полной публикации документов по вопросам подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции, установления Советской власти в Белоруссии и образования БССР”. По мнению составителей “Ранее выпущенные издания по этому периоду представляли публикации отдельных групп документов, помещаемых часто в виде приложений к тексту, не систематизированных и в археографическом отношении не обработанных”.

638 документов, сгруппированные в 6 разделов и охватывавшие период с марта 1917 по февраль 1919 г., должны были “с наибольшей полнотой показать руководящую роль Коммунистической партии в подготовке и проведении социалистической революции, в осуществлении первых социалистических преобразований, в борьбе против внешней и внутренней контрреволюции, в практическом осуществлении национальной политики Коммунистической партии, ярким проявлением которой было создание БССР” . Как и довоенных археографов, готовивших аналогичные документальные издания, составителей настоящего беспокоило прежде всего то, чтобы отобранные для него документы были “без сучка и задоринки” . По этой причине они обращались преимущественно к материалам большевистской периодической печати., что достаточно хорошо прослеживается по составу включенных в том документов.

В нем составители отказались от новаций в части заголовков, имевших место в третьем томе. Сохранив в целом структуру научно-справочного аппарата предыдущего тома, составители в то же время дали объединенный предметно-географический указатель и ввели отсутствовавшую в третьем томе хронику событий. К сожалению, и в этом томе отсутствует именной указатель. Не видим здесь мы и перечня публикуемых документов (едва ли не уникальный случай в отечественной археографии! ). Расширение объема примечаний по содержанию (104 на 638 документов) не свидетельствовало об улучшении их качественного состава: здесь можно назвать те же самые недостатки, о которых шла речь применительно к 3-му тому.

Из других изданий, которые условно можно причислить к “продолжающимся”, можно назвать сборники общереспубликанского и регионального характера, посвященные событиям 1905—1907 гг.: “Революционное движение в Белоруссии. 1905—1907 гг.”(Мн., 1955) и “Революционные события в Гомеле и Гомельской области в годы первой русской революции (1905—1907 гг.)”(Гомель, 1955).

Таким образом, в этих четырех, выше упоминавшихся сборниках, завершавших или продолжавших ранее начатые издания, было опубликовало 2608 документов первой четверти ХХ в., из них, по данным специально исследовавшего их З.Ю.Копысского, 1720—впервые .Их значение для исторической науки республики, несмотря на все недостатки, трудно переоценить. Впервые в научный оборот вводилась масса документов, относившихся к наименее исследованному в белорусской историографии периоду. Выявленные не только в белорусских, но и в российских, украинских, литовских, польских архивах документы и материалы становились достоянием гласности и объектом исследования ученых.

Такая широкая публикация стала возможной вследствие начавшей складываться в этот период кооперации между научными и архивными учреждениями республики (Как уже отмечалось, заключительный том серийного издания сборника “Документы и материалы по истории Белоруссии”, а также юбилейный общереспубликанский сборник о событиях 1905-1907 гг. изданы под грифами Института истории АН БССР и Архивного управления МВД БССР).

Подводя итоги публикационной деятельности научных и архивных учреждений Беларуси в годы войны и первое послевоенное десятилетие, отметим, что несмотря на значительные количественные результаты, достигнутые в области практической археографии к середине 1950-х гг., оставалось достаточно много нерешенных проблем. К их числу прежде всего следует отнести ограниченность документальной базы для археографических публикаций. Это обусловлено как гибелью многих архивных собраний в годы войны, так и ограниченностью доступа археографов к отдельным фондам и коллекциям, находившимся на режиме секретного хранения в государственных и ведомственных (включая архивы Компартии Беларуси) архивах .

Жесткая политическая и идеологическая цензура, существовавшая в это время, негативно влияла на отбор документов для публикации, исключая из готовившихся сборников документы и материалы, обнародование которых хоть каким-либо образом могло быть использовано в ущерб ложно понимаемым интересам Советского государства, дружбы между его народами.

Рассматривая документальные публикации как острое идеологическое оружие в борьбе с классовым противником, партийные идеологи активно вмешивались в процесс формирования планов и программ подготовки документальных изданий, исключая из них все, кажущееся им второстепенным и заменяя их “актуальными” сборниками, малоценными для исторической науки, но крайне необходимыми для проведения партийно-политической пропаганды.

Влияние политики и идеологии на развитие практической археографии в Беларуси проявлялось и в определении типов и видов документальных публикаций: в этот период популярные и тематические издания превалируют над научными и пофондовыми.

Не способствовало эффективной публикационной деятельности и отсутствие в республике единого координационно-методического центра в области археографии. В большинстве своем документальные сборники готовились автономно, что вело к параллелизму и появлению повторных публикаций. Недостаточное внимание, уделяемое в республике подготовке кадров специалистов-археографов, также отрицательно сказывалось на уровне отечественной археографической продукции. Нам представляется, что именно в данное время формируется “археографический нигилизм” среди историков, начавших смотреть на публикацию документов как на нечто второстепенное, своего рода “черновую работу”. Не способствовала развитию археографии и дифференциация труда при подготовке документальных изданий, суть которой заключалась в том, что историки, как правило, ограничивались подготовкой общеисторической части предисловия, а всю остальную работу брали на себя архивисты.

Лекция 13. Роль Археографической комиссии, Института истории и др. научных учреждений СССР в развитии белорусской археографии в 1950-80-е гг.

 

Так называемая “хрущевская оттепель”, наступившая в СССР после ХХ съезда КПСС и знаменовавшая собой завершение эпохи сталинского тоталитаризма, оказала позитивное воздействие на развитие всех гуманитарных наук, включаю и археографию. Был нарушен “обет молчания” в области публикации документов советского периода: из недр государственных и партийных архивов начали извлекаться и вводиться в научный оборот многие лежавшие до этого под спудом исторические источники, созданные после 1917 года.

Возрождается историко-архивная периодика: вместо “Красного архива” с 1955 г. начинает издаваться “Исторический архив”; вместо “Архивного дела” (с 1959 г) --“Вопросы архивоведения”. В 1956 г. создается наконец-то и в Беларуси “Информационный бюллетень Архивного управления МВД БССР”, на страницах которого, несмотря на его ведомственный характер наряду со статьями и информационными сообщениями по вопросам архивного дела, архивоведения и делопроизводства появляются и небольшие подборки документов и материалов, извлеченных из государственных архивов республики, а также публикации по проблемам камеральной и эдиционной археографии.

Летом 1958 г. белорусские архивисты пытаются реорганизовать его в историко-архивоведческий журнал “Исторический архив Белоруссии”, а затем, очевидно, после отрицательного отношения со стороны высшего партийного органа республики к этой идее (как и в 1930-е гг.)—в “Научно-информационный бюллетень” с периодичностью издания 2-3 раза в год . В письме министра внутренних дел республики С.И.Сикорского, 23 декабря 1959 г. направленном в адрес секретаря ЦК КПБ К.Т.Мазурова, автор, ссылаясь на существование подобных изданий в России, Украине, Грузии, Азербайджане, подчеркивал, что изданные к тому времени 7 номеров “Бюллетеня” “получили положительные отзывы институтов Академии наук БССР, Московского историко-архивного института, Главного архивного управления МВД СССР и других научно-исследовательских учреждений” .

Начавший выходить с 1960 г. “Научно-информационный бюллетень АУ при СМ БССР” во многом заимствовал структуру московского аналога и содержал следующие разделы: а) документы; б) статьи; в) сообщения и заметки; г) хроника; д) библиография. Всего было издано 11 номеров (в 1956-59—семь, под грифом “ДСП” и в 1960-61—четыре) Макет оставшегося неизданным 12-го номера бюллетеня за 1962 г. включает в себя ряд довольно любопытных материалов по истории и методике белорусской археографии; среди них—статьи Л.Н.Яшенко “Некоторые вопросы публикации документов советского периода”, Я.Н.Мараша и А.Н.Плешевени “Использование документов в учебных и воспитательных целях”, Т.А.Трухиной “Выявление материалов по истории Белоруссии” и др.

 

К сожалению, в отличие от Москвы и Киева, сумевших реорганизовать архивные бюллетени в журналы (“Советские архивы” и “Архивы Украины”), в Беларуси подобного сделано не было и это не могло не сказаться в последующем на состоянии в республике археографии и архивоведения. Анализ содержания белорусских архивных бюллетеней свидетельствует, что благодаря им могли бы быстрее и эффективнее реализоваться деловые контакты между историками и архивистами, одинаково полезные и необходимые для обеих сторон. На это, в частности, указывают те немногочисленные обзоры архивных фондов, исторические справки, подборки документальных материалов, подготовленные архивистами совместно с историками и помещенные на страницах “Бюллетеня”.

Позитивную роль в деле публикации исторических источников и шире—развития археографии—сыграло принятое 31 марта 1956 г. совместное постановление ЦК КПБ и Совета Министров республики “О мерах по упорядочению режима хранения и лучшему использованию архивных материалов министерств и ведомств БССР”. Оно обязывало архивные органы и учреждения республики наладить систематическое издание различных видов научно-справочного аппарата к документам архивов, а научно-исследовательские институты и вузы—совместно с архивами—сборников документов, обратив при этом особое внимание на источники советского периода. Для выполнения данного постановления в “археографической части” последнего намечались коренные преобразования как в структуре архивных учреждений, ориентированных в конце 1930-х—40-х гг. на приоритетное исполнение справочных функций, так и в издательском деле.

На необходимость реформирования архивных учреждений указывали также и руководители МВД и его Архивного управления в докладной записке, летом 1958 г. направленной на имя секретаря ЦК КПБ К.Т.Мазурова. В ней, в частности, говорилось: “Архивные учреждения не имеют возможности в должной мере, как того требует постановление ЦК КПБ и Совета Министров БССР, заниматься публикацией документов. Несмотря на большой объем работы ни в одном из центральных и областных государственных архивов нет штатной должности археографа-публикатора, а публикацией время от времени занимаются сотрудники, выполняющие другие виды работы.

Большим тормозом в развитии научно-публикаторской работы является также слабое обеспечение подготовляемых публикаций издательской базой. Белгосиздат и Издательство АН БССР обеспечивают издание не более чем по одной публикации в год. В результате подготовленные сборники задерживаются изданием, не решен вопрос о месте издания путеводителей по архивам”.

Последовавшие далее шаги организационного характера (имеется в виду передача архивных органов и учреждений из ведения МВД в подчинение Совету Министров республики, произошедшая в марте 1960 г.) оказали позитивное воздействие на активизацию в республике публикационной деятельности. В утвержденном 3 марта 1962 г. правительством республики “Положении об Архивном управлении при Совете Министров БССР” одной из основных задач, возлагавшихся на управление, определялась задача по организации выявления документов Государственного архивного фонда и их всестороннего использования в интересах развития народного хозяйства, науки и культуры, а также изучение , обобщение и распространение передового опыта работы архивных учреждений в области архивного дела, археографии.

Для реализации этой задачи в структуре управления создавался научно-издательский отдел, который совместно с другими организациями, ведущими археографическую деятельность, должен был планировать издание документальных сборников, а также координировать публикационную деятельность архивных учреждений .

Организационные преобразования происходят в это время и в структуре академических учреждений республики.

В 1956 г. в Институте истории АН БССР создается специальный сектор публикации документов. Его возглавил известный белорусский историк К.И.Шабуня, введенный с созданием в Москве Археографической комиссии АН СССР в ее состав. Плодотворное сотрудничество Института истории с архивными органами и учреждениями, начавшееся с середины 1950-х и продолжавшееся до конца 1980-х гг., способствовало появлению в республике десятков документальных изданий различных типов, видов и форм, включавших источники широкого хронологического диапазона. Подключение к археографической деятельности Института истории партии, в структуре которого находился партийный архив, хранивший помимо фондов центральных партийных и комсомольских органов и организаций и документы Белорусского штаба партизанского движения, материалы партизанских бригад и отрядов и другие “непрофильные” фонды, способствовало изданию документальных сборников об участии населения республики в Великой Отечественной войне, о довоенных преобразованиях, имевших место в промышленности, сельском хозяйстве, культуре Беларуси, о событиях в Западной Беларуси в 1920-30-е гг. и др.

Несмотря на возникшие в данное время благоприятные условия для развития и совершенствования археографии, белорусские историки и архивисты не смогли, к сожалению, организационно оформить создание единого научно-координационного и методического центра в сфере публикационной деятельности. Более того, достигшая в 1960-70-е гг. своеобразного пика практическая археография в конце 1980-х –начале 90-х гг. фактически затухает. На это указывает как отсутствие в это время сколько-нибудь заметных документальных публикаций или исследований по проблемам теории и методики археографии, так и сама организация публикационной работы в республике. С реорганизацией в октябре 1992 г. Главархива в Комитет по архивам и делопроизводству существовавший ранее в структуре управления отдел публикации и использования документов был вообще ликвидирован, хотя в соответствии с Положением о Главном архивном управлении при Совете Министров республики, утвержденном в июля 1980 г., именно на него возлагались обязанности по координации археографической деятельности, ведущейся в республике не только архивными, но и другими научно-исследовательскими учреждениями.

Большое влияние на развитие белорусской археографии во второй половине 1950-х гг. оказала возникшая в апреле 1956 г. при Отделении исторических наук АН СССР Археографическая комиссия. Инициатива ее создания (или точнее, воссоздания) принадлежала известному историку, академику М.Н.Тихомирову, ставшему во главе комиссии.

В отличие от дореволюционной Археографической комиссии, учрежденной в 1834 г. при Министерстве народного просвещения с целью издания собранных археографической экспедицией документов и материалов, комиссия под руководством академика М.Н.Тихомирова создавалась как научно-методический центр в области археографии. Ее отделения возникли в Ленинграде (в 1968 г.), Вологде (Северное, в 1969 г.), Новосибирске (Сибирское, в 1975 г.), Перми (Уральское, в 1969 г.), Уфе (Южноуральское, в 1973 г.)

На Археографическую комиссию были возложены издание “Археографического ежегодника”, подготовка различных научно-методических и справочных изданий, а также выявление, учет и описание особо ценных рукописных материалов по истории русского и других славянских народов .

Важнейшим объектом над которым сотрудники комиссии начали работать едва ли не с первых лет ее создания стал “Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР Х1—Х111 вв.” (издан в 1984 г.). В ходе его подготовки был внесен существенный вклад в теорию, методику и практику археографии. Достаточно сказать, что разработанная Л.П.Жуковской и Н.Б.Шеломановой “Инструкция по описанию славяно-русских рукописей Х1—Х1У вв. для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР”(издана отдельной брошюрой, а также в “Археографическом ежегоднике” за 1975 год) стала основой для составления аналогичных инструкций и рекомендаций (в том числе и по описанию материалов Литовской метрики), а отдельные ее положения полностью вошли в “Правила издания исторических документов в СССР” (2-е изд. М., 1990).

Непреходящее научное значение имеет издающийся с 1958 г. без каких-либо перерывов “Археографический ежегодник”, ставший с первых своих выпусков настоящей настольной книгой для археографов, в том числе и белорусских. И это несмотря на то, что по справедливому замечанию рецензировавшего его в 1982 г. академика А.М.Самсонова, “в нем явно недостаточно материалов о развитии архивоведения и археографии в наших национальных республиках, о публикациях документов на языках народов СССР”. По примеру московского “Ежегодника” подобные издания появятся на Украине (“Український археографічний щорічник”.Київ, 1992. Вип.1) и в Беларуси (“Беларускі археографічны штогоднік”. Мн., 1999. Вып. 1)

Определенная М.Н.Тихомировым структура ежегодника остается в целом неизменной до сих пор. Большую научно- информационную ценность представляют регулярно публиковавшиеся в нем до 1970-х гг. перечни научно-методической литературы по археографии и смежным с ней специальным историческим дисциплинам, а также сборников документов (начиная с 1974 г. эти перечни в форме каталогов готовил Всесоюзный НИИ документоведения и архивного дела). Поистине образцовыми и заключавшими в себе ответы на возникавшие у практиков-археографов вопросы были те немногочисленные документальные публикации, появлявшиеся на страницах ежегодника. Именно так оценивали, например, белорусские ученые, публикацию Баркулабовской летописи, предпринятую в “Археографическом ежегоднике” за 1960 год учеником М.Н.Тихомирова—А.Н.Мальцевым

Одновременно “Археографический ежегодник” следует рассматривать в качестве своеобразной энциклопедии по археографии, архивоведению, источниковедению, филиграноведению, дипломатике, другим специальным историческим дисциплинам. Анализ помещенных в нем статей и сообщений дает представление о широте проблематики данного издания. Здесь, в частности. увидели свет ставшие уже классическими исследования патриарха российской археографии С.Н.Валка “Судьбы археографии (АЕ за 1961 год), “Регесты в их прошлом и настоящем” (АЕ за 1968 год), “Археографическая легенда” (АЕ за 1971 год); работы С.О.Шмидта о теоретических проблемах археографии (АЕ за 1971, 1978, 1981, 1983 годы); статьи В.К.Яцунского, Л.Н.Пушкарева по проблемам теоретического источниковедения (АЕ за 1957, 1958, 1966 годы); В.Н.Автократова, К.И.Рудельсон и др.—о методологии архивоведения (АЕ за 1969, 1981, 1982, 1984, 1986 годы); А.А.Зимина, С.М.Каштанова, А.Л.Хорошкевич—о русской и западноевропейской дипломатике (АЕ за 1957, 1960, 1962, 1966, 1974, 1981, 1983, 1984, 1986 годы), Л.П.Жуковской, С.А.Клепикова, Ю.В.Андрюшайтите и др.—о филиграноведении (АЕ за 1962, 1966, 1967, 1975, 1981, 1996 годы), а также исследования более молодых ученых А.А.Амосова, В.Ю. Афиани, Е.М.Добрушкина, А.Д.Зайцева, В.П.Козлова, Г.И.Королева, С.В.Чиркова и др. об истории и методике археографии. Алфавитный указатель статей и публикаций, помещенных в “Археографических ежегодниках”, печатался в изданиях за 1967, 1976, 1986, 1996 годы. В 2000 г. издан отдельной книгой сводный библиографический указатель продолжающихся изданий Археографической комиссии РАН и ее отделений.

Помимо исследований, имеющих теоретико-методическую направленность, в ежегоднике помещено огромное количество статей и сообщений конкретно- исторического и справочного характера, что существенно расширяет историографическую и археографическую базы исторических исследований, способствует повышению их уровня. Именно так, например, оценивал Н.Н.Улащик публикуемую им в ежегоднике работу покойного Н.Г.Бережкова “Итинерарий великих князей литовских по материалам Литовской Метрики (1481—1530 гг.”: “Данная работа, содержащая точные справки о местопребывании великих князей литовских, представляет собой ценный справочник для лиц, занимающихся историей Литвы, Белоруссии, Польши, России и Украины” .

С учетом вышеизложенного приходится лишь сожалеть, что статьи и публикации белорусских историков, архивистов, археографов достаточно редко встречаются на страницах “Археографического ежегодника”.

Другим знаковым мероприятием, оказавшим позитивное влияние на развитие белорусской археографии, стало создание в 1959 г. в структуре Института истории АН СССР группы по изданию Полного собрания русских летописей. Ее возглавил академик М.Н.Тихомиров, а после его смерти в 1965 г.—академик Б.А.Рыбаков .

Как известно, это знаменитое, до сих пор продолжающееся в России издание, было начато еще в 1841 г.(до 1917 г. вышли 23 тома, включая и изданный в 1907 г. 17-й том, содержавший белорусско-литовские летописи). Еще в 1948 г. М.Н.Тихомиров подготовил соответствующую записку на имя руководства АН СССР, в которой обосновывал необходимость возобновления этого серийного издания как по причине его неполноты, так и вследствие того, что многие тома (особенно первые) давно уже стали библиографической редкостью. Правда, тогда ученый не встретил поддержки.

Вторично к идее о возобновления издания Полного собрания русских летописей М.Н.Тихомиров вернулся в конце 1950-х гг. Отметив большие успехи, достигнутые в советское время в области исследования летописей, ученый в то же время указал и на имевшиеся недостатки в деле выявления и издания их списков. Проблему издания и изучения летописей М.Н.Тихомиров рассматривал в контексте истории мировой культуры.

В переиздании, а также новом издании летописей были заинтересованы многие ученые: историки, филологи, лингвисты, фольклористы. Белорусские ученые проявляли особый интерес к 17-му тому Полного собрания русских летописей. На необходимость его переиздания указывали Н.Н.Улащик, В.А.Чемерицкий и другие .

Участие Н.Н.Улащика в работе группы почти со времени ее создания делало реальным переиздание белорусско-литовских летописей. К тому времени, когда ученый по предложению М.Н.Тихомирова начал подготовку к изданию белорусско-литовских летописей, он уже имел достаточный опыт работы над летописными источниками. Помимо “Хроники Быховца” (издана в 1966 г. отдельной книгой в переводе на русский язык) им была подготовлена к печати Никаноровская летопись (издана в 1962 г. в 27-м томе Полного собрания русских летописей).

В основу публикации белорусско-литовских летописей в 32-м и 35-м томах ПСРЛ (изданы в 1975 и 1980 гг.) Н.Н.Улащик положил 17-й том ПСРЛ, готовившийся А.А.Шахматовым и С.Л.Пташицким. Не ставя под сомнение целесообразность включения в новые тома серии всех летописей, изданных в 1907 г., Н.Н.Улащик, тем не менее, считал необходимым изменить порядок их расположения. Особое внимание ученый уделял тем летописям и хроникам, которые были обнаружены после выхода в свет 17-го тома ПСРЛ .

Из четырех летописей и хроник, включенных в 32-й том ПСРЛ, лишь одна—Хроника Литовская и Жмойтская—ранее не публиковалась. Текст ее печатался по списку, обнаруженному В.И.Бугановым в Госархиве Тобольской обл. К нему давались варианты списков Ленинградского и Красноярского (обнаружены Н.Н.Улащиком в ГПБ им. М.Е.Салтыкова-Щедрина) и Краковского (выявлен Я.Н.Щаповым в библиотеке Польской Академии наук) .

Таким образом, приступая к подготовке тома, Н.Н.Улащик и его помощник В.А.Чемерицкий (последний готовил к изданию “Хронику Быховца”, написанную на старобелорусском языке , но латинской графикой) столкнулись с необходимостью передачи текстов как оригинальных, так и ранее уже издававшихся; как написанных кириллицей, так и латиницей. Общим для всех готовившихся к изданию памятников было то, что их тексты передавались “с максимальным приближением к правилам современной орфографии”.

Во всех кириллических текстах Н.Н.Улащик заменял вышедшие из употребления буквы на соответствовавшие им современные, буквенные обозначения цифр—на арабские. Буква “ять” сохранялась везде, ибо, по словам составителя, она часто заменяла букву “и” (вьтязь—витязь; на свьте—на свить ); титла раскрывались.

Основные трудности возникли с выносными буквами. “Всего сложнее,--отмечал в предисловии Н.Н.Улащик,-- определить, следует ли ставить твердые или мягкие гласные и знаки “ъ” и “ь” после шипящих и “р”. В тобольском и ленинградском списках после “р” стоят то мягкие, то твердые гласные, то “ъ”, то “ь” Например, “царь”--с мягким , но в родит. падеже –“цара”. В основном составитель после шипящих ставил твердые гласные; если в строку вносилась буква “л”, то мягкий знак не ставился: “полский”, “велми” и т.д. Твердый знак ставился в конце слов после согласных везде; там же, где он встречался в оригинале и в середине слова, знак сохранялся составителем: “кънязь”. Все, добавляемые составителем буквы, заключались в квадратные скобки; названия народов и титулы князей писались со строчной буквы; киноварь передавалась полужирным шрифтом. Для всех текстов применялась современная пунктуация.

Летопись Панцырного и Аверки, ранее публиковавшаяся А.П.Сапуновым в 1-м томе “Витебской старины” в переводе на русский язык, передавалась с сохранением всех особенностей оригинала; при наличии грубых ошибок они оговаривались в текстуальных примечаниях. Если над буквами “z” и “ s” отсутствовали значки ( ` ), обозначавшие, что их следует читать как “ж” и “сь”, то редакция оставляла их без изменения.

“Хроника Быховца” печаталась по изданию Т.Нарбута 1846 г., т.е. на старобелорусском языке латиницей и сверялась с ее фрагментом, опубликованным И.Климашевским в “Noworocznike Litewskim na 1831 rok” по оригиналу, бывшему в распоряжении публикатора. Кроме того, Н.Н.Улащик и В.А.Чемерицкий привлекали для сравнения и другие публикации этого памятника ( в 17-м томе ПСРЛ, в 9-ти томной “Древней истории литовского народа” и др.). Это дало им возможность установить некоторые отклонения от оригинала, допускавшиеся С.Пташицким и Т.Нарбутом (Последние, в частности, печатали многие слова в польском произношении, смягчая букву “н” в середине слова: “Смоленьск”, Браньск” и т.п.).

Для восстановления утраченного в “Хронике” текста Н.Н.Улащик привлек другие источники: Ипатьевскую летопись, Хронику Стрыйковского; при этом восстанавливаемые слова и предложения давались им не в основном тексте, а в примечаниях.

В предисловии к 35-му тому ПСРЛ Н.Н.Улащик дал краткое описание каждой из публикуемых летописей с указанием мест их хранения, внешних особенностей, включая особенности языка, характер почерка и т.п. Им было отмечено, когда и кем обнаружена и описана летопись; приводились указания на все предыдущие публикации.

За исключением Ольшевской, список которой исчез до войны и летописи Красинского (погибла во время второй мировой войны), все остальные летописи публиковались по оригиналам с приведением разночтений, имевшихся в разных списках и предыдущих публикациях. В основу публикации пропавших летописей Н.Н.Улащик положил тексты 17-го тома ПСРЛ. При невозможности сверки текста с оригиналом (как это было с “Origo Regis” ) составитель отдавал предпочтение тексту 17-го тома ПСРЛ, учитывая “пунктуальность Пташицкого”.

Таким образом, публикацию белорусско-литовских летописей, предпринятую при поддержке М.Н.Тихомирова, следует рассматривать как значительное событие, благодаря которому была не только существенно расширена археографическая база, но и обогащена методика публикации таких важнейших повествовательных источников, как летописи.

“Дзякуючы гэтаму выданню,--отмечает современный исследователь белорусско-литовского летописания,-- шмат хто ўпершыню адкрыў для сябе цэлы пласт беларускай пісьмовай спадчыны, багаты і непаўторны свет нашай гераічнай і шматпакутнай гісторыі. На яго грунце было падрыхтавана іх навукова-папулярнае выданне у адным томе у перакладзе на сучасную беларускую мову у серыі “Літаратурныя помнікі Беларусі”, што ажыццяўляе выдавецтва “Мастацкая літаратура” .

С именем же академика М.Н.Тихомирова и деятельностью Института истории АН СССР связана публикация в 1970-80-е гг. и другого важнейшего источника по истории Беларуси, теперь уже актового характера. Речь идет о “Полоцких грамотах Х111—ХУ1 веков”

Идея отдельного издания документов, ограниченных хронологическими и географическими рамками, возникла еще в 1960-е гг., когда будущий составитель “Полоцких грамот” А.Л.Хорошкевич по иниицативе М.Н.Тихомирова вела собирание материалов по истории Полоцкой земли. В защищенной ею в 1974 г. докторской диссертации “Очерки социально-политической истории Северной Белоруссии в ХУ веке” грамоты давались в качестиве приложения.

Предпринимая затем отдельное издание грамот (в 5-ти вып., ротапринтным способом: Вып. 1., М., 1977; Вып. 11. М., 1978; Вып. 111. М., 1980; Вып. 1У. М., 1982; Вып. У. М., 1985; Указатели. М., 1989), составитель исходил из того, что этим шагом изучение истории Полоцкого княжества и полоцкой земли в Х111—ХУ1 вв. будет поставлено на прочную документальную основу. Таким образом, в основе выбора объекта публикации лежал преимущественно историографический фактор (необходимость изучения истории данного региона).

Уже на этапе отбора документов для публикации А.Л.Хорошкевич столкнулась с рядом проблем, обусловленных особенностями политической истории Полоцка и Полоцкого княжества. Дело в том, что под указанным названием –“полоцкие грамоты”—в сборник включались документы как Х111—Х1У вв., когда Полоцкое княжество существовало самостоятельно, так и документы конца Х1У—ХУ1 вв., когда княжество потеряло самостоятельность и вошло в состав Великого княжества Литовского. Это обстоятельство составитель оговаривает в предисловии, отмечая при этом: “Довольно большое количество документов, касающихся внутреннего положения Полоцка, происходит из литовской великокняжеской канцелярии и лишь условно может быть названо “полоцкими” документами. Однако поскольку без этих документов история Полоцкой земли выглядела бы крайне односторонне, и они включены в издание”.

Вдвойне условным было название и вида документов—“грамоты”. Во-первых, под ним объединялись весьма разнообразные документы, создававшиеся в древности: акты, делопроизводственная переписка, договоры и т.п.Во-вторых, с половины ХУ в., когда в языке стало заметно сказываться польское влияние, в Полоцке вместо термина “грамота” начинает применяться другое слово --“лист”.

В сборник вошло 325 документов: из них 110 публиковалось впервые. В соответствии с содержанием они условно подразделялись на два раздела. Первый составляли документы, характеризовавшие дипломатические сношения Полоцка и Полоцкой земли с Ливонией, Московским государством, Короной Польской. Во второй вошли материалы, свидетельствовавшие о внутренней истории Полоцкой земли. Документы первого раздела извлечены преимущественно из бывшего Рижского городского архива, а также архивов Геттингена, Гданьска, Варшавы; грамоты второго раздела хранились в 1—40 книгах записей , 1—5 книгах судных дел Литовской метрики, а также в архивах бывших городских и церковных учреждений, в частных архивах.

В сборнике преобладали документы международного характера. Это объяснялось тем, что они откладывались в архивах за пределами Беларуси, где им была обеспечена большая сохранность. “Бурная политическая история Полоцка,--подчеркивала А.Л.Хорошкевич,-- входившего то в состав Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, то Русского государства(с 1564 по 1581 гг.), то вновь завоеванного Речью Посполитой, то, наконец, вернувшегося в состав России, уже в пределы Российской империи, не способствовала сохранению памятников письменности и в первую очередь актов.Частные архивы уничтожались вместе со сменой владельцев земли. Та же участь постигла большинство монастырских архивов, погибших в результате превращения православных монастырей в униатские или католические”.

А.Л.Хорошкевич проделала значительную работу по выявлению, археографической подготовке и комментированию публикуемых документов. Достаточно сказать, что на 500 страниц текста собственнно документов вместе с легендами (опубликованы в 1, 11 и части 111-го выпусков ) приходится 360 страниц комментариев (занимают часть 111-го, 1У и часть У-го выпусков), а также историко-археографическое предисловие (39 страниц 1-го выпуска) и источниковедческий очерк “Полоцкие грамоты как исторический источник” ( 155 страниц У-го выпуска). К сборнику в виде отдельной книги приложены указатели: именной, географический, предметно-терминологический. Здесь же находятся списки замеченных опечаток и филиграней на документах, хранившихся в Рижском архиве (знаки систематизированы в таблице по алфавитному принципу с отсылкой к номерам грамот, с указанием их публикаций и т.п.).

Особый интерес и научно-методическое значение имеет названная составителем “правилами публикации” археографическая часть предисловия, а также его историческая часть, в которой содержится не только обстоятельная характеристика публикуемых документов, но и излагается история всех предшествовавших публикаций этого вида источников.

В сборник вошли документы, которые дошли в подлинниках (172), копиях (147), в виде актов-пересказов (25). Составитель включил в публикацию и три подложных документа, изготовленных в конце ХУ—ХУ11 вв и отнесенных к Х1У—ХУ вв. Большинство грамот написано кириллицей; 22 документа исполнены на немецком, 7—на латинском, 4—на польском языках. Кроме того, две грамоты сохранились и в русском (белорусском) подлиннике, и в немецком переводе.

При археографической обработке документов , в частности, при составлении заголовков, А.Л.Хорошкевич столкнулась с проблемами, обусловленными неразработанностью принципов классификации документов Х111—ХУ1 вв., поэтому она совершенно оправданно включила в заголовки и самоназвания документов; напр.: [1486 г.] августа 1.—Уставная грамота (“декрет”) в.к.л. и кор. пол. Казимира о сборе госналогов с бояр, мещан и др. горожан г. Полоцка, о порядке решения городских дел, о восстановлении должности подвойских и запрещении пол. еп. держать закладней в городе (№ 195);[ 1496 г.] июля 15.-- Судная грамота (“привилей”) в.к.л. Александра по делу пол. бояр и мещан с архиеп. пол. Лукой о принадлежности Никольского Лученского монастыря (№ 214); [1499 г.] июля 12.—Уставная грамота ( “вырок”, “постановенье”) в.к.л. Александра боярам и мещанам о наместничьем и войтовском суде (№230) и др.

В зависимости от происхождения документов решались вопросы передачи их текстов. Так, подлинники воспроизводились с максимальной точностью, с сохранением вышедших из употребления букв(“ижица”, “ять”, “юсы”, “фита”, “омега” и др.). Выносные буквы вносились в строку и выделялись курсивом; восстановленные буквы заключались в круглые скобки: Кн з(ь) Гердень клан етьс(я) всем темь, кто видить / сую грамот(у)...”—[1263 г.] декабря 28.—Договорная грамота кн. Лит. Герденя с лив. Магистром (Кондрадом фон Мандерном) и гг. Ригою, Полоцком и Витебском (№ 1).

При этом пропущенные буквы восстанавливались в соответствии с нормами языка Х1У—ХУ вв. (если их можно было определить по материалам грамот), или современного русского языка. Мягкий знак восстанавливался перед гласными, в конце слов и в окончаниях глаголов настоящего и будущего времени в 3-м лице.

Тексты позднейших копий передавались по упрощенной транскрипции, с употреблением букв современного алфавита. Буквенные обозначения цифр во всех грамотах заменялись арабскими цифрами (исключение составляли лишь спорные случаи). В подлинных грамотах конец строки обозначался одной вертикальной линией, конец страницы—двумя линиями. Ошибки писцов в тексте не исправлялись; правильное прочтение предлагалось в подстрочных примечаниях.

Учитывая отсутствие у большинства публикуемых документов точных дат и с учетом сложности их установления составитель оправданно вынес обоснование датировки грамот в примечания по содержанию ( а не в подстрочные, что характерно для документов нового и новейшего времени).

Особое значение имели легенды. В них помещались сведения о месте хранения документа, времени его написания или составления копии. В легендах к подлинным документам сообщались также их размеры, указывались степень сохранности, наличие дефектов, материал (если документ был написан не на бумаге). При наличии филиграни и печати в легенде приводились их описания; здесь же воспроизводились все позднейшие пометы на лицевой и оборотной сторонах, отмечались предыдущие публикации документа (как полные, так и частичные).

Скрупулезность в передаче текстов, высокий уровень научно-справочного аппарата, особенно примечаний по содержанию, дают основание причислить “Полоцкие грамоты” к разряду археографических публикаций научного типа. Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что составитель указал на необходимость разработки проблем дипломатики применительно к публично-правовым и частно-правовым актам белорусского происхождения. Обозначив данную проблему, составитель в дальнейшем попытался решить ее, подготовив совместно с известным российским специалистом в области дипломатики С.М.Каштановым “Методические рекомендации по изданию и описанию Литовской метрики” (Вильнюс, 1985). Рекомендации явились результатом не только научных изысканий обоих ученых, но и своеобразным итогом их деятельности в сфере практической археографии

Лекция 14. Развитие практической археографии в Беларуси в конце 1950—80-х гг.

Открывшаяся с середины 1950-х гг. перспектива публикации ранее нетронутых документальных материалов требовала осмысления и анализа всего, что было издано в Беларуси ранее. Это имело не только познавательное, но и сугубо практическое значение, поскольку давало возможность определить “документальные лакуны”, образовавшиеся в отечественной исторической науке и наметить пути по их заполнению.

Опубликованный в “Информационном бюллетене Архивного управления МВД БССР” обзор публикационной работы в Беларуси за 40 лет (автор —сотрудник научно-издательского отдела управления М.Ф.Залога) содержал почти полный перечень сборников документов, изданных в Беларуси в 1917—1957 гг. В нем был дан их анализ с точки зрения археографии; кроме того, в обзоре ставились некоторые вопросы методического и организационного характера, связанные с публикацией документов.

Подводя итоги археографической работы за рассматриваемый период, автор обзора как положительный факт отметил выход в свет документальных сборников по истории революционного движения, расширение хронологических рамок публикаций, введение в научный оборот новых видов источников. Вместе с тем Залога совершенно справедливо указывала, что вопросы методики издания исторических источников археографами не обобщались, а это вело к отставанию теории и методики археографии от практики публикации документов.

