Российский федерализм. Статус национальных субъектов РФ. Россия как многоэтничное сообщество

По данным переписи 1989 г. население РФ составляет 147.021.869 чел., из них 9.865.946 чел. (81,5%) русские. 108 млн. чел. (73,5%) живут вне национально-территориальных субъектов РФ.

Наиболее крупными этническими группами, проживающими на территории России (свыше 1 млн. чел.) кроме русских являются татары (5.522 тыс. чел.), украинцы (4.362 тыс. чел.), чуваши (1.773 тыс. чел.), башкиры (1.345 тыс. чел.), белорусы (1.206 тыс. чел.), мордва (1.072 тыс. чел.), что в совокупности составляет 91,8% населения Российской Федерации.

Следующую группу по численности (от 300 до 1.000 тыс. чел.) составляют еще 15 народов России: чеченцы, немцы, удмурты, марийцы, казахи, аварцы, евреи, армяне, буряты, осетины, кабардинцы, якуты, даргинцы, коми, азербайджанцы.

На третьем месте по численности (от 100 до 300 тыс. чел.) такие этнические группы как кумыки, лезгины, ингуши, тувинцы, молдаване, калмыки, цыгане, карачаевцы, коми-пермяки, грузины, узбеки, карелы, адыгейцы, корейцы, лакцы. 31 этническая группа включает 10 до 100 тыс. чел.; 21 — менее 10 тыс. чел.

86 этнических групп лишены на территории России каких-либо форм политических образований: в их числе те, которые имеют государственность в постсоветском пространстве (украинцы, белорусы, казахи и др.) или за пределами его (немцы, корейцы, греки и др.) Но есть большая группа народов России, которые вообще нигде не имеют своей государственности (цыгане, курды, ассирийцы), в их числе и коренные народы РФ — малочисленные народы Крайнего Севера³².

Таким образом, этнические неравенства на пересечении этнического пространства РФ с политическим, формируя внутреннюю стратификацию, продолжают «и храниться как фактор латентной конфликтогенности.

Россия как федеративное государство. Россия — единственное федеративное государство из числа образовавшихся после распада СССР. В других государствах (Украина, Грузия, Азербайджан, Молдавия) автономии не стали субъектами, формирующими государственность и рассматриваются в контексте национальных меньшинства, что во всех четырех случаях обусловило переход скрытой конфликтогенности в открытую, а в Грузии, Азербайджане и Молдавии привело к силовым действиям и кровопролитию.

Кроме того, Россию (в отличие, в частности, от Эстонии, Латвии, Казахстана отличает существенное преобладание титульного народа не только в целом по Федерации, но и в большинстве регионов, включая республики, входящие в ее состав русские являются не только титульным народом, но и национальным большинством как в правовом, так и в численном отношении, превышая три четверти населения государства.

В других постсоветских государствах соотношение населения далеко не всюду складывается «в пользу» титульного народа. Так, в Казахстане по данным переписи 1989 г. казахов — 39,7%, в Латвии латышей — 52,0%, в Киргизии киргизов — 52,4 в Эстонии эстонцев — 61,5%, в Таджикистане таджиков — 62,3%. Доля титульного народа в составе населения страны выше, чем в России, только в Азербайджане (82,7%) и в Армении (93,3%) — после этнических «чисток», связанных с Карабахе конфликтом, они стали практически мононациональными.

В национально-территориальных субъектах РФ живет около 26 млн. чел., 1 которых титульные народы составляют всего 10 млн. чел., т. е. 38,5% всего населения. Кроме того, менее 55% общей численности титульных народов проживает в грани своих образований.

Уже этих данных достаточно, чтобы понять, что федеративное устройство 1 лишь весьма приблизительно отражает реальное расселение народов России. Если исходить из двух критериев —большинства представителей титульной национальности в границах своей автономии и проживания большинства представителей национальности в пределах своего образования, то этому принципу расселения будут соответствовать согласно переписи 1989 года³⁴:

Дагестан (доля «титульных» народов 75,1%, доля проживающих в субъекте РФ по отношению к общей численности титульного(ых) народов — 77,4%);

Чечня (соответственно 70,7% и 80,6%);

Кабардино-Балкария (соответственно 57,6% и 93,5%);

Северная Осетия (соответственно 53,0% и 83,2%);

Тува (соответственно 64,3% и 96,3%);

Чувашия (соответственно 67,8% и 51,1%), т. е. шесть национально-территориальных образований из тридцати одного³⁵.