Особенность публикационной работы в послевоенный период, по мнению автора обзора, состояла в том, что в это время повысился научный уровень документальных сборников, чему способствовало следование публикаторами “Правилам издания документов ГАФ СССР” (М.,1945). Характерным для организации работы стало кооперирование архивных и научных учреждений, что давало возможность избегать параллелизма, повторной публикации документов и пр.

Как положительное явление автор отметил руководство и контроль, которые ЦК КПБ осуществлял над всей публикационной работой . . С данным замечанием трудно согласиться, зная о том противодействии, которое идеологические отделы ЦК КПБ оказывали попыткам некоторых историков и археографов республики включить в готовившиеся сборники документов “идеологически невыдержанные материалы” или материалы, “льющие воду на мельницу наших идеологических противников”.Ведь известно, что именно благодаря “руководству и контролю” со стороны ЦК КПБ не увидели свет документальные публикации о репрессиях в 1930-1950-е гг., о видных деятелях национальной культуры и науки, а изданные сборники о национально-государственном строительстве оказались в значительной степени урезанными,а потому—малополезными.

И тем не менее, несмотря на подобные, кажущиеся нам сомнительными выводы, а также наличие в обзоре М.Ф.Залоги ошибок фактического и методического характера, , в целом он имел позитивное значение как первая попытка подвести итоги сделанному, и, что самое главное, наметить направления дальнейшего движения. В нем, в частности, предлагалось приступить к подготовке сборников документов, освещающих события гражданской и Великой Отечественной войн, а также продолжить издание книг Литовской метрики, историко—юридических актов и т.п. .

Главным объектом публикации отечественных архивистов и археографов во второй половине 1950—х гг. стали документы, раскрывавшие историю подготовки и проведения Октябрьской революции в Беларуси, а также последовавших вслед за ней событий. Работа по их изданию стала составной частью пропагандистской кампании, развернувшейся в СССР и посвященной 40-летнему юбилею революции. Отметим, что в ходе ее было издано 203 сборника документов (против 148, посвященных революции 1905—1907 гг.).

Огромные размеры данного тематического издания и отсутствие координации при их подготовке вело к неизбежным в таких случаях многократным публикациям одних и тех же документов (например, работ В.И.Ленина, решений большевистских комитетов и организаций и пр.), разнобою в структуре, справочном аппарате сборников, отсутствию унификации в приемах археографической подготовки документов и пр.

Не избежали этих недостатков и вышедшие в 1957 г. в Минске 2 тома сборника документов и материалов “Великая Октябрьская социалистическая революция в Белоруссии”, подготовленные Институтом истории партии при ЦК КПБ, Институтом истории АН БССР, Архивным управлением МВД БССР. Они включали 1517 документов, хранившихся в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ПА ИИП при ЦК КПБ, центральных и местных государственных архивах, музеях, библиотеках. В сборнике широко использованы центральные и местные периодические издания: “Правда”, “Звезда”, “Молот”, “Буревестник”, “Солдатская правда”, “Фронт” и др. Составители включили в двухтомник и “наиболее ценные” по их мнению документы, ранее уже публиковавшиеся в сборниках “Кастрычнік на Беларусі” и “Из истории установления Советской власти в Белоруссии и образования БССР”. Непременными атрибутами каждого тома являлись статьи В.И.Ленина, решения коммунистической партии, декреты Советского правительства и др. аналогичные документы.

Документы первого тома сгруппированы в два раздела, хронологически охватывавшие период от победы февральской революции до 25 октября 1917 г. Они свидетельствовали о свержении самодержавия в Беларуси и на Западном фронте, создании и деятельности Советов, социал-демократических организаций и групп. Большое внимание в томе было уделено Минской городской милиции, возглавляемой М.В.Фрунзе. В томе публиковались протоколы 1 Северо-западной областной конференции РСДРП(б), состоявшейся в сентябре 1917 г. и завершившей оформление областной партийной организации в Беларуси, а также резолюции П конференции (октябрь1917 г.) о пересмотре партийной программы. Документы тома освещали аграрные выступления крестьян, борьбу против корниловщины и т.п.

Второй том включал документы и материалы начиная с 25 октября 1917 г. и по март 1918 г. Они раскрывали процесс формирования органов государственной власти и органов государственного управления в Западной области и на фронте, их взаимоотношения с национальными организациями, свидетельствовали о борьбе против польских легионеров и кайзеровских войск. В томе широко представлены также резолюции, решения собраний рабочих, крестьян, солдат об отношении к Учредительному собранию. Здесь публиковались сохранившиеся документы и материалы о работе Ш Чрезвычайной Северо-западной областной и фронтовой конференции РСДРП(б) (декабрь 1917 г.). В то же время в сборнике совершенно недостаточно отражена история национального движения; документы о создании и деятельности Белорусского национального комитета, проведении 1 Всебелорусского съезда(декабрь1917 г.) и др. публиковались с купюрами и сопровождались тенденциозными примечаниями

В качестве научно-справочного аппарата сборник включал предисловие, примечания, хронологический, предметный, именной, географический указатели, перечень документов. Безусловно, большинство примечаний несло на себе печать времени, к которому относилось их составление. С точки зрения информативной они также мало что могут дать современному исследователю, учитывая массу новых фактов, открывшихся в ранее неизвестных документах по истории Октябрьской революции .

В том же 1957 г. увидел свет подготовленный Институтом философии и права АН БССР совместно с ЦГАОР БССР сборник документов “Ревкомы БССР и их деятельность по упрочению Советской власти и организации социалистического строительства (июль—декабрь 1920 г.)”, включавший 452 документа. Изданию предшествовала публикация 29 документов в “Историческом архиве”(1956. № 3), предпринятая составителями сборника В.А.Круталевичем и В.А.Ильичевой. Задача сборника состояла в том. “чтобы раскрыть особенности и основные направления в деятельности революционных комитетов Белоруссии, показать их роль в восстановлении и упрочении Советской власти в республике”. Включенные в него документы ( приказы, инструкции, отчеты и доклады волостных, уездных, губернских ревкомов и Ревкома БССР, резолюции и решения собраний рабочих и крестьян, беспартийных конференций и митингов, решения съездов Советов и др.) были выявлены в ЦГАОР БССР, ПА ЦК КПБ, государственных архивах Минской, Гомельской, Витебской, Гродненской обл., городских архивах Бобруйска, Полоцка, Мозыря, ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ЦГАОР СССР, ЦГАКА. Помимо предисловия (введения), примечаний, предметно-географического указателя, перечня публикуемых документов в сборнике помещалась и хроника событий, которая, по мнению составителей, должна была дать представление пользователям об основных вехах истории республики во второй половине 1920 г. В 1961 г. вышел аналогичный сборник ( Революционные комитеты БССР. Ноябрь 1918—июль 1920 г.), по времени включенных в него документов предшествовавший сборнику 1957 г..

Примыкающим по тематике к двухтомнику может служить сборник документов “Комитеты бедноты Белоруссии”, подготовленный Институтом истории АН БССР и Архивным управлением республики и изданный в 1958 г. Объектом публикации в нем, как и в предыдущем, “ревкомовском” издании, являлись документы чрезвычайных органов—комитетов бедноты за январь 1918—март 1919 гг. Характерной особенностью сборника является чрезвычайно тенденциозный отбор документов (их помещено 582). Они освещают только одну (официальную) сторону создания, направлений работы и результатов деятельности комитетов. В сборнике почти отсутствуют документы, свидетельствующие о противодействии крестьян этим органам. А ведь известно, что именно деятельность комбедов стала одной из причин восстаний, вспыхнувших летом 1918 г. в Оршанском, Горецком, Сенненском и др. уездах Беларуси. Публикуемые же в сборнике документы об этих восстаниях (в основном, корреспонденции из центральных газет) квалифицировали их как “контрреволюционные выступления эсеров, белогвардейцев” и пр. В примечаниях составители и не пытались объективно осветить причины возникновения этих явлений.

Как уже отмечалось, доминирующим направлением археографических публикаций в республике в 1950-1960-е гг. являлось издание документальных сборников, освещавших историю революционного движения в начале ХХ в., становление и упрочение Советской власти и т.п. Вместе с тем предпринимаются публикации и древних документов, правда, в большинстве своем не носившие оригинального характера. Так, начатая в 1955 г. совместная работа Архивного управления и Института истории по переизданию первого тома сборника “Гісторыя Беларусі ў дакументах і матэрыялах” вылилась в 4-х томное издание “Белоруссия в эпоху феодализма”(т.1 (1959); т.2 (1960); т.3 (1961); т.4 (1979). Вначале предполагалось издать три тома, на что указывает название серии на титуле всех трех томов: “Белоруссия в эпоху феодализма. Документы и материалы в трех томах”.

Работа над четырехтомником, по мнению одного из его составителей, не только значительно обогатила археографическую базу для историков республики, но и внесла существенный вклад в методику и практику публикации документов различных видов и периодов Правда, совершенно иного мнения относительно данной публикации придерживается историк-любитель А.Калубович (в годы Великой Отечественной войны –коллаборационист), который пишет :” Выданьне Інстытуту гісторыі АН БССР “Белоруссия в эпоху феодализма”, т.1,2. Минск, 1959 і 1960 гг., тут ня можа брацца пад увагу, бо у ім галоўна перадрукі з папярэдніх публікацыяў; з адборам дакумэнтаў больш тэндэнцыйным, чымся у публікацыях царскіх часоў (прычым, ў вял1кай меры—зь небеларускага, а расейскага й інш.пісьменства); ў дадатак—на невысокім узроўні архэаграфічнай апрацоўкі дакумэнтаў, друкаваных упершыню (тэксты іхныя расчытываюцца няправільна й без разуменьня беларускай мовы...) Наагул, выданьне робіць уражаньне не навуковай, а палітычнай публікацыі—прапаганды расейскай каляніяльнай палітыкі у дачыненьні да Беларусі” (Калубов1ч А. Крок1 г1сторы1: Дасьледаваньні, артыкулы, успаміны.Беласток-Вільня-Менск., 1993). Аналогичную же точку зрения на это издание высказывает и современный белорусский исследователь, подвергающий критике редактора 3-го тома В.В.Чепко за тенденциозность отбора документов, освещающих историю присоединения белорусских земель к России, игнорирование источников, ,характеризующих национальную, культурную, конфессиональную политику царизма по отношению к “воссоединенным” белорусским землям ( Сельвестрова-Куль С.Е. Историография политики царизма в Белоруссии и национальное возрождение белорусов//Славяноведение. 1996. №5).

В связи с большим объемом выявления и археографической обработки документов, участием в них представителей многих научных и архивных учреждений редколлегией и составителями сборника была проделана значительная подготовительная работа организационного и методического характера. Целью ее являлась подготовка издания по единым принципам отбора, передачи текстов публикуемых документов с унифицированным научно-справочным аппаратом и т.п. Были разработаны шесть основных исходных принципов публикации документов. Они сводились к следующему:

1) археографическое оформление сборника делать на русском языке;

2) документы на древнерусском, белорусском и украинском языках воспроизводить на языке подлинников;

3) документы на польском, латинском и др. иностранных языках, ранее опубликованные в переводах на русский язык, публиковать по последним публикациям со ссылкой в легенде только на тот источник, из которого взят документ в переводе;

4) документы на тех же иностранных языках, не опубликованные в переводах на русский язык, публиковать на языке подлинника петитом и в переводе на русский язык обычным шрифтом ( от этого принципа, учитывая разросшийся бы объем издания, составителям пришлось отказаться);

5)документы, оставляемые к переизданию, взятые из других предшествовавших публикаций, обязательно сверять по подлиннику с указанием в легенде на архивный фонд, в случае же невозможности подобной сверки документ сверять по публикации;

6)публиковать документы в соответствии с “Правилами издания документов “ Института истории АН СССР и ГАУ СССР (М.,1955).

В процессе работы над сборником составителям пришлось столкнуться со многими конкретными случаями передачи текстов, которые не были предусмотрены выше упомянутыми правилами. Вследствие этого ими была разработана памятка о принципах передачи текста по опубликованным источникам (до Х1Х в.), излагавшая случаи, не предусмотренные правилами.

Поскольку многие документы Х1У—ХУ1 вв. были написаны на древнерусском, древнебелорусском, древнепольском и латинском языках, возникла необходимость разработки методики передачи их текстов. Институтом истории была подготовлена памятка по передаче и переводу текстов на польском языке. Обе памятки стали руководством для составителей в работе над документами.

Значительным был круг архивов, библиотек, музеев, в которых выявлялись документы для публикации. В их числе—ЦГАДА. ЦГВИА, ЦГИА СССР, ЦГАОР СССР, ЦГИА Беларуси, Литвы, Украины, рукописные отделы Вильнюсского университета, Гродненского историко-археологического музея и др.

В первый раздел первого тома были включены сведения древних авторов и летописей о расселении славян, их общественном строе, обычаях и нравах; во втором разделе публиковались документы о внутриполитическом и внешнеполитическом положении древнебелорусских княжеств; в заключительном третьем разделе освещались важнейшие стороны социально-экономической и политической жизни Беларуси с ХУ до середины ХУП в. Здесь, в частности, перепечатывались выдержки из постановления Люблинского сейма об Унии ВКЛ с Короной Польской 1 июля 1569 г.(док. 66) (по т.1 Л.М.Зельверовича “Литовская метрика” (СПб.,1883), Статута ВКЛ 1588 г.(док.71) (по отдельному изданию 1893 г.), Уставы на волоки 1 апреля 1557 г.(док.98) (по отдельному изданию Уставы на волоки и дополняющих ее документов из 6-й книги публичных дел Метрики Литовской. Юрьев, 1913); жалованная грамота великого князя Александра о предоставлении Полоцку магдебургского права 4 октября 1498 г.(док. 116) ( по т.1 Актов Западной России), выдержки из Баркулабовской летописи о действиях отрядов Наливайко в Беларуси (док. 189) ( по отдельному киевскому изданию 1908 г.) и др.

В томе публиковались и оригинальные документы. В частности, здесь было помещено извлеченное из ЦГИАЛ донесение Витебского магистрата оршанскому подстаросте Друцкому-Любецкому об убийстве горожанами униатского архиепископа Кунцевича в 1623 г. (док. 207), инвентарь Мозырского замка 3 декабря 1576 г.(док. 127) и др.

Охватывая значительный период истории Беларуси (с У1-УШ вв. до середины ХУП в.) документы 1-го тома, как и его предшественника—1-го тома “Гісторыі Беларусі ў дакументах і матэрыялах”—, вместе с тем недостаточно освещали вопросы исторического развития Беларуси из-за ограниченности использования в нем архивных материалов, а также следования составителями за бывшей тогда официальной историографической традицией в части освещения истории складывания, развития, трансформации древнебелорусских княжеств, образования Великого княжества Литовского и т.д. Исходя из этого, очевидно, следует признать обоснованными некоторые критические замечания, высказываемые в адрес этого тома, в частности, А..Калубовичем .

Во второй том вошли документы, хронологически охватывавшие последний период нахождения Беларуси в составе Речи Посполитой. Он, как им первый, состоял из трех разделов. В первый составители включили извлечения из летописей, документы о войне в середине ХУП в. Во втором разделе публиковались документы, характеризовавшие социально-экономическую и политическую жизнь Беларуси с середины ХУП в. до ее присоединения к России. В третьем, хронологически выходившем за рамки тома, были помещены документы ХУ1-ХУШ вв., главным образом по истории белорусской культуры. Раздел открывался фрагментом летописи Авраамки 1495 г., перепечатанным по т.17 ПСРЛ (док. 293). Здесь перепечатывались также предисловия Ф.Скорины к книге Второзакония (Прага, 1519), В.Тяпинского—к Евангелию, Л.Зизания—к Граматике словенской 1596 г., отрывки из Баркулабовской летописи, стихотворения С.Полоцкого и др.

Документы третьего тома характеризовали политическое и экономическое состояние Беларуси периода трех разделов Речи Посполитой и после присоединения к Российской империи. Особенностью тома являлось наличие в нем значительного количества статистического материала, характеризовавшего экономическую жизнь Беларуси.

В четвертом томе освещалась социально-политическая история Беларуси конца ХУШ- первой пол. Х1Х вв. Большое место в нем занимали документы о событиях войны 1812 г., крестьянском и общественно-политическом движениях.

Задумывавшийся как переиздание хрестоматии “Гісторыя Беларусі ў дакументах і матэрыялах”, сборник “Белоруссия в эпоху феодализма” превратился в солидное документальное издание, которое, по мнению Н.Н.Улащика “ сыграло определенную роль в деле развития исторической науки в Белоруссии” Если говорить об уровне археографической подготовки документов данного сборника, то он, вопреки критике Е.Калубовича и некоторых других современных отечественных историков, должен быть признан достаточно высоким . Тексты документов 1Х-ХУ вв. передавались составителями современным гражданским алфавитом с сохранением “ер” в середине слов и “ять”, которые имели звуковые и смысловые значения(“ер” в конце слов опускался). Вышедшие из употребления древнерусские буквы “ і “ (и десятиричное), “фита”, “кси”, “пси”,”ижица”, “юс малый” заменялись на соответствующие им современные “и”, “ф”, “кс”, “пс”, “у”, “я”. (Правда, все это не оговаривалось в предисловии). Титлы раскрывались без оговорок В ряде случаев вместо королевских и великокняжеских титулов составители вводили условное обозначение [т], не оговаривая при этом, какой титул имелся в оригинале—полный или короткий. Даты переводились на современное летоисчисление без уточнения сентябрьского или мартовского стилей и давались в квадратных скобках после летописного года. Все пропуски заключались в квадратные скобки. Киноварные буквы и слова не выделялись, т.к. в ранее опубликованных текстах они выделялись не везде. Учитывая цель издания (для широкого круга читателей) и исходя из стремления поместить как можно больше документов, латинские и польские тексты давались только в русском переводе, что являлось отходом от принципов, выработанных составителями в начале работы над сборником.

Научно-справочный аппарат сборника состоял из словаря малоупотребительных слов и выражений, предметно-тематического, географического указателей, списка сокращений и перечня использованных источников. Предисловия составлялись к каждому тому и содержали научную оценку издаваемых документов, а также принципы их публикации. Как своеобразный курьез, на который обратил внимание Н.Н.Улащик, являлось отсутствие оглавления в заключительном томе .Ученый также отметил и отсутствие в томе географического указателя, что по его мнению не могло не нарушать единства серии .

По оценкам составителей сборника, несмотря на то, что некоторые методы и принципы публикации документов в нем устарели, тем не менее выход в свет этого издания сыграл положительную роль в развитии исторической науки и археографии Беларуси .

Тематически к четырехтомнику примыкал т.1 документального сборника “Социально-политическая борьба народных масс Белоруссии. Конец Х1У в.—1648 г.” (Мн.,1988), к сожалению до сих пор не получивший продолжения. Непосредственным же продолжением серийного издания “Белоруссия в эпоху феодализма” стали два тома сборника документов “Белоруссия в эпоху капитализма”. Первый том с подзаголовком “Развитие капитализма в сельском хозяйстве” был издан в 1983 г. и включал 158 документов за1856—1889 гг.; второй том, имевший подзаголовок “Развитие капитализма в промышленности”, вышел в1990 г. и охватывал период с 1861 по 1900 гг. Наряду с оригинальными документами, включенными в это издание, в нем также перепечатывались и материалы, ранее уже публиковавшиеся в сборниках “Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі”,”Матэрыялы па гісторыі мануфактуры Беларусі ў часы распада феадалізма” и др.

В отличие от предыдущих серийных изданий, готовившихся в кооперации научных и архивных учреждений республики, “Русско-белорусские связи. Сборник документов (1570—1667)”(Мн., 1963) можно рассматривать как публикацию Белорусского государственного университета, что, впрочем, и делает Н.Н.Улащик в своей оставшейся незавершенной работе по источниковедению и археографии. Очевидно, что инициатива подготовки сборника была обусловлена научными интересами зав. кафедрой истории Белоруссии университета Л.С.Абецедарского, издавшего в 1957 г. работу “Белорусы в Москве ХУП в. Из истории русско-белорусских связей”. Материалы для сборника выявлялись исключительно только в фондах ЦГАДА, сотрудники которого наряду с Л.С.Абецедарским и А.П.Игнатенко вошли в составительский коллектив данного издания. Из 466 документов, включенных в сборник, 408 публиковались впервые Их содержание раскрывало наиболее важные стороны русско-белорусских связей в ХУ1—ХУП вв., давало представление о городах Беларуси, их внешнем облике, численности и составе населения, о положении крестьян. Сборник отличала квалифицированная археографическая подготовка документов, наличие пространных комментариев, которые существенно дополняли и поясняли публикуемые документы Его непосредственным продолжением стал изданный в 1972 г. сборник под тем же названием, но за другой период—“Русско-белорусские связи во второй пол. ХУП в.”

Особый блок изданий документов, преимущественно повествовательного характера, готовившихся в 1960—1980 -е годы без участия белорусских историков и архивистов, составили публикации Института литературы им. Я.Купалы АН БССР Их появление связано с деятельностью историка древнебелорусской литературы, текстолога А.Ф.Коршунова. Так. в подготовленной ученым и изданной в 1965 г. монографии “Афанасий Филиппович. Жизнь и творчество” был опубликован с научными комментариями “Диариуш” Филипповича, в 1969 г.—“Францыск Скарына. Прадмовы і пасляслоўі”, в 1975 г в сборнике “Помнікі старажытнай беларускай пісьменнасці”—Баркулабовская летопись и 29 писем оршанского старосты Филона Чернобыльского-Кмиты ( ХУ1 в.), в 1983 г. в сборнике “Помнікі мемуарнай літаратуры ХУ1 ст.”—записки новогрудского подсудка Федора Евлашевского ( ХУ1-нач. ХУП вв.) и воспоминания слуцкого шляхтича Яна Цедровского (ХУП в.). Обстоятельный и достаточно критический анализ этих изданий, сделанный Н.Н.Улащиком в выше упомянутой незавершенной работе , лишает нас необходимости подробно останавливаться на них. Отметим лишь, что особый интерес, на наш взгляд, представляет публикация летописи, несмотря на то, что до Коршунова она уже публиковалась около десяти раз. К небольшому, в несколько страниц документу, составитель сделал около 500 примечаний, что порой даже затрудняет его чтение и восприятие.

Наряду с характерными для 1950—нач.1960-х гг. изданиями в форме сборников документов, а также серий в это время предпринимаются попытки подготовки и моноизданий, к сожалению, не получившие впоследствии развития. В 1960 г. издательство АН республики выпустило в свет подготовленный Отделом правовых наук АН БССР Статут Великого княжества Литовского 1529 г. Книга вышла под редакцией известного литовского историка, археографа, академика АН Литвы К.И.Яблонскиса (1892—1960).Он же был автором предисловия, носившего археографический характер. ( В качестве общеисторического предисловия составители поместили статью В.И.Пичеты “Литовский Статут 1529 г. и его источники”, ранее публиковавшуюся в т.5 “ Ученых записок Института славяноведения “(М., 1952) .

Известно, что впервые текст Статута 1529 г. был напечатан на старобелорусском языке, но польской графикой в книге ”Zbior praw Litewskich od roku 1389 do roku 1529 tudziez rozprawу sejmowe o tуchze prawach od roku 1544 do roku 1563”.( Poznan, 1841). В 1854 г. в кн.18 “Временника Московского общества истории и древностей российских “ текст Статута был напечатан уже кириллицей. Однако оба эти издания имели много серьезных недостатков, снижавших их научную ценность, и что особенно важно, вызывали затруднения даже у исследователей, пытавшихся работать с документом, как историческим источником. Учитывая эти обстоятельства, и было принято решение о переиздании Статута.

В распоряжении составителей имелись фотокопии трех списков Статута, подлинники которых находились в Государственной публичной библиотеке им. М.Е.Салтыкова-Щедрина (Ленинград), Варшавской народной библиотеке и в Курнике (Польша). В основу издания был положен список Т. Дзялыньского, предоставленный Польской Академией наук. В подстрочных примечаниях оговаривались все встречавшиеся разночтения с другими списками. Статут публиковался в соответствии с “Правилами издания исторических документов АН СССР “ (М.,1956).Все выносные буквы вносились в строку, имевшиеся титлы ( “гдръ”, “кнзьство”, “мць”, “члвк” и др.) раскрывались, знаки препинания были расставлены по правилам современной пунктуации, если смысл текста не вызывал сомнений. Если же возникали сомнения в отношении правильности понимания текста, то в этих случаях знак препинания не ставился. В отличие от предыдущих публикаций Статута в издании 1960 г. текст оригинала сопровождался параллельным переводом на русский язык. Сделано это было, как указывал редактор издания, с целью облегчить его прочтение. Переводчики стремились не отступать от подлинника, однако перевод не являлся подстрочным. Встречавшиеся в тексте специфические термины, не имевшие синонимов в русском языке (врадник, паны рада, державца, маршалок и др.) оставлялись без перевода. В ряде случаев переводчики вынуждены были ограничиваться смысловым переводом, отступая, таким образом, от оригинала. К тексту был составлен словарь-комментарий, в котором давались толкования тех или иных слов и выражений, характерных только для Статута 1529 г. Что касается языка, на котором был написан Статут 1529 г., то этот вопрос был однозначно решен в пользу старобелорусского

Дело в том, что в 1920-е гг. украинский эмигрантский исследователь Р.Лащенко доказывал, что все три редакции Статута являлись памятниками украинского права и культуры и написаны на украинском языке.. Его оппонент—В.Д.Дружчиц со ссылкой на Ст.Пташицкого и др. исследователей Литовской метрики утверждал, что это не так . Подводя итоги дискуссии о языке Статутов, В.И.Пичета в специальной статье, помещенной в № 1 Известий АН СССР за 1941 год и посвященной изучению Статутов в новейшей историко-юридической литературе, писал: “ В этих спорах, были ли Статуты 1529 и 1566 гг. украинского или белорусского происхождения, необходимо отметить наличие национализма и неисторичности... В это время белорусский и украинский литературные языки находились еще в процессе формирования. Язык Статутов был далек от подлинно народной речи. Важно отметить, что язык Статута русский, и таким образом Статут—это отражение влияния феодальной русской культуры, получившей значительное распространение среди феодаольного класса Литвы, еще не оказавшегося в сфере влияния польской культуры” .

Категоричность суждений В.И.Пичеты о языке Статутов вполне объяснима, особенно если принять во внимание пятилетие (с 1931 по 1935 гг.) пребывание ученого в Вятке, а затем восстановление его в 1940 г. в звании академика АН Беларуси.

Между тем вопрос о языке (и не только Статутов) представляется далеко не простым. На это в свое время указывал Н.Н.Улащик, много лет работавший как с актовыми, так и с повествовательными источниками средневековья. .В письме супругам Гениюш 6 февраля 1970 г. он, в частности. писал:” В этом году должен подготовить к печати том летописей (или хроник), писанных языком, которого никак не могу определить—белорусский или украинский. Для ХУП в. разобраться в этом , да еще не филологу, очень трудно”.

Возвращаясь к Статутам, отметим, что Н.Н.Улащик собирался в готовившуюся им вторую часть “Очерков по археографии и источниковедению истории Белоруссии” включить главу, предметом исследования которой должны были стать все публикации Статутов ВКЛ редакций 1529, 1566, 1588 гг. К сожалению ученый не успел реализовать этот замысел. Его незавершенная работа, посвященная археографическому анализу публикаций Статута 1529 г., напечатана в журнале “Беларускі гістарычны агляд.” Т.3. Сш. 1.(Мн., травень 1996, в переводе с русского на белорусский язык).

Следующим (и последним) изданием этого же памятника в Беларуси стала юбилейная публикация Статута 1588 г., предпринятая в 1989 г. Поскольку этот документ в отличие от предыдущих публиковался в1588 г., археографы факсимильно воспроизвели его ( с уменьшением в 3/5), сопроводив адаптированным текстом и переводом на русский язык. Собственно текст Статута составители подкрепили энциклопедическим справочником, насчитывающим 820 статей и относящихся к объекту публикации. Это давало возможность изучения всего спектра вопросов, связанных с происхождением Статута, его предшествующими публикациями и т.п.

Прежде чем переходить к обзору серийных и больших тематических изданий, укажем на ряд сборников документов, вышедших в республике в 1960—1970-е гг., которые либо продолжали (тематически) прежние публикации, либо относились к разряду “злободневных” или юбилейных.

В числе первых следует назвать сборник документов и материалов “ Крестьянское движение в Белоруссии после отмены крепостного права (1861—1862 гг.)”,вышедший в 1959 г. под грифами Института истории АН Беларуси, Архивного управления, ЦГИА БССР и Госархива Минской обл. Составители сознательно ограничили сборник 1862 годом, предполагая, что тема восстания 1863—1864 гг. в Литве и Западной Беларуси составит предмет отдельного документального издания. Большая часть документов была извлечена из фондов правительственных учреждений царской России: Ш отделения СЕИВК, земского отдела МВД, Департамента полиции, а также канцелярий губернаторов, губернских правлений и т.д. Вскоре после издания сборника он был отмечен обстоятельной рецензией Н.Н.Улащика в общесоюзном специализированном периодическом издании “Исторический архив” (1960. № 3).

Откликом на начавшееся в 1960-е гг. так называемое ”движение за коммунистический труд” стало издание в 1962 г. сборника документов” За победу коммунистического труда”, подготовленного Институтом философии и права АН БССР .Неучастие историков и архивистов в работе над сборником, а также сама его тема обусловили крайне низкий уровень издания, на что совершенно справедливо указывали рецензенты .

Таким же неудачным с точки зрения выбора объекта публикации и уровня археографической подготовки следует признать и другое издание “на злобу дня”—“Документы обличают. Реакционная роль религии и церкви на территории Белоруссии”, вышедшее в 1964 г. и охватывавшее период с 1883 по 1962 гг. Сборник готовился Институтом искусствоведения, этнографии и фольклора совместно с Архивным управлением “для борьбы против религиозных пережитков” и предназначался для “самых широких кругов читателей, а также пропагандистов научного атеизма”. Цель издания определила его структуру и подбор для него документов: вместо материалов, объективно освещающих историю многих конфессий в Беларуси, в сборнике публиковались преимущественно документы, свидетельствовавшие о “распутстве” попов и ксендзов, их сотрудничестве в годы Великой Отечественной войны с оккупантами, а в послевоенный период—со спецслужбами “империалистических государств”. Те же немногочисленные документы, исходившие от служителей культа, публиковались с купюрами; при этом опускались фрагменты, которые, по мнению составителей, могли пропагандировать “религиозность, мракобесие и изуверство”. Тенденциозность и невысокий уровень сборника были настолько очевидными, что о нем почти не упоминается в обзорах документальных изданий .

Таким же малополезным для отечественной исторической науки документальным изданием является и юбилейный сборник “Письма трудящихся Белоруссии В.И.Ленину”, подготовленный Институтом истории партии при ЦК КПБ и изданный трижды к юбилейным датам—в 1960, 1969 и 1980 гг.

На фоне этих малоценных сборников выгодно отличался двухтомник “Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг.”(первый том увидел свет в1968, второй—в 1971 гг.) В его подготовке принимали участие сотрудники республиканского историко-партийного Института, Архивного управления Беларуси, ЦГАОР БССР, а также работники Центрального госархива Советской Армии (Москва), из фондов которого и были преимущественно взяты документы, включенные в сборник. Будучи составной частью общесоюзной серии “Из истории гражданской войны в СССР”, издание в то же время хронологически продолжало тему сборника “Великая Октябрьская социалистическая революция в БССР ” и содержало 873 документа, большинство из которых впервые вводилось в научный оборот. Особенностью данного издания является преобладание в нем документов и материалов военно-оперативного характера, находившихся в ЦГАСА, а также высокий уровень археографической подготовки документов, полнота научно-справочного аппарата и т.д.

Позитивную роль в деле развития и совершенствования практической археографии в Беларуси сыграло участие белорусских архивистов и историков в подготовке и других общесоюзных документальных серий—об истории индустриализации, коллективизации, культурного строительства и т. п. В ходе сотрудничества белорусских, российских, украинских ученых существенным образом обогатилась практика подготовки и издания документов, что впоследствии было обобщено в “Правилах издания исторических документов в СССР”(2-е изд. М.,1990).Достаточно сказать, что примеры из белорусского документального сборника об индустриализации трижды приводятся в “Правилах”( С.108, 164, 167).

Но вначале скажем о подготовке международного документального издания, в котором участвовали белорусские историки и архивисты . Речь идет о советско-польском серийном издании документов “Восстание 1863 года”, работа над которым была начата с конца 1950-х гг. В ходе ее были не только укреплены научные контакты между белорусскими, российскими, украинскими, литовскими, польскими археографами, но и накоплен значительный опыт как в области организации, так и методики публикации. Включение в совместную работу больших научных коллективов, участие в ней архивных учреждений Беларуси, Польши, России, Украины, Литвы открывало неоценимую для исторической науки возможность максимально широкого выявления и учета сохранившихся документов.

Подготовка серийного издания была приурочена к 100-летнему юбилею восстания и осуществлялась на основе соглашения между академиями наук СССР и Польши, заключенного 27 марта 1957 г. В октябре -ноябре 1957 г. советской частью специальной советско-польской комиссии. были проведены совещания в Ленинграде, Киеве, Львове, Минске, Вильнюсе , на которых обсуждались вопросы предстоящей работы. Одной из первоочередных задач, ставившихся перед архивистами и историками, являлась каталогизация всех документов о восстании. С этой целью были подготовлены бланки карточек с разработанным формуляром, а также подготовлена инструкция по их заполнению. Белорусские и литовские историки и архивисты приступили к выявлению документов для двух сборников серии—“Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861—1862 гг.” и “Восстание в Литве и Белоруссии1863—1864 гг.”(изданы в Москве в 1964 и 1965 гг.).

В Беларуси выявление велось по трем архивам: ЦГИА БССР и его филиалу в г. Гродно и Госархиву Минской обл.(в фондах последнего тогда еще хранились дореволюционные материалы, позже переданные в ЦГИА БССР). На состоявшемся 17-18 мая 1960 г. в Вильнюсе совещании были подведены некоторые предварительные итоги работы над первым сборником, определены задачи на перспективу. Особое внимание при этом представители Архивного управления и Института истории АН Беларуси обратили на исключительную важность для подготовки сборника передачи материалов ЦГИА ЛССР, относившихся к профилю Белорусской ССР, в архивы последней.. В результате неоднократных ходатайств белорусских историков и архивистов, подкрепленных ссылками на подготавливаемый сборник, в сентябре 1960 г. Совет Министров Литвы принял решение о передаче Беларуси около 7 тыс. дел, среди которых значительную часть составляли документы о восстании 1863—1864 г. К концу 1960 г. в белорусских архивах было выявлено, отобрано и скопировано 369 документов для сборника; 894 документа были отобраны для копирования; проаннотировано свыше 6,5 тыс. документов.

При археографической подготовке документов составители руководствовались “Правилами издания исторических документов”(М.,1955), а также составленной с их учетом “Памяткой о порядке подготовки публикации”, согласованной смешанной советско-польской комиссией. Последняя предусматривала публикацию документов на языке оригинала с переводом на русский язык в готовившихся советской стороной томах ( в ”польских” томах текст давался только на языке оригинала; параллельный перевод на польский предусматривался только для “малоизвестных” языков—венгерского, литовского). В дополнение к правилам и памятке научным сотрудником Архивного управления Литвы Г.В.Киселевым ( в настоящее время Киселев—известный белорусский литературовед, доктор филологических наук) была разработана и Памятка по археографической обработке документов, носившая практический характер и учитывавшая особенности подготавливаемых к публикации текстов документов. После согласования с Институтом славяноведения и балканистики АН СССР она была направлена в Архивное управление Беларуси для руководства. Следует отметить, что Г.В.Киселев наряду с Л.В.Аржаевой, Н.И.Булдаковой, Т.Е.Леонтьевой, С.М.Байковой (Самбук) и др. принял весьма деятельное и плодотворное участие в подготовке к изданию сборников документов. Именно его многочисленные замечания по составу документов, их археографической обработке представляются, на наш взгляд, наиболее существенными и значимыми.

Участие белорусских историков и архивистов в подготовке двух томов этого серийного документального издания имело позитивное значение и для историографии Беларуси. В ходе работы над ними, а также после их издания составителями был опубликован ряд научных статей, монографий по проблемам истории восстания 1863—1864 гг. в Литве и Беларуси.

В то же время нет, на наш взгляд, оснований говорить о полной объективности и беспристрастности, которыми руководствовались составители и редакторы, готовя данное серийное издание к печати. Это было обусловлено, с одной стороны, неоднозначностью и сложностью события, которое освещали публикуемые документы, а с другой, наличием политических, идеологических моментов при подготовке сборника. На последнее указывает выступление зам. начальника архивной службы СССР Л.И.Яковлева на семинаре научных сотрудников архивных учреждений Беларуси (Минск, 2—3 декабря 1965 г.).Высоко оценив вклад белорусских архивистов в подготовку документальных сборников о восстании, Яковлев далее резюмировал: ”С изданием этой серии был положен конец бесцеремонному искажению действительности некоторыми буржуазно-националистическими историками”.

Параллельно с подготовкой сборника о восстании в1961 г. была начата работа над общесоюзной документальной серией “История коллективизации сельского хозяйства СССР”. Она осуществлялась ИМЛ при ЦК КПСС, институтами истории СССР и экономики АН СССР, центральными, республиканскими и областными архивами во главе с ГАУ СССР. Общее руководство и координацию работы вела главная редакция , возглавляемая академиком П.Н.Поспеловым. Несмотря на наличие к началу работы над серией “Правил издания документов советского периода”(М.,1960) а также появившихся несколько позже “Правил издания исторических документов в СССР”(М.,1969), Главархив СССР разработал специальную инструкцию по археографической обработке документов серии (утверждена в1963 г.).В соответствии с ней в издание предполагалось включить документы следующих видов:

а) документы директивного характера (решения партийных, советских и колхозно—кооперативных органов по вопросам коллективизации сельского хозяйства, директивы, циркуляры, письма этих органов низовым организациям и т.п.);

б) отчетно-информационные материалы (доклады и отчеты на съездах, конференциях, пленумах, совещаниях партийных и советских организаций , докладные записки и информационные сводки, материалы обследований и сообщения с мест, корреспонденции в периодической печати и т.п.);

в) инициативно-учредительные документы (протоколы собраний крестьян, заседаний правлений колхозов, уставы коллективных хозяйств, обращения колхозников, договоры о социалистическом соревновании и т.п.);

г) документы личного происхождения (письма крестьян, рабочих - 25-тысячников, заявления о приеме в колхоз, выступления на съездах, конференциях и слетах крестьянских делегатов, рассказы колхозников о колхозной жизни, воспоминания об организации и становлении колхозов).

Все сборники строились по хронологическому принципу и единой схеме расположения документов, последовательно раскрывавшей три главных вопроса: материально-технические, организационные и пр. предпосылки коллективизации; сплошная коллективизация и ликвидация на ее основе кулачества как класса; завершение коллективизации и организационно-хозяйственной укрепление колхозов.

Поскольку в Беларуси работа над подготовкой документальной публикации о коллективизации была начата еще до разработанной общесоюзной схемы этого серийного издания, то первым сборником, выбивавшимся из хронологического ряда, стал сборник “Проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства Белорусской ССР (ноябрь 1929г.—1932 г.)”. Он вышел в 1973 г. под грифами ГАУ при СМ БССР, Института истории партии при ЦК КПБ, Института истории АН БССР и ЦГАОР БССР . Однако, как мы уже отметили, поскольку этот сборник по времени своего издания “опережал” другие, этой же серии, о нем скажем ниже.

Условно первым томом “колхозной” серии в Беларуси стал изданный в 1980 г. сборник “Кооперативно-колхозное строительство в Белорусской ССР (1917—1927 гг.)” (вышел под грифами тех же учреждений, что и в выше упоминавшемся сборнике) Включенные в него 127 документов в большинстве своем ранее не публиковались и были выявлены в ПА ИИП при ЦК КПБ, государственных архивах Москвы, Витебска, Гомеля, Могилева, Бобруйска, Мозыря. “Представленные в сборнике материалы,--говорилось в предисловии ,--отражают первый этап претворения в жизнь ленинского кооперативного плана”.

Основным недостатком сборника, на наш взгляд, является то, что в нем были недостаточно представлены массовые документы: протоколы общих собраний крестьян, их заявления о приеме в колхозы и т.п. Совершенно отсутствует в сборнике и такой вид документов. как информации и сообщения органов НКВД, свидетельствовавшие об отрицательном отношении крестьян к колхозному строю, о фактах противодействия насильственной записи в колхозы и т.п. Сборник, таким образом, отражал лишь одну сторону(официальную) истории колхозного строительства в Беларуси, оставляя за рамками те негативные явления, которые неизбежно возникали в ходе коллективизации и зачастую приводили к крестьянским волнениям и даже восстаниям (как, например, Слуцкое, в1921 г.)

О принципах археографической подготовки документов этого, как и остальных сборников данной серии, скажем после обзора всех ее томов (Тем более что они, как выше уже отмечалось, были едиными для всей серии и в целом выдерживались составителями).

В 1976 г. вышел “второй” том –“Подготовка сплошной коллективизации сельского хозяйства Белорусской ССР (ноябрь1927 г.—ноябрь1929 г.)” Здесь было опубликовано 125 документов. Помимо положительно официальных, в томе имелся и ряд документов, свидетельствовавших об ”обострении классовой борьбы, росте сопротивления классово-враждебных сил в деревне”. Правда, это были в основном газетные публикации (большинство—“правдинские”) информационно-пропагандистского характера (сообщения о поджоге кулаками совхоза “Дукора” (док. 57),о процессе над кулаками в м. Журавичи Могилевского округа (док.84),о сожжении колхоза “Искра” Оршанского округа (док. 61) и др.)

Особенностью этого тома является наличие в нем общего предисловия ко всей серии. В нем излагались принципы группировки документов по изданным и предполагаемым к изданию томам, давалась общая характеристика основных видов документов серии и т.д.

“Третьим” томом серии можно считать выше называвшийся сборник, изданный в 1973 г.—“Проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства Белорусской ССР (ноябрь 1929 г.-1932 г.)”. В нем было опубликовано 196 документов Как и в предыдущих томах, в этом содержались в основном официальные документы партийных, советских, хозяйственных органов, приводились статистические сведения о численности колхозов, их оснащенности, количестве в них крестьян и т.п. Факты противодействия созданию колхозов (в виде поджогов имущества колхозов, убийств активистов и т.п.) подавались опять-таки через призму газетных сообщений (док. 6,7,13,15).Вместе с тем в сборнике публиковался ряд подобных материалов, извлеченных из архивов (например, резолюция ЦК КП(б)Б о борьбе с перегибами в колхозном движении 17 апреля 1930 г.(док.52),отчет Белколхозцентра... о ликвидации перегибов и ошибок при проведении коллективизации 18 апреля 1930 г. (док.53) и др.)

Заключительным томом серии стал изданный в 1985 г. сборник “Завершение коллективизации сельского хозяйства и организационно-хозяйственное укрепление колхозов БССР (1933-июнь 1941 г.)” В отличие от предыдущих томов серии в данном документы (их насчитывается 146) группировались по двум разделам в соответствии с хронологическим принципом: в первый включены материалы за 1933-1937 гг.(2-я пятилетка), во второй—за 1938-1941 гг.(3-я пятилетка).Здесь были широко представлены источники сводного характера: статистические материалы (док.97—104), отчеты, документы о проведении съездов, слетов колхозников-ударников (док.25, 30), о деятельности политотделов МТС (док.19,21,29,32 и др.), о нарушениях нового примерного Устава сельхозартели 1935 г., стягивании хуторов в колхозные центры (док.125,134), проведении осушения болот и т.п.

Данный сборник отличали более высокий сравнительно с другими уровень археографической подготовки документов, а также наличие пространного археографического предисловия.

Как уже отмечалось, все тома серии готовились по единой методике. Документы публиковались на языке оригинала (белорусском и русском); археографическое же оформление производилось на русском языке. Ко всем томам составлены предисловия, включавшие историческую и археографическую части. Помимо них в состав научно-справочного аппарата входили примечания по содержанию (в первом и последнем томах они помещались сразу же вслед за текстом документов, в остальных —в конце книги), текстуальные примечания, указатель колхозов, коммун, объединений (отсутствует в последнем томе), перечень публикуемых документов(отсутствует в первом и последнем томах), перечень использованных источников, перечень архивных документов, не включенных в сборник (есть только в последнем томе), список сокращений (на русском и белорусском языках).

Информативность последнего тома в значительной мере была расширена за счет примечаний по содержанию (при их составлении использовались выявленные в архивах документы), а также перечня архивных документов (106 наименований) с указанием мест хранения, выявленных, но не включенных в сборник.

К числу недостатков серии, помимо уже выше называвшихся, следует отнести отсутствие указателей, особенно географического, что затрудняет работу исследователей. В ряде случаев примечания по содержанию носят объективистский или упрощенческий характер.

Наряду с серией о коллективизации сельского хозяйства в республике велась работа над подготовкой серийного документального издания об индустриализации. В числе 36 томов общесоюзной серии (5 сводных и 31 регионального) находился и изданный в 1975 г. в Беларуси сборник “Индустриализация Белорусской ССР (1926—1941 гг.) В него вошло 203 документа; в качестве иллюстраций публиковались 22 фотодокумента. Последние давались отдельным блоком с внутренней нумерацией, аннотациями, легендами, но без включения их в перечень публикуемых документов. Правда, в археографической части предисловия составители сочли целесообразным обратить внимание пользователей сборником на особенности публикации фотодокументов (они отметили невозможность полного атрибутирования документов).

Публикация фотодокументов в научном издании заслуживает внимания, учитывая то обстоятельство, что в имевшихся на момент издания сборника нормативно-методических документах (прежде всего, Правилах издания исторических документов в СССР),которыми руководствовались составители, отсутствовали разделы, излагавшие принципы и методы публикации кино и фотодокументов (такие разделы появятся лишь во втором издании Правил, которые выйдут в1990 г.).

Документы сборника печатались на языке оригинала—русском или белорусском--, по современной орфографии, но с сохранением для белорусскоязычных источников языковых и стилистических особенностей. Примечания документов передавались также на языке оригинала. Научно-справочный аппарат сборника состоял из введения, текстуальных примечаний, примечаний по содержанию, списка сокращений (на белорусском и русском языках), указателя предприятий, перечня публиковавшихся документов, а также перечня выявленных по теме, но не публиковавшихся источников. Включение последнего в состав научно-справочного аппарата сборника (200 наименований), как выше уже отмечалось, повышало информационную емкость последнего.

Что касается состава включенных в сборник документов, то они должны были, с одной стороны, показать индустриализацию в Беларуси как часть единого процесса индустриализации в СССР, имевшего общие черты с процессом индустриализации в других республиках, но с другой--выявить особенности, характерные только для Беларуси.

К данному сборнику тематически примыкает еще несколько документальных изданий, правда, не входящих в серию “Индустриализация СССР”. Речь идет о региональном сборнике “Восстановление народного хозяйства в Гомельской губернии (1921—1925 гг.)” (Гомель, 1960) , аналогичном сборнике общебелорусского характера—“Восстановление народного хозяйства БССР (1921—1925 гг.)” (Мн.,1981),а также сборнике “Развитие социалистического соревнования в Белорусской ССР (1919—1941 гг.)” (Мн.,1980).

Наряду со сборниками документов об истории коллективизации и индустриализации в Беларуси, входившими в состав общесоюзных серий, в этот же период в республике было издано несколько сборников документов, формально не входивших в серию “Культурное строительство в СССР”, но тематически к ней относившихся. Среди них—изданный ротапринтным способом сборник в двух томах ”Народное образование в Белорусской ССР”, включавший 246 документов (первый том вышел в 1979 г. и содержал документы за 1917—1928 гг., второй—в 1980 г., охватывал источники до 1941 г.) Документы публиковались на языке оригинала—белорусском и русском. Особенностью научно-справочного аппарата сборника являлось наличие в нем указателя организаций и учреждений народного образования, учебных заведений, выполнявшего функцию предметного указателя. Составители включили в издание и перечень выявленных по теме, но не публиковавшихся источников; кроме того, в первом томе был напечатан перечень документов по теме, ранее опубликованных ГАУ республики совместно с другими учреждениями (с указанием выходных данных публикаций).

К числу недостатков данного издания следует отнести отсутствие именного, географического указателей, а также некачественное полиграфическое оформление. Изданный ротапринтным способом, без выделения различными шрифтами заголовков. Текста, легенд, примечаний и пр., сборник трудно читается.

Следующим объектом этой “серии” является сборник документов в двух томах ”Мастацтва Савецкай Беларусі “. Первый том, охватывавший довоенный период (290документов) был издан в 1976 г. под грифами ГАУ БССР, Института истории партии, Института искусствоведения, этнографии и фольклора АН БССР и ЦГАОР республики. Второй том включал 204 документа за1941—1965 гг. и увидел свет в1986 г. В число составителей данного тома добавились и сотрудники ЦГАМЛИ Беларуси. Документы обоих томов группировались по видам искусства; выделялись следующие разделы: общий, театральное искусство, кино, музыка, изобразительное искусство, самодеятельность. Они выявлялись как в республиканских, так и в общесоюзных госархивах (ЦГАНХ СССР, ЦГАОР СССР, ЦГА РСФСР).

С учетом тематики сборника, его археографическое оформление было сделано на белорусском языке. В археографической части предисловия составители оговорили принципы передачи текста (на языке оригинала, но с сохранением особенностей, характерных для белорусского языка 1920—1930-х гг.: например, вместо “10-годдзе Кастрычн1ка” было сохранено “10-годдзе Акцябра”, вместо “за свой кошт”—“за свой шчот”, вместо “фільм”—“фільма” и т.д.) Это был едва ли не первый опыт археографического издания сборника документов в Беларуси на белорусском языке в послевоенный период (не считая “Зборніка лістовак усенароднай партызанскай барацьбы”, который нельзя причислить к разряду научных).Исходя из этого он неизбежно содержал и недостатки, проявившиеся, в частности, в отсутствии унификации при составлении заголовков и легенд к документам., в особенностях некоторых видов научно-справочного аппарата (так, список сокращенных слов давался смешанный: и на белорусском, и на русском языках).Недостатком сборника является и отсутствие в нем географического и именного указателей (последний особенно необходим).

В 1978 и 1984 гг. были изданы еще два тома этой же ”серии”—“Библиотечное дело в Белорусской ССР”. Первый том охватывал период с1918 по 1941 гг., второй—с 1941 по 1958 гг. Они готовились Главархивом республики совместно с Государственной библиотекой БССР им. В.И.Ленина, Институтом истории партии и Минским институтом культуры. Особый интерес в свете получивших в последнее время особую актуальность проблем реституции культурных ценностей Беларуси, представляет второй том сборника, документы которого не только показывают ущерб, понесенный библиотеками Беларуси в годы Великой Отечественной войны, но и в ряде случаев дают возможность наметить пути розыска утраченных книжных собраний.

В определенной мере к изданиям этой же ”серии” может быть отнесен и сборник, представляющий особый интерес для архивистов республики. Речь идет о сборнике законодательных и руководящих документов “Архивное дело в БССР (1918—1968)”, подготовленном сотрудниками Архивного управления республики и изданном в1972 г. Сборник открывается декретом СНК РСФСР “О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР” от 1июня 1918 г. и заканчивается постановлением Совета Министров БССР “О создании ЦГАНТДБССР” от 27 мая 1968 г.(док.63).Включенные в него документы раскрывают историю создания Государственной архивной службы республики, ее реорганизаций, дают представление о сети архивных органов и учреждений, принципах распределения материалов между архивохранилищами. Предназначавшийся прежде всего для работников архивной службы, этот сборник с созданием архивного отделения на историческом факультете Белгосуниверситета стал существенным подспорьем для студентов, изучающих историю и организацию архивного дела в республике, а также основой для создания учебного пособия по архивоведению. Продолжением данного издания стал сборник “Архіўная справа на Беларусі ў дакументах і матэрыялах (1921—1995 гг.)” (Мн.,1996), о котором скажем в следующей лекции.

Остановимся далее еще на двух группах сборников, объединенных темами ”История Западной Беларуси” и “История Беларуси в годы Великой Отечественной войны”. Они, как и выше рассмотренные издания, готовились в кооперации научных и архивных учреждений республики.

В первую группу входит двухтомное фундаментальное издание “Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное освобождение и воссоединение с БССР”(первый том вышел в1962г., второй—в1972 г.) Оно было подготовлено Главархивом, Институтом истории партии, госархивами Брестской, Гродненской обл., Филиалом госархива Минской обл. в г. Молодечно Тематически к нему примыкают документальный сборник “Революционный авангард трудящейся молодежи Западной Белоруссии (1921—1939 гг.)“ (Мн.,1978), а также сборник воспоминаний и документов о концлагере в Березе Картузской “Они не стали на колени” (Мн., 1966). Последний не представляет особого интереса вследствие того, что собственно документы в нем занимают слишком незначительное место; к тому же он носит популярный характер. Что же касается двух вышеназванных сборников, то анализ их содержания может оказаться полезным в плане изучения методики публикации иноязычных документов.

Дело в том, что большинство публикуемых в сборниках документов были исполнены в оригинале на польском языке, часть—на белорусском и некоторые—на русском. Все документы на польском языке составителями давались в переводе на русский язык, тексты на белорусском и русском—на языке оригиналов. В археографической части предисловия ко второму тому сборника “Борьба трудящихся...” составители оговорили, что в документах на польском языке названия специфических учреждений и должностей (дефензива. сейм, секвестратор, пшодовник и т.п.) не переводились , а давались в русской транслитерации. В современной транскрипции давались географические наименования (Козельщина, Крулевщина, а не Козельщизна, Крулевщизна и т.п.) Сохранялись названия административно-территориальных единиц (воеводство, повет, гмина, а не область, район, сельсовет и т.п.) Что же касается имен, то те из них, которые, по мнению составителей, относились к “русским”(белорусским), приводились в русской транскрипции (Владимир, Кирилл, Федор, а не Влодимеж, Цырыл, Тодар), явно польские передавались с сохранением их фонетических особенностей (Юзеф, Ежи, а не Иосиф, Юрий и т.п.).

Археографическое оформление сборников предпринято на русском языке. Это привело к тому, что тщетно искать упоминаемую в док. 122 второго тома “Борьбы трудящихся...” стн. Аранчыцы в географическом указателе на букву “а”; название станции мы находим в указателе на букву “о”—Оранчицы.

Значительный разнобой встречается в археографическом оформлении документов, взятых из периодической печати. В обоих сборниках названия газет, журналов в заголовках и легендах приводятся на языке оригинала: “Барацьба”, “Правда”, “Kurjer Polski”, однако даты обозначаются по-разному (в двухтомнике-- по-русски, независимо от языка издания газеты или журнала : Барацьба.№ 1. Октябрь1932; Dzien Dobrу; № 82. 23 марта 1937 г.; в молодежном же сборнике—на языке оригинала: Малады камун1ст.1933. № 2(46).люты, Kazetemowieс. 1931.№ 4. Listopad и т.п.) Этот разнобой, на наш взгляд, обусловлен тем, что в действовавших на то время “Правилах” отсутствовали указания , как следует поступать в подобных случаях. (Кстати говоря, эти нюансы отсутствуют и во второй, дополненной и исправленной редакции “Правил” 1990 г.) Думается, что составители молодежного сборника поступали более правильно, сохраняя язык оригинала в легендах.

Менее интересной в плане изучения методики публикации документов представляется группа документальных сборников о партизанском движении, подпольной борьбе, преступлениях немецко-фашистских оккупантов в Беларуси в 1941—1944 гг. Они готовились преимущественно сотрудниками Института истории партии на основе документов партийного архива. Для сборника о преступлениях фашистов привлекались материалы Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, а также аналогичных республиканской и областных комиссий, хранившиеся в ЦГАОР СССР, ЦГАОР БССР, областных госархивах.. В 1963—1982 гг. были изданы “Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии.1941—1944.”(Мн., 1963; 2-е доп. изд. Мн. 1965); “Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941—июль 1944 гг.). Т.1 (июль 1941—ноябрь 1942) Мн.1967; Т. 2 Кн.1(ноябрь 1942—июнь 1943) Мн.1973; Кн. 2 (июль—декабрь1943)Мн.1978; Т. 3 (январь—июль 1944)Мн.1982; “В непокоренном Минске. Документы и материалы о подпольной борьбе советских патриотов в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941—июль 1944) Мн. 1987; “Комсомол Белоруссии в Великой Отечественной войне. Документы и материалы”.Мн. 1988

Сборники включают огромный массив документов партийных и комсомольских органов и организаций республики директивного характера, материалы военно-оперативного характера, а также источники личного происхождения Большинство их ввиду значительных размеров (особенно это характерно для “партизанского” сборника в трех томах) опубликованы в извлечениях. Составителями была проделана значительная работа по раскрытию зашифрованных в документах имен, названий партизанских формирований, географических наименований и т.п. Результаты этих источниковедческих изысканий излагались в текстуальных примечаниях

Характерным для всех вышеуказанных сборников является наличие пространных, порой даже растянутых, предисловий общеисторического характера и стереотипных коротких археографических пояснений, не носящих оригинального характера В издание “В непокоренном Минске” составители включили выходящие за хронологические рамки сборника документы 1960—1965 гг.

Как и в исторических исследованиях, выходивших в 1950--1980-е гг., так и в рассматриваемых документальных сборниках внимание составителей прежде всего акцентировалось на документах о деятельности коммунистической партии в годы войны, о боевой и массово-политической работе партизан и партийно-комсомольского подполья и др. Что же касается “сложных” и “неудобных” для официальной историографии вопросов, таких, например, как коллаборационизм и т.п., то они сознательно оставлялись вне поля зрения исследователей и археографов. Публикуемые же в сборниках документы о создании и деятельности в годы войны на территории Беларуси различных коллаборационистских организаций и их воинских формирований ( БНС, СБМ, БЦР, БКО и др.) сопровождались примечаниями, не ставившими своей целью выяснить причины происхождения коллаборационизма, объективно показать его масштабы и проявления. К тому же даже эти документы, в большинстве своем исходившие из среды советских партизанских и подпольных формирований и групп, а потому имевшие пропагандистский характер, помещались в изданиях с купюрами.

Вследствие этого определенный интерес для исследователей, занимающихся изучением истории Беларуси в годы второй мировой войны, могут представить документальные издания Белорусской центральной рады. Речь идет о сборниках “Другі Усебеларускі кангрэс.Матэрыялы, сабраныя і апрацаваныя на падставе пратакольных запісаў камісіяй Беларускай цэнтральнай рады пад рэд. праф. Р.Астроўскага” (Мюнхен, 1954) и “За дзяржаўную незалежнасць Беларусі Дакументы і матэрыялы, сабраныя і падрыхтаваныя для публикацыі І. Касяком, прагледжаныя і апрабаваныя для друку камісіяй БЦР пад кіраўніцтвам праф.Р.Астроўскага”( Лондон, 1960). Они составились из материалов личных архивов руководящих деятелей БЦР, различных периодических изданий, а также научно-популярных книг и документальных публикаций, в том числе выходивших и в БССР.

Первый раздел лондонского издания, охватывавший период с 27 октября 1917 г. по 20 октября 1925 г., можно рассматривать как едва ли не первую попытку документального освещения проблемы национально-государственного строительства в Беларуси с определенных позиций. С прямо противоположных позиций исходили составители юбилейного сборника, готовившегося к 70-летию образования БССР. Составители сборника “ По воле народа : Из истории образования Белорусской ССР и создания Коммунистической партии Белоруссии. Документы и материалы”(Мн.1988) ( а ими были научные сотрудники партийного архива Института истории партии при ЦК КПБ) по известным причинам не включили в свое издание ни одного документа из лондонской книги

И заключая обзор и краткую характеристику документальных публикаций, вышедших в республике в 1950—1980-е гг., отметим ряд изданий документов одной разновидности и одного лица. В числе первых—подготовленные сотрудниками Института истории АН БССР совместно с архивистами ЦГИА республики сборники “Инвентари магнатских владений Белоруссии ХУП—ХУШ вв. Владение Сморгонь” (Мн.1977) и “Инвентари магнатских владений Белоруссии ХУП—ХУШ вв. Владение Тимковичи” (Мн.1982). С точки зрения источниковедческой данные издания представляют несомненный интерес и не только ввиду оригинальности объекта публикации. Как мы уже отмечали в соответствующей лекции нашего курса, дореволюционная Виленская археографическая комиссия также иногда полностью укомплектовывала инвентарями ХУ1 в. некоторые тома своего серийного издания (т.14,25,35, 38). Однако, это были разрозненные документы разных имений, что не давало возможности исследователям проводить сравнительный анализ развития (или, наоборот, упадка) того или иного имения. Здесь же публиковались документы только двух имений, создававшиеся на протяжении почти двухсот лет, и это, повторюсь, делало данные сборники неоценимым источником для изучения социально-экономической истории Великого княжества Литовского.

К сожалению, составители опубликовали инвентари только в переводе на русский язык ( в оригинале документы исполнены на польском), что не дает возможности причислить оба эти сборника к высшему типу издания—научному.

К изданиям документов одного вида можно отнести и вышедший в1973—1987 гг. сборник “ Коммунистическая партия Белоруссии в резолюциях и решениях съездов и пленумов ЦК” в шести томах, подготовленный Институтом истории партии при ЦК КПБ: Т.1 (1918—1927). 1973; Т.2 (1928—1932)1984; Т.3.(1933—1945) 1985; Т.4 (1946—1955) 1986; Т.5 (1956—1965) 1986; Т.6 (1966—1974) 1987. Он готовился по образу и подобию аналогичного общесоюзного издания “КПСС в резолюциях и решениях...” , поэтому и по форме, и по характеру публикуемых документов как две капли воды похож на своего “московского брата”.

Примером документальной публикации одного лица может служить сборник “К.Калиновский. Из печатного и рукописного наследия”, вышедший под грифом Института истории партии при ЦК КПБ в 1988 г. В него вошли все 7 номеров “Мужыцкай праўды”, ранее неоднократно издававшиеся; письма и показания Калиновского, также публиковавшиеся; несколько оригинальных документов по личному составу и др. В приложениях публиковались воспоминания о Калиновском. Сборник был издан к 125-летию восстания в Литве и Беларуси и 150-летию со дня рождения Калиновского. Неоднозначная и противоречивая оценка восстания , так же, как и одного из его руководителей—К.Калиновского—обусловила выбор учреждения, которое готовило данную публикацию—историко-партийный институт, не допускавший каких-либо отклонений от официальной трактовки этого движения, закрепленной в исследованиях российских и белорусских историков-партийцев.

Обстоятельный анализ этого издания содержится в статье Г.В.Киселева “К истории публикации творческого наследия К.Калиновского”, опубликованной в книге “Русь—Литва—Беларусь”. Оценивая в целом положительно сборник, в котором “впервые представлено в собранном виде богатство материалов как самого Калиновского, так и о нем”, автор статьи отмечает и немалые ее недостатки, обусловленные “временем издания книги, влиянием тогдашней авторитарно-командной системы”. В числе недостатков Киселев называет фрагментарность некоторых важнейших произведений Калиновского, игнорирование других значительных документов, неточности текстологического характера, неадекватный перевод текста публикуемых источников и др.

Подводя итоги состояния практической археографии в Беларуси в 1950—1980-е гг., отметим, что именно на вторую часть этого периода приходится своеобразный “пик” публикационной деятельности. Это обусловлено обстоятельствами как объективного, так и субъективного характера. Свидетельством научного роста и одновременно признанием заслуг белорусских археографов можно считать созыв в октябре 1976 г. в Минске Республиканской научной конференции по проблемам публикации исторических документов, в которой наряду с белорусскими учеными и архивистами приняли участие и их российские, украинские, литовские коллеги . С распадом СССР, созданием Республики Беларусь начинается новый период в истории белорусской археографии

Лекция 15. Роль архивных, научных и других учреждений Беларуси в формировании археографической базы, развитии теории и методики археографии в 1990-е гг.

С образованием Республики Беларусь существенным образом меняется не только тематика подготавливаемых документальных изданий, но и формы организации археографической работы. Практическая деятельность по изданию документов, равно как и ее методическое обеспечение, сосредотачиваются преимущественно в архивных учреждениях. Объективные экономические условия заставляют историков, архивистов, археографов республики искать новые способы донести до пользователя подготавливаемую документальную продукцию в том числе и через спонсорство, привлечение средств отечественных и зарубежных фондов, научно-исследовательских центров, институтов и т.п.

Как уже отмечалось в предыдущей лекции, с реорганизацией Главархива Беларуси в Комитет по архивам и делопроизводству при Совете Министров Республики Беларусь (октябрь 1992 г.) был ликвидирован ранее действовавший в его структуре отдел публикации и использования документов. Данное обстоятельство в определенной мере обусловлено решением Совета Министров республики, принятым 11 декабря 1991 г., в соответствии с которым в системе республиканской архивной службы создавался Научно-исследовательский центр документоведения и ретроинформации. Основу центра составил бывший Институт историко-политических исследований Компартии Беларуси (до 1 января 1991 г.—Институт истории партии при ЦК КПБ), из структуры которого 24 сентября 1990 г. был выделен партийный архив, реорганизованный в самостоятельный Центральный партийный архив Компартии Беларуси .

Основным направлением научной деятельности созданного отраслевого научно-исследовательского центра (в мае 1993 г. он был переименован в Белорусский научно-исследовательский центр документоведения и архивного дела, в январе 1994—в Белорусский научно-исследовательский центр документоведения, археографии и архивного дела; в январе 1996 г. реорганизован в Белорусский НИИ документоведения и архивного дела) было определено развитие теории документоведения, архивоведения,. археографии и источниковедения, разработка научных принципов публикации документов и материалов Национального архивного фонда Республики Беларусь. Распоряжением Совета Министров предусматривалось также учреждение бюллетеня “для публикации материалов по результатам изучения документов архивного фонда Республики Беларусь”.

Одним из первых научно значимых мероприятий, организованным центром, стала подготовленная им Международная научно-теоретическая конференция “Архівазнаўства, крыніцазнаўства, гістарыяграфія Беларусі: стан і перспектывы”. Она состоялась 1—2 декабря 1993 г. в Минске, продолжив таким образом традицию проведения подобных совместных форумов архивистов и историков, заложенную еще Первой всебелорусской конференцией архивных работников в мае 1924 г. И не случайно ряд выступавших на конференции 1993 года анализировали итоги работы конференции 1924 года .

Другим важным мероприятием, которое начало реализовываться с середины 1993 года не без участия отраслевого центра и благодаря всесторонней финансовой поддержке Комитета по архивам и делопроизводству, стало издание историко-публицистического иллюстрированного журнала “Беларуская мінуўшчына” (издавался раз в два месяца). За почти пять лет существования издания (последний, 29-й номер его вышел в феврале 1998 г.) журнал опубликовал немало статей как исторического, историко-краеведческого, архивоведческого, так и археографического характера. Особого внимания здесь заслуживают публикации, подготовленные по малоизвестным даже специалистам-историкам, материалам архивов. И хотя в большинстве своем публикации не носили строго научного характера ввиду отсутствия легенд, научно-справочного аппарата к публикуемым документам, они, тем не менее, способствовали расширению археографической базы, акцентировали внимание отечественных исследователей на необходимости разработки многих проблем белорусской истории, ранее находившихся под официальным или неофициальным запретами (белорусское национальное движение в первой четверти ХХ в., коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны, политические репрессии 1930-1950-х гг. и др.).

Журнал регулярно помещал статьи и сообщения руководителей и научных сотрудников архивной службы республики по вопросам архивоведения, документоведения, археографии, носившие не только обзорно-информационный, но и проблемно-постановочный характер. Так, знакомя читателей “Беларускай мінуўшчыны” с историей создания и основными направлениями деятельности отраслевого центра, заместитель директора в статье под многозначительным названием “Цэнтр у штармавым моры археаграфіі” обращал особое внимание на важность координации публикационной деятельности в республике, которую ранее успешно осуществлял Главархив Беларуси, а также на собственно практическую работу по подготовке и изданию документальных сборников, начатую в структурном подразделении Центра-- отделе научного использования и публикации документов и материалов Национального архивного фонда Республики Беларусь. Отмечая важность тематики подготовленных отделом документальных изданий (о первом президенте АН Беларуси В.М.Игнатовском, белоруссизации, политических репрессиях 1930-1950-х гг. и др.), он подчеркивал их большое научное и общественное значение и высказывал надежду, что “гэтыя і іншыя дакументальныя выданні паклалі б пачатак краху антыкрыніцазнаўчай гісторыі Беларусі паслякастрычніцкага перыяду, заклалі б фундамент для аб’ектыўнага асвятлення нашага нядаўняга мінулага” . (В скобках заметим, что из названных автором статьи документальных сборников к настоящему времени издан лишь один—“Беларусізацыя 1920-я гады. Дакументы і матэрыялы”(Мн., 2001) .

Начало 1994 года было означено событием, которое могло стать поворотным в организации археографической деятельности в республике. Речь идет о принятом 25 января распоряжении Совета Министров Республики Беларусь “О переименовании Белорусского научно-исследовательского центра и создании Белорусской археографической комиссии”. В соответствии с ним в название учреждения, как можно заметить, вводился термин “археография”; кроме того в Центре на общественных началах создавалась археографическая комиссия, которая должна была разрабатывать и координировать разработку теоретико-методических проблем отечественной археографии, а также вести и координировать практическую деятельность по публикации в республике документов и материалов.

Белкомархиву поручалось в месячный срок разработать и утвердить положение о комиссии, определить ее состав, наметить программу действий. К сожалению, данное распоряжение в части создания археографической комиссии оказалось нереализованным по причине, как нам представляется, незаинтересованности представителей научных учреждений работать на общественных началах во вновь создаваемой комиссии, с одной стороны и недостаточно четкого определения направлений ее деятельности, с другой.

Произошедшие вскоре в республике события общественно-политического характера (введение института президентства и связанная с этим отставка премьер-министра, подписавшего вышеуказанный документ) как бы “дезавуировали” данное распоряжение: о нем, как это часто бывает, просто забыли. Вторично к идее о необходимости организационного оформления археографической деятельности в республике вернутся в конце 1990-х гг. и об этом будет идти речь ниже.

Наиболее “урожайным” в деятельности отраслевого НИИ документоведения и архивного дела стал 1996 год. В феврале и апреле этого года Институт подготовил и провел две научные конференции, оказавшие позитивное влияние на активизацию изучения истории отечественной археографии, совершенствование методики археографической деятельности в республике. Конференция 14-15 февраля носила юбилейный характер: она была посвящена 90-летию со дня рождения выдающегося белорусского историка и археографа Н.Н.Улащика ( М.М.Улашчык і праблемы беларускай гістарыяграфіі, крыніцазнаўства і археаграфіі. (Да 90-х угодкаў вучонага):Матэрыялы навуковай канферэнцыі. Мінск, 14—15 лютага 1996 г.. Мн., 1997).

. История белорусской археографии в контексте изучения научного творчества ученого рассматривалась в докладах В.А.Чемерицкого “Мікалай Улашчык—выдавец і даследчык беларускіх летапісаў”, М.Ф.Шумейко “Н.Н.Улащик как историк археографии”, а также в сообщении Ю.В.Нестеровича “М.М.Улашчык—вучань Зм.І. Даўгялы (з нарыса аб пераемнасці у беларускай археаграфіі)”.

Выступавшие отмечали большое научное и практическое значение, которое имеет изучение творческого наследия Улащика для развития современной белорусской археографии. По их мнению оно “содействует выработке в республике археографической политики, давая ответы на вопросы “что, где, когда, кем, на каких методических основах издано?” и подводя современных археографов к необходимости ответа на не менее важный вопрос “что следует издать?”.

Данная юбилейная конференция, равно как и аналогичная, состоявшаяся месяцем раньше в Москве ( Ее материалы изданы в кн.: Русь-Литва-Беларусь. Проблемы национального самосознания в историографии и культурологии: По материалам международной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения Н.Н.Улащика (Москва, 31 января 1996 г.) М., 1997.), стали по справедливому замечаниию ведущего научного сотрудника БелНИИДАД В.В.Скалабана “не толькі грамадскім ушанаваннем Гісторыка, але і засведчылі, што распачалося фарміраванне улашчыказнаўства як комплекснай навуковай дысцыпліны” .

Заметим, что сам Скалабан внес и продолжает вносить существенный вклад в улащиковедение, подготовив и опубликовав под грифом БелНИИДАД биобиблиографический указатель “Мікалай Мікалаевіч Улашчык” (1996), а также неизданные работы ученого, хранящиеся в его личном архивном фонде в Отделе рукописей и редких книг академической Центральной научной библиотеки им. Я.Коласа: “Працы па археаграфіі і крыніцазнаўству гісторыі Беларусі: З рукапіснай спадчыны” (1999), “Мемуары і дзеннікі як крыніцы па гісторыі Беларусі: З рукапіснай спадчыны” (2000). Непреходящее научное значение, в том числе и для развития белорусской археографии, имеет подготовленная им совместно с А.К.Кавко, Г.В.Киселевым и А.Н.Улащиком книга: Мікалай Улашчык. Выбранае, опубликованная в 2001 г. издательством “Беларускі кнігазбор”и включившая в свой состав ряд работ археографического характера, в том числе: предисловие к “Очеркам по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода”, статьи “Літаратурная спадчына Івана Грыгаровіча”, “По страницам отечественного летописания: Белорусско-литовское летописание”, “Прыгоды Радзівілаўскага летапісу” и др.