Иными словами, национально-территориальные субъекты существуют на территориях со смешанным населением: так, в частности, карелов в Карелии — только 10,0%, в Хакассии хакассов 11,3%, в Башкортостане, где республиканская конституция закрепляет право на самоопределение лишь титульного народа, башкир — 21,9%, в то время как национальных меньшинств (в правовом значении) в 3,5 раза больше (в том числе более чем миллионное татарское население). В общей сложности в 17 национальных образованиях России доля титульного(ых) народа(ов) не достигает даже одной трети населения данного региона.

Таким образом, как этнодемографическая структура населения России (особенно в условиях этнической мобилизации), так и федеративное устройство РФ сами по себе являются немаловажным конфликтогенным фактором.

Реальную и потенциальную напряженность во взаимоотношениях Центра и национально-территориальных субъектов РФ усугубляют, в частности, политико-правовой фактор.

В период с лета 1990 года до зимы 1991 года на протяжении немногим более полугода после принятия РСФСР Декларации о государственном суверенитете, практически все российские автономии также приняли аналогичные документы, включающие в ряде случаев и требования о верховенстве и приоритете республиканского законодательства над российским, таким образом, объявив в одностороннем порядке о своем суверенитете в юридическом смысле этого слова.

Федеративный договор, подписанный в марте 1992 года всеми субъектами РФ установил определенные преимущества за республиками в части налогообложения, налоговых сборов, режима чрезвычайного положения, права собственности на природные ресурсы, расположенные на их территории.

Конституция РФ 1993 года провозгласила равноправие всех субъектов РФ (всего их — 89: 21 республика, 6 краев, 49 областей, 2 города федерального значения, автономная область и 10 автономных округов) в их отношениях с федеральным центром. Установлено три модели конституционного устройства: административно-территориальная (края, области и города федерального значения), национально-территориальная (автономная область и автономные округа) и национально-государственная (республики в составе РФ). Последняя модель и создала определенную правовую коллизию («государство в государстве»), которая позволяет весьма гибко трактовать соотношение республиканских и федеральной конституций, несмотря на то, что все субъекты «находятся» в составе Федерации, а не «образуют» ее36.

«Асимметричный» характер российского федерализма приводит к тому, что территориальные (так называемые «русские») субъекты РФ, с одной стороны, и рационально-государственные субъекты РФ, с другой, в действительности не равноправны, так как обладают различным уровнем властных полномочий и распорядительных функций. Даже ли не оценивать эффективность «асимметричного» федерализма, нельзя не заметить, что подобная «асимметрия» должна быть тщательно прописана и законодательно закреплена.

Действительно, в конституциях всех республик, за исключением Ингушетии, Калмыкии и Северной Осетии установлено, что они являются суверенными государствами, что противоречит ст. 5 Конституции РФ, ибо в ней отсутствует упоминание о государственном суверенитете республик. Именно это положение ставит в неравное положение административно-территориальные субъекты Федерации, нарушая тем самым один из основополагающих принципов федеративного устройства РФ — принцип равноправия, закрепленный в ч. 4 ст. 5 Конституции РФ.

А. Р. Аклаев выделяет четыре типа моделей конституций республик, по которым они рассматривают свое пребывание в составе РФ.

Договорная основа отношений. Так, из ст. 61 Конституции республики Татарстан следует, что Республика рассматривает себя как «суверенное государство, акт международного права» и устанавливает ассоциированные отношения с РФ «на основе Договора о взаимном делегировании полномочий и предметов ведения»» Аналогично определяется государственно-правовой статус в Конституции Башкортостана (ст. 70). Совершенно очевидно, что эти республики, во всяком случае, исходя из их собственных конституций, находятся с Россией в конфедеративных отношениях, что нарушает Основный Закон РФ.

Признание Федеративного договора как основы отношений, но с сохранением за республикой права на выход из состава РФ. Так, в частности, в Конституции Республики Тыва в ст. 1 указывается что Тыва «имеет право на самоопределение и выход из состава Российской Федерации».