Вторая конференция состоялась 25-26 апреля 1996 г. Она была целиком посвящена той проблеме, от успешного решения которой в значительной мере зависит состояние практической археографии в республике—зарубежной архивной “Беларусике”. Материалы конференции.( Замежная архіўная беларусіка: Матэрыялы міжнароднай навуковай канферэнцыі 25—26 красавіка 1996 г., г.Мінск. Мн., 1998.) представляли собой часть базы данных об источниках белорусского происхождения, находящихся за пределами Беларуси (Как известно, работа по выявлению такого рода материалов в зарубежных архивах велась белорусскими архивистами и историками начиная еще с 1920-х гг.). Вместе с тем в ходе работы конференции были заслушаны и обсуждены некоторые сообщения, относившиеся к сфере эдиционной археографии; среди них—выступление Ю.В.Нестеровича об истории и методике издания в 1920-е гг. в Беларуси документов Литовской метрики, А.В.Корсака (Смоленск) об опыте подготовки российского регионального документального сборника и др.

Данная проблема получила дальнейшее продолжение и развитие в ходе работы 19—20 июня 1997 г. организованной в Минске под эгидой ЮНЕСКО Международной научной конференции по возвращению и совместному использованию культурных ценностей (Рэстытуцыя культурных каштоўнасцей: праблемы вяртання і сумеснага выкарыстання (юрыдычныя, навуковыя і маральныя аспекты). Матэрыялы Міжнароднай навуковай канферэнцыі. Мінск. 19—20 чэрвеня 1997 / Пад рэд. А.Мальдзіса. Мн.: ННАЦ імя Ф.Скарыны, 1997 (Серыя “Вяртанне”). Белорусские архивисты, включая и научных сотрудников отраслевого института, приняли самое активное участие в ее подготовке и проведении. В совместном докладе руководителя архивной службы республики А.Н.Михальченко и ответственного работника Белкомархива В.Л.Носевича, с которым они выступили на пленарном заседании конференции, подчеркивалось, что в силу особенностей исторического пути Беларуси многие ее документальные собрания оказались за пределами республики и доступ до содержащейся в них информации представляется крайне необходимым для развития белорусской культуры, науки, национального самосознания. Реально оценивая сложившуюся ситуацию, докладчики отмечали невозможность перемещения в Беларусь оригиналов подобных документов и предлагали искать решение данной проблемы на пути современных информационных технологий и рожденных ими новых концептуальных подходов. С учетом того обстоятельства, что в современной архивной практике не носитель информации, а сама информация, зафиксированная на каком-либо материальном носителе, выступает в качестве приоритетной, докладчики подчеркивали, что и усилия современных архивистов должны быть направлены на возвращение прежде всего этой информации путем создания электронных версий документов. В подтверждение своего тезиса они привели пример, когда в 1994 г наряду с факсимильным изданием. Радзивилловской летописи ( оригинал ее хранится в Российской национальной библиотеке) была создана электронная версия, которая распространяется на компакт-дисках и существенно расширяет круг пользователей этим уникальным памятником.

Об исторических и научных аспектах решения проблем реституции и совместного использования белорусских архивов, находящихся за пределами республики, расширении археографической базы шла речь в выступлениях М.Ф.Шумейко, Ю.В.Нестеровича, Н.И.Илькевича (Смоленск), А.В.Запартыко, А.И.Сурмач и других участников работы конференции.

Если предыдущие научные форумы, организованные БелНИИДАД или с его активным участием, лишь косвенно затрагивали вопросы археографии, то состоявшаяся 11-12 марта 1999 г. в Минске конференция носила сугубо археографический характер. Речь идет о Международной научной конференции “Проблемы белорусской археографии”, приуроченной к 175-летию выхода в свет первого белорусского археографического издания “Белорусский архив древних грамот” В ее работе наряду с белорусскими историками, архивистами, археографами, филологами, сотрудниками музеев, библиотек, преподавателями вузов республики приняли участие и их коллеги из Москвы, С-Петербурга, Варшавы, Днепропетровска и других городов. Были заслушаны и обсуждены доклады и сообщения как теоретико-методического, так и прикладного характера: о необходимости восстановления деятельности в республике археографической комиссии, проект Национальной программы публикации исторических источников и др.

В докладе М.Ф. Шумейко были проанализированы исторические, теоретико-методические и организационные аспекты белорусской археографии. О применении информационных технологий в археографии шла речь в докладе профессора МГУ Л.И.Бородкина. Ряд сообщений был посвящен белорусским археографам: И.И.Григоровичу (Н.В.Николаев, г.С-Петербург), М.В.Довнар-Запольскому (И.Б.Матяш, г. Киев; С.И.Михальченко, г. Брянск), Н.Н.Улащику (А.К.Кавко, г.Москва), Н.Г.Гортынскому (Д.Л.Яцкевич, г. Минск), И.Н.Даниловичу (В.Ф.Голубев, г. Минск), А.П.Сапунову (В.В.Шарендо, г.Витебск), А.Киркору (Г.В.Киселев, Я.Я.Янушкевич, г.Минск; Д.В.Карев, г.Гродно) и др.

Представляется важным участие сотрудников архивных учреждений республики в работе научных конференций и семинаров, организованных вне архивной службы республики и обсуждавших в числе прочих и вопросы археографии. Здесь особо следует выделить ставшие уже традиционными Международные научные довнарские чтения, раз в два года проходящие на родине ученого в г. Речица. Заслуга в их организации и проведении принадлежит преподавателю Гомельского государственного университета им. Ф. Скорины В.М.Лебедевой.

Первые чтения состоялись 1—2 июля 1997 г. в связи со 130-летием со дня рождения М.В.Довнар-Запольского. Они были приурочены к открытию памятника ученому на его родине . Вторые довнарские чтения проходили 24-25 сентября 1999 г. и третьи—14—15 сентября 2001 г. (Материалы двух первых чтений изданы в кн.: Даследчык гісторыі трох народаў: М.В.Доўнар-Запольскі: Зборнік навуковых артыкулаў і дакументаў /Пад рэд. В.М.Лебедзевай. Гомель-Рэчыца: ГДУ імя Ф.Скарыны, 2000-293 с.; третьих—в кн.: Трэція міжнародныя доўнарскія чытанні.(г. Рэчыца, 14—15 верасня 2001 г.) /ГДУ імя Ф.Скарыны/Рэд. кал.: В.М.Лебедзевай (адказ. рэд.) і інш.. Мн.: Беларускі кнігазбор, 2002—372 с.) В ходе их были обстоятельно проанализированы многогранные аспекты научной и организаторской деятельности ученого, включая и архивно- археографические. Тема “М.В.Довнар-Запольский—архивист и археограф” звучала в выступлениях укринских исследователей И.В.Вербы “М.В.Довнар-Запольский и Киевский археологический институт”, И.Б.Матяш “Вклад М.В.Довнар-Запольского в архивное дело Украины (киевский и харьковский периоды)”, а также в докладах и сообщениях белорусских историков и архивистов К.И.Козака “Доўнар-Запольскі і яго роля ў арганізацыі архіўнай справы Беларусі”, А.Г.Гануша и П.С.Кручка “М.В.Доўнар-Запольскі—археограф і крыніцазнаўца”, М.Ф.Шумейко “Роль и место археографии в научной деятельности М.В.Довнар-Запольского”, “М.В.Довнар-Запольский и первый съезд исследователей белорусской археологии и археографии”, В.В.Скалабана “История Белоруссии” М.Довнар-Запольского: первые попытки издания” и др.

Чтения дали мощный импульс развитию довнароведения, свидетельством чего может служить биобиблиографический указатель “Мітрафан Віктаравіч Доўнар-Запольскі”(Мн., 2001), подготовленный белорусскими, российскими и украинскими довнароведами и включивший хронологический указатель научных работ ученого, документальных изданий, подготовленный им или с его участием, а также обширный перечень публикаций о жизни и научном творчестве М.В.Довнар-Запольского, указатель архивных фондов, в которых находятся документы ученого и об ученом. Они способствовали введению в научный оборот многих эпистолярных источников ученого, в частности, его писем к М.С.Грушевскому, Д.И.Яворницкому, Е.А.Ляцкому, содержание которых позволяет в числе прочего расширить наши представления об археографической стороне деятельности М.В.Довнар-Запольского. В определенной мере благодаря чтениям удалось подготовить научное издание книги ученого “История Белоруссии”(Мн.:Изд. Беларусь, 2003).

В конце 1990-х гг. историки-архивисты в очередной раз обращаются к идее о необходимости создания в республике археографической комиссии. В подготовленной на этот счет докладной записке, 19 июня 1998 г. направленной в Госкомитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, говорилось, что подобные комиссии и даже институты давно и успешно действуют у ближайших соседей Беларуси—в России, на Украине . В записке подчеркивалось, что организация археографической работы в Беларуси также имеет давние традиции (деятельность Виленской археографической комиссии (1864-1915), Археографической комиссии Инбелкульта (создана в 1927 г. ). Отмечалось, что отсутствие в республике методического и координационного центра в области археографии негативно сказывается на состоянии работы по публикации документов, порождает параллелизм и повторные публикации одних и тех же документов, снижает уровень изданий. “Между тем,--говорилось в записке,--мы глубоко убеждены в том, что издание документов—дело государственное и именно государственные учреждения должны определять “археографическую политику”, суть которой состоит в составлении планов издания наиболее ценных источников, необходимых для проведения как научной, так и учебно-воспитательной работы в республике, разработке научных принципов и методов публикации документов и т.д.”

В качестве первого практического шага автор записки считал учреждение при Госкомархиве республики ведомственной археографической комиссии со статусом научно-методического центра в области археографии и смежных с ней специальных исторических дисциплин. При этом он опирался на исторический опыт южных соседей, где с 1928 г. параллельно с Археографической комиссией Всеукраинской Академии наук существовала и Археографическая комиссия Центрархива Украины.

Предлагалось сформировать ее состав как из числа сотрудников архивных органов и учреждений, так и из представителей научных, учебных, культурно-просветительских учреждений. Из числа членов комиссии должны были избираться председатель и ученый секретарь, причем должность последнего предполагалась как штатная с введением ее в структуру БелНИИДАД. По аналогии с Россией и Украиной предлагалось начать издание “Белорусского археографического ежегодника”.

Обсуждение вопроса о создания археографической комиссии ( и более широко—о перспективах развития белорусской археографии) было вынесено на страницы начавшего издаваться с января 1999 г.периодичностью раз в два месяца журнала “Архивы и делопроизводство”. Начиная с первого номера в каждом последующем выпуске журнала помещались статьи, сообщения, рецензии, документальные подборки, затрагивающие те или иные аспекты археографии. Так, в опубликованной в 3-м номере журнала за 1999 год статье главного научного сотрудника БелНИИДАД Р.П.Платонова “К вопросу о возрождении археографической комиссии” подчеркивалось, что несмотря на остающийся устойчивым высокий интерес общества к своему прошлому, зафиксированному в документальных источниках, открытостью доступа к архивам и обусловленному этим появлением значительного потока архивных публикаций “по- прежнему остаются не преодоленными иллюстративно-хрестоматийный характер отбора документов, неточности, вплоть до прямых искажений, в передаче источников”. Одной из причин подобных негативных явлений автор статьи считал неразработанность археографической политики на государственном уровне.

В качестве практических шагов, способных переломить эти явления, Р.П.Платонов видел создание Белорусской археографической комиссии из числа специалистов, профессионально занимающихся археографией, историков, архивистов, работников издательств, административных деятелей. Базовым учреждением для комиссии, по его мнению, должен стать БелНИИДАД, а “подсобным органом—его отдел археографии”. Он предполагал создание в составе комиссии “секций по направлениям подготовки и издания документов (в соответствии с периодами в истории Беларуси) и по научно-методологическим и методическим основам археографии”. Учитывая предпринимавшиеся недавно и оказавшиеся неудачными попытки решения организационных вопросов, автор справедливо полагал, что “одной общественной инициативы для возрождения в Беларуси археографической традиции и организации работы Археографической комиссии на новой основе недостаточно. Нужна реальная поддержка этой инициативы органами государственного управления”

В следующем номере журнала был опубликован ранее уже выносившийся на обсуждение участников конференции “Проблемы белорусской археографии” проект Национальной программы издания исторических источников, подготовленный заведующим отдела археографии БелНИИДАД Я.Я.Янушкевичем и представлявший собой изложение основных направлений преимущественно эдиционной деятельности будущей археографической комиссии.

В 5-м номере в рубрике “Из истории белорусской археографии” публиковались два документа, выявленные в Центральном научном архиве Национальной Академии наук Беларуси и свидетельствовавшие о деятельности в 1927-1930 гг. Археографической комиссии Инбелкульта.

28 октября 1999 г. коллегия Госкомархива приняла постановление, первый пункт которого гласил: “Образовать Археографическую комиссию Государственного комитета по архивам и делопроизводству Республики Беларусь. Возложить на комиссию разработку совместно с государственными архивами и заинтересованными научными и учебными учреждениями программы издания документов Национального архивного фонда Республики Беларусь, координацию публикаторской деятельности государственных архивов и заинтересованных учреждений, научную разработку проблем истории и теории белорусской археографии”. Председателем комиссии были утверждены Р.П.Платонов, заместителями—Я.Я.Янушкевич, М.Ф.Шумейко, В.П.Крюк, ученым секретарем—Ю.В.Нестерович. Они составили бюро комиссии, осуществляющее ее текущее руководство. 27 января 2000 г. коллегия Госкомархива утвердила разработанное бюро Положение об Археографической комиссии Государственного комитета по архивам и делопроизводству Республики Беларуси. В соответствии с ним базовым учреждением комиссии определялся БелНИИДАД, текущую координационную, консультативную и методическую работу обеспечивали отдел археографии, публикационную—редакционно-издательский отдел Института. Совместно с БелНИИДАД комиссия должна была издавать архивно-археографический ежегодник В 2000-2002 гг. увидели свет 1-3 выпуски ежегодника, вызвавшие положительные отклики научной общественности республики.

Усматривая некоторую паллиативность в создании ведомственной археографической комиссии в Беларуси (в России и на Украине подобные учреждения находятся в структуре академий наук), тем не менее нельзя не признать позитивным сам факт перехода от слов о необходимости иметь в республике научно-методический и координационный центр в области археографии к созданию такого центра, хотя бы и ведомственного характера. С другой стороны, анализ современной практической и научно-методической деятельности в области археографии как в Беларуси, так и у ее ближайших соседей показывает, что реально она все больше и больше “дрейфует” именно в сферу государственных архивных служб, располагающих наряду с основной археографической базой и интеллектуальными возможностями для введения ее в научный оборот.

Возвращаясь к практической деятельности в области археографии как БелНИИДАД, так и других архивных учреждений, отметим, что первым документальным сборником, изданным в 1996 г. самим Институтом, стал сборник документов об истории архивного дела, о котором уже упоминалось в предыдущей лекции. Тематически и хронологически он продолжал издание 1972 года, предпринятое Главархивом республики и включал в свой состав документы и материалы законодательного, нормативного, методического характера, относившиеся к деятельности архивной службы республики в 1921—1995 гг. Особенностью данного сборника сравнительно с предшествовашим ему изданием 1972 года являлось то, что он давал представление об истории создания и деятельности в республике архивов Компартии республики (что и обусловило его нижние хронологические границы —1921 год ). Второй же раздел сборника по истории государственных архивов хронологически дополнял сборник 1972 года.

Продолжая документирование истории архивной отрасли, Институт реализовал замысел организаторов и участников Первой всебелорусской конференции архивных работников, опубликовав через 75 лет ее документы и материалы . Значение данной публикации составитель рассматривал не только как дань признательности и уважения к памяти своих предшественников—архивистов и археографов Беларуси 1920-х гг., но и в виду важности обсуждаемых на конференции вопросов, состава ее участников и пр. Поскольку о работе конференции мы достаточно говорили в предыдущих лекциях, здесь не станем повторяться

В 2001 г. БелНИИДАД уже совместно с Археографической комиссией подготовил и издал аналогичные материалы Второго совещания архивистов республики. И по содержанию обсуждавшихся на нем вопросов, и по сохранившимся материалам оно существенно уступало предыдущей конференции архивистов, что и было отмечено в предисловии к публикации

В 1997 г. увидел свет подготовленный заместителем директора БелНИИДАД Э.М.Савицким сборник “Бунд в Беларуси. 1897—1921: Документы и материалы”. Работа над ним велась в рамках заключенного Госкомархивом договора с Историко-архивным институтом РГГУ , Еврейским научным институтом ИВО и Еврейской теологической семинарией (США) по подготовке путеводителя “Архивные фонды и коллекции по истории евреев в Беларуси”. Последний должен был стать составной частью многотомных сводных изданий “Архивные фонды и коллекции по истории евреев в дореволюционной России и СССР”, которые готовились в ряде стран СНГ.

В этом же году под редакцией директора Института В.Н.Михнюка в серии “Возвращенные из небытия” были изданы материалы следственного дела известного белорусского общественно-политического деятеля А.И.Луцкевича: Антон Луцкевич: Материалы следственного дела НКВД БССР. (Мн.: БелНИИДАД, 1997). Это был едва ли не первый в республике опыт публикации документов судебно-следственного характера. В 1999 г. в этой же серии была опубликована автобиография Б.И.Тарашкевича: Валахановіч А.І., Міхнюк У.М. Споведзь у надзеі застацца жывым: Аўтабіяграфія Б.Тарашкевіча .( Мн.: БелНДІДАС, 1999).

Начиная с середины 1990-х гг. отдел археографии Института приступил к подготовке уникальной, не имеющей аналогов в белорусской археографии, серийной публикации “Знешняя палітыка Беларусі . Зборнік дакументаў і матэрыялаў”. В том, что это действительно серийное издание, не приходится сомневаться, исходя из единства внешнего оформления вышедших к настоящему времени пяти томов, единства применяемых составителями при их подготовке эдиционных приемов, а также соблюдения порядка расположения элементов в томах : введение—тексты документов—примечания—перечень документов—именной указатель—географический указатель—список сокращений (на белорусском и русском языках)—содержание (заметим, что в 4-м томе последнее отсутствует).

Первый том сборника увидел свет в 1999 , второй-- в 2000, третий и четвертый—в 2001 гг., пятый—в 2002 г. Коллектив составителей, возглавляемый первым В.Н.Михнюком, проделал значительную работу по выявлению и введению в научный оборот значительного массива оригинальных источников, которые, без сомнения, будут востребованы как исследователями, так и теми, кого принято именовать “рядовыми читателями”

Вполне удачно, на наш взгляд, составители решили вопрос с группировкой материала по томам: в т.1 они включили 235 документов, половина из которых была выявлена в Национальном архиве Республики Беларусь (75 док.) и Государственном архиве Литвы (30 док.) с 1917 г. до образования СССР (декабрь 1922 г.);. во 2-й--3-й- документы межвоенного периода (1923—июнь 1941 г.) и в 4-й—документы периода войны (июнь 1941—август 1945 гг.). Во введении ко второму тому ответственный составитель оговаривает условность 1927 года как верхней хронологической границы включенных в том документов. Она, по его словам, обусловлена “з наяўнасці выяўленых дакументаў і матэрыялаў і імкнення больш-менш раўнамернага іх размеркавання па тамах і магчыма максімальна поўнага асвятлення праблемы”. Здесь же он повторяет прозвучавший и в первом томе и представляющийся нам весьма спорным тезис о приоритете историографического фактора перед иными (архивоведческим, источниковедческим) при выборе темы публикации: “пытанні знешнепалітычнай гісторыі і гісторыі дыпламатыі Беларусі... з’яўляюцца найменш распрацаванымі у айчыннай гістарыяграфіі”

Среди документов 2-го тома выделяется несколько тематических блоков, связанных с двумя укрупнениями Беларуси; торговыми и культурными отношениями Беларуси с Польшей, включая проблемы реституции культурных ценностей (Генеральное соглашение между СССР и Польшей от 16 ноября 1927 г. и др.). В целом документы тома характеризуют геополитическое и внешнеполитическое положение БССР и ее статус в составе СССР, сложности с реализацией условий Рижского мирного договора, проблемы Виленского края и др.

В т.3 преобладают документы и материалы, раскрывающие “складаныя і драматычныя перыпетыі знешнепалітычных сувязей і міжнародных адносін, істотна уплываўшых на лесы краіны і беларускага народа, змяненне яе дзяржаўнай граніцы у 1939—1941 гг.” То, что из 137 включенных в том документов 75 относятся к 1939—1941 гг., составители объясняют свертыванием в 1920-30-е гг. международных контактов Беларуси с соседними государствами. Особый интерес представляют публикуемые в томе источники по истории белорусско-литовских отношений в конце 1939—1940 гг., материалы о депортациях из Западной Беларуси осадников, работников лесной стражи, “антисоветски настроенных граждан” и др.

Большая часть документов 4-го тома сборника, созданных в условиях, когда “Беларусь не праводзіла якую-небудзь самастойную знешнюю палітыку, паколькі яе тэрыторыя была акупіравана захопнікамі, а беларуская дзяржаўнасць ліквідавана”, раскрывает дипломатические и военные польско-советские и польско-белорусские отношения по вопросам определения белорусско-польской границы как в годы войны, так и после разгрома фашистской Германии. Здесь обращают на себя внимание документы, характеризующие позицию белорусской коллаборации по данным вопросам.. В пятом томе, изданном недавно, а потому, не ставшем предметом нашего анализа, опубликовано 152 документа за 1945—1975 гг.

Из 751 документа, опубликованного в четырех томах сборника, 333 взяты из архивов (302 из НАРБ, 31—из ГА Литвы), 124—из официальных и периодических изданий. Отсутствие легенд в четырех случаях (т.2-док.83; т.3. -док.23, 124; т.4.-док. 143), не позволяющее выяснить источник публикации, не может внести существенных изменений в общую картину публикации, представляющуюся следующим образом: 44% документов сборника представлены архивными источниками, 16%--публикациями в официальных изданиях и в периодике. Таким образом средний процент повторно публикуемых документов (т.е. взятых из сборников документов и монографий) составляет около 40%. Применительно к томам это выглядит следующим образом: т.1—46%; т.2—19%; т.3. 30%; т.4—39%. Полученные с помощью проведения контентанализа данные показывают, что наиболее активно составителями привлекались “Документы внешней политики СССР” (70 док.); “Документы и материалы по истории советско-польских отношений” (53 док.); “Борьба за Советскую власть в Белоруссии” (22 док.); “СССР-Германия. 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях” (Вильнюс, 1989) (19 док.).

Достаточно высокий процент повторно публикуемых документов в издании, естественно, говорит не в пользу его составителей. Однако, к их чести, они всюду сослались на своих предшественников, не нарушив таким образом научной этики. Основательным выглядит научно-справочный аппарат сборника. Он (особенно указатели) обеспечивает эффективную работу пользователей с изданием.

Таким образом первый опыт подготовки в республике серийного издания документов дипломатического характера, несмотря на отмеченные недостатки, в целом оказался достаточно успешным и свидетельствовал о высокой квалификации археографов БелНИИДАД.

Успешную практическую работу вел составительский коллектив, возглавляемый Р.П.Платоновым.. Итогом ее стала подготовка и издание по крайней мере трех сборников, укомплектованных документами о событиях политической и культурной жизни республики 1920-1930-х гг.: На крутым павароце. Ідэолага-палітычная барацьба на Беларусі ў 1929—1931 гг. Дакументы, матэрыялы, аналіз .Мн., 1999; Перед крутым поворотом: Тенденции в политической и духовной жизни Беларуси (1925—1928 гг.): Отражение времени в архивных документах. Мн., 2001; Беларусізацыя. 1920-я гады: Дакументы і матэрыялы. Мн. , 2001. Существенно отличаясь и по структуре, и по оформлению от традиционных археографических изданий, данные публикации, тем не менее, были выполнены на высоком научном уровне и свидетельствовали о серьезной текстологической и научно-исследовательской работе, проведенной составительским коллективом

На фоне достаточно результативной публикационной деятельности, которая велась БелНИИДАД в течение 10 лет, более чем скромной выглядит его работа в области методического обеспечения эдиционной археографии. До сих пор единственным методическим документом, разработанным научными сотрудниками отдела археографии Р.П.Платоновым и И.Г.Яцкевичем, остаются “Рекомендации по организации работы с историческими документами (для научных изданий)” (Мн.: БелНИИДАД, 1997).

Среди других архивных учреждений республики выделялись своей активностью в плане публикационной деятельности Национальный архив Республики Беларусь и Национальный исторический архив Беларуси . Среди публикаций, подготовленных сотрудниками первого, отметим изданные при финансовой поддержке Белорусского республиканского фонда “Взаимопонимание и примирение” сборник документов в 3-х томах “Белорусские остарбайтеры” (Мн., 1996-1998), книги “Озаричи—лагерь смерти. Документы и материалы” (Мн., 1997), “Нацистское золото” из Беларуси. Документы и материалы” (Мн., 1998) и др. Первые два готовились с участием республиканского Музея истории Великой Отечественной войны.

Эти издания являлись непосредственным тематическим продолжением документального сборника “Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны”(1963; 2-е изд. 1965), в подготовке которого в свое время принимал участие предшественник Национального архива—Центральный государственный архив Октябрьской революции БССР. Однако тогда, 40 лет назад, в силу бытовавших политических и идеологических догм, невозможно было опубликовать многие документы, включенные современными составителями в 3-х томный сборник. Речь идет о документах органов местного “самоуправления”, занимавшихся вербовкой рабочей силы для поездки в Германию, медицинских освидетельствованиях лиц, как насильственно отправлявшихся в Германию, так и добровольно уезжавших в “третий рейх” и др.

Вошедшие в этот сборник документы выявлялись в архивах Беларуси, Германии, России (НА РБ, Госархив Минской обл., Белгосархив кинофотофонодокументов, Центр хранения историко-документальных коллекций РФ (бывший Особый архив СССР) и др.). Значительный блок документов для сборника ( преимущественно листовки, периодические издания, письма) был предоставлен Белорусским государственным музеем истории Великой Отечественной войны.

Составители сборника систематизировали документы по хронологическому принципу: в первом томе—с июня 1941— по декабрь 1943 гг., во втором—с декабря 1943 по декабрь 1945 гг.(хотя обозначенные в заголовке рамки сборника ограничивались 1944 годом). В третьем томе помещались документы о репатриации в 1944-1951 гг. граждан, вывезенных нацистами из Беларуси. Всего в сборнике публиковалось 584 письменных и 137 фотодокументов.

Как и в сборнике о внешней политике, в данном издании содержался ряд недостатков в части передачи текста, археографического оформления и особенно научно-справочного аппарата. Составители не дифференцировали примечания—по содержанию и текстуальные--, поместив их в конце каждой книги, что некоторым образом затрудняет работу с публикациями. Для того, чтобы выяснить, например, что за слово зачеркнуто в оригинале публикуемого документа, приходится отрываться от текста, заглядывая в конец книги. Представляется также сомнительным, на наш взгляд, прием, использованный составителями при передаче некоторых особенностей текста. Публикуя список граждан, отправляемых из Минска в Граево (кн. 2. док 5) они обозначили “звездочками” ряд зачеркнутых в нем фамилий, не воспроизведя их в текстуальных примечаниях. Последние таким образом абсолютно ничего не дают пользователю, вынужденному при необходимости обращаться к оригиналу опубликованного документа для выяснения того, какая фамилия в нем зачеркнута.

Особенно заметны недостатки, допущенные при подготовке именного и географического указателей в первой книге. Географический указатель вышел “полуглухим”, что, как известно, не характерно для археографических изданий; кроме того, при наличии текстов документов на русском и белорусском языках в обоих указателях превалируют понятия только на языке археографического оформления сборника, т.е. на русском. Во второй книге составители в подобном случае поступили корректнее, поместив в указателях понятия на обоих языках.

В сборнике об Озаричском лагере обращают на себя внимание публикуемые здесь наряду с письменными источниками и более 80 фотодокументов из БГМИВОВ. Они были сделаны военными фотокорреспондентами во время освобождения узников лагеря, т.е. 18—19 марта 1944 г. Составители сопроводили их не только заголовками с указанием в ряде случаев авторов (т.е. фотокорреспондентов), но и легендами, обозначив шифры, под которыми фотодокументы хранятся в музее. Таким образом, данную публикацию наряду со сборником об индустриализации в Беларуси (1975), следует рассматривать в качестве одного из первых опытов научного издания фото и кинодокументов. Правда, и в данном случае составители почему-то не включили фото и кинодокументы в общий перечень публикуемых документов.

Сборник о “нацистском золоте” издан в связи с прошедшей в 1997 г. в Лондоне международной конференцией, рассматривавшей вопросы ограбления нацистами в годы второй мировой войны населения оккупированных стран. Документально подтвердить факты ограбления жителей Беларуси и являлось целью сборника, составившегося из документов НА РБ, а также архива республиканского КГБ, госархивов Брестской, Витебской, Гродненской, Минской, Могилевской обл. и зональных архивов в г. Барановичи и Бобруйск. 35 . В основном разделе сборника факсимильным способом опубликовано 46 документов с параллельным воспроизведением наборным способом переводов текстов на русском и английском языках. В приложении помещались сведения из актов Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний оккупантов и их пособников об изъятии у населения Беларуси золотых и серебряных вещей (списки пострадавших по областям приводились также на русском и английском языках). На этих же языках был составлен и научно-справочный аппарат: предисловие, примечания, именной и географический указатели, перечень публикуемых документов, список сокращенных слов.

В рамках темы “Преступление немецко-фашистских оккупантов в Беларуси в годы Великой Отечественной войны”, документально разрабатываемой Национальным архивом республики или с его участием в последнее десятилетие, выделилась подтема “Холокост в Беларуси”.

Начиная с 1995 г. был издан ряд сборников документов о геноциде против еврейского населения, предпринятом нацистами в 1941—1944 гг. в Беларуси: Трагедия евреев Беларуси (1941—1944 гг.). Сборник документов и материалов. Мн., 1995; 2-е испр. и доп. изд.: Мн., 1997; Свободно от евреев!: История минского гетто в документах. Мн., 1999; Холокост в Беларуси. 1941—1944. Документы и материалы /Сост. Э.Г.Иоффе, Г.Д.Кнатько, В.Д.Селеменев. Мн.: НАРБ, 2002. С определенной долей условности к документальной продукции может быть отнесена и книга Е.С.Розенблата и И. Э.Елинской Пинские евреи 1939—1944 гг.( Брест, 1997), изобилующая публикуемыми в аналитическом тексте документами (в том числе и факсимильным способом)

Была в это время продолжена и разработка темы, которая условно может быть названа “История Западной Беларуси. 1939—1940-е гг.”. Как известно, в рамках ее в свое время с участием предшественника НА РБ было издано несколько документальных сборников. Вполне понятно, что в эти, равно как и в другие серийные издания, например, по истории коллективизации, по известным причинам не могли быть включены многие документы, свидетельствовавшие о событиях, имевших место в Западной Беларуси после 17 сентября 1939 г.(о подавлении частями Красной Армии сопротивления польских пограничных застав, депортациях в 1940—1941 гг граждан польской национальности. с территории Западной Беларуси, деятельности в годы Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы в западных областях республики польского вооруженного подполья и др.). Все это стало возможным лишь после ликвидации СССР.

Инициативу подготовки подобных документальных изданий взяла на себя польская сторона, заключившая 27 апреля 1992 г. архивное соглашение с Российской Федерацией, а несколько позже—и с Республикой Беларусь. Созданная тогда же Военная архивная комиссия (Wojskowa Komisja Archiwalna) начала вести активную работу в белорусских архивах по выявлению документов и материалов о событиях в Западной Беларуси после 17 сентября 1939 г.39 . 7 июля 1995 г. между руководством Центрального архива Министерства внутренних дел и администрации Польши и Национального архива Республики Беларусь было заключено соглашение о совместной работе по подготовке к изданию сборника документов о судьбах граждан Польши, оказавшихся после 17 сентября 1939 г. на территории Западной Беларуси. В рамках этого соглашения в 1998 и 2001 гг. в Варшаве были изданы два тома сборника “Zachodnia Bialоrus” 17.1Х. 1939—22.У1. 1941. Первый имел подзаголовок “Wydarzenia i losy ludzkie Rok 1939” (“События и судьбы людские. 1939 год”), второй—“Deportacje Polakow z polnocno-wschodnich ziem 11 Rzeczypospolitej 1940—1941” ( “Депортация поляков с северо-восточных земель 11 Речи Посполитой. 1940—1941” ).

Из 76 документов первого тома 48 были выявлены в республиканском Национальном архиве, 22--в Архиве КГБ Республики Беларусь, три—в Зональном государственном архиве в г.Молодечно, два--в Архиве Службы безопасности Украины и один--в тогдашнем Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (ныне Российский государственный архив социально-политической истории); из 44 документов второго тома 40 хранились в НА РБ, и по два—в Государственном архиве Российской Федерации и Архиве Федеральной службы контрразведки России (ранее они уже публиковались). Кроме того, в качестве приложений в первом томе публиковалась 41 фотография из республиканского архива кино-фото-фонодокументов. Все, включенные в издание документы, публиковались в переводе на польский язык (в первом томе приводились, правда, 17 факсимиле документов или их фрагментов). На польском же языке был выполнен и научно-справочный аппарат (введение, список сокращений, список фотографий (для первого тома), перечень документов, именной и географический указатели). Лишь для первого тома было сделано исключение: наряду с польскоязычным вариантом общеисторической части введения, написанного известным польским исследователем истории второй мировой войны Т.Стжембошем, давался его перевод на русский язык.

По мнению автора введения “ценность документов, опубликованных в этом сборнике, двойная. С одной стороны, они несут много неизвестной и важной фактической информации, с другой, указывают [на] уровень поинформированности административных и полицейских органов БССР и СССР о ситуации на занятой территории” . И первое, и второе обстоятельства “имеют место быть” в сборнике, как совершенно очевидно и то, что, работая над составлением сборника, польская сторона находилась под явным влиянием собственной историографической традиции в части отбора и особенно интерпретации включенных в него документов, касающихся событий 17 сентября 1939 г., хотя первая фраза введения и говорит буквально следующее: “Предлагаемое издание, основанное на источниках, является результатом совместной работы польских и белорусских историков и архивистов”. ( В скобках заметим, что при “совместной работе” белорусские историки и архивисты вряд ли согласились бы с содержанием предпосылаемого обоим томам сборника анонса о том, что данная публикация “посвящена “Западной Беларуси” в период оккупации этих территорий Советским Союзом, от агрессии 17.1Х 1939 г. до начала немецко-советской войны 22 У1 1941 г.”).

Тем не менее данная публикация, подготовленная на достаточно высоком научном уровне (особо следует отметить полиграфическое оформление издания), имеет позитивное значение не только для расширения археографической базы исследований истории белорусско-польских отношений в 1939-м и последующие годы, но и способствует обогащению методики отечественной археографии за счет знакомства с приемами и методами, применяемыми польскими издателями. Кроме того, она продолжала, расширяла и совершенствовала опыт международного сотрудничества белорусских историков-архивистов с их польскими коллегами, заложенный еще в конце 1950-х гг. во время подготовки международного документального издания “Восстание 1863 года”, о чем речь шла в предыдущих лекциях.

Следует упомянуть и еще одно варшавское издание документов Архива МВД Республики Беларусь, свидетельствующих о деятельности в 1944-1948 гг. на территории Новогрудчины и Гродненщины польского подполья: NKWD o polskim podziemiu. 1944—1948: Konspiracja polska na Nowogrodczyznie i Grodzienszczyzniе / Oprac. A.Chmielarz, K.Krajewski, T.Labuszewski, H.Piskunowicz / Red. nauk. T.Strzembosz. (Warszawa 1997 ).Документы для сборника были выявлены, обработаны и предоставлены польским историкам их белорусским коллегой, научным сотрудником академического Института истории В.И.Гуленко.

Если варшавские сборники излагали преимущественно “польское видение” событий в “Западной Беларуси” (именно так, в кавычках, употребляется это словосочетание в двухтомнике!) после 17 сентября 1939 г., то изданный в 1999 г. в Минске сборник статей и документов был посвящен “60-годдзю ўз’яднання беларускага народа ў адзінай дзяржаве, мінуламу і сенняшняму дню заходнебеларускага краю, яго людзям...”. С учетом юбилейного характера издания в его документальном разделе, подготовленном под руководством директора НА РБ В.Д.Селеменева, публиковалось 48 наиболее ярких документов, начиная от фрагмента Рижского мирного договора, заключенного 18 марта 1921 г. без участия Беларуси и на почти два десятилетия оторвавшего от нее западные земли и до указа Президиума Верховного Совета БССР “Об объявлении дня 14 ноября Днем воссоединения Западной Беларуси с Белорусской ССР”, принятого 11 января 1990 г. Составители, несмотря на юбилей, попытались отойти от еще недавно характерного для подобных ситуаций изложения событий в “розовом” цвете, включив в документальный раздел источники о депортациях населения (преимущественно граждан польской национальности) из Западной Беларуси, фактах раскулачивания, разгуле бандитизма в Юратишковском районе в 1944-1945 гг. и др.

Тема аграрных преобразований в западных областях республики накануне войны, едва затронутая в вышеупоминавшемся юбилейном издании, была продолжена в сборнике “Аграрные преобразования в Вилейской области 1939—1941 гг.: Документы и материалы”, подготовленном НА РБ совместно с ЗГА в г.Молодечно и при участии республиканской Археографической комиссии (издан в 2001 г.). Он адресовался широкому кругу читателей и по мнению составителей должен был “ содействовать лучшему пониманию того, как отразилось воссоединение белорусских земель в едином государстве на жизненом укладе многих тысяч единоличных крестьянских хозяйств. Это небезразлично всем, кто интересуется нашей противоречивой, героической и трагической одновременно , историей” . Хотя инициатива подготовки сборника исходила от сотрудников Зонального госархива в г. Молодечно, “желавших создать своеобразную Книгу памяти аграрной истории своего региона, уменьшить количество “белых пятен” на ее страницах”, подавляющее большинство включенных в него документов (43 из 44) было выявлено в Национальном архиве. Опубликованный сборник представлял собой первую часть “двухтомного издания документов по истории аграрных преобразований советского периода в Вилейской-Молодечненской области БССР”.

Если Национальный архив занимался преимущественно эдиционной археографией, то его “старший брат”—Национальный исторический архив обратился к несколько подзабытой в республике камеральной археографии, поддержав таким образом начинание БелНИИДАД в этом направлении Имеются в виду подготовленные С.И.Павлович книги: Архіў уніяцкіх мітрапалітаў: Дакументы да гісторыі царквы ў Беларусі ХУ—Х1Х стст. у фондзе “Канцылярыя мітрапаліта грэка-уніяцкіх цэркваў у Расіі”: Даведнік. (Мн.-Полацк:, БелНДІАС, Полацкая грэка-каталіцкая грамада 1999); Архіў уніяцкіх мітрапалітаў. Дакументы да гісторыі царквы ў Беларусі ХУ1—ХХ стст. У фондах гістарычных архіваў Украіны: Даведнік. (Мн.-Полацк: БелНДІАС, Полацкая грэка-каталіцкая грамада, 2001) .

В 1999 г. было издано описание двух актовых книг Могилевского магистрата за 1580-1581 гг. и 1588 г. Судя по титульному листу, оно задумывалось как серийное продолжающееся издание: Магілеўскі магістрат 1580—1581, 1588. Вып. 1. Беларусь у актавых кнігах ХУ1—ХУ111 стст./ Склад. З.Л.Яцкевіч, А.А.Лашкевіч.( Мн.: БелНДІДАС, 1999). Описание представляло собой перечень почти трех тысяч документов двух книг, содержание которых могло быть раскрыто через приложенные к изданию именной и географический указатели. К услугам пользователей изданием составители предложили также список сокращений и терминологический словарь.

С учетом стереотипности и повторяемости информации, содержавшейся в актовых книгах, представляется, на наш взгляд, совершенно оправданной и перспективной именно такая форма публикации их содержания, хотя в предисловии составители и упомянули об издании Д.И.Довгялло полных текстов актовых книг Могилевского магистрата в ставших заключительными 32-м томе “Историко-юридических материалов” (1906) и 39-м томе “Актов Виленской археографической комиссии” (1915).

Другим важным направлением археографической деятельности Национального исторического архива Беларуси в 1990-е гг. стала работа по подготовке к изданию книг Метрики Великого княжества Литовского, знаменовавшая собой возрождение традиций, заложенных Д.И.Довгялло изданием в 1928 г. в составе 2-го тома “Беларускага архіва” 16-й книги записей. В конце 1998 г. А.И.Грушей была завершена работа над 44-й книгой Метрики (1559-1566 гг.) В феврале следующего года рукопись была обсуждена на заседании научного совета архива и рекомендована к изданию. Предполагалось, что эта книга продолжит довгялловское издание и откроет собой серию белорусских послевоенных публикаций Метрики . К сожалению, финансовые проблемы задержали издание 44-й книги (она вышла в 2001 г. в минском издательстве “Арти-фекс” ), а первой белорусской послевоенной публикацией Метрики стала готовившаяся в течение более десятилетия в Отделе специальных исторических наук Института истории Национальной академии наук республики 28-я книга записей (1522—1552 гг.), изданная на средства частного издательства “Athenaeum”. . Параллельно на компакт-диске была создана электронная версия 28-й книги записи, положившая начало созданию электронного архива Метрики.

В числе важных мероприятий в области изучения и публикации в Беларуси Метрики Великого княжества Литовского следует отметить начало реализации проекта “Metriciana”, разработанного издательским центром Athenaeum и Отделом специальных исторических наук Института истории НАНБ. В рамках этого проекта в 2001 г. был издан 1-й том нового альманаха: Metriciana: Даследванні і матэрыялы Метрыкі Вялікага княства Літоўскага. Данное обстоятельство свидетельствует не только о непреходящем научном интересе в республике к такому уникальному документальному собранию, каким является Метрика, но и о наличии здесь значительных интеллектуальных сил, способных изучать и публиковать это собрание.

Анализируя нынешнее состояние и определяя перспективы развития белорусской археографии, нетрудно заметить преобладание в ее практической составляющей изданий заказного характера (“Белорусские остарбайтеры”, “Озаричи—лагерь смерти” и др., финансировавшиеся Белорусским республиканским фондом “Взаимопонимание и примирение”; “Уния в документах”, изданная при содействии Книгоиздательского центра “Лучи Софии”(Мн. , 1997); “Слуцкі збройны чын”, изданный при финансовой поддержке Фонда фундаментальных исследований республики (Мн., 2002), “Беларускія летапісы і хронікі”(Мн., 1997), “Кастусь Каліноўскі За нашую вольнасць: Творы, дакументы” (Мн., 1999) и др., увидевшие читателя благодаря издательству “Беларускі кнігазбор” и др.). Это явилось следствием имеющих место в государстве и обществе объективных процессов, суть которых состоит в том, что археографические издания, как и любая иная книжная продукция, начали выступать в качестве товара. Поскольку государство не торопится вкладывать деньги в подобный товар, его производители и вынуждены искать спонсоров, заказчиков, которые бы взяли на себя расходы по его производству. В этих условиях очень важным представляется то, чтобы археографы не поддались искушению заказчиков, не встали на скользкий путь подготовки изданий “на злобу дня”, поступившись своей совестью и профессиональной этикой.

С другой стороны, налицо позитивные сдвиги в части организации археографической деятельности в республике. Имеется в виду создание в октябре 1999 г. Археографической комиссии Комитета по архивам и делопроизводству при Совете Министров Республики Беларусь и открытие в 2001 г. ее первого регионального отделения—Витебского, уже заявившего себя организацией и проведением двух научных конференций с публикацией их материалов: посвященных 150-летию “витебского летописца” А.П.Сапунова (июнь 2001 г.) и 150-летию создания Витебского центрального архива древних актовых книг (октябрь 2002 г.).Ведется работа по созданию и других региональных отделений комиссии.

Важную роль в совершенствовании организации археографической работы играли и продолжают играть архивно-археографические, общественно-политические, краеведческие республиканские и региональные периодические издания (журналы “Беларуская мінуўшчына”, “Архивы и делопроизводство”, “Беларускі археаграфічны штогоднік”, альманахи “Архіваріус”, ”Metriciana”, “Магілеўская даўніна”, “Віцебскі сшытак”, “Берасцейскі хранограф”, “Гістарычны альманах” (Гродно) и др.).

Активизация практической работы по изданию исторических документов в республике, наметившаяся в последнее десятилетие после продолжительного застоя, высветила ряд “болевых точек” в отечественной археографии. Это, во-первых, отсутствие нормативно-методической базы, которая обеспечивала бы единство эдиционных приемов, используемых археографами при публикации однотипных или одновременных документов; во-вторых, отсутствие научно обоснованной программы (национальной, государственной) публикации исторических документов. На устранение этих “точек” и должно быть обращено пристальное внимание всех, занимающихся в республике археографической деятельностью, и прежде всего, руководства Археографической комиссии. При этом по-прежнему приоритетной должна оставаться практическая работа по введению в оборот новых документальных комплексов путем их научной публикации.

Раздел 3. Методика публикации документов как исторических источников

Лекция 1. Методика публикации документов как исторических источников. Типология документальных изданий.

В предыдущих лекциях на примере белорусских документальных публикаций были предприняты попытки дать ответы на вопросы “что”, “где”, “когда”, “кем” было издано в течение Х1Х—ХХ вв. Не менее важным для практиков-архивистов и историков-исследователей представляется и ответ на вопрос “как надо издавать?”. Этому в значительной мере и будет посвящено содержание лекций третьего раздела настоящего курса. Здесь мы познакомимся с вопросами классификации документальных изданий; выявления и отбора документов; выбора и передачи текста; археографического оформления подготавливаемых к публикации источников; составления научно-справочного аппарата и т.д.

Накопленный в процессе многолетней эдиционной деятельности опыт, аккумулированный в нормативно-методических рекомендациях, правилах, инструкциях, памятках, а также анализ приемов и методов публикационной работы, применявшихся при издании конкретных документальных публикаций, дает основание высказать некоторые наблюдения и сделать выводы относительно методики публикации документов как исторических источников. Их учет и возможное применение в сфере практической археографии предоставит будущим пользователям документальной продукцией (ученым, студентам, школьникам и пр.) не только информацию опубликованных документов (что, разумеется, важно, но недостаточно для исследователя), но и в значительной степени их образы, обогащенные научно-справочным аппаратом в виде предисловий, примечаний, указателей и т.п. А это, как выше уже отмечалось, позволит исследователю работать с такими документами как с полноценными историческими источниками, не обращаясь в места их хранения, что в свою очередь обеспечит физическую сохранность последних.

С учетом целевого назначения документальных изданий можно говорить о существовании трех их типов. Это—научные (академические), популярные и учебные. Для каждого из них характерны свои, только им присущие, особенности отбора документов, приемы передачи текстов, состав научно-справочного аппарата и т.д.

Предназначающиеся преимущественно для научных исследований, издания научного типа адресуются в первую очередь ученым. Цель их состоит в том, чтобы предоставить в распоряжение пользователя не только тексты преимущественно оригинальных документов, совершенно адекватные оригиналам, но и сопроводить их соответствующим “конвоем” в виде изложения истории происхождения документов, характеристики их внешних особенностей и т.п. В качестве основного критерия отнесения издания к научному типу выступает как полнота корпуса публикуемых документов и их текстов, так и состав научно-справочного аппарата. Первое предполагает опубликование всех без исключения документов фонда (или его части) в пофондовых изданиях с указанием всех известных списков или редакций публикуемых документов или с приведением имеющихся разночтений между основным и другими списками; второе—максимальный состав научно-справочного аппарата. Полнота корпуса публикуемых документов с известными оговорками должна присутствовать и в других разновидностях публикаций (тематических, изданиях документов одного вида, одного лица).

Этим требованиям отвечают такие издания, как “Дневник Люблинского сейма 1569 года: Соединение Великого княжества Литовского с Королевством Польским” (СПб., 1869); “Беларускі архіў” (Мн., 1927—1930. Т. 1—3); “Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг.” (Мн., 1968, 1972. Т. 1—2) и др.

Издания популярного типа предназначаются, как правило, для популяризации исторических знаний через документы среди широких кругов читателей. Их цель состоит в том, чтобы сделать доступным восприятие и понимание текстов документов для читателей, не имеющих специальной профессиональной подготовки (исторической, лингвистической и пр.).Основой для данных изданий могут выступать как оригинальные, хранящиеся в государственных и частных архивах, рукописных отделах библиотек и музеев, находящиеся в среде бытования документы и материалы, так и источники , ранее уже публиковавшиеся в научных и популярных изданиях.

Издания популярного типа не предполагают включения в свой состав полного корпуса источников; не требуется здесь и приведения всех списков и редакций текстов публикуемых документов (археограф может ограничиться лишь сообщением о наличии таковых). Научно-справочный аппарат в них, как правило, ограничен самыми необходимыми элементами: предисловием, примечаниями, указателями (в зависимости от характера документов).

К данному типу изданий относится большинство изданных в республике в форме отдельных сборников документов публикаций, напр.: Документы обличают, Реакционная роль религии и церкви на территории Белорусии (Мн, 1964); Зборнік лістовак усенароднай партызанскай барацьбы у Беларусі у гады Вялікай Айчыннай вайны. 1941—1944 гг. (Мн., 1952); Крах немецкой оккупации в Белоруссии в 1918 г.(Мн., 1947) и др.

Издания учебного типа предназначаются для более глубокого усвоения учебной программы. Они могут выступать в качестве пособий к основным и специальным курсам отечественной и всеобщей истории, а также археографии, источниковедения, краеведения и др. дисциплин . Их целью является документально дополнить, а при необходимости и проиллюстрировать те или иные разделы курса, способствовать выработке у студентов навыков самостоятельной научно-исследовательской работы.. Для этих изданий с учетом их целевого назначения отбираются наиболее характерные и как правило ранее уже издававшиеся источники, дающие представление о знаменательных и важных событиях в отечественной истории (для хрестоматий по отечественной истории) , способствующие изучению происхождения, структуры, содержания исторического источника (для хрестоматий по источниковедению, дипломатике), помогающие овладевать навыками эдиционной деятельности (для хрестоматий по археографии) и др. .

Примыкающим к этим трем основным типам следует считать и справочные издания, содержащие вторичную информации разных уровней о составе и содержании документов—объектов публикации ( путеводители по архивам, справочники по фондам, обзоры фондов, описи дел, перечни документов, базы данных и т.п.). В современных условиях, с появлением глобальных компьютерных средств коммуникации (Internet) именно эти издания приобретают особенно актуальное значение.

Если целевое назначение документальных изданий определяет их тип, то состав публикуемых источников указывает на их вид. С учетом данного обстоятельства издания могут быть пофондовыми, тематическими; включать документы одной разновидности или одного лица. Первые включают документы одного фонда или части его. Это, однако, не исключает возможности привлечения документов, находящихся и в других фондах или даже архивах 4. Как правило, пофондовые издания всегда, или почти всегда, относятся к изданиям научного типа, поскольку сам характер изданий предполагает полноту корпуса публикуемых источников. К числу пофондовых изданий, когда-либо выходивших в Беларуси, можно отнести следующие: Беларускі архіў. Т.1. Літоўская метрыка. Кніга запісаў № 16. Архіў Літоўскай метрыкі ў Дзяржаўным актахранілішчы ў Маскве (б.архіў Міністэрства юстыцыі). Мн., 1928; Метрыка Вялікага княства Літоўскага. Кніга 28 (1522—1552 гг.) Кніга запісаў 28. Мн., 2000; Метрыка Вялікага княства Літоўскага. Кніга 44. Кніга запісаў 44 (1559—1566). Мн., 2001 и др.

В отличие от пофондовых тематические издания состоят из источников, которые могут находиться в разных архивных фондах и коллекциях. Включение их в издание обусловлено принадлежностью их к теме публикации. Субъективизм составителей и вненаучное влияние, которые могут проявляться при решении вопроса о включениии или невключении документов в готовящуюся публикацию, делают тематические издания крайне уязвимыми. И тем не менее, как выше уже отмечалось, именно эти виды изданий являются преобладающими как в белорусской, так и российской, украинской и др. археографии и нет оснований, на наш взгляд, отказываться от них. Помимо причин чисто экономического характера, говорящих в пользу тематических изданий, следует отметить и еще одну немаловажную особенность, присущую им. Дело в том, что подготовка “адресных” тематических изданий (в отличие от “многопрофильных” пофондовых) в большинстве своем совпадает с аналитическими исследованиями историков, работающих преимущественно по темам, а потому досконально знающих состав и место хранения источников по этим темам. Таким образом совпадение интересов археографов и историков-источниковедов делает не только целесообразным, но и желательным подготовку именно тематических изданий, несмотря на все сложности и опасности, подстерегающие публикаторов, особенно на этапе отбора источников. Спектр тематических изданий крайне широк: начиная с первого документального сборника, изданного на территории собственно Беларуси—“Собрание древних грамот и актов городов Минской губернии, православных монастырей. Церквей и по разным предметам” (Мн., 1848) и до трехтомного сборника “Белорусские остарбайтеры”(Мн., 1996—1998), продолжающегося издания “Знешняя палітыка Беларусі”. Т.1—5 (Мн., 1997—2002) и др.

Менее распространенными являются издания документов одной разновидности, одного лица, объединяющим началом в которых выступают вид документов (в первом случае) и личность, документы которой публикуются (во втором). В качестве примеров изданий документов одной разновидности служат ограниченными рамками адресата “Письма трудящихся Белоруссии В.И.Ленину” (3-е изд.: Мн., 1980), хронологическими рамками—Зборнік лістовак усенароднай партызанскай барацьбы ў Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны”(Мн., 1952), временными и территориальными рамками “Инвентари магнатских владений Белоруссии ХУ11—ХУ111 вв.:Владение Сморгонь” (Мн., 1977), “Инвентари магнатских владений Белоруссии ХУ11-ХУ111 вв.: Владение Тимковичи” (Мн., 1982). Подтверждением существования в республике изданий документов одного лица являются следующие книги: “К.Калиновский. Из печатного и рукописного наследия” (Мн., 1988), “Кастусь Каліноўскі. За нашую вольнасць:Творы, дакументы” (Мн., 1999), “Мікалай Улашчык. Выбранае” (Мн., 2001), “Вацлаў Ластоўскі. Выбраныя творы” (Мн., 1997) и др.

По форме издания исторических документов могут быть корпусом (сводом), серией, сборником, моноизданием, альбомом, буклетом, плакатом, публикацией в периодическом и продолжающемся издании, приложением к научно-исследовательской или популярной работеи т.д.

К сожалению, в Беларуси примеры издания документов в форме корпусаотсутствуют, поэтому сошлемся здесь на украинскую публикацию последних лет: “Архів Коша Нової Запорозької Січі: Корпус документів. 1734—1775”. (Київ, 1998. Т. 1) 5. Корпусные издания, как правило, включают в свой состав сохранившиеся в незначительном объеме уникальные документы, и потому предполагают их опубликование без каких-либо выпусков .

Что касается серийных изданий, то они достаточно широко представлены “белорусскими томами” в общесоюзных сериях “История индустриализации СССР: Документы и материалы”—“Индустриализация Белорусской ССР (1928—1941 гг.) (Мн., 1975), “Из истории гражданской войны в СССР: Документы и материалы”—“Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—19209 гг.: Сборник документов и материалов в двух томах” (Мн., 1968, 1971) и др. Примером белорусских серийных изданий могут быть следующие публикации: “Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны”. (Мн., 1967—1982. Т. 1—3), “Белоруссия в эпоху феодализма” (Мн., 159—1979. Т. 1—4), “Белороуссия в эпоху капитализма” (Мн., 1983, 1990. Т. 1—2), “Знешняя палітыка Беларусі” (Мн., 1997—2002. Т. 1-5) и др.

Признаком серийного издания является не только наличие нескольких томов, но и сохраняющееся в последних единство эдиционных приемов при их подготовке, унифицированный научно-справочный аппарат, одинаковое полиграфическое оформление. Нарушение хотя бы одного из этих признаков исключает издание из разряда серийных.

Сравнительно новой формой (не по времени ее возникновения, а по ее учету в нормативно-методических документах) является моноиздание, которое подразумевает издание в рамках книги одного отдельно взятого документа. Объем последнего при этом не имеет значения. Объектами моноиздания, как правило, выступают особо ценные, имеющие научное и культурологическое значение памятники письменности (законодательного, актового, нарративного характера). Опубликование документа в форме моноиздания не исключает возможности его повторного издания в форме отдельного сборника, приложения к научной, популярной работе и т.п. В подтверждение этого сошлемся на пример с многократным опубликованием Баркулабовской летописи, в том числе и в форме моноиздания, который мы уже приводили во второй главе первого раздела настоящей работы. В форме моноиздания дважды публиковался дневник Люблинского сейма (известным польским библиофилом, гр. А. Дзялынским в Познани в 1856 г. и проф. Петербургской духовной академии М.О.Кояловичем в Петербурге в 1869 г.). Из источников законодательного характера, опубликованных в форме моноиздания, укажем на издания статутов Великого княжества Литовского: Статут Великого княжества Литовского 1529 года / Под ред. акад. АН Литовской ССР К.И.Яблонскиса. Мн., 1960; Лаппо И.И. Литовский статут 1588 года. Том 11.Текст. Каунас, 1938; Статут Вялікага княства Літоўскага 1588 г.: Тэксты. Даведнік. Каментарыі. Мн., 1989 и др. .

Наиболее распространенной для фотодокументов формой публикации является альбом. Включение в него аннотированных документов. предисловий, примечаний, указателей придают изданию научный характер. К сожалению, продолжая традиционно рассматривать фотодокументы как некий “второстепенный исторический источник” (сравнительно с письменными документами), публикаторы, готовя альбомы для широкого круга читателей, не включают в них вышеперечисленные элементы научно-справочного аппарата, как это сделано, например, в изданиях: Белоруссия партизанская (Фотоальбом). Мн., 1974; Освобождение Белоруссии (Фотоальбом). Мн., 1974 и др. Попытка переломить подобную тенденцию была предпринята составителями второй редакции “Правил издания исторических документов в СССР”(М., 1990), которые не ограничивают объект публикации только письменными источниками, но и вводят в “Правило” разделы, регламентирующие приемы и методы подготовки к изданию и фотодокументы, равно, как и кино и фоноисточники. .

Обнародование документов в форме плакатов, буклетов, в периодических и продолжающихся изданиях традиционно считалась и ныне считается так наз. “малыми формами публикаций”. Она сочетает в себе, с одной стороны, оперативность и экономичность подготовки, а с другой—широкую доступность . Характер периодического или продолжающегося издания (специализированное историческое, архивоведческое, археографическое; литературно-художественное; общественно-политическое), а также квалификация публикатора (с одной стороны, историк, архивист, археограф, литературовед, филолог; с другой—краевед, дилетант, любитель памятников старины и пр.) не могут не влиять на уровень подготовки документальных публикаций. Идеальным, конечно, является сочетание высокого научного уровня периодического или продолжающегося издания с профессионализмом публикатора, как это имело место в случае с публикацией Баркулабовской летописи в “Археографическом ежегоднике”(подг. А.Н.Мальцев) . Отсутствие же такой гармонии может привести к существенным недостаткам: экономя журнальную площадь, редакция подталкивает составителя к усечению публикации за счет снятия кажущихся ей второстепенными частей текста, примечаний и пр.

Тем не менее, публикацию документов в периодических и продолжающихся изданиях, учитывая ее широкое распространение как в прошлом, так и в настоящее время, следует принимать во внимание как историкам, историкам права, филологам, литературоведам, так и археографам, текстологам. “Журнальную археографию”, как называют публикацию документов в периодических и продолжающихся изданиях некоторые современные российские историки ., можно и должно рассматривать как параллельно сосуществующую с “книжной археографией ” практическую деятельность, призванную содействовать расширению археографической базы. Это тем более важно сделать, принимая во внимание огромное количество исторических источников, в буквальном смысле рассеянных по страницам всевозможных журналов, альманахов, ежегодников и крайне редко попадающих в поле зрения исследователей .

Заметим, кстати, что само понятие “журнальная археография” вызвало во многом справедливую критику со стороны нынешнего председателя Археографической комиссии Российской АН, члена-кор. РАН С.М.Каштанова. Полемизируя с В.Ю.Афиани, предлагающим заменить актовую археографию на “археографию актов”, Каштанов, в частности, пишет: “В определениях типа “журнальная археография” вторичное (форма издания) заслоняет первичное (объект издания)…Если автор предлагает заменить актовую археографию на археографию актов, то почему бы вместо журнальной археографии не говорить просто о принципах издания исторических источников в журналах?” (Каштанов С.М. Актовая археография. М., 1998).

Публикации документов в форме приложений к научным или популярным работам дают возможность документально подтвердить сделанные авторами этих работ выводы, выдвинутые положения, конструируемые схемы и концепции и т.п. Наличие же аналитической части, играющей роль своеобразного расширенного предисловия и примечаний по содержанию, лишают авторов-составителей подобных работ необходимости давать отдельно научно-справочный аппарат к публикуемым в приложениях документам. Так, например, поступил и автор настоящего курса, ограничившись в предисловии к документальному приложению книги о проблемах реституции белорусских архивов следующим коротким замечанием: “Публикуемые ниже документы...поясняют, а в ряе случаев дополняют содержание первой части книги. Поскольку упоминание о каждом из них встречается в аналитическом разделе настоящей работы, они оставлены без примечаний по содержанию” . Так же, или примерно так были опубликованы в качестве приложений документы к популярным работам об истории белорусского национального движения в первой четверти ХХ в., Великого княжества Литовского и России середины ХУ11 в. и др.13. Так же, но без выделения в приложение, был опубликован нами факсимильным способом Манифест Временного Рабоче-Крестьянского советского правительства Белоруссии .

Исторические документы могут быть изданы как типографским, так и нетипографским способами. К первому относятся наборный (шрифтовой), фотомеханический; ко второму--кинематографический, звуковой, электронный. Наибольшая точность воспроизведения текста достигется при издании документов факсимильным способом. По этой причине факсимильные издания применяются в учебных целях, где особенно важно путем сравнения оригинала документа с наборным воспроизведением его текста помочь будущим историкам, археографам, архивистам, лингвистам овладеть основами палеографии, неографии, археографии..

Факсимильным способом может быть издан как отдельный документ (как, например, в минском издании 1989 г. Статута Великого княжества Литовского), так и массив документов (полностью или фрагментами) (как, например, в издании Виленской археографической комиссии 1884 г. “Сборника палеографических снимков с древних грамот и актов, хранящихся в Виленском центральном архиве”). Различаются издания высшей степени факсимильности (их еще называют “собственно факсимильными ”) и издания высокой и средней степени факсимильности ( или издания “факсимильного типа”). Для первых характерны воспроизведение оригинала с соблюдением его точных размеров, передача внешних особенностей материала письма (бумаги, пергамена, бересты и т.п.), включая и следы пользования им (механические повреждения, загрязнения и т.п.). При этом факсимильно издание документа (или документов) сопровождается параллельным шрифтовым воспроизведением текста.

Именно так в 1994 г. был издан уникальный памятник письменности и искусства конца ХУ в.—Радзивилловская (Кенигсбергская) летопись, имеющая следы белорусского пребывания в середине ХУ1 в., а с 1758 г. хранящаяся в Библиотеке Российской академии наук. . Первый том заняло факсимильное воспроизведение текста летописи, второй—транслитерация текста, исследование, описание миниатюр, указатели (именной, географический, этнических названий) .

Издание высокой и средней степени факсимильности также с большой точностью воспроизводит текст оригинала, но отличается от собственно факсимильного некоторыми внешними элементами оформления. Здесь, в частности, уже не сохраняется размер 1:1, могут не передаваться особенности материала, на котором исполнен докумени и т.п. К числу изданий факсимильного типа можно отнести упоминаемую выше публикацию Статута ВКЛ (Мн., 1989). В первой части книги приводится уменьшенное в 3/5 факсимильное воспроизведение этого памятника права белорусско-литовского государства с параллельным наборным текстом, что, кстати говоря, придает данному изданию помимом научного еще и учебный характер, о чем шла речь выше.

Не останавливаясь далее на классификации изданий кино-фото-фоно-документов, отметим лишь, что они, аналогично изданиям письменных источников, делятся по тем же типам, видам и формам.

В заключение лекции отметим, что классификация документальных изданий не является самоцелью. Археографическая публикация, как отмечалось в одной из лекций первого раздела настоящего курса, обладает рядом признаков, отличающих ее от иных публикаций документов. Группируя эти признаки, археограф уже ведет научую работу, поскольку, как известно, классификация предметов, понятий, определений и т.п. является непременным условием развития и совершенствования любой науки. С практической же точки зрения классификация документальных изданий также имеет существенное позитивное значение, поскольку она позволяет применять единую методику работы по отношению к большим группам археографических изданий, объединенных общностью каких-либо устойчивых признаков.

Лекция 2. Выявление и отбор документов для публикации

Организация работы по выявлению документов для публикации мало чем отличается от любой научно-исследовательской работы. Как правило, ей предшествует составление по возможности полного библиографического списка по теме издания, включающего как монографии, статьи, так и документальные публикации. От того, насколько полно составлена библиография, зависит эффективность дальнейшей работы составителя. Изучение литературы по теме, периодической печати, документальных изданий дает возможность определить круг потенциальных источников выявления. Важным здесь представляется и знание сети государственных и ведомственных архивов в то или иное время, включая и учет происходивших реорганизаций государственных архивов, их научно-справочный аппарат, историю комплектования архивов фондами, их сохранность и т.п.

Источниками выявления опубликованных документов являются прежде всего официальные издания правительственных органов. Для археографа представляется крайне важным знание о существовании издания законов древнего польского и белорусско-литовского права “Volumina Legum” (опубликовано в 8-ми томах в Варшаве в 1730—1780-х гг. и переиздано в 1859—1860 гг. в Петербурге ). Оно было дополнено 9-м томом, изданным в 1889 г. и 10-м, изданным в 1952 г. Хотя издание и не носило официального характера, тем не менее обращение к нему представляется весьма полезным при подготовке соответствующих документальных публикаций. Важнейшими официальными изданиями являются 3 издания Полного собрания законов Российской империи, Свод законов Российской империи. Среди официальных изданий, выходивших и ныне издающихся в Беларуси, укажем на Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства БССР, Собрание законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства БССР, Собрание постановлений и распоряжений Правительства БССР, Собрание законов Белорусской ССР, указов Президиума Верховного Совета Белорусской ССР, постановлений и распоряжений Совета Министров БССР, Ведомости Верховного Совета Республики Беларусь, Собрание указов Президента и постановлений кабинета Министров Республики Беларусь, Национальный реестр правовых актов Республики Беларусь и др.

Источниками выявления для археографа могут служить также ведомственные издания, периодическая печать, сборники документов, мемуары и пр. Своеобразной “лоцией” для ориентирования в этом огромном “информационном море” являются всевозможные библиографические справочники, указатели, каталоги. Укажем лишь на некоторые из них: .: Адамовіч В.С. Падпольныя перыядычныя выданні на Беларусі у гады Вялікай Айчыннай вайны: Бібліяграфічны паказальнік. Мн., 1975; Жумарь С.В. Библиография оккупационных периодических изданий, выходивших на территории Белоруссии в 1941—1944 гг. Мн., 1995; Советская археография: Каталог научно-методической литературы и сборников документов (1917—1970 г.). М., 1974; То же. Вып. 2. (1971—1973). М., 1976; То же. Вып. 3. (1974—1975). М., 1980; То же. Вып. 4. (1976—1980). М, 1987; История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях: Аннотированный указатель книг и публикаций в журналах/Под ред. П.А.Зайончковского. Т.1. ХУ—ХУ111 века. М., 1976; Воспоминания и дневники ХУ111—ХХ вв. Указатель рукописей. М., 1976; Мальдзіс А.В. Беларусь у люстэрку мемуарнай літаратуры ХУ111 ст.: Нарысы быту і звычаяў. Мн, 1982 и др.

Не публиковавшиеся документы выявляются в государственных и ведомственных архивах, в рукописных отделах библиотек и музеев, личных архивах и коллекциях . Полезным справочно-методическим пособием здесь является Справочник научного работника. Архивы, документы, исследователь. Изд. 2-е, перераб. и доп./Авт-сост. Ю.М.Гросман, В.Н.Кутик. Львов, 1983. Из новейших справочных изданий, не вошедших во львовский справочник, укажем на следующие: Государственные архивы СССР:Справочник в двух частях.М., 1989; Дакументы па гісторыі Беларусі, якія зберагаюцца у цэнтральных дзяржаўных архівах СССР. Мн., 1990; Старостин Е.В. Зарубежное архивоведение. Проблемы истории, теории и методологии. М., 1997; Przewodnik po zbiorach rekopisow w Wilnie Oprac. Maria Kocojwa.Krakow, 1993; Archiwa panstwowe w Polsce.: Przewodnik po zasobach. Warszawa, 1998 и др.

Поскольку археография, как мы уже отмечали в лекциях первого раздела нашего курса, должна тесно взаимодействовать с историографией и чутко реагировать на ее запросы, археограф должен быть хорошо знаком с научно-исследовательской литературой по различным аспектам отечественной и зарубежной истории. И здесь ему на помощь приходят историческая библиография, а также исследования по истории исторической науки.

Среди важнейшей историографически - библиографической литературы отметим следующие: Сборник библиографических материалов для географии, истории, истории права, статистики и этнографии Литвы с приложением списка литовских и древнепрусских книг с 1553 по 1903 г. / Сост. С. Балтрамайтис. Изд. 2-е. СПб., 1904; Сакольчик А.А. Дооктябрьская книга на русском языке о Белоруссии (1768—1917): Библиограф. Указ. Изд. 2-е. Мн., 1976; Книга Белоруссии. 1517—1917. Сводный каталог. Мн, 1986; Справочники по истории дореволюционной России. Библиограф. Указ. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1978; История исторической науки в СССР. Советский период. Окт. 1917—1967 гг. Библиография. М., 1980; Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941; Историография истории СССР. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Изд. 2-е. М., 1971; Историография истории СССР. Эпоха социализма. М., 1982; Михнюк В.Н. Становление и развитие исторической науки Советской Белоруссии. 1919—1941 гг. Мн., 1985; Достижения исторической науки в БССР за 50 лет (1919—1969 гг.). Краткий очерк. Мн., 1970; То же, за 60 лет. Мн., 1979; Михнюк В.Н., Петриков П.Т. Историческая наука Белорусской ССР, 80-е годы. Мн., 1987; Карев Д.В. Белорусская иситоориография конца ХУ111—нач. ХХ ст. // В кн.: Наш радавод. Кн. 5. Ч. 11. Гродно, 1993; Беларуская ССР у вялікай Айчыннай вайне Савецкага Саюза (1941—1945 гг.): Біябібліяграфічны паказальнік літаратуры (1941—1971 гг.). Мн., 1980; Беларусь у гады вялікай Айчынная вайны: Праблемы гістарыяграфіі і крыніцазнаўства. Мн., 1999; Энцыклапедыя гісторыі Беларусі у 6 тамах. Мн, 1993—2003. Т. 1—6 и др.

 

На основании изучения литературы и установления круга источников составляется план-проспект издания, в котором в развернутой форме указываются вопросы и события, подлежащие освещению в сборнике документов; отмечаются особенности методики выявления, отбора, передачи текста и археографического оформления документов,; определяется способ систематизации источников, состав научно-справочного аппарата; приводится библиография по теме; обозначается круг архивов, библиотек, музеев с указанием конкретных номеров и названий фондов, коллекций и т.п.

Обычно выявление начинается с просмотра ранее изданных сборников документов, изучения литературы. Это даст возможность археографу через имеющиеся в них ссылки не только определить круг источников, представляющих интерес, но и зафиксировать уже опубликованные в них тексты документов ( полностью или в извлечениях).

Имеет свою специфику выявление опубликованных в периодической печати документов: декретов, указов, постановлений, протоколов заседаний съездов, конференций, писем и пр. Обнаружив в газете или журнале, не являющихся официальными изданиями, представляющий интерес документ, археограф должен убедиться в том, что его текст аутентичен тексту оригинала или официального издания. Сделать это можно, обратившись либо к архиву редакции периодического издания, а лучше всего—к месту хранения подлинника. Газета или журнал таким образом выступают в качестве наиболее доступного источника сведений о документе, однако они лишь в редких случаях, специально оговариваемых археографом, могут служить источником для опубликования документа.

Другое дело, когда речь идет о публикации собственных материалов периодической печати: заметок, репортажей, корреспонденций, интервью, статей, фельетонов, рецензий и т.п. В этом случае газета или журнал выступают в качестве основного источника, однако и при подготовке к изданию собственных материалов периодической печати археограф также должен найти их оригиналы, обращаясь к архивам редакций или к личным архивам авторов материалов. Сравнительный анализ их вариантов с опубликованным текстом может очень многое дать как археографу, так и будущему пользователю подготавливаемой публикации в плане изучения истории данного печатного органа (шире—истории журналистики), изучения личности автора и, наконец, изучения общественно-политической обстановки на время подготовки газетных (журнальных) материалов.