Признание Федеративного договора как основы отношений, но одновременно с этим — провозглашение верховенства законов республики на ее территории. Так, в частности, в ст. 7 Конституции Республики Саха (Якутия) установлено, что Конституция республики «обладает верховенством на территории республики, и ее нормы имеют прямое действие». Аналогичная правовая норма зафиксирована в ст. 15 Конституции Республики Башкортостан, в ст. 11 Конституции Республики Тыва, в ст. 5 Конституции Республики Дагестан, в ст. 7 Конституции Республики Коми.

Полное соответствие нормам Конституции РФ принято в Конституциях Рее публики Северная Осетия-Алания, Калмыкия, Ингушетия.

Указанные несоответствия не могут не дестабилизировать не только правовое, но и политическое пространство Российской Федерации, которое на уровне соотношения с этническим пространством может быть обозначено как этнополитическое (национальные республики РФ).

По степени напряженности, на наш взгляд, возможно выделение 4 групп, входящих в состав РФ.

1. Отсутствие напряженности. В эту группу входят, прежде всего, православные республики финно-угорских народов (Карелия, Коми, Марий Эл, Мордовия, Удмуртия), которые отличаются:

а) малочисленностью титульных этносов (до 30%) за исключением Мордовии

б) длительностью совместного проживания с русским народом (вошли в нее России в 16-17 вв.);

в) вытеснением языка титульных народов на периферию социальной жизни (основным языком повседневного общения является русский);

г) занятостью представителей титульных этносов преимущественно в сельском хозяйстве.

Учреждение в феврале 1992 года Ассоциации финно-угорских народов, званной создать предпосылки «для формирования финно-угорского социально экономического, культурного и информационного пространства»38 и «признан» политического статуса за этими народами», организованное местными элитам не встретило отклика у представителей титульных народов, но было использовано для давления на Центр с целью получения максимума экономических льгот.

К этой группе республик примыкает Чувашия, где на фоне доминирования титульного народа (67,8%) тем не менее, этнополитический процесс носит сходный с финно-угорскими республиками характер в силу размытости национального самосознания экономически активного населения, что косвенно подтверждается избранием на пост президента бывшего министра юстиции РФ Н. Федорова, предвыборная платформа которого строилась на утверждении общегуманистических и гражданских ценностей.

2. Фоновая напряженность. К этой группе республик можно отнести южно-сибирские республики (Бурятию, Туву, Якутию) и Калмыкию, которые отличаются:

а) сохранением в социальной жизни родоплеменных (клановых) форм;

б) доминированием этно-экологических проблем (разрушение природной среды);

в) русской по кадровому составу промышленностью;

г) маргинализацией части представителей титульных народов. Стремление к повышению политического статуса, закрепленное, в частности, Конституциях Саха (Якутии) и Тывы направлено на обеспечение этнорегиональных экономических интересов (экономическая самостоятельность). Собственно национальное возрождение на фоне высокой степени аккультурации не встречает особого отклика у местного населения (так, например, на 250 тысяч бурятов основное национальное движение — Бурят-Монгольская народная партия насчитывает всего 100 членов)⁴⁰.

3. Потенциальная напряженность. Эту группу республик представляют прежде всего Татарстан и Башкортостан, которые отличаются:

а) исторической памятью народа об имевшейся в прошлом государственности;

б) развитостью этнонациональных радикальных движений (ТОЦ, Республиканская партия Татарстана, башкирское движение «Урал»)⁴¹;

в) административно-территориальными границами, не совпадающими с реальным расселением этнических групп;

г) внутриэтническими противоречиями, существующими между казанскими и уфимскими татарами.

Наиболее яркой тенденцией этнополитического процесса является стремление официальных элит, которое поддерживается национальными движениями, максимально повысить политический статус республик в составе Федерации. Радикальная масть национальных движений ориентирована на перспективу сецессии, которой «препятствует как не доминирующая численность титульных народов (в Татарстан — 48,5% татар и 43,3% русских; в Башкирии — 21,9% башкир), так и компромиссная политика республиканского руководства, избегающего прямой конфронтации федеральным центром.

4. Открытая напряженность и конфликт. В эту группу республик входят северо-кавказские республики РФ (Северная Осетия, Дагестан, Чечня, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея).

Этнополитический процесс в регионе определяется рядом факторов, о которых уже подробно говорилось ранее. Напомним наиболее существенные из них:

а) геополитическое значение Кавказа в целом и, в частности, Северного Кавказа;

б) территориальная чересполосица расселения северокавказских народов;

в) наличие единого «горского менталитета», который косвенно проявился в 1нии транснационального движения — Конфедерации народов Кавказа;

г) история вхождения Северного Кавказа в состав России (кавказская война XIX в.).