После выявления опубликованных материалов целесообразно переходить к выявлению архивных документов. Последнее начинается с изучения системы научно-справочного аппарата интересующих археографа архивов, а также сведений о новых поступлениях, которые, возможно, еще не нашли отражения в нем. В этом смысле большинство наиболее доступных справочников по белорусским архивам—путеводителей, достаточно ограничены в информации. Они не включают сведения о послевоенных поступлениях документов.

Знакомство с опубликованными видами научно-справочного аппарата дает возможность наметить конкретные фонды и коллекции, в которых могут предположительно находиться документы по теме публикации. Последующее изучение описей фондов должно идти параллельно с ознакомлением со всеми видами каталогов, существующих в архивах (систематическим, предметным, тематическим, именным, географическим и др.).

Успешное выявление архивных документов во многом зависит от того, владеет ли составитель основами архивной эвристики или нет, есть ли у него своеобразное “чутье” на исторические источники. Последнее, на наш взгляд, приобретается не одним только изучением системы научно-справочного аппарата архивов, но прежде всего благодаря продолжительной работе археографа с архивными документами, благодаря его постоянным общениям с практиками- архивистами, наконец, благодаря его общеисторической подготовке.

Именно здесь, на этапе выявления документов, как нигде более проявляется потребность и необходимость кооперации историка и архивиста. Первый, владея методами исторического исследования, зачастую оказывается не в состоянии решить вопросы архивной эвристики; второй, располагая значительными познаниями об отдельных исторических источниках, рассеянных по многим фондам и коллекциям архива, порой не может установить причинно-следственные связи между ними, определить их место в процессе исторического познания.

Образно выражаясь, у историка небольшая, но тщательно обработанная и ухоженная грядка , у архивиста—огромное поле, и чтобы оно успешно плодоносило, первый должен поделиться передовой технологией возделывания культуры со вторым, а тот –распространить ее на все поле.

Во многих случаях объектом публикации наряду с официальными документами выступают и источники личного происхождения (личные письма, дневники, воспоминания, статьи и др.). Для их выявления недостаточно знания истории государственных учреждений и общественных организаций, в фондах которых отложилась официальная документация. Здесь представляется важным установление круга лиц, с которыми общался интересующий археографа человек и в фондах которых могли отложиться его документы (прежде всего письма). Важно также знание мест хранения этих фондов К сожалению, в Беларуси за исключением путеводителей по БГАМЛИ и БГАКФФД (изданы в 1997 и 2002 гг. крайне ограниченными тиражами) отсутствуют справочные издания о личных архивных фондах, находящихся в архивах, библиотеках, музеях, поэтому мы вынуждены обращаться к подобным работам, изданным нашими соседями, в которых имеется некоторая информация по интересующим нас вопросам. (См., напр.: Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР. Указатель. М., 1962—1982. Т. 1-3; Документы ГАФ СССР в библиотеках, музеях и научно-отраслевых архивах: Справочник. М., 1991 и др.)

Имеет свои особенности и выявление статистических, военных, картографических, научно-технических, кино-фото- фонодокументов .( О методике выявления и публикации кино и фонодокументов см.: Магидов В.М. Зримая память истории. М., 1984; Янин В.Л. Старая граммофонная пластинка как объект источниковедения // Археографический ежегодник за 1978 год. М., 1979; Селезнев М.С. Проблемы публикации фонодокументов // Актуальные вопросы теории, методики и истории публикации исторических документов: Межвузовский сборник научных трудов. М., 1991. С. 63—68 и др.). Так, для статистических источников важно выявить окончательные тексты документов, для научно-технических—по стадиям разработки объекта (изделия). Знание системы соподчиненности звеньев военного аппарата, организации военного делопроизводства позволит в случае необходимости восполнить документы, отсутствующие в фонде одного штаба, аналогичными материалами, отложившимися в фондах выше и нижестоящих штабов.

Результаты проведенной поисковой работы фиксируются путем составления на каждый выявленный документ карточки установленного образца (Описание карточки приводится в п.7.2.2. 14 Основных правил работы государственных архивов СССР (М., 1984), которые пока еще остаются действующим нормативным документом в Беларуси ). На ней указываются тема и подтема выявления; заголовок документа с указанием места его хранения (при необходимости содержание документа аннотируется); делопроизводственный номер; место упоминаемого в документе события; делаются отметки о характере предполагаемого использования документа (для включения в основной состав, для использования в примечаниях, в предисловии, хронике и т.п.). Завершает карточку указание фамилии лица, проводившего выявление, и дата составления карточки.

В археографической практике количество элементов карточки может быть сокращено до указания темы, подтемы, заголовка, легенды и сведений о времени составления и авторе карточки. Созданный в процессе работы массив карточек впоследствии включается в состав научно-справочного аппарата архива. Обычно объем выявленных документов в несколько раз превышает количество отобранных, а тем более—опубликованных в сборнике.

Наиболее сложной, вызывающей споры и дискуссии, о чем уже шла речь в лекциях первого раздела нашего курса, остается проблема отбора документов для публикации ( Подробнее об этом см.: Отбор исторических источников для публикации в различных типах и видах изданий документов: методические рекомендации. М., 1986; Козлов О.Ф. Проблема отбора документов для издания в советской археографии (1950—1980-е гг.) // В кн.: Современные вопросы историографии советской археографии. М., 1986 и др.). Именно при ее решении как нигде более могут проявляться субъективизм составителей в оценке важности и значимости отбираемых к опубликованию документов, их пристрастия, которые порой носят политический. идеологический, межконфессиональный, межэтнический и др. характер В предыдущих лекциях мы уже показывали, как политические, идеологические и иные факторы играли едва ли не определяющую роль в деле выбора источников для опубликования. Обратившись к делопроизводственным документам, созданным в процессе подготовки документальных изданий, можно умножить подобные примеры. Так, выступая на заседании Научного совета Главархива республики, где обсуждались вопросы публикационной деятельности архивных учреждений, один из ответственных работников архивного ведомства, в частности, говорил: “Следует публиковать все то, что способствует национальной гордости советского человека, что служит воспитанию советского патриотизма, что способствует укреплению дружбы народов нашей страны, которая зародилась в далеком прошлом и укрепилась в совместной борьбе против эксплуататоров, расцвела в советское время”. Еще более недвусмысленно высказывался определявший археографическую политику в республике начальник научно-издательского отдела Главархива, подводя итоги обсуждения рукописи сборника документов о коллективизации: “Товарищи не всегда учитывают, что документы подчас не отражают нужные факты[подч. мною—М.Ш.];иногда в документах есть необходимые факты, но по тем или иным соображениям их нельзя включать в том”.

Далее остановлю ваше внимание на одной из составляющих проблемы отбора документов для издания, а именно—на допустимости повторной публикации в изданиях различных типов.

Обратившись к дополненной и переработанной редакции Правил издания исторических документов в СССР (М., 1990), мы с удивлением обнаруживаем, что они допускают возможность повторной публикации документов в изданиях научного типа в восьми случаях, а именно:

--во первых, в пофондовых изданиях, изданиях документов одной разновидности и одного лица;

--во-вторых, если ставится задача полного опубликования всех источников в рамках одного издания;

--в третьих, когда в комплексе с новыми документами полнее выявляются причинно-следственные связи отраженных в них событий;

--в-четвертых, при необходимости последовательного документального изложения событий, не позволяющего вырывать из канвы событий отдельные факты;

--в-пятых, если отсутствует оригинал опубликованного в периодической печати документа;

--в-шестых, если прежняя публикация стала практически недоступной;

--в-седьмых, если в предшествующих изданиях документ был опубликован с искажением или не полностью, а также в случае неверной его оценки в сопровождающем комментарии;

--в-восьмых, если ранее документ публиковался на другом языке ..

Заметим. что в предыдущей редакции Правил 1969 г. повторная публикация допускалась в 1-м, 6-м и 7-м случаях по классификации Правил 1990 г.

Что касается отбора документов для популярных изданий, то здесь дается еще больший произвол археографам. Правила 1990 г. на этот счет гласят: “Повторная публикация документов применяется более широко, чем в научных изданиях, и в зависимости от конкретных задач может составить значительную часть публикаций” .

Здесь нельзя не заметить явного противоречия: с одной стороны идет настоящая борьба за право включения в издание того или иного оригинального источника, а с другой—дается “зеленая улица” ранее публиковавшимся документам и как следствие —еще большее сокращение возможностей быть опубликованным этому оригинальному источнику.

В чем причина такого распространенного и крайне живучего в археографической практике явления, как повторная публикация? Ответ на этот вопрос, по нашему глубокому убеждению, кроется не только в прагматизме археографов: ни для кого не является секретом, что легче подготовить публикацию тех документов, которые ранее уже издавались, а посему подвергались и текстологической, и археографической обработке. Дело в том, что документальные издания по-прежнему отождествляются с аналитическими исследованиями. Отсюда публикаторы делают вывод, что “сборник[документов—М.Ш.], подобно монографическому исследованию, должен отразить все вопросы заглавной темы, представить как можно более полную картину событий и, следовательно, включить документы по всем вопросам темы, независимо от их предшествующих публикаций” .

Между тем, как мы уже отмечали в лекциях первого раздела данного курса, задачи публикатора не идентичны задачам исследователей (историков, филологов, юристов и др.). И если ценность исследования (в данном случае будем говорить об историческом исследовании) определяется степенью новизны и доказательностью концепции автора, то ценность документальной публикации, особенно научного типа, состоит главным образом в новизне фактов, содержащихся во впервыевводимых в научный оборот исторических источниках. При этом единственное, за что должен нести ответственность археограф—это за реальное приращение источниковой базы по теме (если речь идет о тематическом издании), но не за всесторонность освещения данной темы. Дело археографа—приведение в известность новых источников, тогда как задача исследователя—новая интерпретация уже известных источников. Только исповедуя данный тезис, археограф сможет принести максимум пользы науке вообще, исторической, в частности. В противном же случае создаваемая им документальная продукция породит “информационные помехи”, на преодоление которых вынужден будет тратить свою энергию исследователь.

 

Лекция 3. Выбор текста документов

 

Важными вопросами, определяющими все издание документов, являются вопросы выбора текста. Именно они всегда занимают первое место при обсуждении критики текста. При этом вопрос о происхождении документа не имеет существенного значения: идет ли речь о публикации документов раннего периода, или об источниках нового и новейшего времени.

Существуют разные точки зрения относительно того, какая редакция или какой список публикуемого документа должны быть взяты в качестве основных. Известный литературовед М.Гофман, считал, например, что выбор текста всегда определяется окончательной творческой волей автора, окончательным выражением творческого замысла художника, к которому “нечего прибавить”. Исключение Гофман допускал лишь для тех случаев, когда вставки и изменения текста могли произойти вследствие цензурного произвола .

В противоположность Гофману другой литературовед, Г.О.Винокур в исследовании о критике поэтического текста указывал, что критерием выбора текста является не автор и его воля, а некий ученый и его личное истолкование всей многообразной, дошедшей до нас традиции .

Заметим, что ни первая, ни вторая точки зрения относительно критериев выбора текста, предлагавшиеся текстологами, не встретили поддержки среди историков и археографов, занимавшихся преимущественно публикацией документов актового характера. Если обратиться к нормативным документам, разработанным и принятым в СССР в 1940—1950-е гг.(Основным правилам публикации документов ГАФ СССР .М.,1945; Правилам издания исторических документов.М.,1955 и др.), то можно заметить, что они вводили на этот счет понятие “авторитетности”, “окончательности” текстов документов. Однако, и эти критерии, как очень точно подметил С.Н.Валк, “ не всегда срабатывают “ при определении основного текста документов .

В качестве примера российский археограф привел случай с изданием в 1930 г. Центрархивом СССР первого тома сборника документов “Первый Всероссийский съезд Советов”, в котором в числе прочих была напечатана и стенограмма выступления на съезде известного вождя меньшевиков И.Церетелли. Составители сборника, действуя в строгом соответствии с существовавшими тогда правилами передачи текста по редакции , учитывающей последний замысел автора, опубликовали стенограмму выступления Церетелли в редакции, существенно отличавшейся от его выступления на съезде. Дело в том, что просматривая стенограмму, Церетелли внес в нее то, что он не говорил на съезде, исключив при этом то, что могло его скомпрометировать в глазах победивших к этому времени большевиков

Заметим, что вопросам выбора текста художественных произведений посвящено немало специальных литературоведческих работ. Укажем, например, на учебное пособие С.А.Рейсера Основы текстологии.2-е изд. Л.,1978, книгу академика Д.С.Лихачева Текстология: Краткий очерк М.: Л.,1964 и др.

 

Попытаемся далее на основе и с учетом значительного опыта, накопленного отечественными и зарубежными археографами, анализа научной и нормативно-методической литературы определить, каким образом должны решаться вопросы выбора текстов документов с учетом их происхождения, авторства , применения технических средств при их передаче и т.п.

Нормативно-методическая литература последних лет вводит понятие “основного текста” документа, под которым понимается публикуемый текст. При его выборе в качестве источников привлекаются все, имеющие самостоятельное значение тексты этого документа, как опубликованные ранее, так и неопубликованные. Основной текст публикуется, а остальные сопоставляются с ним; при этом имеющиеся разночтения приводятся в текстуальных примечаниях.

В истории археографии известно немало случаев, когда подобная сложнейшая текстологическая работа заканчивалась неудачей вследствие наличия большого количества списков и редакций текста публикуемого документа, а отсюда—невозможностью “подвести” их к основному. Так было, например, с попыткой старейшего российского научно-исторического общества—Общества истории и древностей российских при Московском университете—издать в начале Х1Х в. древнейший Лаврентьевский список летописи, являвшейся важнейшим источником по истории Киевской и Северо-Восточной Руси 1Х—нач. Х1У вв. Взяв в качестве протографа список летописи, хранившийся в библиотеке А.И.Мусина-Пушкина(его издатели Общества считали древнейшим) , составители не смогли затем подвести к нему все разночтения, имевшиеся в других 60(!!!) списках летописи разных редакций и изводов. Продолжавшаяся в течение 1804—1810 гг. работа закончилась фактически безрезультатно: было отпечатано всего 10 листов летописи, которые впоследствии погибли в московском пожаре 1812 г.

Какие же тексты выбираются в качестве основных при подготовке публикаций? В качестве основного текста документов раннего периода берется текст подлинника; при его отсутствии привлекаются все копии (списки)документа. В этом случае текст публикуется по наиболее ранней копии (списку). Следует, однако, иметь в виду, что для документов ХП—Х1У вв., а для Беларуси—и ХУ—ХУ1 вв. позднейшие списки часто являются единственным источником текста. Так, например, почти все грамоты ХУ—ХУ1 вв., включенные И.И.Григоровичем в “Белорусский архив”, публиковались по спискам ХУП в.

Однако, было бы неверным полагать, что проблемы выбора основного текста возникают только при подготовке к изданию исторических документов раннего периода. Они существуют и применительно к источникам новейшего времени. Подтверждение тому находим в статье С.Н.Валка “О тексте декретов Октябрьской социалистической революции и о необходимости научного их издания”, опубликованной в 3-м номере журнала “Архивное дело” за 1939 год..

Сравнивая оригиналы декретов с текстами их публикаций в официальных изданиях, автор статьи обратил внимание на имевшиеся между ними разночтения, порой носившие существенный характер. . Это было обусловлено как чисто механическими ошибками, вкрадывавшимися в тексты при их перепечатке и подготовке к обнародованию в официальном издании, так и иногда недостаточной грамотностью и невнимательностью со стороны людей, готовивших их для помещения в том же издании.

В качестве примера С.Н. Валк сослался на публикацию декрета “О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР”(принят 1 июня 1918 г.) с ошибкой, в корне менявшей суть этого важнейшего для архивистов документа. Дело в том, что третий пункт декрета, регламентировавший отношения Главного управления по архивному делу с ведомствами, в официальном издании излагался в следующей редакции:”...дела, не утратившие значения для повседневной деятельности, остаются в помещении данного ведомства и не поступают в ведение и распоряжение ГУАД”, в то время как в подлиннике он читался так:”...дела, не утратившие значения для повседневной деятельности, остаются в помещении данного ведомства, нопоступают в ведение и распоряжение ГУАД” .

Этот, и другие аналогичные примеры, свидетельствовавшие о разночтениях между текстами подлинников декретов и их публикациями в официальных изданиях, дали основание ученому сделать вывод о том, что “основным авторитетом является , конечно, подлинник”.

В связи с данным декретом небезынтересно упомянуть о его публикации в Беларуси в хорошо нам известном сборнике “Архивное дело в БССР (1918—1968)”. Так вот, действуя в строгом соответствии с Правилами издания исторических документов в СССР (М.,1969), составитель сборника (а им был Е.Ф.Шорохов) взял в качестве основного текста тот, который публиковался в официальном издании и содержал ошибку принципиального характера, о которой шла речь выше. Правда, в текстуальном примечании со ссылкой на факсимильное издание декрета в журнале “Советские архивы”(1966.№1) Шорохов привел и правильную редакцию третьего пункта документа .

Можно привести аналогичный пример и с публикацией текста Манифеста Временного Рабоче-крестьянского Советского правительства Белоруссии. Здесь также обнаруживаются серьезные разночтения между оригиналом и публикацией в официальном издании, включая такие, как неточное название правительства (в подлиннике—Временное Рабоче-крестьянское, в официальном издании—Временное революционное Рабоче-крестьянское), неточное указание механизма его формирования (в подлиннике—“поставленные на посты решением Первого съезда КП Белорусской Республики”, в официальном издании—“поставленные на посты решением последней конференции КП ...”) и т.д..

И все-таки, чем старше документ, тем внимательнее должен археограф относиться к выбору его основного текста с учетом всех имеющихся редакций и списков. Именно так поступал, например, М.О.Коялович, готовя к публикации дневник Люблинского сейма 1569 г. Взяв в качестве основного текст документа, хранившийся в С-Петербургской публичной библиотеке, он параллельно привел и текст дневника , ранее уже публиковавшийся гр. Дзялынским (Zrzоdlopisma do dziejow unii Kor.Polskiej i W.X.Litewskiego. Czesc Ш. Diariusz Lubielskiego sejmu unii. Rok 1569...Poznan. 1856.). Кроме того, публикуемый текст сравнивался со списком этой же редакции, хранившимся в библиотеке Генерального штаба.

Это что касается некоторых положений, связанных с выбором основного текста при подготовке изданий научного типа. В публикациях же научно-популярного (популярного) типа, как правило, достаточно ограничиться указанием в текстуальных примечаниях на наличие кроме основного, публикуемого текста , и других его редакций и списков (если, разумеется, они существуют).

Иногда, стремясь предоставить в распоряжение пользователя как можно лучший текст документа (при наличии нескольких его редакций и вариантов, причем разного физического состояния) , публикатор, особенно начинающий, может пойти на смешение этих редакций и вариантов и составление на их основе сводного текста. Полагая, что он делает благо для пользователя, включая из одной редакции фрагмент лучше сохранившегося текста, из другой—грамотнее написанный и т.д., археограф тем самым фактически осуществляет подлог, публикуя несуществующий в природе документ. В археографии смешение разных вариантов и редакций текста одного и того же документа и составление на их основе сводного текста называется контаминациейтекста.

К сожалению, как ни очевидны негативные последствия контаминации прежде всего для пользователя , тем не менее она встречается даже среди публикаций, подготовленных отнюдь не дилетантами в археографии. В частности, контаминация текста имеет место в изданном Центрархивом СССР сборнике “Второй Всероссийский съезд Советов”(М.,1928). В нем вначале опубликован помещенный в "Правде" отчет о заседаниях съезда, а затем-—некий “сводный отчет”, составленный на основе “правдинского” отчета и дополненный вставками речей и выступлений участников съезда, отсутствовавшими в “Правде”, но публиковавшимися в других газетах .

При наличии нескольких источников текста, существенно между собой не отличающихся, для издания выбирается тот , который имеет внешние элементы оформления (подписи, делопроизводственный номер, дату, резолюции, угловой штамп и т.п.).

В практике работы археографу приходится сталкиваться с необходимостью опубликования текстов различных документов: официальных, дипломатических, неофициальных, писем, листовок, стенограмм, документов, переданных по коммуникативным средствам связи. С учетом времени их происхождения, целевого назначения, возможной трансформации в процессе передачи и т.п. решается вопрос об источниках их публикации.

Среди официальных документов выделяются законодательные акты, делопроизводственная документация государственных учреждений и организаций и др. Учитывая отсутствовавшую до середины 1860-х гг. регулярную практику публикации законодательных актов в официальных изданиях, документы такого рода, созданные ранее этого времени, публикуются по подлинникам, а при их отсутствии—по наиболее раннему списку . Акты нового и новейшего времени (законы, декреты, указы, постановления и т.д.) публикуются по официальным изданиям с последующей обязательной сверкой их с подлинниками. История археографии знает немало примеров, когда публиковавшиеся по официальным изданиям тексты даже законодательных документов существенным образом отличались от подлинников. Как выше мы уже отмечали, это могло быть обусловлено как чисто субъективными, техническими причинами, так и обстоятельствами принципиального характера, с учетом которых документ мог быть распубликован в редакции, отличной от подлинника

Именно последними обстоятельствами некоторые современные исследователи объясняют наличие ошибки в декрете об архивном деле, опубликованном в официальном издании. Данная ошибка рассматривается ими как своеобразная победа противников централизации архивного дела.(см., например: Хорхордина Т.И. История Отечества и архивы.1917—1980-е гг.М.,1994. С.57—67.) В том, что подобное утверждение имеет под собой основание, нетрудно убедиться, обратившись к некоторым основополагающим документам в области архивного дела, принятым в начале 1920-х гг. в Беларуси. Так, Положение о Центрархиве БССР, утвержденное решением Президиума ЦИК БССР 12 сентября 1922 г., полностью находилось в духе ошибочного пункта декрета и фактически закрепляло децентрализацию архивного дела в республике. Статья 2-я Положения, в частности, гласила:”...дела , не утратившие значения для повседневной деятельности, остаются в помещении данного ведомства, не поступая[ подч. мною—М.Ш.] в ведение единого Государственного архивного фонда Белоруссии.

К сожалению, на данное положение, находившееся в явном противоречии с идеей советской централизации архивного дела , до сих пор не обращали внимания исследователи, изучавшие историю становления и развития архивного дела в Беларуси . Как, кстати говоря, не обращали внимания и на позицию заведующего Могилевским губернским архивом Д.И.Довгялло, сформулированную и отстаиваемую им на Первой всебелорусской конференции архивных работников (май 1924 г.) (Довгялло не поддерживал идею стягивания архивов в центр, не без оснований полагая, что это обескровит регионы, лишит краеведов возможности заниматься изучением местной истории. Аналогичную позицию в России в этот период занимал, например, И.Л.Маяковский, вынужденный затем вплоть до своей смерти каяться в допущенном “политическом просчете”)..

Делопроизводственные документы учреждений, организаций, предприятий публикуются по подлинникам, а в случае их отсутствия—по отпускам или копиям.

Источником для публикации дипломатических, как и официальных документов, являются официальные издания. Если же дипломатические документы нового и новейшего времени по каким-либо причинам не печатались в последних, то они могут публиковаться в археографическом издании по подлинникам и по подписанным или ратифицированным текстам. Подобные документы публикуются или на языках всех стран, подписавших их, или на каком-либо одном, но с обязательным указанием в легенде, на каких языках и в каких архивах имеется текст публикуемого документа. Таким образом, например, был опубликован только на русском языке фрагмент из “вечного” мирного договора России с Польшей 26 апреля(6 мая) 1686 г. В легенде к этому документу указывалось: Ф. Сношения России с Польшей.Оп.3.№141.Л.35 об.—36...Список. Подлинник на польском яз.: АВПР. Отделение трактатов. Польша.№76.Опубликовано:ПСЗ.Т.2.№1186. ( Русско—белорусские связи во второй пол. ХУП в. С.349).

Основным текстом неофициальных документов (научных, художественных, публицистических, мемуарных и др.) выбирается тот, который с наибольшей точностью и полнотой отражает замысел автора , его последнюю творческую волю. Во многих случаях эта воля выражена в последнем прижизненном издании. Однако, считать это правилом невозможно, вследствие ряда факторов, которые могли оказать воздействие на изменение этой воли.

Во-первых, последний прижизненно опубликованный текст мог быть искалечен редакцией или цензурой, и в этом случае публикатор обязан восстановить подлинный текст. Нет надобности, например, доказывать, что текст последнего прижизненного издания “Воспоминаний и размышлений” Г.К.Жукова невыгодно отличается от изданных уже после смерти полководца мемуаров, когда в силу объективных причин стало возможным опубликовать и те разделы (о репрессиях в армии в 1930-е гг., о культе личности Сталина и др.), написанные автором, но снятые им же по рекомендации редактора (В противном случае книга не увидела бы свет).

Во-вторых, последний прижизненно опубликованный текст мог быть существенно изменен автором в результате автоцензуры. Зная, например, о направлении периодического издания, автор статьи мог, не дожидаясь редакторской правки, внести в ее текст изменения и поправки, соответствовавшие “лицу” данного журнала, газеты, альманаха. В этом случае археограф обязан не игнорируя авторского замысла, но объясняя причины, побудившие его изменить текст, восстановить документ в том виде, в каком он был исполнен безотносительно к направлению периодического издания. Такой работой, кстати говоря, многие годы занимались лениноведы, готовившие для включение в Полное собрание сочинений В.И. Ленина его статьи, публиковавшиеся в “Искре” в тот период, когда ее редактором был Г.В.Плеханов.

В-третьих, текст мог быть издан в отсутствие автора, не вычитывавшего корректуры статьи, художественного произведения, воспоминаний и т.д. В этом случае целесообразно обратиться к архиву редакции, издательства, где публиковались материалы с тем, чтобы выяснить обстоятельства их опубликования (по возможно сохранившимся письмам автора в адрес редакции или его жалобам, заявлениям и т.д.) .

Не публиковавшиеся автором тексты издаются по последней беловой рукописи, а в случае ее отсутствия—по черновой рукописи.

В процессе подготовки неофициальных документов к изданию археографу часто приходится иметь дело с неатрибутированными рукописями. В этом случае для установления авторства применяется тот же инструментарий источниковедческой критики, которым пользуется и историк—исследователь. Однако, в отличие от последнего, подробно знакомящего читателей со своими приемами атрибуции документа, археограф , как правило, ограничивается коротким текстуальным примечанием с указанием источника, легшего в основу атрибуции.

Имеет свои особенности и выбор основного текста при публикация писем. В качестве основного берется тот, который был получен адресатом. Это может быть как беловой автограф, так и машинописный подлинник, особенно широко встречающийся с внедрением технических средств. В случае отсутствия последних письма публикуются по черновым автографам или заверенным(авторизованным) копиям. Однако бывает так, что письмо, написанное на одном языке, перед его отсылкой в другую страну, переводится на язык этой страны переводчиком. В этом случае текст его публикуется по авторскому оригиналу и сверяется с переводом. Если текст оригинала не сохранился, письмо дается по переводу с обязательной оговоркой в текстуальных примечаниях об отсутствии оригинала и о времени осуществления перевода.

В изданиях научного типа в текстуальных примечаниях приводятся все разночтения, имеющиеся между публикуемым и другими вариантами данного письма. Здесь следует иметь в виду такие обстоятельства. Разночтения могли возникнуть не только по причинам сугубо технического свойства (например, из-за ошибок, допущенных машинисткой при перепечатке текста отсылаемого письма и т.п.), но и вследствие того, что переписывая набело письмо перед его отправкой, автор сам мог менять его текст сравнительно с первоначальным вариантом, который на правах черновика оставался в его архиве.

В качестве основного текста листовкивыбирается заверенный текст, т.е. такой, в котором имеются указания на организацию, выпустившую листовку, подписи или печать организации. Незаверенный текст публикуется лишь после того, как будет установлена подлинность документа, т.е археограф убедится, что публикуемая им листовка не является фальшивкой. Последнее обстоятельство имеет особо важное значение, учитывая условия, в которых создавались данные виды источников (подполье, необходимость соблюдения конспирации и т.д.). В большинстве случаев листовки как раз-таки и публикуются не по оригиналам, а по типографским экземплярам, поскольку невозможно представить, что в делопроизводстве подпольных организаций и групп, партизанских формирований могли сохраниться подлинники. Это характерно, например, для “Зборніка лістовак усенароднай партызанскай барацьбы у Беларусі у гады Вялікай Айчыннай вайны (1941—1944 гг.)”, основу которого составили коллекции листовок, хранившиеся в партийном архиве Беларуси, а также республиканском музее истории Великой Отечественной войны и Гомельском краеведческом музее.(Правда, составители сборника в легендах везде употребляют дефиниции “подлинники”, хотя очевидно, что речь должна идти о “типографских экземплярах”. О “подлинниках” можно было бы говорить в том случае, если бы документы публиковались по утвержденным партийными или комсомольскими органами Беларуси текстам листовок, хранящимся в соответствующих фондах Национального архива Республики Беларусь).

Публикуя листовки по типографским экземплярам, археограф должен , как мы уже отмечали, особенно тщательно изучить их содержание и внешние особенности, обращая при этом внимание на стиль, характерные выражения , материал, на котором они исполнены и т.д. Привлечение сопутствующих источников, в которых могут содержаться упоминания об интересующем публикатора документе, даст возможность археографу сделать окончательный вывод о его подлинности или, наоборот, подложности. Такой углубленный источниковедческий анализ, возможно даже выходящий за рамки внешней критики, вполне оправдан применительно к данному виду источников, принимая во внимание наличие массы всевозможных листовок - фальшивок, издававшихся, например , в годы Великой Отечественной войны немецкими спецслужбами на оккупированных землях Беларуси.

Характерным примером здесь может служить листовка- фальшивка, изданная от имени “командующего армией прорыва” в марте 1943 г. и тогда же распространявшаяся среди партизан и населения Гомельской и Полесской областей. Указания на ее подложность мы встречаем в подпольной периодической печати партизанских формирований этих областей, а также в источниках личного происхождения (например, в дневнике одного из руководителей партизанского движения в Гомельской обл. Е.И.Барыкина).

Порой значительные сложности у археографа могут возникнуть при выборе основного текста стенограмм. Они носят двоякий характер. С одной стороны, публикатор должен дать в распоряжение пользователя удобочитаемый текст , но, с другой стороны, сохранить индивидуальность выступления.

Как правило, тексты стенограмм публикуются по правленым экземплярам, т.е тем, которые после расшифровки просмотрены и завизированы выступавшим. Однако здесь следует иметь в виду , что степень правки не должна превышать установленный предел ( речь может идти лишь об устранении грамматических ошибок, описок, но не об изменении содержания выступления, как мы это показали на примере публикации стенограммы выступления И.Церетели на Первом всероссийском съезде советов). При отсутствии правленой (авторизованной) стенограммы она может быть опубликована по неправленому экземпляру, но с обязательной оговоркой об этом в текстуальном примечании.

Для документов, переданных по телефону, телеграфу, телетайпу, телефаксу, радио и т.д. основным текстом считается исходящая запись (автограф, заверенная копия). Это правило не может быть оспорено, если припомнить, какие нелепицы порой мы получаем в телеграммах. При наличии входящего текста публикуемый исходящий сопоставляется с ним; имеющиеся разночтения указываются в примечаниях.

При наличии нескольких вариантов записи документа (рукопись, машинопись на телеграфном бланке, телеграфная лента) для публикации выбирается текст на телеграфной ленте. В случае утраты части ленты текст восстанавливается по другому источнику с оговоркой об этом в текстуальном примечании.

 

Лекция 4. Передача текста документов

 

После того, как выбран основной текст публикуемого документа, перед составителем неизбежно встают вопросы, связанные с его передачей. В зависимости от задач подготавливаемого издания (для исторического, источниковедческого, палеографического, лингвистического исследований) текст документов может передаваться дипломатическим или научно-критическим приемами с точным сохранением при этом стилистических и языковых особенностей. Правда, современные украинские археографы предлагают несколько иную классификацию способов передачи текстов исторических документов. Они выделяют научный (или дипломатический) и научно-критический (или популярный) приемы передачи текстов. Такое деление, по их мнению, будет способствовать ликвидации субъективного и бессистемного смешения элементов обоих приемов в одном издании, что имеет место в современной эдиционной практике.

Однако, как нам кажется, это—ни что иное, как попытка вернуться к так наз. “буквалистскому” методу передачи текстов документов, широко применявшемуся в конце ХУШ—нач. Х1Хвв. в России( А,Л.Шлецером и его последователями Я.И.Бередниковым, А.Н.Олениным и др.) и уже тогда вызывавшему критику со стороны П.М.Строева. Кстати говоря, такой же “буквалистский” прием передачи текстов мы встречаем и в публикациях документов церковного происхождения, например, в ”Епархиальных ведомостях”, сборнике Минского церковного историко-археологического музея “Минская старина” и др. На наш взгляд, данный метод не имеет перспектив еще и по причинам сугубо технического свойства: он крайне усложняет набор и ведет к удорожанию издания.

При дипломатическом приеме издания текст воспроизводится в полном соответствии с оригиналом и его особенностями: устаревшей орфографией, с сохранением вышедших из употребления букв, имеющихся сокращений, порядка расположения текста и подписей, неисправностей. Дипломатический прием применяются в специальных изданиях научного и учебного типов ( палеографических, лингвистических и др.).

Наиболее сложным и вызывающим споры и дискуссии ,является научно-критический прием передачи текста, предполагающий точное сохранение его стилистических и фонетических особенностей .Это в равной мере относится к документам как на белорусском, так и на русском языках (Именно эти два языка наиболее характерны для источников нового и новейшего времени).

Как известно, текст документов на русском языке передается по современной орфографии; то же самое можно говорить и применительно к белорусскому языку, но с учетом особенностей его исторического развития. Дело в том, что до 1933 г. в белорусском правописании имела место большая неусовершенствованность. Некоторые правила правописания на белорусском языке длительное время не были четко сформулированы. В белорусский язык было включено много архаизмов, слов, заимствованных из польского, немецкого, английского и других языков (“гандаль”, “фурман”, “бурштын”, “пэндзаль”, “сэнс” и др.), искусственных слов (“парабок”, “кнот”,”карчма” и др.). Последнего не отрицали и сами реформаторы белорусского языка, в частности, А.И.Цвикевич, утверждавший: ”У Інбелкульце мы стараліся выбіраць з гэтага бясцэннага запасу для літаратурнага ужытку самыя трапныя і мілагучныя словы. Праўда,стваралі і самі выразы,тэрміны, але такія, што адпавядалі законам нашай мовы”.

Белорусский язык претерпел две реформы правописания. На основе постановления Совнаркома республики от 28 августа 1933 г. и Совета Министров БССР от 11 мая 1957 г. были узаконены, упрощены и уточнены некоторые правила правописания и грамматики, сформулированы новые .После реформы 1957 г. белорусский язык значительно приблизился к русскому, вследствие чего возникло больше проблем при передаче текстов публикуемых документов, нежели было раньше. Разнобой в правописании, встречающийся сегодня даже в некоторых республиканских (например,”Літаратуре і мастацтве”, “Спадчыне”, “Народнай воле”) и зарубежных белорусскоязычных периодических изданиях (например, белостокской “Нашай Ніве”) вызывается игнорированием некоторыми авторами публикаций в этих газетах и журналах ныне действующих в Беларуси правил правописания, изменить которые вправе лишь правительство республики на основе заключения авторитетного учреждения в лице Национальной академии наук.

К сожалению, проблема правописания (как, впрочем и национальной символики) из категории научной давно уже превратилась в политическую, вокруг которой группируются сторонники диаметрально противоположных направлений отнюдь не научного толка. Конечно, некорректно, на наш взгляд, в качестве главного аргумента против употребления дореформенного правописания использовать то, что им пользовались белорусские коллаборационисты во время оккупации Беларуси. Нельзя также не прислушаться и к мнению Народного поэта Беларуси Нила Гилевича, утверждающего по поводу дореформенного языка: ”Мова эмігранцкай літаратуры, хоць і крыху архаічная, але—сапраўды беларуская. Яна не пацярпела ад русіфікацыі,захавала ўсе нацыянальныя асаблівасці сінтаксісу, многія пласты лексікі, сапраўды беларускае гучнае слова”(Л1таратура 1 мастацтва. 1998.13 л1ст. С.12.)..

Но как быть археографу, спросите вы, в ситуации, когда возникает необходимость опубликования документов, исполненных на белорусском языке в 1920—нач.30-х гг.? Здесь, по нашему мнению, должен применяться дифференцированный подход, учитывающий прежде всего авторство документа , особенности его происхождения, вид и т.д. Для официальных документов законодательного, делопроизводственного характера я бы рекомендовал придерживаться современной белорусской орфографии, допуская при этом замену архаизмов и искусственно введенных слов на соответствующие им ныне употребляемые.

Другое дело—неофициальные документы, к тому же исполненные выдающимися деятелями белорусской науки и культуры. В этом случае действия археографа или текстолога, на наш взгляд, ни в коей мере не могут выходить за рамки исправления орфографии : замена же слов “акцябр” на “кастрычнік”, “шчот” на “лік” и т.п. будет означать ни что иное, как редактирование авторского текста, недопустимое ни в археографии, ни в текстологии. Такого же принципа я бы рекомендовал придерживаться и при подготовке к публикации стенограмм и протоколов всевозможных заседаний с участием представителей белорусской гуманитарной интеллигенции ( для неправленых и невизированых документов требования по сохранению стиля выступления, особых фразеологизмов и т.п. могут быть смягчены с учетом возможных погрешностей, допущенных стенографисткой). С последним нам пришлось столкнуться в процессе подготовки к изданию протокола Первой всебелорусской конференции, состоявшейся в мае 1924 г.: записывая выступления участников, в том числе руководителя архивной службы республики, известного писателя Д.Ф.Жилуновича и др., стенографистка сделала массу ошибок, оставлять которые мы не сочли возможным.

С какими особенностями приходится сталкиваться археографу при передаче текстов исторических документов? Круг их достаточно широк. Он включает воспроизведение разночтений, вставок и зачеркиваний, приписок, подчеркиваний, авторских примечаний и т.д.

Коротко рассмотрим возникающие при передаче текста ситуации, подкрепляя их конкретными примерами, взятыми из белорусских археографических изданий.

Начнем с обозначения встречающихся разночтений между основным текстом и другими списками или редакциями этого же документа

В изданиях научного типа они приводятся в текстуальных примечаниях:

 

Повелеваемъ же оному Игумену Игнатію съ братіею в томъ святых Богоявленій монастыри благочестно и общежительно..*.

 

*В другом списке нестяжательно.

(Белорусский архив древних грамот.Ч.1.М.,1824.С.111)

 

Вставки отдельных слов и предложений воспроизводятся в соответствующем месте в тексте документа и оговариваются в текстуальных примечаниях. В изданиях научного типа в текстуальных примечаниях оговариваются вставки , написанные в одном документе разными чернилами или карандашами; оговаривается также и изменение способа воспроизведения текста:

 

За этот период времени выведено из города и его окрестностей* 1050 семей.

*Слова “и его окрестностей”дописаны от руки чернилами.

(В непокоренном Минске, Док. и мат. о подпольной борьбе советских патриотов в годы Великой Отечественной войны(июнь 1941—июль 1944).Мн.,1987.С.159).

 

Изучение характера письма документа (изменение почерка, наличие зачеркиваний, вставок и т.д.) может повести к уточнению времени и места его создания, авторства и т.д. Так, например, аккуратный и одинаковый почерк, которым были исполнены протоколы заседаний Минского подпольного горкома КП(б)Б за декабрь 1941—март 1942 гг., заставил нас усомниться в том, что перед нами—документы, фиксировавшие событие в момент его совершения (т.е. во время заседания комитета).Изучение содержания протоколов полностью подтвердили наши сомнения: в записях имеются указания на “ссылки в конце тетради” и т.п., что явно указывало на позднейшую переписку протоколов.

Конечно, изменение цвета чернил при написании документа не всегда указывает на его составление в несколько приемов (причина может быть достаточно банальной: в авторучке закончились чернила , допустим, фиолетового цвета, и составитель документа вынужден был ее заправить черными, поскольку фиолетовые отсутствовали).

А присутствие в документе на русском языке слов “акупация”,”на коридор”,”сюдой” вместо “оккупация”, “в коридор”, “сюда” подскажет, что автором его является белорус. В этой связи любопытно привести пример с употреблением в публикации журнала “Наш современник” авторами из Минска слова “шильда”: дотошные московские критики так и не смогли установить, что же оно означает, между тем, как для белорусского читателя этот термин (польск. “вывеска”) не требует никакого пояснения.

Все эти “мелочи” археограф обязан сообщить исследователю, а последний сам сделает выводы, основывающиеся в том числе и на таких “мелочах”.

Важное значение для понимания истории происхождения документа, характера его редактирования и т.д. является фиксирование археографом зачеркнутых в тексте слов, предложений, выражений и т.п. Оно не только вводит исследователя в творческую лабораторию создателя документа, но и порой позволяет сделать выводы общественно-научного, политического, идеологического, межконфессионального и т.п. характера. Так, например, обратив внимание на наличие в оригинале Декларации о провозглашении независимости ССРБ (31 июля 1920 г.) зачеркнутой подписи представителя ЦК Белорусской партии социалистов-революционеров, мы как бы подтолкнули пользователей нашей публикацией выяснить обстоятельства, связанные с созданием данного документа и тем самым установить причины отказа одной из белорусских политических партий подписать Декларацию .

Поскольку зачеркнутые слова или предложения не являются частью публикуемого текста, они и не воспроизводятся при его передаче. Это делается в текстуальных примечаниях с указанием: “Далее зачеркнуто...”:

 

Организованный рабочий класс и трудовое крестьянство Белоруссии (Коммунистическая партия Литвы и Белоруссии, Белорусская коммунистическая организация*...)

*Далее зачеркнуто Белорусская партия социалистов-революционеров.

(Именем рабочих и крестьян: Декларация о провозглашении независимости Советской Социалистической Республики Белоруссии 31 июля 1920 г.// Политический собеседник.1991.№ 7.С.30).

 

Одним из выстрелов был ранен в оба колена ног житель Леплевки Багонский Леон, который, как подтвердил врач, вследствие потери крови умер 26 июля с.г. в 7 час. утра *.

 

* Далее зачеркнута фраза Мертвое тело находится в Домачеве.

( Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное освобождение и воссоединение с БССР.Док. и мат. Т.2.Мн.,1972.С.251)

 

В тех случаях, когда публикуемый документ изобилует зачеркиваниями, дабы не перегружать текстуальные примечания сведениями об этом, их воспроизведение возможно и в основном тексте. Это делается путем заключения зачеркнутых слов или предложений в угловые или фигурные скобки с обязательной оговоркой этого обстоятельства в археографической части предисловия. Так поступал, например, С.Н.Валк, публикуя декреты высших органов власти и органов управления Советской России за1917—1922 гг.:

 

По <приемке> приему ткани Центротекстиль вносит полностью стоимость принятой ткани на текущий счет данного предприятия.

 

(Декреты Советской власти.Т.3.М.,1964.С.49)

 

Приписки, сделанные автором или другими лицами на документе, даются как продолжение текста последнего вне зависимости от их месторасположения в тексте. Их месторасположение на документе и авторство оговариваются в текстуальных примечаниях. Авторские подчеркивания отдельных мест текста выделяются иным шрифтом. К подстрочным примечаниям автора документа для того, чтобы отделить их от примечаний публикатора, в скобках добавляется : ( “Примеч. док.”) или (”Примеч. автора”).:

 

Между петербургскими моими товарищами я узнал В.К.Калиновского 2.

2 Викентия Константина (Примечание источника).

 

(Восстание в Литве и Белоруссии 1863—1864 гг.М.,1965.С.446—455).

Изменение почерка или способа воспроизведения текста документа отмечается в текстуальных примечаниях:

 

Кроме выпущенных нами газет и листовок, в город забрасывались листовки “Вести с фронта” и др., газеты*, издаваемые в других типографиях

*Слово газеты написано от руки чернилами.

 

(В непокоренном Минске.Мн.,1987.С.160)

Иноязычные слова и фразы, встречающиеся в тексте, воспроизводятся на языке оригинала, а перевод дается в текстуальных примечаниях с указанием в круглых скобках, с какого языка он сделан:

 

Под руководством секретарей райкомов уничтожено имение Зеленевичи, сожжены стайня*,обора**...

* стайня (польск.)--конюшня

** обора (польск.)—коровник

 

(Комсомол Белоруссии в Великой Отечественной войне. Док. и мат. Мн.,1988.С.329)

 

Меры длины, времени, веса, денежные и другие единицы измерения в документах могут передаваться сокращенно, если им предшествуют цифровые обозначения; без последних они воспроизводятся полностью:

3 км. 500 м.(но километр 400 м.); 3 руб.50 коп.(но рубль 50 коп.)

Резолюции и пометы ( об отправлении, получении, регистрации документа и пр.), относящиеся к содержанию. документа в целом, воспроизводятся с новой строки после текста документа вслед за подписями в хронологическом порядке (если обозначены даты). Указываются авторы помет, а также способ написания. Редакционный текст, которым сопровождается текст резолюций или помет, для выделения набирается другим шрифтом:

 

Телеграмма морского отдела 12-й армии начальнику оперативного отдела Днепровской военной флотилии В.Е.Дьяченко о боевых задачах флотилии на Припяти

Резолюция командующего флотилией П.И.Смирнова: “А где десант, где пехота? П.Смирнов. 5 мая” (Борьба за Советскую власть в Белоруссии.1918—1920.Сб. док. и мат. в двух томах.Т.2.Февраль 1919—1920 г.…

Показания К.Калиновского в Виленской особой следственной комиссии

В должности мне было отказано, но я продолжал оставаться в Вильно, потому что осведомился о распоряжении начальства гродненского о моем… *Помета чиновника на полях:”За что?”  

Г. сентября 15.—Рапорт пристава 1-го стана Брестского у. уездному исправнику об издевательствах помещика Лобачева над крестьянами

Секретно

(Белоруссия в эпоху капитализма.Т.1.Мн.,1983.С.190)

Донесение брестского поветового старосты полесскому воеводе о сопротивлении крестьян дер. Леплевка Домачевской гмины при взимании налогов

Весьма срочно Секретно (Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное освобождение и воссоединение с БССР. Док. и мат.…

Справка о состоянии здоровья для гражданских лиц, завербованных на работы в Германию

г.Слуцк 9 марта 1942 г.

Біржа працы Слуцк

Ліст здароўя

Прозвішча Барысевіч Імя і імя па бацьку Анатолі (Белорусские остарбайтеры. Док. и мат. Кн.1.Мн.,1996.С.60)

Из записи разговора по прямому проводу И.В.Сталина с председателем Северо-Западного областного комитета РКП(б) А.Ф.Мясниковым о государственном строительстве Белоруссии

25 декабря 1918 г.

 

Сталин: Об этих губерниях и о многом другом поговорим, когда приедете. Итак, до послезавтра.

Мясников: До свидания.

(По воле народа. Из истории образования Белорусской ССР и создания Коммунистической партии Белоруссии. Документы и материалы. Мн.,1988.С.83—84)

Как уже отмечалось выше, при публикации записей разговоров по прямому проводу весьма желательно сопоставление вариантов текстов обеих разговаривающих сторон и приведение всех имеющихся разночтений в текстуальных примечаниях.

Стенограммы публикуются по текстам, просмотренным, исправленным и заверенным автором (т.е выступавшим). Неправленые стенограммы воспроизводятся без правки, устраняются лишь слова, не имеющие смыслового значения: ”так сказать”, “как говорится” и пр. Явно недостающие и восстановленные по смыслу слова заключаются в квадратные скобки. Опущенные слова, неясные по смыслу места, незаконченные фразы оговариваются в текстуальных примечаниях: ” так в тексте”, “фраза явно не закончена”, “окончании фразы не застенографировано” и т.п.

Шифрованный частично или полностью текст документов публикуется в дешифрованном виде. Сведения о зашифрованности документа приводятся в легенде:

 

ЦГАВМФ.Ф.Р-139.Оп.1.Д.320.Л.18.Дешифрованный экз.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии.Т.2.С.284)

В тех случаях, когда документ имеет приложение (одно или несколько), оно воспроизводится после основного текста без порядкового номера и шрифтом, отличным от шрифта основного документа. Перед собственным заголовком приложения указывается “Приложение №1”, “Приложение №2” и т.д.:

 

№60

Из постановления Совета Министров БССР “Об утверждении структуры и штатного расписания Архивного управления при Совете Министров БССР”

29 июня 1965 г.

 

Приложение №1 к постановлению

Совета Министров БССР от29

.июня 1965 г.

 

Структура Архивного управления при Совете Министров БССР

(Архивное дело в БССР(1918—1968).Сборник законодательных и руководящихдокументов.Мн.,1972.С.129—130)

 

Географические названия в военных документах сверяются по географическим картам соответствующего периода. Разночтения оговариваются в текстуальных примечаниях. Названия географических объектов, позиций воспроизводятся в именительном падеже.

Словесные обозначения количественных числительных (чисел месяца, номеров войсковых соединений и т.п.) следует передавать цифрами, за исключением собирательных числительных и архаических форм обозначения чисел: семеро, полутора. тройка, четверть и т.п.

Римские и арабские цифры воспроизводятся, как правило, в соответствии с оригиналом документа. Однако, при обозначении столетий, конгрессов, съездов лучше применять римские цифры исходя из определенного выработавшегося стереотипа восприятия: ХХ век, ХХ съезд КПСС, ХУП конгресс Коминтерна и т.д.

Номерные обозначения фронтов, армий, корпусов, дивизий и пр. передаются арабскими цифрами с добавлением падежных окончаний: 1-й Белорусский фронт, 16-я армия, 3-й конный корпус, 241-я Речицкая бомбардировочная авиадивизия и т.д.

При воспроизведении номера соединения (части) в сочетании с сокращенным обозначением должности командира падежные окончания не употребляются: начдив 25, командарм 16, штакор 3

( Борьба за Советскую власть в Белоруссии. Т.1.С.19)

Слова “процент”, “номер”, “параграф” при употреблении их с цифровыми обозначениями, а также в наименованиях граф таблиц заменяются соответствующими знаками: 5%, №3, $4.

Падежные окончания при обозначении дат не сохраняются (если в оригинале написано 10-го мая 1920 г., мы должны заменить на 10 мая 1920 г.), кроме тех случаев, когда число дается без обозначения месяца или после обозначения месяца: в четверг, 10-го; мая 10-го.

Сокращенно написанные слова, если они не являются общепринятыми сокращениями, воспроизводятся полностью. В изданиях научного типа восстановленные части слов заключаются в квадратные скобки: св[ятой] Пасхи, крестьян[ский], гр[аждани]н и т.п. В научно-популярных изданиях раскрытие сокращений слов, не допускающих двоякого толкования, может производиться без квадратных скобок, но с обязательной оговоркой об этом в археографической части предисловия.

Сокращенные названия учреждений, организаций, войсковых соединений, должностей и общепринятые сокращения в тексте сохраняются: Наркамасвета, Рэвваенсавет и т.д. Различные сокращения применительно к названиям одних и тех же органов, учреждений и т.п. не унифицируются, а передаются так, как они написаны в оригинале: СНК и Саўнаркам, НКЗ и Наркомзем, РВК и райвыканкам (для документов на белорусском языке), РВК и райвоенкомат(для документов на русском языке). Полное написание дается в списке сокращенных слов или в текстуальном примечании (для сокращений, однократно встречающихся в тексте). Раскрытие сокращенно написанного названия учреждения должно обязательно даваться по времени его упоминания в документе, без учета последующих переименований.

В некоторых случаях вы можете столкнуться с необходимостью не только расшифровки , но и пояснений тех или иных искусственно созданных слов .Это особенно характерно для документов 1920-30-х гг., когда даже в текстах официальных документов сплошь и рядом встречаются сокращения типа “шкрабы”( что означало “школьные работники”) или совсем уже курьезное название воинской должности “замкомпоморде”(расшифровывалось как “заместитель командующего по морским делам”).

В публикуемом тексте допустимо введение сокращений постоянно повторяющихся названий должностей, чинов, титулов, воинских званий, географических наименований, технических и др. терминов, если они сопровождаются собственными именами: заг. АНА І.Пятроўскі; ген. Даватар; р.Свислочь (но загадчык аддзела народнай асветы; генерал,; река)

Прописные и строчные буквы при публикации документов употребляются в соответствии с современными правилами орфографии, а не с существовавшими во время написания документа Недопустимо также сохранение пунктуации оригинала в аббревиатурах: не С.С.Р.Б а ССРБ; не С.Н.К. а СНК и т.д.

С прописной буквы пишутся слова в названиях высших органов государственной власти и органов управления, высших государственных должностей, почетных званий, собственные названия вооруженных сил и др.:

Верховный Совет Республики Беларусь, Совет Министров Республики Беларусь, Президент Республики Беларусь, Герой Советского Союза, Главком, Вооруженные Силы Республики Беларусь.

С прописной буквы пишется первое слово в сложных названиях учреждений, крупных структурных подразделений учреждений, главных управлений, также в собственных названиях военных операций или войсковых соединений, образованных от географических терминов:

Дворец культуры, Архивное управление МВД БССР, Главное архивное управление при СМ БССР, Белорусская наступательная операция, Белорусский гусарский полк.

С прописной буквы пишутся сокращенные названия учреждений, образованных из нескольких слов, а также состоящие из одних букв (аббревиатур):

Минпрос, Дзяржвыдавецтва, ВНУ, ВАК

В полных названиях местных органов государственной власти слово “Совет” в смысле органа власти пишется с прописной буквы:

сельский Совет народных депутатов, местные Советы народных депутатов

В названиях орденов и медалей с прописной буквы пишется само название ордена или медали:

орден Станислава, орден Андрея Первозванного, орден Святого Владимира, медаль Партизану Отечественной войны 1 степени, медаль Франциска Скорины

Со строчной буквы пишутся нарицательные названия учреждений, названия боевых районов и направлений боевых действий, группировок войск, наименования штабов, рода войск, слова, указывающие на причастность к почетным гвардейским формированиям, а также наименования должностей, званий, степеней:

министерства внутренних дел и юстиции, мозырский участок, гомельское направление, бобруйская группировка, штаб полка, пехотная дивизия, лейб-гвардии Московский полк, министр легкой промышленности, начальник штаба.

Имеет свои особенности воспроизведение подписей под документами. Они передаются после текста документа на том языке, на котором были сделаны, с новой строки, независимо от того, где они стояли на публикуемом документе. Например, Декларацию о провозглашении независимости ССРБ от 31 июля 1920 г., написанную на русском языке, в .числе прочих подписал и В.Игнатовский. Его подпись исполнена на белорусском языке. Именно на этом языке она и была воспроизведена нами при публикации документа.

В документах, составленных на равном основании двумя и более учреждениями, подписи приводятся на одном уровне: в совместных постановлениях, обращениях, письмах республиканских и местных советских, профсоюзных и др. органов; в совместных приказах министерств и ведомств, в договорах между предприятиями и решениях жюри, образованных из представителей различных организаций и ведомств, в дипломатических документах. В военных документах сохраняется форма расположения подписей оригинала.

При наличии большого количества подписей воспроизводятся все или несколько первых с обязательной оговоркой в текстуальном примечании о количестве опущенных подписей. Здесь же дается краткая социальная характеристика подписавших лиц:

 

Крестьяне д. Ореховки*

*Следуют подписи 12 крестьян

( Белоруссия в эпоху капитализма.Т.1.Мн.,1983.С.181)

При неразборчивой подписи, ее отсутствии и трудности установления подписи или фамилии лица, подписавшего документ(в копиях) возможно обозначение только должности с оговоркой в текстуальном примечании: ”подпись неразборчива”, “подпись отсутствует”, “фамилия не указана”.:

 

Предуездревкома *

* Подпись неразборчива

(Борьба за Советскую власть вБелоруссии.Т.2.Мн.,1971.С.438)

 

Командир отряда капитан Никитин *

* Подпись отсутствует

(В непокоренном Минске.Мн.,1987.С.63)

В случае, когда не указана должность и неразобрана подпись ,составляется текстуальное примечание следующего содержания :

 

* Должность лица, подписавшего письмо[документ], не указана. Подпись неразборчива.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии.Т.2.С.191)

 

В связи с воспроизведением подписей под документами укажем на некоторые особенности, присущие публикациям 1950—60-х гг. Дело в том, что в них отсутствовали подписи, хотя в оригиналах они имелись. Это было обусловлено следующим обстоятельством: после ХХ съезда КПСС партийные идеологи разрешили публиковать документы, подписанные лицами, “впоследствии отстраненными от руководства”, но с указанием лишь названий учреждений, из которых они вышли. .До этого же публикация документов, подписанных репрессированными в 1930—40-е гг., практически была невозможной. На это, в частности, указывает история с подготовкой к изданию 4-го тома сборника “Документы и материалы по истории Белоруссии”. Часть включенных составителями в макет сборника документов была подписана лицами, которых впоследствии разоблачили как “врагов народа”, а также лицами,” политические биографии которых неизвестны”. Рецензировавшие сборник сотрудники ИМЭЛ и ГАУ СССР предложили редакторам сборника получить разрешение от ЦК КПБ на публикацию таких документов. Как и следовало ожидать, высший партийный орган республики дал разрешение на опубликование минимального количества подобных документов .

К сожалению, проблема с подписями под документами не ограничивалась только кругом лиц, репрессированных в указанное время. Не указывались также фамилии людей, которые через много лет после создания документов, под которыми стояли их подписи, были осуждены, выехали за границу (и не только по политическим мотивам). Если же случались “проколы” и на страницы документальных сборников все-таки попадали фамилии подобных лиц, это становилось предметом обсуждений в высших сферах партийного руководства и неизбежно влекло за собой соответствующие оргвыводы.

В ряде случаев в публикациях могут воспроизводиться и заверительные подписи. В изданиях научного типа они представляют составную часть документа; в изданиях научно-популярного типа заверительные подписи передаются в тех случаях, когда они имеют значение для изучения истории документа. Наличие заверительной подписи уже показывает, что перед нами—не подлинник, а заверенная копия , которая не имеет подписей, хотя фамилии лиц, подписавших в оригинале документ, могут воспроизводиться.

Важное значение при передаче текста публикуемого документа имеет устранение его неисправностей (так называемая эмендация текста). Смысл ее заключается в том, чтобы при наличии в тексте неисправностей, дефектов предоставить в распоряжение пользователя исправный текст.

Подход к решению вопроса о погрешностях текста остается в археографии общим: любые правки текста возможны лишь при условии, если они не наносят ущерба источниковедческой полноценности публикации. Проблема заключается в том, чтобы публикатор четко представлял себе границы возможной работы по приведению текста в исправный вид, иными словами, конкретно знал, что можно исправлять и при каких условиях, а чего никогда ни при каких условиях исправлять нельзя.

Приемы устранения описок автора, ошибок и опечаток при копировании текста, пропусков и пр. зависят от типа издания и времени происхождения документа. Орфографические ошибки, явные описки ( например, двукратное написание отдельных букв, слогов, слов и пр.) устраняются в тексте. В издании научного типа в текстуальных примечаниях приводится при необходимости неисправное написание. В некоторых случаях явные ошибки, безграмотные фразы и пр. сохраняются в тексте дабы подчеркнуть индивидуальность личности писавшего. Так поступили, например, составители 5-го тома сборника документов “Восстание декабристов” (М.:Л.,1926), включавшего следственные дела членов общества Соединенных славян. Как пишет современный исследователь, “Составителей отнюдь не смущало то обстоятельство, что некоторые из “славян” недостаточно грамотно писали по-русски. Публикуя на страницах тома их собственноручные ответы на вопросные пункты Следственного комитета, они не изменили в тексте ни одного знака, не приглаживали и не исправляли безграмотные фразы”.

В качестве примера приведем выдержку из показаний А.И.Тютчева о возникновении у него передовых взглядов, которая передана археографами без каких бы то ни было изменений: “Валнадумчиская Мысле в Карениласъ атъ внушений другихъ. Кагда взашолъ вопщества. Сохранение в белорусских текстах начала ХХ в. явных с точки зрения современных грамматики и орфографии ошибок укажет на неусовершенствованность белорусского языка в этот период.

При публикации документов раннего периода в изданиях научного типа неисправности текста, не имеющие смыслового значения, сохраняются в тексте, а возможные исправные написания указываются в текстуальных примечаниях:

 

Из Баркулабовской летописи

  * Відаць, павінна быць 1585[ т.к.запись выше датирована 1585 годом—М.Ш.] (Помнікі старажытнай беларускай пісьменнасці.Мн.,1975.С.118)

Г. ранее июля 3.—Из листа польских послов Я.Кротошевского с товарищами об ”обидах”, причиненных им по дороге от Смоленска до Москвы

** Опущен текст об”обидах”, не имеющих отношения к теме сборника (л.283—286 об.)   (Русско- белорусские связи.Сборник документов(1570—1667 гг.)Мн.,1963.С.8)

№ 40—45

Из статистических сведений Комитета по делам культурно-просветительных учреждений при Совете Министров БССР о развитии сети библиотек республики за 1946—1950 гг.в разрезе по областям *

* Опущены статистические сведения, не относящиеся к теме издания.

(Библиотечное дело в БССР.С.94)

Наиболее сложной и до сих пор остающейся во многом дискуссионной является проблема сокращенной передачи содержания документов в виде регест, аннотаций, таблиц. Их целью является введение в научный оборот максимально широкого круга источников, преимущественно массовых, при минимальном объеме издания.

Регесты, аннотации, таблицы в сочетании с публикуемыми документами обеспечивают возможность наиболее полного освещения темы, сопоставления отраженных в документах типичных событий, фактов, деталей, позволяют увидеть распространенность, повторяемость и закономерность явлений. Они могут располагаться в сборнике под собственными номерами в сочетании с документами (как, например, в сборнике “Белоруссия в эпоху капитализма”. Т.1.С.22,23, 62 и др.), а также в приложении, научно-справочном аппарате. В перечне публикуемых документов после порядкового номера указывается: Регест, Аннотация, Таблица.

Остановимся более подробно на каждой из этих трех форм сокращенной передачи содержания документов.

Регест(от лат.regesta)—формализованное изложение содержания документа с сохранением его языка и по возможности структуры. Регесты выполняют две функции: 1) научно-информационную-—о наличии и содержании документов; 2) при передаче содержания массовых однотипных источников заменяют их публикацию. Они применяются во всех типах изданий за исключением учебных.

Как уже отмечалось, передача содержания документов путем регестирования вызывала в прошлом ( как, впрочем, и сегодня) неоднозначную реакцию среди археографов. В этом нетрудно убедиться, обратившись к статье С.Н.Валка “Регесты в их прошлом и настоящем”. Ученый подчеркивал, что даже некоторые преподаватели МГИАИ, специально занимавшиеся изучением проблем теории и методики археографии, видели в регестах “тенденциозно подобранные извлечения”, представлявшие собой по существу “фальсифицированный материал” .

Бурное развитие публикационной деятельности архивных и научных учреждений в 1960—70-е гг. , необходимость “преодоления” огромного массива важных в научном отношении документов привели к тому, что регестирование при публикации источников, особенно массового характера, получило широкое распространение в практике работы российских, белорусских , украинских археографов. В лекциях , посвященных истории белорусской археографии, мы уже отмечали, что сокращенная передача содержания документов применялась составителями 1-го тома сборника “Гісторыя Беларусі ў дакументах і матэрыялах”(Мн.,1936); еще раньше к регестированию в своеобразной форме прибегал А.П.Сапунов (Он, как известно, в ряде случаев заменял передачу текста документов пересказом их содержания, не оговаривая этого в примечаниях) . Иногда составители не сами занимаются регестированием с целью избежать повторения однотипных формуляров, перепечатки объемных и ранее уже публиковавшихся документов, а имеют дело с уже изготовленными “регестами”. Именно так, на наш взгляд, следует расценивать акты-пересказы, встречающиеся среди официальных документов Х1У—ХУП вв.(несколько таких актов опубликовала А.Л.Хорошкевич в многотомном издании “Полоцкие грамоты ХШ—начала ХУ1 вв.) . Правда, составитель не придал им особого значения, рассматривая акты-пересказы лишь в контексте подлинности документов (подлинник, копия, акт-пересказ, подложный документ).

Регесты встречаются и в изданном в 1984 г.1-м томе сборника “Белоруссия в эпоху капитализма” Они составлены в основном на объемные и ранее уже публиковавшиеся документы “для полноты освещения темы” Имеются регесты и в сборнике “Социально-политическая борьба народных масс Белоруссии. Конец Х1Ув.—1648 г.”(Т.1.Мн.,1988.

По типам регесты подразделяются на пространные и краткие. В прост ранных дается возможно полное изложение содержания документа с цитированием отдельных частей текста и с сохранением его структуры:

Регест

1861 г. марта 22.—Рапорт пружанского земского исправника гродненскому губернатору о недовольстве крестьян уезда условиями отмены крепостного права

 

Ознакомившись с Положением 19 февраля 1861 г., крестьяне Пружанского у., собравшись в уездном городе, заявили, что кроме этого Положения, которое их не устраивает, есть еще одно, которое им не показывают, поэтому они “и не намерены служить более, чем по 2 дня в неделю, сгонов же и ночных караулов не будут вовсе отбывать”. Крестьяне не послушались ни уездного предводителя дворянства, ни духовенства.

Земский исправник

ЦГИА БССР в г.Гродно.Ф.1.Оп.6.Д.73.Л.1—2.Подлинник.Рукопись

(Белоруссия в эпоху капитализма.Т.1.Мн.,1984.С.52)

Краткий регест представляет собой информацию о содержании документа в виде расширенного заголовка:

 

Регест

Удостоверение коменданту бронепоезда В.А.Пролыгину на право ношения оружия,выданное начальником 1 Минского революционного отряда

  НАРБ.Ф.35.Оп.1.Д.18.Л.13. Подлинник.  

№ 132

Г., ліпеня 25.—Паведамленне мінскага ваяводы Арсеннева Маскоўскаму ураду аб перашкодах у пабудове “острога” у Мінску.

( Беларускі архіў. Мн., 1930. Т. 3. С. 195)

 

№ 127

Донесение начальника Западно-Двинского отряда судов Н.М.Серебренникова в Морской генеральный штаб о мобилизации всех судов р. Западной Двины для нужд Красной Армии.

№ 217, Витебск 30 августа 1919 г.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии 1918—1920 гг. Мн., 1971. Т. 2. С. 188)

 

№ 132

Из краткого отчета командира партизанской группы С.И.Казанцева начальнику ЦШПД П.К.Пономаренко об организации и проведении диверсий против фашистских оккупантов в гор. Минске 6 октября 19413 г.

20 января 1944 г.

(В непокоренном Минске: Документы и материалы. Мн., 1987. С. 155)

В изданиях научного типа заголовки должны, как правило, включать все, выше указанные элементы; в популярных и учебных допустимо составление заголовков публицистического характера с вынесением необходимых элементов в подзаголовок или примечание:

 

№ 6

Самодержавие—это реки крови и слез.

Прокламация Минской группы РСДРП.

18 октября 1905 г.

(Хрестоматия по истории БССР. Мн., 1976. Ч. 1. С. 102)

Состав заголовка к военному документу помимо основных элементов может включать и некоторые специфические, например, время составления или передачи (часы и минуты); масштаб и год издания карты, по которой приводятся сведения; степень секретности и срочности. Здесь воспроизводится также делопроизводственный номер документа, ответом на который является публикуемый документ:

 

№ 10

Приказание командующего Белорусско-Литовской армией об укреплении основного рубежа фронта расположения армии.

13 час. 30 мин. (Борьба за Советскую власть в Белоруссии 1918—1920 гг. Мн., 1971. Т. 2. С.…

№108—117

Донесения руководителя разведгруппы И.Х.Маркова Логойскому подпольному райкому КП(б)Б о прохоэждении немецко-фашистских эшелонов через Минский ж.-д. узел с 28 сентября по 28 октября 1943 г.

30 сентября—30 октября 1943 г.

 

№108

Донесение № 115

30 сентября 1943 г.

№117

Донесение № 315

(В непокоренном Минске. Документы и материалы. Мн., 1987. С. 130—136) При наличии группового заголовка к ряду писем в заголовке к каждому из них указываются только номер и дата письма. Эти…

№ 12

Постановление 4-й сессии ЦИК БССР 7-го созыва “По вопросу о состоянии и ближайших задачах развития государственной и местной промышленности БССР”

27 января 1927 г.

(Индустриализация Белорусской ССР. 1926—1941 гг. Мн., 1975. С. 38)

 

№9

Постановление Президиума Центрального исполнительного комитета БССР “Об утверждении Положения о Центральном архиве Белоруссии и сметы на расходы” *

12 сентября 1922 г.

------------------------

* Из протокола заседания Президиума ЦИК БССР.

(Архивное дело в БССР (1918—1968): Сборник законодательных и руководящих документов. Мн., 1972. С. 18)

 

При наличии грамотно составленного собственного заголовка документа он может быть дан вместо редакционного с указанием в текстуальном примечании “Заголовок документа”:

№20

Положение о Едином государственном архивном фонде БССР*

28 мая 1927 г.

* Заголовок документа

(Архивное дело в БССР (1918—1968): Сборник законодательных и руководящих документов. Мн., 1972. С. 40)

В случае, если все документы сборника или его части публикуются с собственными заголовками, это целесообразно оговорить один раз в археографической части предисловия, не повторяя затем в текстуальных примечаниях.

При публикации творческих документов авторский заголовок сохраняется без каких-либо пояснений в текстуальных примечаниях:

Воспоминания Н.М.Никольского “Как мы пришли к партизанам”.

(Археографический ежегодник за 1982 год. М., 1983. С. 268)

Заголовок к иноязычному документу составляется на языке археографического оформления сборника:

Грамота Владислава 1У, подтверждающая постановление Могилевского магистрата, которым в предохранение города от пожаров и разных тревог запрещено жителям домы свои как в самом городе, так и предместии отдавать в наем евреям

1646

(Белорусский архив древних грамот. М., 1824. Ч.1. С. 97—Текст грамоты публикуется на польском языке—М.Ш.)

Если публикуется документ, целиком включенный в состав другого документа, заголовок составляется к публикуемому документу, а название документа, в составе которого он находится, приводится в подстрочном примечании. Знак сноски ставится к заголовку. При этом отточия не ставятся ни в начале, ни в конце текста документа:

Постановление СНК БССР “Об увеличении заработной платы промышленных рабочих” *

* Из протокола заседания

(Индустриализация Белорусской ССР (1926—1941 гг.): Сборник документов и материалов). Мн., 1975. С.34)

 

Разновидность документа устанавливается исходя из его формы и содержания в соответствии с научно-исторической классификацией документов. Если документ назван автором неточно, работа археографа по установлению правильной разновидности документа в изданиях научного типа отражается в текстуальных примечаниях.

Необходимо учитывать, что в 1920-1930-е гг. зачастую аналогичные документы назывались по –разному: приказ—постановление; отчет—доклад—очерк; донесение—сообщение; сводка—обзор и т.п. При определении разновидности документа, созданного в ХХ в., археографу может быть полезным первый раздел “Краткого словаря видов и разновидностей документов” (М., 1974), представляющий собой перечень основных видов документов с характеристикой их отличительных признаков.

Для обозначения разновидности документов до ХУ111 в. включительно может употребляться его собственное название, если оно имеет устоявшийся употребительный характер и верно отражает содержание документа. Если само название документа отличается от общепринятого, оно ставится в заголовке после указания вида документа в круглых скобках и кавычках:

№299

1509 г. февраля 9.- Судная грамота (“вырок”) вел. кн. лит. и кор. пол. Жигимонта 1…

№ 304

Г.] июня 9.-Судная грамота (“лист судовый”) воев. пол. Станислава Глебовича по делу дрисецких волостных людей и мещан тройдевлян о станционной повинности

№ 306

Г.августа 27.-Уставная подтвердительная грамота (“потверженье”) вел.кн. лит. и кор. пол. Жигимонта 1 мещанам г. Полоцка на магдебургское право

  К сожалению, в Беларуси в отличие от России, Польши только-только начинают…

Жалованные грамоты и подтвердительные жалованные грамоты

В Х1У—ХУ вв. в ВКЛ бытовал термин “грамота”; в конце ХУ—нач. ХУ1 его сменили “привилей”, “лист”. Для жалованных грамот, данных в ХУ—первой пол. ХУ1 вв., употреблялся термин “данина”. Если жалованная грамота или привилей повторяли предшествовавший документ аналогичного содержания, они именовались “подтвердительными”. Во второй пол. ХУ1 в. подобные привилеи получили название “конфирмационных”.

Уставные грамоты

Среди сеймовых документов широко распространенными были постановления (“ухвалы”) (напр.: Постановление (“ухвала”) Третьего Виленского сейма о… Термином “листы” обозначались документы, с помощью которых представители… К “листам” в значении “указных грамот” приближаются грамоты великих князей литовских жителям определенных местностей с…

Приказ члена Реввоенсовета Белорусско-Литовской армии А.М.Пыжева войскам 17-й стрелковой дивизии о ликвидации контрреволюционного мятежа в г. Гомеле

№ 9/3, Могилев 26 марта 1919 г.