По мнению Г. С. Денисовой⁴², основным содержанием этнополитического процесса в регионе является нарастание этнизации в государственном строительстве, что наиболее остро проявляется в республиках с одним титульным народом — Чечне, Ингушетии, Северной Осетии и Адыгее. Конфликтогенность ситуации усилив нерешенность важнейших для полноценного функционирования этничности проблем — восстановления прав на историческую родину и воссоединения в единой целое «разорванных» частей этнической группы (адыги, ногайцы, осетины). Дестабилизирующим фактором для этого региона является и нерешенность как политического статуса Чечни, так и осетино-ингушских территориальных претензий⁴³.

Таким образом, соотношение этнического и политического пространства несет в себе латентную конфликтогенность, которая обусловлена как неопределённостью политико-правового статуса национально-государственных субъектов так и усилением этнонациональных процессов в ряде российских республик, прежде всего северо-кавказского региона.

5.5. Case-Study: Украинский «разлом»

Формирование единой украинской идентичности стало возможным лишь после 1991 года с объявлением независимости Украинской ССР. Сложности поиску национальной идеи, способной объединить все население крупнейшего после России славянского государства, впрямую обусловлены историческими перипетиям развития этого восточно-европейского региона.

Именно здесь, на территории современной Украины ищут прародину восточных славян, здесь же, стараниями потомков Рюрика, было основано и первоначальное Древнерусское государство, своего рода форпост европейской, христианской цивилизации на границе с неизведанными просторами евроазиатского континента. Отсюда началось продвижение еще единого русского народа на север, но больше всего на восток, вплоть до берегов Тихого океана, которых в середине XVII достигли экспедиции Пояркова и Хабарова⁴⁴.

Однако собственно Украина никогда не имела своей государственности исключением краткого периода в годы гражданской войны после 1917 года.

Веками это пространство было полем геополитического взаимодействия России, Речи Посполитой и Османской империи. Воссоединение украинских земель в ее единого государства закончилось только по результатам второй мировой войны включением в состав СССР Закарпатья, ранее разделенного между Венгрией и Чехословакией.

Судьба отдельных регионов современной Украины столь же различна, скол не похожи исторические судьбы этих территорий: многовековая разделенность дельных «частей» современного украинского государства сформировала совершенно разные культурные модели, политические, экономические и религиозные ориентации, с одной стороны, Левобережья и Новороссии, с другой, Правобережной Западной Украины — Волыни, Подолии и Галиции.

Свои современные границы Украина приобрела лишь в 1954 году после щедрого подарка Н. С. Хрущева, однако, даже если вынести за скобки крымскую проблему, восток, запад и юг Украины живут вместе лишь последние пятьдесят лет, более трехсот они развивались в рамках различных государств.

Восток. Москва, оправившись после столетий ордынского давления, закрепила свое влияние на части этих земель в 1654 году договором с гетманом Богданом Хмельницким, который принял покровительство России лишь от имени Левобережной Украины. Дальнейшие «приращения» России в этом регионе продолжились вследствие разделов Польши, когда империя получила Правобережную Украину, где влияние Польши и католицизма сохранялось вплоть до начала двадцатого века, однако после гражданской войны этот регион вновь попадает в состав польского Государства и уже окончательно воссоединяется в востоком лишь в результате «перекройки» границ, связанных со второй мировой войной.

Юг. «Дикое поле» — практически не заселенная территория, в течение веков лишь формально входившая в состав Крымского ханства, в конце XVIII века после победы России над Турцией получает название «Новороссия» (совр. Одесская, Николаевская, и Херсонская области) и активно заселяется русскими крестьянами из центральных губерний, украинцы-«мигранты», приходившие сюда на заработки, под влиянием численно преобладающих «москалей», особенно после стремительного роста городов с середины XIX века, с течением времени русифицируются.

Именно поэтому, как верно отмечает А. Миллер⁴⁵, оба этих региона Украины и России «проросли друг в друга» экономически и политически, к чему еще можно присовокупить и сложившуюся за годы совместного существования систему схожих стереотипов и ценностей, общего жизненного уклада и даже идентичности.