20 час.

ЦГАСА. Ф. 1260. Оп. 2. Д.67. Л. 66—68. Телеграфная лента.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг.: Сборник документов и материалов. В 2-х т. Мн., 1971. Т. 2. С. 53—54)

 

Донесение начальника штаба Ставки М.Д.Бонч-Бруевича в Совет Народных Комиссаров о прекращении перемирия германским командованием

№ 198 17 февраля 1918 г.

ЦГАСА.Ф. 1. Оп. 1. Д. 119. Л. 209. Телеграфный бланк.

 

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг.: Сборник документов и материалов. В 2-х т. Мн., 1968. Т. 1. С.19)

 

Название “телеграмма” как вид документа сохраняется, если документ не может быть причислен к другой разновидности:

Телеграмма председателя Дриссенского городского Совета Л.Б.Урбана Совету Народных Комиссаров о наступлении германских войск

19 февраля 1918 г.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг.: Сборник документов и материалов. В 2-х т. Мн., 1968. Т. 1. С.21)

При публикации документов, распространенных в форме листовок, в заголовке указывается разновидность документа:

№ 126

Обращение Минского подпольного горкома КП(б)Б к трудящимся гор. Минска с призывом всеми силами и средствами помогать наступающей Красной Армии

ПА ИИП при ЦК КПБ. Ф. 1299. Оп. 1. Д. Л. Опубл. в кн.: Зборнік лістовак ўсенароднай партызанскай барацьбы у Беларусі у гады вялікай Айчыннай вайны… (В непокоренном Минске: Документы и материалы о подпольной борьбе советских патриотов в годы Великой Отечественной…

Запись разговора по прямому проводу командующего Западным фронтом М.Н.Тухачевского с командующим 16-й армией А.И.Куком о мерах по разгрому банд Булак-Балаховича

 

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг.: Сборник документов и материалов. В 2-х т. Мн., 1971. Т. 2. С. 522)

 

Если во время разговора по прямому проводу был передан документ, то разновидность последнего определяется по его содержанию с обязательным добавлением в заголовке слов “по прямому проводу”:

Запрос по прямому проводу членов ЦК КП(б)ЛиБ В.С.Мицкевича-Капсукаса и Я.Г.Долецкого в ЦК РКП(б) о роспуске правительства ССРЛиБ

  Разновидность документов, опубликованных в периодических изданиях, указывается… Имеет свои особенности и обозначение в заголовке автора и адресата публикуемого документа. Как известно, ими могут…

Письмо члена КПРП* с сообщением о подлготовке к выборам в сейм на Брестчине

* Автор и адресат не установлены. (Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное освобождение и воссоединение с БССР.Документы и…

З даведкі[Саюза кампазітараў БССР] аб развіцці музычнага мастацтва БССР у 1955 г. і планах яго развіцця у 6-й пяцігодцы

(Мастацтва Савецкай Беларусі.1941—1965. Мн., 1986. Т. 2. С. 194).  

Директива командования Западного фронта командованию Мозырской группы и 16-й армии о форсировании р. Березины и выходе на линию Бобруйск—Глуск

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии.1918—1920 гг. Сборник документов и материалов. В 2-х т. Мн., 1971. Т. 2. С. 353)   В боевых документах командования, отдаваемых по своему объединению или соединению, опускается обозначение автора…

Директива армиям фронта о переходе в общее наступление

(Директивы командования фронтов Красной Армии. М., 1974. Т. 3. С. 483. раздел сборника: Южный фронт)

Приказ войскам армии о решительном преследовании противника на правом берегу р.Белой

(В боях рожденная. 1918—1920. Боевой путь 5 армии. Иркутск, 1985. С. 119) При обозначении в заголовке военных документов автора или адресата указываются полные или общепринятые сокращенные…

Справка инспекторов отдела библиотек и музеев Министерства культуры БССР З.А.Кореньковой и Р.В. Нестеровой о централизованном комплектовании районных и сельских библиотек республики

20 мая 1956 г.

(Библиотечное дело в БССР. Документы и материалы. 1941—1956 гг. Мн., 1984. С. 183)

 

Должности и общественное положение лиц могут и не указываться в заголовках при условии включения этих сведений в развернутый именной указатель. Данное обстоятельство оговаривается в археографической части предисловия.

В заголовках к документам коллективных авторов(решениям, постановдлениям, резолюциям и т.д.) в каченстве атора указывается учреждение, предприятие или коллектив, от которого исходит документ:

Постановление Секретариата ЦК ЛКСМБ о направлении комсомольцев-добровольцев на выполнение специального задания

гор. Витебск 7 июля 1941 г.

(Комсомол Белоруссии в Великой Отечественной войне. Документы и материалы. Мн., 1988. С. 43)

 

Приветствие инвалидов гражданской войны Гомельскому губкому РКП(б) в связи с 25-летием РКП(б)

14 марта 1923 г.

(Письма трудящихся Белоруссии В.И.Ленину. 1917—1924. 3-е изд., перераб. и доп. Мн., 1980. С. 131)

 

В заголовках к документам коллективного авторства (челобитная, акт, приговор и т.п.) в качестве автора приводится обобщенное название группы людей с указанием их социального положения и местожительства, а лица, действовавшие от имени всей группы, не перечисляются:

Приговор Тростяницкого волостного схода Брестского у. Гродненской губ. против увеличения повинности по уставной грамоте.

Из оперативной сводки Полевого штаба Реввоенсовета Республики об освобождении… 22 октября 1919 г.

Оперативное донесение штаба 1Х военного округа во 2-й отдел Генерального штаба о проведении облавы и аресте 24 крестьянт дер. Ситница Лунинецкого повета по подозрению в участии в партизанском движении

10 октября 1924 г.

(Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальнойе освобождение и воссоединение с БССР. Т. 1. С. 223).

 

Если авторами или адресатами документа на равных основаниях являются несколько учреждений, то все они указываются в заголовке:

Поздравление секретарем Давид-Городокского подпольного райкома КП(б)Б Х.И.Севастьянчиком и комиссаром партизанского отряда “Советская Белоруссия” Пинской обл. И.А.Смотровым жителя дер. Рубель Т.М.Маляшкевича в связи с успешным выполнением боевого задания

26 августа 1943 г.

(Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны.(июнь 1941—июль 1944): Документы и материалы: В 3 т. Т.2. Кн. 2. Мн., 1978. С. 127)

 

Из постановления ЦК КПБ и СМ БССР “О мерах по упорядочению режима хранения и лучшему использованию архивных материалов министерств и ведомств БССР”

31 марта 1956 г.

(Архивное дело в БССР (1918—1968): Сборник законодательных и руководящих документов. Мн., 1972. С. 100)

 

Если документ адресован ряду однородных учреждений, адресаты в заголовке указываются в обобщенной форме во множественном числе:

Циркулярное письмои Гомельского губернского комитета РКП(б) уездным комитетам о развертывании работы подпольных комитетов партии

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг. Т. 2. С. 190)   Если документ, адресованный одному учреждению, направлен для сведения ряду учреждений, в заголовке указывается только…

Паведамленне газеты “Гродненская правда” аб аднаўленні помніка Э.Ажэшкі у г. Гродна

31 жніўня 1947 г.

(Мастацтва Савецкай Беларусі. Т. 2. С. 221)

Г. мая 12.—Из сообщения газеты “Минский листок” о торжественном открытии конки в г. Минске

[легенда]:Минский листок. 1892. 12 мая.

(Белоруссия в эпоху капитализма. Т. 2. Развитие капитализма в промышленности, положение промышленных рабочих и рабочее движение в Белоруссии 1861—1900: Сборник документов и материалов. Мн., 1990. С. 54—55)

 

Иноязычные названия периодических изданий в научных публикациях, как правило, приводятся на языке оригинала, в популярных и учебных—в транскрипции на язык археографического оформления издания:

Статья газеты “Kazetemowiec” об убийстве члена КСМЗБ Д.Скульчика в гродненской тюрьме

(Революционный авангард трудящейся молодежи Западной Белоруссии (1921—1939 гг.): Документы и материалы. Мн., 1978. С. Статья “Возвращение в Белоруссию” из газеты “Minsker Zeitung”

Акт минских подпольщиков Б.А.Маньковского, К.Н.Борисенка, П.Д.Баранова о диверсии на заводе им. А.Ф.Мясникова 16 сентября 1943 г.

(В непокоренном Минске. С. 110)   В тематических и пофондовых изданиях в заголовках к многоплановым документам указываются основные вопросы.

Инструкция для повстанческих поветовых комиссаров Гродненского воеводства

Конец марта—начало июня 1863 г.

(К.Калиновскитй. Из печатного и рукописного наследия. Мн., 1988. С. 70).

 

В заголовках к военным документам содержание обозначается в обобщенной форме:

Приказ войскам 16-й армии об отходе на новые рубежи в связи с оставлением г.Минска и активной обороне на всех направлениях

№ 148. г.Могилев 9 августа 1919 г.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг. Т. 2. С. 174)

При обозначении содержания оперативных документов (директив, приказов) обобщенно формулируется задача без перечисления частных задач:

Директива командования Западного фронта армиям фронта о переходе в наступление

КФ/139 12 мая 1920 г.

1 час. 20 мин.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг. Т. 2. С. 289)

 

При публикации части документа, имеющего нумерацию (в протоколе, отчете, докладе) указание на извлечение обозначается только в заголовке предлогом “из”:

Из отчета Белорусского республиканского совета профсоюзов об итогах Всесоюзного смотра культурных учреждений профсоюзов*--о смотре профсоюзных библиотек республики

Позднее 15 ноября 1949 г.

* Опущены разделы: “Организационные мероприятия”, “Лекционная пропаганда”, “Рост художественной самодеятельности”, “Внешкольная работа с детьми”.

(Библиотечное дело в БССР. Документы и материалы. 1941—1958. Мн., 1984. С. 69)

 

При частичной публикации протоколов в заголовке указывается только содержание публикуемой части, а для документов других разновидностей—содержание всего документа и через тире—содержание публикуемой части:

Из протокола заседания партийно-организационной тройки по Минской губ. о торжественном провозглашении Советской Социалистической Республики Белоруссии и распределении обязанностей в Военно-революционном комитете ССРБ

30 июля 1920 г.

(Борьба за Советскую власть в белоруссии. 1918—1920 гг. Т. 2. С. 414)

 

Из доклада председателя СНК БССР Н.М.Голодеда на 111 сессии ЦИК БССР 11-го созыва “О народнохозяйственном плане на 1936 г.”—об итогах работы промышленности за 1936 г.

2 февраля 1936 г.

(Индустриализация Белорусской ССР (1926—1941). Мн., 1975. С. 294)

 

В зависимости от вида документа имеются особенности и при обозначении их датировки.Так, делопроизводственные документы датируются по времени их подписания; телеграммы—по дате отправления (в случае отсутствия последней указывается дата получения, что обязательно оговаривается в текстуальном примечании); коллективные документы—по дате их принятия; документы. Вступающие в силу после их утверждения (уставы, положения, инструкции и т.п.)—по дате их утверждения; авторские документы—по дате их написания. На документы, составлявшиеся в течение какого-то времени (дневники, вахтенные журналы, мытные книги и т.п.) в заголовке через тире указываются даты начала и конца их составления. При частичной публикации таких документов в заголовке указываются даты написания только публикуемых частей текста.

Оперативные сводки и другие документы, относящиеся к срочным донесениям, датируются днем и часом, по состоянию на которые приводятся сведения:

Директива командования Западного фронта командованию 15-й и 16-й армий и Северной группы о занятии районов г. Молодечно и Минска

№ 01249/оп/сек., Витебск 19 мая 1920 г.

17 час. 10 мин.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг. Т. 2. С. 296)

 

К заголовкам военных отчетно-информационных документво, к докладам, отчетам и др. документам, сообщающим сведения за длительный период или на определенную дату, необходимо указывать эту дату, независимо от наличия даты составления документа:

Из доклада военного отдела Витебского губернского исполкома о формировании воинских частей на территории губернии с 9 марта по 15 апреля 1918 г.

Не ранее 15 апреля 1918 г.

(Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 гг. Т. 1. С. 83)

 

Книги (писцовые, мытные, приходные и др.) ХУ1—ХУ111 вв. Датируются временем первой и последней записей, а заведенные на один год—только годом:

Г.октября 4—1661 г. июля 27.—Из приходо-расходной книги Оружейной палаты.—Записи о выдаче слоновой кости белорусским резчикам

(Русско-белорусские связи. 1570—1667 гг.: Сборник документов. Мн., 1963. С. 439)

 

Г. апреля 9—августа 11.—Из таможенной книги г.Смоленска.—Запись о продаже поташа витебскому мытнику Провонию и шляхтичу А.Киселю

  Собственные материалы периодической печати(заметки, корреспонденции,…

Паведамленне газеты “Советская Белоруссия” аб гастролях Беларускага тэатра імя Я.Купалы у Польшчы

18 кастрычніка 1955 г.

[легенда]: Советская Белоруссия. 1955. 18 окт.

(Мастацтва Савецкай Беларусі. 1941—1965 гг. Т. 2. С. 106)

 

Обращение ЦК ЛКСМБ к трудящейся молодежи БССР о создании фонда помощи комсомолу Западной Белоруссии и Польши и поддержке его борьбы против фашизма

* Дата опубликования[в газете “Чырвоная змена. № 61 (209) от 21 сентября 1925 г.] (Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное…  

Г., мая 10.—Донесение помощника начальника Минского губернского жандармского управления в Департамент полиции о распространении прокламаций 1 мая в мест. Лоеве Речицкого у.

(Революционное движение в Белоруссии. 1905—1907 гг. Мн., 1955. С. 115)

При публикации документов ХХ в. дата обычно располагается под текстовой частью заголовка с новой строки, справа. Элементы даты указываются в прямом порядке (число, месяц, год):

Ліст сакратара ЦК КП(б)Б П.К.Панамарэнкі І.В.Сталіну аб становішчы ў Заходняй Беларусі пасля ўступлення на яе тэрыторыю Чырвонай Арміі

(Знешняя палітыка Беларусі: Зборнік дакументаў і матэрыялаў. Т. 3 (1928 г.—чэрвень 1941 г.) Мн., 2001. С. 162)   В процессе подготовки документов к изданию археографу приходится сталкиваться с вопросами перевода различной датировки…

Речь посла от Белорусского крестьянско-рабочего посольского клуба “Змаганне” И. Дворчанина в сейм о преследовании правительством белорусской печати

* Датирована на основании отношения отдела безопасности Виленского воеводского управления Виленскому окружному суду об обнаружении текста речи… (Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное…  

Из докладной записки в ЦК КП(б)Б секретаря Полесского подпольного обкома КП(б)Б И.Д.Ветрова о подборе партизанских кадров, боевой деятельности и массово-политической работе среди партизан и населения области за период с 1 августа по 1 ноября 1943 г.

Полесье 5 ноября 1943 г.

(Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Т.2. Кн. 2. С. 407)

 

В изданиях научного типа в заголовке указывается делопроизводственный номер документа, если он имеется. Обязательно указание делопроизводственного номера в пофондовых публикациях и изданиях документов одной разновидности..

Каждый публикуемый документ сопровождается контрольно-справочными сведениями о нем, именуемыми легендой.В ее состав входят поисковые данные (шифр), сведения о подлинности, языке (для иноязычных документов), способе воспроизведения, особенностях внешнего вида документа, в том числе описание печатей; ссылки на предшествующие публикации (если, разумеется, таковые были). Происхождение термина “легенда” применительно к археографическим публикациям, особенности ее составления и даже размещения стали предметом исследования специальной статьи С.Н.Валка, опубликованной в 1971 г. 2.В ней автор подчеркнул, что сам термин “легенда” (как, кстати говоря, и “археография”) “до сих пор употребляем только в нашей археографии” 3. Главная ее задача, по мнению Валка, состоит в том, чтобы дать возможность критически настроенным историкам представить опубликованный текст в его подлинном виде, узнать, “какие изменения он претерпел при воспроизведении, каков был во всем его целом тот документ, текст которого воспроизведен” 4.

В поисковых данных указывается местонахождение источника, по которому публикуется текст документа. Для хранящихся в архиве, отделе рукописей библиотеки, отделе письменных источников музея документов указывается название архива (библиотеки, музея) и система шифров, принятая в них: номер или название фонда (картона, коллекции и т.п.), номера описей, дел и листов. В отдельных случаях в связи с реорганизацией архивов целесообразно указывать и номер фонда, и его название. Известно, например, что вначале Национальный архив Республики Беларусь объединял комплекс документов бывших ЦГИА БССР в г. Минске и Центрального партийного архива, позже—бывшего ЦГАОР БССР и ЦПА. В этом случае, чтобы избежать путаницы необходимо кроме номера фонда указывать и его название.

Для публикуемых по периодическим изданиям материалов указывается название печатного органа и его выходные данные—место, год (для газеты—дата) издания, номер и страницы. Если указание на место издания содержится в самом названии издания (например, “Минская правда”, “Витебский курьер”), то в легенде место издания можно опустить. Указание на то, чьим органом является газета или журнал, приводится в перечне использованных периодических изданий или в примечаниях по содержанию.

При публикации текста документа по экземпляру газеты, хранящемуся в архивном деле, кроме данных газеты указывается также и шифр дела(в том случае, когда это периодическое издание является редким).

Для документов, текст которых печатается по предшествующей публикации, в легенде указывается ее название, выходные данные и страницы. Для документов, публикуемым по микрокопиям, микрофильмам или фотокопиям указываются поисковые данные этой копии и поисковые данные оригинала, включая зарубежные архивы. Для документов, публикуемым из частных собраний, в легенде указывается фамилия владельца собрания.

В легенде указывается, является ли документ беловым или черновым автографом, подлинником, отпуском, заверенной копией, копией, копией с копии и т.п. При публикации типографских, стеклографированных, гектографированных, ротаторных и т.п. экземпляров документов подлинность обычно не указывается:

З пастановы Савета Міністраў БССР “Аб збудаванні скульптурнага помніка В.І.Талашу”

21 ліпеня 1949 г.

[легенда]: ЦДАКР. Ф. 799. Воп. !. С. 208. Л. 403. Рататарны экз.

(Мастацтва Савецкай Беларусі. 1941—1956 гг. Т. 2. С. 226)

 

В изданиях научного типа в легенде обязательно указывается наличие всех выявленных текстов документов.

Особое внимание на способ воспроизведения документов обращается при публикации документов раннего периода. В этих случаях отмечается характер письма: устав, полуустав, скоропись и т.п. При публикации неофициальных документов также важно указание на автографичность рукописи, наличие в ней авторских помет и правок на писарской рукописи или в машинописи.

Материал, формат и количество листов, наличие печатей и филиграней, степень сохранности указываются, как правило, в изданиях научного типа при публикации документов раннего периода и неофициальных документов. При публикации иных документов указываются только необычные внешние признаки, например, необычный материал, хотя нечасто, но все же встречающийся и в документах новейшего времени (пергамен, береста, ткань, деревянные и глиняные дощечки и т.п.).

При описании печатей указывается их материал (восковая, мастичная, свинцовая и т.п.), форма, изображение, надписи, место расположения:

№ 4

[Не ранее 1 ноября 1338 г.—не позднее 1341 г.]—Договорная грамота кн. пол. Глеба и еп. пол. Григория с лив. Магистром и г. Ригой относительно порядка торговли весовыми товарами.

[текст]: Тако хочемъ мы горожане с мештерем:…

[легенда]: ЦГИА Латв. ССР. Ф. 673. Оп. 4.Ящ. 18. № 30. Подл., перг., 25х21 см. Полуустав. На обратной стороне соврем. нижненемецкая надпись: “Dit is van der wichte to Ploskow”. На обороте же архивные пометы конца ХУ1 в.: “Wegen der gewicht zu Poloczko”.

Внизу на шелковых шнурках привешены свинцовые печати: на красно-зеленом—печать князя Глеба размером 2,2х2,4 см.; на одной стороне всадник на лошади с копьем, вертикально поднятым (Напьерский (Акты. Стр. 53) предполагает, что это св. Георгий), на другой стороне—линейная надпись “ПЕЧА|ТЬ КНА|ЖА ГЛЄВОВА”.

На зеленом шнурке—печать епископа Григория 2,8х2,5 см., на одной стороне Богородица типа знамение, на другой линейная надпись: “ПЄ|ЧАТИ ЄПСПА | ГРИГО|РЫА.

Печати описаны: Срезневский. Древние памятники 1882. стр. 183.

Списки: А / ЦГИА Латв. ССР…№ 31. Пергамен 20,5х23,8 см., полуустав Х1У в…

Б. Там же…№ 32. Пергамен…

Публ.: Напьерский. Грамоты. № 7. Здесь же факсимиле. Датировано 30-ми гг. Х1У в.

Напьерский. Акты. № 74 (1330 г.)

LECUB.Bd.У1. № 3076. S. 489; Katalog № 936…БЭФ. Т.1. № 25. С. 83.

Отмечена: Боголюбова, Таубенберг. С. 17; Хрэстаматыя. С. 43—47.

(Полоцкие грамоты Х111—нач. ХУ1 вв.[Вып. 1]. Сост.А.Л.Хорошкевич. М., 1977)

В документах новейшего времени наличие печатей отмечается и дается их описание в тех случаях, когда это представляет исторический интерес:

Соцыялістычны рух на Беларусі ў пракламацыях 1905 году. Мн., 1927.

В изданиях научного типа при невозможности указать все предыдущие публикации документа указываются первая или наиболее точная и полная и те последующие, которые содержат разночтения с публикуемым текстом:

Помещенные в сборнике[К.Калиновский. Из печатного и рукописного наследия] фотокопии “Мужицкой правды” хранятся: № 1 в ЦГИА СССР, фонд 111 отделения, 1 эксп., 1862 г., д. 230, ч. 2, л. 62; № 2—7—в ЦГИА Литовской ССР, ф. 1248, оп. 2, д. 1519, л.93, 275; Ф. 439, оп. 1, д. 12, л.165; Ф. 438, оп. 1, д. 18, л. 7—10…Некоторые номера перепечатывались повторно и имели отличия. Ниже приведен список основных публикаций “Мужицкой правды”:

Савецкая Беларусь. 1923. 24 жн. (№5, на бел. яз.); Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі. Мн., 1940. Т. 2. С.480—483 (№ 1,5, 7, на бел. Яз.); Беларуская літаратура Х1Х стагоддзя. Хрэстаматыя. Мн., 1971. С. 177—181 (отрывки из № 2, 3 на бел. яз.); Антология мировой философии. М., 1972. С. 525—527 ( отрывки из № 1, 3 на рус. яз.)

(К.Калиновский Из печатного и рукописного наследия. С…)

 

В популярных изданиях указывается только первая или наиболее известная публикация. При большом количестве ранее публиковавшихся документов это оговаривается в предисловии. В учебных изданиях в легенде оговариваются только те случаи, когда документы публикуются впервые: “Публикуется впервые”.

Легенда может быть сокращена за счет указания в археографической части предисловия повторяющихся однородных элементов (названия архива, фонда—при публикации документов одного архива или одного фонда; подлинность, способ воспроизведения). Так, например, опубликованы документы в сборниках “Русско-белорусские связи. (1570—1667 гг.)” Мн., 1963 и “Русско-белорусские связи во второй половине ХУ11 в. (1667—1686 гг.)” Мн., 1972. Поскольку все они взяты из ЦГАДА, в легендах отсутствуют указания на архив.

В большинстве случаев легенда помещается вслед за текстом документа. В изданиях научного типа она может располагаться и перед текстом, после заголовка (См., напр., “Декреты Советской власти”, готовившиеся С.Н.Валком или “Беларускі архіў”, подготовленный к изданию Д.И.Довгялло).

И в заключение несколько слов о систематизации документов и структуре издания. Последняя зависит от типа, вида и формы публикации. Так, однотомные издания научного типа содержат, как правило, следующие элементы в такой последовательности: двухчастное предисловие; список сокращений; текст документов; примечания по тексту и содержанию; указатели; перечни;; оглавление с перечнем публикуемых источников. В серийных изданиях первый том содержит общее для серии предисловие.

Сборники популярного типа содержат почти все те же элементы но в более “облегченном” виде. Издания учебного типа ограничиваются кратким предисловием общеисторического характера, пояснительными текстами к разделам, текстами документов, сопровождаемыми очень краткими текстуальными примечаниями и примечаниями по содержанию, терминологическим словарем (при необходимости) и рекомендательной библиографией с перечнем публикуемых источников.

Что касается группировки документов в издании, то это зависит от ее вида, объема, хронологических рамок и т.п. Документы могут систематизироваться по хронологическому, тематическому, географическому, номинальному, а также смешанным признакам: хронологически-тематическому; тематически-хронологическому и т.п. При расположении документов по хронологическому признаку первыми идут источники, имеющие полную дату: 25 мая 1920 г.

май 1920 г.

1920 г.

Документы, датированные приблизительно, располагаются в следующей последовательности:

ранее 25 мая 1920 г.

не позднее 25 мая 1920 г.

25 мая 1920 г.

не ранее 25 мая 1920 г.

позднее 25 мая 1920 г.

Таким образом, главная задача, которую должен решить археограф, готовя документы к изданию, заключается в следующем: создать как можно более соответствующие оригиналам образы публикуемых документов, с которыми в дальнейшем могли бы работать пользователи, не испытывая потребностей в обращении к первоисточникам.

Лекция 7. Научно-справочный аппарат к документальным изданиям

 

В предыдущих лекциях речь уже шла о задаче научно-справочного аппарата (НСА) к документальным изданиям. Она заключается прежде всего в том, чтобы сообщить пользователю максимум сведений о публикуемых и выявленных источниках. Добротно составленный НСА значительно обогащает тексты публикуемых документов, помогает пользователю работать с ними так, как если бы он работал с оригиналами.

В зависимости от типа, вида и формы издания определяется и состав НСА. В изданиях научного и популярного типов, которые реализуются преимущественно в форме серии или отдельного сборника , в состав последнего входят, как правило, предисловие, примечания по тексту и содержанию, указатели, хроники, список сокращений, терминологический словарь (при необходимости), библиография, перечень публикуемых документов, оглавление (содержание).Для публикаций в периодических и продолжающихся изданиях НСА ограничивается предисловием и примечаниями.

В изданиях, включающих документы на разных языках, НСА в зависимости от типа и вида издания может составляться на одном или нескольких языках. Так, например, в сборнике “1863 rok na Minszczyznie” предисловие и примечания исполнены на польском языке, а именной и географический указатели, с учетом характера включенных в сборник документов (на русском и польском языках)—на русском и польском., в двухтомнике “Мастацтва Савецкай Беларусі”—только на белорусском, в серийном издании “Знешняя палітыка Беларусі”—на белорусском и русском.

Итак, как мы уже отметили, любое издание, независимо от его типа, виды и формы, открывается предисловием. В научных и популярных изданиях последнее состоит из исторической и археографической частей. К публикациям документов в периодической печати, а также к изданиям учебного типа составляется, как правило, краткое общее предисловие с изложением существа темы, которой посвящены публикуемые документы, указывается место хранения последних.

В исторической части предисловия в изданиях научного типа содержится определение целей и задач издания, обоснование его темы (для тематических изданий), анализ предшествующих документальных публикаций и исследований по теме, характеристика источниковой базы, источниковедческая и историографическая оценка издаваемых документов, сведения об авторе и истории публикуемых документов (для мемуарных и эпистолярных источников) и т.п.

С учетом характера публикации определяются и особенности подготовки исторической части предисловия. Так, в пофондовом издании рассматривается история фондообразователя (учреждения, организации, отдельного лица), характеризуется его деятельность. В изданиях документов одного вида раскрывается научная значимость источников данного вида, при необходимости объясняется целесообразность включения в издание источников другого вида. В изданиях документов одного лица историческая часть предисловия представляет собой биографический очерк автора документов, дополненный изложением истории публикуемых документов.

Археографическая часть предисловия в изданиях научного типа содержит сведения о составе, структуре издания и приемах публикации документов. В ней дается характеристика использованных фондов, коллекций, печатных изданий; излагается обоснование принципов отбора документов для издания; приводится характеристика объема работы по выявлению и отбору документов; отмечаются особенности подготовки издания; указывается характеристика НСА; перечисляются все учреждения и лица, принимавшие участие в выявлении и археографической обработке документов, составлении НСА и т.п.

В серийных изданиях предисловие составляется ко всей серии и к каждому тому. Общее предисловие содержит определение целей и задач серии, обоснование темы, перечисление архивов, документы которых включены в издание, план построения серии, изложение особенностей ее подготовки, характеристику НСА, состав учреждений, участвовавших в подготовке издания и т.д.

Предисловие к популярным изданиям составляется по несколько упрощенной форме. В его исторической части определяется значение темы издания и дается краткая оценка предшествующих публикаций (разумеется, если таковые были). В археографической части указываются источники выявления документов, приводятся их оценки, даются пояснения по отбору документов, передаче их текстов, археографическому оформлению, сообщаются сведения об НСА, составителях издания, круге потенциальных пользователей (на кого рассчитано издание).

В предисловиях к учебным изданиям определяются его задачи, приводятся данные о структуре и НСА издания, а также указывается круг пользователей, которым оно адресовано.

В популярных и учебных изданиях помимо предисловий могут составляться вводные пояснительные записки к разделам, как это сделано, например, к хрестоматиям по истории Беларуси. Их задача состоит в том. чтобы помочь пользователям, как правило, начинающим исследователям, быстрее ориентироваться в значительном массиве информации.

Важную информационно-справочную и сугубо научную роль играют примечания. Их задача состоит в том, чтобы прокомментировать вопросы, связанные с составом, содержанием (примечания по содержанию) и особенностями текста публикуемых документов (текстуальные примечания). Примечания сообщают дополнительные сведения, необходимые для углубленного изучения документов

Текстуальные примечания отражают результаты критики текста документов. Они обосновывают выбор текста, приводят разночтения; обосновывают установление автора, адресата, место и дату создания источника; разъясняют его неисправности (пропуски, непрочитанные места, повреждения) и особенности (наличие подчеркиваний, зачеркиваний, приписок, вставок, изменений почерка и т.п.); отмечают отсутствие подписей, наличие неразборчивых подписей, их количество, неточности цифровых данных; переводят иноязычные слова и фразы, расшифровывают имеющиеся в тексте единичные сокращения; указывают источники цитирования, поясняют купюры археографа, сообщают о сохранении заголовка документа, приводят собственные примечания документа и т.д.

Текстуальные примечания в изданиях научного типа должны содержать подробные сведения, дающие представление об истории создания текста, его особенностях и погрешностях, а также полную информацию об упоминаемых в тексте публикуемых источников документов.

При параллельной публикации иноязычных источников и переводов в одном издании примечания могут составляться на двух языках: к иноязычному тексту—на языке оригинала, к переводу—на языке археографического оформления издания.

Текстуальные примечания к изданиям популярного типа даются с меньшей степенью подробности и лишь в том случае, когда необходимо пояснить текст документа для правильного прочтения и понимания. В них разъясняются неисправности и особенности текста (искажения, пропуски, поврежденные места и т.п.), обосновывается датировка, поясняются термины и малоупотребительные слова, купюры археографа, переводятся иноязычные слова, даются отсылки к другим документам настоящего издания.

Текстуальны примечания в изданиях учебного типа содержат минимум пояснений, облегчающих правильное прочтение и понимание текста. В них приводятся переводы иностранных и устаревших слов, пояснение специальных терминов, даются указания на пропуски слов, сведения о дате составления документов. Здесь не дается обоснование извлечения и не излагается содержание пропущенных частей текста.

Текстуальны примечания обозначаются знаком сноски (цифрой, звездочкой, буквой). Чтобы не создавать затруднения для восприятия текста, их целесообразно размещать в подстрочнике на той же странице. В случае помещения их в конце документа, а тем более в конце книги, пользователь будет вынужден постоянно отрываться от текста.

Примечания по содержанию призваны помочь пользователю правильно понять и оценить содержание включенных в издание документов. В научных и популярных изданиях они сопровождаются ссылками на архивные и опубликованные источники, послужившие основой для их составления.

Целью примечаний по содержанию в научных изданиях является исправление неверных показаний источника о фактической стороне того или иного явления; оценка достоверности сведений, сообщаемых публикуемым источником; разъяснение сущности фактов, событий. Явлений, партий, организаций, отдельных лиц, упоминаемых в документе; раскрытие неясных или иносказательных упоминаний о событиях, лицах, предметах; сообщение дополнительных сведений об упоминаемых в документе фактах, лицах, учреждениях; сообщение биографических данных об упоминаемых в документе лицах (при отсутствии развернутого именного указателя); раскрытие содержания документа, упомянутого в тексте публикуемого источника; предоставление дополнительных сведений о событиях, предшествующих тем, которые отражены в документе или о том. как они развивались дальше.

Примечания по содержанию, основанные на выявленных, но не включенных в публикацию документах, а также на широком круге опубликованных источников, исследовательской литературе в ряде случаев представляют собой научное исследование по каким-либо частным вопросам, касающимся содержания публикуемого источника.

В изданиях популярного типа примечания по содержанию должны дать научную оценку исторических фактов, событий, содержащихся в документах сборника, раскрыть связь между ними. Рассчитанные на широкий круг читателей, они должны быть предельно краткими. То же самое можно сказать и применительно к аналогичным примечаниям в изданиях учебного типа.

Примечания по содержанию могут относиться к отдельной части документа, к документу в целом или к группе документов, связанных общностью происхождения, тематикой, видом и т.п. В научных и популярных изданиях, где объем примечаний может быть значительным, они, как правило, нумеруются арабскими цифрами и помещаются в конце книги в валовом порядке. Такой порядок размещения примечаний характерен для изданий последних лет; кроме того, он удобен и с чисто технической (полиграфической) стороны. Однако, это не исключает возможности размещения примечаний и в конце каждого документа (с самостоятельной нумерацией) и даже постранично (но отделяя их при этом от текстуальных системой ссылок).

При необходимости к документальным изданиям всех типов могут составляться хроники: историческая, биографическая и пр. Каждая статья хроники состоит из даты, обозначения факта, события и указания источника, на основе которого установлен факт. Они систематизируются так же, как и собственно документы, т.е. в хронологической последовательности. Если событие происходило в течение какого-то времени, оно помещается в хронике по начальной дате:

 

Асноўныя даты жыцця і дзейнасці К.Каліноўскага

6 лютага Хрышчаны ў Ялоўскім парафіяльным касцеле пад іменем Вікенцій (Вінцент). 1860 год 28 ліпеня Атрымаў пасведчанне пра заканчэнне універсітэта

Гродно, г. Гродненской губ.34, 245, 350

“Луч”, производственное обувное объединение, г.Минск 26,48,397   К серийным и многотомным изданиям научного типа может составляться специальный справочный том, включающий объединенные…

Хведченя Иван, кр-н д.Дудзинка Борисовского у. 35,47,84

Если одно и то же лицо упоминается в тексте документов под несколькими именами, то все сведения о нем и ссылочные данные сосредотачиваются под…   Казинец И.П. (Славка, Победит) 35,67,88

Из Словаря полонизмов, устаревших слов и выражений

Абвадовы—участковый полицейский

“Зубры”--так называли в Западной Белоруссии крупных землевладельцев, магнатов

Інтэрпеляцыя—запрос депутатов сейма правительству

(Борьба трудящихся Западной Белоруссии за социальное и национальное освобождение и воссоединение с БССР. Документы и материалы в двух томах. Мн., 1972. Т.2. С. 533—534)

 

Из терминологического словаря

Армата—пушка

Валка—битва

Вепр—боров

Врадник (врядник, урядник)—должностное лицо

Инстигатор—судебный чиновник в Речи Посполитой, докладывавший дела в судах, выполнявший функции обвинителя

Капитул—духовный совет при епископе.

(Социальтно-политическая борьба народных масс Белоруссии. Коонец Х1У в.—1648 г. Мн., 1988. Т. 1. С. 279—293)

Из Слоўніка паланізмаў і дыялектызмаў, адметных слоў і словаўжыванняў у беларускіх тэкстах

Пазуры—кіпцюры. Хцэ, хцэў—хоча, хацеў. (Кастусь Каліноўскі. За нашую вольнасць. С. 395—398)

Перечень документов, ранее опубликованных ГАУ БССР совместно с другими учреждениями

  В случае, если для издания привлекалось юольшое количество источников,… Архивные фонды, документы которых опубликованы в издании, группируются в перечне по архивам. Фонды перечисляются в…

Перечень использованных источников

ЦГАДА Ф. 389—Литовская метрика ЦГИА СССР