Попытка «украинизации» этих земель после образования УССР оказалась обреченной на неудачу, ибо новая волна русских переселенцев в сороковые годы окончательно закрепила не только статус русского языка как основного средства общения, но и в целом «российскую» ориентацию этих регионов.

Запад Украины развивался совершенно по-иному. Этноконтактная среда взаимодействия русских и украинцев сформировалась только в 1939 году и образ «русских» у большинства западных украинцев порождает достаточно однозначные ассоциации, связанные с коллективизацией, репрессиями не только против украинской интеллигенции, но и самого «духа» украинской идентичности. Романтизация бандеровского движения как национально-освободительного движения еще более усугубляет негативный фон восприятия России, а опосредованно — и русских. Не случайно, что именно Запад Украины стал социальной базой «Руха», созданного в 1989 году и после обретения независимости постепенно превратившегося из демократического «антисоветского» движения в этнонационалистическую «антироссийскую» партию.

Прежние государственные границы между Востоком и Югом Украины, с одной стороны, и Западом, — с другой, различимы до сих пор именно они превращают Украину из единого государства в политическое «сообщество регионов».

Если Запад Украины выступает за более решительные шаги в области экономических реформ и «прозападную» ориентацию Украинского государства, то Восток и Юг ориентированы на Россию не только в силу культурно-исторических мотивов, и своей экономики — здесь расположен нерентабельный Донецкий угольный бассейн и предприятия ВПК, бывшие прежде звеньями в производственных цепях союзной оборонки46.

Немаловажным фактором, дестабилизирующим украинскую государственность, является и кроме самого состава населения страны и его культурно-языковая политика.

Русских на Украине (11 млн. чел., около 20% всего населения) вообще труд назвать национальным меньшинством, особенно если принять во внимание тот факт что около половины граждан Украины и подавляющее большинство жителей Востока и Юга называют русский в качестве более привычного и удобного средства общения (81,5%, ср. на западной Украине 23,0%).

Между тем после распада СССР все делопроизводство было постепенно переведено на украинский язык, более того, по свидетельству А. Миллера, большинство законодательных актов публикуется сегодня исключительно по-украински, впрямую нарушает права русского и русскоязычного населения республики. В школе русская литература попала в раздел иностранной, а высшая школа перспективе должна стать полностью украиноязычной. Для жителей востока сохранен лишь один российский телеканал ОРТ, на западе уже два года нет и этого.

Совершенно очевидно, что подобная политика не прибавляет «любви» к украинскому языку и культуре, но служит конфликтогенным фактором на ценностно-символической стадии его развития.

Украина — не федерация, и, следовательно, государство национальное. Вот какой «национализм» имеется в виду — этнический или политический?

Если обратиться к Конституции, то украинская нация вбирает в себя всех граждан республики независимо от этнического происхождения. Однако многие политики считают этнических украинцев «государствообразующим» элементом, русских же — «мигрантами» (по аналогии с Прибалтикой). Кроме того, крайние националисты вообще сожалеют о слишком быстром и легком процессе обретения Украиной своей независимости, что не позволило в полной мере сформировать в массой сознании образ «исторического врага» — русского человека⁴⁷.

По данным социологического опроса 1996 г., проведенного в десяти крупнейших городах Восточной Украины, 64% опрошенных скорее не согласны или совершенно не согласны с тем, что провозглашение независимости Украины было правильным политическим решением. Не случайно лозунги «сближения с Россией» «повышения статуса русского языка и культуры» стали наиболее популярным инструментом в борьбе за электорат Востока и Юга Украины, инструментом, которым, между прочим, удачно воспользовался впоследствии нарушивший взятые на себя обязательства президент Кучма⁴⁸.

В этих условиях становится ясно, что попытки формировать этническую нацию могут привести только к одному исходу — дестабилизации политической жизни, а в перспективе — и к развалу исторически «выстраданного» государства. С учетом глубокой региональной специфики фиксация в Конституции Украины принципа утилитаризма противоречит здравому смыслу самосохранения.

Современная Украина как сообщество регионов, а не государство в подлинном смысле слова, продолжает оставаться весьма уязвимой системой с ограниченным запасом прочности. Именно поэтому стремление утвердить свою идентичность счет отталкивания и даже отвержения России и всего русского, хотя и представляется наиболее простым способом формирования украинского национального самосознания, на деле может привести к «разлому» всего политического пространства Украины.